Горячая линия

Просторное, приглушенно освещенное помещение, напоминающее клуб, но без толпы и шума. Все выглядит изысканно и богато: мягкие диваны, барная стойка из мрамора, столики с тонкими бокалами. Друзья Цискаридзе, состоятельные люди, разгоряченные алкоголем, оживленно обсуждают свои дела и флиртуют с девушками, которые танцуют под расслабляющую музыку. Николай сидит в углу у небольшого столика. На его лице видно легкое утомление, словно он мыслями не здесь. Он медленно крутит в руках бокал с просекко, слушая друга, который рассказывает очередную бессмысленную историю о своей коллекции часов. Николай коротко усмехается, бросая взгляд на полупустой зал. В его глазах мелькает отстраненность. Николай, откинувшись на спинку дивана, лениво слушает бесконечный гул разговора вокруг. Тут к нему подходит его старый знакомый — высокий, широкоплечий мужчина с начавшими седеть волосами. Его зовут Филип. Он улыбается с явным превосходством и шутливой дерзостью. — Дружище, ты выглядишь так, как будто у тебя нехватка тестостерона, — смеется он и кивает на его почти полный бокал. Николай поднимает брови, его губы едва заметно искривляются. — А ты выглядишь так, будто компенсируешь свою нехватку слишком дорогим костюмом, — отвечает он невозмутимо. Филип, заметно веселее, садится напротив. — Ну же, по тебе это видно. Ты даже взглядом не отмечаешь этих красоток. — Он делает широкий жест в сторону танцующих девушек в откровенных платьях. Цискаридзе бросает беглый взгляд, потом возвращается к своему бокалу. — А ты не забыл, что у тебя жена? Филип ухмыляется, но в его взгляде мелькает раздражение. — А ты не забыл, что у тебя её нет? — он подается ближе, словно делясь секретом. — Признайся, когда в последний раз ты видел, как женщина стонала перед тобой? Николай медленно отставляет бокал, его взгляд становится острым, но голос остаётся невозмутимо холодным: — Твоя жена стонала, когда ты показывал ей свой новый костюм? Друг, который сидел рядом, разражается громким смехом. — Ну ты даёшь, Николай! Филип хмурится, но быстро скрывает это под натянутой улыбкой. Его голос становится громче: — Ладно, ладно. — Он кивает в сторону девушки в красном платье. — А вот та? Нравится? Я подарю её тебе. На час. Хватит? Николай усмехается, глядя на нее. — Нет, мне не нравятся брюнетки. Филип прищуривается. — Ну, блондинок здесь нет. Но если хочешь, я найду одну. Мастерскую. Она управляет мужчинами так, как ты танцами. А Ты не боишься? Цискаридзе, не меняя выражения лица, медленно поворачивается к нему. — Ты же знаешь мой адрес. — Уголки его губ чуть поднимаются. Филип смеётся, хлопает его по плечу и кричит кому-то: — Эй, громче музыку! Николай, оставшись за столом, тихо шепчет: — Сукин сын. Он одним глотком осушает бокал, ставит его на стол и машет официанту. Друзья довозят его до дома. Цискаридзе, едва попрощавшись, медленно идёт к двери. В холле тихо. Поднявшись на лифте, он заходит в квартиру. Всё окутано полутьмой. На диване Анжелина, завернувшись в плед, мирно спит. Её лицо кажется спокойным, но на глазах ещё видны следы слёз. Николай осторожно закрывает дверь, чтобы не разбудить её, и снимает пальто. Он стоит, глядя на неё, а потом тихо говорит: — Хоть кто-то из нас этой ночью отдохнул. Его взгляд на мгновение задерживается на её лице, и в глубине души возникает лёгкая горечь. Но он отбрасывает её, включив лишь небольшой ночник, и тихо проходит на кухню, чтобы налить себе воды. Тутберидзе проснулась в своей небольшой квартире, вздохнув с облегчением — наконец-то она могла быть немного сама по себе. Накануне она едва успела распаковать вещи и просто рухнула на кровать. Оглядев комнату, Этери отметила, что квартира, хоть и простая, была вполне уютной, а вид из окна на питерский дворик добавлял ей особого шарма. Она потянулась, чувствуя себя расслабленной, но в то же время осознавая, что предстоящие дни не будут легкими. Завтра начнётся мероприятие. Подготовка не терпела отлагательств: нужно выбрать подходящую одежду, сходить на маникюр, возможно, освежить укладку. Хотя её недавнее окрашивание всё ещё держалось, черные корни уже намекали на естественный цвет волос, придавая её образу контраст и индивидуальность. Этери несколько минут лениво пролистывала в голове свои планы, а затем взяла телефон. Она начала искать хороший салон красоты в интернете, быстро наткнувшись на несколько вариантов. Один из них, с названием «Петербуржцы», выглядел особенно достойным. Решив не откладывать, она набрала номер. — Добрый день, салон красоты «Петербуржцы», чем могу помочь? — раздался приятный женский голос. — Добрый день. Хотела бы записаться на маникюр. У вас есть свободное время на сегодня? — строго и лаконично ответила Этери, как всегда привыкла говорить. — Да, конечно. Есть свободное время на шесть вечера. Стоимость — две тысячи рублей. Вам удобно? — Да, вполне. Запишите, пожалуйста, — согласилась она, коротко попрощавшись и сбросив звонок. Этери отложила телефон и посмотрела на часы. До записи было ещё много времени, а потому пора было позавтракать. Решив не готовить, она вспомнила о небольшом уютном ресторане недалеко от дома, который вчера заметила. Заведение выглядело вполне достойным для неспешного завтрака. Она встала с кровати, приняла душ, аккуратно уложила волосы и нанесла лёгкий макияж. Тепло одевшись, накинула пальто и повязала шарф. Убедившись, что выглядела безупречно, она вышла на улицу. Холодный воздух и пушистый снег мягко окутывали город, а лучи утреннего солнца отражались в покрытых инеем деревьях. Этери шла медленно, наслаждаясь видом Петербурга, хотя это было не в её характере. Атмосфера города располагала к тому, чтобы немного расслабиться, даже ей. Николай проснулся с тяжестью в голове, ощущая последствия вчерашней вечеринки. Просека и разговоры до поздней ночи оставили свой след, но настроение неожиданно улучшилось, когда его ноздри уловили аромат чего-то теплого и сладкого — свежие панкейки. Это было настолько неожиданно, что он невольно улыбнулся. Воспоминания о таких утрах были редкими. Накинув халат, он медленно поднялся с кровати и, чуть пошатываясь, направился на кухню. Увидев Анжелину у плиты, с легкостью переворачивающую панкейки на сковороде, он мягко произнес: — Ты же моя девочка. Если будешь меня так баловать, я вообще не захочу тебя отпускать. Анжелина обернулась с лучезарной улыбкой, вытирая руки о фартук. — Доброе утро, Николай Максимович. Идите умывайтесь, а то завтрак остынет. Он кивнул, вяло потянувшись, и направился в ванную. Прохладная вода освежила лицо, прогоняя остатки усталости. Через несколько минут он вернулся бодрым и готовым к новому дню. — Ну что, садимся? — спросил он, глядя на аккуратно сервированный стол. Анжелина кивнула, убирая сковороду в сторону. Завтрак был простым, но невероятно вкусным: панкейки с медом и свежими ягодами, горячий чай с лимоном. Они ели молча, наслаждаясь моментом, пока Анжелина вдруг не заговорила. — Я сегодня хочу посмотреть одну квартиру. Моя знакомая сказала, что рядом с её домом как раз сдают жильё. Мне нужно оценить, подходит ли она, — сказала она спокойно, но с ноткой решительности. Николай оторвал взгляд от тарелки. — У тебя есть накопления? — Да, достаточно, чтобы прожить там хотя бы год. А дальше время покажет, — ответила она уверенно, но в её голосе слышалась лёгкая грусть. — Ты знаешь лучше. Но, Линочка, береги себя, — он посмотрел на неё серьёзно. — Если что-то понадобится, ты всегда можешь обратиться ко мне. Помни это. Она тепло улыбнулась в ответ, благодарно кивая. В этот момент они оба ощутили спокойствие — редкий момент искренней поддержки, когда не нужно было лишних слов. Николай, допивая чай, вдруг заговорил: — Я сегодня тоже занят. Надо ещё раз пройтись по академии, убедиться, что всё готово к завтрашнему мероприятию. Но я вернусь к вечеру. Анжелина встала, собирая посуду. — Удачи вам, Николай Максимович. Он быстро переоделся. — До встречи, Линочка, — бросил он, выходя из квартиры. Анжелина осталась на кухне ещё немного, наводя порядок. Затем и она собралась, чтобы отправиться смотреть квартиру, которая, возможно, станет её новой страницей жизни. Был уже вечер, когда Николай вернулся домой. День оказался легким, даже слишком: проверка чистоты и порядка в академии не заняла много времени, так как всё уже было подготовлено заранее. Вместо усталости он чувствовал прилив сил и лёгкую бодрость. Открывая дверь своей квартиры, он сразу заметил Анжелину. Она стояла возле двери, будто ждала его возвращения. — Я вас ждала, Николай Максимович, — заговорила она спокойно, но с едва заметным волнением в голосе. Он повесил куртку на вешалку и, повернувшись к ней, внимательно посмотрел. — Слушаю, Линочка. Она кивнула, словно собираясь с мыслями. — Я посмотрела ту квартиру, про которую рассказывала утром. Она мне очень понравилась. Красивый вид, удобное расположение, и цена вполне приличная. Владелец сказал, что я даже сегодня могу туда заселиться. Николай взглянул на её чемодан, стоявший позади, и сразу всё понял. Он подошёл ближе, молча обнял её, крепко прижав к себе. — Линочка, береги себя, ладно? — его голос звучал тепло, но с лёгкой грустью. Она улыбнулась, хотя её глаза блестели от эмоций. — Спасибо вам за всё, Николай Максимович. Вы столько раз меня выручали. Я даже не знаю, что бы я делала без вас. Они простились тепло и сдержанно, как родные люди, которые понимают друг друга без слов. Анжелина ушла, а он остался один в своей пустой квартире. Но одиночество его не тяготило — напротив, он чувствовал себя прекрасно. Николай переоделся в лёгкие шорты и футболку. Ему казалось, что в этот момент он мог бы станцевать весь “Щелкунчик” на одном дыхании — столько энергии в нём было. Включив колонку, он выбрал наугад плейлист, где звучал Ленинград. Первые аккорды песен мгновенно подбодрили, и, пританцовывая в ритм, Николай отправился на кухню. — Ну что, царь балета, пора приготовить что-то достойное, — пробормотал он себе под нос, открывая холодильник. Он решил, что жареная картошка подойдёт идеально. С азартом взявшись за чистку овощей, Николай напевал строчки песни и иногда с улыбкой поднимал руки, словно дирижируя своим воображаемым оркестром. — Вот он, истинный артист! Днём проверяет чистоту в академии, а вечером танцует и жарит картошку, — пошутил он сам с собой, ловко нарезая лук. Масло зашипело на раскалённой сковороде, наполняя кухню уютным запахом. Николай покачивал бёдрами в такт музыке, временами пританцовывая так, будто находился на сцене. Этери тяжело вздохнула, растянувшись на кровати после долгого и утомительного дня. Гулять по магазинам, ходить в салон красоты и исследовать окрестности города было приятно, но изматывающе. Её тело жаждало отдыха, и она уже закрывала глаза, когда внезапно по комнате разнёсся звук, от которого её едва не подбросило. Из верхнего этажа сотрясался грохот — знакомая мелодия. “На лабутенах и в охуительных штанах”…  — Кто же слушает этот извращённый чушь? Она попыталась игнорировать шум: закрыла уши подушкой, включила на телефоне успокаивающую музыку, но ничего не помогало. Вместо того чтобы расслабиться, она почувствовала, как раздражение усиливается. В голове мелькнула мысль, что надо всё-таки разобраться. — Нет, ну это уже ни в какие ворота, — произнесла она себе под нос, натягивая пальто. Этери решительно вышла из квартиры и поднялась на этаж выше. Звук становился только громче, и, кажется, сосед даже усилил басы. Подойдя к нужной двери, она громко постучала. Ответа не последовало. Снова… Музыка, разрывавшая её терпение, затихла, и через несколько мгновений она услышала шаги, приближающиеся к двери. Скрывая своё раздражение, она сжала пальцы на пальто, стараясь не выдать своего настроения. Дверь распахнулась, и перед ней оказался тот самый мужчина — тот, который она узнала о существований в поезде. Он быстро оценил её появление, а в глазах промелькнуло воспоминание о разговоре с другом. Его взгляд скользнул по её фигуре и он слегка улыбнулся. — Ну, добрый вечер, — сказал он, его голос был слегка издевательским, но в то же время тёплым. Этери замерла, на мгновение потеряв дар речи. Он стоял перед ней в лёгких шортах, и его спокойное, но внимательное выражение лица  заставило её почувствовать себя неуютно. Она растерянно ответила: — Добрый… Николай Цискаридзе. Её слова повисли в воздухе, а он, будто бы заметив её удивление, не мог не подколоть: — Ну что? Знаменитости тоже хотят немного “веселья” — проговорил он, его тон будто бы смягчался, но в словах звучала некая язвительность. Этери подумала про себя: «Да, почему бы и нет? Человек просто захотел слушать музыку погромче, в чём проблема?» Она обострила взгляд, пытаясь скрыть свою растерянность. — Ну, чего вы ждёте, леди? Входите, — произнёс он, его тон становился ещё более саркастичным. — Пальто — на вешалку, обувь — у порога. Этери ощущала, как его слова заставляют её действовать почти механически, как будто невольно следуя его указаниям. Пальто оказалось в руках вешалки, а обувь на полу, и она оказалась внутри его квартиры. В воздухе витал аромат жареной картошки, и Этери невольно заметила, как его дом был оформлен — обстановка простая, но в то же время была в ней какая-то странная, притягательная атмосфера. Она шла за ним, стараясь не выдавать своего волнения. Он был велик по росту, фигура мужчины — широкие плечи, уверенные движения — привлекали её взгляд. Он остановился и с лёгким наклоном головы сказал: — Я думал, мне пришлют натуральную блондиночку, — его голос звучал с лёгким недовольством. — Но, видимо, Филип не ошибся, ты красивая. Этери почувствовала, как её губы едва ли не криво скривились от недоумения, она еле произнесла: — Что? Он немного прищурился, словно оценивая её реакцию. И вдруг его слова стали ещё более прямыми: — Да брось, ты мне нравишься, — его взгляд стал жёстким, почти нахальным. — Ты голодная или сразу можем перейти к делу? Он сделал шаг в её сторону, и неожиданно его рука оказалась на её лице. Он хотел поцеловать её. Этери отшатнулась, не веря, что происходит. Её мысли закрутились в голове, она не понимала, что делать.  — Что вы делаете? — её голос был напряжённым, её тело замирало в ответ на его непрошеное прикосновение. — Мне не нравятся стеснительные, Филип сказал, что ты мастер своего дела, так что раздевайся живо!