На колени

      Тишину больничной палаты разорвал едва слышный стон. Тэхён, задремавший в кресле, открыл глаза и замер, вглядываясь в бледное лицо на подушке. Сердце пропустило удар, когда пальцы Чонгука дрогнули в его ладони. Он до боли прикусил губу, боясь поверить, что это не очередной обман измученного сознания.       Последние сутки превратились для него в бесконечность. Сутки он ни на минуту не выходил из этой палаты. Сутки он сидел у кровати, наблюдая, как капля за каплей в венах Чонгука исчезает прозрачная жидкость из капельниц. Сутки он вздрагивал от каждого писка медицинской аппаратуры. Сутки молился всем богам, в которых никогда не верил, о том, чтобы его мальчик проснулся. — Чонгук? — его голос прозвучал надтреснуто и хрипло. — Малыш, ты меня слышишь?       Тэхён опустился на колени возле кровати, не отводя взгляд от лица Чонгука. Синяки на скулах начали желтеть, опухоль спала, но его прекрасные черты все еще были искажены болью. Пальцы Тэхёна невесомо скользнули по его лбу, убирая упавшие пряди. — Пожалуйста, — выдохнул он, — скажи, что ты меня слышишь.       Из груди Чонгука вырвался еще один стон — громче прежнего. Его веки затрепетали, и Тэхён затаил дыхание. Пальцы в его ладони сжались сильнее, и это простое движение заставило его сердце пуститься вскачь. — Все хорошо, малыш. Не торопись, — прошептал он, поглаживая большим пальцем костяшки Чонгука. — У тебя все получится.       На мгновение мир замер, когда темные глаза Чонгука приоткрылись, фокусируясь на его лице. Тэхён почувствовал, как к горлу подкатывает ком, а глаза начинает неконтролируемо жечь. Он сел на кровать и наклонился, прижимаясь губами к горячему лбу, потом к трепещущим векам, и наконец — невесомо коснулся потрескавшихся губ. — Вот и молодец, ты справился, — выдохнул он в эти губы. — А теперь отдохни. Я никуда не уйду. Я здесь, малыш.       Дыхание Чонгука выровнялось. Тэхён сжал его ладонь. Он так и сидел, боясь, что стоит ему отпустить — и все окажется сном.       Он опустил голову на край кровати, вдыхая слабый запах антисептиков, пробивающийся сквозь аромат кожи Чонгука. Его мысли уносились в будущее — теперь, когда он снова мог о нем думать. — Знаешь, — прошептал он, глядя на руку Чонгука, продолжая гладить её подушечками пальцев, — когда все это закончится, я заберу тебя к себе. И спрашивать твоего разрешения на это я не буду — я просто запру тебя в своем доме.       Его губы тронула нежная улыбка. — Врачи говорят, твои переломы будут заживать месяца четыре… Этого времени точно хватит, чтобы ты в меня влюбился. — Он помолчал. — Только представь… По утрам ты будешь стоять у окна, солнце будет обнимать лучами твоё тело и золотить твою кожу, а я буду смотреть на тебя и сходить с ума от желания.       Произнеся это вслух, Тэхён окончательно осознал — именно так он и хочет прожить всю жизнь. Рядом с этим золотым мальчиком, который на сумасшедшей скорости врезался в его сердце на своем оранжевом Dodge и перевернул его жизнь с ног на голову. — Тэхён…       Его имя, произнесенное слабым шепотом, заставило его вскинуть голову. Чонгук смотрел на него из-под полуприкрытых век, и его губы пытались растянуться в улыбке. — Тшш, не говори ничего, — Тэхён осторожно сел на край кровати. — Одного слова пока достаточно.       Он достал телефон и быстро набрал сообщение Хосоку, а потом снова повернулся к Чонгуку. — Я так скучал по тебе, — прошептал он.       Чонгук с видимым усилием держал глаза открытыми. — Что… случилось? — каждое слово давалось ему с трудом. — Авария, — Тэхён старался говорить спокойно, хотя от воспоминаний все внутри сжималось. — Ты помнишь что-нибудь?       Чонгук слабо качнул головой, и его лицо исказилось от боли. — Все хорошо, — поспешил успокоить его Тэхён. — У нас еще будет время поговорить обо всем.       Он осторожно лег рядом, стараясь не задеть многочисленные трубки и провода. — Главное, ты проснулся, — выдохнул он, целуя Чонгука в макушку. — Я… проснулся ночью, — голос Чонгука был хриплым, он медленно и с трудом выговаривал слова. — Видел ангела… Он спал. Потом я понял — это ты… И стало легче… — Да, малыш… я не ангел, — Тэхён положил ладонь на грудь Чонгука, чувствуя, как ровно бьется его сердце. Это успокаивающее биение говорило ему, что все будет хорошо.       Уголки губ Чонгука дрогнули. — Думал… я так просто тебя отпущу, хён?       Тэхён медленно выдохнул, чувствуя, как последние дни переживаний и сомнений отступают прочь. Чонгук был жив, он был в сознании, и теперь все действительно будет хорошо.

***

— Я могу есть сам, — Чонгук раздраженно дернул плечом, пытаясь отобрать палочки у Хосока. Его движения все еще были неловкими, но в них уже появилась прежняя решительность.       За неделю, прошедшую с момента пробуждения, он действительно окреп. Синяки на лице почти сошли, открывая четкие линии скул. Только глаза все еще оставались усталыми, с темными кругами под ними. Врачи Чонгука настаивали на постельном режиме, пока он не наберет достаточно сил для реабилитации, и это медленно сводило его с ума.       Тэхён, практически поселившийся в больнице, только вчера уступил настойчивым требованиям Чонгука и отправился домой — впервые за все это время поспать в нормальной постели. Его место занял Хосок, который, видимо, считал своим братским долгом кормить Чонгука до полного выздоровления. — Перестань ныть. Я пытаюсь помочь, — Хосок упрямо тыкал палочками в сторону рта Чонгука. — Я могу сам, — Чонгук наконец перехватил палочки здоровой рукой. С плохо скрываемым торжеством он подхватил кусочек мяса и отправил его в рот. — Видишь? — Как скажешь, — Хосок поднял руки, признавая поражение, но его брови были все еще нахмурены. — Только не перенапрягайся. Твои врачи против этого. — Думаю, они имели в виду, что ему нельзя участвовать в марафонах, — раздался от двери низкий голос. Тэхён, свежий, выспавшийся и явно примчавшись сюда сразу после душа, прислонился к дверному косяку. — А не есть мясо. — О, еще и ты тут… — Хосок закатил глаза так сильно, что, казалось, они могли застрять где-то в черепной коробке. — Вот что я тебе скажу, Ким… вытащи свой язык из задницы Чонгука. Иначе он привыкнет и с лица твоего больше не слезет.       Тэхён медленно облизнул губы, и его глаза опасно блеснули. — А я бы с удовольствием засунул свой язык ему в задницу и поглубже, — его улыбка стала хищной, а голос упал на октаву ниже. — Извращенец! — Хосок подскочил со своего кресла. — Какой есть, — Тэхён пожал плечами, не сводя глаз с раскрасневшегося Чонгука. — Главное, чтобы твоему брату нравилось. — Значит так! Не напрягаться и не заниматься здесь всякими непотребствами, — заявил строго Хосок и подняв высоко голову вышел из палаты, оставляя парней наедине.       Дверь за ним закрылась с мягким шорохом, оставляя после себя звенящую тишину. — Прости, малыш, — Тэхён с привычной осторожностью устроился на своей половине кровати. — Я не хочу выводить твоего брата из себя. Оно само собой получается… — Он отходчивый, — Чонгук снисходительно улыбнулся, оставляя в сторону поднос с недоеденным обедом. — Это хорошо, — Тэхён придвинулся ближе, чувствуя, как воздух между ними становится горячим и густым. — А вот я нет… — Чонгук облизнул губы, и этот простой жест заставил Тэхёна сглотнуть. — И мне хочется услышать, что ты там планировал сделать своим языком?       Тэхён застонал, утыкаясь лицом в плечо Чонгука. Его дыхание участилось, а пальцы непроизвольно сжались на больничной простыне. — Малыш, ты меня в могилу сведешь, — пробормотал он. — Тебе еще нельзя… волноваться.       Чонгук, словно кот, потерся щекой о его плечо. — У тебя такой голос, хён… Я могу кончить только от него.       Тэхён резко выпрямился, глядя в шальные глаза напротив. Его зрачки расширились настолько, что радужка превратилась в тонкое золотое кольцо. — Ты играешь с огнем, малыш, — прошептал он. — А я не железный. — И не надо быть железным, — Чонгук потянулся к нему здоровой рукой, зарываясь пальцами в его волосы. — Надо просто рассказать мне, что ты хочешь со мной сделать. Во всех подробностях…       Тэхён закрыл глаза, пытаясь восстановить контроль над сбившимся дыханием. А потом наклонился к самому уху Чонгука и начал говорить — низко, хрипло… А Чонгук превращался в талое мороженое от того, что слышал… И пускай Хосоку не нравился его выбор, но Чонгук знал, что счастливее, чем в этих руках, он не был и вряд ли будет.       Ким Тэхён… разве мог он в нем хоть на мгновение усомниться? Не теперь. Когда после всего одной совместной ночи, тот, словно верный пес, не отходил от его больничной кровати. Когда первое слово после пробуждения было «Тэхён». Чонгук не сомневался, он сделал правильный выбор. — Я не буду против, если ты запрешь меня в своём доме…       Тэхен на мгновение остановился, и Чонгук почувствовал, как его кожи касается улыбка… он почувствовал его счастье. Тэхён продолжил шептать на ухо нежности и нежно переплетать их пальцы, заставляя тело Чонгука дрожать от каждого его слова и прикосновения. Больше всего ему сейчас хотелось нарушить все запреты врачей, закрыть дверь палаты и не впускать к себе никого…

***

      Общежитие вызывало у Чимина только отвращение. Выцветшие обшарпанные стены, заросшие клумбы, провисающие грозди проводов — всё это казалось другой жизнью. Сейчас его убежищем стал пентхаус Намджуна на сороковом этаже — стекло, хром и воздух, пропитанный властью. Отсюда весь город казался игрушечным, особенно по ночам, когда огни небоскребов превращались в россыпь драгоценностей на черном бархате.       Намджун сразу привез его в свою городскую квартиру и каждый вечер Чимин наблюдал, как тот трансформируется. Глава клана Ким — человек, чье имя произносили шепотом, в темных переулках — сбрасывал маску, словно змея старую кожу. Пистолет в кобуре под пиджаком отправлялся в сейф, телефон с зашифрованными сообщениями выключался. Жесткая линия челюсти смягчалась, а в глазах появлялось что-то почти человеческое.       Первые дни после того инцидента Намджун был одержим. Его люди методично вычищали сеть Монкута, делая все, чтобы все следы Чхойя были стерты из памяти города. После Намджун возвращался домой и стирал память о случившемся Чимину по иному — прикосновениями.       Каждый вечер он наполнял ванну, добавляя в воду масла, которые не могли скрыть запах пороха, въевшийся в его кожу. Его пальцы, еще недавно сжимавшие спусковой крючок, массировали плечи Чимина с невероятной нежностью. Молчание между ними было комфортным. Чимин слышал обрывки разговоров, но ничего не спрашивал. Намджун понимал, что его мальчик все знает, но не рассказывал подробностей. Их собственный ритуал исцеления был куда важнее всего того, что происходило за стенами их спальни.       Там Намджун любил… он брал Чимина долго, почти мучительно медленно, словно пытаясь каждым движением стереть следы чужих прикосновений. Его поцелуи были как печати, запечатывающие новый договор — о защите, верности и чем-то большем, что они оба пока не назвали вслух.       Они просыпались поздно. Намджун готовил завтрак — простой, но сытный. Яичница с беконом, рис свежий кофе, круассаны из пекарни за углом. Чимин сидел на высоком барном стуле, завернувшись в огромный халат Намджуна, и наблюдал, как тот колдует у плиты. В такие моменты трудно было поверить, что этот мужчина с лопаткой для яичницы, в домашних штанах и растянутой футболке держит в страхе половину города.       После завтрака они гуляли в парке — тихом уголке среди городского шума. Намджун держал Чимина за руку, переплетая их пальцы, и слушал. О детстве в маленьком городке. О мечтах. О предательстве девушки, которой он верил. О том, что толкнуло его в клуб «Доминант».       Намджун молчал, только крепче сжимал его пальцы. А потом рассказал свою историю — о Лине, которая променяла их отношения на секс с телохранителем. О том, как застал их в их общей постели. О ярости, разочаровании и желании причинить боль в ответ.       Они словно стали лекарством друг для друга…       Через неделю реальность напомнила о себе необходимостью вернуться в институт. По утрам Намджун сам отвозил его, игнорируя протесты о том, что у главы клана есть дела поважнее.       После занятий приезжал Крис — высокий мужчина с обманчиво расслабленной походкой и внимательным взглядом телохранителя. Поначалу Чимин смущался такой опеки, но быстро привык. В конце концов, косые взгляды однокурсников волновали его куда меньше, чем спокойствие в глазах Намджуна, когда тот встречал его вечером дома.       Иногда по ночам, глядя на спящего Намджуна, Чимин думал о том, как изменилась его жизнь. Вместо общежития — роскошный пентхаус. Вместо простых отношений — связь с человеком, чья власть измерялась количеством жизней в его руках. Но здесь, в его руках, он чувствовал себя в безопасности. Даже если эта безопасность была оплачена кровью.

***

      Общежитие возвышалось серой бетонной коробкой, похожей на надгробие его прошлой жизни. Остался последний незакрытый счет — Донхи. Человек, который подвел его к краю, а потом столкнул в бездну, даже не удосужившись проследить, достигнет ли Чимин дна.       Крис переминался с ноги на ногу, нервно поглядывая на окно пятого этажа. Телохранитель слишком хорошо помнил, в каком состоянии его босс нашёл Чимина в логове Монкута. Намджун тогда впервые за долгие годы потерял контроль, и последствия отмывали всю ночь. — Господин Пак, — Крис раздраженно дернул подбородком в сторону светящегося окна. — Может ну его? Что с него взять? Пустой человек, который продал вас… — Я сам себя продал, Крис-щи, — тихо произнес Чимин, катая во рту горечь этих слов. — И прошу вас, называйте меня Чимин. — Ну как можно… — пробубнил итальянец. — Я постараюсь недолго. — Чимин одернул куртку — подарок Намджуна, как и все теперь в его жизни. — Босс просил пойти с вами. — В голосе Криса звучала почти отеческая забота, странная для человека, который мог убить голыми руками. — Давай сделаем так, что босс не узнает… Хорошо? — Чимин подмигнул Крису и пошёл к двери. — Хорошо то хорошо… только он и сам узнает… даже если не скажем. — Крис вздохнул, провожая взглядом удаляющуюся фигуру Чимина.       Лестница встретила его знакомым запахом дешевого освежителя и сигарет. Пять этажей пролетели незаметно. Память услужливо подкинула картинку: он, спотыкаясь, поднимается по этим ступеням после той ночи в «Доминанте», когда встретился с Намджуном. Теперь все было иначе. Чимин чувствовал, как с каждым шагом его походка становится увереннее.       Дверь в комнату Донхи была приоткрыта, словно приглашая войти. Из щели сочился желтый свет и доносились звуки какого-то фильма. Чимин на секунду прикрыл глаза, собираясь с мыслями. В кармане куртки тяжело давил пистолет — подарок Намджуна «на всякий случай». Но Чимин не собирался им пользоваться. Он пришел закрыть дверь в прошлое.       И возможно, преподать урок. В конце концов, он многому научился у главы клана Ким.

***

      Донхи сидел на кровати, сгорбившись над ноутбуком. Он даже не поднял головы, когда дверь открылась. — Ну здравствуй, друг. Как ты? — голос Чимина был спокойным, почти участливым. Так говорят с тяжелобольными.       Донхи вздрогнул. Его пальцы, лежащие на клавиатуре, сжались в кулаки, но в глаза он так и не посмотрел. — Если ты пришёл мстить, то начинай, не нужно игр, — хрипло выдавил он, пытаясь придать голосу твердость.       Чимин прислонился к дверному косяку, засунув руки в карманы куртки. Поза расслабленная, но глаза внимательно следили за каждым движением бывшего друга. — Я пришёл спросить «за что»?       Донхи наконец поднял взгляд. В его глазах мелькнуло что-то похожее на стыд, но он тут же спрятал его за кривой усмешкой. — Как и все в этом мире — из-за денег. — Он нервно облизнул губы. — Ты не представляешь, как много готовы платить такие, как твой Намджун, за таких, как ты. — И правда не представляю… расскажешь? — В голосе Чимина появились нотки любопытства, словно они обсуждали ближайшие каникулы.       Донхи дернул плечом, пытаясь сохранить остатки достоинства. — Какая разница… их уже нет и не будет. Твой Намджун сделал все, чтобы «Доминант» стерли с лица земли. — Уверен, что подобное место, как феникс, возродится снова, — хмыкнул Чимин, рассматривая пыльную комнату. Ничего не изменилось с тех пор, как он здесь жил. Та же облезлая мебель, те же выцветшие постеры на стенах. Только теперь это выглядело жалко. — Что тебе нужно… друг? — последнее слово Донхи практически выплюнул. — Хотел попрощаться. — Чимин улыбнулся. Той самой улыбкой, которую подсмотрел у Намджуна — мягкой и страшной одновременно. — Ну так и что… прощай. — Донхи попытался вложить в голос презрение, но получился только страх.       Чимин медленно прошелся пальцем по пыльной полке на обувнице. — Донхи, постарайся не возвращаться в это всё. — Угрожаешь? — Донхи подался вперед, пытаясь казаться храбрее, чем был на самом деле. — Нет. — Чимин стряхнул пыль с пальцев с таким видом, будто вытирал кровь. — Береги себя, Донхи.       В этих трех словах было больше угрозы, чем во всех приказах Намджуна своим людям. Потому что это было не предупреждение — это было прощение. А прощение от человека, принадлежащего клану Ким, было страшнее любой мести.

***

      Три месяца спустя.       Они решили, что для их церемонии обручения нужно что-то интимное, где бы присутствовали только самые близкие, где бы они обменялись простыми клятвами и кольцами. Но когда Чонгук, растянувшись на их кровати, небрежно обронил: «Хочу вечеринку. Знаешь, музыка, коктейли, танцы до утра…» — Тэхён просто кивнул. Он не мог отказать своему золотому мальчику, особенно когда тот смотрел так — разгоряченный после секса, с блестящими глазами и легкой улыбкой на губах.       Теперь особняк Ким наполняла негромкая музыка — достаточно динамичная для танцев, но позволяющая вести беседу. Приглушенный свет, изысканные коктейли, официанты с подносами канапе. Тэхён сумел найти идеальный баланс между желанием Чонгука устроить праздник и собственной потребностью в утонченной элегантности.       В просторной гостиной царила атмосфера непринужденного веселья. Тэхён наблюдал за происходящим от барной стойки, рассеянно поглаживая пальцами запотевший бокал. Рукава угольно-черного пиджака от Tom Ford были безупречно отглажены, каждая деталь образа выверена до миллиметра. Ким Тэхён был шикарен.       Как и Чонгук, постоянно привлекающий взгляд своего мужа. Он мягкой походкой, опираясь на трость с серебряным набалдашником шел в сторону Тэхёна. Несмотря на легкую хромоту, в его движениях сохранилась природная грация. Та самая, что когда-то заставила Тэхёна замереть на месте, впервые увидев его в той небольшой автомойке.       Он помнил как увидел его на трассе после заезда — Чонгук, стянувший шлем после победы, встряхнул влажными от пота волосами и улыбнулся так, что внутри всё перевернулось. Помнил их первый поцелуй на пустой парковке, когда адреналин еще бурлил в крови после гонки. Помнил, как привез его в особняк, и Чонгук первым делом спросил про гараж.       Он так хотел вернуться на трек, что Ким сдался. Первая поездка на новом Ducati — подарке Тэхёна на помолвку — случилась всего неделю назад. Чонгук вернулся взбудораженный и счастливый, с растрепанными ветром волосами и раскрасневшимися щеками. От него пахло бензином, свежестью раннего утра и той особой свободой, которую дарит только скорость. Он буквально ворвался в кабинет Тэхёна, работающего над очередным контрактом, схватил его за галстук и поцеловал — жадно, благодарно, счастливо. — Ты счастлив? — Тэ, это как полет! Байк слушается малейшего движения, он будто читает мои мысли, — глаза Чонгука сияли таким восторгом, что Тэхён не выдержал. Документы полетели на пол, когда он усадил жениха на стол, целуя шею, ключицы, попутно расстегивая молнию кожаной куртки. — Ты сам не представляешь, какой красивый сейчас, — шептал он между поцелуями, — раскрасневшийся, взъерошенный, мой…       Сейчас, глядя на мужа в элегантном свадебном костюме, Тэхён вспоминал то утро. Замечал, как Чонгук, задумавшись, медленно проводит языком по нижней губе — та же привычка, что и после гонок, когда адреналин еще бурлил в его крови. — После того как закончится прием, я планирую уделить особое внимание этим губам, — Тэхён наклонился ближе, почти касаясь уха Чонгука. — И не только им.       Чонгук усмехнулся — той самой усмешкой, которая когда-то заставила сердце Тэхёна пропустить удар. — Я думал, медовый месяц начнется завтра? — В его голосе слышался знакомый вызов. Тот самый, что заставлял его выжимать полный газ и брать самые крутые повороты. — Он начнется прямо сейчас, если ты продолжишь так откровенно меня провоцировать, — рука Тэхёна скользнула по спине Чонгука, замерла на пояснице. — Или ты специально испытываешь мое терпение?       Пальцы Чона сжали трость сильнее — тот же жест, что и на байке в момент дрифта. В его взгляде мелькнуло что-то дикое, неприрученное — та самая страсть к скорости и риску, которая заставляла его выжимать полный газ.       Тэхён улыбнулся, узнавая этот взгляд. Он влюбился именно в это — в необузданную энергию, спрятанную под маской приличий, в умение наслаждаться моментом, в полное отсутствие страха. В то, как Чонгук мог пронестись на бешеной скорости по трассе, а потом так же естественно вписаться в высшее общество, никогда не теряя своей подлинности. — Кстати, может проверим как там твой Камарро в гараже? — прошептал Чонгук, и его пальцы скользнули по запястью Тэхёна, забираясь под рукав пиджака. Тэхён прикрыл глаза, пытаясь сохранить самообладание. Его муж знал, на какие кнопки нажимать — упоминание любимой машины, легкое прикосновение, хрипловатый шепот… — Веди, — коротко бросил он, позволяя Чонгуку потянуть себя в сторону гаража. В конце концов, это их праздник. А своему золотому мальчику он не мог отказать — особенно когда тот улыбался так головокружительно опасно.       Они не дошли до гаража — Тэхён впечатал его в стену прямо в коридоре, целуя так, что подгибались колени. Где-то далеко грохотала музыка и веселились гости, но здесь, в полумраке, существовали только они двое, их сбитое дыхание и быстрые, жадные прикосновения. — К черту медовый месяц, — простонал Чонгук, когда пальцы Тэхёна скользнули под рубашку. — Он начинается прямо сейчас.

***

      Намджун стоял у панорамного окна банкетного зала, и его отражение в стекле накладывалось на огни ночного города. Приглушенный гул голосов и звон бокалов отдавались в висках, пока его взгляд жадно впитывал каждое движение гостей, каждый жест членов семьи. Он никогда не думал, что однажды будет так отчаянно нуждаться в этом чувстве единения. Глупая, совершенно не подобающая главе клана улыбка предательски расползалась по его лицу. После похищения Чимина и инцидента с Чонгуком, в его душе что-то надломилось — теперь он физически не мог выпускать их из поля зрения. Тот день содрал с него привычную маску хладнокровия, вывернул наизнанку все его существо и доказал, что за многолетней броней все еще бьется живое сердце, способное захлебываться от страха потери.       Теплые руки внезапно скользнули по его талии, и знакомый аромат перца, корицы и пачули окутал сознание. — О чем думаешь? — бархатный голос Чимина прозвучал так интимно, что по позвоночнику прокатилась волна дрожи. — О том, как непривычно чувствовать себя частью большой семьи, — признался Намджун, машинально подаваясь навстречу теплу чужого тела.       Чимин прижался лбом к его спине, жар его дыхания проникал даже сквозь плотную ткань пиджака, заставляя кожу гореть. — Смирись, глава клана Ким. Теперь ты от нас не избавишься, — от этого голоса внутренности Кима скручивало в тугой узел предвкушения. — Не то, чтобы я этого хотел, — Намджун позволил себе хриплый смешок. — А ты не думал, что это вам от меня никуда не деться? Может, это был мой план — объединить всех нас? — Хм… Мне нравится, как это звучит.– Чимин с нажимом провел носом по его шее, заставляя дыхание сбиться, но в следующий момент его пальцы впились в запястье Намджуна с такой силой, что наверняка останутся синяки. — Ты надел мой подарок?       Тело Кима прошила крупная дрожь, а во рту мгновенно пересохло. — Да, господин Пак, — выдохнул он, дрожащими пальцами оттягивая воротник рубашки, демонстрируя черный кожаный ошейник, который весь вечер натирал кожу, не позволяя забыть о своем присутствии ни на секунду.       Драгоценный подарок, который он нашел в своем кабинете несколько дней назад. Изящная записка в которой было всего два слова: «для свадьбы», перевернула его мир. Все эти дни он изнывал от ожидания, украдкой открывая коробочку и благоговейно касаясь черной кожи, впитывая ее запах и фантазируя о том моменте, когда она наконец окажется на его шее. — Ты такой послушный, — промурлыкал Чимин, и от этой похвалы колени едва не подогнулись. — Я скучал по вам, господин Пак…

***

      Вечер тянулся бесконечно долго. Намджун механически играл роль радушного хозяина, провожая последних гостей, рассыпаясь в извинениях за исчезновение молодоженов. Его голос звучал ровно и спокойно, но внутри все плавилось от желания. Каждое движение отзывалось трением кожи о ремешок ошейника, и это сводило с ума. Раздав последние указания персоналу, он почти взбежал по лестнице на второй этаж.       Сердце колотилось где-то в горле, когда пальцы сжались на дверной ручке. Намджун чувствовал, как пульс отдается в каждой клетке тела, как горячая волна возбуждения прокатывается от затылка до кончиков пальцев. Как жестко пульсирует под ошейником вена в такт сердцебиению.       Намджун рывком распахнул дверь и застыл, пригвожденный к месту тяжелым взглядом. — Вы заставили меня ждать, — в этих словах звучало столько власти и обещания наказания, что воздух застрял в легких.       Зеленые глаза напротив опасно потемнели, а розовый язычок медленно скользнул по припухшим губам, заставляя сердце Намджуна пропустить удар, а член — болезненно дернуться в штанах. — Прошу прощения, господин Пак, — его голос сорвался на хрип.       Дыхание замерло. Тишина давила на барабанные перепонки. Воздух загустел от напряжения, электрическими разрядами покалывая кожу. Намджун чувствовал, как по спине стекает капля пота, как пересохшие губы молят о прикосновении, как все его существо дрожит в ожидании приказа.       Свист рассекаемого воздуха слился с его прерывистым вздохом, и следом прозвучал мягкий, тягучий, как патока, но не терпящий возражений приказ: — На колени…