После звонка

Миша привыкал к новой работе с трудом. В целом работа была не такая уж новая, он почти двадцать лет проработал в сфере образования и знал, что к чему, но специфика здесь была другая, совсем не та, к которой он привык. И эти отличия ему давались тяжело. Одно дело, когда ты год за годом читаешь лекции студентам, которым может эти лекции и до лампочки, но они относятся к ним с философским принятием, к тому же обязательно найдется хоть пара человек, которые будут слушать с искренним интересом. Совсем другое дело, когда перед тобой класс неуправляемых детей, которым не получается просто прочитать лекцию — чтобы привлечь их внимание надо танцы с бубнами устраивать, не иначе. Мишу это бесило. Он разбирался в своем предмете и мог много часов подряд рассказывать интересные ему темы, а придумывать, как заинтересовать ими мелкотню, ему совсем не нравилось. Он поначалу пытался вести себя с ними, как с сознательными людьми, как привык делать со своими студентами, но быстро усвоил, что школьная мелочь на сознательный уровень еще не вышла. Они вовсю стремились испытать его нервы на прочность, а нервы у него, надо сказать, были ни к черту. Он взрывался, злился на себя, что взрывается, ловил сочувствующие взгляды коллег и бесился от этого еще больше. Как так получилось, что желая в своей жизни что-то кардинально изменить, он сделал все еще хуже? Он пытался уйти из образования, уволился из колледжа, в котором проработал много лет, и… запил. Оказалось в его жизни нет ничего, кроме работы. У него не было семьи, никого, кроме престарелой мамы, не было увлечений, и не было совершенно ничего, чем бы он мог занять свободное время. А ведь когда-то все было. Была красавица жена, Анфиса, была музыка, которой он хотел посвятить жизнь, были друзья, за которых, казалось, и умереть не жаль, была мечта. Чтобы всего достичь, казалось, надо только немножко подождать, пока отец с больным сердцем успокоится и смирится с Мишиными мечтами. Но отец уже давно умер, а Миша не заметил, как прошло двадцать лет. И с женой давно расстались, и друзья занялись собой, и музыка… дома оставалась старая гитара, которую Миша брал в руки только по большим праздникам, чтобы наиграть Цоя. Как тут не запить? Миша пил, жалея себя, упущенные возможности и бездарно прожитую жизнь. А потом в один день посмотрел на себя в зеркало, увидел спивающегося дурака, умылся, побрился, пошел и устроился в ближайшую к дому школу на районе. Его взяли охотно, с его-то стажем, к тому же в школы, как известно, всегда с радостью берут мужчин да еще и альф. Жизнь от этого не стала лучше, но это помогло ему бросить пить. Ему дали неплохую нагрузку, классное руководство, и времени жалеть себя у него просто не осталось. Новые коллеги пытались разузнать, что он за человек, подружиться или понравиться ему, но желания общаться с ними у Миши как-то не было. Что общего у него могло быть с женщинами сорок пять плюс? Или с молоденькими девчонками, устроившимися работать сразу после института? Единственный, помимо его самого, мужчина в школе, и тот был омега. Но Миша видел-то за прошедшее время его только раз. Он тогда сидел в учительской, заполнял журнал, перенося из привычной ведомости, на подобии той, что вёл в колледже, оценки. Тяжёлая дверь в коридор открылась и закрылась, на мгновение пустив внутрь шум школьного коридора, и Миша ощутил едва заметный, легкий и приятный, чуть сладковатый омежий запах. Скосил глаза, посмотреть, кто вошел, и немного удивился: наружность вошедшего не соответствовала его запаху. Молодой крепкий светловолосый мужчина в тяжёлых ботинках, тёплой толстовке и надетой зачем-то поверх неё кожаной жилетке напоминал скорее байкера, чем учителя. Миша ничего ему не сказал, вернувшись к своей работе, а вошедший, забрав из шкафа нужный ему журнал, быстро вышел. Миша бы забыл скоро про него, благо в немаленькой школе удавалось подолгу ни с кем из коллег не пересекаться, но скоро случилось это. Доверенный ему в классное руководство шестой «вэ» сумел-таки его довести. Миша не отличался терпеливым и флегматичным характером, человеком он был взрывным и отходчивым, но в моменте мог и наорать и что-нибудь кинуть. Чтобы не прибить никого — детей бить нельзя! — он вылетел в коридор из кабинета, отчаянно желая закурить. Так делать тоже было нельзя, но соблазн сорваться на срывавшего ему урок пацана был слишком велик. Он бы остыл немного и вернулся, но… налетел неожиданно в коридоре на идущего куда-то мужчину. Того самого омегу, которого видел в учительской. Они схватились друг за друга, чтобы не упасть, омега улыбнулся. — Что там, чудовища? — Шестой вэ, — глупо ответил растерявшийся Миша, вызвав у омеги смешок. — Тоже своего рода чудовища, — согласился он. — Я Андрей. Пойдём покурим? — А они как же? — Раскаются. Одумаются за это время. Испугаются наказания и будут извиняться. Пойдем. Миша позволил себя увести, понимая, что поступает очень непедагогично. Бросил детей одних в кабинете… А если с ними что-то случится? Его спутник беспечно привёл его на крыльцо, через которое подвозили еду в столовую, достал пачку сигарет, даже предложил ему. Миша взял и только, когда Андрей прикурил ему, сообразил, что это он должен был за омегой поухаживать. Андрея это, кажется, нисколько не парило. Разговорились. Андрей порасспрашивал Мишу, посочувствовал его отношениям с доверенным ему классом, поделился своим опытом. Оказалось он вёл у мальчишек технологию и ИЗО у некоторых классов, одним из которых как раз был шестой «вэ». — Они вообще-то дети хорошие, только с поведением проблемы, — говорил он. — Ну тут два варианта: либо израстутся и исправятся, либо потерпеть их до девятого класса, а там половина уйдет. Миша задумался, хватит ли у него сил терпеть столько лет. — А у вас такого разве раньше не было? Я слышал у вас большой опыт. — Давай на ты, е-моё, — на вид Андрей был младше Миши, но не настолько, чтобы выкать. — Не было на самом деле. Там, где я работал, такие студенты вовсе на занятиях не появлялись, да и воспитывать мне их не надо было. Андрей улыбнулся и хлопнул его по плечу. — Ну, с почином, получается. Здесь такое часто случается. Ты, если совсем достают, можешь ко мне заходить, жаловаться. Кабинетик у меня такой небольшой на первом этаже возле кабинета технологии, видел, наверное? Ну, найдёшь. Миша пообещал, что зайдёт. Он не думал всерьёз воспользоваться приглашением, но как-то так получилось, что совсем скоро он оказался рядом и… не удержался от того, чтобы заглянуть. Это было длинное небольшое помещение плотно заставленное непонятными Мише инструментами. У одной стены утопленный в нише в шкафу стоял стол. Вернее говоря, это была парта, на которую водрузили компьютер и свалили целую гору альбомов для рисования. Сам хозяин кабинета сидел за этим столом, брал из одной кучи верхний альбом, ставил на последний рисунок пятерку и откидывал его в другую кучу. Миша стушевался, решив, что заявился невовремя — сам он очень не любил, когда его отвлекали во время проверки ученических работ — но Андрей поднял взгляд, заметил его и широко улыбнулся. — Я это… просто мимо шел, — пробормотал Миша. — Дай, думаю, это… привет скажу. Андрей поправил и без того нормально закатанные рукава рубашки — сегодня он не был похож на байкера, обычная болотного цвета рубашка, под ней в открытом вороте угадывалась черная футболка, джинсы — и махнул Мише рукой. — Заходи, у меня чай недавно вскипел! — Да у меня там это… урок. Андрей как будто даже немного расстроился. Миша, честно говоря, тоже. Поэтому в следующий раз он пришел тогда, когда урока не было, ещё и в расписании посмотрел, чтобы у Андрея тоже ничего не было. Был, конечно, шанс Андрея не застать — вдруг домой ушёл, или курить, или ещё куда — но ему повезло, Андрей был у себя и даже ничем особо не занят. Переставлял по столу вазу и батон с таким видом, словно от этого зависела чья-то жизнь. — Че делаешь? — окликнул его Миша. — Да вот, перспектива… — загадочно отозвался Андрей и, вздохнув, убрал батон от вазы вообще. — Будет свободная тема. — Это кому так повезло? — Семиклассникам. — У них есть ИЗО? — К сожалению. — Тебе что не нравится твой предмет? — Почему не нравится? Нравится. Ты чай будешь? Миша согласился. Уселся на второй — единственный, помимо хозяйского — стул, поерзал на нем. Им с Андреем разговаривать было особо не о чем, но Мише отчего-то очень хотелось, поэтому говорили они поначалу в основном только о детях. Кто на что способен, кто в чем плох, кто какое впечатление производит и как учится. Андрей в красках рассказал ему парочку сплетен об учениках, и Миша поймал себя на том, что смеется с этих рассказов совершенно как дурак. На прошлой работе он ровно общался с коллегами, мог перекурить с кем-то, переговорить по не всегда связанным с работой темам. Но специально приходить к кому-то в кабинет гонять чаи и болтать, такого у него не было. Хотя он знал, что некоторые коллеги так делают. С Андреем же ему внезапно захотелось. От обсуждения учеников, они перешли к обсуждению самих себя. Андрей рассказал, что вообще-то не учитель ни разу, закончил в свое время слесарку и на трудовика его занесло случайно. А рисование это и вовсе так, для души. Миша тоже не был учителем по образованию и в преподаватели выбился, сам не поняв, как это случилось, чем тут же поделился. И вот уже они нашли ещё что-то общее, помимо учеников. Вообще, даже за неимением того, о чем можно поговорить, они, казалось, очень неплохо поладили. Миша по любому поводу и без стал заглядывать к Андрею, Андрей бывало, проходя мимо по коридору, заходил к Мише, нередко очень забавно комментировал развешенные стенам исторические события. И Миша внезапно поделился с ним, что в последнее время заинтересовался ролевкой. Он никому об этом не рассказывал, потому что ну детское же увлечение — переодеваться в исторические костюмы и махать мечом в лесу. Но Андрей не стал смеяться, наоборот, проявил любопытство и заинтересованность, даже сказал: «круто, настоящая возможность попасть в сказку». После этого они все чаще стали обсуждать все подряд: интересы, увлечения, фильмы, игры. Оказалось, у них гораздо больше общего, чем они думали изначально. Скоро они сами сделались, как некоторые из их учеников: постоянно о чем-то шушукались и над чем-то смеялись, игнорируя часть своих обязанностей. Но как было от этого устоять? Миша, например, просто не мог не ухахатываться с некоторых Андреевых шуток, и неважно к месту или не к месту они были пошучены. На самом деле его развозило со всего, что Андрей делал, тот мог просто стрельнуть бровью на совещании, и Миша, ставший в последнее время садиться всегда рядом с ним, трясся в едва сдерживаемом смехе. Появилось чувство общности, единства. Оно напоминало то, что Миша испытывал последний раз еще в школе, когда сам был учеником и с Шуркой делил все беды на двоих. Он ощутил это снова впервые в тот момент, когда завуч по методической части строгим совершенно учительским тоном, будто у провинившихся приятелей с последней парты, спросила у них на совещании: «Андрей Сергеич! Михал Юрич! Я до сих пор не видела ваши КТП! Где они?» Пока Андрей своей лучезарной улыбкой пытался очаровать ее и объясниться за них двоих, Миша вдруг понял — у него появился друг. Но не все посчитали также. На корпоративе в честь дня учителя ему, к его большому удивлению, пришлось узнать, что есть и другой взгляд на их отношения. Они с Андреем полвечера провели рядом, развлекаясь и развлекая других, а потом Андрей бросил взгляд на время, расстроился и засобирался домой, не поддаваясь ни на какие уговоры остаться. Он ушел, и Миша тоже расстроился: ему стало пусто и одиноко, и он разом перестал понимать, зачем здесь находится. — Михал Юрич, — позвала его директриса, суровая женщина с широким монументальным разворотом плеч. — На пару слов можно? Она внушала опасение, заставляя одним своим видом чувствовать себя ребенком, независимо от того кто ты и сколько тебе лет. Общаясь с ней, Миша снова будто был мальчиком, с которым вечно что-то случалось, из-за чего его несчастных родителей постоянно вызывали в школу. Не подавая виду, что ему не очень комфортно с ней общаться, он присел к ней поближе. За музыкой в ресторане их вряд ли бы услышали, что бы она ни хотела ему сказать, да и заняты все были своими развлечениям и разговорами. — Михаил Юрич, — начала она официально, — вы человек взрослый, серьезный, у вас хорошие рекомендации. Я знаю, что вы наверняка не из тех, кто поступает подло, но все же я хочу вас предупредить. Вы как альфа должны понимать свою ответственность. Будет очень нехорошо, если вы решите поиграть с Андрюшей, а потом вам надоест и вы его бросите. Не перебивайте! Послушайте меня. Это будет нехорошо как и по-человечески, так и с профессиональной точки зрения. Это посеет разлад в коллективе, может, даже кому-то из вас придется уйти, чего нам очень не надо. Да и Андрюша… Я давно его знаю, мы хорошо знакомы с его мамой, Наденька работала в нашей школе много лет. Если вы поступите с ним плохо,это разобьет ему сердце. Вы же так не поступите? — Да я не собирался, е-мое! — даже слегка вспылил Миша, удивленный самим подобным предположением. Мало того, что он не думал об их с Андреем отношениях в таком ключе, так еще и мысль о том, чтобы сделать Андрею больно казалась и вовсе невозможной. Да он бы первый кинулся на того, кто вздумал бы так поступать. — Вот и хорошо. Надеюсь на ваше благоразумие. Разговор был закончен, но долго ещё не шёл у Миши из головы, несмотря на всю свою абсурдность. Приходилось признать: Андрей действительно красивый молодой омега, а Миша холостой альфа, и со стороны их отношения вызывали однозначные мысли. Но только ли со стороны? Только ли по дружбе Мише хотелось быть рядом, заглядывая Андрею в глаза, смеяться с его шуток и рычать на всех и каждого, кто бы посмел его обижать? Миша не знал ответа, грузился мыслями об этом и всеми силами пытался их отогнать. Даже если с его стороны что-то такое на самом деле имело место быть, он, старый, почти сорокалетний мужик, вряд ли был нужен в таком смысле молодому и симпатичному Андрею. *** Что-то изменилось. Андрей не мог бы сказать, в чем дело, но что-то стало по-другому. Миха стал какой-то другой. Ну, может быть, это школа так на него влияла. Андрей старался не лезть к нему в душу, но уже понял, что Миха привык совсем не к тому, что у них здесь было. А с непривычки многие через два-три месяца сильно менялись, зарабатывая себе нервный тик и моральное истощение. Даже сам Андрей, всегда старавшийся относиться ко всему с легкостью, не принимая близко к сердцу, в первый свой год работы здесь чуть было не чокнулся. Это потом он сумел найти баланс, а поначалу-то все было не очень классно. Но то, какой Миха стал, ему не очень нравилось. Андрею полюбилось в последнее время общаться с ним, за все три года работы в этой школе ни с кем больше ему не было так весело. Не хотелось бы, чтобы школа задавила такого хорошего человека. Хотя, когда он увидел его в первый раз, он даже и подумать не мог, что этот серьезный альфа с легкой проседью уже в волосах окажется так близок ему по духу. Андрей помнил ту совсем несвойственную себе робость, которая им овладела, при первой встрече. А ведь он был совсем не из тех омег, которые в стеснении рядом с альфами язык проглатывают. Тут было что-то другое, было в Михе что-то такое, что вызывало это странное чувство. Наверное, когда такой альфа — твой альфа, чувствуешь себя как за каменной стеной. Не то чтобы Андрей много об этом думал, но пряный обволакивающий Михин запах иногда наводил на мысли. А теперь Миха вел себя так, словно что-то его беспокоило, и отчего-то Андрею хотелось знать, что. Но он не решался спросить. Хоть они и сдружились, но не настолько, чтобы лезть друг к другу с расспросами. Захочет, сам расскажет. Да и своих проблем у него хватало. Например, сегодня. До урока оставалось десять минут, когда ему позвонили из сада и сказали, что у них там что-то прорвало, все затопило, заберите Влада, пожалуйста. И ведь именно в тот день, когда мама не сможет ему помочь! Ее пригласили на какую-то там ярмарку от лица СНТ, и она десять раз спросила у Андрея, точно ли он сам справится и успеет Владика забрать из садика, и не лучше ли ей взять его с собой. Он заверил ее, что все в порядке, он работает сегодня до трех, что там не успеть-то? А теперь пришлось отпрашиваться у завуча на урок, чтобы смотаться за сыном до сада и обратно. И Владику придется весь день сидеть тут с ним… Влад был тихим ребенком. Тихим, спокойным и посидеть в кабинете, вооружившись каким-нибудь альбомом и карандашами, для него бы не составило труда. Но Андрей знал, что тот все равно устанет. Он мог казаться взрослее своих пяти лет, но все равно оставался ребенком. А в школе сидеть тяжело и скучно. — Ты не голодный? — в десятый раз спросил у сына Андрей, усадив его за свой стол у себя в кабинете и предложив ему цветные карандаши и лист бумаги. Он успел забрать того из сада и привести к себе на работу за один урок, и сейчас, во время большой перемены, они бы даже успели сходить в столовую. Но Влад упрямо помотал головой, не поднимая взгляда от листа бумаги. Андрей вздохнул. Иногда с Владом было очень тяжело из-за того, какой он тихий и неразговорчивый — попробуй вытяни из него, что он сейчас хочет или чувствует. Андрей никак не мог понять, откуда в нем это взялось, ведь дома его никто не обижал, они с мамой наоборот очень старались баловать Влада и разрешали подчас ему даже то, что разрешать не следовало бы. А отца своего он помнить не мог. Ведь не мог же? Когда они развелись, Владу было около двух лет. И до развода Андрей с сыном несколько месяцев жил у мамы. А дети, как известно, быстро забывают тех, кого долго не видят рядом с собой. Андрей очень надеялся, что Влад быстро забудет своего отца. Но, наверное, не так просто забыть того, кто бьёт тебя, называя это воспитанием. Они из-за этого с бывшим мужем и разошлись. На совсем маленьком на тот момент Владике все чаще неизвестно откуда стали появляться синяки, он сделался тише и робел рядом со своим отцом, так что Андрей заподозрил неладное. Он стал внимательнее за ним приглядывать и в конце концов поймал мужа на том, что тот поднимал на сына руку. Андрей теперь испытывал вину за то, что они ругались из-за этого не один раз — надо было разбегаться сразу же, как он мужа за этим застал, а тот наехал на него же, что он с воспитанием ребёнка не справляется и тот все время орет. Вместо этого Андрей снова и снова мужа прощал. И как было не простить, когда тот так горячо извинялся, обещал больше никогда так не делать и задаривал и Андрея, и Влада подарками? Казался таким хорошим, да и Андрей его искренне любил. Ему все ещё было стыдно за то, что окончательное решение об уходе от него он принял только после того, как получил сам. Только выплюнув собственный выбитый зуб, он наконец сообразил, что по-настоящему представлял собой этот человек. Он перед Владиком был очень виноват, что тому раз за разом приходилось это терпеть. Владику очень не повезло с родителями, но по крайней мере Андрей старался, чтобы это было не так уж очевидно. Жаль, не всегда у него это получалось: работа сжирала львиную долю свободного времени, отнимая Андрея и Влада друг у друга. На нее он тоже устроился ради Влада, мама проработавшая в школе много лет с этим помогла, ведь после развода очень нужны были деньги, содержать-то их больше было некому, но ребёнку же такое не объяснишь. — Нет, я этого Диму вместе с его родителями!.. — громким ураганом ворвался в кабинет Миха, отвлекая от неприятных мыслей. Владик круглыми глазами уставился на него, и Миха, заметив его, осекся. — Ой, я, кажется не вовремя. — Всё в порядке, — улыбнулся ему Андрей. Он всегда при виде Михи улыбался как дурак, сам не понимая почему. — Привет. Это Влад. Влад, поздоровайся, это дядя Миша. — Здрасте, — смущённо пискнул Влад. Он всегда смущался при виде незнакомых людей. — Мама, это твой друг? У Михи сделался очень растерянный вид, и Андрей только сейчас вспомнил, что не рассказывал ему о своём сыне. Отчего-то сделалось очень тревожно и волнительно. Как-то Миха отнесется к такой новости? Почему его вообще волнует Михина реакция, он как-то не задумывался. Но Миха не подвёл, потупив совсем немного, он улыбнулся — тоже смущенно, они с Владом в этом могли бы посоперничать — и протянул тому свою руку совсем как взрослому. — Ага. Мы с твоим мамой хорошие друзья. Владик бросил на Андрея быстрый взгляд и ответил на предложенное рукопожатие. Его маленькая ладошка потерялась в здоровенных Михиных ручищах. Андрей на мгновение непроизвольно напрягся, но почти тут же заставил себя расслабиться. Миха не причинит Владику вреда. — Что это у тебя тут? — позабыв про все свои возмущения и про Диму, ради которого ворвался сюда, спросил Миха, заглядывая Владу в рисунок. Андрей тихонько встал, чтобы прикрыть дверь, оставленную Михой нараспашку. До конца перемены оставалось пять минут, и вопли в коридоре все еще стояли дикие. Соседство со столовой играло свою роль. — Рисуешь? Как мама, да? Пока Влад рассказывал Михе, что нарисовал, Андрей приглядывался к ним. Сложно было понять, что, кроме уже прошедшего удивления, почувствовал Миха. Влад же говорил тихо и все еще был смущен, но, кажется, уже немного пришел в себя. У Андрея было мало друзей, и он редко Влада с кем-нибудь знакомил, так что у того не было большого опыта общения со взрослыми, кроме воспитателей. Однако, кажется, ему это не сильно мешало. Кажется, они вполне подружились. Неудивительно, если вспомнить, кем Миха работал. Может, у него и свои дети есть, откуда Андрею знать. Надо будет потом как-нибудь вызнать, кстати. Но как бы мило они не заобщались, Андрею надо было идти на урок. Не хотелось брать Влада с собой, но все-таки лучше, если он будет рядом, под присмотром. Миха однако ему возразил. — Ты иди, я с ним посижу, у меня окно как раз. Че он там будет делать? Там эти самые твои, инструменты, блин. И тридцать детей в придачу. — Ну, не тридцать… — Да какая разница, если они такие, как мой Дима. Что правда, то правда, гораздо лучше было бы Владу остаться вдали и от них, и от класса, в котором есть тиски, пилы и молотки с гвоздями. Но все равно было боязно оставлять его, пусть даже и с Михой. Наверное, стоило спросить и у него самого. — Ты как, Владик? Останешься с дядей Мишей? Тот кивнул. — Ну хорошо. Весь урок в итоге Андрея не отпускало беспокойство. Как-то там эти двое? Что делают? Как ладят? Все-таки как бы хорошо он с Михой ни дружил, тот оставался чужим человеком. Однако, когда он вернулся, оказалось, что опасения его были напрасны. Миха, замерший рядом с Владиком с закатанными рукавами своей полосатой рубашки, напоминал большого старого пса, которого оставили рядом с хозяйским ребенком. Он словно бы боялся пошевелиться, чтобы не обидеть случайно. Влад увлеченно что-то рисовал на его татуированных предплечьях. Миха обычно их прятал под одеждой, разумно не желая дразнить завучей и директрису. Когда Андрей вошел, Влад оторвался от своего занятия и довольно похвастался: — Мама! Я нарисовал дяде Мишу новую тату! Правда красиво получилось? Миха кинул на него взгляд человека, не приемлющего никакого ответа, кроме «да, очень красиво», и Андрей окончательно убедился, что переживал напрасно. Расслабившись — оказывается, все это время он оставался напряжен — он искренне улыбнулся. — Да, очень красиво. Одинаково довольные физиономии, взрослая и детская, стоили этих слов. *** На столе уже совсем не было места. Шоколад, конфеты всех возможных видов, чай, кофе… Миша смотрел на это с тоской. Если так продолжится и дальше, он умрёт от сахарного диабета. Дома ещё со дня учителя лежал и кофе, и чай, все это добро просто негде уже было хранить. На ближайший — наступающий — год можно не закупаться. Мише дарили иногда подарки на праздники и раньше, в колледже, но это было намного реже и по желанию студентов. Желание возникало не так часто. Обычно только какая-нибудь краснеющая и заикающаяся от смущения студентка, страдающая от своей симпатии к преподавателю, могла подарить ему что-нибудь. Подарки он принимал, потому что сладкое любил и что он дурак от него отказываться, но девочек обычно вежливо игнорировал. Их симпатия не была ему приятна, скорее досаждала. Тут, в школе, тоже были несчастные влюбленные. Но кроме них подарки дарили зачем-то и другие дети. И его шестиклассники, у которых с языка теперь не сходило «Михал Юрич!» и которые бегали за ним, как за мамой-уткой, и другие классы, у которых он вёл, и дети, которых он вытягивал как мог на хорошие оценки. Подарков было слишком много. Это его удручало не только из-за того, что ему самому уже некуда подарки было девать. Больше всего его расстраивала собственная глупость — как он мог забыть, что учителя на праздники в сладком нуждаются меньше всего? Небось Андрею тоже надарили всего, хоть у него и нет классного руководства. И теперь запрятанный в шкафу новогодний сладкий подарок казался смешным и нелепым. А ведь Миша специально заказывал больше, когда делал заявку для своих шестиклашек. Хотел сделать сюрприз и порадовать мелкого Влада… Миша не смог бы объяснить себе, зачем ему это надо. Очевидно Влад не нуждался ни в подарках, ни во внимании от почти чужого мужика. С таким-то мамой! Но мелкого все равно хотелось порадовать. Возможно, чтобы вместе с ним порадовался и сам Андрей. Мише было бы очень приятно увидеть, как тот улыбнется и примет мешочек с конфетами, пообещав передать сыну. А ведь когда Миша только увидел Влада, он поначалу даже расстроился. Уже ужившись с мыслями, что Андрей одинок, он совсем не ожидал узнать, что у него есть ребенок. Это было отрезвляющим щелчком по носу, и Миша даже выдохнул: вот и решились его душевные терзания, вот и ответ — не нужен он Андрею в том самом смысле, у него уже все есть. Но оставшись с мальчишкой наедине, Миша не удержался и все-таки спросил у него, где папа, на что мальчик, к его удивлению и неправильной радости, сообщил, что папы нет, а живет он с мамой и бабушкой. Миша постарался сдержать в себе все свои чувства, но услышать это было все равно по-глупому приятно. С мальчиком, кстати, проводить время ему понравилось и не только потому, что он сообщал факты о личной жизни Андрея. Влад в целом был неплохой мальчишка. Он был на первый взгляд хороший и послушный ребенок, но стоило им остаться наедине, в нем почувствовалась та же чертовщинка, что и в самом Андрее. Вырастет, будет таким же бесоватым красавчиком, только и успевай ухажеров гонять. Влада с того дня Миша больше не видел, но исправно передавал ему через Андрея привет. Андрей посмеивался и говорил, что он теперь только посредник в их дружбе. А однажды притащил в школу детский рисунок и отдал Мише, заявив, что это подарок от Влада, а чудище, которое там было изображено — сам Миша. Миша хранил этот рисунок у себя в рабочем столе. И надо было ему, кретину, додуматься купить в подарок малому на новый год не что-нибудь, а дурацкие сладости, которых тот наверняка и так объедается благодаря своему маме-учителю. Миша уже сомневался, а стоит ли вообще что-то дарить, но потом решил, что это все-таки лучше, чем ничего. Школа уходила на каникулы. Последние уроки уже были проведены, как и классные часы и родительские собрания, оценки выставлены, все контрольные написаны и даже проверены. Дети уже отдыхали, а учителям оставался только последний в этом календарном году педсовет. Больше они с Андреем до следующей четверти не встретятся, и Миша решился. Он взял подарок из шкафа и пошел к Андрею. Как и ожидалось, в его тесном кабинетике весь стол пестрел коробками. Андрей сложил их аккуратно, гораздо аккуратнее, чем обычно скидывал ученические работы. Миша посмотрел на это и, не давая себе времени ещё больше расстроиться, поспешил добавить к ним свой. Он чувствовал себя полнейшим дураком, не находя правильных слов, чтобы объяснить, что это такое и зачем он это притащил. Но Андрей вроде бы его понял. Улыбнулся одной из тех своих улыбок, что делали Мишу тихим и смущенным, поблагодарил и… отказался подарок забирать. — Сам вручи ему, — объяснил он свой отказ прежде, чем уже успевший нахмуриться Миша бы ляпнул что-то, о чем потом наверняка пожалел. — Он с того момента только о тебе и спрашивает, стоит мне домой прийти. Дядя Миша то, дядя Миша это. Он будет тебе рад. — Да это… — растерялся Миша. — Да где ж я его увижу? Андрей вдруг посерьезнел и как будто смутился, и это было таким новым и странным для Миши зрелищем, что Миша уставился на него во все глаза. — Да это самое… мы же живем тут недалеко, — он назвал улицу, и Миша сообразил, что это недалеко не только от школы, но и от него самого. — Можем пересечься как-нибудь на каникулах. Если тебе не сложно, конечно. — Конечно, не сложно! — пожалуй, слишком поспешно и громко воскликнул Миша. — Мне-то просто выйти всегда, я-то это блин… — он запнулся, потеряв мысль, и Андрей улыбнулся ему, снова став самим собой без этих непонятных серьезности и смущения, проскользнувших в нем ранее. — Ну вот и славно! Тогда созвонимся и договоримся, когда! Ладно? Миша кивнул, на том все и решили. Но договорились уже после нового года, в начале января. Новый год Миша не праздновал, даже напиваться по привычке не стал, да и что ему этот новый год, одному в пустой холостяцкой квартире? Но у Андрея был Владик и мама, с которыми тот жил, и для них праздник все еще оставался праздником, семейным и обязательным. Не до Миши во всей этой суете было, и Миша это понимал. Зато в январе, когда улицы все еще оставались умеренно-пустыми, пока все валялись дома перед телевизорами и доедали прошлогодние салаты, встретиться было можно. Детям быстро надоедает сидеть дома, да и Андрей, насколько Миша успел его узнать, был из тех, кто предпочтет гигантские ледяные горки, снежки, коньки, лыжи и все вот это вот спокойному взрослому отдыху, поэтому оба должны были обрадоваться Мишиному предложению встретиться. Так и случилось. И вот уже подарок подарен, мальчик счастлив, Андрей валяется в сугробе, а Миша с Владом расстреливают его снежками. Погода была теплая, поэтому снег был липким, и снежки получались то что надо. Миша забылся рядом с этими двумя, ощутив себя по-настоящему счастливым, и даже замерзшие покрасневшие руки — перчаток у него не было — не могли его расстроить. Ему было приятно, когда Влад смеялся, его грело что-то изнутри получше иной печки, когда он смотрел на улыбающегося, выкарабкивающегося из сугроба Андрея, такого раскрасневшегося, в этой его кожаной куртке с меховым воротником, с мокрыми всколоченными волосами. Мише хотелось, чтобы эти двое были довольны, хотелось делать их счастливыми. Директриса, предупреждавшая его от того, чтобы он не разбивал Андрею сердце была не права. Он бы никогда не стал так делать, да и не смог, наверное. Как можно было обидеть того, кого любишь? Миша споткнулся об эту мысль, завис над ней. Андрей сразу перехватил его изменившееся настроение, дернул бровью, спрашивая, что случилось. Миша еще раз прокатил эту мысль у себя в голове и с лёгким удивлением понял, что на самом деле успел полюбить и Андрея и его мелкого, эти двое незаметно стали для него очень важны. Но додумать ему не дали. Влад, прыгающий рядом, привлек их внимание. — Мама, я замерз! Андрей тут же отвлекся на него, да и Миша отогнал накатившее не к месту озарение. — Пора домой, греться, — решил Андрей, отряхнув сына от налипшего тому везде снега и утерев бегущие у него сопли. — Мих, пошли с нами. Мысль о том, чтобы заявиться к Андрею домой отчего-то испугала Мишу и он поспешно замотал головой. — Да ты че, блин, чай попьешь с нами, посидим… — Дядя Миша, пойдем! Я покажу тебе, что мне подарили! — ухватил Влад его за руку, принявшись помогать Андрею его уговаривать. Миша бы и рад пойти с ними, но его отчаянно смущал сам факт того, что он вот такой завалится к ним, а там еще и мама Андрея… видеть ее когда он только что понял, что по-настоящему любит ее сына, а не просто увлекся, было как-то совсем. Но Влад уже вел его за руку, ухватившись второй рукой за Андрея, и отвертеться никак не получалось. А интересно, сам Андрей как ко всему этому относится? Что чувствует по отношению к Мише? Значит ли Миша для него то же, что и он для Миши? Это вряд ли, конечно. Это Миша, старый дурак, запал как мальчишка, на молодого и красивого, а Андрею он наверняка не больше, чем просто друг, и даже то, что у него никого нет, не делает что-то между ними более вероятным. А дома у Князевых вкусно пахло какой-то стряпней, ванилью и самим Андреем. Тесная прихожая, когда они ввалились туда всей компанией, сразу сделалась совсем маленькой и мокрой от осыпавшегося с них со всех снега. Пока Андрей снимал с Влада ботинки с налипшими на них снежными комьями, Миша стоял столбом в дверях, растерянно моргая и не понимая, что здесь делает. Из очевидно кухни появилась женщина в возрасте, всплеснула руками, возмутившись, что Андрей не предупредил ее, что приведет гостя, тут же раздала указаний, кому что делать. Миша не успел оглянуться, как оказался за столом, а перед ним была кружка с чаем и ему всё предлагали печенье и конфеты. — Андрюш, ну как так можно-то? — снова укорила женщина Андрея. — Даже не предупредил. Познакомь хоть. — Это Миша, — совершенно не смущенный ее укором представил его Андрей. — Мы работаем вместе. — Работаете? — даже как-то слегка разочарованно переспросила женщина и окинула Мишу цепким взглядом. — Что преподаете? — Историю, — смущенно буркнул Миша. Ее внимательный взгляд, казалось, вытаскивал из Миши все, что он чувствовал, и все, чем был смущен. — История это хорошо. По этой женщине хорошо чувствовалось, что она бывшая учительница. Она говорила четко и даже строго, явно привыкнув строить всех вокруг себя, и Мише было не по себе. Казалось еще, что она видит его насквозь. Но она много говорила, да и Андрей совершенно не обращал внимания на ее внешнюю строгость. Миша немного расслабился, только чтобы снова напрячься, когда ее речь сделалась больше похожей на допрос Миши о нем и его личной жизни. Он растерялся, и Андрей сразу отшутился, не дав ему и ответить, сказав матери, чтобы не спрашивала всякую ерунду. Вот поэтому Миша и не хотел идти. В личной жизни у него нет ничего, кроме интереса к Андрею, и она, казалось, не могла этого не понять. Он скоро засобирался, ему не хотелось задерживаться дольше. Андрей решил его проводить. — Ты из-за мамы сбегаешь, да? — спросил он у него, когда они вышли из парадного и закурили у входа. — Ты не обращай внимания, она просто не оставляет надежду снова выдать меня замуж. Тон его был беспечен, совсем не как у загрузившегося Миши. — А ты бы не хотел? — ляпнул он слегка сердито. — Замуж? А ты зовешь разве? Он улыбался и явно хотел так пошутить, но Мише было не до шуток. Очевидно Андрей не рассматривал его как возможную пару, нечего было и надеяться. Мише стало грустно и обидно, хотя обижаться было не на что, он ведь и так прекрасно это знал. Кто еще кому мог бы сердце разбить. Мише надо было домой, переболеть всем сегодняшним днем и успокоиться, чтобы потом с новыми силами снова встретить Андрея как друга. Он поспешно затушил сигарету, собираясь уйти, но Андрей перехватил его. — Погоди, ты что серьезно, что ли? — он перестал улыбаться, и что-то странное появилось в его лице, жаль только Миша не умел такое понимать. — Да ну ты че… — забормотал Миша, отводя глаза. — Мих, — позвал его Андрей, и его голос заставил Мишу снова на него посмотреть. Серьезность Андрею шла и не шла одновременно. По крайней мере Мише не нравилось становиться ее причиной. — Ты мне тоже нравишься, Мих, — произнес он мягко, поймав Мишин взгляд. «Но…» — Но для меня все это очень сложно. Ты хороший человек, и мне нравится быть твоим другом. А обо всем остальном я должен подумать. — Подумать? — Да, подумать, — это не было ни однозначным отказом, ни однозначным согласием на что-то большее, но Мише все равно стало как-то легче дышать. А когда Андрей легонько, совсем не как обычно, коснулся его руки своей, Мишу и вовсе будто током прошило. — Хорошо? Миша перехватил его руку, пожал, улыбнулся. Это обещание подумать и так было гораздо большим чем то, на что он рассчитывал. — Хорошо. Думал Андрей удивительно недолго. Уже в начале четверти, в первые рабочие дни после каникул, он появился на пороге Мишиного кабинета, выгнал в коридор всех, кто еще задерживался после урока, приговаривая, что кабинет нужно проветрить, закрыл дверь и обратил все свое внимание на Мишу. — Привет, — буркнул Миша, не поднимая взгляда от учебника, делая вид, что очень занят. Андрей подошел ближе, встал облокотившись о Мишин стол своим бедром. Миша уставился на это не в силах отвести взгляда. — Привет, — ответил Андрей ему в тон. — А я тут это. Подумал. Миша моргнул и посмотрел ему в лицо, пытаясь угадать, какой будет ответ. Андрей привычно улыбался, и угадать ничего не получалось. Но вот Андрей подался вперед и легко коснулся его губ своими. Почти сразу отстранился, заглядывая Мише в лицо. Миша не верил, что правильно его понял, и, наверное, вид у него был такой дурацкий, что Андрей хмыкнул и пояснил: — Можем попробовать. Улыбка сама прыгнула Мише на губы. Он вмиг ощутил себя самым счастливым человеком в этой дурацкой школе. Как, оказывается, немного ему было надо для счастья! Но с другой стороны это разве немного? Это целый Андрей, который почему-то все-таки решил попробовать дать ему, Мише, шанс! И Миша его не подведет. Миша тоже постарается сделать Андрея самым-самым счастливым человеком не то что в школе — во всем свете!