Замерзшая свобода

— Я убью его, — прошептал Гоуст, склоняясь к плечу Кёнига. Полковник лишь сильнее сжал Гоуста в ответ. Он знал, о ком идет речь, и всецело поддерживал решение Саймона, хотя часть его самого жаждала расправиться с Мёрком лично. Дрожь, пробегающая по телу лейтенанта в его объятиях, лишь подогревала ярость на русского. Господи, как же ему хотелось вырвать этому человеку глаза. — Теперь можешь меня отпустить, — пробормотал Саймон. Его уставший взгляд поднялся с плеча Кёнига и встретился с глазами австрийца. Слишком уставший, как показалось полковнику. Вместо ответа он прижал британца к себе, крепко обнимая его, словно стараясь защитить от всего мира. Гоуст фыркнул, но больше не возражал. Кёнига, однако, всерьез беспокоило, насколько истощённым выглядел лейтенант. Что бы ни сделал Мёрк, он явно использовал что-то сильное. Возможно, достаточно сильное, чтобы убить. Если русский действительно стремился его убить, то, возможно, простого захоронения заживо оказалось недостаточно. Мёрк хотел убедиться, что он... Помня об этом, Кёниг ускорил шаг, твёрдо решив как можно быстрее доставить лейтенанта к врачу. — Они его поймали? — хрипло прорычал Гоуст, его голос звучал как ворчание. Полковник понимал, что Саймон уже знал ответ на свой вопрос. Прайс и остальные пока не нашли Мёрка. Дождь успешно замел все следы, которые он мог оставить. Найти его теперь казалось почти невозможным. — Они работают над этим, — ответил Кёниг уклончиво. Саймону сейчас не стоило об этом беспокоиться, особенно в его состоянии. — Не говори мне ерунды, — сказал Гоуст, его голос стал тверже, а в глазах зажегся гневный огонёк. — У них что-нибудь есть или нет? — Нет, — вздохнул австриец. — Бля... Кёниг почувствовал болезненную тяжесть в сердце, ведь Гоуст был прав. Мёрк должен был заплатить. Полковник вспомнил пытки, которые они оба пережили, и не мог не понять: он должен был быть травмирован. Но почему-то он не чувствовал себя сломленным. Он был просто до безуямия зол. По словам Гоуста, Иоанн уже был мёртв. Кёниг не знал, как и почему это случилось, но одна эта мысль приносила ему странное удовлетворение. Люди всегда говорили, что месть не приносит счастья. Но они явно ошибались, просто, тц, было приятно знать, что эта сволочь мертва. Он уже напредставлял себе, как он будет радоваться, когда насадит голову Мёрка на пику. Возможно, это было немного незрело с его стороны, но он это понимал. Ему было уже похуй. Это уже не считалось местью — это было возмездие за то, что тот натворил. Практически все теперь преследовали русского из-за его маленького секретного проекта. Оставалось только время, прежде чем его поймают. Но полковник был решительно настроен ускорить этот процесс. Сейчас важнейшей задачей было доставить Гоуста в безопасное место. Образ его неподвижного тела в гробу, страшно застывшего, наверняка будет преследовать полковника во снах. Он не был уверен, что хуже — это или ужас в его глазах, когда он, наконец, придет в себя. Каждый раз, вспоминая это, гнев Кёнига на Мёрка только возрастал. То, что тот пытался сделать, то, что он сделал, было за гранью человечности. Полковник был удивлён, что Саймон не отключился полностью. Он казался... почти что в порядке. Это должно было бы успокоить Кёнига, но вместо этого лишь усиливало его беспокойство. Его рука осторожно гладила бок лейтенанта, где он держал его, глаза с тревогой искали на лице Гоуста признаки страдания. Их не было. Только крайнее истощение и лёгкая дрожь, как будто он был нем от всего происходящего. — Как ты себя чувствуешь? — мягко начал Кёниг, прижимая британца, заставляя его встретиться с его взглядом. Глаза Саймона медленно раскрылись, и полковник увидел в них такой измученный взгляд, какого он никогда не встречал до этого. — Было и получше, — слабо пожал плечами Гоуст, снова уткнувшись лицом в бицепс Кёнига. Полковник повернул плечо, заставив взгляд лейтенанта снова сосредоточиться на себе. — Саймон. — Ничего такого, чего бы не случалось раньше, — произнёс Гоуст, слабо улыбаясь. — Что...? — Полковник пытался говорить спокойно, ради Гоуста. Он в самом деле старался. Но, услышав эти слова, ему было невероятно трудно сохранять хладнокровие, и он застыл на месте. Слабый смешок сорвался с губ Саймона, когда он заметил реакцию Кёнига. — Что? Удивлён? — пробормотал Саймон, глубоко вздыхая. Кёниг уловил в его голосе лёгкую тревогу, будто Гоуст боялся раскрыть ему правду. Полковник постарался взять себя в руки и, не задерживаясь, направился к машине. Дождь усиливался, и в воздухе чувствовалась угроза грозы. Им нужно было поторопиться. — Да, можно так сказать, — прошептал Кёниг, когда в его голове начали появляться миллионы мыслей. Он постарался сдержать вопросы, решив подождать, пока они не окажутся в тёплой и сухой машине или, что ещё лучше, на защищённой военной базе. Где-то, где риск того, что что-то случится с ним или с Гоустом, будет минимальным. Время от времени Кёниг получал обновления от Прайса. Обычно они просто сообщали, что ничего не нашли, и проклинали Мёрка на все лады. Сейчас они пытались углубиться в лес и обследовать близлежащие дороги. Капитан уже позвонил Ласвэлл, чтобы она снова проверила камеры. Поисковые отряды уже были отправлены, а безопасность на границе усилена до предела. Россиянин не мог покинуть страну незамеченным. Он стал одной из главных целей спецназа с того момента, как стало известно о его контрабанде тайного оружия, и теперь его поимка была приоритетом как для них, так и для КорТак, который направил своих операторов в Великобританию для сбора разведданных. Шансов на то, что он сможет сбежать, практически не оставалось. Но пока Мёрк успешно избегал всех попыток найти его, даже не приближаясь к тому, чтобы попасть в руки. Как игла в стоге сена. Только вот эта иголка была опасной. Ещё пятнадцать минут ходьбы под холодным дождём, и два оператора наконец добрались до машины. Как раз вовремя, ведь, едва они оказались внутри, прогремел первый гром, и ветер усилился. В этот момент с Кёнигом связался Прайс. Шторм вынудил капитана, Соупа и Газа прекратить поиски и вернуться к машинам. Полковник понимал, что это было сделано ради их безопасности, но не мог не почувствовать раздражение: как такой незначительный фактор мог помешать поискам? Казалось, что всё, абсолютно всё, было на стороне Мёрка. Ради всего святого. Прайс также поинтересовался самочувствием Гоуста, на что полковник кратко ответил, что с ним всё в порядке. Однако он не был уверен, насколько это утверждение можно было считать правдой. Когда они сели в машину, Кёниг посадил Саймона на пассажирское сиденье. Лейтенант утверждал, что ложится на заднее сиденье и просто отдохнёт, но пробормотал что-то о том, что «он не принцесса» и «не нуждается в няньке». Кёниг не был уверен, что согласен с последней частью, учитывая состояние Гоуста. Как только он посадил его, британец почти безжизненно рухнул на сиденье. Он был весь мокрый от дождя и тремтел. Беспокойство бурлило в теле полковника, когда он нежно прижал губы ко лбу Саймона, проверяя, нет ли у него жара. Жара не было, но Гоуст казался почти неестественно холодным. Кёниг немедленно снял свою куртку и завернул лейтенанта в неё, включив обогрев на максимум, прежде чем сесть за руль и отправиться в путь. Поездка была тихой, если не считать грома и стука капель дождя, которые с силой ударяли по машине. Они ехали не спеша, соблюдая меры безопасности, и, вероятно, поэтому время тянулось бесконечно. Глаза Гоуста были прикованы к окну, хотя на самом деле он ничего не видел. Казалось, он погрузился в свои мысли, почти полностью выпав из реальности. Если бы не короткие слова утешения, которые Кёниг произносил каждый раз, когда спрашивал, всё ли с ним в порядке, полковник подумал бы, что он снова диссоциирует. Было бы преуменьшением сказать, что Кёниг был обеспокоен. Чёрт, он только что признался в любви этому человеку. Хотя он был рад, что Гоуст чувствует то же самое, он не мог избавиться от ощущения, что что-то в лейтенанте сломалось настолько сильно, что это уже невозможно исправить. Он осторожно потянулся за рукой Гоуста и мягко сжал её, заставляя лейтенанта повернуть взгляд в его сторону. — Что ты имел в виду, говоря «ничего такого, чего бы не случалось раньше»? — спросил он, понизив голос, чтобы не потревожить Гоуста, у которого, как он предположил, наверняка сильно болела голова. Гоуст посмотрел на него отстранёнными глазами. Он не попытался сжать руку Кёнига в ответ, но и не протестовал против того, что его держат. — Я имел в виду, что меня похоронили заживо ещё до этого, — наконец ответил Гоуст, будто это была самая очевидная вещь на свете. Полковник просто уставился на него, разинув рот, прежде чем новая волна ужаса и гнева на Мёрка обрушилась на его тело. Он изо всех сил подавил эти чувства и, сосредоточив внимание на дороге, спокойно спросил: — Когда? — В Мексике. Я же говорил, что стало плохо, — ответил Гоуст, пожимая плечами, и снова повернул взгляд к окну. — Ты никогда не говорил мне, что всё настолько плохо, — голос Кёнига был полон этого грёбаного беспокойства, когда он крепче сжал руку Саймона. — Как ты... как кто-то может выжить после такого? Кто-то пришёл и спас тебя? — Я сам себя. Потребовалось несколько часов, но я справился, — ответил Гоуст. При этих словах Кёниг потянулся за рулем, его костяшки пальцев побелели. Его лицо тоже побелело, и, запимнувшись, он выдал вопрос: — Что...? — Да. С челюстью, — Гоуст сухо усмехнулся так, будь это что-то обычное, и продолжил говорить с явным облегчением. — Чт... Какая челюсть? Что за хрень ты имеешь в виду...? — глаза Кёнига сверлили Саймона, пытаясь понять, что он только что услышал. Но Гоуст упорно избегал его взгляда. — Парень, с которым меня похоронили. — Иисус, Саймон... — простонал Кёниг, его хватка на руке Гоуста была почти сокрушительной. Гоуст, казалось, не возражал. Полковник просто хотел обнять Саймона и никогда не отпускать. Он хотел держать его в своих объятиях до конца, не позволяя этому аду снова вторгнуться в его жизнь. Как вообще можно продолжать функционировать после такого, особенно с человеком, которым был Гоуст? Конечно, Кёниг знал, что британца мучают кошмары каждую ночь, что он диссоциирует, что у него несколько триггеров. Но несмотря на это, он всё равно оставался одним из лучших оперативников спецназа — холодным, собранным и каким-то образом ещё вменяемым. Австриец даже не мог представить, сколько же эмоциональной силы и психической устойчивости потребовалось Саймону, дабы не разрушиться окончательно. Неужели на этот раз он в конце концов сломается? Кёниг пообещал себе, что не допустит этого. — Ты правда меня любишь? — наконец удалось выдать эти слова Гоусту. Слово «любовь» сорвалось с его губ тише, чем остальная часть вопроса. Его глаза были прикованы к окну, он не осмеливался взглянуть на Кёнига. Голос был холоден как лёд, брови нахмурены, но австриец заметил усталость, которую Саймон всё ещё сумел скрыть, даже без своей балаклавы. Кёниг молчал несколько мгновений, прежде чем взять одну из рук лейтенанта в свою и целомудренно поцеловать её, а затем уткнуться лицом в другую. — Конечно я люблю, — прошептал Кёниг еле слышно. — Если бы мне пришлось писать книгу о любви, я быв той книге просто переписал твоё имя миллион раз, и всё равно не хватило бы слов, чтобы описать, как много ты для меня значишь. Если бы это было возможно, его зрачки сейчас были бы в форме сердца. Ощущение пальцев Саймона на его щеке было одним из самых лучших, которые он когда-либо испытывал. Его губы нежно касались костяшек пальцев лейтенанта, не желая отстраняться даже на секунду. Этот человек больше не был для него просто желанием. Он был потребностью. Кёниг заметил, как лицо Гоуста приобрело розовый оттенок, , и это ощущение растопило его ещё сильнее. — Слащавый ублюдок... — фыркнул Гоуст, но на его губах мелькнул намек на улыбку. Она быстро исчезла, сменившись нерешительностью. Наконец, его глаза встретились с глазами Кёнига, и он сказал самым мягким голосом, который австриец когда-либо выговаривал: — Почему же ты тогда скатился? Кёниг подсознательно чувствовал, что этот вопрос его достанет. Когда этот вопрос прозвучал, он почувствовал знакомую боль в животе, которая появлялась каждый раз, когда его охватывало беспокойство. Полковник взглянул вниз на сильные, но мягкие руки, которые он держал, и сжал их сильнее, будто боясь потерять то немногое прикосновение, которое было ему от Гоуста. Используя всю свою силу воли, он заставил себя не отрывать взгляд. — Меня вызвали, и я... испугался, что слишком рано тебя подтолкнул... — наконец прошептал Кёниг, снова прижавшись губами к руке Саймона, безмолвно умоляя, чтобы ещё не было слишком поздно. — Ты этого не сделал. Или, по крайней мере, ты должен был мне об этом сказать, — голос Гоуста стал еще тише, но в нем послышалась легкая обида. К большому облегчению Кёнига, он почувствовал, как его руку мягко сжали в ответ. — Я знаю, и мне жаль, я просто... ну... видеть тебя таким... в течение двух часов... Без сознания, истекающий кровью, холодный, мертвый. Эти воспоминания о Гоусте на том холме продолжали мелькать у него перед глазами. Это было похоже на пытку. Жалко было видеть, как такой солдат, как он, оказался повержен всего лишь несколькими мысленными образами. Кениг ощущал, как его сердце сжымалось, и, инстинктивно погрузив лицо в руку Саймона, поцеловал его в месте рядом с пульсом, будто проверяя, жив ли тот, ощущая его дыхание рядом. Гоуст молча смотрел на него, с таким выражением, которое полковник не мог разобрать. Внезапно его взгляд стал ещё мягче, и он провел большим пальцем по щеке Кёнига. — Я тоже тебя, ты это знаешь... Мягкий тон, с которым лейтенант произнес эти слова, мгновенно растопил его. Его рука потянулась к боку британца, словно прося разрешения приблизиться. Саймон позволил, наклонившись вперед, чтобы прикоснуться. Его лоб встретился с лбом Кёнига, когда он неуверенно положил руки на плечи полковника. Высокий мужчина ответил на жест, обвив руками тело Гоуста. — Мне жаль... — произнес Кёниг, не отрывая взгляда от губ другого оператора. — Я знаю... — Лейтенант усмехнулся, его хватка на руках полковника крепче сжалась. В момент его взгляд метнулся к губам Кёнига, тот воспринял это как молчаливое разрешение. Он осторожно прикоснулся губами к губам Саймона в целомудренном поцелуе. Кёниг медленно отстранился, но не отпускал Саймона, держась близко, так что их носы едва касались друг друга. Он вдыхал его запах, глаза закрылись, поглощенные моментом. Тишина вокруг, прерываемая лишь стуком дождя по крыше, была успокаивающей. Казалось, ничто не сможет их потревожить. Но конечно же это было не так — в следующий момент мимо них пронеслась машина. Вот кто ещё может быть здесь в такую погоду и в такое время? Полковник уже готов был расслабиться, поглотить тишину, как вдруг Гоуст оттолкнул его. Выражение удивления сменилось болью, когда Кёниг увидел лицо лейтенанта. — Движение. Это были они. Он ебал, — задыхаясь, сказал Гоуст, и Кёниг почти видел, как его сердце выпрыгивает из груди. — Что? — Что-что, Мёрк. Этот русский сосун! Это была та машина, на которой они меня увезли! Рот австрийца открылся и снова закрылся, как рыба, вытащенная из воды. Он хотел что-то спросить, но не смог, когда Саймон выругался себе под нос и нажал на газ, крутя руль. Машина резко вернулась на дорогу, и Кёнигу пришлось решать: продолжать ехать либо ебнуться об дерево и разбиться. Он выбрал первое, мчась за другой машиной. — Саймон, ты уверен? Он проехал слишком быстро, ты мог допустить ошибку... — Дьявол, я знаю, в какой машине меня украли, Кёниг! Я видел эти проклятые номера с той ямы, прежде чем они меня закопали. Это они, я уверен. — Тон Гоуста не оставлял места для споров. Мужчина был в ярости, и это было видно за много миль. Гнев его был даже сильнее, чем боль от ран. Внезапно вся эта травма превратилась в чистую ярость. Полковник прекрасно знал, что Мёрк сделал с Саймоном. Он видел, в каком состоянии тот возвращался в камеру. Даже если лейтенант обычно прятался в углу и молчал после пыток, Кёниг видел шрамы. Он видел точные порезы, оставленные хирургическим инструментом, видел рваные раны чуть ниже ребер, которые, как мог догадаться Кёниг, были результатом удара большого крюка. Он помнил тошноту, которую испытывал, увидев их на человеке, который был ему так дорог. Короче говоря, он понимал, если не разделял гнев Гоуста, и поэтому вдавил педаль в пол, вытащив пистолет с заднего сиденья, где оставил его. Они следовали примерно в ста метрах позади машины. Было темно, дождь не прекращался, и их почти полностью скрывала тень. Это не вызывало подозрений — дорога была единственной в этом лесу, а два оператора казались просто еще одной обычной машиной. Через десять минут следования машина свернула. Два оператора больше не ехали в город, где находилась база. Они направились глубже в лес, в противоположном направлении от защищенной и безопасной базы. Это начало пугать и немного раздражать Кёнига. Конечно, Саймон был зол, но ему также нужно было пройти обследование у медиков и, что еще важнее, отдохнуть. Он не должен был снова оказаться в ловушке Мёрка. Ему нужно было время для восстановления, подальше от угроз. Несмотря на то что полковник пытался убедить себя, что должен дать Гоусту пространство, его инстинкты кричали ему, чтобы он просто отвез его домой, где тот будет в безопасности. Кёниг попытался сдержать себя, но его мысли всё время возвращались к тому, чтобы просто отвести лейтенанта в безопасное место, дать ему время восстановиться. Время от времени Кёнигу удавалось поглядывать на Гоуста. Его взгляд был почти лишён эмоций, он просто тупо следил за машиной впереди, как будто находился на задании, которое всё же не сильно отличалось от убийства. Полковник вздохнул, беспокойство поднималось внутри него, когда он снова включил радио. Гоуст не возражал, но Кёниг заметил, что тот слушает. — Капитан, — сказал он, и шум статики переплёлся с шумом дождя. — Базе, я здесь, — ответил Прайс, его голос был холоден. По фоновому шуму Кёниг уже мог догадаться, что он, Соуп и Газ уже в машине, направляющейся обратно на базу. Судя по мрачному тону, они ничего не нашли. — Мы следуем за машиной, которая может принадлежать Мёрку. Вышлите подкрепление и сообщите Ласвэлл. Я дам вам номерной знак... — О чём ты там говоришь? О какой машине? Откуда ты знаешь, что это машина Мёрка? — Прайс прервал его, внимание сразу сосредоточилось на словах Кёнига. Австриец взглянул на Гоуста, ожидая, что тот ответит капитану, но тот просто отвернулся, молча. — Гоуст говорит, что узнает его. Отправьте Ласвэлл номера, скажите ей, чтобы она отследила их по камерам. Пограничные силы тоже должны быть проинформированы. Возможно, он захочет покинуть страну. До тех пор мы будем следить за машиной. — Нет. Ты вернёшь его на базу. Мы разберёмся с этим отсюда. Гоуст ничего не сказал, только стиснул зубы, вцепившись ногтями в запястье. Кёнигу хватило одного взгляда, чтобы сердце смягчилось. — Мы уже на этом, нет смысла останавливаться сейчас, — сказал Кёниг, зная, что, вероятно, пожалеет о своём решении позже, но всё равно решившись. Он ускорился, сокращая расстояние между двумя машинами. — Кёниг... — Я буду его охранять, обещаю. — Хорошо. Я позвоню Ласвэлл. Дай мне номерной знак. — Прайс наконец согласился, но в его голосе чувствовалась явная нерешительность. Не теряя времени, Кёниг сообщил капитану номерной знак, и радио снова замолчало. Тем временем он продолжал сокращать расстояние между машинами, почти незаметно. Видимо, это заметили люди в машине впереди. Вдруг прямо рядом с их машиной прозвучал выстрел. Не было никаких сомнений, что это был Мёрк или, по крайней мере, его люди. Прежде чем они успели опомниться, воздух пронзили пули, и Кёниг потянул Гоуста под приборную панель, резко нажимая на тормоза. Другая машина резко затормозила, и из неё выбежала группа вооружённых людей. Полковник мгновенно узнал одного из них. Мёрк. Австриец едва успел заметить, как Гоуст хватает свою винтовку. Прежде чем Кёниг успел его остановить, лейтенант выскочил из машины, укрылся за дверью и открыл огонь по врагам. Кёниг замер. Ему понадобилась секунда, чтобы прийти в себя, вытащить запасной пистолет и сесть рядом с Гоустом. Проклятия сорвались с его губ, когда он прицелился, готовясь ответить огнём. — Сейчас же, Прайс! Они пулят! — закричал Кёниг в рацию, едва уловив поспешный ответ капитана. Но тот был мгновенно заглушен выстрелами. Расстояние между операторами и Мёрком было значительным. Не было времени прицелиться, а дождь лил как из ведра. Реалистично, даже у лучшего снайпера возникли бы проблемы с точным выстрелом в таких условиях. Лучшим вариантом для Гоуста и Кёнига было оставаться за машиной и убираться отсюда, пока их не убили. Они были в меньшинстве, и у них не было ни надлежащего оружия, ни боеприпасов. Пули уже разбили бы все окна их машины, если бы те не были пуленепробиваемыми. Это был всего лишь вопрос времени, когда враг прострелит шины, лишив их последней возможности скрыться. — Возвращайся обратно, сейчас же! — приказал Кёниг, но британец не послушал. Вместо этого он сделал то, что заставило полковника замереть. Он выскочил из-за двери машины, сохраняя низкую позицию, и начал двигаться к врагу. Кёнигу понадобилась снова эта секунда, чтобы понять, что на самом деле сделал лейтенант. Долгая, мучительная секунда, прежде чем полковник внезапно выскочил за его спину. Но было уже слишком поздно. Гоуст уже приближался к Мёрку, стреляя только в него, пока у него не кончились патроны. Кёниг видел огонь в его глазах, когда тот вытащил нож из кармана. Он так сильно хотел убить его, что ему было уже плевать, умрёт ли он при этом. Это осознание ударило Кёнига, как удар под дых. Он не собирался этого допустить. Не тогда, когда только что вернул его. Как бешеный зверь, Кёниг сократил расстояние между собой и лейтенантом в несколько длинных шагов, внезапно повалив его на землю. Как раз в этот момент пуля пронзила воздух прямо там, где всего секунду назад была голова Гоуста. В этот же момент раздался раскат грома, и молния ударила в одно из деревьев у дороги, поджигая его. С громким грохотом оно рухнуло на землю, разделив двух операторов и людей Мёрка. Те, потрясённые происшествием так же, как и солдаты, прекратили стрелять. Они вернулись в машину и уехали, оставив Кёнига и Гоуста лежать на мокром асфальте. Кёниг даже не заметил, как вскочил на ноги, потянув за собой Гоуста, проводя руками по его телу, проверяя, нет ли у него травм. Когда первоначальный шок прошёл, он успел выкрикнуть несколько слов. — О чём блять ты думал!? — Его голос дрожал от беспокойства и заботы, когда он схватил Гоуста за плечи. Прежнее раздражение, которое он испытывал к нему за то, что тот не ставил своё здоровье на первое место, вспыхнуло в нём с новой силой, как пламя дерева. Он слышал голос Прайса в наушнике, но ему было и на это похуй. Сейчас он был просто в ярости. — Ты же мог умереть, блять, да Саймон! — снова закричал он, его тело практически нависло над ним. Тот просто пожал плечами и посмотрел себе под ноги. Он, сука, просто пожал плечами. — Ты свою жизнь не считаешь!? Ты планируешь пожертвовать ею ради этого скота!? — Кёниг почувствовал, как его сердце бешено забилось, а всё тело задрожало. — Да, если это значит, что он тоже умрёт, — все же холодно, но тихо ответил Гоуст, не отрывая взгляда от австрийца. Кёнигу понадобилось некоторое время, чтобы осмыслить этот ужасный ответ. Прежде чем он успел что-то сказать, Саймон снова пожал плечами. — Не твое дело, чем я занимаюсь в этой поганой жизни. — О, ещё как моё дело! Это моё дело, раз ты сказал, что любишь меня! — Крик Кёнига был полон гнева и отчаяния, его глаза впились в глаза Гоуста. — Теперь ты не можешь быть беспечным со своей жизнью. Я тебе этого не позволю! Да блять. Блять я обещал твоему капитану, что буду тебя защищать! Я обещал себе, что буду тебя защищать! — Этот человек должен умереть, Вильгельм. Он должен заплатить, прежде чем причинит боль кому-то другому. Разве ты не видишь этого? После всего, что он сделал с тобой? —Гоуст тихо вымолвил умоляющим тоном, глядя на австрийца взглядом, который можно было истолковать только как виноватый. Но это не облегчило боль в сердце Кёнига. — Мне поебать на то, что он там со мной сделал! Он не стоит твоей жизни! Никто не стоит твоей обьебаной жизни! — Тысячи жизней ценнее моей, Кёниг! — Не для меня! Полковник кипел. Он даже не осознавал, что кричит. Гоуст замер от его слов, стиснув зубы, пытаясь отвлечь взгляд, глядя на упавшее дерево. Кёниг просто смотрел на него мгновение, слушая команды Прайса через рацию. Не отрывая взгляда от Саймона, он включил её. — У нас всё хорошо. Я позвоню позже, — ответил он холодно, прежде чем снова выключить рацию. Затем он схватил лейтенанта за поясницу и повел его обратно к машине. Его движения были немного грубыми, когда он усадил британца на пассажирское сиденье и закрыл за собой дверь. — Сегодня мы не доедем до базы. Мы слишком далеко, и в такую погоду опасно ехать. По пути сюда мы проехали мотель. Тебе сейчас нужен отдых, потому что ты теряешь свои никчемные чувства, — сказал он, прежде чем сесть за руль и завести машину. Поездка прошла в полной тишине. Гоуст провел все пятнадцать минут пути, глядя в окно, в то время как Кёниг был сосредоточен исключительно на дороге. Атмосфера была тяжелой, и ни один из них не осмеливался нарушить молчание. Когда они прибыли в мотель, полковник не терял времени, забежав внутрь и убедившись, что Гоуст рядом с ним. Шторм только усиливался, и не было никаких признаков того, что он скоро прекратится. По крайней мере, мотель не был полной свалкой. Мысль о том, что Мёрк может вернуться за ними, не покидала Кёнига. Каким бы невозможным это ни казалось, русский показывал, какой он на самом деле русский, чтобы навалять ещё чего-то. Образ Гоуста, мчащегося сквозь ливень пуль, не заботясь о своей жизни, не давая себе пощады, продолжал преследовать полковника. Это был образ, который он искренне хотел забыть. Его глаза невольно продолжали перемещаться на лейтенанта, проверяя, был ли он рядом, пока они бежали в мотель, прячась от бури. Когда они вошли внутрь, волна тепла сразу же накрыла их, контрастируя с холодным дождем снаружи. Это было приятно, но не смогло совсем заглушить напряжение, которое висело в воздухе. Кёниг заметил ошеломленное выражение лица администратора, когда они вошли. Это вызвало у него легкое беспокойство, но одновременно он как бы понимал это. Два крупных самца, промокшие насквозь, и полковник все еще в своем снайперском капюшоне. Он был уверен, что от них исходил запах дыма и пороха, что только добавляло им странности в глазах других. Не обращая внимания на выражение удивления мужчины, Гоуст подошел к стойке и просто попросил номер. Полковник был благодарен, что именно Саймон сделал это. Тот факт, что лейтенант взял на себя эту задачу, несколько смягчил бы его гнев, если бы не воспоминание, вертящееся в голове, которое не позволяло забыть, что Гоуст был готов пожертвовать собой ради этих русских корней. Как он мог даже подумать об этом? Почему он не понимал, что это не стоило того? Мёрк не стоил ни единого мгновения его жизни. Он был просто типичным русским садистским блондином, не заслуживающим ничего и никого. Особенно Гоуста. Почему он не видел этого? Почему не мог этого понять? Без слов они пошли в номер, игнорируя удивленный изучающе-странный взгляд администратора, который они оставили позади, закрывая дверь. Первое, что заметил Кёниг, войдя, была кровать. Единственная. Хотя они только что признались в своих чувствах друг к другу, делить эту кровать теперь казалось неуместным. Иронично, как бы это ни звучало. — Я буду спать на полу, — тихо промолвил Гоуст, снимая куртку, которую ему дал полковник. Она промокла от дождя, как и вся остальная одежда, а на его лице снова застыло выражение, в котором прятались боль и гнев. — А ещё что будешь? Тебе нужен полноценный отдых, — твердо сказал Кёниг, несмотря на свой гнев. Он не мог позволить лейтенанту спать так, что было неудобным — не после того, что тот пережил. — Ну, я тоже не разрешаю тебе спать на полу. Кто знает, что за пятна на этом ковре, — ответил Гоуст с едва заметной усмешкой. — Вероятно, ничего хуже того, что на этих простынях, — саркастически ответил Кёниг. — Все еще. Возникла тишина, которая повисла в воздухе, тяжелая и немного неловкая. В какой-то момент Гоуст предложил нечто, что заставило Кёнига выбиться из себя. — Мы могли бы просто поделить. Кёниг мог поклясться, что видел, как Гоуст стал таким же, как и он. Два опытных, опасных солдата, краснеющих, как школьники. Но это не меняло того, что Кёниг все еще был зол. Он просто кивнул, не в силах произнести ни слова. — Ладно. Его попытки скрыть волнение не увенчались успехом, когда он снова взялся за рацию. Кёнигу пришлось сказать Прайсу, что они будут на базе через день, иначе тот мог бы дать пульт гневу и отправить поисковые отряды. Глаза Кёнига не переставали следить за Гоустом. Одна часть его сознания кричала, что если он отвлечется, лейтенанта снова могут похитить или, что еще хуже, он снова может броситься под пули. Гоусь снял промокшую футболку и оставил ее сохнуть на ночь, и Кёниг понял, что теперь его это уже не так сильно беспокоит. Он потерялся еще прежде чем отвернуться, давая лейтенанту немного личного пространства. Ему не потребовалось много времени, чтобы сообщить Прайсу о случившемся. Кёниг намеренно избегал подробностей, чтобы не вызывать у капитана дополнительного беспокойства по поводу того, что Гоуст может снова прыгнуть под пули ради мести. Когда Прайс узнал, что им предстоит столкнуться с Мёрком и его людьми без поддержки, он был достаточно взволнован. Кёнигу удалось убедить его, что не нужно отправлять подкрепление в мотель. Закончив разговор, полковник обернулся и заметил Саймона в одних боксерах, развешивающего мокрую одежду на батарее. Кёниг почувствовал, как его сердце ускоряет пульсацию, но на этот раз не от злости. Британец отвернулся от него, и все шрамы на его спине стали очевидными для любопытных глаз Кёнига. Его взгляд невольно скользнул от одного шрама к другому, затем вниз, и Кёниг поспешил отвести глаза, понимая, что его лицо, вероятно, потеряло нормальный цвет. Он услышал, как закрылась дверь ванной, когда Гоуст пошел в душ. Полковник без сил рухнул на кровать, чувствуя, как его напряжение потихоньку уходит. По какой-то причине разочарование Кёнига в Гоусте стало только глубже. Через некоторое время дверь отворилась, и Саймон вернулся в комнату. Полковник убедился, что лейтенант устроился в постели, а не собирался в одиночку кидаться на Мёрка — чемпиона по остсасовыванию, прежде чем сам пошел в душ. Вскоре они оба оказались в постели, без одежды но в трусах, стараясь держаться как можно дальше друг от друга. Кёниг знал, что Гоуст не спит. Он слышал его короткое дыхание. Он сам не мог уснуть. Мысли о Мёрке преследовали его, как призрак. Они должны были его поймать скоро, верно? У них была зацепка, они знали, по какой дороге он поедет. Границы охранялись, у него не было пути для побега. Саймон это знал. Так почему, ради всего святого, он был таким безрассудным? Он дал русскому последний шанс навредить себе, вместо того чтобы оставить это другим. Полковник не мог забыть образ любимого человека, едва не получившего пулю в голову. Это навсегда останется в его памяти. Он знал, что Гоуст — не новичок в этом деле. Черт, этот человек был настоящей силой на поле боя, и Кёниг видел и слышал это много раз. Но осознание того, что жизнь его напарника могла так легко разрушиться из-за такого поступка, сжимало сердце. Он не хотел терять Саймона. Это было эгоистично с его стороны? Неужели он просил слишком многого? Эти мысли разрывали его изнутри, заставляя гнев и отчаяние разгораться, превращаясь в постоянное беспокойство. — Мне жаль. — Приглушённый голос Гоуста заставил Кёнига снова сосредоточиться на стене перед собой. Они были по разным сторонам кровати. Внезапно его сердце снова затрепетало, на этот раз от разочарования. Он сжал кулаки и молчал. — Ты был прав. Мне не следовало идти за ним. — Тихий шёпот снова выбил Кёнига из колеи. — Чёрт, ты прав, ты не должен был этого делать, ты мог попросту обнять смерть — Полковник резко повернулся и встретился взглядом с Гоустом. Все беспокойство, гнев и боль, которые он сдерживал, теперь выплеснулись наружу. Саймон молчал какое-то время, просто смотря на Кёнига. — Мне все таки очень жаль, — у него дыхание снова нарушилось. — Я просто не могу... не могу позволить Мёрку оставаться на свободе. — Это не значит, что ты должен умереть. — Я не могу позволить этому говнюку быть там, Уилл — голос лейтенанта теперь не был шёпетом, когда он это сказал. Кёниг услышал чистую эмоцию в его обычно сдержанном голосе. Он вздрогнул, когда Саймон уткнулся лицом в одеяло, крепко прижимая его к груди. — Ты видел, что он хотел сделать со мной. Я не могу позволить этому случиться снова. Я просто не могу. Это уже в конкрет меня заебало... Наконец прошептал он и опустил взгляд. Австриец вздохнул, его взгляд смягчился. Он молчал какое-то время, а когда заговорил, протянул руку, предлагая ее Гоусту. — Он не сможет к тебе подобраться. Пока я здесь. — Ты этого не предскажешь. — Я знаю это. Я не позволю ему больше так шкетовать. — После Робы я не мог спать неделями. И до сих пор не могу. — Взгляд Гоуста снова встретился с его взглядом, на этот раз в нем мелькнул намек на усталость, когда он медленно потянулся, чтобы сжать пальцы Кёнига. — Я не буду чувствовать себя в безопасности, пока не узнаю, где находится этот человек, находится ли он под стражей или в земле. — Вот поэтому я здесь. Вот почему твои товарищи по команде здесь. Чтобы заполучить его, чтобы помочь тебе, дабы ты чувствовал себя в безопасности. Ты не можешь просто так... выкинуть свою жизнь, — мягко сказал австриец, сжимая его в ответ. Его гнев превратился во что-то более противоречивое, во что-то гораздо более защитное. Он просто хотел, чтобы этот человек был в целости и сохранности. Их пальцы сцепились, а глаза как всегда были прикованы друг к другу. — Мы можем позаботиться о Мёрке. В этом ты можешь положиться на нас. Тебе не обязательно быть одному, Саймон. Тебе не придется быть одному, пока я на этой земле, — сказал он, придвигаясь ближе к Гоусту и протягивая руку, жест, который был одобрен лейтенантом, медленно приближавшимся к нему. — Спасибо за это. — Он тихо промычал, его теплые карие глаза уставились в ледяные голубые глаза Кёнига. Его рука легла на бок полковника, и он удовлетворенно вздохнул. — Мы его словим. Я даю обещание. Только, пожалуйста... Не кидайся под пули, прошу. — Австриец ответил, уткнувшись носом в нос Гоуста и положив руку на его бедро, потянул его так, что он практически сидел у него на коленях. — Я не буду. Обещаю. — Гоуст нежно втянул полковника в мягкий поцелуй. Тот ответил с той же интенсивностью, позволяя ему выбирать темп. — Нам реально надо улучшить навыки общения, если мы хотим, чтобы это сработало, — пробормотал он в рот Саймону и крепче сжал другого оператора. — Ага, — ответил лейтенант, затаив дыхание, и углубил поцелуй. И тут он застонал. Мягкий звук, тихий вздох — вот все, что потребовалось, чтобы вся кровь устремилась в низ Кёнига. Внезапно все мысли о Мёрке были отброшены куда-то, замененные этим сладким шумом, который воспроизводился в его голове на повторе. Его рука потянуласб к бедру Гоуста и крепко сжала его, вызвав высокий тембор голоса, который совсем на него не был похож. Кёниг хотел большего. Намного большего. Но сначала ему нужно было это услышать. — Давай попробуем этот темп с общением, ja? — произнес он. — Скажи мне, чего ты хочешь. — Ты знаешь, чего я хочу. — Саймон ахнул, когда его руки скользнули под руки Кёнига, обхватывая его мощную спину. Он ощущал, как кровь в его венах закипает с каждой секундой, погружая его в туманное состояние. Почти утратив понимание, он начал делать то что не делал, ища долгожданное удовольсьвте, которое так страстно желал. — Да, но я хочу услышать твою просьбу. — Он вздохнул, поглощенный чистым блаженством от прикосновения другого мужчины. Гоуст был невероятно красив. Без укрытия, разогревшийся, с растрепанными светлыми волосами и глубокими темными глазами. Шрамы, покрывавшие его бледную кожу, придавали телу возвышенность, почти ангельскую. Руки Кёнига скользнули вниз к его голым бедрам, сжимая их, ощущая эластичную кожу и мягкие, но крепкие мышцы. — Я хочу, чтобы ты меня выебал, — простонал Гоуст прямо в его ухо, и для полковника это было свистком. Его руки нашли путь к пояснице Саймона, массируя её маленькими кругами большим пальцем. Он отстранился от его рта, чтобы погрузиться лицом в изгиб шеи, осыпая её легкими поцелуями, как пёрышками. Его ласки встретились с новым потоком сладких, горячих звуков, вырывающихся изо рта Гоуста, заставляя его почти окаменеть. — Я так долго этого ждал, ты даже не представляешь, Шайзе — прошептал Кёниг, уткнувшись ему в шею и кусал её, пока кожа не покраснела. — Ты захотел это ещё когда нас держали на севере в бетонной клетке?— Гоуст усмехнулся, его ухмылка играла на губах, голова откинулась на подушки. Полковник вонзил зубы в чувствительное место на его шее, вздох вырвался из его губ, прервав любую цепочку мыслей, которые могли возникнуть у полковника. — Было. Может, это и не была моя главная цель, но такие мысли приходили. Кёниг развернул другого на спину, залез на него и прижал бедро к его промежности. Саймон застонал от неожиданного контакта с его красной зоной, инстинктивно прижымаясь. Эти сладкие звуки лишь подтолкнули полковника пойти дальше. Его руки скользнули под зад Гоуста, разминая плоть и приподнимая бедра лейтенанта. Новый угол сделал трение еще более интенсивным. — Скажи мне... — жалобно произнёс тот, кто был пониже. Он действительно жаловался. Лучший оперативник спецназа снова застонал, и это всё из-за услуг Кёнига. Чувство гордости наполнило полковника, но оно быстро исчезло, когда пальцы Гоуста вонзились в его волосы, массируя кожу головы. Внезапно тонкая ткань их боксеров стала удушающей в этом моменте. Они хотели большего. Им обоим нужно было больше. — Тот момент, когда я впервые обнял тебя... Это было так неправильно, но я просто не мог перестать представлять тебя под собой. Я просто хотел, чтобы ты был только моим. Я пытался отогнать эти мысли, но они не покидали меня. Ты овладел моим разумом с той самой секунды, как я тебя увидел, Саймон. Ещё один тёплый, ласковый вздох сорвался с опухших от поцелуев губ Саймона, заставив Кёнига жаждать большего. Больше этого восхитительного мужчины под ним. Он начал оставлять поцелуи и засосы на теле лейтенанта, осторожно исследуя его сладкие уголки. Когда его язык скользнул по соску Гоуста, он почувствовал, как спина мужчины выгнулась в его хватке, и с его губ вырвался восторженный звук. Хватка австрийца на его бедре усилилась, приподняв его. Его рука скользнула под нижнее бельё Гоуста, поглаживая его зону медленными, ленивыми движениями, вызывая тихие стоны. — Я уже слышал рассказы о тебе. Великий Гоуст... Я никогда бы не подумал, что ты будешь выглядеть так красиво, почти как ангел... И, конечно, я не ожидал, что у тебя будет такая потрясающая задница. — Ты собираешься попытаться пробраться в мою задницу сладкими словами, да? — Гоуст отчаянно пытался сохранить свою стоическую манеру поведения, но его стены быстро рушились под захватывающими прикосновениями полковника. Он озверел, жалко стонал, просто позволяя Кёнигу заботиться об этом. — Я просто говорю правду, правда. — Легкая улыбка появилась на губах австрийца от прекрасного вида под ним. Он опустил Гоуста обратно на матрас и большим пальцем разжал его губы. Его пальцы пробрались в рот британца, надавливая на его язык, заставляя его облизывать вокруг его пальцев. — У нас нет смазки. — Он коротко объяснил, он тер член о, к сожалению, все еще одетую точку Саймона. Кёниг не стал терять времени, и когда он решил, что его пальцы достаточно промокли, он почти сорвал боксеры с лейтенанта. Его голова кружилась от того, как много крови на самом деле приливало к его члену. Австриец аккуратно обвел отверстие Гоуста мокрым концом пальца, отчего по телу лейтенанта пробежали мурашки. В поисках лучшего ракурса он подложил под бедра подушку и чуть не закончил от все это от вида Саймона, распластанного для него таким образом. Он прижался губами к животу Гоуста. — Всё же нормально? Спускаясь все ниже с поцелуями к бедрам британца, так близко к его заду. Если бы он не хотел устроить его как следует, он бы просто выебал его. — Да. Тут.. Пожалуйста... — простонал Гоуст, глядя на оператора между своих бёдер сквозь густые светлые ресницы. Образы Саймона, рискующего жизнью, чтобы отомстить Мёрку, быстро сменялись более горячими, более вкусными. Он умолял так мило, что это свело Кёнига с ума. Не задумываясь, он просунул палец внутрь. Звук, который издал Гоуст, был достоин небес. Полковник выругался себе под нос и вонзил зубы в мягкие мышцы бёдер невысокого мужчины, чтобы заглушить собственные стоны. Мгновением позже первого пальца скользнул другой. После некоторого времени стонов Гоуста и отчаянных поцелуев Кёнига, третий палец проник глубоко в тесную зону лейтенанта. С каждой секундой австриец становился все более и более нетерпеливым. Он знал, что должен был подождать, чтобы хорошо подготовиться, но его член, казалось, не осознавал этого, в его боксерах, готовый заявить права на задницу Саймона. Британец тоже начинал раздражаться, хватаясь за его плечи и волосы, пока его бедра покачивались взад и вперед. — Черт возьми, Вильгельм... Просто дай мне это, пожалуйста... — Он отчаянно простонал, почти доводя полковника до безумия. И тут Кёниг обнаружил, что делает то, что он никогда и не думал, что осмелится сделать. Он легко, но точно шлепнул лейтенанта по заднице, заставив того ахнуть. Почти сразу же он густо покраснел, осознав, что он сделал, но вой, вырвавшийся изо рта Гоуста, сказал ему, что он нажал на нужную кнопку. — Скоро, Саймон. Еще один палец, ладно? — Не дожидаясь ответа, он просунул четвертый палец внутрь, уже растягивая его жестом-ножницами. Он скорее умрет, чем трахнет своего лейтенанта без должной подготовки. Внезапно, без всякого предупреждения, он выгнул пальцы вверх. Спина Гоуста выгнулась, громкий стон сорвался с его губ, и Кёниг понял, что он сорвал джекпот. Медленными, нежными движениями он начал массировать простату Саймона, посылая волны удовольствия по его телу. Не потребовалось много времени, чтобы обычно стоический, холодный оператор превратился в извивающегося, стонущего безобразия на кровати. Кёниг дразнил его некоторое время, прежде чем вытащить пальцы с влажным звуком. Никто из них не мог больше ждать. Не теряя времени, австриец снял и свои боксеры. — Ох, Кёниг... — Гоуст посмотрел на полковника и заныл, покраснев ещё больше. — Это не влезет... Внезапно вся эта тщательная подготовка обрела смысл для лейтенанта. Кёниг был огромен. Его член был без вопросов на одиннадцать дюймов, может быть, даже на полдюйма длиннее. Но что еще важнее, он был толстым, пиздец каким. Австриец обнаружил, что ухмыляется скрытой похвале, и закинул ноги Саймона себе на локти, дразня его, игриво кусал его икру. — Я об этом позабочусь, не переживай. — Он успокоил его и смазал свою ладонь слюною, прежде чем погладить свой окаменевший член, сделав его скользким. Его руки прижали бедра Гоуста. Их губы снова нашли друг друга, прижавшись друг к другу в глубоком, страстном поцелуе, прежде чем Кёниг отстранился. — Готов? — Настолько, что уже и не сравнишь. — Это не ответ. — ...Да. Кёниг вставил кончик своего члена и тут же застонал от тесного прилегания. Ноги Гоуста свело вокруг его талии, руки обвились вокруг его шеи, когда он пытался хоть как-то удержаться. Поток проклятий, стонов и криков вырывался из его горла в бесконечном цикле. Он попытался заглушить свои стоны, зарывшись лицом в плечо полковника, но его отбросило обратно на подушки. — Ну нет, schatzi, я хочу тебя услышать... Саймон, ты такой узкий... — Кёниг простонал, медленно углубляясь в Гоуста. Потребовалась вся его сила воли, чтобы не всунуть его сразу же и не выебать лейтенанта жестко и быстро. Нет. Он не собирался торопиться. Уже когда он полностью вошел, их бедра тронулись, Гоуст уже срывал спину австрийца, его глаза были прикрыты от подавляющих ощущений, от этого массивного органна, на который он был насажен. Кёниг был не в лучшем состоянии, тесная посадка была слишком большой для него, когда он вошел в лейтенанта. — Посмотри на меня... Liebe, — простонал он, нежно лаская лицо британца. Когда эти широко раскрытые глаза открылись и заглянули глубоко в его душу, он не мог не улыбнуться мягко, когда он поцеловал Саймона прямо туда, где билось его сердце. — Ich liebe dich. — Я тоже — простонал Гоуст его руки оставляли следы на спине австрийца от того, как сильно он его держал. —Двигай, да... — Как Кёниг мог отказать в такой милой просьбе? Шепча приятные пустяки на ухо другому оператору, он медленно вытащил член так, что в зоне Саймона остался только конец члена, и резко втолкнул его обратно, подвев бедра вверх, чтобы его член идеально попал в простату британца. Мягкое "ах", сорвавшееся с губ Гоуста, было самым прекрасным звуком, который когда-либо слышал Кёниг. И именно поэтому он впирался снова, снова и снова, и звуки становились только слаще, громче и выше. — Шайсе... Ты охуителен. — Кёниг застонал и положил руки под спину лейтенанта, приподняв её так, что их груди прижались друг к другу. Гоуст прижимался к нему, как коала, пряча лицо в изгибе его шеи. Толчки полковника стали более настойчивыми, когда он сдавил другого мужчину в своих объятиях. — Ты пиздецки мощный — заныл Саймон, а его тело крепко обхватило Кёнига. Эротический звук сталкивающиеся плоти друг о друга и скрипы кровати дополняли шум дождя снаружи. Несмотря на низкую температуру снаружи, все было таким горячим. — Хочешь, чтобы я сбавил скорость? — Было бы славно. Низкие стоны, вырывающиеся из горла Гоуста лишь давали Кёнигу понять, что он попал в точку. Ну, по крайней мере, он так думал, пока не повернул бедра немного по-другому, и внезапно из горла Гоуста вырвался совсем иной крик. Он нашел то место и собирался использовать это в своих интересах. Крепко держа Гоуста на месте, австриец начал вставлять свой ствол под этим самым углом. Кёниг потянул невысокого мужчину глубже к себе на колени, толкаясь более сильно, просто чтобы вызвать у него еще больше этих воплей удовольствия. Он никогда бы не подумал, что он будет таким локальным. Его собственные "ммм" и стоны слетали с губ, и он двигался, он схватил Саймона за зад, дабы тот не мучался от удовольствия. Для любого, кто находился за пределами их комнаты, это звучало бы так, будто он убивает лейтенанта. Он собирался прошептать еще несколько о любви, но почувствовал, как что-то смачивает его плечо. Он тут же отодвинул лицо Гоуста от своего плеча, и посмотрел ему в глаза. Слезы. Может, так и должно быть, но вид этих широко раскрытых, влажных глаз, обращенных только к нему, от такого сильного человека, как лейтенант, поставил его на грань оргазма. — Всё нормально? — спросил он, замедляя темп. — Не останавливайся... Я тут экстаз ловлю... быстрее... Это было все, что нужно было слышать полковнику. Его бедра двигались против бёдер Гоуста без жалости, наслаждаясь видом его разогревшегося, мокрого от слёз лица. Его хватка на нём была болезненно крепкой, когда его друг снова и снова вбивался в простату британца, посылая волны удовольствия через их тела. Ощущение задницы Саймона, выдаивающей из него всё его достоинство, было даже слишком для Кёнига, который никогда не хотел вырываться из тесного тепла, окружавшего его. — Бля, я сейчас... — простонал Гоуст, крепко сжимая волосы Кёнига, и полковник почувствовал, как его внутренности сжимаются вокруг его члена. Это почти заставило его перезагрузиться, когда он пытался сдержать оргазм. Он хотел, чтобы Саймон кончил первым, нетронутый, просто от того, что он трахает лейтенанта. Желая отправить Гоуста за край, он еще больше ускорил свои толчки и прижался губами к его чувствительной шее, грубо высасывая и покусывая бледную кожу там. Неожиданно он почувствовал, как спина британца определённо выгнулась в его хватке, его грудь уперлась о грудь Кёнига, когда он выкрикивал имя полковника. Горячий эякулят покрывал их животы, член Гоуста все еще судорожно двигался от чистой интенсивности его оргазма. Тело лейтенанта полностью обмякло в обьятиях Кёнига, с его губ срывались лишь тихие всхлипы. Теперь полковник мог прямо искать своё собственное наслаждение. Он начал вбиваться и выходить со всей своей силой, его толчки становились беспорядочными и неряшливыми, трахая Гоуста через его кульминацию, пока он тоже не кончил, заполняя другого мужчину своим семенем. Он продолжал медленно двигаться внутри тела Саймона некоторое время после того, как тот закончил. Наконец, когда он был удовлетворен, он вытащил его, оставив их обоих ненормально дышать. Его руки обвились вокруг бедер британца, опуская их от талии к матрасу. Он неохотно слез с Гоуста и направился в ванную, вернувшись с теплым, мокрым полотенцем. Его прикосновения были нежными и благоговейными, когда он вытирал Саймона, пред тем как лечь на кровать рядом с ним. — Я бы повторил это, если бы это имело отношение к тебе. — Кёниг тихо прошептал и собственнически обхватил ногой бока Гоуста. Его руки крепко обвили его, держа как самое дорогое, что есть на Земле, пока он накрывал их обоих одеялом. — Я тоже, — Саймон прижался носом к сильной груди полковника, уткнулся лицом в изгиб его шеи и поцеловал его, и тут же закрыл глаза. Через несколько минут они оба уснули, обнявшись. Теперь они были вместе, и только это имело значение.