Ми́лан

      Милан очнулся, весь в слезах, будто и не проживал это всё раньше. Но говорить вслух оказалось тяжело, муторно и позорно — теперь он жалел, что там, полчаса назад, был так смел и разрешил Деяну и Андрею подслушать откровение. А Стефан… Милан закрыл лицо руками и разочарованно вздохнул: смотреть теперь в голубые глаза будет неимоверно стыдно. Но без правды никуда — в этом бедный красивый Паоло был отчаянно прав…       — Спасибо тебе, Милан, за откровенную историю. — Он уже и забыл, что рассказывал всё это ради части диадемы. — Мы, существа, созданные влюблённой душой, искренне верим, что человеку, решившемуся на такой рассказ, можно доверить диадему Лиярта. Ты страдал, Милан, но что самое главное — ты любил и знаешь, что такое жертва, что такое грусть и даже что есть счастье… Поэтому я, от имени всех водных драконов, вручаю тебе диадему и прошу лишь одного: не дай нашей последней надежде угаснуть. Мы окаменели целиком, но наши сердца как будто всё ещё остались живы; если правда потонет и на сей раз, мы уже никогда не сможем собрать себя для новой веры…       Милан ничего не мог обещать Марусу — не сейчас, не при таких обстоятельствах. Губы ещё пунцовели от выплеснутой правды, а душа жалобно стонала — от развороченного нутра и выжженных эмоций. Сквозь оболочку пузыря проскользнула изогнутая частичка диадемы. Милан схватил её и даже толком не разглядел: конечно, красота — серебро, вздымающиеся волны лазуритов, кораллы рубинов! Сделано изящно, тонко и с надеждой на внимательного зрителя, который выловит все мелочи. Но Милан тогда был не таким… Он тихо поблагодарил драконов, и пузырь поплыл назад. Уже через пять минут они поднялись над водой, и оболочка вокруг мягко растаяла, как только его ноги коснулись лодки.       Милан огляделся и заметил покрасневшие глаза у всех ребят; даже наигранно равнодушный Андрей усиленно протирал лицо. Первым к нему бросился Стефан; такое мучительное страдание на лице, будто не он сам почти всю жизнь тащил на плечах болезненную любовь, а потом вообще подвергся ужасному насилию… Стефан схватил его за плечи и, даже не стирая слёз, прошептал:       — Я тобой очень горжусь… мы все тобой гордимся! — и крепко обнял. Деян и Андрей, не сговариваясь, подошли к ним и обняли с двух сторон. Милан спрашивал себя: чем тут гордиться? Что не свихнулся и остался жив?.. Может быть, но в остальном история похрустывала горькостью банальщины и крупицами скуки: учитель и ученик, ну сколько можно?..       Милан стыдился обернуться к ребятам, пока заводил мотор и выруливал из грота. Особенно глядеть в любимые голубые глаза… невозможно! А ведь ребята поняли его и поддержали, и всё равно оказалось неловко вытаскивать своё грязное бельё у них на виду. Теперь Милан хоть чуть-чуть разделил чувства Стефана, когда тот в один вечер узнал, что Милану всё это время снились реалистичные сны о его интимном прошлом — вплоть до самого жестокого момента… Здесь-то Милан просто рассказывал, хотя и старался передать всё до откровенной мелочи.       Стефан спрятал часть диадемы у себя — они назначили его хранителем этого важного артефакта — и сказал, что сегодня и завтра будут дни отдыха, а потом они отправятся в Котор. Там придумают план, как бы им эффективнее обойти Скадарское озеро и его окрестности и отыскать существ, неразрывно связанных как по стихиям, так и по владениям. Арендовать дома где-то вблизи самого озера будет затратно, но и ездить каждый раз — неудобно, поэтому будущее пока не приносило облегчения, только новые вопросы. Хотя две части диадемы из пяти уже лежали у них в руках…       Милан откровенно признался ребятам, что сегодня побудет один и даст отдохнуть — голосу, душе, сердцу. Стефан легонько коснулся его плеча и, наклонившись, ласково прошептал: «Если я буду нужен тебе… пожалуйста, зови». Милан знал, что это неизбежно, и ушёл в комнату. Усталость и перенапряжение свалили его с ног, и он проспал до вечера. Сон обновил опустошённые баки с энергией, и, пробудившись, Милан чувствовал себя хоть и всё ещё одиноко и разбито, но уже готовым бороться с этой тоской.       На ужин он даже спустился в общую столовую и перекусил с ребятами. Деян рассказывал какую-то забавную историю из своего богатого прошлого — как он перепутал две настойки и чуть не усилил сыпь у своего пациента, а потом бежал за ним полгорода, чтобы найти и отобрать баночку. Лекарь умел превращать неказистые эпизоды в увлекательные приключения, которые невозможно слушать без улыбки. Стефан раскладывал по тарелкам запечённое мясо, а Андрей преданно смотрел на учителя и внимал его историям с восхищением, как в первый раз. Милан почувствовал было себя неловко в их расслабленной, уютной компании, но ребята заметили его, радушно усадили за стол и включили в свой разговор: Деян тут же поделился своим морсом, Андрей неохотно, но пересел на другой стул, чтобы Милан оказался в центре, а Стефи поставил перед ним ароматную порцию мяса и сваренной картошки. Наконец, они принялись за еду, и атмосфера семьи — настоящей, любящей, открытой — укутала их застолье мягким очарованием. Ведь одни утратили семью совсем недавно, для других она так и осталась неизвестной, сокрытой в небытии навсегда, а с последними, самыми несчастными, она обошлась жестоко и подло. И вот, в разгар столь неподходящих событий, они все обрели друг в друге поддержку, радость и умиротворение.       После ужина Милан отправился к утёсу — подышать морским воздухом и прийти в себя. Собственное желание заставило его усмехнуться: как будто бы все свои двадцать пять лет жизни он делал что-то другое! Но стремление к морю — неотделимое, неотвратимое и… безумное. Как будто солёная вода роняет в нас эхо опасного, спящего вируса, который будет зудеть на протяжении всей нашей жизни и взывать нас обратно к песочно-каменным берегам, терпкому аромату горечи и бархатистому перешёптыванию волн — в надежде выловить какую-нибудь их тайну. Солнце уже почти закатилось за горизонт, выключив мир до синевато-красных энергосберегающих лампочек — пока не включится перламутрово-звёздная ночь и нужно будет намешивать искристо-чёрный цвет для моря.       Милан присел на тёплый камень и прижал колени к себе. Глубоко вдохнул, медленно выдохнул, закрыл глаза. Вдалеке покрикивали раздражающие чайки, но это у самого пляжа; их всполохи долетали досюда приглушёнными и разбитыми о тысячи шпилей. Милан уже успокоился — прошлое успело раствориться в нём, стать исцелением и неотъемлемой частью. Эмиля он простил; да и к чему сейчас эти глупые обвинения? Его первый возлюбленный стал учителем во всём: и в игре на флейте, и в жестоких превратностях судьбы. Если бы не он, кто-то бы другой разбил Милану сердце — в те годы у него на лбу была написана жажда уничтожить себя… Но он вынес, вытерпел это — пусть полученные уроки и легли тяжёлой цепью комплексов на его шею.       Настала пора выдохнуть и двигаться дальше.       — Милан?.. — робкое, нежное, отчаянное. Милан не спешил открывать глаза — смотреть на Стефана было всё ещё стыдно. Но ему и не нужно было его видеть — только чувствовать…       — Садись, ты не помешаешь.       — Я хотел… так много сказать, — Стефан упал на колени позади него и обнял за плечи, со спины — так аккуратно и трепетно, будто Милан был хрустальным. Подобрался губами к уху и начал манить, ласкать, возрождать: — А теперь не могу произнести ни слова… Наверное, они лишние. Просто… хотел попробовать — попытаться — стать твоим утешением, — он коротко поцеловал его в шею и тут же отпрянул, будто вместо кожи у Милана были горячие угли; но потом снова приблизился, поцеловал уже аккуратнее, невесомее — только привыкая. Милан открыл глаза и потёрся щекой о холодную ладонь. — Я ведь тоже сломан… — шептал, отодвигая и целуя его тугие чёрные кудри. — Тоже обделён счастьем, зато в проблемах меры не знаю. Чем я могу утешить тебя, казалось бы? — звонко усмехнулся и крепче прижался к нему; тепло его гибкого, красивого тела струилось по позвоночнику. — Но — веришь или нет — я чувствую, что вместе мы сможем помочь друг другу. — Милан не выдержал, повернулся к нему и немного поднял голову. Его подбородок уже гладили ласковые пальцы, а взгляд убаюкивал, окутывал, соблазнял. — Вместе мы станем утешением друг для друга… — Стефан наклонился ниже, — и надеждой.       Море накрыло сверху — ведь море было в лазурных глазах. Милан различал слова уже физически, ловя их рисунки на своих губах. Стефан целовал глубоко и сразу откровенно — до онемения в затылке, до искорок по всему телу, до приглушенной ручной нежности, разлитой в тугом клубке души. Стефан показывал: бояться уже нечего, сожалеть уже не о чем, стесняться — тем более бессмысленно. Они должны излечить друг друга, и стоило начать уже сейчас…       Милан почувствовал себя зависимым, ведомым: хотел подчиниться игривым пальцам, насмешливо гладившим впадинки его ключиц, хотел болезненно вручить своё ослабшее тело совести Стефана, чтобы тот распорядился им. Хотел задохнуться в сладострастии поцелуя — никаким целомудренным тот не был… Стефан поглощал его, вбирал в себя, яростно загребал в свои объятия, когда чувствовал, что Милан ускользал из-под его контроля. Тогда и Милан вошёл в игру: вцепился в Стефана, дёрнул его за одежды к себе, прихватил за юркий хвостик, потянул назад и, обнажив уязвимую шею, припал к ней губами. Стефан, внезапно поверженный подлым манёвром, вздрогнул, протянул опасно-пьянящую ноту и рухнул на Милана убийственно-нежной волной.       Они целовались долго, исступлённо и яростно — не возлюбленные, только что обретшие друг друга, а жадные до глотка воздуха тонущие неудачники, едва выплывшие на поверхность грусти и разочарования и сейчас цеплявшие друг друга суровой лаской. Милан опомнился первым, когда Стефан уже повалил его на тёплый камень и прижался своим взывающим, горячим телом, жаждущим лишь одного… Милан понимал и даже разделял его страсть, но отодвинул за плечи и одним взглядом пообещал: настанет время и Стефан будет умолять его о продолжении. Милан умел быть страстным, и Стефан должен был это понять. Судя по лукаво блеснувшему взгляду, тот понял и, коротко и развязно поцеловав напоследок, поднялся и помог встать Милану. Сегодня вечером в доме не звучала флейтовая музыка, но сон пришёл и так: спокойствие наконец снизошло на все души в этом доме, ведь прошлое получило своё прощение, а страхи — нет, пока не растаяли, но уже блекли и дешевели.              — Я всё думаю, — говорил Милан, закрывая глаза от удовольствия — Стефан снова перебирал его кудри и, надо сказать, делал это так ласково и приятно, что Милан, до того не любивший прикосновений к волосам, теперь наслаждался этим. — Всё думаю, что, будь твой второй дядя в добром здравии, мы бы смогли узнать гораздо больше, чем знаем сейчас… о Лиярте и о том времени. Он ведь был так близок к нему… — Милан подавил расслабленный выдох, иначе совсем выдаст своё удовольствие. Стефан же, как хитрый лис, ожидал любого намёка, чтобы ухватиться за него и спустить их обоих в пучину страсти. Милан теперь думал, что зря положил голову ему на колени, пусть дома никого и не было: и Деян, и Андрей могли вернуться в любую минуту, а они ведь ещё и расположились прямо в гостиной…       Стефан же вдруг насмешливо фыркнул и остановил свои ласки.       — Будь мой первый дядя в добром здравии и не принимай абсурдных решений, мы бы сейчас этим вообще не занимались! — его тон всегда ожесточался до презрительного, когда дело касалось Драгана. — Но настоящая история была по какой-то причине сокрыта, и теперь мы вынуждены бродить по целой Черногории и вымаливать у разных существ остатки диадемы…       — Стефи, успокойся, — Милан протянул ладонь и нежно погладил бледную щёку; хмурая серьёзная складка между бровями сразу исчезла. — Я ведь имел в виду другое… Да и что теперь сделаешь? Твой дядя явно затянул нас в какое-то нелёгкое дело — от этого уже никак не уйти, надо смириться и искать всевозможные пути, чтобы узнать правду. Если бы Константин мог хоть как-нибудь рассказать нам о Лиярте… пусть даже бы половина того было воспалённым бредом! — Милан подтянул ладонь Стефана к губам и щекотливо расцеловал её — опасный, рискованный ход, зато бледные щёки снова налились румянцем. Правда, лёгкая искорка порождала за собой страшный пожар…       — Ты продолжаешь… видеть те сны? — тихо спросил возлюбленный. Милан разочарованно помотал головой.       — Пока что нет. С последнего сна о них прошло много времени… — Стефан уже знал, что его второй дядя был по уши влюблён в Лиярта, а Лиярт видел в нём лишь своего младшего товарища. Но рассказать, что тот же Лиярт, по мнению самого Константина, в чьей шкуре побывал Милан, любил его первого дядю — и самого противоречивого человека в его жизни — это рассказать оказалось невероятно сложно, и Милан пока молчал. Да и не всё было ясно до конца: может, так буйствовал ревнивый разум подростка? Фантазия у Константина гудела неисчерпаемым источником… И не всякая любовь оборачивается счастьем — уж это ли Милану не знать?       «Надо увидеть другие эпизоды, чтобы точно всё понять! — отвлечённо думал он, приподнявшись на локтях. — И почему они перестали мне сниться?..» Скоро должны были вернуться Деян и Андрей: главный лекарь ходил за продуктами, а младший — погулять по красивому городу. Два дня назад они приехали в Котор и с тех пор жили в маленькой двухкомнатной квартирке — без вида на море, к сожалению, это вышло бы очень дорого, зато вдали от пыльных дорог и раскалённого шума большого каменного города. План поиска странных существ на Скадарском озере пока не имел даже банального заголовка на какой-нибудь дрянной бумажке… Текучая праздная жизнь приморского курорта слишком разбаловала их!       Да ещё и Стефан постоянно отвлекал: вот он невинно поднимается поцелуями к его шее, а вот уже — не успеет Милан опомниться — они лежат на диване, извиваясь, борясь друг с другом в глубоких, дерзких поцелуях. Дай бог в этой страсти услышать входную дверь… Стефан казался настойчивым и горячим, но Милан одёргивал себя собственным поведением: хватит одной секундной слабости, чтобы роскошный строгий юноша уже лежал под ним, под его напалмом ласк и несдержанных прикосновений. Милан один раз даже разрешил Стефану скользнуть ладонью к тугому поясу своих брюк… Перед глазами засверкало так, что стало боязно: если это от мимолётного касания, то что будет дальше?       Сегодня они вовремя услышали — потом поймут, что намеренно громкий — скрежет ключей в двери и успели разбежаться по разным углам гостиной. Милан сделал вид, что протирает флейту от пыли, а Стефан — читает, но Деян, окинув их картину невинной влюблённой пары насмешливым взглядом, наверняка без труда определил, что флейта была начищена, книга — перевёрнута вверх ногами, а губы двух влюблённых пунцовели от долгих поцелуев… Но — хвала Деяну — он всегда вёл себя тактично и разбавил их напряжённую, сверкавшую от безумства атмосферу замечанием о продуктах, и вечер продолжился как обычно.       Стефан рассказал, что после услышанной истории Милана Деян всерьёз собрался ехать в Италию — надрать задницу Эмилю. Когда в тот день уставший Милан ушёл спать, лекарь вдруг выдал эту идею Стефану. «Я ведь говорил ему, что, если б только знал, кто разбил ему сердце… то воздал бы тому по заслугам! — Деян говорил зло и сжимал кулаки. — Ты его любишь, Стефи, как своего избранника, как партнёра. Но я люблю его тоже — как друга, поэтому не могу равнодушно наблюдать за тем, как он страдает, а мерзкий Эмиль живёт по-прежнему». Стефан кое-как отговорил его от этой безумной затеи. Было сложно, ведь Деян в ярости был слишком разумен и остёр на выражения, чтобы с ним спорить. Но Милан с тех пор не мог без благодарности смотреть на лекаря. «Ты такой сильный, мой милый. Спасибо, что поделился этой непростой историей с нами», — вот и всё, что сказал ему тогда Деян, и мягко приобнял за плечи. Милану этого хватило: сердце ещё кровоточило от прошлых ран и жаждало ласки…       Андрей где-то задерживался — правда, он и любил гулять подолгу. Котор с его ажурными венецианскими окнами, готическими церквушками и россыпью оранжевых бархатцев-крыш восхищал, притягивал к себе и вынуждал на долгие променады. Если бы Милан не видел Италию, то с жадностью первооткрывателя отправился бы в центр. Но всё это он видел в гораздо более цветистом великолепии…       Андрей вернулся как раз в тот момент, когда ужин был готов, а Деян собирался выходить и искать его по всему городу. Мальчишка ворвался запыхавшийся, красный и явно чем-то взбудораженный. Не разуваясь, с порога влетел до самой кухни, размахивая какой-то бумажкой. Затараторил так сбивчиво, что Деяну пришлось успокоить его: усадить за стол, подать воды и попросить рассказать всё по порядку. Отдышавшись, Андрей сгрёб пряди волос и отодвинул их назад; на стол легла та самая бумага, с которой он прибежал. Милан прошёлся по ней взглядом и сразу определил хороший плотный картон, золочёное тиснение в украшениях и узорах и некий текст, напечатанный изящными прописными буквами.       — Я, как обычно, гулял по Котору, — начал Андрей, сложив руки перед собой. — И совершенно случайно приметил какую-то картонку под ногами… Ну, может быть, открытка чья-то — так подумал и чуть не ушёл, но носком ботинка на всякий случай задел и перевернул на лицевую сторону. А там… приглашение на свадьбу! Да не на простую свадьбу… — он пододвинул карточку к ним ближе, и все они наклонились над столом, чтобы разглядеть. — Читайте. Разве это… не то, что мы искали?       «1 июля состоится величайшее событие всех веков — свадьба принца Вивиана, предводителя цветочного населения, и принцессы Ксалты, предводительницы животных. Обе соперничающие стороны, наконец, обретут мир на Скадарском озере и деление территорий прекратится! Торжественный приезд принцессы Ксалты в город завершится церемонией бракосочетания в церкви Святого Трифона, на обратной стороне, в полдень. После начнётся праздничный пир, который продлится несколько дней и плавно перетечёт в недельные праздники! Все присутствующие обязаны внести своё имя в список — секретарь примет желающих отметиться в том же месте, где пройдёт бракосочетание. Ждём всех на этом знаменательном событии!»       У Милана после прочтения возникло много вопросов — как и всегда. Что за обратная сторона церкви? Как существа, порождённые Лияртом, думали провести свадьбу без лишних глаз, если планировали буквально по всему городу прокатить какую-то принцессу? И, в конце концов, что это за принц и принцесса? Да, Милан прочёл их регалии и уже догадался, что, видимо, на этот раз у них появился шанс зацепить сразу два артефакта. Но что лежало в корне конфликта между их народами? Допустим, что несчастное озеро, но неужто свадьбы будет достаточно? Неужели всё так просто?       — И вот почему я уверен, что эта бумажка — не какой-то розыгрыш, — снова заговорил Андрей, как только они дочитали. — Я взял её с собой, но, пока заходил в магазин за водой, случайно оставил на кассе. Вспомнил только спустя пять минут и опрометью рванул обратно — мне показалось, без этого доказательства я бы звучал как сумасшедший… Продавщица с удивлением протянула мне картонку и непонимающе спросила: что в этой пустой карточке такого важного? Ну, кроме плотной бумаги, разумеется… И вот тогда я понял: люди не видят текста! Только мы, несчастные помеси людей и защитников…       Милан разрешил в голове ровно один вопрос: если в своё время Котор был усыпан этими приглашениями, то их видели только «правильные» существа. Он взглянул на календарь: оставалось больше двадцати дней до свадьбы! Они приехали сюда не совсем вовремя: в самый разгар предсвадебной суеты. Но, может быть, так им будет проще выпросить диадему? Он сказал это вслух, а Стефан, скрестив руки на груди, с сомнением покачал головой. Ещё пять минут назад он был нежным возлюбленным, а теперь перевоплотился в ответственного главу. У него это перемена выходила быстрой, стремительной и… очень привлекательной.       — Вряд ли они отдадут своё сокровище просто так, да ещё будучи нервными и взвинченными. Скорее всего, нам придётся ещё здорово с ними повоевать за эти несчастные осколки диадемы… У нас план стремительно меняется: идём в церковь сейчас же! — Стефан отложил готовую похлёбку обратно на плиту и протёр руки о полотенце. — Будем искать обратную сторону хоть всю ночь и выпросим приглашения на свадьбу. Ещё постараемся мягко разузнать, где можно найти принца… Он ведь здесь или тоже откуда-то едет до своей принцессы? В общем, одевайтесь в одежды из Мараца — только так у нас будет призрачный шанс. А я, если сочту подходящим, воспользуюсь именем своего замечательного дядюшки…       Узорные курточки из Мараца, чистые и выглаженные, они таскали с собой из самого Герцег-Нови. После того, как древний храм чуть не рухнул на них, а они сбежали из него, пыльные и грязные, Милан тщательно выстирал и разгладил изысканные вещи. Две серые длинные куртки с серебристым узором — для лекарей, и две укороченные — синяя и красная — с золотым узором для Стефана и Милана. Андрей недовольно встряхнул одежду.       — Мы в них будем здесь напоминать клоунов! Это вам не Марац всё-таки… — пробубнил он под нос. Деян усмехнулся и потрепал его по голове.       — Зато людей порадуем! — Андрей цокнул в ответ и нехотя надел на себя курточку. Под вечер в городе как раз становилось прохладно — свежий ветерок задувал с моря, и такая одежда была как раз. Но мысленно Милан согласился с учеником: внимания они привлекут много. Впрочем, дойти тут было быстро, а в том районе ходило мало людей.       Церковь Святого Трифона по праву считалась красивейшей церковью Черногории: фасад из двух готических башенок, окно-розетка, арка входа, над которой нетипично расположилась балюстрада и панорамная площадка для туристов. У главного входа торговали всякой блестящей мелочью, и на ветру покачивались крупные бусины ярких ожерелий. На площади перед собором всё-таки бурлила жизнь: работали маленькие кофейни и рестораны на открытом воздухе, местные ребятишки играли и громко смеялись, пока их родители бродили по лавкам или выкуривали сигареты, сидя за деревянными столиками. Стефан же повёл их в обход этой шумной толпы, по улицам, и вышел к церкви сзади; там спряталась боковая дверца, к счастью, незапертая.       Густой бархатный вечер уже накрыл берега Черногории, и внутри церкви никого не было. Даже из света остались только всполошные точки дешёвых восковых свеч, разбросанные по маленьким алтарям в галереях и главном проходе. Липкий медовый отблеск выхватывал каменную кладку тонких колонн, собранных пучком сразу по четыре штуки; они чередовались с обыкновенными колоннами, облицованными светлым камнем. Милан забыл, как назывался этот приём; Эмиль, водя его по роскошным итальянским церквям, часто рассказывал любопытные детали, на которые обыкновенно не обращают внимания. Теперь же надо было забывать: и Эмиля, и эту чушь. Всё-таки в его голове плавало много бесполезных знаний…       Кое-где, в проёмах арок, ещё сохранились прежние фрески — угловатые подражания великим мастерам, конечно, но уже шаг к искусству. Сводчатый потолок собора был высок и даже не проглядывался снизу, когда всё вокруг потонуло в сумраке. Часть стен и колонн грубо отбелили штукатуркой. Тёмные картины на Библейские темы сиротливо возникали то тут, то там в боковых галереях и блестели начищенными рамами. У алтарей расточали сладостный аромат букеты лилий, уже начавшие засыхать и опадать. Стефан предусмотрительно взял с собой фонарик и подсветил все двери и тёмные углы. Они тщательно прошли по каждому метру собора, дёргая все двери и заходя во все подсобные помещения, но нашли только кучу церковного хлама и комнатку со старыми книгами.       — Что такое обратная сторона церкви? — Стефан озвучил общий вопрос, крутившийся у всех на губах ещё с дома. — Давайте попробуем спуститься в подвал, а потом — на верхний этаж.       Помня, что белые птицы жили во дворце, скрытом под развалинами замка, они первым делом решили зайти в подвалы. Но Стефан сразу же проверил дверь наверх — и та оказалась раздражающе заперта! Деян уговаривал его не тратить время сейчас и сначала сходить вниз, но упрямый племянник Драгана всё равно взломал старую дверцу и за десять минут чуть не превратился в яблоко раздора между ними: Милан аккуратно защищал его, объясняя, для чего они взламывают, вероятно, ненужную им дверь, а Андрей едва сдерживался, чтобы не выдать другую причину, из-за которой, по его мнению, Милан был на стороне своего… партнёра Стефана. Благо, защитник вовремя отпёр тугую дверь — а то Милан уже видел, как копилась и зрела едкая насмешка младшего лекаря.       — Сначала идём вниз! Что-то мне подсказывает, в подвале может быть спрятано нечто интересное… — Стефан резво повёл их по крутым каменным ступеням; потолки были такие низкие, что приходилось нагибаться. Андрей, идущий сзади всех, не преминул съязвить:       — Ну да, мы ведь именно для этого тратили время, чтобы взломать дверь наверх! Конечно, мы сто процентов отыщем этих существ именно в подвале…       Стефан только на мгновение обернулся назад и одарил непутёвого ученика насмешливой улыбкой.       — Я облегчил нам жизнь! Мы же не знаем, что скрывается внизу… Может, нам вообще бежать придётся?       — Ребят, а давайте без нагнетания, тут всё-таки не храбрые рыцари собрались! — Деян, как всегда, разрядил атмосферу и весело подмигнул уже было напрягшемуся Милану.       В подвал они спустились быстро, но увиденное разочаровало: маленькая промозглая комнатка, полная какого-то хлама. Ни одного намёка на потайной выход или спрятанную дверцу — вокруг только сплошные каменные стены! Ребята притихли и тщательней осмотрели комнату. Деян и Стефан задумчиво переглянулись: неужто обратная сторона подразумевала наличие секретного знания? Вдруг у всех существ, связанных с миром Вивиана и Ксалты, имелось за душой нечто, открывающее им путь в иное измерение? Тогда история с Айрисом здесь никак не вязалась…       Они поднялись обратно в собор и чуть не наткнулись на сторожа, делавшего обход помещений. Он как раз шёл по боковой галерее и скоро должен был выйти к дверному проёму. Стефан отреагировал быстро: махнул на лестницу, ведущую на верхний ярус, пропустил сначала всю команду, а последним залетел сам. Милан даже спиной чувствовал его победоносный взгляд: «Ну я же говорил!» Всё-таки заранее взломанная дверь спасла их… Вряд ли бы какой-то сторож сумел им навредить, но их планы по поиску в соборе обратной стороны точно бы нарушил.       Милан услышал только недовольное ворчание внизу — что-то о распахнутой двери в подвал. Они вчетвером уже добежали до верха, когда старик закончил возиться с подвалом и пошёл дальше. Резкий подъём ещё отдавался гулким стуком в ушах, но дыхание потихоньку восстанавливалось. Второй этаж, спрятавшийся у самого потолка, утопал во тьме, ничем не освещённый: широкая пустая галерея с ажурными колоннами и оконными проёмами. Каменные плиты здесь не меняли, наверное, с самого строительства церкви: они истёрлись до ямок от ног тысяч священников, ходивших тут на протяжении долгих веков. Но загадочность и красота закрытой от туристов части собора радовала только первые минуты, ведь, кроме пары запертых комнаток-келий, они не нашли ничего… Оставалась галерея напротив, но Милан по настроению ребят видел, что они уже отчаялись. Надо было срочно что-то придумывать!       Он вернулся в начало галереи и огляделся. Внимательно провёл ладонью по стенам и дошёл до двери, откуда они сюда попали. Но сразу одумался и вернулся к угловой стене: там висело единственное здесь распятие. Как бы он его ни трогал и ни сдвигал, всё тщетно: стена при простукивании казалась плотной и цельной, без единого намёка на тайный вход. Милан даже пристыдил себя: отец бы взглянул на него предосудительно — так грубо дёргать распятие… Пока ребята вдалеке вновь о чём-то горячо спорили, рискуя яростным шёпотом привлечь внимание сторожа внизу, Милан снова подошёл к двери и даже перешагнул через порог.       Эмиль рассказывал о сети тайных ходов, которые вились в любой романской церкви, подобно сосудам в человеческом организме. Наивный Милан спрашивал: это ведь для удобства перемещений? Чтобы святые отцы и служки могли быстро перебегать из одной части собора в другую? Эмиль саркастично улыбался и качал головой. Милан продолжал расспросы: а где найти эти ходы? Тут Эмиль вёл себя уже серьёзнее: «Если бы я мог неограниченно лазить по церкви, то показал бы тебе! А так мы — лишь простые туристы, и наш удел — огороженный клочок красоты… Но от самих служащих я слышал вот что: тайные проходы иногда не такие уж и тайные. Никаких там загадок и ребусов, повернуть руку статуи или сдвинуть распятие — вовсе нет. Иногда ход идёт рядом с основной лестницей или коридором — почти на одном уровне, совсем близко… Может, тебе когда-нибудь удастся туда попасть!» Эмиль закончил свою речь дружеским похлопыванием по спине. Милану тогда показалось, что возлюбленный не воспринимал его всерьёз, видел в нём покорного, глупого школьника и изредка посмеивался над ним. Но Эмиль резво отвлёк его от опасных мыслей — мыслей, чьё развитие спасло бы их судьбы, и коротко поцеловал за колонной, пока их никто не видел.       Милан встряхнул головой. Прочь всё лишнее, надо оставить только суть! «Если есть основной пролёт… то может быть рядом второй?» — думал, стоя на первой ступеньке. Пришлось снова пригнуться, чтобы встать туда. Стена справа утопала в тени. Милан включил маленький фонарик и разглядел её. Вроде бы простой камень, выкрашенный в белый цвет… Но постойте-ка, что это? Милан даже не поверил сначала и с сомнением дотронулся до ржавого железного кольца, приделанного сбоку. Маленького усилия хватило, чтобы увидеть явный шов, выделяющий дверной проём. Но вот открыть так легко у Милана не вышло…       Он позвал ребят, и только вместе со Стефаном они с третьего раза отперли дверь, толкая изо всех сил назад. Она не была закрыта на ключ — ключ здесь даже не предполагался, но то ли из-за времени, то ли из-за редкого пользования застряла в проёме и туго поддавалась. Милан едва не покатился по лестнице — вовремя за руку схватил Деян. Стефан с опаской потянул тяжёлую дверь на себя — она нещадно скрипела и грохотала, так что открывали они по миллиметру. А за ней — такая же винтовая лестница, бегущая вниз; только выхода на балкон не было.       Ребята благодарно посмотрели на Милана. Стефан даже легонько погладил его по макушке, а когда Деян с Андреем отвернулись, подобрался ближе и поцеловал в шею — воровато и быстро, словно крал самую значимую драгоценность в мире.       — И как ты только догадался? — спросил Деян за всех. — Мы бы прошли мимо… Стена ещё сокрыта в сумраке, да и кольцо на ней путает — я бы точно решил, что это для факелов или чего-то подобного. Ты гений, Милан!       — Ничуть, — насмешливо фыркнул он, пока они осторожно перебирались в параллельный лестничный пролёт. — Я лишь вспомнил то немногое, что знаю… Должны же были эти знания где-то пригодиться!       Он не стал упоминать Эмиля — от его имени ещё подташнивало, а у ребят наверняка чесались кулаки. Особенно у некоторых…       Стефан вёл их осторожно, светил фонарём тускло, чтобы в случае поворота на выход не привлечь внимания. Пока они не знали, что ждало их после лестницы; отчаявшиеся, съеденные тоской белые птицы и окаменевшие драконы — это одна публика, но взбудораженные, распалённые предстоящей свадьбой существа (ещё неизвестно, как выглядевшие) могли совершенно по-другому себя вести… Стефан даже вытащил карманный ножик и предупредил команду быть внимательнее.       За дверью скрывался тот же собор, но Милан понял это не сразу. После тёмных загадочных галерей, разбавленных акварелью свечного блеска, и готических стрелок сводчатого потолка, утопающих чуть ли не в звёздном небе — так далеко и недостижимо, новая сторона церкви даже ослепила их на время. Много света, резкости и безумие цветов! Всюду горели лампы или стелились пунктиры гирлянд — можно было даже спутать день с ночью. Яркие вьюны и разлапистые плющи плотно обвили колонны. Каждый клочок собора искрил зеленью — она росла везде, даже непонятно, из горшков или сквозь древние плиты камня? Воздух густел влажностью и ароматом листьев. Привычных алтарей — с крестами и распятиями — Милан не увидел.       И прямо в центре центральной апсиды, где в настоящем соборе стояли в два ряда узкие деревянные скамейки, восседал за одним широким столом… с первого взгляда — человек, но чем дольше Милан в него всматривался, тем больше находил отличий. Наверное, это и был тот самый секретарь, записывающий на свадьбу принца и принцессы. Так как они вошли с боковой галереи и не скрипели дверью, секретарь их не заметил и продолжил играться с каким-то цветком у себя на столе — то раскрывал его, то заставлял сжиматься в бутон одним движением руки.       Стефан приказал остановиться у колонны в тени и понаблюдать за странным созданием. Милан наконец разглядел его: ростом, формой и конечностями он, конечно, напоминал человека. Но бледно-зелёная кожа, покрытая узорами и завитушками, голова, усыпанная лиловыми астрами вместо волос, и чуть вытянутое, с острыми скулами лицо мгновенно выбрасывали это создание из реального мира. Расшитая блёстками аляповатая одежда — камзол, панталоны и объёмный белый воротник (жабо, вспомнил Милан) — вообще заставляла сомневаться в собственном восприятии: может быть, они пропустили какой-нибудь маскарад? До него ещё рано, правда, но, может, дух праздного веселья долетел сюда из Венеции, заразившей пёстрой смешанной красотой далёкий город своей республики?.. Милан уже и сам не знал.       — Ладно, идём к нему, — прошептал Стефан. — Всё равно сейчас больше ничего не поймём…       Их главарь резко сорвался с места и пошёл напрямик к секретарю. Тот услыхал шум и обернулся к ним. Милан едва поспевал за быстрым шагом Стефана; лекари вообще плелись сзади.       — Ох, приветствую вас, дорогие гости! — напыщенно и звонко воскликнул секретарь, акцентируя каждое последнее слово интонацией, отчего создавалось впечатление, будто он говорил на чужом для себя языке. — Нечасто у нас бывают сами защитники и их… друзья! — он с трудом нашёл корректное слово для обозначения той помеси, какой были Милан, Деян и Андрей — все сплошь разные, не то что утончённые защитники — и привстал на месте, чтобы всплеснуть руками. — Вы хотите попасть на свадьбу нашего великолепного принца?       — Да. Мы просим прощения, что пришли так поздно… — Стефан даже чуть склонил голову, выразив почтение неизвестному народу. — Меня зовут Стефан, я пришёл со своими друзьями из Мараца. Мы бы хотели побывать на свадьбе Вивиана, но ещё лучше было бы выпросить аудиенцию у самого Высочества…       — Стефан из Мараца? Вы случайно не племянник знаменитого Драгана, главы защитников? — любопытствовал секретарь, сверкнув заинтересованным взглядом; Милан только тогда заметил, что глаза этих существ были немного шире человеческих и блестели всеми цветами радуги, пряча за вычурностью истинное выражение.       Стефан едва слышно, сдержанно выдохнул и как можно спокойнее ответил:       — Да, так и есть…       — Ого! Никогда прежде к нам не жаловали такие важные гости! — секретарь засуетился, убирая беспорядок на столе, и фиолетовые лепестки с его головы попадали на бумаги. — И, простите меня, я совсем невежлив — даже не представился вам! Меня зовут Да́риан, я выполняю рутинную бумажную работу при дворце… Назовите ваши имена, пожалуйста, и будьте уверены, что получите лучшие места и во время церемонии, и на пиру!       Стефан быстро назвал имена и, пока сметливый Дариан их записывал, спросил:       — А мы сможем поговорить с принцем? У нас к нему серьёзное дело, хотя мы и понимаем, что попали очень невовремя…       Разукрашенный Дариан тряхнул головой, и вместе с ним закачалось всё его пышное одеяние: от массивного жабо до расшитого жемчугом камзола.       — Да-а, попали вы в самый разгар подготовки к свадьбе… Но ничего, думаю, мы что-нибудь решим! Я вам расскажу, как дойти до дворца, а там уж вы разберётесь, как достучаться до принца. Он, хоть и молод, наслышан о защитниках и очень мудр… — Дариан выудил карту из-под тонны листов и уже хотел показать на ней путь, как Стефан встрял с вопросом:       — Сможете ли вы быть так любезны и рассказать нам кое-что? Дело в том, что у нас, в Мараце, мало кто знал о пяти разных существах, созданных Лияртом, и мы кое-как познакомились с историей птиц и водных драконов. Нам бы не хотелось отвлекать принца Вивиана от срочных дел, поэтому, если вы не против…       Разговорчивый Дариан задорно всплеснул руками, и на сей раз во все стороны от него разлетелись целые соцветия астр. Милан не разглядел, откуда они взялись, но точно не с головы; эти существа умели создавать цветы? Звучало логично, если судить по внешнему виду…       — Конечно-конечно, дорогой Стефан! Я здесь всё равно сижу в полном одиночестве, работа была только в первые недели после объявления свадьбы — теперь уже никто не записывается, — Дариан ненадолго задумался, прежде чем сказать следующее: — Защитники никогда не интересовались этим… поэтому моё волнение столь велико!       — Откуда нам было знать? — грустно усмехнулся Стефан. — Мне и моим друзьям пришлось нарушить правила Мараца, чтобы вызнать эту тайну и пуститься по её опасному следу… Долгими веками рядом с нами соседствовали другие создания Лиярта — и мы даже не знали о них!       — Защитники, по моему скромному мнению — не обижайтесь, Стефан, вас это точно не касается — немного отдалились от людей и их проблем, особенно после великой битвы, — осторожно произнёс Дариан, украдкой поглядывая на Стефана, но тот благосклонно улыбнулся и кивнул, призвав продолжить. — А вообще, толком-то и рассказывать нечего. У нас, хранителей стихий, одинаковая история: Лиярт нас создал, а потом отпустил в мир — выполнять обязательства и гордо нести его имя через добрые поступки. Но после его… — Дариан замешкался и грустно вздохнул, — мы не хотим говорить — смерти, но и пропажа здесь не очень подходит… В общем, после того несчастья, когда от защитников мы узнали, что Лиярт теперь не участвует в их управлении по смутной причине — то ли из-за болезни, то ли из-за безумия, мы повели себя недостойно. Предали его идеалы, его принципы, которые он вкладывал в нас, когда создавал… Мы развязали ужасную войну, да ещё и против кого? Хранителей животной стихии! Казалось бы, ближе нам никого нет, мы во многом схожи и родственны, но… Глупость нашего правителя, дерзость их — и вот мы уже сцепились за территории, на которых жили сотнями лет до того в мире и порядке! — Дариан расстроенно покачал головой, и лепестки астр печально слетели на стол. — Ох, я такой болтливый и назойливый, простите меня! Просто мои родители с детства вкладывали в меня мысль, как это низко — то, что мы сделали… вина проросла вместе со мной. И поэтому я так счастлив этой свадьбе!       Издалека можно было дать этому созданию любое количество лет — в переводе на человеческие мерки, конечно же. Вблизи же Милан разглядел, что, несмотря на свои высокопарные речи и странные наряды, Дариан был ужасно молод и, как выяснилось, наивен.       Стефан снова успокоил его рассудительным взглядом и тёплой улыбкой. Юноша стёр бледно-изумрудные бисеринки пота со лба, и Милан вдруг понял, что только из-за своих одежд он казался мощным и широким — в реальности же одно изящество и стройность.       — Ладно, на чём я остановился? Ах да, наша история… Есть такая легенда, будто Лиярт создал нас, будучи… в некоем подвешенном, то ли радостном, то ли грустном настроении, — выдал Дариан и махнул рукавом. Внезапно в воздухе из лепестков астр сложились очертания лица Лиярта. Милан даже вздрогнул от ужаса: юноша словно взялся из его снов! Такой же прекрасный, одухотворённый и… задумчивый. — Вы, наверное, знаете, что птиц он создавал, пребывая в размеренном состоянии. Драконов — когда испытал любовь, любовь, так и оставшуюся загадкой в истории… Ну, а нас — когда метался в сомнениях, прыгал из одних мыслей в другие и нигде не находил покоя. Вот и мы вышли такими — страстными, нервными и очень капризными! Его следующие создания расскажут вам свои истории, поэтому не буду забегать вперёд, — видно, Дариану стоило это сил — едва удержать себя от рассказа. Снова взмах рукава — и вот лицо Лиярта сменилось цветущей долиной.       — Мы поселились рядом со Скадарским озером — там великолепная природа, роскошные виды и много, много солнца, что для нас очень важно. Как существа чувствительные и нежные, мы не любили проблем, решали их с неохотой и больше предпочитали развлечения. Каждый наш правитель учреждал свой собственный праздник в любой свободный день, поэтому к сегодняшнему времени у нас весь календарь — сплошь красный, как это пишется у людей, бесконечные праздники! — Дариан взмахом руки поменял картинку из лепестков на какую-то бальную залу, всю затянутую цветами, а посреди неё — танцы и пляски: цветочные существа кружили друг друга, мужчины — в роскошных камзолах, женщины — в пышных платьях с кринолинами. — Мы выбирали правителя нехотя, лениво, и он так же правил нами. В основном, власть передавалась стандартно, по наследству, но, если правитель не оставлял детей после себя, мы неохотно собирали совет. Правителя всегда называли принцем — так пошло с давних лет, хотя я знаю, что у людей это название имеет совсем другой смысл, больше бы тут подошёл король… Но неважно! В общем, мы кое-как научились жить самостоятельно и тихонько творили, помогая природе: выдумывали новые растения, полезные культуры, услаждали взгляды путников пёстрыми лугами цветов. И тут внезапно мы узнаём, что Лиярт создал ещё одних существ, связанных с природой, только теперь уже с животными. Откровенно говоря, у нас нет официальных названий — ни для себя, ни для них, поэтому для краткости мы зовёмся просто хранителями цветов, а они — хранителями зверей. Так вот, хранители зверей объявились рядом с нами и основали своё скромное поселеньице у берегов озера. Мы решили: хватит скрываться по лугам и полям, вечно убегать в леса, стоило только человеку показаться неподалёку. Пора бы уже, подобно нашим друзьям, основать своё место! Они заняли одну сторону Скадарского озера, а мы — другую. Теперь уже без опаски можно было строить дворцы, дома, прокладывать улицы. Наше поселение — до битвы и междуусобной войны, конечно — было лучшим образчиком архитектуры, сплетённой с природой!       Дариан смахнул картинку видом сказочного городка, забравшего понемногу ото всех стилей: витиеватые улочки, цветные дома с ажурными украшениями, дворцы с широкими фасадами, воздушные беседки для отдыха. И всё увито цветами, безумными растениями и скрыто густой кроной деревьев! Милан дорисовал себе облик настоящего королевства, какое всегда представлял в детстве, когда мать начинала рассказывать сказки. Вот именно такое — распухшее от цветов, блеска и неги, полное беззаботных жителей, обожающих веселье и праздники — оно обращалось в дивную грёзу для всех, кто желал убежать от реальности…       — Долгое время мы жили так. Но сказка закончилась и разрушилась навсегда: сначала новостью о Лиярте, а потом мы получили кусочек его диадемы… И если новость ещё можно было назвать ложью, глупым слухом и не верить дальше, то одинокий осколок его красивого убранства добил весь наш народ. Тогда наш правитель уже состарился и скоро должен был засохнуть (да-да, именно так мы умираем, как и обычные растения!), но оставил после себя наследников, трёх сыновей. Старший погиб от пасти црне зверя, средний отрёкся от престола, потому что, если бы он стал принцем, ему бы не разрешили жениться на простой служанке, которую он страстно полюбил. Так что оставался только младший сын, Кассиан, и он с удовольствием принял королевство. Он был молод и амбициозен, но его считали недалёким и наивным, говорили, что дворцовые интриги сожрут его — ведь от беззаботной жизни в нас так крепко вросло желание навредить ближнему своему, подстроить какую-нибудь гадость, пошутить… Сколько веков прошло, а наша дворцовая мясорубка всё ещё считается самой коварной среди всех, мне известных! Испанские и английские дворы по сравнению с ней — ничто, — Дариан загадочно улыбнулся и смахнул картинку. Теперь некий принц — одетый вычурно и с лилейником вместо волос — стоял на холме и озирал округу: озеро и леса.       — Однако Кассиан был не так прост, как все думали… Он рос не в отрыве от всех интриг и заговоров, а в них, если даже не сказать — ими. Для своих юных лет он быстро влился в управление, когда надо — ластился к своим советникам и секретарям, но когда надо — устрашал их. И как-то незаметно для нашего народа началось развитие армии и военного дела… Кассиан привлекал молодёжь служить с помощью богатств и знатных титулов, ездил к людям и тайком наблюдал за развитием их техники и оружия, приказывал создавать такое же у нас. Поначалу никто не понимал, к чему всё клонится. Кассиан успешно отвлекал народ от создания армии праздниками, весельями и ярмарками. Военная служба выдавалась за престижное занятие и чуть ли не лёгкий способ заработать деньги. «Покрасоваться в роскошной военной форме, пройти пару-тройку курсов по стрельбе да сражению на мечах и потом наслаждаться беспечной богатой жизнью!» — вот как представляли армию в народе. Кассиан отлично понимал значимость пропаганды — и это в то время — и плавно, но уверенно подводил своих поданных к опасным мыслям…       — Всё чаще стали слышны возгласы о величии нашего народа, о том, что Лиярт создал нас особенными, безупречными, выделил среди остальных существ. Дескать, птицы были всего лишь пробой пера, драконы — романтическая пустышка. А вот мы — апофеоз его сил! Хранители зверей, а уж тем более иллюзионисты — это его спад, если даже не признак отчаяния… Мы верили в это, — грустно вздохнув, Дариан обрисовал лепестками собрание хранителей — они слушали докладчика с трибуны и жарко ему вторили. — Точнее, верили наши предки, мы уже выросли другими. Но их ошибок хватило, чтобы развязать войну… Хранители были подавлены и обескуражены исчезновением Лиярта, и Кассиан умело сыграл на их чувствах. Он призвал расширить наши территории, ведь великому народу — большие владения! Да, это сейчас кажется смешным и бредовым, и сразу понимаешь: тебя пытаются обмануть. Но тогда все были доведены до отчаяния и нуждались в каком-нибудь смысле. А так как армия незаметно доросла до многочисленной и хорошо обученной, ни у кого не возникло сомнений в быстром захвате. И жертвами пали именно наши соседи, хранители зверей…       Нежные лепестки сложились в ужасное зрелище: хранители цветов, вооружённые до зубов и такие нелепые, непривычные без своих прежних пышных жабо и дорогих камзолов, нападали на скромную деревеньку, где врассыпную разбегались другие хранители. Милан пригляделся: там жили и люди (или очень напоминавшие их), и дикие животные — лисицы, волки, медведи и прочие. Дариан объяснил:       — Может, вам ещё удастся познакомиться с этим народом, ведь они с принцессой Ксалтой проведут здесь долгий месяц! Но скажу сразу: они могут превращаться в животных, каждый — только в своё определённое. Так вот, мои предки напали на них, потому как первое обращение Кассиана к их правителю осталось без ответа: те подумали, что принц немного спятил и не требовал всерьёз эти территории, уже долгое время принадлежавшие зверям… Но Кассиан не шутил, и развернулась настоящая трагедия. Правитель же зверей, Гхорт, был хоть и младше Кассиана (в ту пору наш «цветочек» уже достиг зрелого возраста и правил долгие годы), но в решимости и стойкости не уступал. Он повёл себя чуть более вызывающе и нагло, чем следовало: устроил несколько провокаций, казнил пленных вражеской армии и внёс чуть ли не в свод законов официальный титул для Кассиана — убийца и главный враг. Его можно понять: народ, вверенный в его власть, претерпевал мучительные страдания, умирал, оставлял всё имущество и бежал в неизвестность. Даже звериная их сущность толком не помогала выигрывать сражения: армия Кассиана была блестяще подготовленной и обладала самым современным оружием. Поначалу хранители зверей только сбегали, прятались и теряли владения одно за другим. Но затем они научились драться: подбирали у пленных и убитых оружие, выспрашивали тайны и стратегии ведения войн, тренировались и формировали группы. Те хранители цветов, что сдавались добровольно в плен — это случалось редко и если армия Кассиана позволяла себе вольности и безумные выходки, — иногда охотно помогали своим собратьям, потому что день ото дня этой кровожадной войны они находили всё меньше обоснований для неё. И вот постепенно армия Гхорта обретала силу, начинала контратаковать и возвращать себе утраченные земли. Кассиан был в ярости, но отступать не думал. Война приобрела затяжной характер…       Дариан позволил себе передохнуть и детально отразил сцену яростной битвы между утончёнными цветами и одичавшими от боли зверьми.       — Кассиан подготовил благодатную почву, чтобы ещё несколько лет после него хранители воевали между собой. Потом идея стала слабнуть — идеология без самого правителя меркла, предки забывали, ради чего вообще начали эту войну. Хранители зверей тем временем научились воевать и вернули многие свои территории. Остались не отбитые земли с очень неудобным ландшафтом для штурма: лесные хребты и болотистые берега. Звери не могли там пробиться, наши предки хорошо оборонялись. Наконец, время шло и медленно лечило широкие раны, оставленные у каждого народа после этой войны. Ведь не нашлось бы ни одной семьи, чьи родственники не пострадали на этом побоище… Да и некоторые хорошо дружили со зверями, узы рвались больно и грубо. Война перетекла в ленивый, эпизодический темп и иногда взрывалась короткими днями «перестрелок». Так жили несколько веков. Спорные территории зияли брешью, ядовитой коростой, не переставали всплывать в пунктах перемирия… Наши и их правители, уже далёкие от Гхорта и Кассиана, пытались мириться, но выходило блекло, неубедительно и без гарантий какой-либо безопасности. Лет двести назад наконец пришли к адекватному решению: только союз между народами навсегда устранит и территориальные вопросы, и государственные. А союз возможен только с помощью брака… Но вот незадача: то не рождались в одно время принц и принцесса — ими часто правил мужчина, то они просто терпеть друг друга не могли и наотрез отказывались от брака, пусть бы тот и спас ситуацию. Война к тому времени прекратилась, стычки были редки, но те владения до сих пор как будто никому не принадлежали: цветы не хотели уходить с насиженных территорий, а звери помнили, что когда-то они принадлежали им. Но даже зов совести не помогал устроить брак, и в какой-то миг показалось: идея утопическая, свадьбы никогда не получится! Все ужасно расстроились, ведь думали, что мир так близок! Принцев и принцесс тоже можно понять: брак, может, и официальный, не означал, что супруги могли вести свои жизни и уехать к истинным возлюбленным. Этикет и законы — что у нас, что у них — достаточно строгие… И вот, когда мы уже начали забывать об этой замечательной идее, новость разразилась ярчайшим громом: Вивиан сделал предложение Ксалте, неприступной, по слухам, девушке, которая только недавно вступила на трон!       Дариан замолчал — на самом интригующем моменте, и лепестки сложились в новую картину: принц Вивиан зачитывает своё решение совету, развернув плотный свиток. Иные хранители выглядели удивлёнными, другие — радостными, кто-то вообще толком не осознал эту новость и сидел с безразличным лицом. Стефан и Милан кратко переглянулись: надо ведь было им попасть в разгар настолько масштабного события! «Везение запредельного уровня», — выразительно закатил глаза Стефан и бегло усмехнулся. Милан покачал головой.       — История их любви сама по себе выглядит невозможной, — продолжил Дариан. — Они такие разные! Вивиан постепенно входит в тот возраст, когда хранитель ещё и не зрелый цветок, но уже перешёл стадию активного роста. По человеческим меркам, как я понял, это что-то от двадцати пяти лет… — задумчиво почесав подбородок, посчитал секретарь и снова взмахнул руками, рассыпав новую порцию лепестков. — А Ксалта ещё совсем юная! Как бы вам снова передать её возраст… — Дариан утомлённо качнул головой и нахмурился. — Ну, около восемнадцати, то есть в самом расцвете юношества! По слухам, она — хорошенькая девушка, умеющая превращаться в волчицу. Мудра не по годам и столь же серьёзна. Уже провела несколько важных реформ для своего народа — они её просто обожают… Её родители умерли давно, когда ей было пять лет, и опять тут виноваты црне твари: в схватке с ними даже звериная сущность не спасла. Принц, её отец, и мать до последнего вздоха защищали народ… Маленькую принцессу Ксалту короновали рано, но вместо неё правил регент, дядя. Так что с детства она привыкла к большой ответственности и знала, какая доля выпала на её судьбу. Ну, а наш принц, хоть и тоже готовился к правлению с пелёнок, всё же вырос типичным хранителем цветов и взошёл на престол уже в осознанном возрасте. Как они познакомились и отчего полюбили друг друга — эту историю скоро будут рассказывать на каждом углу, но только после свадьбы! — Дариан облегчённо выдохнул и лёгким движением пальцев осыпал лепестки обратно на пол. — Вот, в общем, и всё, что я мог рассказать вам, дорогие друзья! Дворец принца находится вот тут, в центре города, — наконец пригодилась карта, которую секретарь достал ещё четверть часа назад; лиловыми лепестками он обрисовал здание недалеко от главной площади Котора — там теперь, кажется, находились отели и рестораны. — Сразу говорите свои имена на входе, я передам их сегодня же ночью, чтобы вас пускали везде! А чтобы скорее получить аудиенцию у принца, лучше назовите имя своего дяди, Стефан, — Дариан не знал, какой пыткой было для защитника всюду прикрываться известным родственником. Стефан сдержанно кивнул — пожалуй, ради такого дела придётся терпеть. — Ну, а мы, может, ещё встретимся на балу! — Дариан мечтательно закрыл глаза и вздохнул. — Обещают такой праздник, такую роскошь!..       Стефан поблагодарил разговорчивого секретаря за важные сведения и обстоятельный рассказ, и они покинули собор — через главный вход, который оказался открыт. Потом ради интереса Милан попытался дёрнуть дверь на себя, но она была наглухо закрыта. Попали они как будто в прежний мир: запоздалые гости кафе, высыпавшая молодёжь… «Интересно, как это устроено?», — хмыкнул Милан. Хотя во владениях всех этих загадочных существ — что защитников, что прочих, созданных Лияртом, — не стоило искать логики…       — Ну вот, узнали мы многое, — подытожил Деян, когда они свернули на улочку. — А по факту как будто бы и ничего полезного…       — Почему же? — встрял Стефан. — Теперь мы больше погружены в контекст их жизни и понимаем, что попали просто в разгар сенсационного события. Может быть, если принц и принцесса будут в хорошем настроении — а это точно произойдёт, пусть и после свадьбы, то мы сможем выгоднее забрать у них частицы диадемы? — Деян в сомнении изогнул бровь и уже хотел напомнить Стефану, как ещё недавно он сам опровергал это. — Да-да, знаю, это всего лишь мечты! Что-то подсказывает мне: лучше не ждать дня свадьбы, а сходить к Вивиану заранее. Если у него будет задача для нас, так получится честнее. А теперь нам нужно отдохнуть и набраться сил перед завтрашним разговором с принцем!       Все понимали, что это будет нелёгкое во всех смыслах дело…