Enteral cold

Невыносимый жар обхватывает тело испуганного омеги, когда он бежит по коридору к северной части крыла. Там укрытие, где прячется королевская семья, защищенная дубовыми дверями и стражей. Там он найдет спасение, он уверен. Комнаты западной части замка пылают огнем, южная и вовсе рушится. Совсем скоро огонь дойдет и до них, если не успеть его потушить. Он слышит крики, громкие вопящие вопли снизу, под развалами и горящими балками. Желание закрыть уши и отрицать происходящее заполоняет его голову, не давая покоя. Кажется, будто сейчас кто-то выйдет из-за угла… Он чувствует легкую тряску, что становится все сильнее и ощутимее с каждой секундой. И топот. Громкий топот, что сотрясает пол под ногами, надвигаясь в сторону Чимина, передвигаясь словно огромными прыжками. Он не видит его, не хочет видеть, не хочет, но понимает — надо бежать. Рык, в котором слышится охота, решимость, доминирование, догоняет слух омеги, приближаясь быстрее. Хочется кричать, визжать от страха перед ним. Оборотнем. Он никогда не считал себя особенным или выдающимся. В его голове не было и мысли об этом. Каждый раз, когда что-то подобное закрадывалось в голову, все это несчастно топтали, как цветок, что прорывается через каменные плиты дороги. Чимин прекрасно знал свое место в этом королевстве. Никчемный бастард. Куда бы он ни пошел, в какой бы уголок замка ни заглянул, для всех он останется лишь внебрачным сыном короля, чей папа скончался при родах. Омега был точно здоров, но ослабленное родами тело не выдержало нагрузки, и в скоре кануло в небытие. Малыша оставили по доброте душевной, только вот чьей, он так и не разобрался. Отчим мальчика, Пак Чжунсок, открыто призерал его, не ставя ни во что, прекрасно осознавая факт королевской крови в нем. Это не останавливало его настраивать остальных детей против Чимина. Первенец короля, Гарам, не возлюбил омегу по своим причинам, как и наследный принц Тэян. Они оба сопереживали родителю, когда король воспылал страстью к одному из наложников, да так сильно, что и вовсе забыл про свою семью, и даже наличие новорожденого третьего ребенка его никак не остановило. Его наложником был изящный и утонченный Лим Бёмсок, что в итоге и подарил королю малыша омегу. Родителя и его ребенка проклинала вся королевская семья, которая, не имея мочи сделать хоть что-нибудь, могла лишь скрытно желать смерти им обоим. Так Пак Джиджум был ослеплен красотой и талантами наложника, что не смог впустить никого более. Но после смерти Бёмсока его внимание рассеялось, а к ребенку от желанного омеги не осталась ничего, кроме равнодушия и нездорового холоднокровия. От этого Чимину ни горячо, ни холодно. Ему стало совсем безразлично, что и когда происходит в дворце. Он и сам не скажет, когда это началось. Наверное, оно проявлялось постепенно, распространялось по всему телу, словно лианы, оплетающие колону в саду. Малышом, он хотел дружить с детьми Чжунсока и даже пытался с ними поладить, вот только тяжело ладить с людьми, что морщатся при виде тебя и брезгливо отгоняют. Дети, что с них взять, только с одним Чимин сумел подружиться. Хосок не был похож на других детей. Его всегда отличала его прямолинейность и открытость. Он серый мир омеги озарял как яркими красками своей улыбкой, когда спешил к нему рассказать что-то. С ним ему было хорошо. Не давал загрустить и лучший друг Чимина, по совместительству его личный слуга — Ким Тэхен, что заменил мальчику брата. С другими омегами из королевской семьи, понятное дело, он не ладил, а вот с этим омегой он был не разлей вода. Втроем они всегда находили приключения на свои аристократические тушки, проводили кучу времени в саду, библиотеке, и, конечно же, в покоях самого омеги. Они выросли. Стали серьезнее, но ни в коем случае не отдалились друг от друга. Они как были вместе, так и остались. Хосока часто бранили за это и подшучивали, что тот носится с двумя никому не нужными, считая того спасителем всех убогих, но на это альфа лишь огрызался, запрещая так говорить про своих друзей.

***

Мальчик перебирается совсем быстро, ловко маневрируя между ручьем и другим полем. Ветер "запутывает пальцы" в белые волосы, взъерошивая их. Потоки воздуха, теплые, приятно, совсем ласково, оплетают его тело. Где-то сзади бегут Тэхён и Хосок, а за ними дядюшка, но разве сейчас это важно? Он видит темно-зеленую чащу пред собой, что покрыта ветвями деревьев, будто скрывает что-то драгоценное. Прохладный ветерок ласкает его личико, забираясь под свободную узорчатую рубаху с рукавами-фонарями. Лес его манит, подзывает, играется, совсем по-доброму, как старый знакомый. Чимин, ведомый чем-то, направляется прямиком в лес, все ближе и ближе пробираясь вглубь. Он становиться все больше и добрее, приглашая в объятия. Где-то сзади доносится смех Тэхена, которого догоняет Хосок, и предостережения дядюшки, чтоб слишком далеко не убегали. Омега поднимает голову выше, пытаясь дотянуться взором до края деревьев, которые выставляют свои макушки к самому небу. Дотронуться бы до них руками, ощупать. Наверняка они все в смоле, но скорее всего пахнут летом и елью. Внезапный треск совсем рядом отвлекает его, заставляя дернуться. Пред ним стоит волк. Большой волк с черной, как уголь, шерстью и такими же глазами неотрывно следит за действиями парня. Он не выглядит угрожающе и точно не собирается вредить. Лишь сидит и смотрит. Изучает. Чимин знает с самого детства, что нужно бежать, если встречаешь волка, что оборотни опасны и дики, но сейчас он может лишь неприлично долго смотреть в ответ, кажется, немного улыбаясь. Что-то заставляет его идти к хищнику, но без страха. Он не боится, а лишь хочет прикоснуться к шерсти. Он уверен, что она мягкая и очень пушистая, и если погладить спину волка, то можно утонуть рукой. Омегу ведет что-то неощутимое, но сильное. Внутри просыпается странно-теплое чувство спокойствия при взгляде на волка. — Ваша Светлость! Бегите! Чимин оборачивается на оборотня, замечая, что перед ним нет прежнего хищника. На его пути стоит огромный серый грязный волк, сверкая ярко-красными глазами, и загнано дышит, громко рыча. — Чимин! Быстрее! Маленький омега слышит голос брата, когда стрелой пускается в бег по полю от волка, а сзади слышит, видит, чувствует топот лап размером с его лицо. Сердце быстро отстукивает бешенный ритм, а волк почти дышит ему в шею. Запах смерти подгоняет его бежать еще быстрее и отчаяннее. Его тело пылает, словно пожар, голову затапливает дикий страх быть нещадно убитым и растерзанным огромным зверем. — Чимин! Омега подскакивает на кровати от испуга, озираясь по сторонам. Бежевые обои, белое постельное белье, открытый балкон, его трюмо напротив окон. Он на своей кровати, в собственном будуаре, где только он и его слуга Тэхен. — Минни, ты в порядке? Ты плакал во сне… — обеспокоено замечает омега, присаживаясь рядом и вытирая большими пальцами дорожки от ночных слез. — Тебе приснилось что-то плохое, да? Пак удрученно вздыхает, кладя голову на плечо друга, прикрывая глаза. Он спал, но усталость совсем не прошла. Будто и не засыпал этой ночью. Он бы с удовольствием спал больше, но из-за причастности к королевской семье не может подавать плохой пример поданным и вставать поздно. Голова занята мыслями о вновь посетившем сне. Здесь, на жутко неудобной твердой и старой кровати, он видит его далеко не в первый раз. Сон посещает его на протяжении семи лет, с момента его первой встречи с волком. Когда Чимину было десять, Тэхен и Хосок отправились на прогулку вместе с дядюшкой и дюжиной солдат — коих отправили точно ради альфы — где они и отправились за пределы королевств. Омеги очень давно хотели посмотреть на поле колосьев в закате солнца, которые видели на картинах в замке. Подговорив дядю Тэхена, они отправились туда все вместе, где Чимин встретился лицом к лицу с оборотнем. Он был достаточно большим, но все еще молодым волком, не хотел нападать на омегу. Но дядюшка так перепугался, что стал кричать Паку, чтобы тот уносил как можно быстрее ноги. В конце стражники напали на оборотня, что побежал вдогонку за омегой, благо не сунулись в лес. Они знают законы. После его встречи с волком Чимин был очень напуган. Он сам был на малую часть оборотнем. Он превращался в щенка, когда был еще совсем маленьким ребенком. Но вскоре это было ему запрещено, как и многие другие удовольствия. Сейчас Пак не помнит, как верно происходит превращение, но природа не забыла наградить его регулярными течками с острыми болями, вечными зудами и не щадящим желанием. Именно в течку его тело словно окунается в огромную глыбу льда, да так сильно, что ни один согревающий отвар ему не поможет. — Про оборотня. Снова, — отвечает омега, кутаясь сильнее в теплый вязаный платок, поправляя одеяло на себе. — Я думал, он перестал сниться тебе… Что-то новое происходит или повторение старого сюжета? — омега поднимается с кровати, дабы закрыть балкон, чтобы осенний воздух не гулял по комнате. — Тот же, все тот же сон. Без изменений. Тэхен сводит бровки к переносице, присаживаясь рядом с другом. Его выражение лица всегда превращается в эту гримасу, когда омега переживает или сильно сочувствует кому-то. Сегодня непростой день для всего королевства. Всё государство готовиться к великому празднику — коронации старшего сына короля Пак Тэяна. Джиджум решил отречься от престола и передать дело своему старшему сыну альфе, Тэяну, что гордо продолжит нести судьбу королевства и народа в своих руках. Он, как полагается, вознесет род Паков еще выше, приумножит их богатство и честь и женится обязательно на прекрасной омеге, что будет всю жизнь для него фарфоровой куклой, но не более. У них родятся дети, конечно, самые красивые, изысканных манер и утонченного вкуса, отличающиеся замечательными талантами и умом, а после длительного времени своего правления, когда Тэяну будет абсолютно все равно на дела государства, он отречется от престола для передачи его своему наследнику. Каждого короля ждет подобная участь, какая ждала дедушку Джиджума, его отца, самого альфу, а теперь и ожидает его сына. По правде сказать, Чимин даже рад немного, что он бастард. Его никогда не будет ждать подобная участь, чего он ни в коем случае не хочет. Омега ни в коем случае не превратит себя в марионетку, идущую на поводу советников короля. Парень хочет сбежать отсюда. Далеко-далеко, чтобы больше никогда не слышать этих людей. Не видеть их, не знать. Его мечта — свобода. Его бесценная и греющая душу мечта — быть на воле, где-то за границами королевства, где о нем не знают. Он хочет встретить альфу, не обязательно с большим количество связей и богатств, нет, просто альфу, что бескорыстно будет заботиться о нем и оберегать, а взамен, парень готов отдавать себя и свою любовь только ему. Можно даже без него. Только бы быть свободным. Три глухих стука слышатся в комнате, и с разрешения хозяина заходит дядюшка. Пожилой омега растягивает губы в улыбке, когда видит дорогих сердцу омег, уютно уместившихся на кровати. Парни держат друг друга в нежных объятиях, согреваясь от холода, словно пингвины в метель. Становится все холоднее, уже во всю валит снег пушистыми гроздями, а его величество Пак Чжунсок все еще медлит с разрешением передачи дров для камина в комнату пасынка. Поэтому Чимин согревается личной бумагой, которая сгорает слишком быстро и не прогревает достаточно комнату. Оттого страдания Чимина все сильнее — хоть сам иди в лес и собирай брёвна. — Ваша Светлость, вы проснулись? — спрашивает, как и положено прислуге. — Дядюшка, здесь только мы, — откликается Тэхён. Дядюшка кивает. Он воспитывает двух сорванцов почти с самого их рождения. Он заменял им и папу, дедушку и иногда старшего брата. На него сбросили бастарда Чимина, когда тому не было и года. Тогда омега решил выкармливать малыша ссобственным молоком, которое именно тогда по неизвестным причинам отчего-то появилось. Он отдал всю свою несостоявшуюся родительскую любовь к своим детям — Чимину Тэхену и Хосоку, что приняли ее с большой радостью. Если честно, Чимин в какой-то степени очень сочувствовал другим детям из «его» семьи, у которых не было такого замечательного папы, кому было бы дело до своих чад. Но королевская семья не слишком удачлива в таких вопросах. — Чего расселись-то? Хотя бы на клинию сели бы. Еще и холод такой. Тэхён, могу понять, Чимин после сна, но ты то куда? — мягким упреком говорит мужчина. Омеги лишь мечтательнее прикрывают глазки. Пак жмурится, вытягивая руки наверх, а после в забвении падает вниз на матрас. Легкие, что наполнились воздухом, быстро сокращаются, теряя его. Глаза расширяются от пронзительной боли, а сам мальчик, начинает постанывать, перекатываясь с бока на бок. Ужасный, твердый, как камень, матрас. В один день Чимин не выдержит и скинет его из окна. — Минни, больно? — над ним возвышается взволнованное бледное личико Тэхена с легким румянцем, а губы складываются вместе, строя сострадальческую гримасу.

***

Двери большой обеденной открываются, в комнату входит Чимин в свободной, даже немного великоватой ему белой накрахмаленной рубашке со свободным v-образным вырезом, открывающим часть ключиц и бледную, как мел, кожу. Они в «семейной» обстановке, поэтому появление в столь свободном наряде не покажется никому дурным тоном. На ногах были кюлоты, что совсем недавно стали широко известны в их королевстве, пшеничного, как и волосы Чимина, цвете. На его узких плечах находилась накидка, согревающая, но совсем немного. Холод, который убивает его каждый день, идет словно изнутри, будто его организм сам не хочет быть согретым. Не потерпит быть горячим. Он слышит недовольное цоканье Ханеля — младшего сына из династии. Он осматривает его пристально, пробегаясь цепким взглядом с верха до ног, пытаясь найти изъян. И, конечно же, его находит. Так полюбившиеся ему кюлоты. — Что это ты напялил на себя? — сморщивает ровный носик в неприязни Ханель, смотря в глаза Чимину. Ханель родился последним ребенком. После рождения малыша Чжунсок больше не смог забеременеть, остановившись только на пятерых детях, потеряв репродуктивную способность навсегда. Он не сильно огорчился, лишь вернул себя в тонус и отдался полностью воспитанию своих детей. Последним ребенком стал Ханель — темноволосый омега с большими голубыми глазами, но король даже не расстроился, радуясь своим двум альфам-сыновьям, понимая, что их достаточно для продолжения рода. Малыш родился, когда Чимину было почти пять лет, и он не застал событий шестилетней давности. Вот только старшие помнят все. Все его детство они учили «правильно» обращаться малыша-омегу с мерзким бастардом, мешавшим им одним своим существованием. Как только мальчик научился ходить и говорить, то он отказывался играть с братиком Чимином, хоть и очень хотел этого. После стал так же игнорировать отпрыска наложника, как Гарам, и грубить, как Тэян. Его ненависть передалась ему по наследству от Чжунсока и братьев, образумивших его: с кем стоит общаться, а с кем нет. Один Хосок пытался первое время переубедить хотя бы младшего брата быть вежливее и разглядеть в «брате» родного человека, на что получил ясный отрицательный ответ. Больше он не старался. — Доброе утро и тебе, Ханель. Это кюлоты. Сейчас их часто можно увидеть на улице. Они мне понравились, поэтому я попросил их сшить у мастера, — отвечает ему Чимин. Омега колюче осматривает предмет одежды. Ни в одной части он не видит работы их придворного мастера. — Это не работа Вана. — Его зовут Хан. — Мне какая разница? Не важно, как его зовут. Если надо будет, то его имя совсем исчезнет. Это не его работа, откуда ты взял это? — он выделяет последнее слово, пренебрежительно изгибая губы. Чимин тяжело выдыхает, смотрит на Гарама. Тот все чаще стал одергивать Ханеля, прося игнорировать «ублюдка», не принижая себя, и не вступать с ним в диалог. Может, сейчас он вскинет глаза в очках на младшенького, потреплет его по голове и попросит поискать другую тему для разговора с другим членом семьи. Но Гарам голову не вскидывает, не треплет за волосы и не просит прекратить. Тэян, что сидит напротив старшего сына, кидает незаинтересованный взгляд на Чимина, а после все так же переносит скучающий взгляд на письмо в руках, что читал до этого. Кажется, это письмо от принца из соседнего королевства, с которым тот помолвлен. Рядом, напротив Ханеля, располагается Хосок. Брат кидает сочувствующий взгляд в сторону омеги. Каждый раз ему невероятно жаль Чимина, но он ничего не может поделать. Защищать открыто омегу — пойти против Чжунсока, а значит, и против отца. — Мастер, что сделал их, не с двора. Он в городе трудится и держит мастерскую. Он достаточно известен в городе, и если захочешь, то я могу сказать тебе адрес и имя мастера. Ханель смотрит на омегу, не понимая, шутит тот или нет, а после срывается на смех. Истерический хохот становится все громче и звучит все более искусственным. Он картинно хлопает в ладоши и демонстративно смахивает несуществующую слезу. — Признаюсь, ты рассмешил меня! К чему мне твой недомастеришка? Чтобы он соорудил мне такие же нелепые брюки? Да я лучше утоплюсь, чем позволю появиться себе в этом убожестве. Хотя тебе, Чимин, признаться, очень идет. Прочеркивает твои и так неуклюжие ноги, — мальчик снова срывается на смех, чем вызывает ухмылку и Гарама. Пак краснеет пуще прежнего. Он нередко становился центром обидных шуток или насмешек в свою сторону, но в последнее время они странно участились. Двери в зал распахиваются, впуская главу королевства с супругом в помещение. Они переговариваются немного тихо, но разобрать все равно возможно. — Джиджум, мы говорили уже об этом и мы оба знаем, кто в приоритете, — Чжунсок осматривает всех своих детей, одаривая улыбкой каждого. Альфа подбирается ближе, когда все отпрыски королевской династии встают из-за стола. Запрещено сидеть за столом, пока его величество идет на трапезу. Такие законы в Буданг не первое столетие. Касается всех, даже таких ублюдков, как Чимин. Он встает со всеми, дабы поприветствовать благородную чету, склонив голову. — Доброе утро, дорогие. Готов благодарить Бога, что снова открыл глаза и смог увидеть моих чудных малышей. Тэян, милый, как себя чувствуешь? Не волнуешься из-за предстоящего мероприятия? Чимин отлично понимает и чувствует, что Чжунсок — неприметно отличный родитель. Не видел он еще родителя, который бы так сильно любил своих детей. Он знает, сколько бессонных ночей провел король, сидя у кровати больного Ханёля, когда младшему омеге нездоровилось. Он слышал, как тот переживал во время первой течки Гарама, не отходя от него далеко. Знает, что каждый раз Чжунсок распоряжается, чтобы Хосоку готовили травяной чай на основе ромашки, ведь она хорошо помогает ему от кошмаров, что долгое время мучают его. Король любит своих детей, это несомненно. Он стоит горой за них, спокойно уничтожит тех, кто вздумает помешать им. Только вот к Чимину это никак не относится. Он поджимает губы, ведь понимает, что ему не распорядятся принести чай, в течку не станут сидеть рядом с кроватью, держа за холодные руки, пока живот скручивает в спазмах от боли, и от боли в спине не попросят принести грелку. У него не было любящего папы и отца, и вряд ли уже будут. Зато у него есть дядюшка и Тэхен, что неустанно заботятся о нем. Конечно, им запрещено приближаться к нему во время болезни и течек, нельзя давать Чимину еду и напитки, не обговоренные до этого с королем, и много чего еще нельзя. Но они заботятся о нем, как могут. Мягкая улыбка трогает пухлые губы омеги от своих мыслей. Он рад, что при всех обстоятельствах есть люди, которых он так любит. — Что рассмешило тебя, Чимин? — холодный тон режет ушки, кожа вмиг приобретает алый оттенок. Он вскидывает голову, смотря на Чжунсока. Пока он плавал в своих мыслях, не замечал изучающий взор омеги. Он позволил себе расслабиться. Он краснеет, словно его застали за чем-то крайне неприличным. Теряясь, Пак начинает заикаться, пытаясь вымолвить хоть слово из себя. — Где твои манеры? Встань, когда с тобой разговаривают, — шипит, словно змея, Чжунсок. Чимин этикет знает и хорошо осведомлен, что королевские отпрыски могут и не вставать, когда с ними говорят за столом. Но он все равно встает, ведь знает: не стоит нарываться. Он не смеет выпрямиться, не имеет даже право заявить на свою неприкосновенность и хоть какое-то уважение к себе. Он должен что-то ответить, иначе его молчание будет рассмотрено как неуважение в сторону отчима. Не приведи Господь выказать неуважение в его сторону. — Я вспомнил сон, что мне снился сегодня ночью. Это побудило меня улыбнуться, он был очень добрый и приятный, — со всей присущей нежностью в голосе и вежливостью отвечает Чимин. Ощущение, словно он ходит по канату, балансируя. Один неточный шаг, и он упадет. — Что на тебе за одежда? Я не помню, чтобы отсылал тебе такие рубахи или брюки, — Чжунсок поменял направление, но далеко не в лучшую сторону. Да, отчим отвечает за то, какие наряды отправлять своим отпрыскам, только вот ничего хорошего из этого не выходит. Обычно, если Чимину что-то и достается, то в неприлично малых количествах. Очень узкие брюки, которые натирают грубой тканью пухлые ножки Чимина, или рубаха с чересчур длинными рукавами в которых он выглядит словно пугало, на которого нацепили рубашку старого аристократа. Куча яркой и слишком вульгарной для него одежды. Сколько бы раз он ни говорил, как сильно ему нравятся основные и неяркие цвета, все равно на бал его наряжали в ярко- цветные костюмы. В ней он еще больше походил на шута. — Вы правы, Ваше высочество. Брюки я заказал у мастера, а рубаху мне сшил дядюшка. Это ведь правилами не запрещено? Победоносная улыбка хочет вырваться наружу, но Пак себя сдерживает. Так будет только хуже. Чжунсок лишь сжимает губы, его желваки играют чуть более очевидно, чем он бы хотел. — Садись и приступай к трапезе, Чимин. Дети, приятного аппетита, — вместо омеги поизносит Джиджум, оценивая бастарда совершенно незаинтересованно и равнодушно. Наверное, это бы очень обидело ранимого мальчика, если бы он не привык. Тем более он отлично понимает, что лучше будет так, чем он станет наседать на него с этикетом, замужеством и другой дрянью. Омегу уже совершенно ничего не удивляет. Он привык, что ему не стоит ожидать теплого отношения от своей семьи. Конечно, первое время он плакал и задавал вопросы дядюшке, на что тот поджимал губы, не зная, как ответить. Морщинистыми руками он гладил омежку по голове, напевая колыбельную, которую с детства так любил мальчик. «В месте полных песков, и загадочных мест» — Милые, давайте помолимся перед едой. Поблагодарим Господа Бога за то, что позволил нам, людям, сегодня сесть за стол и вкусить эти яства! — Чжунсок улыбается детям так, что на щеках появляются ямочки, протягивая им руки. Те не особо охотно кладут свои руки в ладони папы, не переча. Чимину тоже приходится взяться за руки. Только вот если Хосок берет его с радостью, то Ханёль отворачивается, дабы не видеть их переплетенные руки. Чимин правда не понимает сие действие. Каждый прием пищи они молятся, а по воскресениям идут в церковь, хотя никто из них не верит в Бога. Отпрыскам мнение навязано, да и все обуславливается тем, что они не обязаны верить, достаточно лишь просто не перечить. Но сама пара тоже не отличается боголюбием. Сам король не отличался особой любовью к королевству и поданным. Чимину кажется, что он вообще никого кроме себя не любит. Чаще всего его взгляд холоден и безразличен. Нечасто он смотрит на своих детей с переполняющими его чувствами любви. Джиджум часто запирается в своих покоях, впадая в очередное уныние, запивая свою скуку и грусть кислым вином. От его запаха Чимину всегда становится тошно. В такие моменты короля ничего и никто не может отвлечь от бутылки и кровати. Иногда он приглашает в покои шутов, чтобы те попробовали его рассмешить, но чаще всего это заканчивается очередным запоем и казнью шутов. Чжунсок же — почти полная противоположность. Его эмоции слишком яркие. Он всегда окружает своих отпрысков любовью и всеобъемлющим вниманием, не пропуская ничего, ни единой детали. Он благосклонен к слугам и поданным, но брезгливо поджимает нос от особенно нищих жителей королевства. Омег он обучает сам. Ясно, что уроки Гарама и Ханеля проходят в различии от Чимина. Когда братья хорошо показывают себя на балах после уроков, то милосердный Чжунсок одаривает своих крох подарками. Если бал проходит не совсем удачно, тот лишь тяжело вздыхает, проходя уроки с сыновьями заново, что случается не часто, но и не редко. Конечно, с Чимином все совершенно по другому. Занятия проходят без похвалы и моральной поддержки и, конечно же, с последствиями. Если раньше за ошибку его игнорировали, то сейчас на уроках стал появляться тонкий гибкий, хлесткий хлыст. Бить ребенка — плохо, королевского — непростительно. Бить бастарда — справедливо. Его бьют за каждый провал, даже самый маленький. Разговаривал слишком громко — наказание, слишком тихо — наказание. Заговорил с незнакомым альфой? Упаси господь. Чимин до сих пор с содроганием вспоминает, как его ошибка — споткнуться на бале из-за неудобной пары обуви, что тогда была больше на почти два размера — обошлась ему в десять ударов стеком по ступням. Раны каждый раз отзывались фантомной болью, после чего жгло почти все тело: руки, спина, ноги, плечи, бедра. Маленькие ошибки, которые стоят ему так много. Поставил бокал с громким стуком, сгорбился, оступился, расслабил плечи, «повиливал» бедрами, как распутная омега. Все это стоило ему десять ударов. Каждый бал был диким страхом для Чимина. Иногда он так сильно боялся, что дядюшке приходилось ночевать с ним, потому что на фоне сильного стресса у парня случались срывы ночью, вызванные кошмарами. Он просыпался с криками в холодном поту, а после рыскал по кровати в поисках хоть кого-то. Самих мероприятий он опасался в меньшей степени, больше его страшило, что будет после. А после… Его вызовут на урок, где он проанализирует свои ошибки и в точности перескажет Чжунсоку свои действия. И за каждый проступок после будет назначена мера наказаний. Пять — если проступок был маленьким. Недостаточно дружелюбный тон, касание своего тела у всех на виду, слишком веселый смех. Десять ударов — за слишком громкие звуки. Иногда доходит до абсурда, он может получить наказание за неприемлемо громкий вздох — как было на балу в честь дня рождения Хосока — за недостаточно прямую и красивую осанку, за недостаточно грациозную походку. Высшая степень наказания — двадцать ударов стеком. Такую меру к нему применили всего один раз. Тогда Чимин долго читал ночью, не найдя сил оторваться от книги о мифологии. Так сильно его завлекали знания о божествах, легендах, оборотнях и их уклада жизни, что он совсем не заметил, как пропустил нужный ему сон. Очнулся мальчик, когда дядюшка постучался в дверь, занеся теплую воду. Весь день у Чимина так и не было времени вздохнуть, поэтому вечером на балу он был почти обессилен. Это случилось, когда он сидел на софе с придворными омегами и братьями, что разговаривали об одной из омег, у которой на свет совсем скоро появятся детишки. Он не был вовлечен в диалог, просто сидел рядом, чтобы не казаться всем ненужным, и вдруг его тело стало расслабляться, а глаза — медленно закатываться вверх. Очнулся мальчик, когда понял, что его облокотили на спинку красно-желтой в полосочку софы. Он тут же выпрямился, открывая глаза и оглядываясь. Все было так же, беседа велась почти о том же, только вот два голубых глаза, как коршуны, уставились на него. Это были первые шрамы, которые появились на чистом теле.

***

За столом воцаряется тишина, когда утренняя молитва заканчивается и все приступают к трапезе. — В это воскресенье нам нужно сходить в церковь, помолиться. Мы давно не появлялись там. Люди могут и дурного наговорить, — говорит супруг, отрезая часть сыра себе на тарелку, беря ржаной хлеб, еще горячий, из печи. Причина их «набожности» — прямая поддержка церкви королевской семьи. Она им необходима, если они хотят иметь абсолютную власть в королевстве, отсюда и излишняя доброта и богоугодность. Но Чимину вбольшей степени все равно. Все чаще и чаще он понимает, что начинает терять краски в жизни, светлых моментов все меньше. Он больше не маленький омега, он не может резвиться по полям и долинам вместе с Тэхеном и Хосоком, как бы он этого ни хотел. Он прекрасно понимает, что больше не нырнет в колосья, не спрячется у речки за большими камнями, точно не уйдет отсюда. Он знает это. Он юный, но почти созревший омега, восемнадцатый год на носу. Совсем скоро будут разговоры о женитьбе, кандидатах, снова о чертовых балах. Конечно же, никто не спросит его мнения.

***

Под стук трости о мраморный пол Чимин выплывает, словно лебедь на воде . Его спина идеально ровна, и он позволяет себе небольшую ппоблажку — прогибается в пояснице, но совсем немного, чтобы не причинить себе боль. Ноги уже не путаются друг о друга, поэтому, ни разу не споткнувшись, он доходит до ранее обговоренного места — точки, где ему нужно остановиться. Его глаза совершенно бесстрастны и будто холодны. Он поправляет накидку, спавшую с его плеч, а после делает глубокий реверанс, вспоминая, как его учили по всем «важнейшим» правилам этикета. Хоть он и королевской крови, но на балах имеет статус дворянина, и многие обращаются к нему соответсвенно. Держа спину, как нельзя ровнее, омега высказывает уважение пустоте перед ним, а после выпрямляется. Пока все идет отлично. — Ханёль, милый, прошу тебя, не сутулься. Неси свое достоинство гордо, ты ведь принц, — Чжунсок мягко упрекает младшего, помогая тому подобраться. Принц закатывает глаза, пока его папа не видит, а после, натянув улыбку на лицо, следует своему месту. Счет продолжается, трость так же ритмично отбивает темп, звук разливается по залу, отражаясь от стен и высоких потолков. Это самый большой зал из имеющихся во дворце, поэтому бал в честь коронации наследного принца будет проходить именно здесь. Чимин выставляет правую руку вперед, сгибая в локте, вставая в позу щелкунчика. Он начинает вальсировать взад и в перед, представляя большую руку альфы, соприкасающуюся с его. Ему нужно быть миленьким и красивым. Танцевать, много танцевать, потому что он может попробовать охмурить кого-то молоденького парня и попробовать убедить его и родителей разрешить уйти вместе с ним из этого зала. Это все лучше, чем провести время со стариком, который начнет распускать мерзкие грязные руки. — Папа! — в зал входит Хосок, оглядываясь по сторонам. Его голос звучит в помещении, отдаваясь эхом, постепенно растворяясь в воздухе равномерно. Темно-зеленый камзол сидит на нем аккуратно и ровно настолько, что кажется, будто он восковой. Под камзолом белая накрахмаленая рубашка немного хрустит при движении. От левого нагрудного кармана на цепочке висят маленькие часики, на которые Хосок поглядывает. — Папа, гости прибыли раньше. Их карета уже въезжает в столицу. Омега вздыхает, оглядывая себя и сыновей рядом, что тоже смотрят растерянно. Ранний приезд приглашенной знати застал их врасплох, ведь те совсем не готовы. Их парадные одеяния висят в их покоях, дожидаясь вечера, но никак не полдня. Их макияж и прически тоже совсем не готовы. — Как приехали?! Сейчас? Только полтретьего. Что за люд пошел? У нас есть где-то час, милые, — обращается к сыновьям. — Идите к себе и погружайтесь в купальни. Ты, — обращается Чжунсок к прислуге, что стоял рядом с Хосоком, бегая за ним хвостиком. — Созови всех фрейлин сейчас же. Раздели по половине между детьми, мне пошли шестерых. Столько мне хватит. Все приступают к делам, пока Чимин свободно и облегченно выдыхает. Так как он бастард, то ему на балу так блистать не нужно, как родные дети короля. Ему стоит оставаться просто привлекательным, и этого больше чем достаточно, поэтому, услышав про предстоящие приготовления омег, он мысленно дает сам себе пять и, разворачиваясь, идет в свой будуар. — Чимин? Куда это ты направился? — доносится до него голос отчима, как запущенный бумеранг, бьет его в голову резко и неприятно. Он поворачивается в недоумении, смотря на омегу, честно не понимая, причины его нахождения в зале до сих пор. — Мне показалось, занятие закончилось, раз гости приехали раньше назначенного срока. Разве у вас не много дел? Чжунсок хмурит брови. Обстановка резко накаливается, теперь на бастарда смотрят все. Гарам закатывает глаза, Ханель просвистывает, ожидая, как папенька сейчас наконец-то даст оплеуху за подобное повеление и тон. Так не разговаривают с родителями, а уж тем более с королями. — У нас? У кого «нас», Чимин? Ты, к моему глубокому сожалению, являешься все еще членом династии. Хоть и наполовину, но в тебе есть королевская кровь, а значит, ты тоже должен быть готовым через час. Хотя я не уверен, что гости были бы рады увидеть тебя. Похожих мальчиков они у себя в служках видят, — Чжунсок плохо скрывает надменную ухмылку, демонстрируя явное превосходство над ним. Сам Чимин чувствует дурацкое пощипывание в глазах и закусывает губу, чтобы не расплакаться в и так невероятно неприятную ситуацию. Он не может ничего возразить, лишь кивает и кланяется старшему подобно слуге. Другие поклонв тот не принимает. — Можешь идти. Перебирая быстро крохотными ногами, Чимин выходит, почти срываясь на бег. Нужно выйти из зала, а уже после начать спокойно плакать и долго успокаиваться в руках дядюшки или Тэхена. Слезинка скатывается по лицу. Это служит хорошим мотиватором прибавить шаг и почти кинуться к своей комнате. В последнее время придирки отчима стали все более беспричинными, а насмешки — более гадкими. Все чаще Чимин не в состоянии вывезти очередной реплики змея, с которым ему приходится существовать под одной крышей. Наверное, он слишком устал. В комнате его встречает Тэхен, что только закончил свою ежедневную уборку, которую он совершал здесь после обеда. Хоть это в его обязанности не входило и многие служки не убиралась так тщательно даже в покоях королевских чад, но Тэ всегда хотел хотя бы так помочь другу. Конечно, он живет во дворце, и конечно, его комната отличается от других во всем королевстве, но иногда ему кажется, что над Чимином тут просто издеваются. Его комната очень отличается от комнат других членов королевской семьи как по комфорту, так и по размерам. Большинство мебели обшарпано, сделано из больного дерева, оттого она гниет и разваливается. Только в этом году они избавились от стула и прекроватного столика. Каждый раз, когда карие глаза байстрюка цепляются за царапины на прогнившем трюмо или дряхлом, выцветшем кресле, то он поджимает губы и расстроенно сводит бровки. Омега проходит внутрь, прикрывая тяжелую резную дверь с тихим щелчком. Это ограждает его от остального мира и он наконец-то может побыть собой, позволяя себе немного поплакать. Все чаще и чаще его больно трогают слова в его адрес, а самое обидное — ненависть в его сторону без причины. Чимин бы понял, если бы отец его любил и холил или у него были бы неповторимые таланты, которые никто не мог превзойти, но король даже имя его отца вспомнить не может, о чем вести диалог? — Чимин, что с тобой? Тебе плохо сделалось? — заботливый Тэхен тут же подлетает к омеге, придерживая того и за локоток и усаживая его на кровать. Он достает платочек из переднего кармана на рубашке, вытирая слезы омеге. Чимин плачет беззвучно, цепляясь за Тэхена. Он закусывает губу, чтобы не исказить лицо обезображенной маской, как он делал это раньше, когда плакал. — Просто плачу, ничего страшного, Тэ, — тихо проговаривает омега, беря платочек в свои руки, вытирая слезы. — Не смотри на меня такими глазами, я не мученик. — Я ненавижу Чжунсока. Что он прицепился к тебе? Взрослый омега, а постоянно ведет себя, как предтечный, — восклицает друг, стараясь успокоить принца. — Тише, глупый! Тут везде уши. Не навлеки беду на себя, не говори такое. Иначе из дворца тебя выгонят, и куда ты пойдешь без дома, работы? — Да плевать мне! Ты посмотри, что они все сделали с тобой. Измываются над бедным омегой, ты вообще-то тоже сын короля. И даже признанный! Просто он подкаблучник, который ходит на поводу у этой змеюки, — в ответ возмущается Тэхен. — Тэ, прошу тебя… Правда, могут услышать. И ни тебе, ни мне не поздоровится, понимаешь? Поэтому молчи, — Чимин кладет голову на плечо друга, прикрывая глаза, позволяя слезам скатываться и падать на постель. Его силы на исходе.