Я с тобой. Bodyguard 2.0

***

      Он никогда не включает в этой комнате свет, как в принципе больше не любит открытые пространства и суетную толпу. Но зажженной над столом лампы вполне достаточно, чтобы рассматривать эти снимки раз за разом.       У него полно их. Повседневные и концертные, мимолетные селфи фанатов и выверенные в каждом ракурсе, в каждом световом блике от профессиональных фотографов. Остановившие мгновение. Запечатлевшие на годы едва уловимую эмоцию.       Вот Чимин садится в свою машину, входит в здание звукозаписывающей студии, обедает с продюсером, бежит свою ежедневную утреннюю пробежку.       Он прикасается. Гладит пальцами одну из них. На ней его мальчишка уже такой взрослый. Он вырос, изменился. Исчезли озорство и детская непосредственность. Очертания лица перестали быть мягкими — заострились, очерчивая жесткую линию скул и подбородка, и даже глаза перестали лучиться искренностью и светом. В них затаилась настороженность, появилась насмешливость, граничащая с надменностью.       Он опасный, бесстыжий и безумно сексуальный. Теперь на его лице всё чаще можно увидеть макияж: подведенные черным глаза, подкрашенные ресницы, покрытые блеском губы и искусственный румянец на щеках.       Такого. Другого Чимина. Он не знает совсем. Или это только маска? Он вглядывается в глянцевые снимки снова и снова.       Вот он. Его Чимин. Смотрит прямо в объектив фотокамеры. Он всегда выбирает из стопки именно её.       Одну из тех, которые с ненавистью швырнули перед ним на стол… *       … фотографии рассыпались веером также, как рассыпались по всему телу ледяные мурашки. Покрыли лицо, шею и руки морозным инеем, вонзились под кожу тысячей острых иголок.       — Уберёшь его.       Как удар в сердце. Без возможности вдохнуть хоть каплю воздуха.       — Не похож на того, кто мог бы перейти тебе дорогу, — всё же сказанное через силу человеком, сидящим напротив Намджуна.       — Этот щенок мне мешает. Его нужно убрать. Если откажешься, найду другого.       — Другого не надо. Всё что надо, чуть больше времени.       — Какого чёрта? Ты не можешь просто хлопнуть его?       — Могу. Но без гарантий, что след не приведет прямо к Вам.       — Хрен с тобой. Сделай всё чисто. И быстро на сколько это возможно. Мне позарез нужен доступ к трастовому фонду, оформленному на имя Тэхёна. А пока это сучёнок жив…       Это не просто разговор. Люди такого статуса не сотрясают пустой воздух. Не спрашивают. Они отдают распоряжения. Их приказ — закон. Он жестче любого договора на бумаге, где нужно поставить свою подпись. Этот договор ты подписываешь кровью, делаешь ставку на собственную жизнь вне зависимости от того, что должен отобрать чужую.       И он подписан. *       …а теперь в его руке настойчиво трезвонит мобильный, ввинчивается в мозг металлическим скрежетом, который полосует похлеще стального ножа.       Номер скрыт, но он точно знает кто это и почему звонит, и еще знает, что не ответить он не имеет права.       — Почему так долго? Я устал ждать? Хочешь ещё денег? — нервно, без угрозы, но и без лишних слов. Сразу о единственном, что важно.       — Потому что не здесь, не в Сеуле. Ещё лучше — в другой стране. Чтобы чисто. Не подкопаться.       — Тебе виднее.       — Гастрольный тур начинается уже через несколько дней.       — Не откладывай. Сделай при первой же возможности.       — Спешка нужна только при ловле блох и при …       — Умничаешь? — перебивает, не давая договорить. — Ну-ну. В молодости ты был порасторопнее. Никогда не забуду тот день, когда ты ворвался в кабинет, уложив одной левой мою охрану… Сам ещё пацан…       — Я тоже не забуду. Никогда.        Да и как забыть. День, который изменил многое, если не всё.

***

      Глупо было надеяться, что тех троих, которых он уложил, были единственной охраной. Еще с десяток вломилось следом за ним в кабинет господина Кима. Свора голодных псов, почуявших добычу, окружила и обездвижила и, если бы не грозный окрик хозяина он за минуту превратился бы в окровавленный кусок мяса.       — Я не брал, не брал этих денег! Я скинул товар и готов был расплатиться! — Юнги рвался из рук не чувствуя боли, не замечая кровоподтеков и синяков по всему телу. — Это он! Он! Всё только он! Скользкая, трусливая гадина!       Свирепые псы господина Ким Намджуна с трудом удерживали разъяренного пацана, который бросался в порыве ненависти на Ичжона, пока тот прятался за спиной своего всемогущего покровителя.       — Выражения выбирай! — короткий удар в солнечное сплетение и Юнги захлебнулся на вдохе. — И приди уже в себя, вопишь, как шалава ни черта не понять.       Двое верзил, которые заламывали Юнги руки хорошенько тряхнули его, чтобы привести в чувство, а господин Ким, правая рука криминального авторитета и главы могущественного клана, с интересом наблюдал за происходящим.       Когда парень затих, после очередного короткого удара, отозвавшегося тупой болью в почках — господин Ким заговорил. Тихо, но отчетливо.       — Меня не интересует, как ты просрал всё, что заработал, продавая мой товар. Мне всё равно спустил ты их на шлюх, или кто-то сумел поживиться за твой счет, только потому, что у тебя не хватило мозгов припрятать лавэ получше. — Намджун выцепил из коробки, стоявшей на столе, сигару. — Меня интересует как ты собираешься их возвращать?       — У него спроси! — Не унимался Юнги, вскидывая голову в сторону Ичжона. — Это его рук дело!       — С чего ты взял, чувак? — Ичжон сделал полшага из-за спины Намджуна. — И зачем мне это нужно?       — Сам знаешь зачем, падла! — Юнги снова попытался вырваться, но сделал только хуже. Вывернутые за спину руки дернули вверх, и острая боль пронзила травмированное плечо. — Покоя тебе мой пацан не даёт!       — Твой пацан мне, действительно, не даёт, — заржал Ичжон и уже смелее двинулся в сторону Юнги.       — Чью-то задницу не поделили? — поинтересовался Намджун, рассматривая сигару и прикидывая как лучше срезать каттером закрученный край.       — Было бы там что делить, — Ичжон совсем осмелел и сел рядом с Намджуном на свободный стул.       — Я задал вопрос, — Намджун зыркнул на него лишь краем глаза, и Ичжон подхватился со своего места, которое только что облюбовал. Сидеть в присутствии Намджуна (пусть и помощника своего влиятельного отца) было ошибкой. Но он быстро исправился.       — Так кого не поделили?       — Он положил глаз на твоего нового пасынка, этого сладкого мальчика.       — Откуда ты знаешь, что он сладкий? — напряжение тут же повисло в воздухе, потому что Намджун резко захлопнул крышку сигаретницы и замер в ожидании ответа. — Когда ты успел это выяснить?       — Нет, нет! Намджун! Ты меня не так понял! Я бы никогда! — он ткнул пальцем в Юнги, — это вот этот пидор твоему пацану проходу не даёт.       — Хочешь сказать, что он уже порченный товар?              У Юнги похолодело всё внутри. Он уже тысячу раз пожалел, что по какой-то непонятной причине решил, что сможет объясниться с Намджуном за украденные деньги. Что убедит в том, что его подставили и не кто-нибудь, а свои. Хотя, какой нахрен Чан Ичжон свой. Почему он снова об этом забыл. А теперь еще всплыли их близкие отношения с Чимином.       Это не сулило Юнги ничего хорошего. И неподдельный ужас заплескался в его глазах: Намджун не упустит возможности и никогда не пройдет мимо соблазнительного, и такого красивого мальчишки. Наплюёт с высокой колокольни на то, что он сын его женщины. Такую похотливую тварь ничто не остановит в погоне за своими грязными желаниями.       И, главное, никогда и никому не простит, если узнает, что кто-то опередил его или перешел дорогу, хотя и знал — путь закрыт.       Теперь оставалось только гадать, чем это грозит и ему, и Чимину.       — Да, кто их там разберет. Может порченный, а может и нет, — подсел на любимого конька Ичжон. — Никогда не узнаешь, пока не попробуешь, — он сложил руки на груди и плотоядно облизал губы.       — Заткни свою поганую пасть! — взвился Юнги.       — Чувствуешь, какой горячий? — Ичжон даже наклонился вперед, заглядывая в глаза своему покровителю, — такой своего не упустит.       — Не темни. Что ты пытаешься мне сказать? — глаза господина Кима, сузились, наливаясь кровью и яростью.       — Что можно проверить качество «товара». К тому же я не прочь получить полное удовлетворение от ущерба, нанесенного этим уродом, который в очередной раз пытается всех тут обмануть и свалить в туман.       — За ним что-то еще? — нахмурился господин Ким.       — А разве этого мало? Товара нет. Бабло наше ушло. Пацана он твоего попортил. Одни убытки от него? Разве ты так не считаешь? Самое время заставить его расплатиться за всё. Так почему бы не устроить развлечение? И Вам будет на что посмотреть Намджун.       — Это без меня.       Намджун встал, с грохотом отодвинув массивное кресло. Навалился на стол, опираясь на сжатые кулаки. Угроза, которая исходила от него заполняла собой всю комнату. Вдавливала в стены и пол.       — Ты! — Он кивнул одному из охранников. — Привези им мелкого. Путь развлекаются. Мне он такой не нужен. А этот безмозглый пусть начинает отрабатывать — долг платежом красен.       Он направился к выходу из кабинета, но притормозил у двери.       — И, главное, Ичжон! — он посмотрел на него с неприязнью, словно забывая кто он и кому приходится сыном. Известие, принесенное Намджуну о том, что кто-то украл у него из-под носа лакомый кусок, изменило его лицо до неузнаваемости. — Деньги должны лежать на этом столе через неделю, иначе я буду говорить по-другому. И будь уж так любезен, Джон-и, в следующий раз не тянуть в семью всех подряд. Не нужно заводить деловые отношения, если просто хочешь кого-то выебать. Взял своё и отвалил. Чтобы всё было чисто.       Намджун уже готов был переступить порог, но Юнги рванулся к нему из последних сил, подгибая ноги, готовый встать на колени.       — Не надо! Господин Ким! Не трогайте Чимина! Я все отдам, отработаю! Буду делать всё, что скажете! Всё что угодно!       — Смотри ты! Какой храбрец настырный выискался, — Намджун почти с интересом посмотрел на Юнги, словно увидел его в первый раз. — Ты плохо меня услышал? Я уже сказал — начинай отрабатывать. А что ты сделаешь для меня — я решу позже. И запомни. Я никогда не меняю своих решений и всегда держу слово.       И дверь за ним захлопнулась, а Юнги получил сокрушительный удар в челюсть и свалился, потеряв сознание.

***

      Очнулся он от того что кто-то неистово хлестал его по щекам:       — Давай, давай, чувак! Не испорти нам развлечение! — Его вздернули к верху и поставили на ноги.       — Совсем другое дело! А теперь слушай сюда! — Ичжон сидел, развалившись в кресле самого господина Кима. То, чего не мог себе позволить в его присутствии, этот мерзавец добирал в такие моменты. — Ты так хотел расплатиться до конца, за ту историю на пустыре, что я готов предоставить тебе эту возможность.       Юнги напрягся всем телом, и ожидая, и боясь услышать, чего потребует от него Ичжон взамен за свое унижение.       — Сейчас приведут твою куклу, и ты покажешь нам класс!       — И не подумаю. Можешь просто сразу сунуть в меня нож.       — Ой, блядь, давай только без этой драмы. — Ичжон крутил в руках одну из сигар своего покровителя, видимо представляя себя в его роли, а может и на месте своего отца — главы криминального клана. — Вы потрахаетесь, мы посмотрим. Мы ведь уже обсуждали это!       — Я тебя убью, суку, если ты хоть на шаг приблизишься к Чими…              Юнги не успел договорить, потому что дверь распахнулась и один из шакалов Ичжона втолкнул в комнату перепуганного и зарёванного Чимина. Тот увидела Юнги и бросился к нему, но тут же получил пинок в спину и обрушился ему под ноги.       Попытался подняться, но верзила вернул его на место, заставляя встать на колени.       — Ю-юнги-и! — Чимин рыдал и захлебывался слезами. — Я не понимаю, что случилось? За что? Я не хочу! Помоги, мне страшно!       — Тихо, тихо, Чим, всё хорошо! — сердце Юнги колотилось где-то в горле и сам он весь дрожал, но не от страха, а от нервного напряжения.       — Конечно, хорошо! А будет еще лучше! — вскинулся в своем кресле Ичжон, предвкушая всё что должно было произойти перед его глазами, на расстоянии вытянутой руки. Ожившее порно, которое при желании можно потрогать этими самыми руками. — Особенно, если ты перестанешь рыдать и послушаешься своего папочку Мин Юнги!       Он поднялся из кресла и подошел к Юнги вплотную.       — У нас не так много времени. Господин Ким Намджун скоро вернётся. Поэтому поторопись!       — Я уже сказал, что хрен ты дождешься от меня этого! Отпусти мальчишку, со мной делай что хочешь.       — Да, на кой хрен ты мне сдался, если у нас тут такая сладкая нетронутая задница. Я просто выброшу тебя в окно, а его пущу по кругу. Так что выбирай или сам, сейчас. Или мы…       — Ты не посмеешь, тварь!       — Почему ты так решил, папочка? — издевался Ичжон.       — Ты трусливая сволочь… знаешь, что тебя ожидает, если сделаешь такое!       — А кто об этом узнает? Мы и его сбросим в сточную канаву. Как тебе такой вариант?! Так что, если ты не хочешь… — и Ичжон кивнул одному из охранников, который загоготал и тут же дернул молнию на своих джинсах. — У меня всегда найдется тот, кто тебя заменит без проблем и истерик.       — Нет, нет! Не надо! — Чимин закричал, забился в руках одного из подручных Ичжона, но обитые бархатом стены кабинета поглотили все звуки.       — Отвали! — Юнги вцепился охраннику в волосы, но тут же снова получил ощутимый удар по спине и упал на колени. — Я сам! САМ! — прохрипел он и пополз к Чимину прямо так, стоя на коленях. Дернул на себя вырывая из рук подонка, который смотрел на всё происходящее масляным взглядом, предвкушая не хилое развлечение.       Обнял, зашептал на ухо:       — Не бойся, Чимин. Не бойся, я с тобой, пацан! Я не сделаю тебе больно, ты ведь знаешь, — он сжимал Чимина в своих руках, гладил по спине, по волосам, сам не понимая, как это выглядит со стороны.       Как заводит и без того возбужденных уродов, находящихся с ними в одной комнате.       — О! Мне уже начинает нравится, только не затягивай прелюдию, Мин! Сделай мальчику хорошо, а нам покажи приятное! Я хочу увидеть мастер-класс по взятию неприступной крепости. Очень надеюсь, что вы не будете молчать и дадите себе волю… — тараторил Ичжон без умолку, возбуждаясь всё сильнее.       От этих слов, Чимин почти завыл в голос, его крыла паника. Он не видел за пеленой слез ничего: ни лица Юнги, ни его глаз полных отчаяния и сожаления. Ни его дрожащих рук и губ, не понимал, что ему говорят.       — Успокойся, успокойся, пожалуйста, — горячо шептал ему в ухо Юнги, стараясь говорить на пределе слышимости, чтобы не радовать и не раззадоривать подонков, собравшихся поглазеть на двух загнанных в угол пацанов, вынужденных совершить то, к чему их принуждали.       — Ты должен расслабиться, чтобы я не сделал тебе больно, не причинил вреда. Просто закрой глаза и доверься мне. Чимин! Ты слышишь меня?       Но тот только отрицательно мотал головой, отказываясь и слушать, и понимать. С единственным желанием вырваться отсюда. Бежать без оглядки пока ноги несут его.       — Ну, хватит уже! — Ичжон метался из стороны в сторону, как разъяренное животное, готовое напасть на свою жертву. — Стащите уже кто-нибудь с них штаны.       Шакалов не пришлось долго упрашивать. Юнги вздернули вверх и, заломив руки за спину сдернули джинсы до щиколоток, оглашая комнату истерическим гоготом.       С Чимином им пришлось повозиться. Тот кричал, срывая голос, брыкался, но и он в какой-то момент оказался почти обнаженным, потому что штаны, в конечном итоге, сорвали и с него, в две пары рук. И когда на нем осталась только короткая майка, он упал на пол и свернулся калачиком.       Слёз больше не было. Его била нервная дрожь.                    — Может уже приласкаешь своего пацана? — Ичжон устал от криков и истерики, и сейчас снова развалился в кресле ленивым наблюдателем.       Это было единственное, что точно должен был сделать Юнги. Успокоить. Во чтобы то ни стало.       Он лег рядом, обнял Чимина, обвивая его руками и ногами, кутая в кокон из своей защиты, наплевав на то, как это выглядит сейчас. И снова зашептал. Прямо в губы, опаляя заледеневшего от страха Чимина горячим дыханием.       — Хороший мой, ты должен успокоиться. Это же я, Юнги. Перестань, пожалуйста, плакать, послушай, что я буду тебе говорить. Ты слышишь меня?       Чимин слабо кивнул.       — Ты понимаешь, что я говорю?       Чимин снова кивнул в ответ.       — Забудь где мы. Забудь кто вокруг. Думай только обо мне, чувствуй мои руки, слушай мой голос. Верь мне. Верь, как верил бы, если бы мы были только вдвоём.       — Охуеть, — пролепетал Ичжон, — сраная дорама. Ну, ты и артист Мин, мать твою. Но Юнги даже не вздрогнул. Сейчас в этом мире для него существовал только Чимин.       — Никого нет, никого вообще в целом свете. Только ты и я. Повтори за мной.       — Ты и я… — без голоса одними губами произнес Чимин.       — Я люблю тебя, — Юнги гладил Чимина по спине круговыми движениями, согревая и успокаивая, массировал шею и напряженные плечи, сам себе запрещая думать о ненависти к тем, кто их окружал. О том, что сделает с каждым, кто находится в этой комнате, потом. После…       Ведь оно будет. Обязательно будет это после… в котором он растерзает на куски каждого…       Он запрещал себе думать, что на этом заведенные не на шутку подонки могут не остановиться и что может случиться дальше. В любом случае, возмездие найдет каждого из них, если…       Не думать… Больше ни о чем не думать… Сейчас только Чимин…       — Не открывай глаза. Дай мне свою руку, — Юнги обхватил ладонь Чимина и потянул к своим губам. Погрузил его пальцы в рот, посасывая, отвлекая таким нехитрым способом.       И Чимин понемногу стал расслабляться в его руках, всхлипывая все меньше и тише. И, наконец, совсем успокоился. Распахнул глаза и посмотрел на Юнги, доверяя и доверяясь.       — Я сделаю сейчас то, о чем ты просил меня давно. Это будет больно, но, если ты не будешь напрягать мышцы, если расслабишься и впустишь меня, все пройдет быстро. Ты ведь хочешь, чтобы все закончилось быстрее? — снова горячечно зашептал Юнги в самое ухо Чимина.       Чимин прикусил задрожавшие губы и кивнул. Сейчас было не время и не место думать о том, как давно он мечтал и что именно представлял, думая об этом моменте.       Он просто легонько оттолкнулся от Юнги, укладываясь на спину и даже немного раздвинул ноги, чем вызвал бурную реакцию и улюлюкание перевозбужденных ожиданием зрителей.       Юнги вобрал в легкие как можно больше воздуха, навис над ним, опираясь на одну руку. Качнулся вперед притираясь к обнаженным бедрам и прикоснулся к почти безучастной плоти Чимина. Попытался приласкать, и его и себя, обхватив оба члена ладонью, то двигая рукой сверху вниз, то поглаживая нежно и невесомо. Чтобы на верхушке появилась хотя бы капля предэякулята, чтобы использовать хоть что-то вместо смазки, чтобы не входить на сухую и не травмировать Чимина.       Собственное возбуждение было делом нескольких минут, даже в этой ситуации. Стоило только вжаться в Чиминовы бедра, почувствовать кожей живота его наливающийся желанием член. Увидеть дрожащие искусанные губы. Пусть не от страсти, а от ужаса и всё же…       Паршивая, паршивая! Животная суть человека! Сраные инстинкты самосохранения и законы гребаного увеличения рода, не оставляющие шанса не возбудиться при определенных условиях и состояниях организма…       Юнги не понимал сейчас ненависть или облегчение чувствует в эту минуту, когда горячая капля скатывается по тыльной стороне ладони, а Чимин жмется к нему. Не то в поисках защиты. Не то сдаваясь на милость природы и своего противоестественного возбуждения. Не то сгорая от стыда.       И вот Юнги уже кружит скользкими пальцами по розовому колечку мышц, раздвигает анус, растягивает, погружает палец и снова достает, имитируя проникновение и соитие. Вздрагивая каждый раз от болезненного вскрика Чимина. Он слышит каждый его вздох, каждое задавленное мычание, каждый всхлип.       Сейчас кажется, что все другие звуки пропали, и они действительно одни в этой комнате, на холодном полу. Поэтому нет ничего удивительного что резкий звонок сразу нескольких мобильных телефонов, не воспринимается им среди другой какофонии звуков. Нервного гогота перевозбужденных зрителей, пошлых шуток и нецензурной брани.       — Вот же блядь! На самом интересном! — Ичжон бьет кулаком в стену и ярится, как злобная фурия. — Да, неужели придется перенести наш сладкий трахач на другой день.       — Давай, давай, заканчивай с ним! — подначивают остальные. И кружат, как коршуны над своей добычей.       — Всё пацаны, хватит на сегодня! Наших прихватили легавые на складе в порту, надо выдвигаться, — чей-то командный голос, заставляет разгоряченных зрителей выть от разочарования. Но они постепенно приходят в себя и покидают один за другим кабинет своего босса.       Когда дверь со злобой захлопывается за последним из представителей этого животного криминального мира, Юнги просто обрушивается на Чимина, укладываясь сверху, потому что силы покидают его в одно мгновение. И удержать себя на весу, упираясь в пол одной рукой он больше не может. Он все же делает над собой усилие и чуть-чуть сдвигается в бок, чтобы дать возможность Чимину набрать воздуха в легкие, иначе он просто задохнется.       Не понятно сколько проходит времени, прежде чем Юнги находит ладонь Чимина и вплетает в нее свои пальцы.       — Нужно уходить… Чимин?       Но в ответ только тишина.       — Чимин, ты меня слышишь? — Юнги подрывается, чтобы посмотреть мальчишке в лицо, увидеть глаза. А они закрыты и только из-под опущенных век текут слезы.       — Не плачь… Пожалуйста… Пойдем отсюда…       Чимин сильнее сжимает его руку, и не открывая глаз что-то шепчет, но что не разобрать. Юнги склоняется к нему. И не верит тому, что слышит…       Не уходи…       Будь со мной…       Сейчас…       — Чимин, так нельзя. Не здесь... — Он ловит эти звуки губами. Сколько бы он отдал, чтобы слышать их в другое время и при других обстоятельствах, — нам нужно уходить. Исчезнуть. Раствориться…       Чтобы никто другой…       Чтобы ты…       Первый…       — Тебе будет больно. Первый раз всегда больно!       Только ты…       Сейчас…       Иначе он сделает это со мной…       — Я убью его! Я убью любого, кто посмеет прикоснуться к тебе!       Прошу тебя…       Юнги…       Сейчас…       Нежный. Такой нежный и такой красивый. Такой как он — первый и единственный. Такой желанный. Принадлежащий каждой клеточкой своего тела, только ему. Влюбленный и любимый.       Но Юнги не может сделать этого сейчас. Он просто покалечит его. Оставит раны в душе и на теле.       Всё что он может — просто завершить начатое руками или ртом не важно, чтобы довести мальчишку до разрядки, на это не нужно много времени.       Он накрывает его собой, целует жарко, прижимает к себе. Берет его член в руку и ловит губами вздох разочарования.       Ты не любишь меня…       — Глупый. Я берегу тебя как самое драгоценное, что у меня есть.        Тогда забери эту драгоценность себе...       — Что ты делаешь со мной Чимин…       — Кажется, умоляю тебя трахнуть меня по-взрослому. Сейчас. Пожалуйста, я не могу больше. Я хочу тебя.       Разве об этом мечтал Юнги. Он мечтал быть самым нежным и терпеливым, любить и заботиться, ласкать. Учить и показывать, как доверять и как ценить себя. Бережно вести к пику наслаждения, медленно и трепетно, чтобы первый раз стал лучшим воспоминанием. Чтобы подарить лучшие эмоции и самый яркий всплеск наслаждения…       Но разгоряченное тело под ним дрожит и требует. И сам он возбужден не меньше, только не понимает чем. Адреналином, плещущим в крови от стресса, или искренним желанием стать для своего мальчика первым.       Он возвращается к тому с чего начал. Растягивает его, готовит. Наблюдает за каждой мимолётной переменой в лице своего мальчика. И когда сил не остается больше подхватывает под коленями и приподнимает его. Входит, продвигаясь по миллиметру, мучая и себя, и Чимина долгим ожиданием и запредельными ощущениями.       В паху всё пылает и скручивается в тугой узел непреодолимого желания. Юнги покачивает бедрами, помогая себе. Сменяя ласки на жаркий шёпот с требованиями расслабиться ещё и ещё чуть-чуть.       Запрокидывает голову назад, готовый кричать от запредельных ощущений. Сдерживается из последних сил и приподнимается, чтобы снова взглянуть в любимое лицо, заплаканные глаза. И, наконец, погрузившись полностью, ударяет бедрами и получает долгожданный вскрик наслаждения! Как награду!       Он начинает двигаться ритмично, вбиваясь сильнее и сильнее, больше не тратя сил и время на сожаления. Он приподнимается и опускается, меняя угол проникновения до тех пор, пока мальчишка не впивается зубами в его плечо, кончая бурно, заливая все вокруг себя белесым и горячим. Сжимая его внутри до безумного, сладостного оргазма, который накрывает ласковой волной и топит самого Юнги с головой.       Звук хлопков. Ладонь о ладонь. Медленно, почти театрально.       Аплодисменты от единственного зрителя заставляют Юнги сфокусировать взгляд, всматриваясь в плохо освещенную часть кабинета. Там, в глубоком кресле, сидит господин Ким Намджун. Собственной персоной.       — Это был впечатляюще, — цедит он сквозь зубы. — На этом я думаю мы и закончим.       Юнги аккуратно отстраняется, выходит из своего сладкого плена, возвращается с небес на землю.       Он подрывается с пола, вскакивает на ноги, не заботясь о том, как выглядит без штанов и нижнего белья, с еще не опавшим от пережитого членом, стоя по середине кабинета господина Ким Намджуна.       — Что вы здесь делаете? Разве вы не должны…       — Ты совсем страх потерял, если считаешь, что можешь мне указывать что я должен, а чего нет, — он брезгливо тыкает в сторону Чимина. — Марш домой, маленькая дрянь, с тобой я разберусь потом, а ты останься. И оденьтесь уже оба, стыд и срам смотреть на ваши жалкие члены.       Никто не спорит и не сопротивляется. Парни одеваются оба в полной тишине, пока Ким Намджун листает какие-то свои документы.       — Эй, кто-нибудь! Отвезите эту мелкую шлюху его матери. По истине яблочко от яблони недалеко падает.       Чимина уводят. Юнги надеется, что тот будет дома. Он обязательно потом позвонит, чтобы убедиться. А теперь, кажется ему предстоит не простой разговор с господином Ким. Наедине. С глазу на глаз. Что невозможно было предугадать никак и сейчас Юнги немного растерян.       — Ну, что же. Ичжон получил своё. Теперь пришло время тебе рассчитаться со мной.       — За что? — у Юнги нет страха. После всего что он только что пережил, спасая Чимина, если совокупление в кабинете мафиози можно назвать спасением — он не боялся уже больше ничего.       Главное, что Чимин не подвергся жестокому обращению. А после того как господин Ким наблюдал за ними, он вряд ли воспользуется, как он говорил «порченным товаром», а значит за Чимина какое-то время можно было не бояться.       — Мне нравятся дерзкие, — вмешался в поток его мыслей господин Ким. — Мне также доложили, что ты хорошо справляешься и не тянешь с реализацией. Только не пойму зачем Ичжону тебя подставлять. Никогда не поверю, что из-за этой мелковозрастной дряни. У него этого добра при желании может быть столько, что от Сеула до Пусана раком не переставить.       — Я расскажу.       И Юнги рассказал Намджуну всё с самого начала от драки на пустыре, до сегодняшнего дня, в котором они с Ичжоном вели дела по сбыту наркотиков. И что именно по причине, затаенной на него злобы, Ич решил отомстить Юнги, ударив по самому слабому месту. Деньгам. Которых и так не хватало, а теперь ещё и образовался невъебенный долг.       — Если я узнаю, что это он. Я решу проблему, — Ким помедлил, раздумывая говорить ли с Юнги открыто, но видимо что-то было в нем такое, что заставило его сделать выбор в пользу этого решительного и безумного в чем-то парня. — Мешает он тебе? Да?       — Да. — согласился Юнги. — Без него я мог бы сделать больше. Ичжон мне больше не нужен. Он ввел меня в круг нужных мне людей, а дальше вместо деловых отношений началась вся эта головная боль с отработками за историю на пустыре, пока я не оказался в вашем кабинете.       — Вот видишь, нет худа без добра. Но если Ичжон не утихомирится, ты его утихомиришь.       — Это как?       — Один выстрел решает много проблем. Запомни. Это мой главный жизненный принцип, а теперь еще и твой. Его нужно запомнить.       Ледяные мурашки побежали по всему телу Юнги.       А на что он рассчитывал? Глупый и наивный дурак. Сам сунул голову в пекло. Значит самому придется выгребать.       А это был его жизненный принцип, с которым он жил уже давно и теперь он снова напомнил о себе.       — Наверное, это стоит не малых денег? — осмелился поинтересоваться Юнги.       — Ты мне нравишься всё больше, — улыбка коснулась уголка губ сурового мафиози. — Если будешь слушать меня и делать как скажу. Не обижу. Слово Ким Намджуна.       И не обижал.       А за последнее задание готов был заплатить втридорога, только бы решить возникшую проблему.

***

      Чимин тронул Чонгука за руку.       — Почему ты молчишь Гуки? Ты шокирован тем, что я тебе рассказываю. Удивлен, что у меня не такое идеальное прошлое, каким его рисуют на страницах глянцевых изданий?       — Дело не в твоем прошлом, хотя и оно имеет значение во всем, что творится вокруг тебя, — Чонгук похлопал себя по карманам, словно искал пачку сигарет.       — Ты разве куришь?       — Нет. Бросил и давно, но сейчас бы закурил.       — Просто задай вопрос. Скажи, что тебя волнует.       — Это не волнение, Чимин. Просто пытаюсь понять об одном и том ли человеке мы с тобой говорим. Тот ли это господин Ким Намджун — владелец сети автозаправочных станций, которые протянулись с севера на юг по всей стране?       — Теперь да. Тот самый. Известный бизнесмен. Владелец сети автозаправок «КН-1000». Мафиозное прошлое давно вымарано из его биографии. Только привычки всё те же.       — А с виду так и не скажешь. Вполне себе респектабельный господин.       — Его респектабельность заканчивается за дверями его спальни… Но эту часть его жизни знают не многие, почти никто. Он давно подчистил за собой. С особой тщательностью свидетелей.       Чонгук поднял голову и посмотрел на Чимина долгим немигающим взглядом.       — Ясно.       — Что тебе ясно, Гуки?       — Всё кроме одного.       — Так спроси. Раз уж я начал говорить, самое время задавать вопросы.       — Пойми мне не нужны пикантные и отвратительные подробности его жизни. Просто ответь мне да или нет.       — Что ты хочешь узнать?       — Тэхен пострадал от его домоганий?       — В тот день, когда я забрал его с собой навсегда — не успел. Что было раньше не расспрашивал, чтобы не травмировать ребёнка.       — Чёрт… Дежавю какое-то.       — Ты, о чем?       — Снова вынужден задавать этот вопрос, который в первый же день посещения виллы задавал Хосоку. Почему не обратились в полицию?       — Потому что я хотел, чтобы в будущем на Тэхена не смотрели, как на прокаженного, не шептались у него за спиной. Не манипулировали им, зная подробности его личной жизни.       — Этот мерзавец, он хоть чем-то ответил за содеянное?       — Он открыл на имя Тэхена трастовый фонд с солидной суммой, а я получил право опеки над ребенком и как опекун стал управляющим этим фондом до его совершеннолетия.       — Спасибо, Чимин. Вот теперь мне есть над чем поразмышлять.       — Я правда помог?       — Еще как. Осталось только одно необъяснимое обстоятельство.       — Какое?       — Картинки с насилием, которые присылают тебе, чтобы предупредить. Но не тебя, а кого-то другого. .*продолжение следует