Записки Мышонка — принца и волшебника

— Ты как, Мышонок? — спросил Блейз. Гарри прямо от порога забрала профессор МакГонагалл; Рон и Гермиона пошли к столу Гриффиндора, а Драко подсел к Теодору и принялся что-то ему рассказывать. — Жив. А ты? — Я думал, это страшилка. Что всё не так жутко. Ты быстро оклемался, кстати. — Я… — не то, чтобы я стыдился своей молитвы или хотел делать из неё секрет. Скорее, я сомневался, что Блейз поймёт, о чём я говорю. Но всё же закончил: — Я почему-то вспомнил молитву. Даже не совсем молитву, а рифмованный стишок, детский, охранный. И это помогло. Не только мы — весь зал сидел тише обычного, никто не смеялся, не шутил. А я вдруг вспомнил слова Паркера и сказал: — Дементоры будут стоять по периметру школы. — Шутишь?! — Серьёзно. Слово, которым описал ситуацию Блейз, было нецензурным, но очень метким. И он его повторил, когда директор Дамблдор в своём обращении подтвердил: дементоры будут охранять все входы в замок и контролировать периметр, чтобы не пропустить Сириуса Блэка. А потом директор представил двух новых учителей. Мистера Хагрида, лесничего, я знал давно, хоть и заочно. Как и остальные за нашим столом, я был сильно удивлён тем, что его повысили до профессора — будучи, по словам Гарри, Рона и Гермионы, крайне добродушным существом, он при этом запинался через слово и с трудом формулировал мысли. И с диким зверьём в лесу общался явно лучше, чем с людьми. — Куда катится Хогвартс! — протянул Драко. — И я должен буду учиться у этого? — А я говорил — не бери уход за магическими существами, — отозвался Блейз. — У Кеттлберна руки не было. У этого — мозгов. — Это несправедливо, — вступился я за Хагрида, — косноязычие и простое происхождение — ещё не признак глупости. Уверен, он очень достойный человек. — Который пытался вырастить дракона в деревянном доме? — шепнул мне на ухо Блейз, и я покраснел. Для всех Блейз добавил: — Уверен, уроки будут незабываемыми. Вторым новым преподавателем, который должен был вести у нас защиту от тёмных искусств, стал тот самый мужчина, который прогнал из нашего купе дементора. Тогда, если честно, я едва ли обратил внимание на его внешность, но теперь смог разглядеть внимательно. Профессор Римус Люпин выглядел бедным, больным и глубоко несчастным. В каштановых волосах заметно блестела седина, мантия была не просто старой, а залатанной в несколько местах. Даже со своего места я видел, что профессор бледный, осунувшийся и очень уставший. Конечно, Драко не мог промолчать: — На какой помойке он одевался? Я думал, выглядеть хуже Уизли невозможно. Я промолчал и предпочёл заняться ужином. Сплетничать о гардеробе казалось мне неприличным, но это был редкий момент, когда в душе я скорее соглашался с Драко. Одежда может быть сколько угодно старой, а достаток не указывает на достоинство человека. Но явиться на праздничный пир с заплатками на костюме? Это лежало за гранью моего понимания. В спальне разговоры крутились вокруг новых учителей, дементоров и Сириуса Блэка. К версии с вымершим городом и упавшим самолётом добавилось ещё две — от Теодора и, как ни странно, от Винсента. Причём в истории Винсента фигурировали ожившие мертвецы. Когда товарищи просветили меня, сообщив, что инферналы — вовсе даже не выдумка, меня начало мутить. Спалось очень тяжело, мутно. Резко проснувшись от какого-то неясного кошмара, я отодвинул в сторону полог и увидел, что Драко тоже не спит. Он стоял, запрокинув голову к круглому, похожему на корабельный иллюминатор окну, за которым сейчас ничего не было видно, и обнимал себя за плечи. Он обернулся — видимо, я слишком шумно возился с пологом. От оконной рамы исходил едва различимый тусклый свет, похожий на лунный. В нём тени были широкими, размытыми и очень страшными, но я справился с собой и, свесив ноги с кровати, встал на ледяной пол. Подошёл к Драко и остановился рядом. Наверное, после встречи с дементором ему тоже не спалось. Так, когда рядом бодрствует кто-то ещё, становилось легче — даже без разговоров. Мы долго стояли молча, пока оба окончательно не замёрзли. И ещё немного — постукивая зубами, переглядываясь и почему-то страшно развеселившись от этого. *** — Вы знали? — спросила Гермиона резким звонким голосом, подойдя к нам сразу после завтрака, перед первой трансфигурацией. — Едва ли… — пробормотал Блейз с опаской, и я его понимал. Гермиона явно пылала праведным гневом, а это было опасно. — Вы знали, что в Хогвартсе живёт целая колония домовых эльфов? Они готовят еду, стирают, убирают, и всё это — в рабских условиях, без оплаты! Вот! — она тряхнула жестяной коробочкой. Гарри и Рон, подошедшие вместе с ней, посмотрели обречённо, и я догадался — они уже видели содержимое коробочки, и оно им не понравилось. — Что это? — спросил я. — Значки. Начнём с агитации, — открыв коробку, Гермиона вытащила горсть крупных жестяных значков и положила один из них мне на ладонь. На сером фоне сияла красная надпись: Г.А.В.Н.Э. — Генеральная Ассоциация Восстановления Независимости Эльфов, — по слову проговорила Гермиона. — Гарри и Рон считают это смешным… — Потому что это смешно! — встрял Рон. — Не хочу я быть в говне! — Не в… Рональд! — разозлилась Гермиона. — Г.А.В.Н.Э.! — Это всё меняет, — сообщил Блейз, резко отворачиваясь. Плечи у него затряслись. Я пока держался, не желая обижать подругу, тем более, что дело-то было правильным. — Гермиона… — начал я, с трудом сдерживая улыбку, — ты же знаешь правила: я не могу говорить за себя — я выражаю мнение Короны. А Корона не может позволить себе вступить в «гавнэ»… Даже фигурально. Гарри и Рон заржали в голос, в глазах у Гермионы заблестели слёзы. — Но эльфов надо спасать! — торопливо добавил я и сунул значок обратно в коробку. — Только давай начнём с первого шага? Нужна не агитация, а информированность. Как насчёт… эм… листовок? За эти два года мы узнали, что Гермиона, загоревшаяся какой-то идеей, неостановима и стремительна. Мгновенно забыв о шутках про «гавнэ», она сунула банку со значками в сумку, вытащила пергамент и погрузилась в раздумья. Глаза у неё горели лихорадочно. — Что вы там говорили в поезде? — спросил Блейз, поворачиваясь и делая вид, что вовсе даже и не смеялся. — Эльфы, драконы, кентавры, оборотни? Мне уже страшно… — Ты забыл сквибов, — добавил Гарри. — Не смешно, — встал на защиту Гермионы я. — Это важные общественные проблемы, и их необходимо решать. Или хотя бы привлекать к ним внимание. — До тех пор, пока мне не нужно вступать в «гавнэ», я согласен, — вздохнул Блейз. Появилась профессор МакГонагалл и прекратила тему сомнительной ассоциации, с первой же минуты урока загрузив нас сообщением о том, что мы уже «не новички». И сходу завалила новыми формулами и теоретическими выкладками. По её словам, к концу года мы все должны были продемонстрировать существенно возросший навык превращений, а потому расслабляться ни в коем случае нельзя. У меня привычно затрещала голова. Профессор, стоя возле доски, то и дело задавала нам вопросы, и в какой-то момент я понял: она смотрит на Гермиону. Как будто ждёт, что уж на этот-то вопрос она непременно ответит. Или вот на этот. Или хотя бы на следующий. Она почти игнорировала поднятую руку Драко, в то время как Гермиона, слегка покраснев, сидела неподвижно. — Мисс Грейнджер, не могли бы вы перечислить четыре правила превращения неживого в живое? Класс, понимая, что происходит что-то странное, не шевелился. Никто не скрипел перьями, не елозил на стульях. Все ждали. — Простите, профессор, я не знаю, — вежливым тоном ответила Гермиона. — Что ж, конечно, это не было вашим домашним заданием… — растерянно согласилась профессор МакГонагалл, вздохнула и вернулась к лекции, но на Гермиону больше не смотрела вовсе. А с Драко сняла два балла за неаккуратное обращение с палочкой. — Идите, я задержусь, — шепнул Гарри, а я поспешил нагнать Гермиону по дороге в подземелья. Она шагала быстро, короткие, торчащие во все стороны кудряшки прыгали при каждом шаге. Поравнявшись с ней, я сбавил шаг и пошёл рядом. — Я поговорила с Дином Томасом, он отлично рисует, — сказала Гермиона совершенно спокойным тоном. — Он сделает основу для листовки, я напишу текст, а потом мы применим копирующее заклинание. Оно держится недолго, но для распространения материала по школе хватит. — Ты знаешь копирующее заклятие? — О, в этом году летом я изучала действительно полезные вещи, — резко отозвалась Гермиона. — Берти, нам нужна пресса, хотя бы внутренняя. Я поспрашивала, раньше в школе была газета, но потом несколько лет они не могли найти главного редактора, потом из школы выпустился их постоянный корреспондент, и все про это забыли. — Ну, фотограф у нас есть, — заметил Блейз, неожиданно появившись у меня за плечом. — Уверен, он всё ещё работает за шоколад и похвалу. Так, продолжая обсуждать листовки и газеты, мы спустились в подземелья, а в самом конце перемены к нам присоединился Гарри. Он быстро бежал, запыхался и выглядел раздражённым. — Что? — спросил я быстро. — Мой отец, Блэк и Люпин, — выпалил Гарри, не обращая внимания на удивлённые взгляды остальных. — Они дружили. — Люпин — в смысле, профессор Люпин? — О чём речь? — переспросил Блейз. — О Блэке, — отрезал Гарри. — И о том, почему он предал моих родителей, с которыми, если верить МакГонагалл, дружил много лет. — Слушай, Поттер, — начал Блейз, — я дал матери слово, что не полезу в дело Блэка. — Я тоже обещал, — пожал плечами я, а Гарри фыркнул: — И я. Что с того? Я не ловлю его. Я задаю вопросы о своих погибших родителях. Кто мне запретит? — Надо у Хагрида спросить, — мудро заметил Рон. — Он про всех всё знает. — Вот после урока и спросим, — согласился Гарри, уже заходя в класс. Профессор Снейп окинул нас, как обычно, пристальным суровым взглядом, прошёлся по кабинету между рядами и, будто подражая МакГонагалл, произнёс речь о том, что детские зелья закончились, а мы приступаем к изучению серьёзных составов, и малейшая ошибка может привести к катастрофическим последствиям. И он, профессор Снейп, эти последствия обеспечит любому, кто посмеет лениться или отвлекаться на его занятиях. — Забей, — прошептал Блейз, лениво перелистывая страницы учебника, — старящее и омолаживающее зелье можно варить с закрытыми глазами, почёсывая ухо ногой. Я улыбнулся, вообразив себе эту картину, и принялся читать состав на доске. Закончив с теоретическим объяснениями, декан велел приступать. Блейз выдал мне резать корень валерианы, велев: — Тонко-тонко, чтобы прямо до прозрачности, — а сам взялся за какую-то совсем уж фигурную нарезку свежей смоквы. Декан, обойдя весь класс, остановился над нами и неожиданно резким тоном, который обычно приберегал для гриффиндорцев, процедил: — Что это вы делаете, Забини? Блейз поднял голову, улыбнулся и ответил: — Режу смокву, сэр. — Как вы держите нож?! Блейз нахмурился. Посмотрел на нож в руке. На смокву. Серьёзно задумался, но сказал: — В… левой руке, сэр? — Переложите в правую! Блейз высоко поднял брови, покрутил в руке серебряный ножик и заметил спокойно: — Я левша, сэр. — Меня это не интересует. Есть правила нарезки ингредиентов, и если вам забыли их сообщить, это не мои проблемы! — голос профессора Снейпа сочился желчью. Я замер, как бывало всегда, когда декан начинал ругать кого-то другого. По позвоночнику прошёл холодок, в желудке стало неприятно-пусто, но в то же время тяжело. — Сэр, — осторожно начал Блейз, — левша не может резать правой рукой. Для нас даже специальный хват есть… — Вы сомневаетесь, мистер Забини, — прошелестел декан, и эта вкрадчивость звучала ещё страшнее, чем прежний резкий тон, — в том, что я знаю, как именно резать ингредиенты? Может быть, вы считаете, что справитесь с преподаванием лучше меня? — Нет, сэр. — В таком случае, возьмите нож в правую руку. Или получите ноль за этот урок, — и, круто развернувшись, профессор отошёл к своему столу. Блейз задумчиво крутил нож правой рукой, будто не совсем понимая, что с ним делать. — Я всё нарежу, — прошептал я, — а ты вари. — Ла-адно, — протянул Блейз и, отложив в сторону смокву, принялся толочь в ступке глаза тритона. — Что это было?! У меня не было ни малейшей идеи. Чем Блейз мог разозлить декана? Он же идеально варит зелья с первого курса! Или декан просто раз в год выбирает себе жертву? В прошлом году особенно доставалось неуклюжему Невиллу Лонгботтому с Гриффиндора, на первом курсе — Гарри, а теперь — Блейзу? Ощущение чудовищной несправедливости затапливало меня. В носу хлюпало, но я пытался сдержаться и не заплакать — просто не мог себе этого позволить. Я уже не первокурсник! Мне тринадцать лет, я принц, я выступаю перед людьми. Не должен я реветь, да ещё и в классе! Но за Блейза мне было так обидно! И вдруг я ощутил странное: тот момент, когда обида начала перерождаться в злость. И мне уже хотелось не лить слёзы, а стискивать кулаки. Блейз засыпал в котёл смокву, которую, конечно, я нарезал не так изящно, как он, и несколько раз помешал зелье. — Забини! — раздался окрик. — Вы считать умеете? Я видел, как у Блейза дёрнулись ноздри. — Да, сэр. — Сколько раз вы помешали зелье? — Шесть с половиной, сэр. — А что написано на доске? Я видел: шесть. Блейз пожал плечами: — Сэр, вы же знаете, эта половина помешивания позволяет компенсировать слишком сочную смокву. Если бы она была ещё сочнее, я помешал бы семь раз. — О, мистер Забини, — процедил декан, снова приближаясь, — вероятно, вы за лето получили звание мастера зельеварения, а я и не знал? — Нет, сэр. — В таком случае, извольте действовать так, как написано в инструкции! Эванеско! — наше зелье исчезло из котла, а профессор добавил: — Боюсь, у вас ноль за урок, мистер Забини. Меня он будто вовсе не заметил, а Блейз остался сидеть, глядя на пустой котёл круглыми от изумления глазами. *** — Я думал, он ко мне придирается! — воскликнул Гарри по дороге на обед. — Но я в зельях не разбираюсь и, действительно, постоянно творю дичь. Так что, в принципе, это хоть немного понятно. Но сейчас… — Он спятил! Просто спятил! — повторяла Гермиона. — Чувак, это было не круто… — протянул Рон. Блейз молчал. Я тоже не знал, что сказать, и злился на себя за то, что не вступился за друга. Что бы мне сделал декан Снейп? Снял баллы? — Вот что, — сообщил Блейз уже на подходе к Большому залу, — я схожу к нему вечером и спрошу, какая муха его укусила. — Он тебя сожрёт! — воскликнул Рон взволнованно, и я был с ним полностью согласен. — Подавится! — отмахнулся Блейз. — Может… лучше напишешь маме? — предложил я осторожно, а Блейз посмотрел на меня как на сумасшедшего: — «Мамочка, спаси, меня обижает злой дядя!» Так? Забейте, народ, я разберусь. Зато он отвалил от Лонгботтома и Поттера, меня в прошлом году уже тошнило от этих избиений младенцев. В прошлом году расписание у нас было плотным. Но в этом в нём появились дыры и окна, чтобы все ученики могли посещать выбранные предметы. Так что мы пожелали однокурсникам удачи на уходе за магическими существами, а сами отправились в библиотеку — воевать с огромным домашним заданием от МакГонагалл. Гермиона убежала к Дину Томасу, чернокожему улыбчивому парню с Гриффиндора, — рисовать листовку о положении домовых эльфов. А я, вяло листая справочник последовательных превращений, глубоко задумался. За лето я привык к тому, что в любой момент могу обратиться к Паркеру. И даже его связь с мистером Дженкинсом меня не удивила и не оттолкнула. В конце концов, я понимал, что моя учёба в Хогвартсе не может не быть делом государственной важности. И, раз уж так, мне приятнее было общаться с рыжим жизнерадостным Барни, а не с мрачным Дженкинсом, от которого меня тошнило. Я ловил себя на том, что хочу обернуться и спросить у Паркера: «Что происходит?» И знать, что он немедленно сообщит мне нужную информацию. Паркер обладал талантом узнавать всё, что угодно. При этом он предпочитал не книжные знания, а то, что называл «личной экспертизой». Например, когда я спросил его о проблеме загрязнения мирового океана, ему и в голову не пришло искать энциклопедию — он позвонил знакомому экологу. Декан сошёл с ума, не иначе. Почему, Паркер? Почему?! За окном было пасмурно, серо, не сентябрьская погода. И на душе — тоскливо. Блейз, сидя рядом, выводил завитушки на пергаменте и тоже о чём-то размышлял, а я не понимал, как спросить его, о чём. Мне было так легко в Хогвартсе в прошлом году, когда история с Тайной комнатой завершилась. Почему сейчас так тяжело? — Унылый Мышонок, — неожиданно заметил Блейз, широко улыбаясь. — Ты чего такой унылый? Я пожал плечами. У меня не было конкретных причин для грусти, просто я хотел домой, но куда это — домой — не имел ни малейшего понятия. — Пошли, — велел Блейз. — Куда? — Куда-нибудь. Разомнём ноги. Прав был Ронни, надо было брать уход за магическими существами. Хоть на улице бывали бы. Пошли, пошли, забей на книги! Но я всё-таки вернул справочники на место и аккуратно сложил в сумку письменные принадлежности, прежде чем выйти в коридор. Мы спустились в холл, дошли до дверей замка и одинаково отпрыгнули в сторону, давая дорогу стремительно шагающему Хагриду. На руках у него, почти невидимый за рукавами гигантской шубы, лежал Драко и громко стонал. Не сговариваясь, мы кинулись следом, хотя успеть за шагом нового профессора было не так-то просто — на его один нам приходилось делать по три. — Что случилось, сэр? — спросил я, когда Хагрид вышел из Больничного крыла, и прямо перед нами закрылись двери. — Дурак ваш приятель, вот что случилось! — рявкнул Хагрид. — К гиппогрифу полез, тот его и полоснул когтями. Оклемается! Хагрид пошёл обратно на улицу, а я тихо выдохнул и спросил: — Гиппогриф… Это что? — Крылатая такая штука… Ездовая. Немного лошадь, немного лев, немного орёл, — отозвался Блейз и поскрёбся в дверь. Не услышав ничего в ответ, он аккуратно толкнул створку, и мы просочились в обитель мадам Помфри. Драко лежал на первой же ко входу кровати, без мантии. Бинты обвязывали его руку от пальцев до плеча, пока мадам Помфри ворчала что-то о технике безопасности и сумасшедшей программе. — А вам что здесь нужно? — спросила она раздражённо, поправляя чепец. — Простите, мэм, — улыбнулся Блейз, — просто услышали о происшествии с Драко и решили узнать, как он. — Мордредова тварь мне чуть руку не оторвала! — воскликнул Драко, а мадам Помфри недовольно возразила: — Вот уж преувеличение! Ничего с вашей рукой не случится, мистер Малфой, лучше подумайте в следующий раз, куда её совать! — Он в порядке, мэм? — Будет, когда заживут царапины. Магическое существо — это вам не собака, придётся ждать, пока организм сам себя вылечит. А теперь уходите, пациенту нужно выпить зелья и поспать. — Мой отец ещё узнает, какие у нас тут уроки! — зло выплюнул Драко, за что тут же нарвался на ещё одну отповедь от нашего ворчливого доктора. — Погуляли… — обречённо вздохнул Блейз, и мы поплелись на древние руны. Придётся сделать очень подробный конспект для Драко, который пропустит первое занятие.