If You Like It, Put a Ring on It

Чжао Юаньчжоу изо всех сил старается прятаться на виду, находя места, где можно расслабиться, помечтать или подумать, которые не совсем невозможно найти, но и не так легко обнаружить. В последние несколько дней, если кто-то хотел с ним поболтать, нужно было приложить хоть немного усилий, и в основном это был Ин Лэй, чей нос всегда подсказывал ему, где именно находится Великий Демон, а иногда даже в каком он состоянии. Он взял за правило добавлять в новые блюда, которые готовил, щедрую порцию белого нефрита, измельчённого в порошок или в более крупные кусочки. Он всё ещё экспериментировал с этим новым видом безвкусной специи, которую мог без отвращения употреблять только Великий Демон. В конце концов, он провёл несколько тысяч лет, потягивая свой горький нефритовый напиток, но теперь, внезапно, появилось разнообразие, и он даже попробовал довольно приличное цветочное вино, которое было лишь немного горьковатым. — «Великому Демону Пустыни не пристало прятаться, как детёнышу-демону. Попробуй это, давай посмотрим, поможет ли тебе этот пресный пирог почувствовать себя лучше», — говорила Ин Лэй, улыбаясь, и каждый день старалась, чтобы Чжао Юаньчжоу пробовал что-то новое, как будто ему вдруг понадобилось что-то починить, вылечить или о нём нужно было позаботиться. Чжао Юаньчжоу слышал, что Чжуо Ичэнь безостановочно патрулировал — сначала проверяя, не причинил ли кому-нибудь вреда маленький трюк лисы, а затем — просто чтобы выплеснуть накопившиеся эмоции и, может быть, только может быть, не оказаться внутри Бюро по охоте на демонов, где он мог в любой момент встретиться с Великим Демоном. — «Ты же понимаешь, что мне не нужна еда», — говорил Чжао Юаньчжоу, сидя в самом тёмном, глубоком и мрачном уголке сада, о котором, вероятно, никто даже не знал, кроме этого солнечного мальчика. Его и, может быть, Вэнь Сяо, которая время от времени заходила проведать Чжао Юаньчжоу. Он был почти уверен, что она делала то же самое для Чжуо Ичэня. Но сколько бы Великий Демон ни размышлял о том, как бы достойно выйти из этой передряги, в которую они случайно попали, решения, казалось, ускользали от него. Он думал, что старое доброе «притвориться, что ничего не случилось» могло бы сработать хотя бы для одного из них, но чаще всего он ловил себя на том, что его взгляд возвращается к Чжо Ичэню, когда они сидели вместе и обсуждали какие-то дела или просто ужинали. И чаще всего этот взгляд останавливался на его губах, или шее, или изящной линии подбородка, или прекрасных тёмно-синих глазах, заставляя другого мужчину замолкать на полуслове, а иногда даже забывать, о чём он говорил, бросая на Великого Демона ошеломлённый взгляд и тяжело сглатывая. Напряжение в воздухе было настолько ощутимым, что его можно было разрезать ножом. Или мечом. Большую часть времени Меч Облачного Света вёл себя хорошо, как будто стал более послушным, впитав в себя приличное количество крови Чжао Юаньчжоу — снова. Пока — не стал, и начал вести себя странно в самые безобидные моменты, когда Чжао Юаньчжоу просто попивал чай, а мимо проходил Чжуо Ичэнь. Нежное голубое свечение сразу привлекало внимание молодого человека. Или когда Чжо Ичэнь тренировался, а Великий Демон проходил мимо, заворожённый прекрасным танцем меча, останавливаясь хотя бы на мгновение, чтобы насладиться его плавными движениями, — и меч выдавал их обоих, не позволяя им даже притвориться, что ничего не произошло. Или в те другие разы, когда Чжао Юаньчжоу заставал Чжо Ичэня, рассеянно уставившегося в чашку с чаем, настолько погружённого в свои мысли, что он даже не замечал никого вокруг. И когда он наконец заметил это, его меч начал пульсировать уже знакомым светом, сигнализируя… о чём именно? Чжао Юаньчжоу не мог точно сказать, и, похоже, говорить, используя настоящие слова, а не испепеляющие взгляды, по какой-то причине всё ещё было невозможно. Какие бы смешанные чувства Чжао Юаньчжоу ни испытывал раньше, теперь они перестали быть смешанными, и он знал это наверняка. Чего он не знал, так это того, как всё исправить — какой бы опыт общения с людьми у него ни был, он не подготовил его к этому конкретному и особенному случаю. — Это не для твоего тела, это для души, — говорит Ин Лэй, наблюдая, как Чжао Юаньчжоу полностью погружается в свои мысли, как это часто случалось в последнее время. — Смотри, я приготовил миндальное желе. Это особый рецепт, держу пари, ты никогда раньше такого не пробовал, — он ухмыляется Великому Демону, следя за тем, чтобы тот съел ложку, а затем ещё одну, как будто от этого зависит благополучие Чжао Юаньчжоу. — Ты тратишь свой талант на меня, — Чжао Юаньчжоу изящно кивает ему. — Лучше приготовь что-нибудь для Сяо Чжо, только… чуть более сладкое, — говорит он, мысленно возвращаясь то к лисе, то к той ночи, к кровавым поцелуям и другим поцелуям до этого, а также к нынешним печальным обстоятельствам их жизни, в которых ничего подобного не было и, вероятно, никогда не будет. — Забавно, что ты это сказал, — Ин Лэй улыбается ему, не обращая внимания на меланхолию Великого Демона, которая, кажется, стала его преобладающим настроением в последнее время, — Чжуо-дарен сказал то же самое. Что я должен приготовить его для тебя и добавить немного нефрита, но не слишком много, чтобы оно не было горьким на вкус, — он смотрит, как Чжао Юаньчжоу берёт ещё несколько ложек миндального желе вместо ответа, неопределённо мыча, словно не веря, что это правда. — Ты плохой лжец, Маленький Горный Бог, — говорит он наконец, доев десерт, который оказался очень вкусным, несмотря на знакомую горечь, которая должна была ещё больше усмирить его злобную энергию. Ин Лэй слегка наклоняется вперёд, выглядя счастливым по причинам, которые понятны только ему, что, похоже, было его обычным состоянием, независимо от того, что происходило вокруг — хорошо, плохо или совершенно невыносимо. — И это именно то, что Чжо-дарен сказал мне, слово в слово, — усмехается он, довольный тем, что Великий Демон доел свой десерт, пусть и для того, чтобы не разговаривать. Он перенимал дурные привычки у каждого члена их странной маленькой семьи, и Чжао Юаньчжоу на самом деле боится, каким станет Бай Цзю, когда вырастет, если они останутся вместе. Что касается отцовских и материнских фигур, то ни один из них не был достаточно хорош. Только Чжо Ичэнь, такой нежный и заботливый, казался мальчику идеальным старшим братом. С другой стороны, Ин Лэй становился таким же язвительным, как Вэнь Сяо, привнося в их отношения свою милую озорность. Чжао Юаньчжоу смотрит на него несколько долгих мгновений, удивляясь, как этот лучик света проник в сердца и умы всех в Бюро по борьбе с демонами, включая Чжао Юаньчжоу. И он продолжал делать это так непринуждённо, используя главный язык любви — вкусную еду, которую он использовал как лекарство, как полноценное блюдо, а иногда даже как подкуп, чтобы сблизиться с людьми (и, что неудивительно, это всегда работало как заклинание, особенно с Бай Цзю). — «Было ли ошибкой с моей стороны прийти в Бюро по охоте на демонов?» Чжао Юаньчжоу спрашивает Ин Лэй, не особо надеясь на ответ. Он только начал думать, что его появление сильно всё испортило — для всех участников. Вэнь Сяо была счастлива (пока что), но что касается остальных… Кажется, он только усложнил всем жизнь. И в особенности жизнь одного охотника на демонов. Ин Лэй на самом деле проводит немало времени, размышляя над этим вопросом, выглядя комично серьёзным и, возможно, нуждающимся в кувшине вина. Чжао Юаньчжоу задаётся вопросом, был ли он таким же милым и невинным в какой-то момент своей жизни, потому что он совершенно не помнит об этом. Как будто его жизнь всегда была связана со страданиями, чувством вины и попытками загладить свою вину перед людьми, которым он причинил боль и продолжает причинять. — Я бы сказал так… — Ин Лэй хватает помпоны, украшающие его волосы, и теребит их, пока говорит, выдавая своё волнение — то ли из-за того, что делится своими мыслями, то ли из-за того, что находится рядом с Великим Демоном, которого он на самом деле почитал как Великого, несмотря на то, что регулярно видел, как тот всё портит. — ...если ты делаешь что-то, что делает тебя счастливым… и ты никому не причиняешь вреда… то это не ошибка. Это определённо хорошая вещь, — он избегает смотреть на Чжао Юаньчжоу, но в его словах есть доля правды, которая может быть очевидной для такого невинного человека, но бесконечно болезненной для такого виновного, как Чжао Юаньчжоу. — Видишь ли, я пришёл сюда не для того, чтобы быть счастливым. Я пришёл сюда, чтобы умереть, — признаётся Чжао Юаньчжоу, сам не понимая, зачем он всё это рассказывает. Может быть, потому что он был единственным демоном в Бюро по охоте на демонов и знал, каково это — расти без тепла, которое есть у большинства людей, когда они становятся подростками, а затем взрослыми. И всё же Ин Лэй сам был ещё ребёнком — по меркам демонов, подростком, если переводить на человеческие годы. Тем не менее, даже 300 лет, проведённые в Дикой местности, что-то значили, потому что этот опыт был гораздо более суровым и одиноким, чем всё, что человек мог себе представить. У большинства из них не было ни родителей, ни даже учителей, когда они оказались в бурном потоке жизни, взрослея в окружении всего мира, который учил их основам выживания, а затем, если им везло, любви, заботе и сочувствию. Но для некоторых демонов этот момент никогда не наступает, и они умирают такими же, какими родились, — почти дикими, бесконечно одинокими, свободными и не испытавшими ни одной из эмоций, которые мучили людей и делали их счастливее, чем любое другое живое существо на Земле. Потому что счастье приходит вместе с печалью, болью и страданиями. Тебе пришлось пройти через все эти эмоции и состояния, чтобы понять каждое из них и оценить их такими, какие они есть. Может быть… Чжао Юаньчжоу забыл об этом или просто решил не вспоминать эту простую истину, боясь причинить боль тому, кого он не хотел видеть страдающим. И стараясь не причинить боль самому себе, боясь, что больше не выдержит этого. Ин Лэй поднимает на него взгляд, бесстрашный и менее улыбчивый, демонстрируя свою истинную сущность, или, скорее, ту внутреннюю силу, которая позволяла ему оставаться счастливым, заботливым и милым, несмотря на все страдания, которые он, должно быть, видел в мире и пережил сам — как в Дикой местности, так и в человеческом мире. — «Умереть легко, Великий Демон. Смерть найдёт тебя в любом случае, хочешь ты этого или нет. Жить — вот что требует настоящего мужества. Продолжать двигаться вперёд и не сдаваться, что бы ни преподнесла тебе жизнь», — он говорит это так, будто имеет в виду именно это, будто это высшая истина жизни, этого мира, существования каждого существа. На мгновение Чжао Юаньчжоу хочет ему поверить. Что впереди его ждёт что-то хорошее. И не просто череда разрушенных жизней и пострадавших людей, оставшихся после его ухода. — И если тебе что-то нравится, ты должен добиваться этого. Или его, — на лице Ин Лэя снова появляется ухмылка, и теперь она более многозначительная, чем когда-либо, и почему-то напоминает Чжао Юаньчжоу о Вэнь Сяо. — Сначала он может тебя ненавидеть, но люди меняются, если о них заботиться и кормить вкусной едой, — его улыбка становится ещё теплее, когда он что-то вспоминает. — Раньше Бай Цзю не хотел со мной играть, а теперь я попросил его показать мне город, и он согласился! И не только это — я попросил Вэнь Сяо дать мне немного денег, чтобы купить на рынке больше продуктов и приготовить что-нибудь ещё… и она тоже согласилась! Это же просто, не так ли? Иногда всё, что нужно сделать, — это попросить. Или просто сказать, что ты чего-то хочешь. Иначе люди никогда не узнают, — заканчивает он свою маленькую радостную речь широкой улыбкой, которая озаряет всё его существо, оставляя Чжао Юаньчжоу в замешательстве на несколько долгих мгновений. — Неужели это так просто? — наконец спрашивает он, всё ещё немного ошеломлённый тем количеством жизненной мудрости, которое он получил благодаря этому простому, но восхитительному миндальному десерту. — Возможно, это будет нелегко, но попробовать стоит. Иначе ты умрёшь, гадая, что могло бы быть, — Ин Лэй собирает посуду и бросает ещё один озорной взгляд на Чжао Юаньчжоу. — Птичка сказала мне, что Чжуо-дарен проводит много времени на том красивом мосту с видом на реку, — он подмигивает Великому Демону, словно делясь огромной тайной, и тот не может сдержать улыбку, наблюдая за тем, как он ведёт себя так глупо и в то же время искренне. — Эту птичку случаем не зовут Вэнь Сяо? — спрашивает он, чувствуя, как на душе становится легче, а затем ещё легче, когда в его сердце расцветает ещё одно решение. Чжо Ичэнь, возможно, что-то решил той ночью, но это не значит, что он должен с этим соглашаться. И, что ещё важнее, это не значит, что он не может хотя бы попытаться изменить ситуацию, так сказать. Самое худшее, что может случиться, — это отказ прямо в лицо. Да, это было бы чертовски больно, но, по крайней мере, они оба получили бы хоть какую-то ясность в этом вопросе. А если он этого не сделает, что ж, они посмотрят, что можно будет предпринять дальше, если вообще что-то можно будет предпринять. — «Великий Демон провёл слишком много времени в мире людей. У птиц есть свой вполне понятный язык, — Ин Лэй лучезарно улыбается ему, — как и у камней, и у рек, и у травы. Всё, что тебе нужно сделать, — это спросить», — и он исчезает так же, как и появляется, — непринуждённо, без усилий, почти всегда без приглашения, но всё равно желанный гость. Чжао Юаньчжоу медленно поднимается, думая о том, что, возможно, он не так уж хорошо разбирается в жизни и людях, даже прожив тысячи лет, если даже маленький демон, кажется, лучше понимает реальность, чем он сам прямо сейчас. Или, может быть, просто может быть, он был слишком ослеплён собственной виной, страданиями и страхом, чтобы ещё больше всё испортить, и даже не подумал о чувствах другого человека. Кто-то, кто действительно был намного моложе его и гораздо более человечным, и кто, возможно, прямо сейчас чувствовал себя ещё более потерянным, особенно зная, что он тоже имел склонность замыкаться в себе и отдаляться от людей, которые о нём заботились, чтобы не показывать слишком много эмоций. На самом деле у них было много общего. Настолько, что их друзьям пришлось взять на себя задачу навести несколько мостов для общения, если они не могли сделать это сами.  

***

«Но осмелюсь ли я преследовать его?» — спрашивает себя Чжао Юаньчжоу, подходя к знакомому мосту, слабо освещённому луной и далёкими огнями на улицах, где люди медленно шли мимо, даже не замечая одинокую фигуру, сидящую посреди темноты. «Осмелюсь ли я просто уйти, если он отвергнет меня?» — спрашивает себя Чжао Яньчжоу, выходя на мост и зная, что его уже заметили, судя по тихому вздоху и едва заметному повороту головы в его сторону. «Осмелюсь ли я просто спросить его о том, чего он на самом деле хочет, если вообще чего-то хочет? Со мной», — спрашивает себя Чжао Юаньчжоу, подходя ближе к знакомой фигуре, замечая в его руках маленький кувшин с вином и слегка ссутуленные плечи, что было очень нетипично для него, человека, который всегда был таким спокойным, собранным, немного напряжённым и чрезвычайно внимательным ко всем вокруг, но не к себе. При виде его в таком состоянии у Чжао Юаньчжоу защемило сердце, но это также вселило в него надежду — что бы это ни было, он мог бы всё исправить. Или, по крайней мере, попытаться. — Птичка сказала мне, что я найду тебя здесь, — тихо говорит он, подходя чуть ближе, и меч Чжо Ичэня отвечает ему ещё до того, как это делает сам мужчина, низким гулом и пульсирующим голубоватым светом. Чжо Ичэнь лишь вздыхает в ответ, отводя меч в сторону, освобождая место для Чжао Юаньчжоу, и слегка сдвигается, словно приглашая его. — Эту птицу случаем не звали Вэнь Сяо? — спрашивает Чжо Ичэнь, выглядя немного уставшим и погружённым в свои мысли, но это быстро меняется, когда Чжао Юаньчжоу опускается рядом с ним, убедившись, что сидит достаточно близко, чтобы чувствовать тепло, дыхание и прикосновения другого мужчины. Они избегали друг друга эти несколько дней, которые кажутся неделями, и Чжао Юаньчжоу на самом деле скучал по его компании, просто по тому, как они сидели вместе, разговаривали, обсуждали какие-то дела. — В моём случае это был Ин Лэй, — признаётся Чжао Юаньчжоу, внимательно наблюдая за ним и пытаясь понять, как лучше поступить прямо сейчас, какие слова могут всё исправить, если вообще могут. — Я чувствую, что должен перед тобой извиниться, — осторожно говорит он. — Тогда я не смог сразиться с лисой… пострадал бы весь город, а не только павильон Тяньсян. «Пробудить твой меч было единственным способом спасти всех», — его внутренности сжимаются от интенсивности чувств, которые он испытывает. Это странная смесь страха быть отвергнутым и непонятым с желанием быть принятым, желанным, любимым и желанным. Он никогда не осознавал, что нуждается во всём этом, нуждался в этом долгое время — до того, как встретил этого молодого человека, прекрасного изнутри. То, что Чжуо Ичэнь начнёт менять его до такой степени, что он будет меньше думать о смерти и больше — о том, чтобы быть с ним, любым способом, каким только сможет, — это было трудно признать, и Великий Демон осознавал всё это только сейчас, сидя так близко, но не имея права прикасаться, обнимать, целовать и ласкать. Те смешанные чувства, которые он испытывал, должно быть, были с ним уже довольно давно, прежде чем он наконец заметил их, но ему всё равно нужно было убедиться, прежде чем сделать шаг вперёд, а затем ещё один. Он боялся того, что это будет значить для него и для его грандиозного плана красиво уйти из жизни, умереть от руки человека, которому он причинил зло и который теперь выглядит растерянным, огорчённым и тщательно подбирает слова, словно тоже чего-то боится. Что это будет значить для них обоих, если Чжуо Ичэнь признает, что испытывает всё это по отношению к человеку, которого поклялся убить, произнеся самую серьёзную клятву, которую только мог придумать в тот момент. — Ты жалеешь, что не разбудил меч раньше? Ты мог бы остановить меня до того, как… — Чжо Ичэнь не произносит этого вслух, но то, как он опускает глаза, гипнотизируя кувшин с вином в своих руках, говорит Чжао Юаньчжоу больше, чем любые слова. — «Я жалею только об одном — что мне вообще пришлось пробуждать меч. Потому что я не хотел тебя останавливать, — тихо говорит Чжао Юаньчжоу, не зная, как на это отреагирует другой мужчина, но это правда. — Даже если ты возненавидишь меня после этого… Я хотел знать, каково это. Я был эгоистом и не мог сказать тебе «нет», — что касается признаний, Чжао Юаньчжоу не помнит, чтобы когда-либо был так откровенен с кем-либо. Теперь он понимает, что это может быть самым важным как в отношениях между людьми, так и в отношениях между демонами. Просто быть честным, какой бы болезненной или неловкой ни была эта правда. Каким бы уязвимым, открытым и беспомощным он себя ни чувствовал. Он видит, как губы Чжо Ичэня слегка изгибаются в улыбке. — Ты этого хотел, — заявляет он, даже не спрашивая, и это, должно быть, что-то значит для него, потому что часть напряжения, повисшего в воздухе, почти сразу рассеивается, и Чжао Юаньчжоу задаётся вопросом, что именно он себе вообразил. Что он каким-то образом оскорбил Чжао Юаньчжоу, сделал что-то против его воли? — Я очень этого хотел… — подтверждает он, вглядываясь в лицо Чжо Ичэня в поисках новых намёков, но затем решает просто спросить, потому что, очевидно, они оба не очень хорошо умеют фантазировать: — Ты думал, что я не захочу? И если судить по тому, что Чжо Ичэнь покраснел и нахмурился, он действительно думал что-то в этом роде. — Я не знал, что и думать. Ты приходишь, от тебя пахнет так, будто тебя развлекал весь павильон Тяньсян, и, честно говоря, выглядишь соответствующе. На нём больше драгоценностей, чем на их самых богатых наложницах — и не смотри на меня так, я постоянно хожу туда по работе, — Чжо Ичэнь бросает на него сердитый взгляд и делает глоток вина, чтобы скрыть смущение и приличную долю ревности, которая, как вынужден был признать Чжао Юаньчжоу, была одновременно милой и возбуждающей по какой-то причине, заставляя его грудь слегка гореть, а затем ещё сильнее. — Но потом ты говоришь о сборе информации, и я решаю поверить тебе, потому что лучше верить в это… чем во всё остальное, — он вертит кольцо, которое подарил ему Чжао Юаньчжоу, всё ещё надетое на указательный палец, и Великому Демону приходится признать, что он выбрал идеальный дизайн и идеальный камень, которые подчёркивают тёмно-синие глаза Чжо Ичэня и его сильные, но нежные руки. Чжао Юаньчжоу думает, что хочет и красиво одеть его, и раздеть разными способами. Он бы ничего в нём не изменил, но у него было врождённое желание подарить ему что-нибудь красивое, сделать его немного счастливее, чем раньше, а потом ещё немного, смотреть на него, просто восхищаясь его красотой, а потом и обладать им, прикасаясь к каждому сантиметру его тела. И это было то, чего он не чувствовал очень давно, думая, что больше не достоин такой близости, которая в конечном счёте могла бы привести его к счастью. Он пришёл к Чжо Ичэню, чтобы получить смерть, но вместо этого был благословлён жизнью. Он умолял богов положить конец его страданиям, и они сделали это, но не так, как он ожидал и даже не смел надеяться. — Поэтому, когда Ху Сянь сказала мне ждать тебя, что она покажет мне твоё истинное лицо, я так и сделал. Ещё до того, как я был полностью захвачен ее милой магией. Что это говорит обо мне? — он наконец поворачивается лицом к Чжао Юаньчжоу, выглядя смущённым, но невероятно красивым, и Чжао Юаньчжоу на несколько долгих мгновений забывает, как говорить по-человечески. — Что мы очень похожи, ты и я, — тихо говорит Чжао Юаньчжоу, понимая, что это правда, по крайней мере, в какой-то степени. Они даже избегали друг друга после всего случившегося, вместо того чтобы поговорить. — Но никогда не стоит доверять древнему зверю, особенно лисе, — он слабо улыбается, замечая, как по щекам Чжо Ичэня скатываются слёзы, и поднимает руку, чтобы вытереть их, всё ещё не уверенный, можно ли ему это делать, прикасаться к нему. — Даже тебе? — спрашивает Чжо Ичэнь с уже знакомой улыбкой на губах, всегда такой робкой, но теперь обращённой полностью и безоговорочно на Чжао Юаньчжоу. Его доброта была заразительной, его невинность сияла ярко и нежно, как полная луна в середине ночи, но Великий Демон всё равно жаждал большего. Даже если это необратимо изменит их обоих, превратит в кого-то другого, в кого-то, кем они никогда не были сами по себе. — Особенно мне, — он наклоняется, чтобы прошептать эти слова, всё ещё нежно держа Чжо Ичэня за щёку, но не продолжает, по крайней мере, не сразу. — Что, если я скажу тебе, что нам не нужна магия какой-то лисицы, чтобы попробовать кое-что… просто чтобы посмотреть, сработает это или нет? — осторожно говорит он, глядя в глаза Чжо Ичэня и видя в них океан желания, очень похожего на его собственное, смешанного с небольшим стыдом и немалой долей страха, но всё же присутствующего. — Сможем ли мы на самом деле вернуться... если они этого не сделают? Чжо Ичэнь повторяет его жест, касаясь лица Чжао Юаньчжоу кончиками пальцев, легко и осторожно, словно боясь сломать его или проснуться от сна, который казался слишком хорошим, чтобы быть правдой. Если кто-то и мечтал здесь, так это Чжао Юаньчжоу, и он не хотел просыпаться ни при каких обстоятельствах. — Мы можем только попытаться и выяснить, — мягко бормочет Великий Демон, чувствуя, как между ними нарастает знакомая волна жара, словно их силы, сама природа их способностей притягиваются друг к другу ещё до того, как их владельцы всё понимают, мягко, но неуклонно сближая их, а слова Чжо Ичэня посылают вокруг них тонкие пульсирующие волны света, а тьма Чжао Юаньчжоу окутывает их обоих, словно тёплый уютный плащ. На этот раз Чжао Юаньчжоу наклоняется ближе для поцелуя, едва касаясь губами губ Чжо Ичэня, словно летний ветерок, ласкающий другого мужчину. И когда Чжуо Ичэнь закрывает глаза и тихо вздыхает, облизывая губы после этого нежного прикосновения, отпуская напряжение, которое всё ещё оставалось в нём из-за всего этого, из-за Чжао Юаньчжоу и лисы, из-за его собственных глубоко подавленных желаний и страха перед тем, что будет дальше, Великий Демон целует его ещё раз, осторожно беря инициативу на себя, пусть и немного, лаская его губы своими и позволяя языку проникнуть чуть глубже, чувствуя, как Чжуо Ичэнь притягивает его ближе, а затем ещё ближе, обнимая за талию. Похоже, врождённое желание прикасаться и раздевать было ещё одной общей чертой, и Чжао Юаньчжоу задавался вопросом, сколько ещё таких желаний они могли бы раскрыть, если бы решили пойти по этому пути чуть дальше. Когда они перестают целоваться, чтобы глотнуть воздуха, совершенно забыв, что сидят на мосту посреди ночи и в этот момент их может увидеть кто угодно, Чжуо Ичэнь выдыхает: — Мне кажется, или Вэнь Сяо знает, что старая лиса ужасно подозрительна? Ей действительно удалось вразумить её, слишком быстро, — он проводит пальцами по пряди волос Чжао Юаньчжоу, словно не в силах и не желая отпускать её или прекращать то, что они начали. — О, конечно, — говорит Чжао Юаньчжоу, слегка кивая, но его разум снова блаженно пустеет. — Может, ты хочешь… вернуться… и задать ей несколько вопросов? — говорит он, даже не пытаясь притвориться, что не смотрит на губы другого мужчины в этот момент, что было очень раскрепощающим ощущением. «Вернуться — обязательно. Задавать вопросы — позже», — то, как он говорит это низким голосом, звучащим более чем взволнованно, заставляет сердце Чжао Юаньчжоу биться быстрее, чем когда-либо прежде. Они встают одновременно, оба пьяные от нахлынувших чувств, и Великому Демону приходится признать, что вино не сравнится с губами Чжуо Ичэня, мягкостью его кожи и жаром его тела рядом с его собственным. — Мне подходит… — шепчет он, понимая, что они скоро попробуют всё то, о чём говорили несколько минут назад, чтобы понять, подходит это им или нет. И по какой-то причине он не сомневался, что им обоим это понравится, всё без исключения. Какие бы вопросы они ни хотели задать Вэнь Сяо, им придётся подождать до утра.   Ин Лэй тяжело вздыхает с облегчением, наблюдая, как две фигуры спускаются с живописного моста, слегка пошатываясь от близости друг к другу и от тех нескольких страстных поцелуев, которыми они обменялись. Он широко улыбается про себя и использует талисман, чтобы поспешить в Бюро по охоте на демонов и сообщить Вэнь Сяо, что их план действительно сработал, хотя и с некоторыми изменениями, и она была права, когда заставила всех взять выходной, включая большинство ночных стражников, зная, что кто-то, а точнее, двое кого-то, не смогут больше сдерживать свои чувства, пока будут идти по сказочным коридорам Бюро по охоте на демонов, наполненным лунным светом, лёгкими тенями и тихим гулом ветра. И вот они идут, медленно, чувствуя, что словно летят сквозь ночь, останавливаясь, чтобы осторожно прикоснуться друг к другу, сбрасывая слои ткани по мере того, как проходят через комнаты, ведущие в спальню Чжуо Ичэня, пока не остаётся ни одного слоя, и всё падает на пол, включая украшения и аксессуары — всё, кроме одного прекрасного кольца с огромным сверкающим сапфиром, которое по-прежнему украшает указательный палец Чжуо Ичэня. Чжао Юначжоу не забывает целовать все его пальцы один за другим, и ладони, и костяшки пальцев, и запястья, скользя дальше вверх, вдавливая его в кровать и лаская его всего руками и губами, пока от самообладания не останется и следа, пока изо рта Чжо Ичэня не начнут вырываться сладкие тихие стоны, пока все, что Чжао Юаньчжоу делает с его телом, не станет невыносимым до такой степени, что он выгибает спину, выглядя как видение, горячий сон, прекрасный в своей наготе, и уязвимость, и желание иметь больше, отдавать больше, быть взятым и брать взамен. И пока его руки, сильные от многолетних тренировок с мечом, скользят по обнажённой спине, бокам и бёдрам Чжао Юаньчжоу, исследуя каждый сантиметр его тела, прижимая их друг к другу, он осознаёт, что это, чем бы оно ни было, не должно прекращаться, никогда, пока они живы и видят друг друга такими, какие они есть, и принимают, и обнимают, и ласкают, и заботятся, и позволяют заботиться о себе в ответ. Когда несколько часов спустя они лежат в постели, всё ещё не в силах уснуть от пережитого, всё ещё не желая расплетать свои тела, просто прикасаясь и лениво лаская друг друга в отголосках удовольствия, Чжо Ичэнь шепчет клятву другого рода, которая, возможно, уравновесит ту, другую, если не полностью отменит её, заставляя Чжао Юаньчжоу смотреть ему в глаза, чувствуя себя удивлённым, но счастливым, и пусть немного обеспокоенным, но и испытывающим облегчение, которое невозможно описать словами. И когда он целует его в шею, пряча лицо в изящной ложбинке, он шепчет несколько слов, заслужив вздох и лёгкое прикосновение к волосам, когда Чжуо Ичэнь отстраняется, чтобы взглянуть ему в глаза, словно не веря своим ушам. — Навечно? — спрашивает он в замешательстве, но уже кружится от счастья и множества других необъяснимых, но несомненно приятных чувств, которые бурлят в нём, заставляя их обоих снова дрожать от восхитительного горячего возбуждения. — Навеки, — подтверждает Чжао Юаньчжоу и нежно прижимается губами к руке другого мужчины, к его пальцам и к кольцу, которое внезапно стало чем-то большим, чем просто красивым украшением, которое он «случайно» надел на него, а затем продолжает целовать и другие части его тела, заставляя Чжо Ичэня счастливо смеяться, и Чжао Юаньчжоу приходится признаться самому себе, что он мог бы слушать этот смех вечно, а потом ещё и ещё.  

***

Вернувшись в павильон Тяньсян, Вэнь Сяо наливает Ху Сянь полную чашу вина, виновато глядя на неё, но не испытывая ни капли раскаяния. — Прости, что втянула тебя в это, Жэнь-цзецзе, — вежливо говорит она, научившись хорошим манерам у Чжао Юаньчжоу за те месяцы, что они провели вместе, а также некоторым другим полезным и не очень вещам. Старым демонам, по-видимому, больше всего в этом мире нравились их маленькие театральные игры, и Ху Сянь не была исключением из этого правила. По-видимому, больше всего им нравилось издеваться над людьми на всех возможных уровнях, и чем больше беспорядка они создавали, тем более живыми себя чувствовали. По крайней мере, так думал Вэнь Сяо, глядя на великолепную демоницу, которая выглядела расслабленной, сытой и довольной впервые за долгое время. — Нет, это не так, — Ху Сянь бросает на неё полный смеха взгляд, но всё же принимает бокал вина, выглядя такой же великолепной, как и всегда, но на этот раз в человеческом обличье, с великолепной причёской и знакомой заколкой, украшающей её. Фальшивый случай, который состряпала Вэнь Сяо, выглядел достаточно правдоподобно, особенно с теми печатями, которые она подделала, и настоящим гневным письмом от не такой уж и сердитой жены городского главы, которая была частью их маленького круга подруг, время от времени собиравшихся в павильоне Тяньсян, чтобы посплетничать и выпить вкусного вина. Ху Сянь, известная под именем госпожа Жэнь, руководила всем этим, поэтому, когда Вэнь Сяо заскулила о том, что двое из ее самых любимых мужчин так долго танцуют друг вокруг друга, делая всю их жизнь невыносимой, наблюдая за всем этим гарцеванием без каких-либо действий вообще, она предложила использовать немного своей особенной и чрезвычайно чувственной любовной магии, которой обладают только древние лисы. И поскольку Ху Сянь знала Чжу Яня раньше, подшутить над этим ‘старым демоном’ в то время казалось ей исключительно забавной идеей. Что ж, в конце концов, после нескольких проб и ошибок, это принесло свои плоды, и Вэнь Сяо наконец-то смог отпраздновать, зная, что после этой ночи всё значительно изменится. — Виновна по всем пунктам, — признаёт она и одаривает другую женщину одной из своих самых красивых и нежных улыбок. Пэй Сыцзин, которая сидит рядом с ней, так восхитительно близко после всего, что они пережили вместе, слегка качает головой и тоже наливает себе вина. — Это было слишком опасно, цзе. Одно неверное движение, и они могли бы разрушить весь город, — говорит она, бросая осторожный взгляд на лису, которая вальяжно раскинулась на разноцветных подушках и выглядит слишком довольной собой, а ещё — невероятно красивой. Иметь такую «тётушку», как лиса любила называть себя по отношению к Вэнь Сяо, определённо было выгодно, но лисы — непредсказуемые создания, это она могла сказать наверняка. —«Чжу Янь никогда бы не напал на меня, особенно после того, как увидел, как этот мальчик постепенно теряет самообладание. Я знаю вещь или два о желании, поверьте мне”, - улыбается она очаровательно на обоих из них, наливая им еще вина, и мечтательно смотрит за окошком: “Я поняла, что Великий Демон действительно безумно влюблен в Чжо-дарена, как только увидела, как он шныряет вокруг павильона Тяньсян. в таком виде, я имею в виду, что мои девочки могли потерять всех своих клиентов, а также работу в ту самую ночь, я не шучу,” она наблюдает, как лицо Вэнь Сяо озаряется весельем, как она помнит, как великий Демон скользнул в комнату в тот роковой вечер и как все их челюсти упали немного, но не так сильно, как Сяо Чжо, богиня благословит его невинная душа, кто буквально потерял способность говорить и, казалось, думал так же, для более чем несколько минут. И это ещё одна вещь, которая помогла ей обманом заставить их обоих «расследовать» это дело. В конце концов, они сами хотели, чтобы их обманули, и этот лёгкий толчок, подаренный весьма своеобразной магией лисы, положил конец всем их страданиям. По крайней мере, значительной их части. — «Кто бы мог подумать, что мальчик Бинъи окажется таким сильным и упрямым», — усмехается Ху Сянь, вспоминая их маленькую игру, разыгранную для двух глупцов, которые были так явно влюблены друг в друга, но настолько слепы к чувствам друг друга, что это становилось нелепым. Даже она чувствовала напряжение, а ведь она провела рядом с ними всего несколько минут. — Ты даже не представляешь, — Вэнь Сяо делает глоток вина, обнимает Пэй Сыцзин и с любовью смотрит на неё, чувствуя, как напряжение последних нескольких дней постепенно растворяется в её тёплых объятиях и ещё более тёплом взгляде. — Ты оправдываешь имя Богини, Вэнь Сяо, — Ху Сянь мило и лениво улыбается ей, как кошка, съевшая лакомство, и вытягивается на подушках, с огромным интересом наблюдая за двумя женщинами и наслаждаясь проявлениями любви, на которые только могла посмотреть. Она знала страсть, и привязанность, и желание, и похоть, и все виды любви и нежности, которые возникали между людьми, обычно между двумя, но иногда этот тёплый огонь распространялся, охватывая ещё несколько душ, связывая их, превращая в нечто большее. Было редкостью видеть, как люди и демоны так сильно заботятся друг о друге. И если бы эти двое сочли её действия сомнительными или неэтичными и решили бы снова за ней приударить, она бы одарила их такой мощной любовной магией, что им не сошло бы с рук просто целоваться у неё на глазах, это она могла гарантировать. И, надо признать, это было не так уж плохо. — У меня был лучший наставник в мире, — слегка усмехается Вэнь Сяо, нежно целуя Пэй Сыцзин в плечо, и они проводят остаток вечера, просто болтая о пустяках и чувствуя себя абсолютно довольными друг другом.