Горничная графа Смита

Первые дни после пробуждения Эрвин не вставал с постели, почти всегда спал и не мог есть твердую пищу. Леви кормил его с ложки бульоном, кашей или пюре и всегда перед едой пробовал ее. — Лишним не будет, — говорил он, а Эрвин смиренно ждал, появятся ли симптомы отравления или нет. Граф со временем привык к такому отношению и с довольным выражением открывал рот навстречу ложке. Ему нравилась забота, которой его окружали. — Гюнтер уже бегает, а мистер Шадис еще лежит, — делился новостями Леви, размалывая яблоко в пюре, — после отъезда маркизы, тут полный кавардак. Никто ни за что не отвечает. По старшинству управление должно перейти миссис Клаус или Эрду, но они отказываются. Она не хочет покидать кухню, он — брать ответственность за дом. Я взял на себя смелость сортировать письма, но не уверен в результате. — Бедняга Шадис, из-за возраста ему понадобится гораздо больше времени на восстановление. Граф заметил, каким изможденным выглядел его горничный. Леви выполнял свою работу, сидел у его постели, кормил, поил и мыл его. Даже спал он на стуле рядом с кроватью. — Прости, что на тебя все взвалилось, — хоть Эрвин и наслаждался компанией темноволосого мужчины, но понимал — ему скорее нужно встать на ноги. Для начала можно начать заботиться о себе самому, — ты делаешь для меня все, даже больше. Я постараюсь более не обременять тебя, — обнадеживающе улыбнулся, — а теперь, давай сюда яблочко, — он открыл рот в ожидании. Вместо этого Аккерман вложил ему в руки яблоко и чайную ложку, мол вот твое яблочко. — Вы правы, ваша светлость, я сильно избаловал вас, — ответил он с ухмылкой, — тогда этой ночью я буду у себя. Но проведаю тебя за ужином. После разговора с Эрвином, Леви вернулся в крыло для слуг. Работа всегда ждет, особенно если у кого-то выходной. На кухне персонал устроил себе перерыв и пил чай с печеньем. Обычно они весело болтали или сплетничали, но после отравлений пребывали в унынии. — Как его светлость? — спросил Эрд. Из-за того, что граф находился на попечении Леви, он временно вернулся к работе лакея. — Лучше, чем вчера. — Он ничего не говорил про Рождество? — спросила Марлен. Обычно Рождество в Уингстоне праздновали с размахом. Съезжались родственники и друзья, устраивалось большое празднество. Для персонала, который предпочитал спокойные будни без суеты, этот день знаменовался балом слуг. Один раз в год они уравнивалась с хозяевами, и дворецкий танцевал с графиней, а домоправительница — с графом. Леви был наслышан о предыдущих годах, но сомневался, будет ли что-то подобное в этом. — Ничего. — Жалко, — протянула Марлен, опершись подбородком о руку. Поблизости не находился никто из руководителей, следивших за осанкой и поведением, поэтому девушка за несколько дней заметно расслабилась, даже завела привычку закидывать ногу на ногу, — ну оно и понятно, — она печально вздохнула, — кто захочет праздновать в такой ситуации? За столом все замолчали. События того злополучного дня стали достоянием общественности. Газетчики писали об убийстве и покушении, дело миссис Джонс не сходило с первых полос, особо наглые журналисты просили интервью и даже готовы были заплатить за это. Не встающий с постели мистер Шадис жутко разозлился, узнав об этом, и хотел лично разобраться со всеми. Его еле удалось успокоить. С приближением Рождества близился и день рождения Леви. Он и думать забыл об этом из-за переживаний, но теперь, когда все налаживалось, ему хотелось провести этот день с Эрвином. Получить небольшой подарок тоже было бы неплохо. Ничего дорогого, просто добрый жест. Например, унция чая или шейный платок. «Надо бы самому закупиться», — пришла в голову мысль. Аккерман принялся считать, скольким людям нужно купить подарки: Эрвин, коллеги, мистер Мейсон и Энни, старик и Микаса с Эреном. После праздников он рискует разориться. — А персонал дарит друг другу подарки? — для начала решил уточнить Леви. — Нет, — сидящие за столом замотали головами, — обычно его светлость дарил. Мне даже было интересно, что каждый получит. Предыдущий его светлость не скупился на подарки. «Ну и слава богу», — облегченно подумал мужчина, если никто не дарит, значит и ему не придется тратиться. — Чего сидим? — на кухню вошла Петра. Она только что вернулась из города и все еще избегала смотреть Леви в глаза. — Обсуждаем Рождество. Думаем, скорее всего, его не будет, — ответил Оруо, подлетевший к девушке и принявший ее пальто. — Жаль, — свободное место было рядом с Леви, но Петра не торопилась его занять. Поняв это, он поднялся. — Я пойду, у меня дела. Марлен взглянула на них, она чувствовала витающее в воздухе напряжение, но не могла понять, в чем дело. Петра же отказывалась что-либо говорить, но старательно избегала «Микасу». Остаток дня прошел за работой — уборка в кабинете, рассортировка новых писем, замена постельного белья и стирка грязной одежды графа. Присесть удалось лишь во время ужина Эрвина. Тот впервые взял ложку и справился с супом. Мужчины поговорили о делах, затронули тему Рождества. Пока Леви ночевал в комнате Эрвина, то пользовался благами его ванной. Нежиться в ней оказалось так приятно. Лучше, чем в тазу дома, где приходилось сидеть на корточках, и вода редко достигала уровня пояса. Мужчина чувствовал себя чаинкой, расцветавшей и распускавшейся в горячей воде. В своей комнате пришлось обтереться набранной самому водой, затем он раскинулся на кровати и попытался уснуть. Однако несмотря не усталость, не смог сделать это без размеренного дыхания и звука сердцебиения рядом. Его начали посещать мысли, что лучше бы пойти к Эрвину. «Привыкай спать один, — говорил себе Леви, — не вечно же ночевать под боком у графа». Послышались шаги за дверью. Они не принадлежали ни одной из горничных. Слишком тяжелые. Ручка двери шевельнулась, затем раздался короткий стук. Леви поспешил к двери и впустил Эрвина. — Что ты здесь делаешь? — шепотом спросил он. — Не могу уснуть, пришел к тебе, — граф выглядел больно счастливым для человека, еще не восстановившегося после отравления и преодолевшего лестничные пролеты. Прошел мимо недоумевающего Леви, разлегся на кровати и похлопал по свободному месту рядом, — как тебе новое постельное белье? Надеюсь понравилось? — Да, довольно приятно. — Рад слышать. Как только Леви лег, его обхватили и притянули к широкой груди. Спиной он чувствовал, как сильно билось сердце Эрвина, тот поцеловал его в макушку и провел носом по волосам. — Повернись ко мне. Леви подчинился, лег так, чтобы их лица оказались на одном уровне. Теснота узкой койки не доставляла обоим мужчинам дискомфорта. Робкие прикосновения, убранные за уши волосы переросли в поцелуи, поначалу легкие и нежные, но с каждой секундой становившиеся более смелыми. Эрвин лег на спину, усадив Леви на себя. Хотелось проникнуть под ночную сорочку, прикоснуться к желанному телу, но ему удалось сдержаться. Вместо этого проводил пальцами по плечам, шее и волосам. Движения бедер более низкого мужчины на нем возбудили его естество. — Э-эрвин, — Аккерман разорвал поцелуй и выпрямился. Чужой язык в рту не давал дышать полной грудью и трезво мыслить. Еще немного, и он потеряет голову. Член Эрвина между его ягодиц заставлял его собственный твердеть, — тебе стоит вернуться к себе. За стенкой спят девушки. Они не должны тебя увидеть или услышать. — Ты действительно хочешь этого? «Разумеется нет», — едва не вырвалось у него. Ему хотелось разделить постель с Эрвином, всю ночь слушать его дыхание и сердцебиение. Член стоял и сочился, тело жаждало прикосновений и поцелуев. По коже пошли мурашки от осознания того, что он готов впустить его в себя. От предвкушения. Однако Эрвин интерпретировал дрожь иначе. С виноватым выражением лица он извинился и ушел к себе, оставив его в одиночестве. Леви хотелось кричать, он упал лицом в подушку, которая все еще пахла графом и глубоко вдохнул. Не меняя своего положения, Аккерман скользнул рукой под сорочку и в несколько толчков довел себя до конца. На следующий день за завтраком Эрд объявил о решении графа по поводу Рождества: — Празднования не будет. Дом украшать не требуется. Его светлость хочет провести эти дни в одиночестве, так что нам даны отпуска с сочельника до нового года. Можно повидаться с родными, — улыбнулся камердинер, — кроме мистера Шадиса, его отправляют в санаторий на реабилитацию. Подарки будут в сочельник утром, потом можем разъезжаться. — То есть нам не стоит возвращаться до конца праздников? — спросил Армин. — Его светлость намекнул на это. Я его понимаю, после пережитого хочется побыть одному. Леви нахмурился, ему не хотелось быть отосланным, как все остальные. К тому же как Эрвин будет справляться один? Вдруг он заболеет? Или поранится? Кто-то должен остаться, чтобы проследить за ним. Поэтому уличив свободную минуту, он отправился в графскую комнату. — Я хотел обсудить Рождество… — Я как раз ждал, когда ты придешь, — Эрвин отложил книгу, — после сочельника я отправляю всех по домам, чтобы мы смогли провести это время вместе. Надеюсь, ты не против. — Я хотел того же, — признался Леви, сев на свой стул, который, как всегда, стоял у кровати, — пришел просить не отсылать меня. — Я никогда тебя не отошлю, — улыбнулся Эрвин, — ты же мой ангел-хранитель. Наконец, наступил сочельник. Граф уже достаточно твердо стоял на ногах и по своему обыкновению, большую часть дня проводил в кабинете. Мистер Шадис тоже шел на поправку, но гораздо медленнее. Однако к утру сочельника он смог одеться и спуститься вниз. Подарки дарились от старшего персонала к младшему. Так, дворецкий получил книгу и путевку в санаторий, Эрд, Гюнтер и Оруо — запонки, Армин — шахматы, миссис Клаус, Петра и Марлен — отрезы ткани, «Микаса» — чай. Подарки нашлись даже самым низким слугам в иерархии. — Прошу прошения, что в этом году не смог устроить бал слуг. Надеюсь, вы меня простите, — извинился граф перед слугами. — Не стоит извиняться, ваша светлость, — ответил за всех Шадис, — мы все понимаем. Поздравляем вам с наступающим Рождеством и желаем всех благ в новом году. Вскоре после этого работники Уингстона стали разъезжаться. Большинство жили в окрестных городах и деревнях, как, например, Оруо и Петра. Были и те, кто не имел другого дома, кроме Уингстона, но и им нашлось место. Миссис Клаус пригласила Мину и нескольких помощников в гости к сестре. Гюнтер, не общавшийся со своим отцом, отправился к Эрду. Осталось найти пристанище Армину. Леви повел его к мистеру Мейсону. — Здравствуй, дочка, — поприветствовал старик с улыбкой. За время их разлуки он лишился одного из передних зубов. Энни, стоявшая неподалеку, коротко кивнула, — проходите, присаживайтесь. Кто этот юноша с тобой? Жених? — Нет, нет, — запротестовал Армин. — Упаси боже, — одновременно с ним вырвалось у Леви, — это Армин, новый лакей в поместье. — Приятно познакомиться, Армин. Энни, поздоровайся с этим красивым мальчиком. — Дедушка! — воскликнула покрасневшая как помидор девушка. Мейсон все пытался устроить ей личную жизнь, но ни один из местных парней не смог ее покорить. Особенно расстроился этому сын Гуверов, — приятно познакомиться. — И мне, — ответил такой же смущенный юноша. Глаза у Мейсона загорелись, он посадил их рядом и разлил чай. Леви вызвался помочь. Краем глаза он заметил, как молодые люди разговорились. Их взаимная симпатия к друг другу была очевидна. — Мистер Мейсон, я к вам с просьбой, — признался Аккерман, — его светлость отсылает весь персонал на праздники. А у Армина нет родственников, к которым можно податься. Разрешите ему остаться у вас до Нового года? Он юноша очень прилежный и будет помогать по дому. — Разумеется, дочка, — улыбнулся старик, — мне всегда хотелось большую семью. К тому же они с Энни приглянулись друг другу, — он подмигнул, — а ты едешь к родным? — Да, — соврал Леви, — повидаюсь с семьей. Время в Ивовом коттедже пролетело незаметно. Старик похвастал приготовленным самим рождественским кексом и приготовленными Энни пудингами — один на Рождество, второй на Новый год. Девушка заметно смягчилась к «Микасе», больше не кидала подозрительных взглядов. Она как будто подросла и даже округлилась — сказалось пребывание в доме. Мистер Мейсон тоже как будто помолодел. Леви не мог не порадоваться за них. Он подарил подарки и к своему удивлению получил свои. Мистер Мейсон, заметивший его пристрастие к чаю, протянул ему лучший из того, что продавали в местной лавке. От переизбытка чувств Леви обнял старика. — Ну, ну, дочка, не задуши меня. Ух ты, ты такая сильная, — старик рассмеялся. — Спасибо, — смущенно поблагодарила Энни, получив свой подарок. Из-за присутствия Армина рядом краснота с ее лица никак не спадала. Юноша же выглядел получше, но все таким же взволнованным. Вечером вместо того, чтобы отправиться на станцию, Леви вернулся в поместье. По привычке зашел через заднюю дверь, поднялся к себе, оставил вещи, умылся и переоделся в вечернюю форму. Миссис Клаус оставила заготовки еды и угощения к праздникам. Аккерман решил накрыть на стол и пригласить графа к ужину, но обнаружил его в холле, возящимся с граммофоном. — Леви, — улыбнулся он, — смотри, что я нашел. Хочу проверить, работает ли. Аккерман поставил поднос с едой, подошел к Эрвину и оттряхнул платком пыль с его пиджака. — Я накрываю на стол. Позову, как закончу. — Да, конечно, — Эрвин увлекся прибором и толком не расслышал, что ему сказали. Поставил пластинку на диск проигрывателя, заиграла музыка, — работает, — радостно воскликнул он, — Леви, Леви, граммофон работает, — его радости не было предела. Тот в это время накрывал на стол. Расставив приборы на графа, Леви задумался, стоит ли ему сесть рядом. Конечно, в столице они ели вместе, но на кухне и не в такой изысканности. Решил поставить и на себя. Услышав, как его зовут, он вышел в холл. Давненько лицо Эрвина не украшала такая яркая улыбка. Немного детская, но заражающая. Смотря на него, Леви сам невольно улыбнулся. — Потанцуй со мной, — ему протянули руку. — А ужин… — Подождет. Я хочу потанцевать с тобой. Пожалуйста. Горничный не мог отказать и вложил свою руку в его. Его переполнял страх опозориться или наступить на ноги графу, но они лишь топтались на месте, больше обнимаясь, чем танцуя. Он прижался к груди Эрвина, а тот обхватил его обеими руками. Музыка прекратила играть, но они остались на месте. Их глаза видели лишь друг друга, Эрвин смотрел мягко и ласково, Леви — трепетно и любяще. Один из них поднялся на цыпочки, другой склонился, и их губы соединились. Аккерман чувствовал, как подгибаются колени, еще чуть-чуть и он упадет. Но крепкая хватка держала его на ногах. Эрвин разомкнул их губы, и Леви издал недовольный стон, который стал блаженным, стоило прикоснуться ими к его шее. Пальцы расстегнули пуговицы пиджака, проникли под него и вжались в рубашку. Жар Эрвина ощущался сквозь нее. — Леви, — произнес он умоляюще. Губы оставили поцелуи на висках и макушке. — Да, — кивнул Аккерман, переплетая их пальцы. Эрвин вел его за руку. Они поднялись на второй этаж и прошли к его спальне. Стоило двери закрыться, как оба мужчины снова стали целоваться, в этот раз с большим напором. Языки переплетались, слюни стекали на подбородок, одежда падала на пол. Лишившись платья и нижнего белья, но оставшись в одних чулках, Леви сидел на краю кровати, а Эрвин устроился между его разведенных ног. Покрывал поцелуями его голень, колени и бедра. — Ужин, — вспомнил он, — ты должен поужинать. — Я и собираюсь, — ответил Эрвин и провел языком по его члену. Взял в рот головку. У Леви перехватило дыхание. Зрелище того, что граф сосет его член, смотря при этом ему в глаза, заставляло кровь закипеть. Он зарылся пальцами в его светлые волосы, желая одновременно оторвать его от себя или прижать ближе. Слова «я грязный» вертелись на языке, но с губ слетали лишь стоны. Пришлось зажать рот рукой. — Нет, — Эрвин оторвался от него. С его уголка губ шла тонкая нить слюны к самой головке члена, — я хочу слышать твой голос. Это было прекрасно. Леви впервые испытывал нечто подобное. Он цеплялся за покрывало, Эрвина, самого себя, не сдерживая свои стоны и вскрики. — Стой, — наконец вырвалось у него, — я сейчас… Мужчина не успел договорить, излился прямо в рот графа. Тот вытер губы, снял с него чулки, разделся сам и поднялся на кровать. Леви тяжело дышал, смотрел на украшенный облаками потолок. Возникло чувство, что он действительно парил, так легко и приятно чувствовал себя. Затем его внимание привлекло напряженное естество Эрвина. Оно поразило его своим размером еще во время умывания, но сейчас казалось просто колоссальным. — Готов продолжить? — довольно улыбаясь, спросил он. — Все хорошо? — Да, — Леви потянулся к члену Эрвина и попытался обхватить его рукой. Ему не удалось соединить большой и указательный пальцы. Он провел по нему рукой, слизал белесую капельку с головки, вызвав хихиканье. — Прости. Мне щекотно. Перевернись на живот. — Нет, — Аккерман замотал головой, — хочу видеть тебя. Эрвин устроил его на подушках и достал из прикроватного столика две коробочки. В одной оказался крем, в который он запустил свои пальцы, и, обильно смазав их, принялся за подготовку Леви. Тот, почувствовав проникающий в него палец, инстинктивно сжался и напрягся, но постепенно расслабился. Добавился второй палец, и дышать стало труднее. Они задели некую точку внутри, вызвав приятную дрожь по всему телу. Леви наконец удалось расслабиться. Уже тремя пальцами Эрвин задевал его, пробуждая в нем жажду большего. — Как хорошо, — признался Аккерман и откинул голову на подушки. Решив, что подготовки достаточно, Эрвин стал постепенно входить. — Леви, дыши, — успокаивал он любовника, застывшего с распахнутыми глазами, — давай со мной, вдох-выдох. Боги, какой ты узкий и жаркий, — и толкнулся. Глаза Леви снова распахнулись от первого толчка. Немой крик слетел изо рта. Слишком резко и почти больно. На уголках глаз показались слезы. Эрвин сцеловал их, извинился и пообещал, что дальше будет приятнее. Так и случилось. Пальцы одной руки начали играться с сосками, вторая спустилась к члену, губы сжались на шее. Наверняка останутся следы. Аккерман впился ногтями ему в плечи, обхватил бока коленями, его тяжелое дыхание сменялось стонами и всхлипами, стоило Эрвину попасть в нужную точку. Спина выгнулась в дугу, глаза закатились, язык вывалился из рта. Сознание отключилось, первобытные инстинкты взяли вверх. — Еще, еще, еще, — просил Леви и получал с полна. Ни еда, оставшаяся в столовой, ни одежда, валявшаяся на полу, больше его не волновали. Лишь Эрвин. Эрвин тоже сорвался. Весь самоконтроль испарился, стоило лицу возлюбленного стать настолько откровенным и соблазнительным. Найдя нужный ритм, он стал вколачиваться в нутро Леви, чьи ноги, ранее сжимавшие его талию, теперь бесконтрольно болтались. — А-ах, — почти кричал он, — Э-эр-р-рвин, да-а-а. Еще. Вскоре пальцы ног сжались, спина снова выгнулась, все маленькое тело задрожало и обессиленно упало на подушки. Эрвин вытащил свой член и излился на живот Леви, смешивая их семя. Рухнул рядом с любовником. «Даже лучше, чем в моих снах», — подумал мужчина и взглянул на небольшую грудь своего любовника, тяжело вздымавшуюся и опускавшуюся, его лицо, пребывающее в блаженстве. — Как ты? — Я не знал, что может быть настолько хорошо, — пролепетал Леви, который раньше думал, что в принимающей позиции удовольствие получить невозможно, и приложил руку к груди Эрвина, чувствуя учащенное сердцебиение, — как ты себя чувствуешь? — Боюсь, второго захода не будет, — он продолжал тяжело дышать, — сердце может не выдержать. — Ничего страшного. «У нас вся жизнь впереди», — хотел сказать Леви, но осекся. Что будет дальше? Видит ли Эрвин их совместное будущее? Скорее всего, да. Есть ли оно у них? Это уже другой вопрос. За мужеложство дают срок. Граф Уингстон может и откупится, но безродного слугу ждет тюрьма, если их обнаружат. Или он так и будет притворяться женщиной и проскальзывать по ночам в хозяйскую спальню? Но его секрет известен Петре, маркизе Зое и Моблиту. Не говоря уже о Кенни, Микасе и братьях Йегерах. Слишком много людей получается. Если правду узнают враги графа, им обоим не поздоровится. — Леви, — позвал Эрвин, успевший во время его размышлений вытереть его живот. Граф улыбался, но нервничал. В его руках вторая коробочка, — я хотел подарить тебе это на день рождения, и кажется он уже наступил, — в ней лежало небольшое аккуратное кольцо из золота без камня. «Обручальное, — догадался Леви, — и старое. Возможно, его матери». — Это кольцо моей матери, — граф подтвердил его догадку, — хочу, чтобы оно было у тебя. Оно не фамильное, но все равно очень дорогое моему сердцу. Так же, как и ты, — поцеловал его пальцы, затем принялся изъясняться очень быстро, — надеюсь, я тебя не обидел. Понимаешь, я хотел дать тебе кольцо своего отца, но оно даже мне велико. А это, думаю, тебе подойдет. Лицо Эрвина покраснело, в глазах читалась легкая паника, широкая улыбка не скрывала нервозности. «Он смущается, — подумал Леви, — это мило». Затем примерил кольцо. Оно оказалось малым для безымянного пальца, но впору на мизинец. А ведь он мечтал о простом добром жесте. — Тебе нравится? — Очень, — Аккерман не мог сдержать эмоции на лице, его губы произвольно расплылись в улыбке. Поцеловал возлюбленного, провел рукой по его лицу, — я счастлив, Эрвин. Правда теперь мне неловко за свой подарок. Это шарф. Купил в местной лавке. Эрвин глухо посмеялся. — Жду не дождусь его получить.