Заядлый Охотник; Я тоже буду Ополаскиватель и Мед

Он замечает хорошее в каждом. У Джимми очень сильная личность, это не преступление. Он умеет говорить то, что думает, честно, и это достойно восхищения. Так много людей в наши дни боятся задеть чувства других. Умение говорить жесткие вещи, это ведь что-то значит, верно? ...Ронять чувства людей нехорошо, но иногда это необходимо, не так ли? Как и шприц, за каждым уколом следует спасенная жизнь. Джимми пытался уберечь их, и это чего-то стоило. Он пытался, просто посмотрите на него, пытается уберечь их, когда способный капитан Керли подвел. Он носит титул, пришивает корону к своей голове, чтобы ее нельзя было снять, она слишком тяжела для любой другой головы здесь, может быть, даже для его тоже, но он предан. Так это выглядит, во всяком случае. Дайске лежит неподвижно на своей кровати, Джимми за ним. Они спят рядом друг с другом, соседи. Он милый, Дайсуке дико крутится во сне, будит себя и Джимми, но Джимми только вздыхает, переворачивает его обратно и даже накидывает на него одеяло. Он милый. Он просыпается на руках сегодня ночью. Он сонно моргает, зевает, когда просыпается от ощущения руки, держащей его сзади, а другая рука перекинута через него, когда он лежит на боку. «Хм?» — моргает он. «Спи еще», — тут же говорит Джимми, голосом, хриплым от сна. Сразу после того, как Дайске услышал его храп, он, конечно же, снова заснул. Дайске ничего не говорит, просто лежит, позволяя себе проснуться, наблюдая, в какой ситуации он оказался. Он... в порядке. Джимми просто держит его под одеялом. Любой другой человек мог бы проверить, нет ли на его теле чего-то, чего раньше не было, но он не чувствует ничего необычного. Мужчина просто... держит его. Он хочет спросить, почему, но он снова спит. Он не хочет будить Джимми. Он чувствует его дыхание на своей шее, подъем и падение своей груди, биение своего сердца. Жив, да, жив, все еще живы, и это хорошо. «...Дайске», — зевает Джимми. «Ты застыл, почему ты такой напряженный?» — тихо спрашивает он, не желая разбудить остальных. «Ты обнимаешь меня», Джимми немного помолчал. «Ты все время катаешься, так что я держу тебя на месте», — вздыхает он. «...Считай это одолжением и попыткой для меня немного поспать, чтобы ты больше меня не ударил», Дайске бледнеет. «Я ударил тебя?» «Ты это сделал», — говорит он, снова зевнув. Его дыхание... мятно-свежее. «Для безопасности всех, я либо буду держать тебя, как дикое животное в клетке, либо переведу тебя через дорогу, я слишком устал для последнего, мы сделаем это завтра утром». Дайске кивает. Джимми не ужасный человек, немного странный, но не ужасный. В конце концов он снова заснул.

***

Когда он просыпается, потому, что Джимми садится вне кровати. Мужчина поднимается с простыней, а Дайске держит глаза закрытыми, пытаясь услышать, что он может сделать. Джимми снова потягивается и зевает, потирая глаза ладонями, каждое движение довольно вялое. «Хм…» — он наклоняется и натягивает одеяло на Дайске, одновременно поднимая и свое, что было на его кровати, чтобы добавить его. «Ладно…» — он скорбно смотрит на кофемашину и вздыхает. С этим ничего не поделаешь, поэтому он просто уходит, натягивая по пути обувь. Когда он отворачивается, Дайске наблюдает за ним, гадая, что же происходит у него в голове. Какой странный человек. Он ждет, пока Джимми уйдет, прежде чем сесть, наблюдая, как тот выходит из комнаты и направляется в медотсек. Посещение Кёрли, какой кошмар. Дайске каждый день благодарит бога, что он не медсестра. Кёрли ужасно пахнет, он иногда беспокоится, когда идет туда, что его может стошнить. Боже, честь и хвала Ане за то, что она терпит это. Она не может быть чем-то большим, чем версией школьной медсестры из Pony Express. Терпеть это? Дайске бы просто умер. Он устраивается в постели, плотно завернувшись в одеяла. Спасибо, капитан.

***

Они одни в грузовом отсеке, вскрывают коробки. Джимми вздыхает, тяжело и громко, явно скучая. «Я собираюсь убить себя», — говорит он прямо. Дайске кивает. «Согласен, чувак», Джимми издает звук, который нельзя назвать смехом, но очевидно, что он немного удивлен. «Это так много, знаешь, я удивляюсь, почему это не общепринятая практика — отправлять разные вещи, когда вы путешествуете в космосе», — размышляет Дайске. «Как будто я не знаю, это ооочень много ополаскивателя для, думаю, мы могли бы разделить половину этого с каким-нибудь другим кораблем и также доставить, я не знаю, вещи для двух других компаний или что-то в этом роде с дополнительным пространством. Может быть, продуктовую сеть! доставка несколько замороженных обедов или что-то в этом роде», Джимми кивает. «Капитализм. Дешевле, чтобы все делала одна команда. Два корабля — это около 9 человек, которых нужно кормить Pony Express и платить Dragonbreath», — объясняет он. «А нас — 5, одна поездка, обычно никаких проблем», Дайске вздыхает. «Так всегда, да?» — качает он головой, посмеиваясь. «Cest la vie, или что-то в этом роде», — говорит Джимми, разрезая очередную коробку. «Даже если бы это было обычной практикой, дела обстоят иначе, теория нас не прокормит», — говорит он. Дайске кивает. И так они продолжают в дружеском молчании. Дайске решает украдкой взглянуть на него, с любопытством. Наблюдает, как его волосы падают на лицо, как его глаза смотрят вниз в пустой сосредоточенности, как он управляет кухонным ножом, превращенным в канцелярский нож... …Какой жалкий на вид человек. Но! Но давайте попробуем быть позитивными! ...Он...выглядит...серьёзным? Он относится к своей работе серьёзно. Это хорошо, да? Это хорошо. Дайске отводит взгляд, когда Джимми поднимает глаза, почувствовав на себе его взгляд. «Ты в порядке?» — спрашивает Джимми. Он не из тех, кто говорит тихо, но голос у него всегда такой странный. Безрадостный, мертвый, плоский. Это не претензия, просто немного тревожно. «Я в порядке», — настаивает Дайске. «Извини, что ударил тебя во сне», Джимми снова фыркает, не смеясь, но он снова веселится. «Все в порядке, ну нет-», говорит он, вставая, чтобы потянуться после столь долгого наклона. «Мне не нравится, когда меня бьют, но ты буквально спала», говорит он. «Это не так, как будто ты проснулся и решил выбить из меня дерьмо», Ах, и он такой всепрощающий и понимающий. «Конечно, нет», — усмехается Дайске. «Мне гораздо больше нравится твое лицо без ударов!» Джимми кивает. «То же самое»,

***

Свонси у двери в комнату технического обслуживания, Аня в медицинском отсеке, а Джимми сидит один в гостиной, откинув голову на подголовник дивана. Дайске входит через дверь возле медотсека и видит, как Джимми гримасничает. «О, капитан, что случилось?» — говорит он, подходя, чтобы проверить его. «Ничего серьезного, просто голова болит», — признается он, приложив руку к лицу. «У меня всегда были очень сильные мигрени. Жестокое дерьмо», — вздыхает он. «Это пройдет». Дайске выглядит озадаченным. «Мигрень? Разве это не финальные боссы головных болей?» «Скорее тайный босс», — стонет Джимми. «Это дерьмово, но это пройдет, просто принеси мне запасную рубашку или что-нибудь еще, здесь слишком светло», — просит он. Брови Дайске взлетают вверх. О, так он знает о таких вещах? Он не показался Дайске человеком, который что-то знает о таких вещах. Это неожиданно. «Конечно, вот», — он снимает свою рубашку, складывает ткань, прежде чем накинуть ее на глаза Джимми. «Почему бы не пойти и не получить обезболивающее у кого-нибудь. Я уверен, что Кёрли справится и без одной банки». Джимми хрюкает. «Это хуже, Дайске, ему они нужны гораздо больше, чем какому-то парню с головной болью». Дайске сдувается. «Ой, прости…» Джимми машет рукой. «Не извиняйся за добрые намерения», — говорит он. «Просто хочу, чтобы ты немного подумал, у тебя есть голова на плечах». Как мило, он был таким милым сегодня вечером. Внимателен к ситуации Керли, несмотря на его собственную боль, говорит Дайске, что он умный. Это мило. «Могу ли я сесть с тобой?» — спрашивает Дайске. Джимми отвечает не сразу. «...Ну, если у тебя не осталось много работы, конечно, иди сюда», — он хлопает по дивану рядом с собой. И вот он сидит, откинувшись назад, и смотрит на ночной экран. Тишина, между ними так много этого. Все время, но, возможно, так и должно быть. Особенно сейчас, разговаривать сейчас некомфортно. Дайске смотрит на него, наблюдая за ним, желая вернуть ему рубашку, хотя именно он решил ею поделиться. Он забирает свою рубашку как раз перед сном, ложится на кровать рядом с Джимми и смотрит, как тот гримасничает и корчится от боли. Бедный Джимми. Он так старается, и вот это ему в благодарность? Головная боль? Дайске смотрит, как он ворочается, чувствуя себя ужасно. Он почти не хочет спать, он чувствует себя так плохо из-за того, что ударил его той ночью, что он боится, что может сделать это снова. Он думает передвинуть кровать, но нет, он уже удобно устроился на ночь. Поэтому он ждет, пока Джимми успокоится. …Он успокаивается. Вскоре он мирно расслабляется, тихонько похрапывая. Дайске вздыхает с облегчением, он не знал, что он держал дыхание. Он испугался? Зачем вообще задерживать дыхание? Он закрывает глаза, он устал сверх всякой меры.

***

Он снова в объятиях Джимми. Он стонет, когда просыпается, и Джимми тоже. «Ты же говорил, что собираешься передвинуть кровать», — устало жалуется Джимми. «Тебе просто нравится меня мучить, да?» Это должно было быть шуткой, но Дайске просто стыдно за то, что он пнул лежачего парня. Боже, надеюсь, он на самом деле его не пнул. «Извини, я устал и забыл», — шепчет он, не желая никого будить. «Я сделаю это утром, когда мы все проснемся», — говорит он. «Круто», и он снова опускает голову. Похоже, это все, что ему было нужно. «Я ведь тебя не ударил, правда?» Джимми качает головой. «Просто перевернулся, сегодня никакого насилия». Он притягивает его ближе. В чем смысл всего этого? Он… дружелюбный? Это не кажется правильным. Он был придурком на вечеринке, он никогда не был достаточно общительным ни с кем, нет, погодите! Керли! Это был его друг, и они оба всегда шутили. Он был дружелюбным. Боже, как глупо с его стороны, он, наверное, просто был в депрессии в последнее время. Неудивительно, что он казался таким озлобленным! Дайске позволяет себя держать. Если этому парню нужно было что-то держать, то пусть так и будет.

***

Ему становится все труднее и труднее сохранять позитивный настрой. Все вокруг такое пугающее. Красные огни повсюду - это цвет опасности, крови, огня. Ради всего святого, почему в экстренных ситуациях горят именно такие огни? Синий был бы намного приятнее. Он бы стал вампиром, если бы это означало, что он никогда больше не увидит красное солнце, этот великолепный ночной экран, раскинувшийся перед ним, единственный синий, который он мог видеть. Он бы прижался к нему лицом, если бы мог. Это прекрасно, так прекрасно, с изъянами, это нереально. Это нереально, но, боже, разве что-то должно быть реальным, чтобы чувствовать себя хорошо? Должно ли что-то быть реальным, чтобы чувствовать себя хорошо? Так ли это? А нужно ли это вообще? Он откидывается на спинку сиденья, там же, где сидел Джимми, и голова его, как и у него, откинута на подголовник. Это прекрасно, даже если это нереально. Боже, просто почувствовать что-то приятное в этом кошмаре… И тут на его плече появляется рука. «Ты выглядишь дерьмово», — это все равно что сказать «Я люблю тебя». На душе становится легче от беспокойства, и, конечно же, это добрый капитан, делающий для них все возможное, замечает, что он выглядит дерьмово. Джимми. Дайске вздрагивает. «О, эй…» Джимми хмурит брови. «Ты сегодня что-нибудь ел?» — спрашивает он. Дайске кивает. «Один прием пищи в день», — уверяет он его. «Если ты еще этого не сделал, кухня вся твоя». Он дрожал, все его тело тряслось от мысли о том, чтобы получить больше еды. Он раз или два подумывал отрезать себе палец. Мерзость. Джимми кивает. «Спасибо», — он сжимает его плечо и уходит. Капитан... капитан тоже милый. Немного пугающий, но кто не пугается, когда находится на краю пропасти? Это имеет смысл, и он даже не может вспомнить дни до крушения. С глаз долой, из сердца вон, а сейчас он выглядит просто прекрасно. Боже, тот день на вечеринке он помнит ясно, он не такой милый, каким себя ведет сейчас, но разве он должен быть таким, пока приятно, когда о нем заботятся?

***

Они сидят бок о бок у стены грузового отсека, глубоко в недрах извилистых поворотных коридоров, образованных полками, окруженными башнями коробок с ополаскивателем для рта. «Говорят, что на мед поймаешь больше мух, чем на ополаскиватель», — начинает Джимми. «Но я всегда предполагал, что это означает «нужно использовать разные методы, чтобы получить цель», Дайске кивает. Никому сейчас не хотелось вскрывать коробки. Они взяли перерыв. «Потому что если ты хочешь, чтобы появилось много мух, используй мед, и тогда в жизни ты будешь милее, добрее», — говорит он. «И мухи и люди, появятся», — говорит он, разговаривая руками. «Но используй ополаскиватель, и их будет появляться меньше, и если тебе нужно побыть одному, то используй это» Еще один кивок. «Я всегда думал об этом так же», — начинает он. «Мух можно поймать на мед, но нельзя поймать… не знаю, буквально любое животное, которому не нравится эта штука?» — он чувствует, как глупо он себя ведет, и это его бесит. «Чтобы добиться лучших результатов в жизни, нужно делать разные вещи, взаимодействовать с разными ситуациями разными способами, чтобы добиться хороших результатов», — говорит он. «Как и ты, ты все время так чертовски оптимистичен, но… это не может быть хорошо, не так ли?» — спрашивает он. «Это немного раздражает на самом деле, ты так себя напрягаешь, что однажды просто сломаешься», Дайске смотрит на него, медленно поворачивая голову к нему. «Было бы лучше, если бы ты думал, что я хочу умереть?» — спрашивает он. Джимми ахает. «Не говори ничего подобного, я не это имел в виду», — настаивает он. Он надолго замолкает. «... Я не знаю, куда я клоню, я устал», — признается он. «Я просто болтаю, что угодно, лишь бы день прошел, ты и я, нам нечего делать», — это прискорбно. «Но что на самом деле означает эта поговорка?» — спрашивает Дайске. «О, это как если хочешь, чтобы в жизни было все хорошо, просто будь добр к людям», — объясняет Джимми. Долгая тихая пауза, пока они оба сидят, разинув рты, висят открытыми, голод терзает их обоих. Это жалко, просто жалко. «...Тебе нравится мед?» — спрашивает Дайске. «Думаю, в обычный день я бы этого не выбрал, но сегодняшний день ведь не совсем обычный, не так ли?» — отвечает он. «А ты?» Дайске кивает. «Я бы сейчас съел это из твоих рук», — говорит он. «Раньше мне это никогда не нравилось, но теперь я бы съел все, что угодно», Джимми поворачивает голову, чтобы посмотреть на него, наблюдая, как Дайске скользит рукой по его ноге, скользя вверх по бедру. Он не может не удивляться, насколько это смелый поступок. Неужели здесь так ужасно? Неужели ему так нужно внимание? Хочет его? Конечно, почему бы и нет. «Ты голоден?» Дайске кивает. «Очень» Тишина… Джимми его не останавливает. Пусть парень будет таким милым, каким хочет. Он накормил Аню ополаскивателем, это все, что у него было. Дайске мог бы одолжить Джимми немного меда.

***

Дайске подумывает откусить его прямо сейчас. Его язык, просто его язык. Не будь грязным... Пока еще нет. Его никогда так не целовали, может, это и к лучшему. Он чувствует, что мог бы так думать об этом чувстве, несмотря ни на что. Он такой вкусный, мятный, что он мог бы съесть его прямо здесь и сейчас, и поэтому он отстраняется от поцелуя, даже когда Джимми наклоняется, отчаянно пытаясь удержать его от разрыва. Он хватает Дайске за челюсть. «Давай, чувак», — шипит он. Дайске решает, что не несет ответственности за свои действия, и если Джимми согласен быть съеденным заживо, то так тому и быть. Он снова целует его, чувствуя неловкость от полноты его рта, и на мгновение он задумывается, должно ли это быть таким же приятным, как это выглядит в порно. «Может быть, я просто не умею это делать». Такая возможность всегда существовала. Он тощий, они оба. Проделывать новые дырки в ремнях было не шуткой. Может, когда Джимми это сказал, так оно и было, но теперь это точно не так. Неважно, где он держит Джимми, это как держать кость, Джимми чувствует то же самое, когда сжимает Дайске. Может, поэтому это отстой. Ни один из них не особенно привлекателен, не в таком состоянии. Становиться больше голодным, чем возбужденным в такое время, кажется знаком того, что это правда. Он захватывает нижнюю губу Джимми зубами и на мгновение задумывается, сможет ли он оторвать ее и проглотить. Керли прекрасно обходится без своей, верно? Парень, который разбил корабль, должен был немного пострадать. …когда его мысли стали такими мрачными? Джимми никогда бы так не подумал. Возможно, думает Дайске, Джимми более хороший из них двоих, и это трагично. На спине, под его хваткой, грубой и болезненной. Его руки прижаты над головой, Джимми наклоняется, чтобы попробовать его на вкус. То, как ты трахаешься, не имеет значения в делах, связанных с тем, насколько ты хорош. Его хватка намного мягче, когда он рядом с ним в постели, и все кажется таким же приятным, как голубая луна «в небе» ночью. Это не любовь, но разве это должно быть приятным? Он чувствует, как Джимми напряжен у его ноги, нет смысла просить его просто остановиться и обнять его сейчас. Джимми тоже заслуживает свой голубой экран, и если он заключается в том, чтобы трахать его вместо того, чтобы обнимать, то так тому и быть. …потому что он не такой уж плохой парень. Правда. Он милый. Он позволяет Дайске кататься по ночам, прощает его, когда тот бьет его во сне, он жестоко честен по необходимости, он серьезно относится к своей работе, у него бывают мигрени, но он все равно бережет все таблетки для Кёрли, он так подавлен из-за Кёрли, бедный бедный Джимми, какой потрясающий капитан. Честь и хвала ему за то, что он все это пережил!

***

«Ты можешь пролезть, нам нужно попробовать». Джимми отступает, позволяя Дайске наблюдать за вентиляционным отверстием с безопасного расстояния. Он не хочет стоять где-то рядом с этими искрами. «Эм... Свонси сказал, что это небезопасно», — начинает Дайске, глядя на искрящиеся провода, свет в темной комнате пугающий. Эти чертовы красные огни. «Я знаю, что он забыл рассказать нам о капсуле, но он как бы знает все об этом корабле. Может, нам стоит просто подождать, пока он придет в себя...» «Ты сказал, что справишься». Твердый и, если Дайске не ошибается, раздраженный голос. Конечно, так и есть, Дайске ведет себя сложно с человеком, который до сих пор был к нему только добр. Если бы Джимми обиделся, это не было бы шокирующим. «Свонси хорошо тебя обучил, да? Пора это доказать. Он будет впечатлен, когда проснется. Горд». Он отходит еще дальше, давая ему возможность начать. «Он поймет, почему нам пришлось это сделать. Тогда он сможет объясниться». «Ты так думаешь?» «Дайске. Все рассчитывают на тебя... Это приказ капитана». Джимми был рядом с ним с самого начала, он всегда был хорошим капитаном, и как бы страшно это ни было, он не хочет судить, потому что никогда не заставлял его делать что-то болезненное. «Но Свонси...» — настаивает разум Дайске, на ум приходит страх увидеть его падение, но это было необходимо, это было необходимо. Джимми ненавидел его оптимизм, он сам это говорил, он бы не выбрал мед в обычный день, но он берет то, что поможет достигнуть нужной цели. Когда Дайске добирается до другой стороны, он лежит на полу, истекая жидким золотом.