Секреты глубин малиновых глаз

      Вчерашний день оставил после себя бабочек в животе, даже несмотря на то, что он немного повздорил с Чаном изначально. Это несомненно оставило небольшой осадок в груди, но альфа смог уладить всё до того, как оно разрослось в настоящую проблему, и в итоге они провели вечер хорошо. Они вкусно покушали и много болтали всё время, находя интересующую их обоих тему и избегая любого упоминания прошлого.       Темы для разговоров не заканчивались ещё долго, и через два самых счастливых часа в жизни Джисона альфа ушёл домой, перед этим крепко обняв омегу, шепча на ухо, что он рядом и ему больше можно не бояться. Как только дверь за альфой закрылась, Джисон заплакал.       Но продлилось это недолго, потому что Джисон обещал себе быть сильным, и вытерев слёзы воротником футболки, он отправился в кровать, где сразу же заснул.       Сейчас он лежит и смотрит в окно, откуда лился солнечный свет и раздавалось птичье пение. Мысли о будущем уже не тревожили его, потому что он чётко ощущал присутствие Чана рядом с собой. Джисон в самом деле перестал бояться. Перестал бояться вожаков альф, перестал бояться вести себя таким, какой он есть, рядом с Су и перестал бояться жить. Раньше ему было незнакомо чувство свободы, а сейчас Джисон чувствует себя именно так.       Никто его больше не обидит, потому что Чан уже наругал свою стаю. Никто больше не отправит его на охоту, потому что в этой стае омегам не принято выполнять работу альф. Никто больше не ударит его за непослушание, потому что Джисон и сам будет слушаться вожаков. Никто больше не посмеет прикоснуться к нему против его воли, потому что он под опекой самого Чана. Да, Джисон теперь точно свободный.       Счастливо улыбнувшись от своих мыслей, Джисон сел на кровати и сладко потянулся, протяжно мыча. Он чувствовал себя прекрасно. Не было той усталости, что была вчера, ночью он сладко спал, потому что зарылся в собственную футболку, на которой остался феромон Чана после объятий.       Притянув ворот футболки к носу, Джисон грустно выдохнул, понимая, что запах выветрился. Отпустив ткань, он перевёл взгляд на окно и ощутил лёгкую тоску. Он хотел увидеть альфу, услышать его голос, почувствовать на себе сильные руки.       Нахмурившись, Джисон вмиг помрачнел. Мысли казались странными и чужеродными. Омега никогда ещё не хотел получить чьего-то внимания так сильно, как внимания от Чана. Это желание ощущалось, как что-то запретное, тайное. Верно, Джисон должен оставить это в тайне, если хочет остаться в стае.       Альфа просто раздразнил его своим вниманием, и теперь Джисону хочется получить его ещё больше. Ну ничего, он справится с этим желанием и похоронит его внутри себя, когда увидит, что он не интересен альфе. А Джисон уверен, что, когда он адаптируется и стая примет его до конца, они больше не будут видеться, как с Чаном, так и с остальными вожаками.       Они контактируют лишь потому, что единственные, кто сможет дать отпор в случае непослушания со стороны чужака, но Джисону это незачем, и когда они это поймут, он может забыть про всё то, что говорил ему Чан. Хан не хочет привязываться ни к кому. Хватит с него боли. Но почему-то, несмотря на свои принципы, он противоречит сам себе и тянется к альфе. Он не может объяснить, что им движет, но противостоять этому не в состоянии. Оправдать он может себя лишь притягательным запахом альфы, заставляющим чувствовать себя опьяненным и счастливым только от того факта, что ты можешь ощущать всю его сладость в заполненных им лёгких.       Мысли о запахе заставили внутреннюю омегу заскулить и затоптаться на месте в нетерпении, чтобы вновь почувствовать себя под защитой сильного альфы. Джисон на желание своей сущности лишь поджал губы, сжимая в кулак ткань собственных пижамных штанов. Такие несбыточные мечты приведут его к огромной боли, и он прекрасно это понимал, но зверя внутри всё равно угомонить не получается. А ведь потом будет скулить от боли в углу и именно Джисону придётся всё это выслушивать. Утешать своего волка он не будет — самому утешения понадобятся.       Тяжело вздохнув, Джисон встал с кровати, оставляя под одеялом все свои переживания на счёт своих чувств к Чану. Закончив свою утреннюю рутину, Джисон принимается за завтрак и по привычке садится на пол, поняв, что Су нет дома. Покончив с едой, Джисон немного боязно, но всё же идёт к входной двери и неуверенно открывает дверь до маленькой щёлки, в которой пытается рассмотреть внешний мир на наличие опасности.       Увидев уже привычную атмосферу спокойствия на зеленом поле, Джисон уже смелее выходит наружу, надеясь, что не сильно привлечёт чужое внимание, но это неизбежно с его-то статусом. Держась за перила, он медленно спускается с крыльца, размышляя над тем, что делать дальше, и внезапно вспоминает слова Чана, который предложил ему занятия на сегодня. Теперь он целенаправленно идёт в сторону домика лекаря, игнорируя заинтересованные и настороженные взгляды оборотней.       Зайдя в помещение, запах клубники сразу окутал его с ног до головы и он поспешил закрыть за собой дверь, чтобы тот ненароком не выветрился. К счастью встретил его не только запах, но и его обладатель, который смотрел на него заинтересованно и слегка взволнованно.       — Всё хорошо, Сон-и? — кажется у Джисона задвигались органы, иначе он не может объяснить лёгкую щекотку внутри. На щеках появился розовый румянец, а сам омега смотрел куда угодно, но только не в глаза напротив. Лекарь же истолковал этот жест по-своему и поднялся со своего места, быстрым шагом преодолевая расстояние между собой и Джисоном. — Ты не простудился? — не церемонясь, он положил свою руку на лоб Джисона, который вздрогнул от прикосновения. Взгляд Джисона наткнулся на чужой и быстро был отведён от неловкости. Касание на удивление не вызывало у него неприятных ощущений, лишь приносило с собой тепло в груди и желание получить больше таких нежных прикосновений. Что с ним не так?       Сначала Чан, потом Сынмин с Феликсом, которые вообще являлись омегами и не должны интересовать его. С самой первой встречи с вожаками он чувствует себя странно. Появляются несвойственные ему мысли, желания, а внутренняя омега, которая изголодалась по касаниям и нормальному обращению, вообще сходит с ума. Бегает из угла в угол возбуждённо и тявкает как щенок рядом с вожаками. Кажется, Джисон не понимает того, что понимает его внутренний волк. И хрен с два тот расскажет ему причину такой реакции на вожаков.       — Джисон-а, поговори со мной, — мягкий голос вывел его из мыслей, и он снова заглянул в глаза Феликсу, в которых плескалась безграничная нежность, и никому не известно, откуда она там появилась.       — Всё хорошо, — выдавил из себя Джисон, пытаясь дышать через раз, потому что лёгкие и так скоро лопнут от заполнившего их феромона. Смекнувший Феликс поспешил вывести Джисона из помещения, держа за потную ладошку, которая была чуть больше его собственной.       Уже на улице Джисон смог дышать нормально, не чувствуя лёгкое головокружение и дрожь во всём теле. Дверь осталась открытой, позволяя шаловливому ветерку скользнуть в помещение, где обосновался клубничный омега, со сладким запахом.       — Тебе лучше? — спросил Феликс, поглаживая по голове присевшего на скамейку омегу. Тот посмотрел на него снизу вверх всегда удивлённым взглядом, теряясь в чужой заботе. Хоть Феликс и был одет в обычную одежду с накинутым на плечи белым халатом, а волосы были растрёпаны ветром — всё равно казался самым прекрасным омегой на свете. — Ты меня пугаешь, — вернув себе взволнованный тон, сказал Феликс и вновь прикоснулся ко лбу омеги ладонью.       — Я… прости, — смутившись, отвернулся Джисон, но Феликс нежно повернул его лицо обратно, положив руки на щёки. Наклонившись вперёд к порозовевшему лицу омеги от близости, Феликс смотрел в его глаза, ищя ответы на вопросы, которые было не под силу найти.       — Никогда не извиняйся за то, в чём не виноват, — серьёзно сказал Феликс, немного хмурясь из-за того, что в чужих глазах была только непроглядная стена из дождя с мелькавшей тут и там грозой. Но это совсем не отталкивало, а лишь привлекало из-за любви к этому погодному явлению. — Ты понял?       — Да, — прошептал Хан, завороженно смотря в миндалевые глаза напротив. На душе стало так спокойно, что Джисону захотелось оказаться в объятиях омеги, чтобы оказаться в безопасности, прям как в детстве. Когда оба родителя лежат по краям от своего чада, создавая эффект больших стен от внешнего мира. Правда Джисону вход в безопасную крепость был запрещён, и он молча смотрел со стороны, как защищают и ласкают другого щенка.       По щеке скатилась одинокая слеза. Детская обида крепко-накрепко засела в его сердце. Феликс проводил каплю, стекающую по его руке, взглядом и перевёл его на Джисона, когда та исчезла, впитавшись в рукав халата. Взяв себя в руки, Джисон мысленно поставил очередной барьер между своим сознанием и отрывками из прошлого и натянул на губы небольшую улыбку, показывая, что омеге не о чем беспокоиться. Тот спрашивать ничего не стал, но и забывать ничего не будет, чтобы потом вернуться к этому моменту наедине с собой и хорошенько обдумать.

***

      Джисон даже и не думал, что после инцидента с его ногой он сможет ещё раз появиться в доме Чана, но жизнь такая же непредсказуемая, как омега напротив него. Он сидит за столом, на том месте, где сидел Чан за завтраком в их первое знакомство, а Феликс сел на место, где сидел тогда Джисон. Этот стул почему-то до сих пор стоял там, но вместо того, чтобы спросить об этом, он просто промолчал, внимательно слушая омегу, который рассказывал очередную историю про то, как к нему пришли оборотни со сломанными мизинцами и сказали, что сломали их во время примирения.       — Так ты хочешь поработать? — перекрикивая шум чайника, переспросил его Феликс, как будто бы работать это не нормально. Джисон лишь уверенно кивнул, и омега напротив нахмурился. — Работёнка-то есть, — начал он, протягивая гласные, — вот только одного я тебя отпускать в лес не хочу, — сказал омега, и Джисон поник. Феликс поспешил исправиться. — Но если ты найдёшь с кем пойти, то пожалуйста.       — Э… привет, — послышался голос сзади, и Джисон поспешил повернуться вполоборота, чтобы посмотреть на неловко переминающегося с ноги на ногу омегу. Сынмин появился здесь как раз кстати.

***

      Под ногами раздавался уже привычный звук ломающихся веток. Деревья раскинули свои космы пред небом, закрывая идущих от палящего солнца. Повсюду росли кустики ягод, которые прятались в высокой траве, пытаясь скрыться ото всех. Запах леса был потрясающий, и связь с природой ощущалась особенно сильно. Омега, идущий спереди, оставлял за собой приятный аромат горячего молока, заставляя Джисона теряться в нём. Ноги почти не слушаются и подгибаются, но упорно ступают за омегой, несмотря на дрожь. Джисону кажется, что чужой феромон зачаровывает его и заставляет следовать за собой.       Внутренний волк растекался в лужу, лёжа на спине, и желал получить ласку от омеги. Тот выглядел донельзя счастливым, и совсем не напуганным, что доказывает его виновность в таком состоянии. Кажется, ещё чуть-чуть и Джисон потеряет контроль над собой, передавая его зверю, который жаждет этого уже очень давно.       В голове ни одной мысли, хотя на подкорке сознания бьёт тревога, которая звучит из-под толщи горячего молока, а значит и не слышна вовсе. В лёгких не остаётся место для воздуха, перед глазами всё плывёт и только спина омеги остаётся самым чётким объектом. Испугавшись, что он теряет связь с реальностью, Джисон делает рывок вперёд и хватает омегу за руку, дёргая на себя. Сынмин смотрит сначала удивлённо, а потом с беспокойством, потому что чужие зрачки не характерно расширились, а дыхание было сбито.       Положив ладони на омежьи плечи, Сынмин надавил на них, заставляя Джисона сесть прямиком на землю. Сев рядом с ним на корточки, Сынмин поймал его взгляд на себе и увидел, как тот стал ещё расплывчивее, чем раньше. Побыв в ступоре пару секунд, омега перевёл своё внимание на сумку и быстро начал копаться в ней в поисках бутылки с водой. Оказавшийся в его руках нужный предмет быстро помог привести Джисона в чувства. Взгляд того больше не выглядел таким опьянённым, а дыхание потихоньку восстанавливалось. По лицу стекала вода, а омега внутри скулил и сжимался в комок от разочарования.       — Что произошло? — спросил Сынмин, как только увидел, что Джисон окончательно пришёл в себя. Тот лишь посмотрел на него побитой собакой, олицетворяя этим взглядом состояние своего внутреннего волка. — Не знаешь? — поджав губы, спросил Сынмин, заранее зная ответ. Джисон лишь кивнул и отвёл взгляд в сторону, пытаясь прийти в себя после небольшой встряски, вызванной собственным волком. Но причину такого поведения внутренней омеги он не знал, как и того, как именно ей удалось повлиять на его разум, когда управление было в человеческих руках. Врать не хотелось так же сильно, как и говорить правду, но выбор всё равно пал на первое, чтобы не быть засмеянным за то, что он не умеет контролировать своего зверя. — Сейчас как себя чувствуешь? — спросил Сынмин, сжимая чужое плечо. — Замечательно, — сказал Джисон, не обращая внимание на шквал мыслей, что давили на него изнутри, разрывая кожу от своего количества. — Поднимайся, нам ещё собирать травы для Феликса, — сказал Джисон, окончательно придя в себя. Бодро поднявшись, он немного постоял на месте, оглядываясь по сторонам, пытаясь замаскировать плохое самочувствие, и, игнорируя взгляд Сынмина, продолжил маршрут в лес. Запах тёплого молока больше не чувствовался, давая Джисону контроль над собой и своим волком, что не может не радовать. Вот только, Сынмин, который свой запах и спрятал, походу догадался в чём дело, или же он сделал это на всякий случай. Джисон надеется, что правдой является второй вариант, но внутренний волк как-то уж слишком хитро спрятал морду в лапах. Тяжело вздохнув, Джисон вновь обратил внимание на окружающую среду, которая, кстати, приняла омегу как родного. Ветки как будто расступались перед ним, а под ногами не чувствовалось ни одного камня, как в прошлом лесу, окружающем поселение его старой стаи. Здесь всё было не так как в прошлой стае. Начиная с отношения к омегам, заканчивая дружелюбным лесом. Джисону даже кажется, что животные совсем не боятся местных оборотней, потому что олени с мелкими грызунами встречались повсюду. Спросив у Сынмина причину такого поведения, он узнал, что их поселение почти не убивает диких зверей, потому что у них есть свой собственный скот, который они разводят. Бывает только такое, что они отлавливают животину, чтобы ухаживать за ней (хотя во время состязаний, тесно связанных с охотой, лесная фауна немного страдает). Тем более, почти каждая семья имеет свой скот, из-за чего охота на диких животных становиться просто бесполезной. За обещанием Сынмина показать ему место пасущихся коров, они дошли до небольшой поляны, где росло множество разных растений. Поставив свою сумку на пенёк, который одиноко стоял почти в середине поля, омега начал перечислять всё то, что им нужно собрать, а потом указывать на разные травы, параллельно показывая, как правильно их нужно срезать. Запомнив все травы на вид и на нюх, Джисон принялся ползать на корточках по всему полю и шумно дышать носом, чтобы уловить тонкие запахи. Нюх у него был отменный, и это то, чем он гордится, потому что сам развил его до такого состояния. Сынмин же всё это время только наблюдал за забавным поведением омеги, контролируя процесс собирания трав. Джисон тоже часто поглядывал на него, потому что интерес к омеге не исчез, а стал даже больше, когда он узнал манеру его речи и частичку характера. Голос у того был мелодичным и спокойным, когда он рассказывал ему про травы, а когда он беспокоился, то говорил очень быстро. На самом деле омега всем своим видом показывал уверенность в себе, хотя иногда Джисон видел, как растерянно бегают его зрачки, если очередной вопрос Джисона становится неожиданным в плане темы. Кажется, не один Джисон теряется в своём собеседнике. Ещё Джисон видит в Сынмине не взрослого омегу, а ребёнка в теле взрослого. Тому явно хотелось бегать по полю и задорно смеяться от радости, но тот не может себе этого позволить из-за статуса. Джисону хочется это исправить, поэтому когда он находит кучку ромашек, то не долго думает и начинает плести венок. Сев спиной к омеге, он делает вид, что ищет что-то, пока сам завязывает очередной узелок из стебля. Закончив, он поднимается на ноги, прячет своё изделие за спину и подкрадывается к ничего не подозревавшему омеге, который отвлёкся на божью коровку на дереве. Как можно аккуратнее положив венок на его воздушные волосы, он немного дёргается, когда омега начинает говорить с ним. — Что ты делаешь? — спрашивает Сынмин, поворачиваясь к омеге и внимательно всматриваясь в лицо. — У тебя был листочек в волосах, — не растерявшись, отвечает Джисон, и омега растерянно смотрит на него, как будто изначально ожидал подлянку от чужака. — Ты закончил? — спрашивает омега, и Джисон спешит кивнуть, а затем показать рукой на заполненную корзину, стоявшую недалеко от ромашек. — Ну что же, тогда можем идти к Феликсу, — сказал Сынмин, и Джисон кивнул, поджав губы. Ему совсем не хотелось возвращаться в поселение и снова бездельничать в доме тётушки Су. А ещё ему совсем не хотелось расставаться с чарующим своим запахом омегой. — Но перед этим я выполню своё обещание, — сказал он с полуулыбкой на лице. Кажется, не одному Джисону не хотелось терять эту возникшую между ними идиллию. — Иди за мной.       Смотря уходящему омеге вслед, Джисон не может не сдержать улыбку от того, что ему доверились. Вроде мелочь, а так приятно. Быстро зашагав, Джисон поравнялся с омегой, ведь внутренний волк кричал о том, что их место возле Сынмина, и Хан в этот раз полностью солидарен с ним. Идя с омегой плечом к плечу, он молчит, наслаждаясь этими спокойными минутами без съедающих мыслей. Но в тоже время ему хочется разговаривать о своих чувствах, не останавливаясь. Хочется рассказать о своей прошлой стае, о бывшем альфе и о родителях, но тогда ему будет больно и он расплачется, а у Сынмина испортится настроение и он больше не захочет общаться с Джисоном. А такое недопустимо. Джисону начинает казаться, что он потерялся в этом ещё юном омеге, который скрывается за маской спокойствия и уверенности. Тем временем они завернули на незнакомую Джисону тропинку и через пару метров начали появляться новые звуки. Были слышны отдалённое мычание и пыхтение коров. Лес тут тоже был другим: деревья были редкими, трава оборвана и протоптана копытами, а мелкой животины больше не встречалось. Через несколько стволов виднелась небольшая поляна, по которой не торопливо разгуливали коровы разных окрасов: чёрно-белые, просто чёрные, коричневые и бурые. Смотря на животных и скрываясь за стволом берёзы, Джисон с интересом наблюдал за тем, как те жуют траву и отмахиваются от мух хвостом. Также на поле было пару оборотней, которые контролировали весь процесс. В их руках были длинные палки, которые понуро свисали до земли, показывая свою непригодность. Почему-то его так всё это завораживает, как будто он ни разу не видел коров и то, как они пасутся. — Пошли, покажу тебе наших коров, — раздался сбоку от него негромкий голос Сынмина, а его руку обхватила чужая — тёплая и нежная. Выйдя из своего укрытия, они сразу же оказались замечены ближайшими животными, которые сразу же оторвались от ленивого жевания травы и направились в их сторону, вытягивая любопытные носы вперёд. Джисон, который опешил от такого внимания животных, спрятался за спиной Сынмина, который стоически принимал коровьи слюни на своей одежде, когда те решили обнюхать его на наличие вкусняшек. Пока Джисон заинтересованно наблюдал за открывшейся картиной из-за омежьего плеча, то не замечал, что чужая рука лежала у него на бедре, сильнее задвигая за себя. Сынмин и правда защищал его от обычных коров. Когда животные потеряли к ним интерес, Сынмин немного развернулся и встретился со светящимися детским восторгом глазами и скромной улыбкой. Улыбнувшись в ответ, Сынмин вновь взялся за чужую руку и потянул за собой через всё поле, чтобы подвести к совсем ещё молодой корове рыжеватого оттенка. Та сразу же встрепенулась, когда увидела пришедших, и, немного подпрыгивая словно от радости, подбежала к ним. В этот раз Сынмин сам встал перед Джисоном, получая очередную порцию слюней от милующейся с ним коровы. Та тёрлась о его живот, напрашиваясь на ласку, которую Сынмин с удовольствием ей предоставлял, гладя по голове. — Это Белка, — произнёс Сынмин и широко улыбнулся, наблюдая за тем, как корова побежала от него, постоянно оборачиваясь — ждала, когда он пойдёт за ней. Вытерев ладонь о сухую часть футболки, Сынмин снова повёл Джисона за руку за собой, а точнее за коровой, которая вела себя, как маленький щенок, не зная жесткости этого мира, о чём Джисон поспешил сказать. — Кто мог назвать корову, которая ведёт себя в точности как собака — Белкой? — усмехнувшись, спросил Хан, бросая на омегу задорный взгляд, тот обернулся на него, выглядя донельзя оскорблённым. — Это был я! — воскликнул Сынмин и обиженно отвернулся от Джисона, который улыбнулся, потому что тот только играет роль обиженного. Их руки всё также были сплетены вместе, что дарило тепло в груди и распространяющиеся электрические заряды по всему телу, начиная с места соприкосновения. Хану и впрямь было спокойно на душе. Их прогулка помогла избавиться от горечи после недопониманий с Чаном и отвлечься от выжженной дыры в груди, которая стала причиной побега. Омега спереди, сам того не зная, помогал его ранам затягиваться — медленно и мучительно больно, потому что с каждым новым стежком Джисон вспоминал всё то, что чудом удалось пережить, не потеряв рассудок. Теперь же Джисон терял рассудок от одной лишь улыбки на милом лице, но в отличии от прошлых таких не самых приятных разов, в голове не витало ни одной мысли, чтобы начать сопротивляться. Хану наоборот хотелось отдать этому омеге всего себя целиком, не давая шанса на возврат. Лишь бы было так же тепло и хорошо, как сейчас, лишь бы ему больше не пришлось вновь переживать того, что и в старой стае. Засмотревшись на омегу, Джисон не заметил, как они вновь оказались в лесу и остановились. Белка возбуждённо топталась на месте возле большой коровы с бурой, отливающей золотом на солнце, окраской. Та лежала на боку, положив морду на траву и тяжело дыша. Её глаза беспокойно бегали от одного пришедшего к другому, а из горла издавались длительные мычания. Расцепив их ладони, Сынмин медленно стал приближаться к корове, которая спустя время перестала выглядеть такой беспокойной как пару секунд назад. Омега сел на траву, поднимая голову коровы, чтобы опустить ту на свои колени. Почувствовав себя в безопасности, корова прикрыла глаза, наслаждаясь ласковыми прикосновениями омеги. На лице Сынмина красовалась слабая улыбка, а во взгляде было столько нежности, что Джисон немного прослезился. Этот омега скрывал столько всего за своей маской, и Хан так рад, что ему удалось увидеть его без этой прозрачной пластмаски на прекрасном лице. — Это Милка, — почти шёпотом произнёс Сынмин, но Джисону удалось услышать его благодаря превосходному волчьему слуху. Успокоившаяся Белка тоже легла рядом с Сынмином, почувствовав спокойную атмосферу вокруг. Один Хан стоял на ногах, наблюдая за всей этой картиной, чувствуя себя немного неловко, потому что он здесь чужой. У него ни с кем нет такой связи как у этих троих. Подняв голову, Сынмин встретился взглядом с Джисоном и, прочитав его за секунду, как раскрытую книгу, поманил пальцами к себе. Медленно приблизившись к троице, омега аккуратно опустился на землю, опуская корзинку себе на колени. — Она беременна? — шёпотом спросил Джисон, желая унять своё любопытство. — Да, — также шёпотом ответил Сынмин, — совсем скоро она будет рожать, — на губах омеги вновь расцвела нежная улыбка. — Милка – мама Белки, — подтвердил его догадку Сынмин. — Я вижу, как ты хочешь спросить меня, кто назвал корову, как шоколадку, — тихо рассмеялся он, смотря, как Джисон смущенно отвёл взгляд. — Так её назвала моя мама. Эта корова — всё, что от неё осталось, — сказал Сынмин, грустно улыбаясь, перед глазами его проносились кадры из жизни с ней. — Она умерла, когда мне было пятнадцать, — продолжил тот, и у Джисона перехватило дыхание. Он смотрел на омегу в беспокойством и жалостью. — На нашу деревню тогда напали охотники. Жертв было очень много, и наш старый вожак, отец Чана, пожертвовал собой, чтобы все выжившие спаслись. Мы убежали с нашего поселения, бросив весь скот, оставив вещи и тёплые воспоминания. Все были до ужаса сломлены произошедшим, и один только Чан держал себя в руках, хотя досталось ему хуже всех. Он потерял родителей, младшую сестру, брата…и своего истинного. Чан остался совсем один, но при этом он смог поднять всех скорбящих на ноги и построить здесь поселение. Благо, старейшины смогли найти нас и помочь со строительством поселения, — предавшись воспоминаниям, рассказывал омега, опуская все подробности. — Милка сама нашла наше поселение. Не знаю, как она это сделала, будучи совсем маленьким телёнком, но она пришла ко мне и стала для меня опорой, — по щеке скатилась слеза, разбиваясь о голову коровы, которая сразу же встревоженно посмотрела на Сынмина, который мгновенно улыбнулся, чувствуя себя лучше от чуткости животного. — Мне очень жаль, что тебе пришлось это пережить, — тихо сказал Джисон, смаргивая проступившие слёзы. Не у одного него было болезненное прошлое. В груди всё сжалось от боли. Ну, почему такие добрые и светлые люди всегда должны страдать? — Но это уже случилось, и ничего исправить нельзя. Прошлое уже прошло, а значит, и тебе пора оставить его позади и посмотреть в будущее. У тебя есть любимые и любящие тебя люди, большая стая, Милка с Белкой — всего этого могло не быть, если бы прошлое сложилось иначе. И ты можешь думать об этом постоянно, тратя время на несбывшееся вместо того, чтобы провести его с теми, кто появился у тебя в качестве награды за прожитое испытание. Ты смог это пережить, значит, и опустить сможешь. Сынмин слушал внимательно, впитывая в себя все слова Джисона как губка. В уголках его глаз появились слёзы, а руки продолжали гладить короткую шёрстку, не смотря на дрожь. Омега отвернулся в другую сторону, скрывая своё состояние. Ветер, почувствовавший перемену в настроении омеги, начал злиться, метаясь от одного дерева к другому, проникая под свободную футболку и чуть ли не снося ромашковый венок с пшеничных волос. Поняв, что омеге нужно побыть одному, Джисон поднялся с места, прихватив с собой корзину, чтобы наконец-то принести её ждущему Феликсу, и поспешил скрыться за стволами деревьев, игнорируя прилетающие в спину всхлипы. Сынмину нужно время, чтобы отпустить прошлое и выпустить все эмоции — это одна из стадий этого сложного, но очень нужного этапа к спокойной жизни. Выйдя на поле к коровам, Джисон подошёл к пастухам и спросил, как ему вернуться в деревню. Те показали ему на тропинку, и Хан поспешил удалиться с поля, чтобы не слышать слухов о себе. До деревни он дошёл достаточно быстро, но в этой части поселения ему ещё не доводилось бывать. Он вышел прямиком к большому ангару и полю с урожаем, где сейчас работали альфы без футболок. Закрыв глаза на собственное смущение, Джисон осмотрелся в поисках знакомых лиц и облегчённо вдохнул. Подойдя поближе к альфе, он почувствовал, как запах был искажён от беспокойства, но даже небольшая кислинка не портила его опьяняющий эффект. Чан разговаривал о чём-то с альфами, постоянно озираясь по сторонам. Заметив Джисона, альфа как можно быстрее закончил диалог и поспешил к нему. — Почему Сынмин расстроен? — без приветствия начал Чан, и Джисон удивлённо посмотрел на него. Того просто распирало от беспокойства, и омега решил поскорее найти более подходящий ответ, спасая последние нервные клетки вожака. — Мы просто поговорили по душам, — пожал плечами Джисон, смотря Чану за плечо, где натыкается на презрительные взгляды альф. Точно, у оборотней хороший слух. — Он сейчас возле поля с коровами. Можешь пойти и утешить его, но я думаю, что лучше всего ему сейчас побыть наедине с собой и своими мыслями. — быстро протараторил Джисон и обогнул альфу, почти убегая к тропинке, откуда сейчас пришли омеги к своим альфам. Чужие взгляды душили своей тяжестью, а сплетни, что были услышаны из-за хорошего слуха, заставляли всё внутри сжаться в комок. Нервозно перебирая пальцами ручку корзины, что билась о его бёдра при каждом шаге, омега мчался к Феликсу, желая поскорее очутиться в коконе сладкого запаха. Тот действовал на него как успокоительное, наркотик, обезболивающее и любое лекарство, которое только можно было увидеть на полке в маленьком домике лекаря. И сейчас он почти бежит, предвкушая то чувство защищённости, которое совсем скоро почувствует. Ему никогда ещё не было так спокойно, как рядом с этим омегой и парами этого самого омеги. Джисон не знает, почему это происходит, не знает, почему его тело странно реагирует на феромоны вожаков, не знает, почему так тянет к ним. А тянет сильно, и Джисону начинает казаться, что его тянут невидимым тросом, обвязанным вокруг талии. И сейчас этот трос ведёт его прямиком к домику лекаря, в который он врывается без стука. Феликс сидит за столом и взволнованно смотрит на Джисона, постоянно кидая взгляд за его спину. — Что-то произошло? Почему Сынмин расстроен? — спросил Феликс, поднимаясь со своего места и подходя к Джисону, чтобы забрать корзину и закрыть дверь, которая так и осталась открытой на распашку. В груди что-то кольнуло, а внутренняя омега, что в предвкушении бегала из стороны в сторону, резко застыла на месте. — Он возле поля с коровами, — коротко сказал Джисон, наблюдая, как Феликс торопливо начал распределять травы по бутылёчкам. — Можешь идти к нему, я всё разложу, — не желая больше смотреть, как омега бегает из угла в угол, сказал Джисон, ловя на себе удивлённый взгляд, который вскоре меняется на благодарный. Смотря вслед уходящему омеге, Джисон с минуту слушает скуление своего волка, а потом плетётся к столу, перебарывая внезапно накатившую усталость. Вытащив из корзины все травы, омега разложил их по стопочкам и рассмотрел поближе, чтобы понять, какие именно травы у него имеются. Первым делом он узнал самый обычный подорожник, который обычно размельчают вместе с водой и ещё некоторыми травами, чтобы получить мазь от серьёзных ран. Его обычно применяют в том случае, если оборотень слишком слаб, чтобы залечить раны самостоятельно с помощью регенерации. Поднеся траву к лицу, Джисон прикрывает глаза и вдыхает воздух через нос. Земляной запах с нотками горчинки пробрался в его лёгкие. Убрав траву от лица, Джисон сделал повторный вдох и чётко почувствовал, что баночка с подорожником стоит на полке над кушеткой. Вставая с места, он доходит до кушетки и аккуратно поднимает руку, цепляясь пальцами за деревянную пробку. Открыв глаза, он внутренне ликует, потому что нюх его не подвёл и привёл прямиком к склянке. Мысленно погладив своего волка по голове, что приложил не меньше усилий для достижения такого уровня обоняния, омега идёт с столу и засовывает листья в баночку, чтобы положить её на место и взяться за следующую траву.              Следующей в его руках оказалась гвоздика, обрезанная посередине ствола. Её бутоны были красивого фиолетового цвета, что выражает благодарность за помощь и заботу на языке цветов. Гвоздика, а точнее её масло, помогает от боли в зубах. Нанеси её два-три раза на больной зуб, и ты забудешь, что у тебя вообще когда-то что-то болело. Запасы цветка могли закончиться из-за детей, у которых начали прорезаться зубки. А новорождённых детей в стае сейчас много. Чаще всего омеги беременеют весной — когда проходит обряд связания душ, а вместе с этим и течка у омег, чтобы закончить обряд сношением, дабы подтвердить новообретённую связь. Роды у этих омег проходят зимой, а весной у их чада могут начать прорезываться зубки, и чтобы плачь от боли не стал очередной головной болью родителей, масло гвоздики приходит на помощь. Поднеся цветок к лицу и почувствовав успокоительно пряный запах, он быстро почувствовал в комнате идентичный запах и поспешил подойти к полкам у входной двери. Две гвоздики стояли в небольшой вазочке, а их стебли утопали в собственном масле, что вытекало из срезанных стеблей. Сделав точь в точь такие же срезы, Джисон поставил цветы в вазочку и принялся за следующую.       Валериана была очень красивым цветком, но в медицине нужны были только корни. Обычно их промывают под тёплой водой по несколько раз, чтобы избавиться от земли и микробов, а потом заливают кипятком, оставляя настаиваться, после добавляют уже готовое лекарство в чай. Валериана действует как успокоительное или снотворное, что зависит от количества попадаемого в организм лекарства. Земляной запах с ощутимой кислинкой привёл его к полкам над столом, где за несколькими другими склянками скрывалась нужная. Отделив корни от стебля, Джисон промыл их тёплой водой несколько раз и промокнул салфеткой, чтобы засунуть в баночку и перевести на последнюю ненавистную ему траву. С шалфеем у него всегда разговор короткий. Ещё в старой стае последние две недели всё что он чувствовал — это запах такого красивого, но не любимого для него цветка. Всё дело в том, что для беременных омег он действует как яд. Попади масло шалфея в организм беременной омеги, то про ребёнка можно забыть, потому что добравшись до плода — разъест его, как кислота, кожу. Попадёт на кожу — оставит волдыри, как от ожога. А если долго нюхать запах цветка — получишь воспаление дыхательных путей. Обычно беременные омеги не такие безрассудные, хотя нюхать его, чтобы вызвать раздражение в носу тоже довольно глупо, но зато эффективно для распознавания беременности. На самом деле запах шалфея — единственный способ понять, что ты беременный, потому что только для альф и не беременных омег растение не приносит никакого вреда. Скорее всего из-за этих проверок шалфей и закончился. Поднеся его к носу, Джисон вдыхает запах, а потом резко отдёргивает руку, роняя цветок. В носу сильно защипало, из-за чего в глазах застыли слёзы. Покашляв от неприятного ощущения и помахав рукой возле носа, чтобы рассеять остатки запаха, Джисон застыл. Запах шалфея действует на беременных омег. Опустив глаза на упавший цветок, он в панике начал размышлять, что могло повлиять на такую реакцию его организма. Скорее всего он вдохнул слишком сильно и в нос залетели пылинки. Или у него просто дыхание спёрло, что иногда случается, когда он слишком сильно вдохнёт. Наклонившись за цветком и подняв его, он снова решил вдохнуть запах. Тот заполонил его нос, обжигая слизистую и заставляя сильно закашляться. Неверяще смотря на безобидный цветок, что сейчас вызывает жгучую обиду одним своим видом, Джисон сжимает его пальцами, чувствуя, как вытекающий сок разъедает его кожу. Поднявшись с колен на дрожащие ноги, Джисон пошёл к выходу из домика. Идя по полю, он не обращал внимание на оборотней, что обходили его стороной и смотрели как на психа. Джисон не слышал шёпотков за своей спиной, не чувствовал как из ран вытекает кровь, капая на зелёную траву, не видел никого и ничего кроме дома вожаков. Поднявшись на высокое крыльцо еле двигающимися ногами, он стучит в дверь свободной рукой. За дверью мёртвая тишина. Не слышно ни разговоров, ни шагов к двери. Ничего. Развернувшись, он хотел было спуститься со ступеней, чтобы самолично найти хоть кого-нибудь, но подогнувшиеся ноги заставили его осесть на дерево. Изо рта вырвался всхлип, который всё это время омега пытался сдержать. Сжав сильнее стебель шалфея в руке и почувствовав жгучую боль, ему стало немного лучше. Сдерживая истерику, он поднял голову вверх, прямиком к оранжевому небу, что готовилось ко сну, как и жители деревни. Они расходились по своим домам к семьям. В места, где их искренне любили и ждали любимые пары и дети. Перед глазами встал образ его родителей, которые так искренне любили друг друга и своего ребёнка. Ребёнка, которым был не он. Мысль о родителях помогла ему немного успокоиться, хотя обычно действовала на него отрицательно. Спереди начали раздаваться знакомые голоса. Открыв глаза, Джисон перевёл взгляд на вожаков в полном составе, что облепили Сынмина. Тот счастливо улыбался, отмахиваясь от милующихся с ним пар. В его руках находился венок из ромашек, который Джисон сделал ранее специально для него. Глаза его были наполнены любовью и нежностью, когда он смотрел на своих парней, а улыбка не сходила с лица. Почувствовав укол в груди, Джисон собрал все свои силы в кулак и быстро спустился с крыльца, немного покачиваясь. Он здесь лишний. Его грусть не вписывается в их радостное настроение, а боль в груди никогда не будет разделена с кем-то из вожаков. Спустившись с последней ступени, он резко завернул влево, чтобы забежать за дом в лес и не быть замеченным. Его планы оборвал чужой голос. — Джисон! — раздался издалека голос Сынмина, который омега просто не мог проигнорировать. Повернув голову в сторону, он увидел, что всё внимание теперь переключилось на него. Позвавший его омега счастливо улыбнулся и помахал ему рукой, держащей венок. Кажется, Сынмин оценил его подарок, что несомненно радует, но не помогает вернуть землю под ноги и воздух в лёгкие. Не обращая внимание на скопившиеся слёзы в глазах и рвущиеся наружу всхлипы, он поднимает руку, чтобы помахать в ответ, не сразу понимая, какую именно руку поднял. Когда он понял, было уже поздно бежать, потому что Феликс возник перед ним буквально за пару секунд. — Джисон-и, ты поранился? — взволнованно спросил лекарь, нежно обхватывая его запястье и осматривая сжатый кулак, из которого текла кровь. Выхватить руку из чужой хватки сил не было, как и на то, чтобы продолжать стоять. Стая тем временем подходила к ним всё ближе, выглядя также обеспокоенно. Больше на их лицах не было улыбок — только нахмуренные брови. — Разожми кулак, пожалуйста, — нежно попросил омега, и Джисон повиновался его просьбе, ослабляя хватку и медленно разжимая пальцы, наслаждаясь болью от потревоженных ран. Кожу на ладони разъело до мяса, из-за чего Феликс издал испуганный вздох, чем привлёк внимание своих пар, что ускорили свой шаг и в мгновение ока облепили Джисона, душа своими запахами. Все смотрели в его ладонь, а вернее на окровавленный цветок посередине. — Сюрприз, — ослабшим и дрожащим голосом сказал Джисон, опуская руку, чтобы откинуть растение в сторону. — Это был шалфей, — звучало одновременно как подтверждение и вопрос от Феликса, и Джисон промычал ему с той же интонацией. Ноги дрогнули, отказываясь держать своего хозяина прямо. Упасть на колени не дал Чан, который подхватил его на руки, неся в сторону крыльца, от которого он не далеко ушёл. Запах альфы его расслабил, и сил сдерживать истерику больше не было. Тело задрожало настолько сильно, что вибрация проходила по всему телу несущего его альфы. Зачем его несут в дом к вожакам, а не бросают в реку с привязанным к шее камнем — он не знает.       Занеся омегу на кухню, Чан сажает его на диванчик, где он сразу же сжимается в маленький дрожащий комок, прижимая колени к груди и пряча лицо в согнутых локтях. Альфа садится рядом с ним, пока его пары мнутся в коридоре, не зная, куда себя деть. Показав им взглядом на стулья, он снова перевёл своё внимание на омегу, который приготовился к крикам и недовольствам.       — Джисон-и, поговори со мной, — мягким голосом попросил альфа, невесомо прикасаясь к дрожащему плечику. Омега лишь невнятно мычит, стараясь отвлечься от плохих мыслей, чтобы утихомирить истерику. Рука на его плече распространяла тепло по всему телу, от чего становилось легче, но не настолько, чтобы отреагировать на новость с улыбкой на лице. — Тебе нужно успокоиться, чтобы мы всё обсудили и решили, что делать дальше, — сказал ему Чан, убирая руку, чтобы принять кружку из рук Феликса. Тот заварил ему чай с валерианой, чтобы успокоить.       — Выпей чай, станет легче, — омежья рука гладила его по голове, так нежно, что Джисону уже хотелось плакать от переполняющих его чувств. Подняв голову, он послушно выпивает всё содержимое кружки, которую альфа поднёс к его рту. От такой заботы под рёбрами появляется трепет, что быстро замолкает, когда внутренняя омега, придумывает новые сценарии. Но голову он не прячет, чтобы спрятать свои слёзы, потому что их уже увидели. Увидели и даже не посмеялись.       Вожаки смотрели на него взволнованно, и ни один из них не был раздражён или зол на него. В их взглядах было только желание помочь. Поглаживание Чана по спине помогли успокоиться, а трава в организме усыпляла, но не настолько, чтобы уснуть без разговора. Слёзы со временем больше не стояли в глазах, а дыхание стало обычным, хотя тяжесть в груди всё также мешала это делать.       Джисон понимает, что сейчас будут задавать вопросы. Знает, что нужно будет рассказать правду, которую он так не хочет воспринимать. Но вожаки ему доверились, оставив в стае, а значит, и он должен отплатить тем же. Тем более, так будет лучше для него и его будущего.       — Ты говорил, что вы не связаны, — тихо сказал Чан, смотря на нахмуренного омегу, что не сразу понял суть вопроса. Джисон надломлено улыбнулся, переводя взгляд со столешницы на альфу.       — Ты мне не веришь? — с вызовом спросил омега, скрывая отчаяние за игривостью. Альфа лишь терпеливо помотал головой, ожидая, когда омега расскажет ему правду. Джисон закрыл глаза, думая, с чего начать и какие моменты рассказать не так ярко, как было на самом деле. Омега пришёл к выводу, что он расскажет кратко и без подробностей.       — Мы с ним не связаны, и это правда, — сказал Джисон, открывая глаза, чтобы окинуть всех стеклянным взглядом. — В праздник связания душ я принял попытку сбежать, но мне не удалось убежать из-за начавшейся течки и мой альфа нашёл меня, — сглотнув вставший поперёк горла комок и сморгнув слёзы, Джисон замолк. Произнести это в слух было выше его сил, но взявший его за успевшую зажить руку Сынмин подтолкнул к этому. — Две недели, — задыхаясь, сказал он. Оборотни смотрели на него с непониманием, чувствуя дежавю. — Он насиловал меня две недели, — как бы он ни старался сдерживать смех, тот всё равно вырвался у него изо рта. — Насиловал и заставлял нюхать шалфей, ожидая, когда же я всё-таки забеременею, — Джисона прорвало. Смех перерос в рыдания, а руки зарылись в волосы, сжимая их у корней. Оборотни вокруг него замерли, каждый думая о своём. — Я сбежал, потому что он собирался меня убить из-за моей бесполезности. Теперь я понимаю, что мне нужно было остаться с ним и умереть, чтобы не возвращаться сейчас, — захлёбываясь в собственных слезах, сказал Джисон.       — Ты не вернешься, — твёрдо сказал Чан, заставляя омегу посмотреть на себя сомневающимся взглядом.       — Нет, Чан, это незаконно, — через время ответил омега. Истерика уступила место безразличию и смирению.       — Незаконно было держать омегу взаперти и брать без его согласия, — рыкнул Чанбин, заставляя всех присутствующих омег вздрогнуть. Переведя на него взгляд, Джисон увидел яркий малиновый оттенок глаз, в которых бушевал гнев. Казалось, что альфа прямо сейчас был готов пойти к его бывшему альфе и убить.       — Мы сейчас никому ничего не докажем, — обречённо сказал Джисон, устало кладя голову на руки и вдыхая запахи вожаков, выражающие разные эмоции.       Запах Чанбина был искажён из-за злости и казался резким, оттого и отталкивающим. Сидевший сбоку Чан не отставал в гневе, но его запах только пьянил пуще прежнего. Минхо лишь нахмурил брови, внешне не проявляя сильных эмоций, хотя запах был жгучим, а не приятно освежающим и сладким. Чонин же выглядел очень расстроенным со слезами на глазах, и запах его до ужаса кислил, когда до этого успокаивал своей сладостью.       Омеги же в открытую плакали, кроме Феликса, который, как думает Джисон, знал всё с самого начала. Именно он был тем, кто залечивал все его раны, но Хан отчётливо помнит, как он просил Чана привести к нему Сынмина, что сейчас почему-то ронял слёзы. Запах горячего молока кислил, и Джисону было невозможно чувствовать его таким. Тот должен всегда дарить тепло и чувство защищенности. Должен быть сладковатым, давая понять, что его обладатель счастлив. Его рука сама потянулась к голове омеги, как под гипнозом.       — Не расстраивайся, Сынмин-и, — говорил он нежно, гладя омегу по голове. — На твоём лице должна сиять улыбка, — омега смотрел на него заплаканными глазами, в которых было неверие и вселенская грусть. — Хлеб? — удивлённо спросил Джисон, когда до его носа достиг запах заплесневелого мучного изделия. Принадлежал он ещё не знакомому для него омеге, что он сейчас же хочет исправить. Джисону как будто стало наплевать на всю ситуацию в целом, хотя им следует принять решение о том, что делать. Слова альфы о том, что он не вернётся в старую стаю, успокоили его, хотя мысль о том, что внутри него зарождается новая жизнь, пугала. На этот счёт у него были свои планы, что очень не нравились внутренней омеге, заставляя ту носиться из угла в угол в попытке рассказать всем присутствующим о его намерениях.       Встретившись взглядом с плачущим омегой, Джисон решил заострить внимание на его внешности. Блондинистые волосы, пухлые губы, густые брови и узкие глаза с родинкой под левым. Он был очень красивым и, как Хан помнит, высоким. Тело его было совсем не худощавым, а привлекательно стройным. Бёдра были пышными и на ощупь наверняка очень мягкими.       — Я Хёнджин, — сказал омега, подавляя новый всхлип. В его глазах плескалась жалость, которую Джисон не хотел бы видеть никогда, но он прекрасно понимает его реакцию. Тот тоже является омегой и скорее всего может представить, когда в тебе видят только сексуальный объект.       — Мне так жаль, что мы знакомимся в таких условиях, — на лице появилась виноватая улыбка, — со всеми вами, — добавил он, после чего оказался прижат к груди Чана.       — Всё в порядке, Джисон-и, — успокаивающе прошептал он, подавляя свой гнев, чтобы Джисону было легче воспринимать его запах. — Ты наверное устал? — спросил альфа, и Джисон только кивнул, потираясь о торс альфы щекой, на что сейчас было откровенно плевать. — Я отнесу тебя.       — Стой, куда? — запаниковал он, но было уже поздно, и всё что ему осталось — это вцепиться в крепкие плечи. Снова его куда-то несут на руках, и снова в одну из комнат дома вожаков.       Поднявшись по лестнице, альфа уже направлялся к комнате, в которой Джисон спал в прошлый раз, но нагнавший их Сынмин заставил его остановиться.       — Хочешь поспать со мной? — уверенно спросил омега у Джисона, после чего сразу стушевался и решил добавить. — Тебе вроде как нравится мой запах, — помялся он на месте, пока Чан и Джисон смотрели на него с удивлением.       — Только если твои пары не против, — Джисон не дурак, чтобы отказываться от таких предложений, но и принять спокойно не может, потому что омега занят. Хан уже не знает, что чувствует к вожакам, и решил плыть по течению. Чан лишь растерянно кивает, что Джисона совсем не удивляет. Этот день получился очень эмоциональным и сумбурным, поэтому омега перестал удивляться чему-то ещё.       Альфа поменял свой маршрут и последовал за омегой по коридору, ведущему за лестницу. Зайдя в одну из двух приоткрытых дверей, Чан положил Джисона на расправленную Сынмином кровать, который сейчас складывал покрывало в стороне. В комнате было темно, но даже это не мешало ему рассмотреть её интерьер. Та была очень похожа на комнату, в которой ему уже удалось побывать, и отливалась только другой цветовой гаммой. Комната Сынмина была сделана в зеленых тонах, а возле шкафа наблюдался стеллаж с книгами. С люстры свисали оригами в виде птичек, заставляя Джисона приподнять уголки губ от умиления.       Пока Джисон рассматривал комнату, альфа рассматривал его, захлёбываясь от переполняющих нежных чувств. И это чувство было слишком хорошо ему знакомо, но, почему оно возникло, оставалось загадкой, которую ему срочно нужно отгадать, чтобы та не принесла ему проблем.       — Ну всё, Чан, иди-иди, — подгонял его Сынмин, который только что вернулся в комнату, успев переодеться. Джисон тихо захихикал от ступора Чана и смущения Сынмина, а альфа лишь растерянно смотрел на обоих омег, не понимая, почему он должен покидать их уютное гнёздышко.       Выпроводив альфу за дверь, Сынмин так и замер возле двери, смотря на свои ноги, как провинившийся ребёнок. Ситуация получалась очень нелепой. Хозяин комнаты неловко стоял возле двери, пока гость вальяжно лежал на кровати. Поняв, что омега так и будет стоять у двери, Джисон не находит ничего лучше, чем раскрыть слабые руки для объятий. Налетевший на него омега сразу же испарил тот образ неуверенно-смущённой тени, мявшуюся возле двери.       Запах Сынмина стал прежним. Таким тёплым и жизненно необходимым для Джисона. Омега, с позволения Джисона, прижался к нему всем телом, зарываясь лицом в шею и шумно дыша, стараясь уловить чужой запах. Не почувствовав даже намёка на его присутствие, Сынмин несдержанно заскулил, чем удивил Хана.       — Хэй, куда делся тот уверенный в себе омега? — по доброму спросил Джисон, проведя рукой по омежьей спине.       — А ты хочешь, чтобы он вернулся? — раздался приглушённый голос омеги, который водил носом по всей его шее, изредка переходя к ключицам. Он так отчаянно пытался найти отголоски его давно пропавшего запаха, но даже не пытался узнать причину, по которой его нет. Джисон этого не понимает, но и сам не решится поднимать эту тему сейчас.       — Ни за что, — коротко ответил он. — Будь собой, Сынмин-и, — попросил Джисон у наконец-то успокоившегося омеги. Тот облепил его тело руками и ногами, как будто боялся, что он вот-вот исчезнет. Джисон не понимает, почему сейчас лежит с ним в одной кровати в обнимку, позволяя обнюхивать себя. Джисон совсем не понимает, почему так легко переносит прикосновения после того, что ему пришлось пережить. И Джисон вообще не в курсе, почему его внутренняя омега спокойно сворачивается в клубочек, урча от комфорта.       — Ты же не просто так предложил поспать вместе, так? — спросил Джисон, на что Сынмин обиженно фыркнул.       — Ты хочешь сказать, что согласился пойти со мной в постель, только из-за того, что думал, что я хочу от тебя что-то, а не из-за моей обаятельности? — сказал он совсем без пошлого контекста, что безумно нравилось Хану. Легко хлопнув по чужой спине ладошкой, он притворился, что возмущён, но глупое хихиканье сдавало его с поличным. — Но я и правда хотел поговорить с тобой, — через пару минут подал голос смущённый Сынмин от того, что Джисон понял его намерения. — А точнее взять обещание, — добавил он, чем заинтересовал Хана ещё больше. Приподняв голову с его груди, Сынмин заглянул ему в глаза и с уверенностью произнёс:       — Пообещай мне, что сможешь отпустить прошлое.       Чуть помешкав, Джисон с уверенностью ответил:       — Обещаю.