о границе миров и приключениях под чужими небесами

      Они провожают ночь, сидя на верхушке бархана. По пустыне гуляет ветер, гоняя песчинки голубоватыми в свете дух лун волнами. Восток слабо окрашивается полоской подступающего рассвета, и до того, как небо начнёт светлеть, времени у них ещё достаточно много. Юнги заворожен кажущейся бесконечной пустыней, этим высоким и далёким небом без единого намёка на облака. Он заворожен тишиной, а ещё тем, как Чимин жмётся к его боку. Это был нервный день, который сейчас давал знать о себе мощным откатом. Настроение колебалось между полной удовлетворённостью жизнью и желанием свернуться замороженной креветкой да лежать так несколько дней. Юнги вспоминает их недолгий путь на лошадях до Эол-Пхари, удивительно контрастную в сравнении с ночной прохладой жару, маревом стелющуюся по пустыне, и как этот жар пытался проникнуть под одежду, но ткань упрямо сохраняла комфортную температуру. Их поездка не оказалась напрасной. Старейшины, только увидев Чимина, готовы были позволить ему всё. А уж когда речь зашла о спасении ребёнка, то один из них вовсе предложил свою кровь. Так что они с Чимином уединились ненадолго, чтобы провести процедуру взятия крови. Юнги был вынужден ждать снаружи и почему-то нервничал. Или скорее ревновал? Он отрицает это даже перед самим собой, потому что повода для этого чувства не видит. Как и права на него, потому что Чимин ему разве что хороший знакомый, который вот-вот перейдёт в статус друга, но ничего больше. Чимин рядом тихо вздыхает, и Юнги скашивает на него взгляд. Замечает, что тот держит в руках небольшой круглый сосуд с кровью. - Почему ты вздыхаешь? Всё прошло лучше некуда. - Да, я знаю, - кивает Чимин. – Просто чувствую себя немного неловко, что позволил себе веселье в тот момент, когда Сонми и её семья ждут меня с надеждой на спасение. Юнги смотрит снова на сосуд с кровью. - Тебе разве ставили сроки? - Нет, - качает головой Чимин, поднимая на него взгляд. - Тогда беспокоиться не о чем. Она всё ещё в безопасности, и ей ничего не угрожает прямо сейчас. Не кори себя за то, что ты хотел провести время с теми, кто тебе дорог и по кому ты скучал. Ты имеешь на это право. Чимин кивает, кусая губы, и приваливается к Юнги теснее. Устраивается головой на его плече. - Спасибо, что отправился со мной, - говорит он негромко. – Я бы сам, наверное, не справился. - Любишь же ты недооценивать себя, Пак Чимин, - вздыхает Юнги и забирает из его рук сосуд с кровью, пряча в небольшую походную сумку, сейчас лежащую на песке рядом с ними. – Ты бы справился. - Правда? - Абсолютная. - Почему ты так уверен? – Чимин звучит с искренним непониманием, а Юнги в ответ искренне возмущён тем, что этот невыносимый парень задаёт настолько глупые вопросы. Юнги роняет Чимина на песок и тот охает, цепляясь за его плечи, когда старший над ним нависает. - Потому что ты обязательный, - говорит Юнги, глядя ему в глаза. В них отражается небо, и они кажутся полны звёздной пыли, эти нечеловечески красивые глаза, словно в его руках какое-то волшебное создание. – Потому что ты сердечный и добрый, неравнодушный, тот, кто никогда бы не бросил человека в беде. Тем более маленькую девочку, которая надеется на тебя. Я счастлив быть твоей поддержкой, но, если честно, моя роль в этом задании была минимальной. Чимин смотрит на него широко распахнутыми глазами, всё ещё держится за его плечи. Такой красивый, что не хватает сил, чтобы отстраниться. Юнги не спешит. Он просто продолжает любоваться, оглаживая взглядом уже такое родное лицо. - Ты не прав, - говорит Чимин. – Твоя роль вовсе не минимальная. Ты заземляешь меня, напоминая, что я не должен дёргаться лишний раз. Твой присутствие успокаивает и даёт возможность не накручивать себя лишний раз. Только благодаря тебе я провёл чудесные день и ночь с друзьями, которых не видел очень давно. А ещё не впал в отчаяние от слов Амира, когда он сказал, что они больше не позволяют покупать их кровь чужемирцам. Юнги чувствует, как ладони Чимина двигаются. Пальцы перестают сжимать одежду, проскальзывая по ткани и поглаживая мягко основание шеи, а потом и выше, по линии роста волос, вызывая сладкие мурашки. Юнги затягивает звёздная пыль в глазах напротив, он чувствует, словно падает в какую-то бесконечную бездну, и тянется вперёд, задерживая дыхание. Чимин обмирает весь под ним, пальцами зарываясь в волосы на затылке. Он не отталкивает и ждёт, а Юнги думает – было бы прекрасно поддаться моменту, но он не хочет, чтобы потом они бегали друг от друга. Чимин ему важен, Чимин ему слишком дорог, хотя они так мало знакомы. Не важно, сколько дней прошло с момента, как они встретились, на самом деле, потому что Юнги подобного никогда не чувствовал. Он касается кончиком носа чужой щеки. Трётся ласково, чувствуя, как на коже оседает чужой тихий вздох. Ведёт носом до виска, губами касается щеки и скулы. Ему хочется быть осторожным и нежным с этим невероятным парнем, который кажется ему непостижимым и хрупким даже несмотря на всю свою силу и стойкость. - Хён, - зовёт Чимин негромко, но больше не произносит ни слова, пока Юнги продолжает нежить его лёгкими прикосновениями губ по щекам. - Скоро рассвет, - шепчет Чимин спустя несколько долгих минут. – Нам нужно отправляться, Юнги-хён. - Скоро, - отвечает тот немного хриплым голосом. – Ещё немного и обязательно отправимся. Граница недалеко, так что у нас есть ещё время. Чимин с ним не спорит. Юнги целует его в волосы и думает – снова, – что обязательно хочет вернуться сюда. Чтобы вот так лежать с Чимином на песке и любить его прикосновениями. Чтобы голову кружило «Шёпот в песках», а звёздная пыль на небе отражалась в тёмных глазах Чимина. Чтобы насладиться жаром пустыни, зеленью городов и уютом вампирской деревни, в которой Юнги провёл бы с огромным удовольствием несколько дней, наслаждаясь тенистыми дворами и прохладой воды в небольших бассейнах, спрятавшихся под густыми кронами фруктовых деревьев. Но больше всего прямо сейчас он хочет не отрываться от Чимина ни на мгновение. И он позволяет себе прильнуть ближе, вдохнуть тёплый пудровый запах, исходящий от чужих волос, забивая им лёгкие под завязку. Он жмурится от удовольствия, чувствуя, как ладони Чимина оглаживают его спину, и ощущает спокойствие, какого, пожалуй, не испытывал никогда прежде.