(берёте ли вы этого придурка) своим единственным и неповторимым

Когда они наконец-то покидают покои Зуко, то обнаруживают, что остались одни. Советников Зуко здесь больше нет, и он бледнеет при виде пустого коридора. — Они же — Агни, — вырывается у него; облегчение и восторг, которые только что читались в его лице, испаряются. Он судорожно оглядывается по сторонам, как будто надеясь найти их группу, спрятавшуюся под ковриком или за занавеской. — Куда они подевались? — Нас не было довольно долго. Может быть, все вернулись обратно в свои комнаты? — с надеждой предполагает Сокка, хотя и без особой уверенности. Выражение лица Зуко красноречиво демонстрирует, что он в это тоже не верит. — Если они начнут рассказывать всем, что я сказал — что я собирался сделать — — То тогда нам придется преодолеть парочку дополнительных препятствий, — признаёт Сокка. — Но — послушай меня, — говорит он, когда на лице Зуко начинает проступать что-то похожее на панику, — так будет проще, не думаешь? Нам не придется ни в чем их убеждать, или разбираться с очередным срывом, или вообще пока с ними встречаться. Мы можем просто… Разбираться со всем по очереди. — Точно, — соглашается Зуко. — По очереди. — Но выражение его лица всё ещё кажется немного отстраненным, и — на этот раз уже не «немного» — будто он вот-вот сорвется. Сокка берет его за руку. — Эй. Ты со мной? Зуко вскидывает взгляд. Его лицо всё ещё бледное, но глаза встречаются с глазами Сокки, и он улыбается, тепло и искренне, после чего коротко сжимает его ладонь. — Конечно, — говорит он, и веры в его слова столько, что Сокка не знает, сможет ли с этим справиться, — Всегда. * Они вместе решают, что прежде всего им нужно найти Юи. Они быстро пересекают дворцовые коридоры, и Сокка вспоминает, что хотя кажется, будто с того момента, как Сокка поднял своё бунтующее тело с постели этим утром прошла целая вечность, но на самом деле прошло всего лишь несколько часов. Было всё ещё рано, и дворец казался тише, чем обычно — как предполагал Сокка, большая часть его обитателей всё ещё приходила в себя после вчерашних гуляний. По пути к покоям Юи им встречается пара людей — в основном работники дворца — но на них никто не обращает внимания; в какой-то момент между прибытием Зуко и сегодняшним днём все привыкли к тому, что Зуко и Сокка чаще видят вместе, чем порознь. Если бы Сокка потянулся и взял Зуко за руку, или обхватил за пояс, это была бы другая история — но даже сейчас, всё ещё на волне эйфории и не будучи вполне уверенным, что это не сон, Сокка понимает последствия подобного импульсивного действия на публике. Зуко наверняка думает о том же, потому что он тоже не торопится прижаться к нему. Пока они идут, он лишь придвигается к Сокке чуть ближе, чем обычно, — не так близко, чтобы это привлекло нежеланное внимание, но достаточно, чтобы периодически Сокка чувствовал, как костяшки Зуко едва-едва задевают его собственные; достаточно, чтобы ткань их рукавов соприкасалась с каждым новым шагом. Когда они достигают покоев Юи, их вновь встречает тишина. Они медлят перед дверью в её покои, но ровно лишь настолько, сколько Сокке требуется, чтобы взять себя в руки. Чтобы не дать себе слишком много времени для того, чтобы передумать, он тянется к двери и стучит. Одна из служанок Юи открывает дверь. — Ваше Высочество, — с поклоном произносит она, когда видит, кто перед ней. — Я не знала, что у вас был запланирован визит к принцессе. У вас обоих, — неуверенно добавляет она, метнув короткий взгляд на Зуко. — Приветствую вас, — говорит Зуко, делая шаг вперёд и вежливо склоняя голову в ответ. — Это не официальный визит, но мы бы хотели узнать, можем ли мы встретиться с принцессой Юи. — О, — отзывается девушка. — Боюсь, что это невозможно. Только полчаса назад посланник вызывал Её Высочество на иную встречу. Сокка хмурится. — Вызвал? Куда это? — Прошу прощения, Ваше Высочество, — отвечает она, и — серьезно, что за пунктик у северян с этими титулами, — но это личное дело Её Высочества. Челюсть Сокки отвисает. — Я сын Верховного Вождя, — парирует он, — и мы с Юи знаем друг друга с детства. Я могу сказать вам почти наверняка, что куда бы посланник не увёл её, она была бы не против, чтобы я узнал об этом. — К сожалению, — не впечатлившись, вновь говорит служанка, на этот раз куда менее вежливо, — «почти» здесь недостаточно. Мне никому не позволено раскрывать информацию о переписке принцессы. Ничем не могу помочь. Она делает движение, чтобы закрыть перед их лицом дверь, но Сокка оказывается быстрее — он всовывает ногу прежде, чем она успевает закрыться, и игнорирует взгляды, которыми при виде его неподобающего поведения его одаряет и она, и Зуко: она — пораженным, а он — смущенным. — Прошу прощения, — говорит Сокка, — но, может быть, есть хоть что-то, что вы бы могли нам сообщить? Вы знаете, с кем она должна была встретиться? — Прошу прощения, — враждебно отзывается она, — но я уже всё сказала. — Я… послушайте, — быстро соображая, выпаливает Сокка, — дело в том, что — мне очень неловко, но я должен был сказать ей и принцу Зуко, — он жестом указывает в сторону Зуко за своей спиной, — о заседании Верховного Совета, что будет позже сегодня днем. Я должен был сообщить им об этом вчера ночью, но, э-э… — Он издает смущенный смешок и пожимает плечами, стараясь изобразить невинность. — Думаю, вы представляете, как на празднике порой всё просто… выходит из-под контроля, если вы понимаете, о чем я. — Сокка сокрушенно качает головой. — Я просто очень не хочу поставить в неловкое положение своего отца — особенно перед делегацией из Страны Огня, — добавляет он, понизив голос и качнувшись к ней ближе, как будто раскрывая секрет — и не слишком-то скрытно кивая в сторону Зуко. Девушка все ещё выглядит не настолько проникнувшейся, как ему хотелось бы, но её рот хотя бы немного расслабляется. Она бросает взгляд на Зуко, после чего вновь смотрит на Сокку. — Если вы можете сообщить мне хоть что-то, чтобы я смог привести Юи на заседание, — продолжает Сокка, изображая своё самое убедительное умоляющее лицо (которое до этого успешно могло разжалобить даже Катару), — я бы правда был очень, очень благодарен. Вы бы оказали мне неоценимую услугу. Ещё какой-то миг она смотрит на него, затем вздыхает. — Ну ладно, — произносит она. — Думаю, технически вы и правда принц, — Сокка энергично кивает, и она снова вздыхает. — Есть хорошая и плохая новость. Хорошая — вам не нужно волноваться о том, что Её Высочество пропустит встречу, потому что скорее всего, она уже там. Челюсть Сокки отвисает. — Она… простите, она что? — спрашивает он голосом, что на пару тонов выше, чем обычно. Служанка Юи кивает. — Посланника прислали напрямую из Верховного Совета. Он также сказал что-то про делегацию Страны Огня, но я не имею обыкновения подслушивать личные беседы её Высочества, так что это всё, что я слышала. Учитывая, что вы и принц Зуко всё ещё не на встрече, и то, что им пришлось прислать за ней гонца, я бы предположила, что Совет и так в курсе, что вы забыли передать сообщение. Это и есть плохая новость. Мне жаль, Ваше Высочество, — говорит она почти сочувственно. Сокка сглатывает, кивая. — Э — хорошо. Проклятье. Спасибо вам. Девушка кивает в ответ, и в этот раз, когда она закрывает дверь, Сокка не останавливает её. Он медленно поворачивается к Зуко, чьи глаза в ужасе распахнуты. — Мы должны были сказать ей первой, — говорит Зуко. — Знаю, — отзывается Сокка, пытаясь и вместе с тем не в силах держать голос ровным. Он украдкой оглядывается и, убедившись, что коридор по-прежнему пуст, он тянется к Зуко, который делает шаг прямо в его распахнутые объятия, как если бы всё это время он только этого и ждал. Сокка закрывает глаза, пока дыхание Зуко с каждым вдохом и выдохом мерно касается его шеи, и очень сильно пытается не чувствовать себя так, будто нити, что еле-еле держат его рассудок, при следующей плохой новости не разойдутся по швам. — У меня есть идея, — через минуту говорит Зуко. — Я... не уверен, что она хорошая. Мой кузен говорил мне, что я не всегда продумываю всё наперед. И мой дядя говорит, что я просто спонтанный, но… — Ну, — говорит Сокка, чтобы заполнить молчание, — моя рабочая идея сейчас это сбежать в Царство Земли, чтобы втайне пожениться там, так что я открыт для предложений. Сокку чувствует, как вжавшийся ему лицом в ключицу Зуко пытается скрыть улыбку. — Можем оставить этот план как запасной. — Не вопрос, — говорит Сокка. — На случай, если твой не сработает. — Ну, — слегка нервно произносит Зуко, — это… это не совсем план. Скорее, его полная противоположность. — А-ага, — говорит Сокка, стараясь, чтобы в голосе звучала поддержка, а не сомнение. — Я знаю, как это звучит, — произносит Зуко, подаваясь назад, чтобы серьезно взглянуть на него, — и я знаю, что это не самый дипломатический подход, но какой смысл нам сидеть и пытаться продумывать всё стратегически? Мы знаем, что Совет уже в самом разгаре. Мы знаем, что мои советники скорее всего тоже там, так что это почти наверняка касается перемирия, и мы знаем, что Юи тоже там, так что это почти наверняка касается свадьбы. Я знаю, что мы хотели сперва заручиться её поддержкой, прежде чем мы скажем Совету, но правда ли это могло бы? Я предлагаю нам просто… пойти. Я предлагаю нам просто сказать им. — Просто сказать им, — повторяет Сокка, но он улыбается. Это не тот план, к которому бы он пришел сам — хитросплетенный или стратегический или тщательно выверенный — но это хороший план. Простой и красивый в своей простоте, и в нем есть потенциал для того, чтобы быть эффективным, если Сокка и Зуко смогут быть достаточно убедительными (а если не смогут, то, что ж — всегда остаётся Царство Земли). Зуко кивает, его неуверенность исчезает перед лицом одобрения Сокки. — Не то что бы я собирался продолжать дело своей семьи и всё такое, — говорит он, — но мне кажется, что настало время ворваться в Цитадель. * Оказалось, что «ворваться в Цитадель» — это вовсе не так захватывающе, как могло показаться. Вообще-то, Сокка и Зуко даже не столько врываются туда, сколько входят очень быстрым шагом — достаточно поспешно, чтобы по пути вызывать несколько косых взглядов, но не настолько, чтобы кто-то попытался пойти вслед за ними или остановить их. Стоит им оказаться в стенах гигантского здания, как Сокка слышит их: приглушенные звук спорящих голосов, которые раздаются прямо из-за той самой двери, куда они направляются. Гомон становится тем громче, чем ближе они подходят, и у самого входа они останавливаются, чтобы обменяться опасливыми взглядами. Зуко кивает — едва заметный наклон головы, и этот жест оказывается гораздо более успокаивающим, чем можно было подумать. Сокка кивает в ответ; он внутренне собирается. Он распахивает гигантские двойные двери, и немедленно становится совершенно ясно, почему снаружи звуки казались настолько исступленными. Из всех присутствующих в комнате только отец сидит на своем обычном кресле во главе длинного прямоугольного стола, который стоит на приподнятой платформе в центре зала. Остальная часть Совета сгруппировалась возле одного конца стола в противоположность восьми советникам Зуко, которые заняли другую часть стола прямо напротив. Сокка и Зуко вступают в комнату, но никто из присутствующих, кажется, даже не замечает их появление, поскольку они слишком заняты, пытаясь перекричать друг друга. Взгляд Сокки почти немедленно падает на Юи, которая выделяется в царящем в комнате хаосе как единственная пассивная фигура. Она сидит вместе со своими соплеменниками, молча уставившись в стол, и каким-то образам её присутствие кажется менее заметным, чем обычно. Её руки аккуратно сложены и спрятаны в рукава, а выражение лица — холодное и нечитаемое. Одинокая в своей неподвижности и безмолвии, она прекрасна — так, как прекрасны бывают статуи: она безупречно идеальна — и при этом совершенно безжизненна. Кто-то за столом кричит что-то о торговых сделках и ценах на зерно, и советник Амка поднимает голову от кипы развернутых перед ней свитков, чтобы спросить: — Дал ли Хозяин Огня на это добро? Или вы забрали своё слово — его слово — руководствуясь лишь собственной волей? — В наших намерениях не было попытки «забрать» чье-то слово, — резко отвечает один из советников Зуко — низенький человек с гнусавым голосом. — Мы всего лишь хотели сообщить, что, возможно, наш график нуждается в пересмотре, поскольку… Советник Икулак — согласно характеристике его отца, самый несносный среди членов Совета, — резко хлопает ладонью по столу. — Мы проявили бы больше понимания, если бы вы предоставили нам хоть какое-то объяснение…. По всей видимости, все они слишком увлечены спором, чтобы заметить, что теперь они в зале не одни — и Сокка начинает сомневаться, что их заметят, если они ничего не предпримут. Вероятно, что Зуко рассуждает так же, поскольку он поднимает ладонь к лицу, и прежде чем Сокка успевает сообразить, что происходит, он громко кашляет — всего лишь раз — в сомкнутый кулак. Все до единой головы в комнате резко оборачиваются в сторону двери. Сокка остаётся на своём месте, но Зуко делает ещё один шаг вперёд. Ещё этим утром, когда Зуко и его советники заметили присутствие Сокки в его покоях, в комнате немедленно наступило гробовое молчание. В этот раз всё совершенно иначе. Теперь голоса немедленно становятся значительно громче, и разговор становится ещё более встревоженным. — Мой принц, — обращается один из советников Зуко, — что Вы здесь делаете? — В вашем присутствии нет необходимости, Ваше Высочество, — настойчиво добавляет другой. Ещё один из них, кажется, готов взмолиться: — Прошу Вас, позвольте нам самим уладить… Советники Канак и Икулак же напрочь игнорируют новоприбывших, пытаясь вернуть к себе внимание делегации Страны Огня, но советник Нанук и советница Амка с интересом разглядывают их. Увидев Зуко, советница Парса обращается к нему: — Ваше Высочество, прошу, объясните, что Ваши советники имели в виду, когда сообщили… — В этом нет необходимости, — пронзительным голосом перебивает её четвертый советник, и затем они вновь возобновляют перепалку, на этот еще более яростную, чем прежде. Когда Зуко и Сокка объявили о своём присутствии, Юи, как и все, резко вскинула голову, но в отличие от других, которые вновь вовлеклись в дискуссию, внимание Юи не ослабло; она наблюдает за ними. В её взгляде нет радости или облегчения, но Сокка не видит и гнева или печали; вообще-то, её лицо лишено всякого выражения — совершенно непроницаемо по сравнению даже с её обычной скромной или даже сдержанной манерой держать себя. До этого Сокка никогда не видел на её лице такого выражения, и это тревожит его сильнее, чем если бы там была ярость или несчастье или даже ужас. Но он не успевает изучить его подробнее — как только она замечает взгляд Сокки, Юи отворачивается. В конце концов сквозь гвалт прорывается голос отца. Отец поднимает в верх ладонь и произносит: — Принц Зуко. Нам сообщили, что Вы не сможете встретиться с нами сегодня, иначе мы бы послали за Вами. — Его голос звучно прокатывается по залу. — Нам, однако, так и не сообщили причину, — рычит советник Канак, и несколько других членов совета согласно кивают. — Быть может, принц лично просветит нас об этом? — В этом нет необходимости, — быстро возражает один из советников Зуко, — низенький с пронзительным голосом, — но отец качает головой. — Прошу прощения, министр Яо, но я должен не согласиться. Всё, что вы смогли нам сообщить, это что из-за непредвиденных обстоятельств, — произносит он, выговаривая слова так, как будто это нечто утомительное и безвкусное, — помолвка должна быть отложена. На неопределенный срок. — Именно! Всего лишь отложена — не отменена. — Едва ли это лучше, — рявкает советница Амка, — когда нам обещали помолвку в самом скором времени. Хотя едва ли нам стоило этого ожидать, учитывая, что сделку мы заключили с… Мужчина с тонкими усиками багровеет и обрывает её, едва не брызжа слюной: — Я не думаю, что это… — Это неважно, — вклинивается отец, успешно положив конец тому, что, Сокка подозревает, грозило в конце концов вылиться в настоящую потасовку. — Я уверен, что наши гости из Страны Огня имели веские причины запросить эту… отсрочку. Теперь же, когда принц здесь, он может лично объяснить, почему это необходимо. — Он поворачивается к Зуко, и его лицо и голос смягчаются. — Ваше Высочество, я не имел намерения ставить Вас в затруднительное положение, но мы все немного сбиты с толку. Зуко делает ещё один шаг вперёд. Сокка повторяет, держась слегка позади него, но ненамного. — Это совершенно понятно, — говорит Зуко, расправляя плечи и вскидывая вверх подбородок; он держит себя как и подобает тому, кто носит титул принца. — Я прошу прощения за неразбериху и прошу не винить в этом моих советников, или судить по этому недопониманию обо всей Стране Огня. Я не мог предположить, что мои советники захотят обсудить с вами происходящее так скоро, но могу вас заверить, что они лишь пытались смягчить неизбежные последствия моих собственных действий. К сожалению, — объявляет он, бросив взгляд своих советников, которые явно очень нервничают, — их понимание моих намерений было неполным, что, как я уверен, стало одной из причин возникшего переполоха между сторонами. — Великолепно, — отзывается отец, хлопнув в ладоши. — Тогда не будете ли Вы любезны прояснить его? — Э… — Зуко колеблется, внезапно выглядя не таким уверенным. — Верно. Проблема в том… — На этом этапе не должно было быть проблем, — обрывает его советник Икалак. — Это соглашение было тщательно выверено… — Прошу меня простить, — перебивает Зуко. Он произносит слова со всем авторитетом, что принадлежит ему по праву рождения, и советник Икалак замолкает (хотя делает ли он это из искреннего уважения или же только от изумления, Сокке сказать не может). — Не сочтите за неуважение, — говорит Зуко, — но мне есть, что сказать — и я хочу, чтобы меня услышали. — Он медленно обводит взглядом зал, как если бы провоцируя кого-то возразить ему. Но все молчат. — Я полагаю, — продолжает он, когда становится ясно, что никто не собирается ему возражать, — что мы все признаём, что несмотря на труд, который был потрачен на создание этого соглашения, этот документ не идеален. В истории едва ли найдётся пример хотя бы одного идеального документа, и всё же я пришел к осознанию, что недостатки этого конкретного соглашения… — Он затихает. Сглатывает. — Слишком велики, чем я мог бы это вынести. — Принц Зуко, — говорит один из советников, резко поднимаясь на ноги, — прошу прощения, что перебиваю, но если вы только позволите нам… — Министр Мурата, — говорит Зуко твёрдо, — прошу, сядьте. Я не закончил. Лицо Мураты искажается в гримасе, но он не спорит. Он садится, выглядя при этом скорее сдавшимся, чем пристыженным, и Зуко вновь оборачивается к Совету. — Учитывая всё сказанное, — продолжает Зуко, — я понимаю, что это перемирие — это одно из самых значимых соглашений в культурном и историческом смысле. Я всем сердцем верю в его важность, и поэтому я не имел намерения нарушить его. Вместо этого я намеревался изменить его таким образом, чтобы он позволил мне исполнить мои обязательства перед моим народом — и миром — без всяких оговорок. — Изменить его? — советница Амка склоняется вперёд, выражая осторожный интерес. — Какие же аспекты вы предлагаете изменить? — Только один, — говорит Зуко, — и это не предложение. Я не буду сочетаться браком с принцессой Юи. — Кто дал вам на это полномочия? — требовательно спрашивает советник Канак. — Ратификация этого перемирия целиком основывается на браке! — кричит другой советник. — Цены на зерно уже вступили в силу! — вскрикивает еще кто-то. — Прошу вас, — поднимает голос Зуко, игнорируя их всех, — позвольте мне объяснить. Советник Икулак, который только открыл рот, чтобы предъявить новую претензию, опускается обратно на место и скрещивает руки на груди. Остальные следуют его примеру. — И хотя я не буду сочетаться браком с принцессой Юи, — продолжает Зуко, нервничая чуть сильнее, когда всё внимание вновь направлено исключительно на него, — я полагаю, что была найдена достойная альтернатива. — А… Альтернатива? — осторожно спрашивает один из советников Зуко — тот, которого отец назвал «министром Яо». — Да, министр, — произносит Зуко, чуть выпрямляясь. — Сокка, сын Верховного Вождя Южного Племени Воды, предложил мне свою руку вместо принцессы Юи. Глаза министра Яо распахиваются. — Он… — Он попросил меня выйти за него, — подтверждает Зуко, прежде чем тот успевает договорить. — И я сказал да. (Если это и ложь, то небольшая. Что Зуко сказал, когда Сокка впервые спросил его, это «Ты же не всерьез». Вовсе нет, поклялся тогда Сокка. Я совершенно серьезен. Быть может, я вообще никогда больше не пошучу. Это не смешно, Сокка, рявкнул Зуко. Мне нужно чтобы ты понимал, что делаешь. Быть может, это будет не сегодня, не завтра и даже не через год, но однажды — однажды ты об этом пожалеешь. Ты застрянешь со мной и будешь жалеть о том, что я не отговорил тебя от этого. Мне не нужно это понимать, и я никогда не пойму, сказал в ответ ему Сокка, потому что это неправда. Я влюблен в тебя. Я был влюблен в тебя уже какое-то время, хотя до меня это слишком долго доходило, и я собираюсь оставаться влюбленным в тебя несмотря на всё, что случится после этого. Так долго, как ты захочешь — так долго, как ты мне позволишь — потому что я никуда не собираюсь. Ты лишаешься будущего с кем-то другим. Зуко говорит это, словно предупреждение, но Сокка только качает головой. Я ничего не лишаюсь. Но это часть истории — не для других. Эта часть только для них, и никому из них не нужно знать, ничего, кроме этого: Сокка сказал «выходи за меня», и в конце концов Зуко улыбнулся, застенчиво, но уверенно, и сказал «да»). Реакция на объявление Зуко кажется на удивление сдержанной. В этот раз никто не кричит; комната не взрывается звуками; никто не качает головой или сотрясает кулаками. В зале царит молчание. Кажется, что даже советники Зуко лишились дара речи от изумления, хотя выражения их лиц демонстрируют целый спектр эмоций от ужаса до ошеломления и даже гнева. — Сокка… — В конце концов напряженным голосом начинает отец, выглядя ненамного менее шокированным, чем все остальные за столом. — Это была твоя идея? Хотя до этого момента Сокку по большей части игнорировали, теперь все в комнате разом поворачиваются к нему — кто-то кажется сбитым с толку, кто-то в ярости, а кое-кто даже кажется впечатлен. Отец смотрит на него обеспокоенно и с опаской. Глаза Юи смотрят в точку где-то над головой Сокки, но её губы плотно сжаты. — Моя, — подтверждает Сокка, наконец-то делая шаг вперёд, чтобы встать рядом с Зуко. — В этом есть смысл, и это работает. Или — должно сработать. Мой статус по сути такой же, как и у принцессы Юи, так что брак будет иметь такое же политическое значение. По сути, ничего не изменится — мы не предлагаем отозвать поправку о ратификации браком. Брак всё ещё состоится. Просто… не совсем тот, который ожидали. — Честно говоря, — говорит советник Канак сурово, — я задаюсь вопросом, стоит ли вообще продолжать работу над этим перемирием. Нас ввели в заблуждение, что Страна Огня в полной мере привержена придерживаться наших договоренностей, однако… — Так и есть! — дерзко возражает Зуко, и его тщательно поддерживаемая иллюзия самообладания не выдерживает. — Я привержен, но… — Вы ясно дали понять, что считаете брак с принцессой Юи невыносимым исходом событий, — выплёвывает советник Канук в ответ. — Это смертельное оскорбление как Её Высочества, так и её сестринского Северного Племени — и позор для Южного Племени Воды, — продолжает он, прожигая Сокку взглядом. — Подумать только, что один из нас мог замыслить такое предательство, всё это время действуя за её спиной… — Канук, — резко начинает отец, но Сокка оказывается быстрее. — Прошу прощения, советник, — рявкает он, прежде чем успевает остановить себя, — но мы ничего не замысливали ни за чьей спиной. Всё, что происходило до момента испытания, целиком соответствовало нашим традициям. — Ну, думает он про себя. Или почти целиком. — Я делал всё так, как и должен был, и то же самое верно в отношении Зуко. Это решение — вся эта затея — мы пришли к ней только лишь сегодня. — Вмешательство в последний момент, — тянет советник Икулак. — Как вдохновенно. — Всё это, конечно, очень трогательно, — допускает советница Парса, — но есть и другие аспекты, требующие рассмотрения. Вы, как и все присутствующие, в курсе, что Северное и Южное Племена Воды не взаимозаменяемы, — говорит она, глядя на Сокку поверх своих маленьких очков, — и условия, определяющие перемирие, были специально составлены таким образом, чтобы обозначать союз между Страной Огня и Северным Племенем Воды. Многие из условий Царства Земли так же особо обозначали конкретное Племя… Она продолжает говорить, но Сокка перестаёт слушать. Вместо этого он фокусирует своё внимание на Юи, которая вновь опускает глаза. Её взгляд кажется жёстким, а челюсть стиснута; спина напряжена и выпрямлена до предела, как если бы она держала осанку, беря в пример неприступные горы. Для всего остального мира она кажется гордым узником — но ведь это полная противоположность реальности, не так ли? Особенно теперь. Она наверняка осознала, что помолвка Сокки с Зуко означает, что она теперь свободна от обязательств ему — она вольна отправится домой, выбрать любовь, так, как Сокка всегда и говорил ей. Так почему, гадает Сокка, она выглядит вот так? Почему её глаза такие — стеклянные и немигающие? Почему сейчас она отказывается смотреть на Сокку — когда раньше они всегда находили друг в друге поддержку? Что означают её нахмуренные брови? Её сжатые в узкую полоску губы? — Что насчет принцессы Юи? — перебивает он. Советник Нанук, который, по всей видимости, заговорил в тот момент, когда Сокка отвлёкся, хмурится. — А что насчёт принцессы? — Это же касается и её, так ведь? Разве мы не должны спросить, что думает она? — Поскольку это не со стороны принцессы поступает возражение, я едва ли понимаю… — Но в этом же и есть вся проблема! — настаивает Сокка. — В этом всё и дело! Вы все так сосредоточены на — на ценах на зерно и на политических расчетах, что вы ни разу не остановились подумать, чего на самом деле хотят Зуко или Юи. Вы говорите о торговых сделках там, где вы должны были говорить о них. Где вы должны были говорить с ними. Отец задумчиво постукивает костяшками по столу. — Мой сын привел прекрасный аргумент. Я едва ли могу представить, чем может повредить обсуждение их точки зрения, и мы уже услышали, что на этот счёт думает принц Зуко — кажется только честным позволить высказаться и принцессе Юи. Ваше Высочество, — говорит он, повернувшись к принцессе Юи, — у вас есть мысли, которыми Вы бы хотели поделиться на этот счёт? Долгое время Юи хранит молчание. — Не примите за неуважение, Вождь Хакода, — говорит она наконец, в конце концов поднимая глаза, — но до сих пор то, что я думаю на этот счёт, не повлияло ни на единое слово в этом перемирии. Я затрудняюсь понять, какое значение это может иметь сейчас. У Сокки перехватывает дыхание. Лицо отца искажается от эмоции, напоминающей сожаление. — Вот видите, — говорит советник Нанук, — принцесса понимает, что это политический расчёт, на который её точка зрения не влияет. — Я сказала не это, — произносит принцесса Юи, и возможно, в первый раз за всю её жизнь в её голосе звучит резкость. — Я только сказала, что с трудом верю, что после всего произошедшего в этом зале есть хоть один человек, которому по-настоящему небезразлично то, что мне есть сказать на этот счёт. Произнося это, она смотрит на Сокку. «И даже тебе», — не произносит она вслух, но Сокка всё равно это слышит, и осознание настигает его как удар дубинкой по голове — так резко, что у него почти кружится голова. Юи никогда не хотела замуж за Зуко, но она была настроена сделать то, что было лучше для её народа, и она верила, что Сокка уважает её достаточно, чтобы позволить ей принять это решение. Она доверилась ему в том, что он не станет пытаться принимать её решения за неё — так же, как это делал весь остальной мир — но теперь всё выглядит так, будто Сокка сделал именно это. Что бы Юи не думала на счет разрыва этой помолвки, оно было испорчено этим — мыслью о том, что Сокка, которому она доверяла, который должен был знать лучше — быть лучше — взял ответственность за её жизнь в свои руки. До этого у Сокки не нашлось слов, чтобы описать выражение лица Юи, но теперь он их нашел — это было лицо человека, переживающего полное и абсолютное предательство — и виной этому был только Сокка. — Юи, — зовёт он в отчаянии, перебивая какого-то из советников Зуко, совершенно не заботясь этикетом или правилами приличия или чем угодно, не видя ничего, кроме боли, которая теперь так внезапно очевидно читается в её глазах, — это не то, что ты думаешь. Клянусь Туи и Ла. — Прошу прощения, молодой человек, — говорит один из советников враждебно — но Сокка обрывает его. — Она должна знать, — говорит он с пылом, и советник возмущенно выдыхает на его грубость. Отец шлет ему предупреждающий взгляд, но Сокка не обращает на них обоих внимания — он смотрит только на Юи. — Ты должна знать, — повторяет он, наблюдая, как вновь напрягается уголок её рта. — Я не пытался — спасти тебя от себя, или взять на себя твою ношу, или что бы ты про это не думала. — Сокка, — говорит она ровно, — я прекрасно понимаю, как люди воспринимают меня. И я прекрасно понимаю, как меня воспринимаешь ты. Я знаю, что ты беспокоился о том, что мной пытаются воспользоваться, и знаю, что ты считаешь, что знаешь, что для меня будет лучше… — Юи… — Но, — с нажимом продолжает она, и в её голосе снова прозвучала та резкость, которую он впервые услышал от неё только несколько минут назад, — могу тебя заверить, что я более чем в состоянии принимать решения самостоятельно. Быть может, мои приоритеты не такие, как у тебя, но я знаю своё место, и я помню про свой долг, и мне не нужно твоё или чьё-то ещё указание, как или когда мне позволено его исполнить. Я знаю, что ты не согласен со мной, но я думала — что из всех них я могу рассчитывать хотя бы на тебя, или что, во всяком случае, ты доверишь мне самой сделать свой выбор… — Дело было совсем не в этом! — Тогда в чём же, Сокка? — требует ответа она. На его имени её голос ломается, и от этого что-то надламывается и у него в груди. — Что тогда вообще могло стать причиной? — Всё дело в нём! — восклицает Сокка, с легким отчаянием указывая в сторону стоящего рядом с ним Зуко. — Всё дело в Зуко. В Зуко, и в том — в том, что я его люблю. — Он понимает, что до этого момента он этого не говорил — не перед Юи, и уж точно не перед Советом — но сейчас слова лежат тяжелым, обжигающим грузом у него на языке, как будто вот-вот прожгут дыру, если Сокка не выплюнет их немедленно. — Я люблю его, — произносит он размеренно. — Дело не в торговых сделках, или политике, и даже не в тебе, и это никогда не было об этом, и я знаю, как эгоистично это звучит, но это правда. Я просто люблю его, — снова говорит Сокка, надеясь, что со стороны его слова звучат не так уязвимо, как они ему слышатся. — Всё дело всегда было только в этом. Его бок обдаёт теплом, потому что Зуко берёт его за руку. Он не упускает то, как глаза каждого человека в этой комнате сосредотачиваются на точке их контакта, но не обращает на них ни малейшего внимания. Вместо этого он смотрит на Зуко — и оказывается застигнут врасплох легчайшей, нежнейшей улыбкой, которую он когда-либо у него видел. Зуко выглядит так, как будто даже не осознаёт, что улыбается; как будто он даже не замечает, что в комнате есть ещё кто-то, кто может увидеть, как он смотрит на Сокку. Сокка переплетает их пальцы и вновь оборачивается к их зрителям. Первый, кого он видит, это его отец, который кажется шокированным — но не расстроенным. Беглый взгляд вокруг показывает, что примерно то же выражение разделяют почти все сидящие за столом, и Сокка замечает, что пара менее сдержанных советников кажутся едва ли не позабавленными. Юи же — Юи смотрит так, как будто её только что коснулся спустившийся с небес дух. — Ты любишь его, — говорит она голосом таким тихим, что он практически неотличим от шёпота. Это не вопрос. — И — и принц Зуко, — говорит она со внезапной настойчивостью, — вы тоже любите его? Зуко на миг сжимает ладонь Сокки в своей. — Люблю. Юи медленно кивает. — Тогда… тогда мне есть что сказать по поводу этого соглашения, — произносит она. — Если Совет дозволит мне высказаться. — Прошу вас, — говорит всё ещё ошеломленный отец, махнув ей рукой, — не сдерживайтесь. Юи благодарно кивает ему, затем встаёт. — Принц Зуко и я, — начинает она медленно, — согласились пожениться во имя мира, долга и чести. Как, полагаю, многие из вас, я была уверена, что наша преданность этим добродетелям будет достаточным основанием для того, чтобы поддержать соглашение, на основе которого будет заключен наш брак. Без сомнения, долг и честь это важнейшие качества, но сейчас я понимаю… Иначе говоря, я полагаю, что для того, чтобы излечить наши раны, этого недостаточно. Нужно нечто большее, — говорит она, указывая на Сокку и Зуко — на их переплетенные пальцы. — И это любовь. — Этот союз не должен быть про ратификацию бесстрастного перемирия, или про почтительное согласие исполнять договоренность между сторонами. Наши народы не должны пытаться заключать мир, потому что это кажется следующим логическим шагом, или потому что от нас этого ожидают — мы должны делать это, потому что заботимся друг о друге, потому что мы хотим гармонии и восстановления баланса, утраченного миром во время войны. Брак по договоренности не поможет этого достичь — и вполовину не так хорошо, как брак, что рождён в любви. Любовь — это то, как мы исправим этот мир, — говорит Юи, и хотя её голос слегка дрожит, от этого он не кажется менее сильным. — Я не могу найти лучшего олицетворения того наследия, ради которого и было написано это соглашение, чем брак, который отражает именно это. Она вежливо кланяется и опускается на своё место. Долгий миг в зале царит молчание. Отец становится первым, кто решает его нарушить. — Я думаю, что все в этой комнате согласятся, если я скажу — отлично сказано, Ваше Высочество, — он поворачивается к советникам Зуко. — Могу я узнать, что об этом думают наши гости из Страны Огня? Высокая женщина — кажется, Сокка слышал, как её называют министр Имаи, — поджимает губы, от чего они превращаются в узкую линию. Она бросает взгляд на мужчину рядом с собой, который склоняется и что-то бормочет ей на ухо. Женщина с другой стороны тоже склоняется к ним, как и несколько других советников, и даже через ползала Сокка может разобрать слова «Хозяин — милосерден — любимый — племянник». Долгий миг министр Имаи пронзительным взглядом смотрит на советника рядом с собой, затем сцепляется взглядами со строгим на вид мужчиной на другом конце стола. Он глядит в ответ, сузив глаза, затем поворачивается лицом к Зуко. — Это правда, Ваше Высочество? — спрашивает он скрипучим голосом, склонившись над столом, чтобы смерить их взглядом. — Что Вы и он… влюблены? — Это правда, — отвечает Зуко. Сокка слышит в его голосе улыбку. — И очень сильно. — И Вы были бы благосклонны к этому браку? — почти с надеждой в голосе спрашивает другой мужчина — министр Яо. — Я был бы, — говорит Зуко, и на этот раз улыбка не только слышна в его голосе, но и открыто для всего мира играет на его губах. — Тогда, — говорит министр Имаи, кивая обоим советникам, что только что с ним говорили, — наша делегация не имеет возражений. Разумеется, это необычно, и, конечно, предложение руки и сердца члену королевской семьи обычно должно быть одобрено самим Хозяином Огня, но… — Она смотрит на мужчину со скрипучим голосом, который, качнув головой, снова склоняется вперёд. — Мы не можем говорить от лица Хозяина Огня, — произносит он, — но выражаем осторожное предположение, что Его Величество отнесется к помолвке своего племянника с куда большим энтузиазмом, если узнает, что Его Высочество принц Зуко выбрал своего избранника самостоятельно. Отец кивает. Он отворачивается от них, но вместо того, чтобы обратиться ко всем присутствующим, как он этого ожидал, он смотрит на Сокку. — И Сокка — сынок. Ты правда этого хочешь? — Да, — говорит Сокка, и это ощущается как клятва. — Я правда очень-очень этого хочу. Долгий миг отец смотрит на него, после чего вновь поворачивается к Совету и министрам Зуко. — Я полагаю, — говорит отец, — что принцесса Юи сегодня продемонстрировала впечатляющую мудрость. Однажды она станет прекрасным предводителем — но я не думаю, что это произойдет рука об руку вместе с принцем Зуко. Сокка забывает, как дышать, но его сердце начинает бешено колотиться в груди, словно сорвавшись с цепи, от первых проблесков надежды. — Этот брак, — продолжает отец, — призван олицетворять союз между нашими народами. Лично я не могу придумать лучшего воплощения этому, чем союз двух людей, которые делают это не потому что должны — или верят, что так будет правильно — но потому что они любят друг друга. Если мир и правда надеется исцелиться, то для этого нужно, чтобы люди делали этот выбор потому что они верят в него — потому что они его хотят, — и это миру нужно больше, чем чтобы люди делали этот выбор из одного только чувства долга, — он улыбается. — И по моему личному мнению, Её Высочество совершенно права. Это лучший исход, который мы только могли себе представить. Он снова смотрит на Сокку, и его лицо и голос очень мягкие, когда он произносит: — Я даю своё благословение. Сокка не говорит ничего, только с благодарностью кивает, пытаясь проглотить подступающие к глазам слёзы. Отец поворачивается к совету. — Я представляю это решение на голосование. Все ли согласны изменить для этого соглашение? Повисает пауза — такая долгая, будто она длится тысячу лет, и затем, затем, затем… — Согласна, — произносит советница Парса. — Согласен, — подтверждает советник Нанук, и потом трое оставшихся советников произносят своё согласие в унисон, и советники Зуко все вежливо кивают, вполголоса переговариваясь между собой, уже споря о том, как лучше представить новости Стране Огня. Сокка улыбается. Он поворачивается к Зуко, и Зуко улыбается ему в ответ, и эта улыбка на его лице ощущается как величайшее достижение в жизни Сокки. — Конечно, это решение должны будем принять не только мы, — говорит отец. — Нам нужно будет обсудить это и с нашим сестринским племенем и, я полагаю, с Хозяином Огня и его советниками — но это уже наша забота, — он указывает в сторону стола, где сидят члены Совета и советники Зуко, на лицах которых читаются в равной степени благоволение, изумление и облегчение. — Совету предстоит написать несколько писем касательно изменений в перемирии. Надеюсь, королевские советники Его Величества пойдут нам навстречу, — говорит он Зуко, который машинально кивает, всё ещё разрываясь между ликованием и ошеломлением. Сокка ещё крепче стискивает ладонь Зуко. Тот делает шаг, чтобы оказаться ещё ближе, и теперь они стоят, соприкасаясь колено к колену, бок о бок, плечом к плечу. Сокка вновь переводит взгляд на отца и видит, как тот гордо улыбается ему. — Я провожу своего сына, — говорит он, выходя из-за стола. — Принц Зуко, принцесса Юи. Вы, разумеется, вольны остаться, если хотите, но это не обязательно. Зуко не отодвигается от Сокки ни на волос. Юи грациозно — впрочем, как и всегда, — поднимается на ноги и следует за ними к выходу. — Пап, — говорит Сокка, когда двери за ними закрываются и они оказываются на достаточном удалении от дверей Совета, — ты что, плачешь? Отец просто улыбается как никогда широко и ни на миг не пытается спрятать влажные глаза и щеки. — Что стало с этим миром, если гордому отцу уже нельзя проронить и слезинки? — спрашивает он. Его шаг замедляется, и он оборачивается к остановившемуся Сокке. — Больше всего на свете — и я говорю это не просто так — я хочу, чтобы ты и твоя сестра были счастливы. Я не ожидал, что ты найдёшь своё счастье так, но я рад — так рад — что это случилось. — Это… самое сентиментальное, что я только слышал в своей жизни, — говорит Сокка чтобы тоже не начать плакать вместе с ним. — А я ведь вырос вместе с Катарой. Отец игриво поднимает бровь. — И от кого, ты думаешь, она этого нахваталась? Сокка хохочет, и всё ещё тепло улыбающийся отец поворачивается к Юи. — Я говорил совершенно искренне, Ваше Высочество, — говорит он ей. — Вы проявили сегодня впечатляющую мудрость. Северному Племени Воды повезло, что вы в числе его предводителей, а нам на Юге повезло называть вас своим союзником — и своим другом. — Благодарю Вас, Вождь Хакода, — отвечает Юи, грациозно кланяясь, — но эта заслуга исключительно ваша. Здесь, в Южном Племени Воды, я узнала о дружбе больше, чем где-либо ещё за всю свою жизнь. Быть в числе ваших друзей — это честь. Отец улыбается и возвращает ей поклон. Он поворачивается к Зуко, который немедленно напрягается. — Принц Зуко, — говорит отец. — Вы уже выполнили все условия, которых требуют наши традиции, так что больше Вам нет нужды ничего доказывать. Конечно, нам предстоят кое-какие политические игры, но я не думаю, что вам следует об этом сильно волноваться. Как только обручальные ожерелья будут готовы — и как только вы оба сами этого захотите — помолвка может быть признана официальной. — Точно, — отзывается Зуко. — Да, сэр. Разумеется. Отец хлопает Зуко по плечу и улыбается, глядя на него сверху вниз с выражением отеческой гордости, которую стоящий в паре шагов от них Сокка чувствует практически кожей. — Вы хороший человек. Вашему народу повезло с вами — как и Сокке. Я с нетерпением жду, что будущее готовит для Вас и моего сына. — Спасибо, сэр, — отвечает Зуко, кланяясь ниже, чем предписывает церемониал — хотя Сокка практически уверен, что это всего лишь попытка скрыть отчаянно расползающийся на щеках румянец. — Я — я буду изо всех сил стараться, чтобы оправдать такую оценку. Отец только смеётся. — По моему мнению, Вы уже это сделали, — он отпускает плечо Зуко и кланяется в последний раз. — Вам троим стоит передохнуть, — говорит он. — Вы все это заслужили. Увидимся за ужином, после того как я закончу письмо Хозяину Огня. * Они возвращаются во дворец вместе. Хотя никто не упоминает направление, они молча, не сговариваюсь, все вместе следуют в сторону комнат Юи. — Юи, — говорит Сокка, когда они уже почти достигли дверей, — я просто — я хотел, чтобы ты знала, что мы хотели сказать тебе первой. — Мы собирались сказать Вам первой, — добавляет Зуко. — Мы пришли сюда, чтобы найти Вас, но Вас уже не было. Так мы и оказались на заседании Совета — мы узнали, что Вы ушли туда. — Вы делали, что могли, — отвечает Юи с большим великодушием, чем Сокка считает, что он заслуживает. — То, что случилось потом, не ваша вина. Я знаю, что вы не хотели никому причинить боли. — Я правда не хотел причинить тебе боль, — настойчиво подчеркивает Сокка, — но это не значит, что этого не произошло. Я… Духи, Юи, мне так жаль, что ты узнала обо всём так. Это просто… взяло и случилось. И конечно же я хотел рассказать тебе, но я даже не думал о том, что может случится, если я не расскажу тебе. — Он глядит в пол, внезапно чувствуя себя ребенком. — Ты должна была узнать первой. Прости, что всё случилось не так. — Я верю тебе, — легко отвечает Юи, и её черты смягчает слабая, нежная улыбка, — я прощаю тебя. И ты прости меня, — она бережно опускает ладонь на его плечо, и он поднимает на неё глаза. — Я же знаю, что ты за человек. Мне следовало знать, что ты бы не стал обращаться со мной так, как… как я обвинила тебя. — Ты не сделала ничего плохого, — говорит Сокка, и Зуко искренне кивает, поддерживая его. — Я чувствовала усталость, — произносит она, — и поэтому не мыслила ясно. — Усталость? — переспрашивает Сокка. Она не выглядит так, словно страдает бессонницей. Юи тихо вздыхает. — Это слово, которое я использую, — признаётся она, — когда пытаюсь дать этому чувству имя. Я устала от того, что люди считают, что я нуждаюсь в опеке. Устала от того, что они думают, что я не способна говорить за себя — что они считают, что знают, что для меня будет лучше. Я всё еще чувствую усталость от всего этого, — продолжает она, — но я всегда знала, что ты уважаешь меня слишком сильно, чтобы вести себя так же. Я изначально не должна была сомневаться в тебе. — Юи, — говорит Сокка мягко, — ты не обязана так жить. — Сегодня было лучше, — заверяет его Юи, и её улыбка становится чуть более искренней. — Было… здорово. Для разнообразия дать людям понять, что я чувствую. И у меня есть предчувствие, что теперь всё будет только лучше. Я всё ещё придерживаюсь того, что я сказала — для меня нет ничего важнее моего народа. Это всегда будет так, но… может быть, где-то между честью и долгом есть немного места для моего собственного счастья. Возможно, за него придётся сражаться, — говорит она, и её глаза поблёскивают, — но ты показал мне — вы оба показали — что есть перемены, за которые стоит бороться. — Не знаю, можем ли мы взять на себя ответственность за это, — говорит Сокка, сжимая ладонь Зуко в своей, — но ты знаешь, что я всегда рад помочь. Юи кивает, и её улыбка становится шире. — Я не сказала этого раньше, — говорит им она, — но я так рада за вас обоих. — И я рад, — говорит Сокка, ухмыляясь так широко, что его щекам почти что больно, — Духи, — хрипло смеётся он, — ты даже представить не можешь, насколько я счастлив. — Думаю, что могу, — говорит Юи негромко, снова взглянув на их переплетенные пальцы. Её глаза сияют, когда она переводит взгляд обратно на лицо Сокки, и улыбка становится немного дрожащей. Она издаёт смущенный, прерывистый смешок. — Прости, — говорит она. — Пожалуйста, не обращай внимания, я просто… — она смеётся, и Сокка с изумлением замечает, что её глаза влажные. — Принцесса, Вы в порядке? — слегка встревоженно спрашивает Зуко. — Зови меня Юи, — отвечает она. — И я не просто в порядке. Я чувствую себя замечательно. Всё замечательно, — она снова смеётся, и теперь совершенно очевидно, что в её глазах стоят слёзы. Сокка отпускает ладонь Зуко, чтобы шагнуть к ней и обхватить Юи за плечи. — Всё хорошо? — спрашивает он, обеспокоенно оглядывая её. — Нам нужно отвести тебя к кому-то, или… — Сокка, — перебивает она, улыбаясь так искренне, что практически сияет, — всё хорошо. Я не расстроена. — Но ты плачешь, — и так и было — его и правда впрямь обеспокоило, как быстро слёзы заструились по её лицу, срываясь с подбородка. — Я счастлива, — настойчиво отвечает Юи. Она снимает его руки с плеч, чтобы взять их в свои, по одной его ладони в одну её. — Так счастлива за тебя и за Зуко, и за то, что вам довелось выбирать, — она говорит это слово с пылом, удерживая на языке, будто драгоценность. — Вам довелось выбирать, и вы выбрали любовь, и если бы я провела всю свою жизнь, воображая это, не думаю, чтобы я смогла представить что-то столь же прекрасное. — Ты заслуживаешь намного большего, чем просто мечтать об этом, — говорит ей Сокка, сжимая её ладони в своих. — И я говорю это не потому что я пытаюсь навязать тебе, что делать, я просто… — ты мой лучший друг, понимаешь? — А ты — мой, — отвечает она, улыбаясь сквозь слезы, — и ты собираешься жениться. Мой лучший друг собираться жениться. — Она смеётся и обнимает его, и она так и не прекратила плакать, и он так сильно любит её, но ещё он начинает понимать, как сильно отличается эта любовь — как сильно она всегда отличалась — от той, что он чувствует к Зуко. (Их невозможно было сравнить. Они и близко друг с другом не стояли). Она отнимает одну ладонь, чтобы неэлегантно вытереть влажные щеки краем рукава. — Мне плевать, что скажет мой отец, или Страна Огня, или Царства Земли, или кто-либо ещё, — сообщает им она. — Всё так, как и должно было случиться. Я знаю это, — и она кажется такой уверенной, такой упрямой, такой ослепительной в своей убежденности, что Сокка не может представить, что кто-то усомнится в её вере. Её глаза и голос и изгиб её улыбки так полны нежности и радости, и так оглушительно искренни, что они просто не оставляют места сомнениям. — Спасибо тебе, — говорит Сокка, чувствуя жжение в своих глазах. — Серьёзно, Юи. Просто — спасибо. Она снова издает смешок, всё ещё немного похожий на всхлип, затем протягивает руку Зуко, который всё это время тепло наблюдал за ними. — Иди сюда, принц Зуко. Я хочу обнять жениха моего лучшего друга. Зуко чуточку розовеет, но не возражает. — Ты можешь называть меня просто Зуко, — говорит он, делая шаг вперёд. Он встаёт рядом с Соккой плечом к плечу, и когда Юи обнимает их обоих одновременно, он подаётся вперёд в её объятия. * Они задерживаются в коридоре ещё на пару минут, после чего Юи удаляется к себе. (Написать письмо отцу, говорит она. Подготовить его к тому, что будет). Сокка и Зуко провожают её взглядами. Когда за ней закрывается дверь, они разворачиваются, чтобы пройти короткий путь до части дворца, где располагаются их собственные покои. Сокка переплетает их пальцы и наслаждается пораженными взглядами, которыми их награждают прохожие. — Я совершенно точно закончу своё обручальное ожерелье раньше, чем ты, — сообщает он Зуко по пути. — Вот увидишь. Зуко издаёт задумчивый звук. — Если бы мы оба начали сейчас, — допускает он, — то, думаю, да. Но учитывая, что твоё уже при тебе… — Он замолкает, чуть поморщившись. — Если ты только не избавился от него? Ноги Сокки замирают. Он застывает посреди коридора — к счастью, за исключением них пустого, — и Зуко, который всё ещё его держит за руку, вынужден остановится вместе с ним. — Всё нормально, если да, — произносит Зуко во внезапной тишине. Звучит так, будто он говорит искренне. — В тот момент ты… злился на меня. Я пойму, если ты избавился от него. — Ты… — Сокка никак не может выговорить слова, чувствуя себя так, будто какая-то часть мозга просто отказала ему. — Каким образом это… — Я оставил его с тобой, — говорит ему Зуко, который выглядит немного неуверенно. — В дворике, после испытаний? Я не собирался, но… наверное, тогда я думал о другом. — Он застенчиво смеётся. — Всё нормально, если ты не… — Нет, — отвечает Сокка. — Я — оно всё ещё у меня, но это — его нельзя так просто заменить. Обручальные ожерелья должны быть… ну ты знаешь. Очень личными. Ты не может просто отдать мне ожерелье Юи, ты должен сделать то, которое предназначается именно мне. — Сокка, — говорит Зуко тихо и немного озадаченно, как будто он не может поверить в то, что это вообще нужно пояснять вслух, — оно было для тебя. Ну конечно оно предназначалось тебе. Ты не можешь не знать этого. Сокка таращится на него. — Для — но ты же не… Зуко качает головой. — Когда я делал это ожерелье, — говорит он, полностью развернувшись к Сокке, — ты был единственным, о ком я думал. Оно всегда было твоим, с самого начала, — он прижимает ладонь к сердцу Сокки; проводит ей по груди, обхватывая затылок. — Для меня всегда был только ты. Сокка делает глубокий вдох. Он медленно выдыхает, считая секунды, но это никак не помогает успокоить судорожное биение в его груди. — Ладно, — говорит он. Он делает еще один глубокий вдох и подаётся вперёд, прижимаясь лбом ко лбу Зуко. — Нам нужно прямо сейчас вернуться ко мне в комнату, чтобы я мог поцеловать тебя. Много раз. Глаза Зуко распахиваются, а щеки розовеют. — Хорошо, — говорит он, но так и не двигается с места. — И чтобы ты мог надеть моё — моё обручальное ожерелье на меня, — говорит Сокка нехарактерно высоким голосом. — То, что ты сделал специально для меня. Нам нужно идти прямо сейчас. — Хорошо, — снова отвечает Зуко, и на этот раз он тянет Сокку за руку, ведя их по коридору. Обручальное ожерелье ждало их, прямо на кровати Сокки, где оно, должно быть, выпало из его хватки где-то в середине ночи. Сокка наклоняет голову вперёд, чтобы Зуко мог встать за его спиной и застегнуть его у его горла. Как только он заканчивает, Сокка оборачивается к нему, притягивая Зуко к себе и на кровать. Он затаскивает Зуко поверх себя и опускает свою ладонь на теплоту его шеи. Он представляет, каково это будет — повторить это действие и ощутить там ожерелье; увидеть толстую полоску кожи, прижатую к его бледной гладкой шее. Его собственный замысел, воплощенный его рукой, устроившийся в ямочке у его горла, всем напоказ демонстрируя, что Зуко принадлежит ему. Так же, как он сам принадлежит Зуко, вспоминает он, и радость от этой мысли едва не захлестывает его с головой. Он тянется и касается подушечками пальцев гладкой кожи его собственного ожерелья. Оно не ощущается как оковы, так, как он всегда думал об этом раньше. Я не думаю, что они имели в виду цепи, сказал ему Аанг целую вечность назад. Звучит так, будто они хотят что-то вроде союза. Это именно оно и есть, думает Сокка: обещание единения — и его начало. Аанг был прав. Каким-то образом он всегда оказывается прав. Зуко приподнимается на локте так, что теперь он нависает над Соккой, и опускает руку вдоль его челюсти. Он пылко прослеживает его черты пальцами, как будто не может поверить, что ему позволено касаться, и скользит большим пальцем по скуле Сокки. Сокка тянется и расслабленно кладет ладонь поверх его запястья — не затем чтобы отстранить его руку, но и не ради того, чтобы удержать её тоже. Он просто делает это, чтобы коснуться его; просто в доказательство того, что он может. Зуко пялится; его взгляд мечется между глазами Сокки, его ртом и обручальным ожерельем вокруг его шеи. — Я люблю тебя, — говорит он тихо, склоняясь, чтобы прижаться быстрым, мягким поцелуем к его верхней губе. — Так сильно. — Я знаю, — говорит ему Сокка. — Я тоже тебя люблю. Я — духи, Зуко, — выдыхает он, внезапно переполнившись эмоциями, — я сделаю тебя таким счастливым. Он целует Зуко в шею, подбираясь поцелуями к его челюсти; позволяет губам замереть у уголка рта Зуко, чтобы почувствовать ими, как он улыбается. — Я начну завтра, — бормочет Сокка. — Как только я закончу, оно твоё. Зуко даже не нужно спрашивать, что Сокка имеет в виду. — Нечестно, что у тебя будет два предложения, а у меня ни одного, — говорит он. — Это как-то неправильно. — Ну, — чуть ухмыляясь — потому что зная, что Зуко этого не увидит— говорит Сокка, — не знаю как ты, но я точно считаю за предложение тот раз, когда ты швырнул в меня обручальным ожерельем и затем сбежал, так что это скорее два против одного. — Угх, — бурчит Зуко, пряча лицо Сокке в шею, его тело в буквальном смысле горит от смущения при напоминании об этом, — это не смешно. Сокка прыскает ему в макушку. — Это хорошо, потому что я не шучу, — чирикает он. — Если тебя это утешит, — добавляет он чуть мягче, — я позволю тебе выбирать, как я это сделаю. Всё, что захочешь. — М-м. Да? — Ага. Я знаю, как ты любишь всю эту романтику. Могу сделать всё по высшему разряду — может быть, привлечь всё племя. Поставим хореографию интерпретационного танца, призванного отражать мою любовь к тебе. — О духи, — говорит Зуко и смеётся, уткнувшись лицом ему в шею. — Нет. — Нет? — спрашивает Сокка. — А что насчет парада? — Ты худший, — говорит Зуко, но в его голосе слышится полное удовлетворение. — О, или — пьеса! Ты же любишь пьесы. Я мог бы написать одну для тебя и поставить её перед всем племенем. Я даже мог бы гастролировать с ней, исполняя во всех крупных городах Царства Земли… мы можем даже сделать мюзикл, — почти ликующе произносит Сокка, хотя и старается говорить негромко. — Подумай о песнях, которые я бы мог написать о нас. Зуко стонет, но не всерьёз, и не особенно протестует. Вместо этого он вжимается губами в его шею, и на какое-то время Сокка забывает про политику и соглашения и международные инциденты. Им еще предстоит немало переговоров и новых соглашений, и мировых лидеров — и целые государства — еще придется оповестить и убедить согласиться с тем, чтобы Сокка занял место Юи. Но сейчас Сокка закрывает глаза и вспоминает то, что Катара сказала о любви — это словно ты живешь в совершенно ином мире, вот только на самом деле изменился не мир. Она была права, думает Сокка. В свете этой любви всё выглядит иначе — даже то, что было истиной уже долгое, долгое время. Война окончена. Аватар вернулся после своего столетнего отсутствия, и каждый день — это новое начало. Семья Сокки в безопасности и счастлива, и его народ снова процветает в мире, который всё ещё расширяется для того, чтобы вместить в себя их. Сокка любит, и он любим в ответ. Мир находился в покое уже тридцать лет, но лишь сейчас, с Зуко в его объятиях, Сокка мог поклясться в том, что он наконец-то был в гармонии.