Ожидание

      Сого всегда был чертовым садистом, и Хиджиката с радостью бы это исправил, если бы мог. Только вот он не мог, он был абсолютно бессилен перед Сого и всем тем безумием, что творилось в его голове. Наверное, когда-то давно, когда Окита был ребенком, еще можно было что-то сделать, но теперь точно нет. Хиджикате оставалось лишь смириться и раз за разом прощать Сого его выходки.       Конечно, хотелось ответить тем же. Хотелось направить базуку на голову Окиты и спустить курок, наблюдая за тем, как его больной разум оборачивается ошметками мозгов, размазанными по стене. Но Тоширо даже не пытался провернуть подобное, зная, что ничего у него не выйдет. И даже не потому, что Сого ловко увернется, а потому, что у него просто не хватит силы выпустить снаряд из базуки. Да и не хотел он этого, на самом деле.       Хотел Хиджиката кое-что другое, но вот что именно, он так до конца и не понял. Порой ему казалось, что он готов многое отдать, лишь бы Сого хоть немного стал походить на нормального человека. А иногда он, наоборот, не желал никаких изменений, словно получая некое нездоровое удовольствие от попыток Окиты прикончить его. В любом случае, Тоширо явно запутался в самом себе, уже давно перестав понимать, где начинаются и где заканчиваются все его мысли и чувства, относящиеся к Сого.       Хиджиката, впрочем, особо о нем и не думал, просто терпел его в течение рабочего дня и ждал по вечерам. Да, пожалуй, об этом тоже стоило упомянуть… Вечера. Ночи, если быть точнее. Тоширо знал, что это ненормально и, когда луна сменялась солнцем, презирал самого себя всякий раз, но ничего поделать не мог. Это было точно так же, как и с бесконечными попытками Сого убить его. Хиджиката смирился, принял и даже был не против. Точнее, касательно ночей, проведенных вместе с Окитой, он был всецело за. Оправдывал себя тем, что работа у него сложная и порой расслабиться нужно. Какая разница с Сого или с какой-нибудь шлюхой из Ёшивары? Хотя понимал ведь, что все совсем не так просто, как кажется.       Окита приходил не всегда, но ждал его Тоширо всегда. На правах замкомандующего не выключал свет в своей комнате после отбоя, и курил одну сигарету за другой. Параллельно с этим Хиджиката либо расхаживал из угла в угол, либо сидел на футоне, скрестив ноги, но суть одна — он действительно ждал. Сого же, словно издеваясь, появлялся в те ночи, когда спать Хиджикате хотелось особенно сильно и упорно его игнорировал, когда того мучала бессонница. Вряд ли он делал это специально, но, зная Сого, Хиджиката порой думал, что тот нашел некий способ читать его мысли или вроде того.       Тоширо ждал, понимая, что должен послать Окиту куда подальше. Не стоило давать ему то, чего он просит, совсем не стоило. Только вот если не давать, то крыша у чертового садиста окончательно поедет. Поэтому Хиджиката давал, удовлетворяя тем самым их обоих. Давал не себя, разумеется, но контроль над ситуацией. Позволял Сого думать, что он тут главный. Даже иногда соглашался реализовать его больные фантазии, в рамках разумного, конечно. Идею дать на отсечение собственную голову Тоширо отверг.       Только вот, если задуматься, именно это он и делал, ожидая Сого каждый вечер — давал свою голову на отсечение. Безумие каждый вечер заносило меч над его шеей. И это было ужасно, настолько ужасно, что пора бы уже совершить сэппуку. Но Хиджиката продолжал ждать.       Этим вечером ему повезло. И он даже не хотел спать. День в Эдо выдался спокойный, и у Шинсенгуми работы было немного.       Хиджиката выпустил дым изо рта и повернул голову в сторону открывающейся двери. Сколько раз он предупреждал наглого ублюдка о том, что нужно стучать? Но Окита никогда не слушал, входил в комнату Тоширо, как в свою собственную, и с порога смотрел на него своими обманчиво-невинными огромными глазами. По этому взгляду Хиджиката пытался понять, в каком Сого настроении, но понять ему никогда не удавалось, поэтому он всегда держал катану неподалеку. Мало ли, что может произойти.       Сегодня Сого пришел к нему в форме, которая, по мнению Тоширо, не особо сочеталась с его детскими чертами лица. Но ничего, очень скоро одежды на нем не будет. Окита будет делать вид, что раздевается сам и по собственной воле, но на деле же, это Хиджиката всегда избавлял его от одежды. Но сперва он избавил от нее себя, сбросил кимоно с плеч, оставаясь полностью обнаженным.       — Хиджиката-сан, вы извращенец? — наигранно спросил Сого.       Он подошел ближе и медленно провел кончиком языка по своим пухлым губам, таким по-блядски розовым. Хиджиката подавил в себе желание врезать по этому самодовольному лицу. Так же он поступил с желанием поцеловать Окиту. Пускай попросит, даст намек, сам же сюда явился.       — Может я пришел убить вас? — задал Сого риторический вопрос.       — Как будто ты можешь прийти ради чего-то другого, — хмыкнул Тоширо.       Окито извлек меч из ножен за долю секунды. Не знай его Хиджиката столь хорошо, то был бы уже мертв. Однако он понимал Окиту, по крайней мере в моменты, когда тот пребывал в своем рассудке, чтобы знать, что прямо сейчас ему ничего не угрожает. Хиджиката даже не вздрогнул, когда острие клинка почти коснулось его шеи. Однако где-то в глубине ярко вспыхнуло что-то будоражащее и зловещее, некое предвкушение.       Сигарета все еще тлела в пальцах Тоширо, и он бросил ее на пол. Плевать, что так нельзя, он нуждался в своей правой руке, чтобы обезоружить Сого. Не потому, что инстинкт самосохранения противился лезвию возле шеи, из-за раздражения. Хиджиката многое позволял Сого, но использовать меч в подобного рода делах позволять ему не собирался. Меч — это душа самурая, его стоит уважать.       Окита понимал, не сопротивляясь дал Хиджикате перехватить свою руку и вернуть клинок в ножны. Однако перед тем, как это произошло, он неуловимо коснулся лезвием груди Хиджикаты, оставляя на ней неглубокий, но болезненный порез.       — Гаденыш, — прошипел Тоширо.       Сого улыбнулся и, наклонившись вперед, слизал с пореза крупную каплю крови. Хиджикату передернуло, но, что еще хуже, член у него уже стоял. Он правда хотел бы знать, почему так происходит, но он не знал. Возможно, Тоширо просто был мазохистом, и его мазохизм вошел в симбиоз с садизмом Сого. Либо же это было что-то куда более глубокое.       Язык Сого, влажный и мягкий, прошелся вдоль раны, после Окита поднял голову и, безумно улыбаясь, посмотрел на Хиджикату. Все его губы и зубы были в крови, и выглядел он правда как какой-то маньяк, коим и являлся. Маньяков точно не стоит целовать, но Хиджиката поцеловал, увлекая Сого в поцелуй со вкусом его крови.       Попутно Тоширо принялся расстегивать чужие пуговицы. Тут-то Сого и вырвался, сам разделся. Слишком гордый и упертый, но видимо недостаточно, чтобы не сделать шаг навстречу. Окита шагнул вперед, и Хиджиката заметил, что у него тоже стоит.       Дальше он не медлил, притянул Сого к себе, пару раз провел ладонями по его бархатной коже, покрытой редкими шрамами, и потянул в сторону футона. На этом прелюдия и закончилась. Хиджиката ласку редко проявлял, знал, что Окита нуждается в этом, и намеренно не давал. Если мальчишка так хочет думать о себе невесть что, то пускай. Если же ему нужна нежность, то пусть просит.       — Хиджиката-сан, вы жалкий, — безэмоционально протянул Сого.       Тоширо, подавив в себе раздражение, закатил глаза. Будто это он пришел в чужую спальню с целью потрахаться. Нет, он ждал, конечно, но это будто бы другое. Будто бы он нуждался в близости меньше, чем Окита. Хотя, надо полагать, их нужда была равносильной, но этого они себе никогда не признают.       Хиджиката повалил Сого на футон, подмял его под себя и грубо раздвинул его ноги своим коленом. Все всегда примерно так и начиналось. Тоширо знал, что в конце концов Окита попытается взять над ним верх, но пока этого не произошло, Хиджиката был обязан держать ситуацию в своих руках.       Он вытащил из-под подушки смазку и пачку презервативов. Отточенными движениями Хиджиката сделал все, что сделать нужно было. Чем-то походило на заботу. Сого этого не заслуживал. Если чего этот несносный мальчишка и заслуживал, так это быть оттраханным до смерти. Ладно, может не до смерти, но так, чтобы ходить не мог неделю, а сидеть целых две. Но Хиджиката почему-то не хотел причинять ему боль или, тем более, вред.       Он, во время их ночных свиданий, лишь раз сделал Сого больно, когда он позволил себе неуместное высказывание о том, что Хиджиката представляет на его месте Мицубу. Вот тогда Тоширо ударил, кулаком и со всей силы, превращая губы, эти пухлые сладкие губы, в кровавое месиво. После он вышвырнул Сого в коридор, даже не дав ему одеться. Впрочем, Окита, кажется, прекрасно понимал, что сделал что-то не то, и больше так не делал. И все стало нормально.       Относительно нормально. Тот факт, что у Хиджикаты голова начинает идти кругом, когда он входит в податливое тело и слышит сдавленный стон, сам по себе не мог являться чем-то нормальным. Но Тоширо медленно прижался к Сого, его голова закружилась, и это было нормально для той ненормальной реальности, в которой они оба жили.       Окита, уже предсказуемо, вырвался из-под Хиджикаты почти сразу же. Грубо схватил его за плечи, оставляя на них следы от ногтей и перевернул на спину, опустился сверху. Смотрел Сого самодовольно, так, будто выиграл в какой-то битве. Жаль только, что он, наоборот, лишь проигрывал раз за разом. Проигрывал тьме, захватившей его рассудок.       Хиджиката все еще хотел верить, что однажды Окита победит. Наверное, именно поэтому, он позволял ему медленно опускаться на него и подниматься, и так по кругу. Позволял смотреть на себя этим пугающим взглядом и думать, что он здесь главный. Хиджиката никогда бы не стал напоминать Сого о том, что вообще-то это он его трахает, а не наоборот. И он даже не был против, когда Окита обеими руками сжал его шею.       Лицо у Сого было такое, словно он действительно убил Хиджикату, и теперь празднует. Однако он даже не душил его, Тоширо по-прежнему мог беспрепятственно дышать, прикосновение горячих потных ладоней к шее совсем не мешало этому процессу. Но он позволял Сого думать, что он взял над ним верх, и будет позволять делать это до тех пор, пока где-то в кровавой радужке его глаз одинокий лучик света продолжает сражаться против всепоглощающей тьмы, пока Сого не сжимает его шею достаточно сильно, чтобы перекрыть кислороду доступ.       Если Окита сорвется, Хиджиката первым возьмет в руки катану и вправит ему мозги. Но он бы предпочел так не делать. Прямо сейчас такое точно не предвиделось. Сого сильнее впился пальцами в шею Тоширо, но все равно кончил первым, тут же отпуская. Хиджиката был вынужден помочь самому себе рукой, но он не злился.       Сразу после, он взял салфетки, тоже припрятанные под подушкой заранее, и привел их обоих в относительный порядок. Тоширо также взял сигарету и закурил, потому что очевидно, что если куришь по жизни, то и после секса тоже будешь. Окита в ответ на это недовольно поморщился, но ничего не сказал и не ушел.       Он остался. Потому что он приходил, чтобы остаться. Хиджиката прекрасно это понимал. Сого он не сообщал о том, что знает, не считал нужным смущать его и отталкивать от себя, несмотря на все попытки Окиты лишить Тоширо жизни. Хиджиката знал, что приходит Сого к нему не ради секса, а чтобы не быть в одиночестве, когда ночи становятся особенно темными. И ждал его Хиджиката тоже не ради секса, хотя это ему тоже нравилось, но только потому, что хотелось закрыть физиологические потребности, не более того. Забота о Сого их очевидно не закрывала, но именно ради этого Тоширо его и не отталкивал, удивляясь собственной бескорыстности.       Порой Хиджиката действительно ненавидел Сого, но осознание того, что он должен о нем заботиться, было сильнее всякой ненависти. В конце концов Окита не только садист ненормальный, не только маньяк и лучший мечник в Шинсенгуми, он ребенок, в первую очередь. Всего восемнадцать, слишком мало, чтобы каждый день сражаться с демонами в собственной голове, но Сого приходилось, и Тоширо понимал, что обязан помочь хотя бы тем, чем может. Хотя бы их не совсем здоровой близостью и ночами, проведенными под одним одеялом.       Докурив, Тоширо погасил свет.       Он никогда не скажет Сого о том, что прекрасно понимает суть вещей. Но он будет его смиренно ждать каждую ночь и будет оставаться с ним до утра. Однако прикасаться не станет до тех пор, пока Окита не уснет. Это уже слишком, да и гордость не позволяла. Однако… порой, когда Тоширо замечал, что дыхание Сого стало размеренным и тихим, он мог придвинуться к нему, дотронуться до его волос и даже поцеловать куда-то в щеку. В те ночи, когда яркий лунный свет проникал в комнату, Хиджиката разглядел, что от такого Сого едва заметно улыбается во сне. Улыбается, как самый обычный человек, по-доброму и с некой благодарностью. И, пока эта улыбка украшала его губы, Тоширо правда был готов каждый вечер ждать того, что Окита появится в его комнате без стука.