Альквалондис.

      Кто-то открыл дверь без стука. Стоило Хисильме увидеть светлые волосы, как она стремглав подскочила с кровати. — Ну что ты смотришь, будто загнанная лань? Ты ведь так ещё больше меня волнуешь… Боишься? Или… — Убирайся — Хисильме попятилась назад, чувствуя, что отступать-то некуда.       Нолдо вызывающе рассмеялся. — Звучит не убедительно. Складывается впечатление, что ты очень рада меня видеть. — говорил он, подходя всё ближе. — Но прислушиваешься только к страху быть пойманной…       Хисильмэ почувствовала тонкий привлекательный запах разгоряченной кожи, и жар, исходящей от мощного тела. Сорвавшись с места, она надеялась выскочить за дверь. Но охртник без труда поймал её, потешаясь. Бросил на кровать. Хисильмэ взметнулась и бросилась бежать, но снова была повергнута, на сей раз — на пол. И так раз за разом. Словно нарочно он давал вырваться, чтобы тут же поймать и бросить, упиваясь, как игрой с напуганным зверем. Раскаты его смеха ранили слух, заполняли собой всё пространство, как и его запах, манящий, опасный, сбивающий с толку. На этот раз охотник Тьелкормо швырнул её особенно сильно.       Хисильме открыла глаза, приходя в себя. Пол клонился то вправо, то влево, то толкал вперёд, назад и во все стороны. Она оглядела каюту — ни души. Зато почти вся утварь, начиная от подушек и заканчивая письменными принадлежностями, катается по полу в едином безумном танце вместе с ней. Встать на ноги оказалось трудно.       Вторя движениям пола, Хисильмэ добралась до окна, наблюдая в отражении витражных стëкол свои огромные от ужаса глаза, а за ними гигантские волны. Вздымаясь высоко в небо, они старались пожрать друг друга. Хисильме зажмурилась и закрыла лицо руками, когда огромный вал, разинув пасть, ринулся прямо на неё. «Вот оно — возмездие святых Валар за весь мой народ.»       Коридор полнился шумом неиствовствующей стихии. Корабль страшно трещал, грозя разлететься в щепки. На лестнице, нолдор, мокрые, как новорождённые ягнята, передавали ведра от одного к другому, пока те не оказывались на верху, откуда спускались пустые. Хисильмэ взглянула с лестницы вниз — в трюме вода доходила до пояса самым высоким.       Нолдор мотало из стороны в сторону, вода из ведра постоянно расплёскивалась, а сверху, море то и дело щедро швырялось новыми порциями, но эльфы продолжали свой труд. Поднимаясь мимо них, Хисильме старалась лавировать, но, всё-таки одному из нери пришлось поймать её в полёте. Сами они ловко и крепко держалась на ногах. Майтимо здесь не было. Зато Хисильмэ встретилась с насмешливым взглядом Тьелкормо; словно он знал о происходящем во сне, или даже присутсвовал в нëм сам. Казалось, буря для этого нолдо — тоже, что для детей игра в купели.       На верхней палубе шквал воды и ветра сбил Хисильмэ с ног. Кто-то поймал её за руку и притянул к себе. — Спускайся вниз, сейчас не лучшее время для прогулки! — проорал он в её ухо, но слышно всё равно было плохо, так бушевало во круг море, да ещё и пронзительно-громко завывал то ли ветер то ли кит.       На удивление было очень светло. Волны полнились светом, точно так же как светильники на груди у нолдор. Но ещё ярче сияли глаза нодор.       Хисильме сбросила оцепенение и посмотрела на своего покровителя. Его мокрые волосы блестели чёрной смолью, но большие светло-серые глаза, напомнили Майтимо. Нолдо повязывал верёвку на её талии, так все эльфы были привязаны к фокмачте. — Не надо. — крикнула Хисильмэ, помотав головой и положив свои руки поверх его, встречая обеспокоенный взгляд. — Рискуешь быть смытой в море! — орал он раскатистым мощным голосом. — Мы так уже многих потеряли! — Отпусти. Меня не надо спасать. — мотала она головой. Нолдо убрал верёвку, но прижал Хисильмэ к себе, защищая от очередного сильного порыва.       Кто-то окликнул его сзади, и он как-бы нехотя убрал руку с её талии. Корабль сильно наклонился назад, и Хисильме съехала к гротмачте, а затем и к корме.       Её изумлённым глазам открылось невиданное зрелище. Посреди бушуюших вод, возвышалась огромная светящаяся фигура, прикрытая полупрозрачными, диковинными водорослями.       Прекрасная и женственная, она была словно высечена из лазури воды, сияя ослепительным светом. И она плакала. Даже рыдала в голос; это тот самый звук, что Хисильме приняла за ветер или кита. Морская дева, возлюбленная подруга Оссе. Её серебряные волосы мощными волнистыми потоками струились вдоль лица и тела, растворяясь в морской пучине. В них плескались рыбы, переливаясь своими цветными спинками.       Уинен потянула руки прямо к кораблю. И все они стали подниматься в воздухе над клокочущим морем. Она держала корабль на ладонях. Огромное лицо приближалось.        Эльдар застыли в оцепенении, глядя на чудесную и устрашающую Майе. Её глаза пульсировали светом; озёра, в которые щедро налили света Священных древ и пригоршнями набросали самых ярких звёзд. Эти глаза поражали, манили своей глубиной.

***

      Лишь один взгяд был обращён не к Майе Уинен. Майтимо смотрел на Хисильме — свет Уинен обнажал жемчужную красоту невольной пленницы; невозможно отвести глаз, она словно соткана из живого перламутра. Майтимо сделал было шаг, опасаясь, что эльдиэ стоит слишком близко к краю, но понял, что Хисильмэ — единственная, кому не грозит опасность. И всë же, ему страстно захотелось подойти, прикоснуться и ощутить под руками: какого свойства это тело, эти волосы. Сделал шаг… Остановился. Внутри бушуют такие же волны, только они обжигающе горячие. Горит лицо, и в груди горячо; впервые Майтимо не понимал, что с ним происходит, но больше всего беспокоило то, что он впервые не может совладать с собой, не может запретить этим странным волнам, не может успокоить сердце, замедлить его ритм.        Судно медленно опустилось на воду.       Волны уже не мешались, не стремились столкнуть корабли. Нежными псами ласкались они к ногам своей госпожи. Уинен повернулась в сторону несметных глубин.       С каждым шагом таял её чудесный свет. И снова тьма наползала на эльдар. Они и Светильки Феанаро оставались единственными источниками света, рассеивая мрак вокруг себя. — Ради Хисильме Уинен усмирила свой гнев. — сказал Майтимо Макалауре, что всматривался в слабое мерцание на горизонте. — Выходит, в словах Манве звучала лишь пустая угроза раздосадованного отца, который однако, продолжает любить своё своевольное чадо. И судьба, благоволит нам, раз подсадила в наше судно Морской талисман. — сказал брат после некоторого раздумья. — Вообще-то, Кано, это мы подсели в судно «талисмана» — уточнил Майтимо. — А у Валар пустого не бывает . Но и уничтожить нас у них цели нет. Слова Манве значат лишь то, (как и говорил отец), что отныне мы — сами по себе, сами в ответе за свою жизнь и смерть, за свою судьбу. — Но разве судьба не подвластна Валар и Илуватору? — Илуватор создал нас, — не Валар. Все судьбы сплетены Им. Но, думается мне, плетение это не окончательно — лишь канва. Понимаешь? И теперь Валар не будут вплетать в них своё, а только мы… — он осёкся. — Но, нужно нам следить, чтобы не допустить, что похуже валар, к своим судьбам. Мандос считает — нам этого не избежать. Потому отец не любит их       Нолдор продолжили работу. Воды в трюме было ещё предостаточно.       Майтимо нашёл её там. Хисильме бродила по колено в воде, собирала с поверхности свёртки с лембасом и сыром, плавающие среди разнообразных вещей, сосудов, рыб и яблок. Такая хрупкая, мокрая. Майтимо взял один лембас и развернул упругий кожистый лист, — хлеб хорошо сохранился, несмотря на потоп. Он отломил кусочек и протянул эльдие. — Ты давно не ела. — сказал он, вновь ощутив жар в груди и желание обнять Хисильмэ.       Она окинула его быстрым взглядом. Взяла предложенную еду и осмотрев себя, стала расправлять мокрые волосы по груди. Майтимо чувствавал, как лицо накаляется и наверняка уже красное. — Мы тут сами справимся. А ты иди… переоденься и погрейся.— сказал он, откусив яблоко, нарочито разглядывая плавающие вещи, стараясь не думать о том, чего не могла скрыть мокрая одежда Хисильмэ и что она так старательно пыталась спрятать волосами. — Я здесь хозяйка и … —  но Майтимо не дал ей договорить. — И ты ещё не оправилась. Лучше побереги себя. — Знаешь, что мне интересно? —? — Что теперь со мной будет? После того, как ты и Уинен убедили меня в ценности моей жизни. — Сейчас самое важное  — обсохнуть и согреться. — Мм. Звучит разумно, Майтимо. Но это не ответ на вопрос.  Лучше скажи правду, — что сам не знаешь. Не ты ведь тут главный. — говорила она, продолжая сборы. — Я…я почти главный. И я согласен, твой вопрос требует решения. Я подумаю, что можно сделать. Только…иди, пожалуйста, погрейся. — он выловил сыр, ещё один лембас, яблоко и сосуд с мирувором. — Получится неплохой ужин.       Неловко вручая всю эту провизию Хисильме, Майтимо коснулся её. Воспомание, как он держал её на руках, ощущение нежного девичьего тела, того самого, сияющего сегодня в свете Уинен оцарапало его легко, но следы саднили тягучим неведомым желанием. Яблоко выпало. Он поднял глянцевый пунцовый плод и вложив в её свободную ладонь, не поднимая взгляда. — Хорошо. Только знай, чем более я жду твоего ответа, тем более похожа на пленницу.       Вода мелодично булькала, провожая её лёгкие шаги.       Майтимо пытался сконцентрировать внимание, собирая плавающую снедь, набирая в охапку побольше и раскладывая по полкам, но что-то постоянно норовило плюхнуться в воду. Он злился на это глупое, нелепое желание не понятно чего, злился на сердце, бухающее, как молот в отцовской кузне. Кажется, он первый раз в жизни по-настоящему разгневался — бросил всё это добро обратно в воду, поплескал на лицо и пошёл к остальным. Если роа не слушается, нужно занять его чем-то потяжелее яблок.