Посели во мне цветы жизни

А ты пахнешь, как спокойствие, как в голове тишина.

Ты — как десять часов непрерывного сна.

Ты — четверг, ты — 16:00, ты —ромашковый чай и покой.

(Монеточка — «Селфхрам»)

Дело двигалось к зиме, и город окончательно потерял какие-либо краски. Серость и Питер. Питер и серость. Последние несколько недель он подтверждал все свои стереотипы касательно погоды. Казалось, ещё вчера все деревья были укрыты ярким красно-жёлто-оранжевым пледом, создающим уют и особую атмосферу. Моргнуть не успеваешь, а через две недели уже декабрь. Но несмотря на приближение первого месяца зимы, снег не считал, что пора бы начать покрывать белым ковром крыши домов и серые асфальты. Всё шло своим чередом. Люди заболевали, врачи спешили к ним на помощь. Стабильность, что ещё сказать. Хоть она и считается залогом успеха, но нельзя не согласиться, что иногда она чертовски наскучивает. Хочется чего-то нового, захватывающего, как будто тебе снова двадцать. А у Арсения эта обыденность в горле уже сидела. Но два месяца назад он принял самое верное решение за всю свою жизнь — прийти работать на восемьдесят вторую подстанцию скорой помощи. И теперь жизнь и вправду била ключом. Особенно с появлением в ней Антона. Попов за эти две недели после примирения с парнем как будто бы вновь ожил, очнулся после долгого сна. Тот день, когда злосчастная медсестра прервала чуть не случившийся между ними поцелуй, мужчина хотел забыть и одновременно с этим помнить всю оставшуюся жизнь. Тогда он практически выбежал из палаты с блестящими глазами, расширенными зрачками и раскрасневшимися щеками. Да ещё и голова кругом шла от переполняющих её эмоций. Кровь бурлила в жилах, направляясь в пах. На него оборачивались и хмурили брови, окидывая подозрительным взглядом, почти все сотрудники. К слову, и не только они. Хотя чему он удивляется? Со стороны он наверняка был похож на наркомана, или, что ещё хуже, на психически больного, решившего сбежать из психиатрического отделения. Вот было бы забавно увидеть лица этих людей, узнай бы они, что этот самый псих — тоже доктор. Правда не в этой больнице, но всё же врач — он везде врач, в любом месте и в любое время суток. С другой стороны, никто ведь и не знает: может, все врачи на самом деле потенциальные психи, лишь тщательно это маскируют. Не каждый выдержит восемь лет адской учёбы, не сойдя при этом с ума. Сразу же, не задерживаясь, он сел в машину, и уже поехал домой с полностью пустой головой. Ни одной внятной мысли, только белый шум. Как будто после всего произошедшего мозгу нужна была длительная перезагрузка. Только на следующее утро он осознал, что же между ним и Шастуном случилось. Или не случилось. Всё-таки их прервали на самом интересном месте. Только он не до конца понимал, что, собственно, к чему. Куда же делась девушка Антона? Почему он вдруг решился сделать первый шаг? Для парня, который уже давно состоит в отношениях и живёт со второй половинкой, это было бы странно. Хотя всё имеет место быть. Может, ему просто скучно? Захотел развлечься? Арсений был уверен, что всё это совсем не про Шастуна. Он же прямой как рельсы. На ум придёт что — ляпнет не задумываясь. В следующий раз он приехал в больницу только через неделю. — Привет, Шаст, — поздоровался тогда он, закрывая за собой скрипучую дверь. Антон сидел на кровати, вытянув длиннющие, прикрытые клетчатым пледом ноги и облокотившись спиной о стену. В руках его была толстая книга, а на лице нежная улыбка. Как только тот услышал знакомый голос, обернулся на вошедшего мужчину, быстро захлопнув книгу и положил её на рядом стоящую тумбу. — О, Арс, кхм, — он быстро отвел взгляд и подобрал ноги к себе. Кажется, он был не совсем готов к встрече после недавнего инцидента. Значит, не только Попова смущала недосказанность, повисшая между ними и мешающая нормальному общению. — Здорова. Арсений остановился, пристально смотря на парня, что выглядел сейчас как школьник, сплившийся перед мамой за дрочкой. Кончики оттопыренных ушей покраснели, а взгляд бегал по всей комнате, ни разу не остановившись на застывшем посреди неё мужчине. Попов невольно расплылся в улыбке. Ему всегда казалось, что смутить Шастуна очень сложно, если вообще возможно. Открывшаяся сейчас перед ним картина умиляла до жути. — Как твоё самочувствие? — спросил Арсений, усаживаясь на твёрдый деревянный стул, стоящий у кровати парня. Антон наконец посмотрел на гостя. — Отлично, — тот улыбнулся. На лице ещё были ранки с тонкой корочкой запёкшейся крови. Синяки уже не были такими ужасными, начали приобретать жёлтый цвет. — Скоро уже выпишут. — Я рад, — Арсений вторил улыбке парня. Вспомнив о чём-то, он полез в свою сумку и, громко шурша, достал бумажный пакет со знакомым логотипом. — Держи. Это тебе. Антон раскрыл рот и взял протянутый ему презент. — Ты запомнил, — сказал он, заглядывая в пакет и видя там его любимые Оксанны булочки. Арсений громко фыркнул, шутливо закатывая глаза. — Конечно запомнил! — он всплеснул руками, наблюдая, как Антон с зажмуренными от удовольствия глазами вдыхал ароматный запах принесённой выпечки. — Попробуй не запомнить. Ты же почти после каждого вызова в этой кафешке тусовался. Антон положил пакет на колени и весело посмотрел на мужчину. — Тоже верно, — сказал он, усмехнувшись. — Но всё равно спасибо. — Не за что. — Как там Оксана? — поинтересовался Шастун, кладя пакет на тумбу рядом с той самой книгой. — Хочет тебя убить, — обречённо вздохнул Арсений, театрально понурив голову. Антон хмыкнул потягиваясь. — Это в её духе, — он покрутил голову из стороны в сторону, пытаясь размять затёкшую шею и вставить позвонки на своё место. Повисло молчание, которое поскорее хотелось занять непринуждённым диалогом. Иначе мысли о случившемся неделю назад настойчиво лезли в голову как одного, так и другого. Взгляд Арсения упал на тумбу, на которой покоились некоторые вещи парня, в том числе и книга с пакетом из пекарни Оксаны. Мужчина потянулся к ней, пытаясь рассмотреть название. — Астрид Линдгрен… — пробормотал он, щурясь и пытаясь что-то вспомнить. Он нахмурил брови, а несколько секунд спустя его лицо исказила гримаса удивления. — Астрид Линдгрен? Серьёзно? — Ну да, — парень пожал плечами, — А чего ты удивляешься? — с недрогнувшим лицом спросил он, но всё же не выдержал и прыснул в следующий миг. Слишком уж потешно выглядел растерянный и обескураженный Арсений, лицо которого вытянулось ещё больше. Мужчина, заразившись улыбкой Шастуна, уронил голову в ладони и тихо рассмеялся. А затем поднял и снова посмотрел на парня. — Антон, только скажи честно, — начал он, зависая на зелёных смеющихся глазах. — Я чего-то не знаю? Тебе пять лет? Тот отвёл глаза, как будто правда задумаваясь над этим вопросом. — Всё может быть, — он прищурился и хитро подмигнул, а Арсений снова захихикал. — Боже… — протянул он сквозь смех, вытирая выступившие в глазах слёзы. — Антон, какой же ты… — не договорил, рассматривая поплывшее лицо парня, что оказалось в опасной близости. Арсений и сам не заметил, как притянулся и оказался буквально в двадцати сантиметрах от него. Теперь настал черёд удивляться Шастуну. — Какой? — дрогнувшим голосом спросил он, сглотнув. Его зрачки бегали из стороны в сторону, а кончики ушей снова налились краской. Арсений ответил не сразу. Он вдыхал одурманивающий аромат цветущей сирени и свежей выпечки. Хоть сейчас в городе и властвовала поздняя холодная осень, он пах весной, смехом, цветами и счастьем. Жизнью. Он отстранился. — Удивительный. И нет, тогда они, к сожалению или к счастью, не засосались и, держась за руки, не ушли в закат. Они ещё какое-то время поболтали, а затем Попов ушёл по своим делам. Вэйк ап ту реалити. Но такому варианту развития событий он был не особо против. Сам не знает, почему продолжает держать расстояние. В конце концов, все его предположения об ответной симпатии — лишь догадки. И даже не высосанные из пальца и не взятые из воздуха. Но хотелось ведь определённости, расстановки и какой никакой уверенности в своих подозрениях, мыслях и желаниях. Конкретики, одним словом, которой от Антона-эмоционального-солнышка-Шастуна ждать не приходилось. Как называется тот статус взаимоотношений, когда вы знаете о своих чувствах друг к другу, но по каким-то непонятным причинам ничего не предпринимаете? Передружба-недоотношения? Точнее и не описать. Это именно то, что сейчас происходило между двумя парнями на «А». Но время неумолимо шло вперёд, несмотря на Поповские душевные терзания. Ещё одна смена, а после долгожданный выходной и день рождения Серёги — прекрасный повод отдохнуть и налакаться чего-нибудь покрепче чая. В комнате было темно, в постели одному неуютно. Алёна уехала в Москву на свадьбу к подруге, и мужчина мог выдохнуть и еще несколько дней дышать спокойно. Нужно срочно расстаться. Как бы сложно не было, нужно решиться. Разбивать сердце всегда трудно, если у тебя самого оно есть и если ты не бесчувственный камушек. Держать впредь около себя девушку нельзя. Но сейчас о плохом думать не хотелось. С недавнего времени, представлять продолжения «непоцелуя» стало одним из развлечений. Причём ночных. Прозвучало слишком по-шлюшьи. Мозг, никого не спрашивая и не интересуясь ничьим мнением, подкидывал самые откровенные картинки. И каждый раз Попов с удовольствием падал в уютные объятия своей фантазии. Антон сидит напротив, смотрит не в глаза — на губы. Его рука на щетинистой щеке, а во взгляде бушующий лес. Мужчина тоже смотрит на пухлые, слегка приоткрытые губы и в предвкушении облизывается. Не выдерживает. Сокращает расстояние, накрывая его рот. Раздаётся скрип двери и по палате разносится удивлённо-возмущённый выдох полной женщины. Ну емаё, не в ту степь повело тебя, Арс, совсем. Попов разочарованно промычал и открыл глаза, пытаясь развидеть перекошенное от гнева лицо женщины, что сгенерировало его подсознание. Хоть к гадалке иди. Руки так и чешутся навести на ни в чём, в общем и целом, не повинную медсестру порчу. А если и повинную, то только в том, что пришла измерить нерадивому пациенту давление. Бедолага. Без вины виноватая. Ещё чуть-чуть повалявшись (читай как: повертевшись с боку на бок, сходив на кухню три раза от нечего делать, выйдя на балкон, чтобы поглядеть в окно на прекрасный ночной город, и наконец вернувшись в спальню) мужчина забылся чутким сном. Чутким и не долгим — он продлился всего четыре часа. А каких усилий то стоило заснуть. Несправедливо. Иронично, что пока Арсений был студентом, четыре часа сна воспринимались даром божьим и невероятной удачей. Особенно во время сессии. Но это уже отдельная тема. А ещё более иронично, подумал мужчина, что хоть он и врач, но к здоровью своему относится халатно. Намного безответственней, чем сам же наставляет всем своим пациентам. Хорошо есть, хорошо спать, не нервничать и так далее и тому подобное. Список того, чего он не делает, а делать нужно, можно продолжать бесконечно. Не делает и делать не собирается. Как и остальные врачи, в принципе. Сапожник без сапог, получается.

***

Пустая квартира встретила Антона запахом испортившейся еды, которую он так непредусмотрительно оставил на столе, забыв перед сменой убрать в холодильник. Особенно рад парня был увидеть новый житель этого дома — таракан, которого Шастун великодушно окрестил как «Ай-сучок-ты-ебанный-ещё-тебя-мне-здесь-не-хватало-в-этом-клоповнике-блять». Выписали его ещё днём, а к вечеру он уже сходил с ума от скуки. Две недели бакланил в больнице. Как будто скинул с себя всю усталость, все тягостные мысли тоже остались там. Чувствовал он себя более чем отдохнувшим, хоть и покалеченное лицо говорило об обратном. Было бы неплохо замазать все свои увечья. Может, Ирка что-нибудь оставила? Парень оторвался от разглядывания своих пожелтевших синяков и затянувшихся царапин и залез в подвесной шкаф возле зеркала. Немного порывшись и ничего полезного не обнаружив, он разочарованно вздохнул. Да не стоило и надеется, ведь Кузнецова была педантом до мозга костей. Всё в голове держала. Слово «забыла» для неё не существовало. Шастун снова взглянул на себя в зеркало. Нелепые кудряшки лезут на глаза, нос слегка искривился в последствии сильных ударов ногами, но это для него не имело значения. Ну кривой и кривой. Не велика беда. Над верхней губой красовался еле заметный теперь шрам. Ну и что? Шрамы украшают мужчину, разве нет? С такими мыслями парень улыбнулся своему отражению и, развернувшись на пятках, пошёл в спальню и плюхнулся на не заправленную кровать. Заправлять он её никогда не любил. Как только стал жить один, перестал этим заниматься, а мамины нравоучения прошли мимо него. Последние несколько месяцев этим и вовсе занималась Ира, ведьиШастун почти всегда вставал раньше неё и быстро-быстро уматывал на подстанцию. Он упал спиной на мягкий матрас и разбросал свои конечности звёздочкой. Грудь его мерно вздымалась, а веки подрагивали от яркого света. По комнате разлетелась вибрация. Антон сел и достал из кармана телефон. На панели уведомлений вылезло сообщение. Неизвестный номер. +7********** 17:01 Здравствуйте. Парень нахмурился, но всё же тыкнул на уведомление. В глаза бросилась переписка трёхнедельной давности. Только после этого он догадался, кто ему пишет. Он улыбнулся и всё-таки подписал контакт, чтобы больше не путаться. Тем временем пришло ещё одно сообщение. Люба 17:03 Надеюсь, я вас не отвлекаю? Очень нужно встретиться. Что насчёт прогулки? Он вновь нахмурился от такой неожиданной просьбы. Но, подумал он, почему бы и нет? Секунду назад от скуки помирал. Такой прекрасный повод развеяться не следует опускать, тем более, что сейчас в нём Люба, похоже, сильно нуждается. Иначе бы не написала. Антон Врач 17:04 Привет! Не отвлекаешь. Я за. Где и во сколько? Быстро обо всём договорившись, Антон сунул телефон в карман джинсов и вскочил с кровати, тут же сгибаясь пополам от боли. Всё-таки пока резкие движения совершать было нельзя. Трещина в рёбрах — это вам не шутки. Распрямившись и истратив весь свой матерный запас, он с воодушевлением направился к прихожей, накинул куртку на футболку, натянул на растрёпанные кудри шапку и вышел. Дверь захлопнулась несколько громче, чем он хотел. Ебучий сквозняк. Через полчаса он уже стоял у парка, к которому должна была с минуту на минуту подойти девушка. Дул сильный ветер, и Шастун вдруг подумал, что сегодня не самый лучший день для прогулок. Ещё и он почти по-летнему. Подросток, блин. Нужно было надеть хотя бы толстовку под куртку. Кривой нос покраснел, и парень старательно прятал его в ворот куртки, чтобы уберечь от холода. — Антон! — раздалось громко сзади, и Шастун невольно вздрогнул. Он обернулся, но никого не увидел. Лишь опустив голову он заметил сначала копну розовых волос, а затем уже и широко улыбающееся лицо. — Здрасте! Острый курносый нос был точно таким же красным, как и кончики ушей. Губы накрашены блестящей розовой помадой, и весь её вид источал волны какой-то индивидуальности и творчества. Антон отвёл взгляд и выдохнул, схватившись за сердце. — Божеш ты мой! Не пугай меня так больше, — он усмехнулся, и этот смешок подхватила Люба, делая шаг назад и убирая лезущие в глаза волосы за ухо. Только в этот момент парень заметил в её руке подстаканник с двумя горячими стаканчиками кофе, спасительных в этот мороз. — Держите, — протянула один Антону, который вцепился в него как в спасательный круг двумя окоченевшими руками с множеством колец, чтобы погреться об источающий жар стакан. — Ого! — воскликнула она, получше рассмотрев парня, — Кто это вас так? — обеспокоенно обвела пальцем своё лицо. — Да фигня это, — отмахнулся он, не желая поднимать тему. — Профессиональное. Спасибо, — поблагодарил он, делая первый глоток. Так-то он кофе не очень любил, пил только по необходимости, но отказываться было бы невежливо, тем более напиток хорошо согревал. Кипяток приятно обжёг горло, и тепло разлилось по всему телу до самых кончиков пальцев. — Пошли, — кивнул он в сторону парка. Они направились по широкой тропинке вдоль голых деревьев. Вокруг сновали люди: отдыхающие счастливые парочки, компании подростков, собачники, бегущие по своим делам мужчины в костюмах и галстуках и с портфелями в руках. — Я хотела бы поблагодарить вас, — неловко начала девушка, но Шастун её перебил: — Люб, давай перейдём на «ты». Я не так уж и стар, мне всего двадцать семь! Не семьдесят два, нет, — воскликнул он и улыбнулся. — Хорошо, как скажешь, — смеясь, пожала она плечами. — Ну правда, я очень благодарна тебе, — было видно, что переключиться на «ты» ей не составило особого труда. Кажется, даже стало комфортней. — Ты нарушил правила, твой коллега вообще в психушку хотел меня упечь, — она смущённо улыбнулась, приставив стакан к губам и отхлебнув кофе. — Ой, засмущала — цокнул Антон, шутливо закатив глаза. — Расслабься, никто не хотел тебя никуда упекать. Ни запекать, ни упекать, — смеялся, надеясь, что это способно разбавить неприятный запах сероводорода, что веял от этой болезненной и острой темы. Наверняка для Любы она таковой и являлась. — И всё же ты был неравнодушен. Давно не видела таких врачей. Люба говорила поразительно искренне, без капли лести. Это подкупало, и Антон порозовел от смущения. А может быть от холода. Не имеет значения. А кофе всё-таки был не таким уж и плохим. — Я польщён, — совсем не знал, что ещё отвечать на подобные комплименты. — Ты лучше о себе расскажи? Как у тебя дела с… — он замялся, не зная, насколько тактично было бы спрашивать о неудавшейся любви девушки. Люба грустно улыбнулась, смотря на тщательно подбирающего слова парня. Говорил так, будто шёл по минному полю. Ей это не нравилось. — Не думай, что от одного упоминания Анны Александровны я пойду резать вены. — серьёзно сказала она. И снова этот сероводород. — Прости… — только и сказал он, поняв, что и вправду через чур осторожничает и общается с девушкой как с психически неуравновешенной. Первое впечатление брало вверх. — Ничего, — отмахнулась она, как будто бы её вовсе и не задело такое отношение. Но улыбка с её лица пропала. Повисло молчание. Причём неловкое, хотелось его как можно скорее заполнить. — Как вообще обстоят дела? С универом, с родителями? — спросил Антон, отойдя в сторону ближайшей лавочки, рядом с которой стояло мусорное ведро. Выкинув пустой стакан, он вновь подошёл к девушке, ещё не успевший допить свой кофе. Она медленно пожала плечами. — Ну, из универа, как ты уже знаешь, меня отчислили. Родители до сих пор не желают со мной разговаривать. Но я не стою на месте. Решила заняться репетиторством — готовлю ребят к ЕГЭ по литературе. Мне это даже, вроде как, нравится, — рассказывая о своих маленьких победах, она закусила губу в слабом намёке на улыбку. — Ты большая молодец! — Антон положил руку на плечо и ободряюще сжал. — С Анной Александровной вы не виделись больше? Вот здесь-то Люба хитро улыбнулась, пряча нос в лёгкий шарфик. — Виделась, — лишь сказала она, и в голосе её голосе сквозило кучу разных эмоций: от безнадёжной грусти и сковывающей лёгкие тревожности до приятно покалывающей кончики пальцев надежды. Она судорожно глотнула ртом воздух, как будто и вправду кто-то сжал её лёгкие в большой кулак, и вдруг широко-широко улыбнулась. Сначала парень выжидающе смотрел на девушку, но постепенно его бровь поползла вверх в недоумении от странной реакции. Он ожидал, что она погрустнеет, понурит голову, и всё в этом духе. — И…? — протянул он, пытаясь вытянуть из Любы продолжение повествования. Она лишь мечтательно уставилась в небо, остановившись. Он ещё больше нахмурился, подошёл к ней и снова положил руку на плечо. — Люб, всё хорошо? Ты так странно выглядишь… — Всё просто прекрасно, — прервала она, резко переметнув взгляд с красивых перистых облаков на широко открывшего глаза от неожиданности Шастуна. — По крайней мере, я на это надеюсь. Я так рада, что люблю, что всё-таки поделилась своими чувствами. Ветер бил прямо в лицо, усиливался с каждой минутой. Верхушки деревьев кружились в медленном вальсе, широко размахивая голыми ветвями, под свист и завывающий гомон ветра. Парень покачал головой. Он совсем перестал понимать эту особу с яркими волосами. Но эта непонятливость его в той же степени забавляла, в какой вводила в тупик. Он вздохнул. Своей неожиданностью она напоминала Арсения. — Мне кажется, тебе нужно развеяться, — он постепенно зашагал вперёд, рассматривая серый парк. А ещё недавно он был золотым. По непонятной ему причине Попов всегда ассоциировался с золотой осенью. Люба осталась стоять на месте, но через несколько мгновений маленькими, по сравнению с Шастовыми, шагами поравнялась с длинной палкой по имени Антон, идущей впереди. — Я сейчас мы чем занимаемся? Мне кажется слово «развеиваемся» здесь идеально подходит, — улыбнулась она, пожав плечами. — Да я ж не об этом, — отмахнулся, тряхнув головой. — У моего коллеги и хорошего знакомого по совместительству завтра днюха. Я думаю, он будет не против и даже рад твоей компании. — он весело подмигнул. Ему показалось, что позвать Любу повеселиться — отличная идея. Та протянула задумчивое «хм-м-м», накручивая локон на палец. — Соглашайся, — с улыбкой подначивал её парень. — Ты же будешь со мной. — Хорошо, — твёрдо кивнула она. — Уговорил. На этом и порешали. Шастун дёрнулся и зажмурился. На красный кончик носа упала холодная капля воды. Он поднял голову в небо, рассматривая набежавшую тучу, что была необъятных размеров и перекрывала всё голубое небо. А через несколько секунд землю сотряс гром. Люба смешно вздрогнула и зажала уши, рефлекторно опустив голову и сгорбившись, как будто пряталась от кого-то и старалась сделать меньше, чтобы её наверняка не заметили. Упала вторая капля, только уже на плечо. Затем и третья, и четвёртая, и пятая. Дальше считать уже не удавалось, так как дождь набирал обороты. Капли становились крупнее, падали стремительней, чаще и больше. Начался настоящий ливень. На дорогах потекли бурлящие реки, а из-под колёс машин выбивались целые фонтаны, что обрушивались на оказавшихся не в то время и не в том месте бедных прохожих. Не повезло им, конечно, но дождь был настолько сильным, что облила их машина или нет — без разницы. Все мокрые одинаково. Антон с Любой переглянулись и сорвались в ближайшее кафе под заливистый смех обоих. Шапка пропиталась водой, а прокуренные лёгкие не были настроены на пробежку и давали по тормозам. Капли текли по лицу, попадая в глаза и в рот, а волосы Любы можно было выжимать. Сегодня и вправду был не самый лучший день для пеших прогулок по Питеру, душевных разговоров и обжигающего кофе. Но всё же до дрожи необходимых. Домой Антон вернулся, лишь когда солнце скрылось за горизонтом. Проводил девушку до дома, за что получил тычок под ребро и добрую издёвку «Джентльмен, блин, иди за мужиком своим поухаживай». Уши парня в миг покраснели, и он попытался скрыть смущённую улыбку в вороте промокшей насквозь куртке. Ведь на все вопросы об Арсении от Любы он предпочитал отмалчиваться и отшучиваться, а та ясно дала понять, что рано или поздно ему придётся всё рассказать. Видимо, именно на этих откровениях зарождалась их дружба. Так уж сложилось с самого начала. Антон думал, что если бы не Арсений, прописавшийся в его сердце и не новоявленное принятие своей бисексуальности, то Люба бы прекрасно подходила на роль его девушки. Но и Люба, к счастью, уже безумно влюблена. И всё же не повадно таким хрупким особам ходить совсем одной по ночам. На своей работе он повидал немало разных придурков, был даже случай с изнасилованием. Всегда лучше перестраховаться, думал он. А ещё он думал, что тянуть больше нельзя. И как только Шастун оказался в своей тёмной пустой квартире, он окончательно решил, что в ближайшее же время разрешит все непонятки с Арсением, расскажет о том, что чувствует. Сколько бы Антона не забавляла их игра в друзей и попытки мужчины убежать от чувств, он прижмёт его к стенке, ограждая все пути отступления. Лучше рано, чем никогда.