You're too sweet for me

15. Весь город был на ладони. Жил своей жизнью, был прекрасен в своей миниатюрности. У всех, как и обычно, свои дела, поэтому никто и не заметил двух внезапно пропавших сорванцов. — Не холодно? — поинтересовался Николас, когда светлые волосы Вэша растрепал юркий ветер. Солнце сегодня спряталось за облака, поэтому было прохладно. — Ничуть, — улыбнулся тот. Николас кивнул и вслед за блондином сел на не выглядевший крепким выступ. Старая часовня, на которую они забрались, приняла их не прямо-таки радушно — недовольно скрипела, когда они поднимались по старинной лестнице, громко гнала ветер сквозь щели и заколоченные окна, а кое-где не давала пройти, отбрасывая вниз дряхлые кирпичи. — Мы столько времени убили, чтобы сюда попасть, — добавил Вэш, — Никакая погода меня не остановит! — Тебя вообще ничего не может остановить, — усмехнулся Николас, рассматривая по-новому лежащие волосы Вэша. Тот только засмеялся. — И всё же, почему так резко? — вдруг спросил Вульфвуд. — Ты про что? — продолжая улыбаться ответил блондин. — Волосы. Ты теперь выглядишь... совершенно по-другому. Николасу до ужаса сильно хотелось дотронуться до золотых локонов, но пока он решил довольствовался лишь тем, как ветер перебирает их, ни на секунду не оставляя на месте. Обладатель новой прически смущённо улыбнулся. — Хотелось изменений, — и тут же в его глазах проскочило нечто серьёзное, скрытое от всех. То, чем он бы мог поделиться с Николасом, но чуточку позже. А за светлыми волосами в ухе блестела серебряная серёжка. Вульфвуд и на неё смотрел очень часто — иногда даже думал, что Вэш это уже давно заметил, но старался не придавать этому особое значение. А значение, вообще-то, было, ещё какое! Николас отчётливо помнит день, когда Ураган на полном серьёзе попросил его проколоть ему ухо. Прямо после вылазки в чёртов бордель! Но всё же видя эти глазки, которые отражали полное доверие только ему — не смог устоять. Да и позже он корил бы себя за то, что не приложил руку к чему-то важному для Вэша. Николас решил понимающе промолчать, хотя, очевидно, ему было важно получить более развернутый ответ. Всё чаще Вульфвуд видел, как Вэш становился задумчивее и спокойнее. Конечно, младший близнец всё ещё оставался милым добрячком и неугомонным ураганом, но как-никак приют закалил его, и за таким поведением скрывался накопленный за это время горький опыт. — А что, не очень выглядит? — пролепетал на одном дыхании Вэш, уводя почему-то тревожные глаза к серо-зелёному пейзажу. Вульфвуд сделал большие глаза, намекая, что тот сказал нелепую глупость. — Выглядит интересно, но непривычно. Они теперь... — он зачесал собственные чёрные волосы, — прямо под стать тебе. Как ураган. Небесные глаза смягчились, и в следующий момент вместе с появившейся улыбкой перешли в более хитрую позицию. — Да ну всё, не смотри так, — дружелюбно закатил глаза Николас. — Буду считать это комплиментом от самого Николаса Д. Вульфвуда! — Вэш плавно покачнулся и прямо-таки пропел эту фразу. — Как скажешь, лохматый. Николас, продолжая подыгрывать, смотрел вниз на старую архитектуру здания. Даже снизу издалека ему всегда казалось это строение красивым — бурый кирпич выглядел слегка потрёпанно, но достойно, ведь кто знает, сколько невзгод пришлось пережить этой брошенной часовне на краю городка. Приют находился чуть выше и отдалённее его, а часовня тем более — поэтому с её высоты можно было оглядеть и небольшой приют, и провинциальный городок. — Мы с тобой уже столько дружим, но... — начал Вэш, — Что значит эта «Д» в твоём полном имени? Николас удивился. — Меньше знаешь — крепче спишь, — отмахнулся он, скрывая улыбку. Вэш тут же взбушевался и ещё минут пять требовал объяснений, пока смеющийся Николас говорил, что это страшная тайна. Конечно, тайны никакой не было, поэтому ему и нравилось подшучивать над наивным Ураганом. — Ладно, ладно, я скажу... — заговорщически произнёс Николас, когда Вэш уже был готов угрожать (правда не понятно как, ведь с его миловидным личиком это вряд ли получится), — Но тогда с тебя желание! Ураган возмущённо вскинул брови! — Да что за загадки?! Может «Д» значит дурак? — он тут же получил тычок в ребра, из-за чего начал смеяться и пытаться оттолкнуть проворные руки Николаса, пока вдруг не вспомнил, что они сидят на старом узком карнизе. Быстрее, чем вскрик, Вульфвуд рефлекторно удержал чуть не свалившегося вниз Вэша. Тот прерывисто дышал и ошалело глядел перед собой, осознавая, что только что мог запросто разбиться о разрушенные кирпичи снизу. — Прости! — судорожно прошептал Николас, внеся в извинения болезненную вину, — Вэш... Вместо ответа блондин ухватился своими деревянными пальцами за руки друга, всё ещё удерживающие его от инерции. Вульфвуд вдруг понял, что пора бы уже убрать их, но не посмел этого сделать. Пока Вэш не успокоится, он будет рядом и не отпустит. — Это ты меня прости... — натянуто ответил близнец, — Я слишком... — Я не знаю, что значит «Д», — тут же выпалил Николас, предвещая, что Вэш снова возьмёт всю вину на себя, — Совершенно не знаю, Вэш. Прости. Испуганные тёмные глаза всматривались в лицо друга, пока не встретились с небесным взглядом, говорящем «всё в порядке». И хоть Вульфвуду было тяжело в очередной раз принимать эти слова, он мягко вздохнул и ослабил хватку. Вэш легонько улыбнулся и так же тихо сказал: — Спасибо. Ситуация с несчастной буквой осталась позабытой. Вэш благодарил за спасение и понимал, что доверил бы свою жизнь Николасу в любой ситуации. Оттого ему всегда хотелось находиться рядом... Наверно, он почувствовал это ещё в детстве, шесть лет назад. И он даже не представлял, как сильно перевернул мрачную жизнь Николаса. И не только его жизнь — каждую маленькую жизнь в пределах приюта. Пока в один из привычных скудных дней не явился на порог главного корпуса Вэш Ураган, Николас никогда бы и не подумал о том, что мир вокруг него гораздо больше, чем облезлый забор, а смысл жизни глубже, чем просто выжить. Вульфвуд стал по-другому смотреть на вещи, которые раннее раздражали его или казались не важными. Вэш своею странной философией и своим странным, до ужаса глупым, по мнению Николаса, характером умудрился повернуть его жизнь в нужное русло. Но Вэшу словно этого было мало — его доброта и дружелюбие охватили целый приют. Здание и территорию словно перестроили и впустили туда новых малышей. Они почти не плакали. Не хмурились, не озирались по сторонам, ожидая откуда-нибудь подзатыльник или укор от воспитательниц. В корпусах стало свободнее. Николас постоянно злился, что места было шаг-два и стенка, а учитывая, что пол был усеян поломанными игрушками, даже ступить было негде. С приходом Вэша от шершавых стен перестало веять холодом, починенные игрушки дружелюбно сидели на полочках прикроватных тумбочек. Когда в приюте перестроили одну общую комнату с одними только матрасами на холодном полу в несколько небольших, но комфортных комнат, Николас даже проникся ностальгией — когда-то ведь он боялся спать один, а среди большого количества детей ему казалось, что он не одинок. А ещё раньше воспитательницы читали на ночь сказки тем, кто не мог уснуть. При свете восковой свечки, Доминика, тогда ещё моложе на семь лет, рассказывала старые истории, которые никогда не повторялись. Многие дети их забывали, но некоторые врезались в память и остались до сих пор. Они ассоциировались у Николаса с запахом фимиама, сверчками и лунным светом. Теперь изредка он стоит возле приоткрытой двери в комнату младших и слушает, как те же сказки рассказывает Рэм — молодая и добродушная воспитательница, какой раньше была Доминика. Вэш, замечая подобное, не может сдержать улыбки и тихонько уходит, чтобы дать другу побыть наедине со своим нелегким детством. Но то, как он умиротворённо прикрывает свои тёмные глаза, вселяет в Вэша надежду, что Николас пережил прошлое и отпустил самое ужасное, что с ним случалось. Говоря о воспитательницах — им стало легче. Вэш часто предлагал свою помощь, сам укладывал детишек спать и вёл на полдник после сна. Николас думает, что из-за того, что к ним впервые отнеслись как к людям, а не механическим куклам, выполняющим обязанности матери, воспитательницы смягчились и будто стали добрее, понимающее. — Рэм всегда говорила, что если постоянно делать одно и то же, даже то, что тебе нравится — можно сойти с ума. Вэш сказал это, когда Николас поинтересовался, зачем он так снисходительно относится к этим суровым воспитательницам, ведь они часто унижали и ругали его, хотя он этого совершенно не заслуживал. — Но они несправедливы к нам, — возразил Николас, на что тут же получил твердый ответ: — А жизнь несправедлива к ним. Ты и сам часто бесишься, когда тебя оставляют за старшего, а почему? Тебе и получаса хватает, чтобы устать от этого, а они живут подобной жизнью каждый день. Вэш говорил строго, глядя в глаза, но не с целью уколоть, а заставить задуматься. — Все мы — люди. — Все мы — люди, ведь так? — произнёс Николас, плавно убирая свои руки от Вэша. Голубой взгляд так же медленно проследил за ними, но вскоре блондин отвернулся. На губах его появилась улыбка, что шла вразрез с его печальными глазами. Но Николасу нравилось и это выражение лица — Вэш становился похож на странную картину, написанную маслом, вызывающую непреодолимое желание вопреки запретам прикоснуться к ней. К нему. — Угу... — пробурчал Ураган и наконец отпустил ситуацию. — Пончики будешь? — примирительно сказал Николас, удостоив Вэша заразительной улыбкой. Тот вмиг вернулся в своё привычное беззаботное состояние и обрадовался: — Ещё как! В руках Вульфвуда зашуршал бумажный пакет из пекарни, которая каждую неделю привозила в приют свежеиспечённый хлеб и лакомства. Зачастую это были сухари с изюмом или булочки маком. Но иногда детям на полдник давали печенье или пончики с сахарной пудрой! И больше всех ребятишек был рад сам Ураган, который сметал все пончики одним махом! Николас не понимал такой странной любви к этим сладостям, но, с горем пополам, всё же сумел договориться с пекарем о своей помощи взамен на парочку дополнительных сладких пышек. Зачем он это делал? Он сам не особо понимал, но двигало им лишь желание увидеть настоящие эмоции друга, которые будет вызваны им самим. Будто он пытался завербовать Вэша таким образом. Показать свою заботу, а главное — значимость. И да, для Вэша это внимание много значило — он не привык, что кто-то заботится о нём, да ещё и так скрытно, ненавязчиво, что хочется позволить себе довериться без конца. С нелепым смущением, но блондин всё это принимал, показывая, что готов доверять. — Чудо чудесное! — восклицал Ураган, уминая напудренные пончики за два укуса и довольно щурился, словно кот, добравшийся до сливок. Николас предпочёл не спорить и спокойно наслаждаться выпечкой. Ему почти не стоило труда снова расслабиться и вдохнуть свободный ветер, круживший вокруг часовни. — Как ты сумел так много достать? — не унимался Вэш, — Я знаю, что на одного ребёнка — один пончик, — и хитро добавил, — Ты что, детей обокрал? — Ага, так бы они мне отдали, чертята, — ухмыльнулся Николас, — Я просто умею договариваться. — Смотрите-ка какой важный-бумажный, — передразнил его Вэш, уперев руки в бока. Николас подумал о том, что спокойствия рядом с ходячим ураганом не будет, поэтому решил промолчать, сэкономив нервные клетки. — Ой... — Вэш вдруг притих и из кармана одежды, где была его рука достал какой-то маленький потрёпанный цветочек, — Совсем забыл. Николас тоже забыл, что блондин срывал его ещё тогда, когда они выходили из приюта. Красные облачка цветков прямо-таки парили на тонких стебельках, а над ними парила Рэм, любовно отрезая сухие листья. Она сама была похожа на хрупкий цветок и будто колдовала над ними, бережно прикасаясь к ярким растениям, чтобы они цвели ещё дольше. — Не видел здесь раньше этих цветов, — невзначай произнёс Николас, осматривая небольшие клумбы, появившиеся рядом с корпусами. — А что это за цветы?! — воскликнул Вэш и тут же наклонился, чтобы вдохнуть новый свежий запах. — Это герань, Вэш, — спокойно улыбнулась Рэм, оторвавшись от своего занятия, — Николас, я попросила разрешения директора посадить цветы на территории корпусов. У нас в саду в основном нецветковые растения и луговая трава, а настоящих цветов нет, ведь за ними нужен тщательный уход, — воспитательница откинула тёмную прядь волос, соскочившую с её уха, — Но за небольшими клумбами я смогу приглядеть. К тому же... герань для меня очень много значит... И цветёт она довольно долго, — Рэм смотрела куда-то в дальние облака, за которыми пряталось солнце и, наверно, вспоминала о чём-то. Николас ради приличия мягко кивнул, но сказал, что им с Вэшем уже пора идти. А сам подметил — Рэм почему-то очень походила на его друга — её улыбка тоже была её защитой. Наверно поэтому она была ближе к Вэшу, чем к другим детям. Стоит ещё вспомнить, что именно она привела его шесть лет назад в приют. Оставив их на пару минут обсудить цветочные дела, Вульфвуд подошёл к забору с кустарником, возле которого когда-то часто прятался в детстве. Он тихо хмыкнул и огляделся. Рэм вложила в руки Вэша герань, и юноша, счастливый, побежал к другу. Ураган говорил, что хотел герань засушить, вот только не подумал, что в кармане она может сделаться очень хрупкой и вялой. Блондин печально смотрел на опавшие красные лепестки. — Ну-у, можно ведь сорвать ещё? Теперь у нас много цветов, — пожал плечами Вульфвуд, стараясь подбодрить друга. Вэш покачал головой. — Не хочу делать это слишком часто. Цветы ведь тоже живые, — он не сводил взгляда с капелек-лепесточков, а Николас видел точно такие же прозрачные слезинки в его голубых глазах. — Они снова вырастут, уверен, Рэм этому поспособствует, — ответил он, — На следующее лето герань снова зацветёт и завянет. И через год ещё раз. Не относись к этому так, будто подобного больше не произойдёт, — в словах его сквозила твёрдость и честность, — А мы можем увековечить всего несколько цветков, сделав из них гербарий, — добавил чуть бодрее, — Ну? — Ты прав. Даже такие мелочи вызывают во мне столько чувств, что я почти это не контролирую, — признался Вэш, — Рэм мне рассказывала про герань, — он осторожно погладил листик, — Интересно, почему она ей так важна? Она сказала, что на языке цветов герань означает решимость. А ещё... любовь. Вэш вдруг распахнул глаза, осознав, что только что сказал. Будто изначально он не собирался так подробно об этом говорить, но язык решил опередить мысли и выдать всё как есть. Ураган так сконцентрировался на увядшем цветке, что не заметил, как совсем рядом с его лицом оказался Николас. Они успели только бегло встретиться глазами, прежде чем невесомо соприкоснуться губами. Случайно и... как-то спокойно? Смольные глаза Николаса заворожили, а рот поглотил звук, сорвавшийся с губ Вэша. Мгновение. Голубые глаза удивлённо расширились, и Вульфвуд ощутил, как неловко приоткрылся чужой рот, видимо в попытке что-то удивлённо сказать. Однако было страшно что-либо предпринимать, несмотря на то, что его всё ещё не столкнули куда-нибудь вниз с этой часовни. Мгновение, и чувства обострились настолько, что разом Вэшу почудилось покалывание где-то в груди, тяжесть в ногах и совершенное безразличие к герани на своей ладони. Ведь... «не относись к этому так, будто подобное больше не произойдёт». Произойдёт. Цветы зацветут. Солнце снова выйдет из-за облаков. И они снова... Всего мгновение, и они глядели в разные стороны. — Прости, я, кажется, тебя перебил, — Николас первым отстранился, чтобы ненароком не зайти дальше положенного. Что конкретно в этой ситуации делать, он, дальше поцелуя, не продумал. — Да? — как-то слишком спокойно ответил Вэш, хотя появившийся румянец нельзя было не заметить, — Я говорил о цветах... Сейчас у меня на ладони герань... — его глаза смотрели куда угодно, но не на Николаса, но он вдруг резко выдохнул и собрался совершить что-то до смерти необдуманное, — И она выражает все мои чувства к тебе. — Ч-чего? — Вульфвуд был поражён тем, как блондин смело говорил, глядя прямо в смольные глаза, — Что... конкретно?... — Я же уже сказал. Любовь.