Новогодние сказки

      Сумин, будучи творческой личностью, всегда искал новые места, чтобы черпать вдохновение. Причём менять их надо было часто, чтобы не случалось повторение одного и того же материала.       Пространство, где у Сумина получалось бы творить, могло быть совершенно любое. Крыша дома, магазин, кофейня, просто улица или даже лифт с окнами, которые выходили наружу. Казалось бы, он уже побывал везде, где только мог, но останавливаться не собирался.       И как на зло одно из заданий на зимней сессии было нарисовать… Зимнее морозное утро. Да, вот так просто. И больше ничего не делать. Обычная композиция, правильно построенная на начальном этапе и реализованная в дальнейшем.       Но Сумин впал в такой ступор и жёсткий арт блок, что чуть не подал заявление на отчисление через пару дней, как начал пытаться что-то нарисовать.       Конечно же, это не входило в его планы. Ну что может быть проще, чем нарисовать зимнее утро. Причём где угодно! В лесу или в городе, в горах или на полях. Их не захотели сильно нагружать, поэтому дали полную свободу действий. Но Сумин бы лучше сто раз поломал голову над архитектурой, чем получил бы такое задание.       — Всё пропало!       — Опять он за своё, — вздыхает Хёну, — Минджэ-хён, скажи ему хотя бы ты.       — Это бесполезно, просто дай ему поныть, — отмахивается Минджэ, — у него пройдёт это минут через пять, когда он отвлечётся.       — Нет, вы не понимаете! — Сумин хватается за голову: — Я действительно не могу ничего нарисовать на такую банальную тему! И это третий курс с десятилетним стажем художки за спиной. Чувствую себя бездарностью.       — Ты преувеличиваешь, — качает головой Минджэ.       — Согласен, — поддакивает Хёну, — попробуй переключиться на что-то другое. А это потом само как-нибудь нарисуется.       — Не понять вам боль художника, — продолжает ныть Сумин.       — Не понять вам боль продюсера, когда звук на дорожку не накладывается, — цокает языком Минджэ, — у каждого свои проблемы. Хёну вон иногда заметку написать не может, а истерит так, будто ему надо отредактировать интервью с президентом.       — Вам тоже не понять этот стресс, — кривится Хёну, — упаси боже, зачем я выбрал журналистику…       Сумин только кивает, решая больше не спорить с друзьями. Всё равно ничего дельного они не скажут. По крайней мере из того, что Сумин был не знал.       Возможно, что он действительно преувеличивает и вообще надумал себе всю проблему. Но пустой скетчбук, отсутствие наброска и даже не подобранные краски давили на совесть с каждым днём всё сильнее и сильнее.       С этим надо было что-то делать, пока Сумин окончательно не сошёл с ума. И тут на помощь пришёл тот, от которого ждали меньше всего.       — Ну сходи ты на каток, — вздыхает Ечан, ломая голову над философией, — ты же там ещё не был этой зимой, да? Вот и навдохновляешься.       — Ечан-и, — Сумин от переизбытка эмоций переходит на шёпот, — ты гений!       — Да-да, — вздыхает Ечан, — я сейчас повешусь от этой философии…       — Не надо, — машет руками Сумин, — попроси помощи у Минджэ-хёна, он вон у нас самый умный.       — Я делаю её сам, чтобы он согласился пойти со мной на свидание, — Ечан дует губы, — я обязательно выживу…       Сумин хлопает Ечана по плечу, таким образом выражая свою поддержку, а сам лезет в Интернет, чтобы посмотреть всю информацию о нужном ему месте. Каток сразу выбирается открытый, потому что внутри здания, как говорится, «не тот вайб». Сумин выбирает себе более-менее свободный день и весь в предвкушении выдыхает.       В назначенное время икс, Сумин приходит на одну из главных площадей Сеула. Лёгкое волнение присутствует, но он полностью в себе уверен. С хорошим умением кататься проблем возникнуть не должно. Поэтому он скорее берет коньки на прокат, оплачивает себе сразу три часа нахождения на льду и спешит переобуваться.       Народа не так много, но ажиотаж огромный. Сумин широко улыбается детям, которые только-только учатся стоять на коньках. Радости нет предела, когда его ноги сами собой едут вперёд, а лезвия разрезают лёд.       И столько чувств разом накрывают его, что хочется громко смеяться. Сумин чуть не падает, но вовремя хватается за ограждение рядом. Сам же с этого забавляется, а потом пытается повторить какое-то супер крутое движение из программы корейского фигуриста, которое Сумин недавно видел в инстаграме.       Он в очередной раз почти летит носом вниз, но через секунду понимает, что в кого-то врезался. Улыбку тут же сменяет беспокойство, если он вдруг причинил кому-то боль.       — Надо смотреть под ноги, вы тут не одни.       Сумин хлопает глазами, рассматривая просто до одури красивого парня перед собой. Всё в нём буквально кричит о том, что незнакомец уверенный в себе на все сто процентов. Модное пальто, огромный белый свитер и бежевые брюки. Фигурные коньки — как вишенка на торте, сразу становится понятно, что парень если не профессионал, то очень близко к этому.       — Извините, — мямлит Сумин, — не заметил.       — Нужно быть внимательнее. А если бы мы с вами столкнулись? Никому не нужны травмы, верно?       — Верно, — поддакивает Сумин, глотая ком в горле, — меня зовут Сумин.       Незнакомец окидывает его взглядом ещё раз, видимо решает что-то для себя, но потом кивает, протягивая руку:       — Джиншик.       — Ты очень красивый.       И пока Джиншик мешкается, Сумин осторожно целует протянутую ладонь.       — Спасибо, — смущённо улыбается Джиншик, — а ты умеешь подлизываться.       — Я говорю правду, — вскидывается Сумин, — покатаемся вместе?       — Ну давай.       И стоит им продолжить движение, как в миг у Сумина в голове появляется всё, чего до этого не было.       Он смотрит на Джиншика и образы вокруг него сами собой начинают выстраиваться в целую картину. Вот самое морозное зимнее утро, которое только может быть. Узоры не видны на окнах из-за стеклопакета, но всё равно кажется, что они есть. Яркое солнце пробивается сквозь жалюзи холодным светом, при этом ослепляя, если посмотреть прямо на него. На улице медленно идёт снег: хлопья засыпают машины, спешащих туда-сюда людей, крыши зданий и пустые лавочки. Но дома тепло. Стоит запах свежего постиранного белья, а рядом лежит…       — Сумин-а, ты сейчас точно навернёшься, если не будешь смотреть под ноги!       Резкий крик Джиншика вырывает из мыслей. Но Сумин замирает и вдруг во все глаза смотрит на своего нового знакомого.       Ну конечно!       — А рядом лежишь ты, замотанный в огромное одеяло, прячешь лицо в подушку и тихо сопишь. Твои волосы разбросаны по подушке, ты выглядишь мило, но весь лохматый. И я тянусь к тебе рукой, чтобы осторожно поправить непослушные пряди…       Пауза.       Сумин выдыхает.       И понимает, что только что произнёс это всё вслух.       — Эм, Сумин?       Джиншик неловко кашляет и отворачивает голову, пытаясь не смотреть. Сумин прямо сейчас хочет провалиться сквозь землю, потому что так опозориться это надо уметь.       Они молча смотрят друг на друга. Люди, которые объезжают их, удивлённо оглядываются, пытаясь понять, что происходит. Сумин выдыхает и судорожно начинает оправдываться:       — Прости, я… Я не то имел в виду. Ну то есть! Я художник. Учусь на него… Худграф, знаешь?       — Знаю.       — Ну вот. И нам задали нарисовать простой пейзаж, который я не мог даже начать! И очень сильно нервничал из-за этого. Но тут увидел тебя и… И как-то само это всё в моей голове появилось, вот, — икает Сумин, — вдохновение.       Джиншик пару секунд молчит, но Сумин удивляется сильнее, когда замечает на его лице улыбку.       — То есть ты назвал меня своим вдохновением? Сумин, ты такой романтик.       На лице у Сумина можно увидеть все мысли древних философов. За те мгновения, что Джиншик смущённо улыбается и молчит, Сумин пытается понять, кто он такой и что вообще делает на этой планете.       — Да, я… Я обязательно тебе потом покажу! Если хочешь…       — А на свидание пригласишь?       Кокетливое подмигивание от Джиншика становится последней каплей. Сумин судорожно кивает и тоже улыбается, стараясь сохранять спокойствие.       Он точно не спит?

***

      — Ну что, сдал?       — Сдал!       Первым делом, когда Сумин вылетает из аудитории, то сталкивается с Минджэ. Старший в целом всегда поддерживал своих друзей в период сессии, если позволяло время. Так случилось, что в один день стоял зачёт и у Сумина, и у Ечана. Поэтому Минджэ, превозмогая бессонницу, пришёл в университет.       — Поздравляю, только переживал больше, — улыбается Минджэ.       — Слушай, а ты не видел Шик-и? — Сумин нетерпеливо выглядывает из-за Минджэ, надеясь увидеть своего парня в коридоре.       — Там стоял, с Сэыном разговаривал. Ой, ну вот, ну сразу побежал. Посмотрите на него, быстрее Соника!       — Джэ-хён, потом, всё потом. Спасибо ещё раз за поддержку. Передавай привет Ечану!       Сумин кричит буквально на ходу, стараясь не споткнуться. Джиншик замечает его почти сразу и тут же начинает улыбаться, размахивая рукой.       — Привет, Сумин-и.       Джиншик почти не успевает договорить, как Сумин сносит его своими объятиями. Стоявший рядом Сэын предусмотрительно прощается и спешит уйти, чтобы не наблюдать «розовые сопли», как он сам любил это называть.       — Сдал?       — Сдал.       — Ты молодец, — Джиншик целует Сумина в щёку, — ну что, теперь воплощать рисунок в жизнь?       — Тогда придётся повторять весь мой скетчбук.       — М-м-м, надо же, я согласен.       И они целуются, совершенно глупо хихикая друг другу в губы.