Bag of bones

Клауд смотрит на чужие руки, опоясывающие его без воли и силы, присущей объятиям, они просто есть — вялые и остывающие. По спине проходит неприятно ползущее отторжение, почти отвращение от болезненной красочности кожи там, где эта кожа еще есть и где ее не покрывают ожоги или глубокие раны. И ещё не известно, целы ли кости (конечно нет). Удивительно, что в таких руках вообще еще остаётся какая-то жизнь, и кровь все ещё течёт к кончикам пальцев и дальше вниз на штаны Клауда. Конечно это последнее, что его волнует. Клауд проверяет дыхание его души и вздыхает: парень будет жив ещё ближайшие пару часов. Он не чувствует облегчения, только взволнованно-нервное ощущение участия, непрошенного и бесполезного, и это раздражает его больше, чем ему хотелось бы. Чем он вообще готов был быть эмоционально вовлечен. У него не складывается в голове сбалансированная картинка вложенных сил и получаемого выхлопа, и он жалеет, что не может просто уехать. Приказ Шинигами застал его в дороге и в собственных вечно мудрёных уплывающих грызущих мыслях. Звонки на телефон обычно означали, что твоё время больше тебе не принадлежит, что ты себе не принадлежишь, потому что где-то «нарисовалась проблемка, которая за минуты может крякнуть этот мир, йо». Сотрудник вступил в контакт с ведьмой класса повышенной опасности, требуется подкрепление, желательно вооружённое Косой смерти, но Клауд единственный ближайший к месту контакт, и уже не особо важно, есть ли у него Повелитель и сколько душ Кишина он успел поглотить. Клауд прибыл спустя тридцать минут и подумал, что в поступившей информации была ошибка и его позвали на похороны. Душа ведьмы размеренно покачивалась в воздухе, и он должен был сделать все, чтобы рядом не появилась такая же человеческая. Клауд заворачивает в город Смерти, когда чувствует шеей хрип привязанного к нему тела. Одного даже скольщящего мимо взгляда хватит, чтобы понять, что этот парень прошёл через очень тёмное, чернушное дерьмо, из которого редко выбираются живыми. Собирают отряд, готовят план, берут с собой долбанное настоящее, проверенное оружие, и это все равно не гарантирует успех операции. Парень — Зак Фейр, напоминает себе Клауд, — просто вышел один из академии сегодняшним утром и пропал. Просто не оставил себе ни одного шанса встретить следующий день. И вот здесь Клауд чувствует, что невольно переступает через границу личного, которая была намеренно прочерчена Заком. Он не хотел быть спасенным. Он не хотел возвращаться. Клауд не специалист, но даже он понимает, что это была самоназначенная миссия в один бесславный конец, в котором нет места посторонним. Конечно, уже будучи там, Клауд не смог бы его бросить, из-за ужаса, из-за сочувствия к живому, там было столько крови, так много крови, зрелище на грани тошноты где-то в базовых настройках человека. Но знай бы он заранее, на что его подпишут, он, скорее всего, поехал бы дальше. Потому что то, что происходило с Заком, то, что толкнуло его в это месиво, что двигало им, — было не его, Клауда, делом. Ничьим делом в принципе. Потому что мало у кого вообще есть силы взять на себя даже часть чужого самоубийственного груза и пронести его в своей душе, пускай даже в качестве скорой помощи. Это было грязно, хаотично, запутанно и сложно. И Клауду, честно говоря, оно нахуй не сдалось.