Перекрёсток судеб

Шампанское в натерном до блеска бокале перекатывается прозрачным золотом, пуская вверх пузырьки, и маняще пахнет инжиром, обжигая горло сладким теплом, а язык ненавязчивым нежным букетом. Вообще Джин терпеть не может подобные "тусовки высшего света" (да еще и тематические, как сегодня – маскарад), где дряхлые, но богатые старики кичились большим кошельком и новой пассией, благополучные семейные пары, у которых разница в возрасте была обычно в пределах десяти-пятнадцати лет, хвастались нажитыми влиянием и капиталом, а зачастую еще и своими отпрысками, и организаторы, сами относящиеся к высокому классу пытались показать насколько много у них лишних денег для организации подобных мероприятий. Подобные вечеринки всегда раздражали Сокджина, причем с самого детства, и он бесился от одной лишь мысли о необходимости присутствовать на них. Его, как младшего сына, часто задвигали тенью старшего брата, говоря, что он унаследует гораздо меньше, но будет отличной поддержкой и опорой, а также лицом компании, ведь в отличии от брата был более миловидным и, как говорила мать, "хорошо смотрится на любых снимках". Поэтому полностью избавиться от наигранных сюсюканий заискивающих перед родителями людей было в принципе невозможно. По крайней мере до тех пор, пока Джин не изъявил желание заниматься продажами, а не юриспруденцией. Родители кричали, напирая, причем оба, называли разочарованием и позором семьи, и едва-едва не распускали руки, сдерживаемые лишь своим мнимым величием псевдокоролевских кровей. Сокджин слушал и молча кивал, понимая, что обрекает себя на тяжелую жизнь не только без финансовой поддержки, но и без моральной тоже. И вот, в двадцать пять, он оказался с оконченным юридическим на улице с рюкзаком за спиной и меньше, чем миллионом вон в кармане, которые он тайно копил, изредка подрабатывая и откладывая с карманных. Жизнь была тяжелой и до ужаса жестокой, а еще грязной, шумной и заполненной изнурительной работой. Так продолжалось около полутора лет, пока скрывающие истинное положение дел родители как-то не проболтались в близком семейном кругу о случившемся. Тогда-то сестра матери, его тетя, устроила, как ему позднее рассказал ее муж, такой разнос не только родителям Джина, но и поддерживающих их дедушке и бабушке, что служанка чуть не вызвала полицию, обеспокоенная разворачивающимся действом. Ким Соджи не была также успешна, как ее сестра, но достигла многого в микрохирургии, а потому была довольно известным врачом, имела неплохой доход и слыла отличным оратором, которого и студенты, и другие врачи слушали с огромным удовольствием, потому она не испытала какого-то сильного дискомфорта, когда в ее семье стало на одного человека больше, скорее даже наоборот. Потому что Сокджин был ей до слез благодарен и старался не только помогать по дому, но и приносить, хоть и небольшие, но деньги, чтобы хоть как-то покрыть потраченное на него. Соджи сопротивлялась этому, но всегда проигрывала, а потому со временем смирилась. Еще через два года Джин заикнулся о том, что хочет однажды открыть свой магазин уходовой и декоративной косметики, потому что ему нравится ухаживать за собой, тем самым проявляя заботу о своем теле, и он хотел бы помогать в этом и другим людям. Соджи его, конечно, поддержала и долгими уговорами и заверениями о том, что все хорошо, смогла убедить племянника взять деньги у нее в долг из личных сбережений. Сокджин тогда клялся, что все вернет, несмотря ни на что, и даже с процентами, а женщина лишь понимающе кивала и улыбалась, стараясь показать свои расположение и поддержку. И сейчас, спустя семь лет Джин с уверенностью может сказать, что своим успехом обязан именно тете и что и правда выплаченный с процентами долг никогда не покажет его благодарность, привязанность и уважение к этой женщине, которая все еще беспокоится о нем и часто зовет в гости. Пожалуй, именно тетя и ее муж с детьми стали для разбитого непринятием со стороны отца и матери парня опорой и настоящей семьей, которая любит тебя без каких-либо условий, а потому Сокджин большую часть своей жизни ни в чем больше не нуждался, отодвигая личное на самые задворки, чтобы сосредоточиться на собственном бизнесе. Однако в тридцать четыре имеющий стабильный доход, хорошие вложения и солидные накопления Джин наконец осознал, что у него никогда не было серьезных отношений, а потому начал чувствовать себя неполноценным, потому что слишком долго задвигаемое в самые дальние уголки разума желание любить и быть любимым (в романтическом плане) ударило по нему железным обухом боли. Сокджин понял, что ему не к кому возвращаться, не на кого опереться и не о ком заботиться, ведь тетя была не вечной, как и ее семья: однажды она умрет, ее муж тоже, а дети разъедутся и заведут собственные семьи. А что же Джин? Он хоть и не останется один, но в полной мере познает весь ужас холодного одиночества, которое уже давно следовало за ним по пятам. Сокджин этого не хотел, но не знал что может сделать, чтобы это исправить, ведь найти своего человека в мире, где вокруг был лишь пресловутый "высший свет" ему не прельщало. И пусть в подобном обществе он оказывался редко, знал, что едва ли не все обыкновенные люди, среди которых он и жил большую часть времени, грезят о возможности попасть наверх через Джина, имеющего к этому всему по их мнению некий фантомный доступ – знает, плавал и не раз. Хотя сам Ким подобного мнения не разделял. – Ох, надо же. Сокджин с трудом заставляет себя вынырнуть из воспоминаний вперемешку с раздумьями и переводит глаза на подошедшую пару – возрастных мужчину и женщину в изящных маскарадных черно-красных масках, задуманных явно как парные. Джин вглядывается в знакомые мутные глаза и натягивает на губы дежурную улыбку: – Господин и госпожа Ким, – кивает им и, покатав шампанское в бокале, показательно выпивая его смотря в сторону старших (1). Те показательно кривятся, что уродует их лица еще больше и никакие утонченные маски не в силах этого скрыть: – Какой нахал. – И не говори, дорогой, – женщина ласково гладит мужа по сгибу локтя, успокаивая. – К чему проявлять любезность, если ни вы, ни я не рады встрече, м? – подзывает официанта, отдавая ему пустой бокал и берет следующий – в таком месте развлекать себя можно только выпивкой. – Хотя бы из уважения к статусу, который у тебя есть благодаря нам! Сокджин видит как у его "матери" раздраженно раздуваются ноздри, а сморщенные губы кривятся в отвращении: – Хм, разве? Господин Со позвал меня, чтобы поздравить с открытием еще одного филиала в Тэгу и заодно обсудить со мной предстоящую свадьбу его дочери, где будут работать мои визажисты, – ухмыляется подобно им. – Никому не нужны твои склянки. Есть много других магазинов, кроме твоего, и намного лучше. Джин лениво поворачивает голову, смотря на подошедшего с боку брата в сопровождении миниатюрной девушки, которую почти невидно за его широким плечом. – И Вам добрый вечер, – салютует старшему. – Ваше здоровье, – и выпивает бокал залпом, причмокивая губами в конце. Где-то со стороны слышно разочарованный тяжелый вздох недовольной таким поведением сына женщины. Но почему Сокджину должно быть не наплевать? Он с сожалением смотрит на дно пустого бокала и вновь поднимает руку, подзывая официанта. Когда тот подходит, брату и его спутнице приходится потесниться, чтобы тот прошел, и тогда Джин наконец замечает до боли знакомое даже под маской лицо девушки. Он невольно распахивает рот и широко открывает глаза, нелепо замирая изваянием (хорошо еще, что маска хоть как-то прячет его тупое выражение): – Ханыль? Та не отвечает. Лишь смущенно отводит глаза и крепче прижимается к своему спутнику. – Ох да, – мужчина по-свойски цепляет девушку за подбородок, заставляя вздернуть голову, – эта бедняжка рассказала как ужасно ей с тобой жилось – в квартире в подвале размером с наш туалет. Поэтому сейчас она безумно счастлива, находясь в достатке и заботе. – Да, милая? – требовательно смотрит испуганной Ханыль в глаза, и та заторможенно кивает, мило улыбаясь. На ее щеках появляются едва заметные ямочки. Сокджин чувствует как кипит, взбешенный не тем, что когда-то, еще в самом начале пути, его бросила девушка, которая, как оказалось позднее, хотела использовать его ради статуса его семьи, и даже не тем, что его брат кичится подобным, как великим достижением, а тем, что его семья смеет выставлять свое превосходство напоказ, демонстрируя это "воровством" его бывшей. Наверное, ему должно быть смешно, но Джина это наоборот беспокоит, потому что понимает – от него никогда не отстанут. Его родители и так пытались скомпрометировать его самый первый магазин, сказав, что он продает нелицензированную продукцию (и с треском провалились), так еще и ежемесячно звонили тете, когда та его приютила, требуя, чтобы она выгнала Сокджина на улицу, потому что "он позорит их фамилию через нее". Соджи никогда не показывала племяннику как ей было тяжело, когда вся семья: родители, сестра и дедушка с бабушкой– отвернулись от нее из-за ее решения помочь и приютить Джина. Но он знал как иногда она горько плакала по ночам в объятиях мужа. И сейчас, спустя столько лет, эти змеи все никак не успокоятся и при любой встрече пытаются указать на свое превосходство и богатство, до которых Сокджину нет никакого дела. Он видел их последний раз около года назад, на закрытой выставке знакомого художника, и тогда они тоже без стеснения брызгались ядом в его сторону и норовили вонзиться в кожу острыми клыками. И за этот год ничего не изменилось, как и за последние четыре в принципе тоже, когда дела у его бизнеса пошли в гору. – Чета Ким! Какая встреча! Джин дергается от слишком громкого оклика, также непринятого на подобных мероприятиях, и поворачивает голову, выглядывая между братом и отцом статного мужчину, облаченного во все черное и спешащего к ним. Когда тот подходит ближе, Сокджин подмечает хороший пиджак с мелкой витиеватой вышивкой на нем, атласную черную рубашку и простенькую маску, которую украшают лишь небольшие кружева по краям. Незнакомец широко улыбается, от чего на его щеках появляются заметные ямочки, и разводит руки в стороны, словно хочет обнять троих человек разом. Джин закатывает глаза, мысленно готовясь к очередному хвастовству своих родственников, когда замечает их лица – скривленные так, будто у них несварение, и перекошенных таким недовольством, какого он раньше никогда у них не видел (даже при встречах с ним). На секунду в голове вспыхивает мимолетный интерес, который быстро тухнет, когда он вспоминает, что отдал официанту пустой бокал, но не взял новый. После такого стресса алкоголь кажется необходимым. – Как я рад вас всех видеть! – мужчина подлетает к напрягшемуся господину Киму и бесцеремонно хватает его руку, тряся и здороваясь на европейский манер. – Мы тоже, господин Ким, – тот, не скрывая пренебрежения, выдергивает ладонь и старается улыбнуться – выходит просто отвратительно. – Ох, ну что Вы. Для вас всех я просто Намджун! – снова улыбается и хватает за руку уже брата Сокджина, который в скривлении рожи ничуть не уступает своему отцу. – Да, да, конечно, – женщина пытается усмирить взбешенного мужа, цепляя его за локоть и впиваясь острыми ногтями в его руку, и пытается как можно дружелюбнее улыбнуться. Впрочем, безуспешно. – А это кто? – так называемый "Намджун" наконец смотрит на замершего в окружении семьи Ким Джина. Их глаза встречаются и у последнего внутри что-то вздрагивает при виде темных и полных чего-то неизведанного своей глубиной глаз – Сокджин на секунду забывает, что нужно дышать и лишь всматривается в прорези скромной маски, ловя ответный взгляд полный неприкрытого интереса; сердце бешено колотится, отдаваясь пульсацией в ушах. Почему-то хочется, чтобы этот момент длился вечно. – Ох, это, – госпожа Ким оглядывает младшего сына с ног до головы и презрительно фыркает. – Это в общем-то никто. Ее супруг же даже не смотрит на своего отпрыска, надменно усмехаясь: – Именно. Никто. Джун несколько раз удивленно моргает, получив ответ, и завязывает непринужденную беседу о последних новостях мира. Воспользовавшись моментом, Сокджин ускользает из образовавшегося круга и спешит на балкон, чтобы хоть немного остудить разбушевавшееся от злости и досады сердце, которое бешено колотится в груди, отдавая пульсацией в ушах, и разгоняет жар по всему телу. Джин упирается в перила локтями и глубоко вдыхает свежий воздух, ощущая его прохладу, растекающуюся по телу. Через пару минут он наконец приходит в себя и медленно снимает маску, освежая уставшее лицо. Легкий ветер мягко касается кожи и пробирается сквозь спутанные пряди, играясь с ними. – Чудный вечер. Не правда ли? Сокджин в очередной раз за вечер вздрагивает и, устало вздохнув, снова надевает маску, цепляя крепление за уши, после чего оборачивается на нежданного компаньона, которым, на удивление, оказывается тот самый Намджун с двумя бокалами шампанского в руках: – Разрешите составить Вам компанию? Джин напряженно кусает губы – с одной стороны, он не хочет, чтобы его беспокоили, с другой, возвращаться ради выпивки в душное гнездо полное змей, ему совершенно не хочется, поэтому он кивает: – Для Вас вечер может и чудный. Но явно не для меня, – с радостью принимает предложенный бокал и тут же делает небольшой глоток. Намджун устраивается рядом, вставая в похожую позу, и смотрит на ухоженный сад, озаренный светом фонарей: – У них весьма внушительный загородный дом. – Ага, – Сокджин не горит желанием поддерживать светскую беседу, потому планирует отвечать односложно, а когда достаточно остудится – уйти. Однако вопрос собеседника ставит его в тупик. – Кто Вы? Джин медленно поворачивается в его сторону и ухмыляется: – А что? – Господин и госпожа Ким никогда ни о ком не говорят “никто”, особенно в моем присутствии. Поэтому Вы меня заинтересовали. Ну и просто так тоже, – упирается кулаком в щеку и разглядывает его, мягко улыбнувшись. – Неужели? И чем же? Джун задумчиво мычит, покусывая губы: – Как бы сказать. У Вас довольно притягательный взгляд. Решил познакомиться. Почему нет? – Может, потому, что я против? – Сокджин вопросительно выгибает бровь под маской, но во время вспоминает, что этого и невидно. Намджун тут же грустнеет, но продолжает натянуто улыбаться: – Вот как? Ну, я об этом узнал только что. Тогда не буду Вам докучать, – он тут же отстраняется, забирая свой бокал. – Хорошего вечера, – и уже разворачивается, чтобы уйти, когда его осторожно придерживают за локоть. – Так просто? – А как должно быть? Вы же мне отказали. Не имею привычки докучать тем, кому неинтересен, – Джун удивленно смотрит на него через плечо. – Давно не встречал таких, как Вы. Конечно, ко мне в основном подходят девушки, но бывают и парни, и даже мужчины. В подобном, – бросает на выглядывающий сквозь плотные шторы свет мимолетный взгляд, вспоминая кто находится совсем рядом, – обществе все привыкли получать желаемое и не принимают отказов. – Если Вы не заметили, я немного не принадлежу ему. Точнее не совсем, – ставит бокал на перила и вновь встает рядом. – Как Вы видели, Ваши родители терпеть меня не могут. Это объясняется очень легко – я их конкурент. Джин вопросительно кривит губы: – Вы? – Да. Моя адвокатская фирма не такая большая, как у них, однако, по некоторым причинам, пользуется большим спросом не только у простых людей, но и у кого-то такого богатого как господин Со. Я смог выгородить его сына, когда он наворотил дел. Конечно не таких серьезных, как Вы думаете, но все же. Было бы проще, если бы его сын не был медийной личностью, но, к сожалению, это не так, поэтому недовольство общественности было довольно сильным. Люди буквально требовали посадить его за то, за что обычно дают исправительные работы. Так что господин Со мой должник и еще не раз консультировался с другими моими юристами по различным вопросам, – Намджун медленно снимает маску и устало трет переносицу, разминая вмятины на коже. Сокджин невольно косится в сторону собеседника, пытаясь рассмотреть его профиль: – И поэтому Вы им не нравитесь? – Да, – уверенно кивает и поворачивается к нему, позволяя рассмотреть себя. – Я уже отобрал часть их клиентов и продолжаю этим заниматься, – самодовольно ухмыляется, вновь всматриваясь в блестящие легким опьянением глаза. – Теперь Ваша очередь. – М? – Джин отпивает еще шампанского и причмокивает губами. – Расскажите кто Вы. Или хотя бы Ваше имя, – Джун наклоняется ближе и его дыхание щекочет чуть смущенному такой близостью собеседнику кожу: – Ким Сокджин. Намджун вглядывается в него долгие минуты, которые кажутся в тягостном молчании целой вечностью, а потом тянется к его маске, осторожно ее снимая. Джин все это время смотрит в ответ, не понимая почему подобная вольность его совсем не возмущает, а наоборот – прельщает. – Вы их сын, – осторожно кладет маску на перила, всматриваясь в теперь открытые черты лица. – Я о Вас читал, – рассматривает знакомые детали в чужой внешности, складывающиеся из образа госпожи и господина Ким. Сокджин кривится, не стесняясь того, насколько плохо может выглядеть: – Уже давно нет, – отводит глаза, наконец допивая сладкое шампанское со вкусом инжира. – Знаю, – помедлив, Джун тянется к широкому плечу, касаясь его самыми кончиками пальцев. – Это было самое ужасное, отвратительное, недальновидное и глупое их решение, – аккуратно надавливает, вжимая подушечки в горячую кожу сквозь шелковую белую рубашку. Джин роняет смешок, поворачиваясь к мужчине – касание прерывается. Неожиданно становится до ужаса холодно: – Вы пытаетесь показать как много книг в своей жизни прочитали? Столько эпитетов. – Возможно, – Намджун немного неловко теребит край пиджака. – А может, я просто нахожусь под легким впечатлением, – опирается о перила поясницей, складывая руки на груди. – От чего? – вопросительно выгибает бровь. – От того как сильно Вы отличаетесь от своей семьи, – Джун поворачивает голову, ловит чужой взгляд, фиксируя его, и не отпускает. – От Вас даже атмосфера исходит другая. И я не до конца понимаю как Вы, воспитанный в такой среде, так на них не похожи. Сокджин чувствует как сердце делает в груди кульбит и падает в желудок, продолжая бешено колотиться уже где-то внизу живота: – В семье не без урода. – Нет, – подходит ближе, устраивая ладонь на бледной щеке, и наклоняется вперед, всматриваясь в мутный от выпитого взгляд. – Скорее в канаве не без цветка. Как бы странно это не звучало, – Намджун на пробу гладит скулу указательным пальцем, давая время оттолкнуть его, а потом наклоняется вперед, осторожно касаясь губами уголка чужого рта. Джин замирает напуганным изваянием и непонимающе хлопает глазами, когда от него отстраняются, опаляя щеку дыханием: – Что? Что Вы сделали? – Хм, я немного пьян. Думаю, – Джун опускает ладонь и утыкается лбом в плечо собеседника. – Для храбрости выпил что покрепче шампанского прежде, чем пришел к Вам. Видимо, дало в голову. – И чего же Вы так боялись? – чувствует как испорченная укладка мужчины щекочет его лицо спутанными прядями и как от волос пахнет лаком. – Что мне захотелось позвать Вас на свидание, сразу как только увидел, – Намджун тяжело вздыхает. – Глупо, да? Сокджин тихо хмыкает: – Немного, – и упирается в чужие плечи, отстраняя от себя мужчину. – Я вызову Вам такси. Тот тут же грустнеет, сводя брови домиком, и едва ли уши не поджимает как провинившийся щенок – забавно. – Тут со мной мой заместитель. Он не пьет. Его просто нужно найти, – опирается о перила и как-то тяжело вздыхает, склоняя тяжелую голову к плечу. – Да просто позвоните ему, – Джин почему-то боится, что Джун может упасть и встает рядом, подпирая его плечо своим, позволяя опереться. Намджун тут же прижимается ближе и кладет голову на его плечо, тяжело дыша: – Мой телефон во внутреннем кармане пиджака. Сокджин закатывает глаза: – Предлагаете мне Вас облапать? – недовольно бубнит. – Просто позвонить, – глупо хихикает и меняет положение, ставя подбородок на плечо и горячо дыша прямо в ухо. – Но если хотите меня пощупать, то я не против. – Какой же Вы извращенец, – Джин осторожно придерживает мужчину за талию, крепко ее сжимая, и свободной рукой расстегивает пуговицы пиджака и шарит по отворотам, ища внутренний карман. Намджун тяжело дышит ему куда-то в шею, его грудь ходит ходуном, а сам он едва заметно вздрагивает, когда его разгоряченной кожи случайно касаются. – Вот он, – наконец пускает руку в карман, хватая смартфон, и извлекает его. – Пароль 1997. Сокджин непонимающе улыбается: – Вы так молоды? Тот в ответ лишь смеется: – Это год рождения моей младшей сестры. Джин тушуется, смутившись, и снимает с телефона блокировку. Он легко находит нужный контакт по чужой наводке и звонит некому Мин Юнги, который врывается на балкон буквально через минуту: взбешенный и едва не брызгающий кипятком злости: – Чтоб тебя, Джун! Я же говорил тебе не напиваться! У нас завтра важная встреча! – подлетает к почти повисшему на Сокджине руководителю и пытается отодрать его от тихо посмеювающего над ситуацией Кима. – Нет, – Намджун обхватывает Джина за плечи и крепко вцепляется в его рубашку. Юнги растерянно хлопает глазами: – Вот же ж блять. За что ты свалился на мою голову? – устало трет переносицу и смотрит на улыбающегося Сокджина. – Господин?.. – Ким, – вновь придерживает Джуна, почти полностью перенося его вес на себя, чтобы тот не упал. – Господин Ким, я прошу прощение за всю эту ситуацию. Обычно он не такой, когда пьян. Более сдержанный. Но, очевидно, не сегодня, – Мин мстительно ударяет Намджуна в плечо и получает в ответ недовольный бубнеж и ругательства. – Вы не могли бы помочь мне довезти его до дома? Я оплачу Вам такси до Вас и возмещу потраченное время. Пожалуйста. Я один с этим лосем не управлюсь, если он заупрямится, – складывает руки в молебном жесте. Джин ему уверенно кивает: – Я как раз собирался уходить, так что с радостью. Этот вечер успел мне наскучить. Еще и здешняя обстановка действует на нервы. Юнги ему глубоко поклонился, благодаря, и помог вывести Намджуна через черный ход, чтобы тот особо не светился пьяным. Они сели в машину: Мин за руль, а Сокджин с Джуном на заднее сиденье. Последний снова прилип к своему объекту воздыхания и почти мгновенно уснул, тихо сопя в чужую шею. Юнги повернул зеркало заднего вида, разглядывая спящего, и тяжело вздохнул: – Еще раз прошу прощение. Эта неделя, да и месяц тоже, были безумно тяжелыми, вот его и развезло после шампанского и виски. Тоже уставший Джин просто упирается щекой во взъерошенную макушку и зевает: – Да ничего. Такая напряженная работа. Можно понять. Машина трогается с места, медленно выезжая с парковки, и вливается в вялый поток ночного движения. Хоть город и не спит, все равно ощущается более пустым, чем обычно. Сокджин смотрит в мечущиеся по салону пятна света от фонарей и вывесок и невольно улыбается, чувствуя как Намджун во сне неосознанно придвигается к нему еще ближе, даря свое тепло. Мин снова смотрит в зеркало заднего вида, когда они останавливаются на светофоре: – Вы в его вкусе. Перепуганный неожиданным звуком чужого голоса Джин вздрагивает: – О чем Вы? Юнги возвращает взгляд на дорогу: – Кхм. Вы не подумайте ничего такого. Я просто говорю, что Вы во вкусе Джуна. Ему нравятся такие, как Вы. Сокджин старается придать голосу как можно более непринужденный тон, когда спрашивает: – Какие? Мин задумчиво стучит по рулю и плавно входит в поворот: – Хм, спокойные, уверенные в себе, ну, и хотя бы немного добрые. В нашей сфере достаточно всякой грязи и зла, поэтому даже простое Ваше согласие помочь довезти его, воспринимается мной и наверняка им как доброта. В конце концов, это намного более приятный поступок, чем подавляющее большинство из всего, что мы видели. Джин обдумывает услышанное, пока они въезжают на подземную парковку одного из небоскребов знакомого ему районов, который находится совсем недалеко от его, и когда двигатель глохнет, негромко спрашивает: – Сколько же всего плохого вы видели, что нечто обыденное для вас является хорошим? Юнги смотрит на пассажира через стекло заднего вида, но, поймав его взгляд, тушуется, отворачиваясь к окну: – Достаточно. Повисает напряженная тишина, полная невысказанных мыслей, что кружат в воздухе плотным удушающим смогом. Сокджин напряженно хмурится, вслушиваясь в размеренное дыхание спящего на его плече Намджуна и тяжело вздыхает: – Давайте помогу довести его до квартиры. Это ничего? Мин поворачивается к нему, неудобно извернувшись в водительском сиденье, и внимательно смотрит в глаза, что-то выискивая в выражении его лица, после чего вздыхает, соглашаясь. Джин нехотя будит Джуна и помогает ему вылезти из машины, где его придерживает Юнги. Они подхватывают полусонного мужчину под руки и ведут в сторону лифта, в котором Намджун снова липнет к совершенно не сопротивляющемуся Сокджину. Мин в очередной раз извиняется за поведение своего руководителя, когда двери лифта открываются. Квартира Джуна оказывается весьма скромной и простой, хоть и сделанной со вкусом. Джин невольно оглядывает незнакомые помещения, пытаясь выцепить что-то, что поможет ему лучше узнать ее владельца, но не находит ничего примечательного за исключением множества книг и одинокой рыбки в прямоугольном аквариуме. В спальне обнаруживаются памятные фото с семьей, видимо друзьями и в том числе с Юнги, а плед на кровати оказывается с покемонами, от чего Сокджин не сдерживает смешка. – Черт, надо ему сказать перестать ходить в зал, – Мин садится на край постели рядом с едва-едва не засыпающим Намджуном и щипает его за коленку. Тот вяло отбрыкивается, переворачиваясь на другой бок. Джин только улыбается и быстро снимает с чужих ног лакированные туфли. Юнги тут же подрывается: – Давайте я сам. – Да все нормально, – отмахивается, стягивая еще и носки. – Я его раздену и уложу. А Вы лучше принесите ему воды и лекарства на утро и, – замолкает, вспомнив что-то, и досадливо цокает: – Черт, забыл свою маску на перилах. Она мне нравилась. – Я захватил обе. Правда они в машине. Вам принести? – Мин потоптался на месте, не зная куда себя деть. Сокджин ему благодарно улыбнулся: – Был бы очень признателен. И когда вернетесь, про таблетки не забудьте. Юнги кивнул и пулей вылетел из комнаты. Вскоре хлопнула входная дверь. Джин медленно снял с вялого Джуна брюки, пиджак и рубашку, оставив в одном нижнем белье, укрыл пледом с покемонами и, открыв шкаф, повесил костюм на свободную вешалку. Немного подумав, Сокджин подошел к небольшому рабочему столу в углу комнаты и полутьме нашарил на нем листы для заметок и карандаш. Он быстро убористым почерком что-то написал, оставляя на прикроватной тумбе записку, когда вернулся Мин. Он тихо прокрался в комнату, отдавая Джину его маску, а намджунову положил на стол, как и блистер таблеток и бутылку с водой: – Идемте. Я вызвал Вам такси, – замер у порога, держась за ручку двери. – Минуту, – Джин подошел к столу, быстро забирая воду с лекарством и меняя свою маску на чужую. Он подошел к тумбе, закрывая Юнги собой обзор, и оставил необходимое Джуну утром обезболивающее и свою маску на записке. Через пару минут Сокджин покинул чужую квартиру, оставляя Намджуна на попечение своего заместителя, и сел в такси, наблюдая как за окном мелькают смазанные огни ночного города, полного холодного одиночества и боли. Джин крепче сжал полностью черную маску, ощущая пальцами кружева на ее краях, и едва заметно улыбнулся, улавливая свое выражение лица в отражении. Несмотря на то, что мир сходит с ума и бьется в агонии ужаса, который создают люди, бывает, что и случается что-то хорошее. Как сегодня. Теперь Сокджин это понимает, потому что даже самый отвратительный день может стать хоть немного лучше благодаря случайной встрече со странным мужчиной, облаченным во все черное. Такое же черное, как и мысли всех вокруг. Однако отчего-то такое чистое в своей честности в его исполнении – на нем этот цвет тьмы обретает совсем иное значение и помогает оттенить спрятанное во мгле золото. Утром записка на прикроватной тумбе напомнит Джуну, что хорошее и правда случается. Даже с ним. “Отдашь мне маску при следующей встрече”.