Роза Ветров

Ночь будет бессонной — понял командир королевской гвардии. Его покои находились в неизвестной широкой публике части дворца и состояли из двух спален и небольшой гостиной, и сейчас все это пространство было наполнено звенящей тишиной. Вечером, после придворной суеты и наблюдений за потенциальными врагами, Лионель любил посидеть в этой гостиной и послушать, как его оруженосец играет на гитаре. Они никогда не обсуждали дворцовую жизнь — лишь делились наблюдениями, и то в рабочее время. Рамиро Алва-младший отлично знал, как нужно отдыхать. Но сегодня, видимо, ему было не до того. Когда Савиньяк вошел, гитара висела на стене, а Рамиро сидел на подоконнике и смотрел на небо, прямо как барышня из романтической поэмы. Заметив своего сеньора, оруженосец лишь скользнул по нему пустым взглядом и снова вернулся к созерцанию. Лионель налил себе «черной крови» и удобно расположился в кресле. Рамиро хочет тишины — его право. Все равно рано или поздно объяснит, что с ним такое. — Извини, монсеньор, — Воронёнок явно говорил с небом, а не с ним, но Савиньяку было не привыкать — Рокэ часто делал так же. — Я сегодня не могу играть. Если попробую… Мне кажется, порву струны. — Извиняю, — милостиво махнул рукой Лионель. Очаровательная манера у этого вороньего птенца. Его брат-близнец, по словам Эмиля, общался со своим сеньором совершенно панибратски, как и со всей армией, по имени и без формальностей. Но Рамиро… Этот поганец давно перешёл с ним на ты. Но продолжал звать его монсеньором и держался отстраненно. Читать его было, в общем, той ещё задачкой. Рамиро немного расслабился. И все же… Если бы этот парнишка был полотенцем, то можно было бы сказать, что его окунули в напряжение и забыли отжать. Обычно прямая спина согнута, как при молитве, плечи сведены, а кулаки сжимаются и разжимаются. Как будто он не может решить — то ли убить кого-нибудь, то ли разрыдаться. Лионель откинулся и прикрыл глаза, прислушиваясь к собственному сердцу. Удар за ударом оно ускорялось, переходя чуть ли ни на галоп. Это его сердце или Рамиро? Щедро он поделился своей тревогой, ничего не скажешь… — Если бы я был Его Высокопреосвященством, — Лионель прижал руку к груди. — Ты бы уже убил меня. — Хах, — Рамиро глубоко вздохнул, и сердечный приступ был отложен о худших времен. — Я же давно просил не читать меня… — Я не сойду с ума, не переживай, — Савиньяк открыл глаза и обнаружил, что оруженосец смотрел на него со своего подоконника. — Что с тобой такое, птенец? Рамиро отвел глаза. — Посмотри на луну, монсеньор, — он склонил голову к окну. — Какого она цвета? — Луна? — Лионель небрежно подошёл к нему. — Обычная, белая. Рамиро качнул головой и спрыгнул с подоконника. — Я вижу её кроваво-красной, — открыл он наконец тайну мироздания. — Кажется, она смотрит на меня. У тебя никогда такого не было? — Не думаю… Сначала он раздает свою тревогу направо и налево, теперь видит то, чего нет… Может, Рамиро и правда сумасшедший? Рокэ было всего восемнадцать лет, когда появился уже третий ребёнок — красавица Изабелла, маленький ангел с золотыми кудрями и небесными глазами на пол-лица. В отличие от своих старших братьев, которые уже бегали по поместью Фок Варзов и пытались говорить, девочка все время сидела на руках у отца, прерываясь только на трапезу. Поэтому, когда Лионель зашёл попрощаться перед отъездом в Загон, никто не удивился, когда его чуть ни сбил с ног гиперактивный комочек воронятины. В этот момент чёрные глаза встретились с разноцветными, и Рамиро-младший замер, изумлённо моргая белёсыми ресницами. — Что такое, птенчик? — Лионель неуверенно погладил мальчика по волосам. — Мя, — «птенчик» обхватил его ногу руками и категорически отказался отпускать. Наблюдавший за этим представлением Рокэ тяжело вздохнул и, перехватив малышку в одну руку, второй провёл по струнам лежащей рядом гитары. Оба близнеца немедленно оказались у его ног и, более того, старательно принялись подпевать, ещё не зная слов, но уже понимая сущность музыки. Лионель с удивлением наблюдал, как дети, которые ещё не должны понимать вообще ничего, синхронно качаются из стороны в сторону, а Изабелла довольно урчала — видимо, ей тоже нравилась мелодия. — Иногда у меня такое ощущение, Росио, — когда Алва доиграл, Савиньяк позволил себе сесть. — Что у твоих птенцов одна душа на двоих. Ты никогда не думал об этом? — Ли… — Ворон покачал головой. — У них разный характер, как ты себе это представляешь? — Верю, — Ли примирительно поднял руки. — Но у них правда есть связь, — Росио смотрел куда-то мимо него, и, проследив его взгляд, Лионель увидел малышей, увлечённо следящих за огнём в камине. — Как будто они читают мысли друг друга. Насколько у детей их возраста могут быть мысли… — Монсеньор? — Рамиро помахал рукой перед его лицом, и Лионель был вынужден вернуться в настоящее. — Это из-за твоего брата? — высказал он догадку. — С ним что-то случилось? Воронёнок не ответил. Его взгляд застыл и несколько минут он просто смотрел перед собой и шумно дышал, а затем… — Закончилось, — прошептал он одними губами. — Так, ну-ка садись… Спустя пару минут и бокал вина Рамиро более или менее пришёл в себя, а после второго выдал: — Монсеньор, прости меня… Просто, как тебе объяснить… В общем, да, это из-за брата. Видимо, сегодня у него был первый бой. Вот оно что. Так мальчишка всё это время чувствовал, что брат в опасности и переживал… — Странно, — Лионель сел напротив и пристально посмотрел в его глаза. — У тебя было несколько десятков дуэлей. Но у твоего брата таких приступов тревоги никогда никто не видел. В чем дело? — Думаю, тут всё просто, монсеньор, — Рамиро хмыкнул. — Я драться не боюсь. А вот мой брат… Лионель кивнул. Звучало довольно правдоподобно, но ни на шаг не приближало к разгадке. Первые птенцы вороньего гнезда родились с особой связью, но ведь такого не было ни у них с Эмилем, ни даже у других детей Рокэ, даже близнецов. — Я как-то сказал твоему отцу, что у вас одна душа на двоих, — задумчиво произнёс Лионель, уже зная, что воронёнок тоже будет с этим спорить. — Ты был не прав, монсеньор, — Рамиро улыбнулся, и ему стало не по себе. — Души у нас разные. Но вот сердце… Сердце у нас одно.