Поцелуй прошлого

Саша Дмитриева [16:41]: Я забыла поблагодарить, спасибо за уделенное время! Мария Дягилева [22:03]: Все хорошо! Если я когда-то не отвечаю на сообщения, не обращай внимания. Просто иногда, как любой смертный могу вовремя не увидеть, уснуть и многое другое, могла просто замотаться. Саша Дмитриева: Хорошо, спасибо еще раз) Мария Дягилева: Помни Сашенька, это не плохая жизнь, это просто период такой, затянувшийся, но он пройдет. — Это неправильно, когда твоё настроение напрямую зависит от кого-то другого. Неправильно, когда твоё личное счастье так же заключено в ком-то другом. Неправильно, когда приходится переступать через себя во имя близости и неправильно, когда без кого-то жизни тебе нет, она лишается всякого смысла, — Юлия, как обычно сняла очки и аккуратно сложила их, продолжая смотреть на Сашу. — Ты была всё это время сама по себе? — Это начинало раздражать, прошла неделя с их разговора, но всякий раз она заново вспоминала каждую фразу, сказанную Дягилевой. Она в очередной раз рефлекторно дернула плечом и положила руку на ноющее колено. — Дмитриева? Как об стенку горох, ей Богу, — очередная попытка переключить внимание на себя. — Да слышала-слышала, что неправильно это все, — Саша поерзала на кресле и посмотрела женщине напротив в глаза, — Что мне теперь делать? От того, насколько взвинченной была девушка, Юлия даже не заметила, как обняла саму себя за плечи. Что она могла ей сказать? Что ей также больно и одиноко, что каждый день ей снятся кошмары о том, что она может забыть, как звучал ее голос? Она сама не знала ответ, но вместо «не знаю», произнесла, — научись смотреть на свои трагедии с разных временных промежутков. Когда тебе тяжело в настоящий момент — позволь себе прочувствовать это, а затем представь: что будет через год, два? Если этого недостаточно, то через пять лет. Во что превратится ситуация по прошествии столь весомого пласта дней? Почти всё истлеет и рухнет прахом, крохотным воспоминанием, которое едва ли не сотрётся. То, что кто-то скажет или сделает сейчас в твою сторону — будет незначительным, безвестным, забытым даже тобой, что уж говорить о других, — она встала у спинки кресла за спиной Дмитриевой, медленно поглаживая макушку головы, — Когда в твоём сознании отчётливо селится страх грядущего, то вернись в настоящее. Сосредоточься на том, что ты можешь сделать сейчас. Можешь ли ты принять горячий душ, выпить вкусный чай или обнять близкого? Что происходит сейчас приятного, что тебе нужно записать в памяти? А чтобы оно осталось — отдайся моменту. — Просто… просто я скучаю, я боюсь остаться совсем одна, — она вытерла рукавом кофты подступающую слезу с уголка глаза. — Я тоже скучаю, — прошептала Юлия, запуская пальцы рук между прядей светлой макушки, — это всё даст тебе шанс беречь свои нервы, позволит понять незначительность мелочей, которые мы сами наделяем ненужной властью. — Почему ты ни к кому не обратилась за помощью? — Дягилева нахмурилась, поджимая губы. — Обращалась, — от подступающих нервов Саша начала кусать губы и сдирать заусенцы на пальцах рук, ей не хотелось вспоминать это, тем более обсуждать сейчас, ведь совсем недавно прошли поминки.

***

Дягилева снова закурила, покручивая заблокированный смартфон в руке, всматривалась в темную улицу через окно. Ночь намного сильнее обостряет одиночество. В тёмной комнате, наедине с собой и своими мыслями, она в полной мере осознавала свою ненужность. Её бросает в жар, она считает себя брошенной, и больше всего не хватает его — человека, что держал бы тебя сейчас за руку в этом мрачном доме… Ей не хватает тепла, а одеяло не может согреть её так же, как музыка не может заменить тот голос, который ей хотелось бы услышать. Слушать. Понимать, что ты не одна в этом мире, в этой кровати, в этой пустой квартире. — Маш, уже постельное бельё пахнет твоими сигаретами, — брюнет средних лет, лениво потянулся на кровати и облокотился на локоть, — я тебя жду, заканчивай. — Ты даже не в своём доме, чтобы командовать, — пошла третья сигарета за раз. Почему всё ощущается не тем и не таким? В какой момент свернула не туда? Она запуталась и устала, до ужаса сильно. Устала, как ей кажется, от всего: от людей, от вещей, от себя. Устала стараться и держаться, быть встрою, словно всё не так: она не тем занимается, не там находится, и не с теми, с кем нужно. Она сбилась, как строка у печатной машинки и печатается кое-как. Всё внутри неё обессилило и измучилось. Так устала бесконечно думать, справляться. Не хочет больше. — Маша, хватит, возвращайся в постель, — он начинал злиться. — Ты либо сейчас замолкнешь, либо с вещами на выход. — Тогда почему тебе никак не помогли? — Она умерла, — Дмитриева настолько сильно прикусила губу, что недавно содранная ранка начала снова немного кровоточить. Дягилева наконец-то собралась, вместе с выкинутым бычком, туда же отправила и лишние мысли, которые сейчас были совсем не кстати. Она села поверх мужских бедер, её приглушенный голос начал теряться возле крупной мужской шеи, — не зли меня, сегодня я не в настроении. — Ты целую неделю не в настроении, — ответил мужчина, обхватывая округлые бедра руками.

***

— Сегодня будет инструктаж по предстоящей практике в период зимней сессии. Объясню, что вам нужно будет делать, — при входе в аудиторию Мария бегло осмотрела присутствующих и, сама не заметила, как со спокойствием выдохнула, обнаружив мирно сидящую светлую макушку. Почему-то теперь ей не хотелось терять младшую из вида, хотелось контролировать, получать сообщения, как у той сейчас проходят будни, удается ли ей хоть немного спать, учитывая мешки под глазами. Ей хотелось знать больше: чем Саша занята по вечерам помимо работы, хочет ли она еще с ней поговорить, нуждается ли хоть каплю в ней. Она отчаянно пыталась бороться с желанием, стать кому-то нужной. Никем не забытой через пару встреч. Пустив нервный смешок от своих мыслей, насколько далеко зашло её анализирование одной личности, хотя они поговорили всего лишь один раз. — Знаешь, с какой стороны грустно, по своим наблюдениям могу сказать, что ты вроде бы с кем-то общаешься, находишься в компании, не отрываешься от коллектива, но всегда сама по себе, очень сильно находишься «в себе». Это заметно. — Я привыкла, — Саша сжала свою коленку еще сильнее. Мария Александрова начала чертить на доске график сдачи дневника практики. Дмитриева полностью погруженная в свои мысли наконец-то смогла отвлечься на дела более важные. На вид этой женщины сзади. На бирюзовую шелковую рубашку, заправленную в черные брюки палаццо. На каждый изгиб тела: шея, тонкие кисти рук, талия. Ей казалось, что если сейчас не сосредоточит всё своё внимание на теле женщины, то определенно не сохранит его так отчетливо в памяти. Она не помнила, что исходило из уст заведующей кафедры, почему все в аудитории начали что-то бурно обсуждать. Настолько долго засматривалась на шею, пока не подняла взгляд выше, встретившись с хмуро поднятой бровью. — Итак, всем всё понятно? — переспросила в третий раз шатенка. После чего хором услышала ответ «да», — Дмитриева? До какого числа нужно сдать дневник практики? — она улыбнулась краешком губ. — До конца января? — Саша прокашлялась и уставилась на сидящую рядом одногруппницу Катю, которая сразу же ей прошептала в ответ «тупица», а некоторые сидящие рядом начали смеяться. — Все свободны, Дмитриева остаётся, — пока студенты собирали свои вещи, начала протирать доску. Когда в аудитории остались они двое, она продолжила, — В каких облаках ты витаешь? Для кого, по кругу, я объясняю важную и нужную информацию? — Для всех, я же не одна тут, — Саша собрала свои вещи и подошла поближе к столу преподавателя, в голове снова пронеслись обрывки её фраз с последнего диалога: — «Тяжелые испытания, не даются слабым людям. Как сейчас ты себя чувствуешь?». — Я тебя не отпускала, — Мария посмотрела на девушку с ног до головы. — Я ещё никуда не уходила, — пришлось замяться в начале, от неудобного рассматривающего взгляда. — Ты не ответила на мой вопрос, — в ее движениях начала появляться резкость. — Ответила: что для всех и я тут не одна. — Дмитриева, не беси, иначе прилетит этой мокрой тряпкой, она уже хотела замахнуться, но практически сразу опустила свою руку обратно, — Мне потом еще сидеть отдельно и тебе всё объяснять? Ты думаешь мне заняться больше нечем? — Мария повысила голос и двигалась в сторону девушки. Хотела быть помягче, показать, что на самом деле в ней есть много добродушия и сострадания. Вышло, как обычно, — Показывай тетрадь, весь материал за сегодня я говорила записывать. Саша протянула ей тетрадь, осознавая, что так делает хуже для себя, могла просто ответить. — Ну? Где? — начала пролистывать пустые белые листы друг за другом, — Я спрашиваю где? — Дягилева подошла практически вплотную, пролистнула еще раз страницы более грубо, практически скомкав некоторых из них. — Нигде, — Саша уставилась на собственную тетрадь. А после успела только услышать, как тетрадь полетела в сторонку мусорки, но не оказалась там, просто лежала рядом. — Перестань пререкаться. Дмитриева, если мы с тобой общаемся в пределах университета и той информации, которую ты мне рассказываешь — это не делает из тебя привилегированную личность, — её взгляд стал более томным. — Я и не считала себя какой-то особенной, — Саша продолжала буравить взглядом свою тетрадь, почему-то она почувствовала себя ею, когда-то выброшенной, такой же пустой и бессмысленной, — скоро начнется следующая пара, не хотелось бы опаздывать, хочется законспектировать весь материал в свою тетрадь, — ей хотелось уйти, а точнее убежать, найти какое-нибудь укрытие, остаться одной и вкусить свое одиночество по полной программе. Она начала проходить мимо заведующей, пока не ощутила до боли знакомого ощущения, такого же ледяного, как в первый раз. — Я тебя отпускала? — очередной холодный взгляд Дягилевой или Саше опять кажется, что это дует из приоткрытого окна? В своей руке она удерживала чужое запястье, — Отвечай на мой вопрос. Я сказала, что ты можешь быть свободна? — кольцо созданное из собственной руки, начало сильнее сжимать. Саша непроизвольно резко дернула плечом и уставилась на руку Марии. Ей хотелось, чтобы она не отпускала её, а ещё чтобы это происходило при других обстоятельствах, — Спасибо за развернутый ответ. Садись и записывай, — Дягилева также резко отстранилась, как и оказалась рядом, подняла тетрадку с пола, протянула Саше. Видимо заняться ей больше было нечем. Дмитриева задумалась о том, что это всё так неправильно, но ей так нравится это чувствовать. Неправильно, что шатенка первая и последняя мысль на дню, что думает о ней больше, чем хотелось бы и гораздо больше, чем нужно. Неправильно то, что является одним единственным желанием из всех прочих. Неправильно возвышать, боготворить и зависеть, но она могла бы часами сидеть рядом с Марией в абсолютной тишине и не желать при этом быть где-либо ещё. Всегда есть что-то «чуть больше». Когда вдруг в один момент осознаёшь, что есть тот, с кем объятия длятся «чуть дольше», чем с остальными. Тот, на ком «чуть дольше» задерживаешь взгляд. С кем можешь разговаривать «чуть дольше» и стараешься ради него «чуть больше», даже среди тех, кем очень дорожишь. Кого тебе приятнее слушать и понимать «чуть больше», ты «чуть больше» к нему спешишь и ищешь общих интересов, или, быть может, обмениваешься интересами. И всегда отдаёшь ему «чуть больше», чем другим. В один момент «чуть больше» становится просто «бóльшим». и выходит так, что это «чуть больше» определяет всё.