Flamma obscura

***

      Сан не стал больше отвлекать Сонхва, который, по всей видимости, был занят разметкой поля боя или какой-то другой стратегической ерундой. Решив, что он будет только мешать думать верховному, он хочет уже вернуться в «свою» комнату, как вспоминает кое о чем.       Уёна за всё это время он так и не встретил. Его точно не было в доме. Даже во время их разговора он не показался. Обычно прилипчивый и тактильный маг огня скрылся ото всех. Сану показалось это странным.       — Сонхва, если я покину территорию дома, я смогу вернуться? — Сонхва хмурит брови, строго глянув на Сана, потом на защитное поле.       — Ты сможешь войти, но не думаю, что тебе стоит выходить за его пределы, — маг воды снова отворачивается, оглядывая пространство вокруг. В его голове точно происходят сложные мыслительные процессы. И дабы больше не мешать Его Величеству, Сан не будет больше приставать с расспросами, молча покидая территорию.       Если Уён где-то и мог скрыться ото всех, то было только одно место, куда он мог пойти.       Сан так и не спросил у него, почему именно этот дом. Почему не любая другая заброшенная высотка.       Сан не задавал множество вопросов про их мир. Но всё это сейчас мало волнует его. Ему нужно убедиться, что с Уёном всё в порядке.       Маги четырёх стихий, помимо своего почти божественно дара, были вознаграждены ещё и проклятием - в виде особой жестокости.       Страсть к уничтожению всего живого, как раскалённая лава, заполняла их разум.       Сан вспомнил Вону, если он правильно запомнил, то это старший брат Хонджуна и Минги. Удивительно, что три брата абсолютно не похожи друг на друга: ни характерами, ни внешностью, ничего общего, кроме принадлежности к верховной семье. Даже у Уёна с Юнхо было куда больше общего. Вону излучал такую тяжёлую ауру, что было видно, что он даже не скрывает своих демонов. А он был магом четырёх стихий, и такой опасный блеск в глазах он видел и у Уёна.       Для него остался большой загадкой и тот странный парень, что помогал им в конфедерации - Чонхо. Он пропал ровно в тот момент, как они нашли Уёна. Ну, если у него была такая миссия, то, наверное, ему с ними дальше было не по пути.       — Ты следишь за мной? — Сан вздрагивает от голоса откуда сбоку.       Пока он был погружён в свои мысли, не заметил, как добрёл до нужной высотки. Уён появился словно тень, выходя из-за угла.       — Хотел поговорить, — вздыхает Сан, поглядывая через плечо на маг огня.       — О том, что не стоит поднимать восстание. О том, что это неправильно. Мы уже обсуждали это с тобой.       — Нет, — перебивает его Сан, входя в дверной проём или в то, что от него осталось.       Уён следует за ним. В темноте без фонаря сложно что-то различить, но он хорошо запомнил дорогу на крышу. По хрустящему под ногами бетону он понимает, что маг идёт за ним след в след, не пытаясь обогнать или приблизиться ближе.       С момента, как они повздорили в комнате, они больше ни разу не поговорили. Нить, натянутая между ними, сейчас растянулась на длинное расстояние. Между ними пропасть. И никто не хотел шагнуть в неё первым.       Выйдя на крышу, Сан делает глубокий вдох, прикрывая глаза. Он то ли наслаждается холодным воздухом, что наверху ощущался чище, то ли пытается насладиться приятным ароматом мага огня.       Рядом с Уёном Сану стало спокойно, даже несмотря на то, что задумал.       — Я пришёл не отговаривать тебя.       — А зачем? — пылкая натура Уёна всё-таки не выдерживает, он обходит Сана, вставая напротив него.       — Я пришёл, чтобы узнать, как ты. И всё.       — Не сошёл ли я с ума, как и все остальные маги, что получают такую безграничную Силу в свои руки? — из уст Уёна это звучит грубо, но во взгляде читается что-то болезненное, почти отчаянное. Он не хочет этого делать. Причинять боль, сеять хаос, развязывать войны.       Но вся его Сила наполнена темнотой…       — Нет. Меня это не интересует. Меня волнует Уён, с которым я познакомился в пару миль отсюда, в каких-то развалинах. Маг, что притащил меня к себе домой. Красноволосый парень, что сводит меня с ума одной своей улыбкой. Меня интересуешь только ты!       Уён поджимает губы, крутя головой. Он не верит больше ни во что. Его разум поглощён, а тело неподвластно ему самому.       Теперь он - сосуд для темной, опасной магии…       — Мне плохо, — тихо, словно боясь произнести это вслух прошептал Уён, — я ослабну, если не разрушу что-нибудь. Я, как зверь, что хочет крови. Я уже не тот Уён, что целовал тебя на этой крыше. Я - хаос, и мой покой в разрушение. Я уничтожу всё к чему прикоснусь.       — Ты просто не научился владеть этой магией. Но прошлый Уён точно с этим справился бы. Дай ему шанс, — Сан, не спеша, подходит ближе, притягивая за талию мага к себе.       Стоит тёплым ладоням коснутся черной мантии, Уён не раздумывая прижимается к нему, укладывая голову на плечо Сана.       — Пожалуйста, не уходи, прости за всё, что я сказал. Не уходи. У меня никого не осталось кроме тебя.       — У тебя есть Юнхо, — Сан проводит по красным волосам. Уён вернул себе родной оттенок, чтобы не привлекать внимание в поселение. Он ещё не определился, Сила поглотила его, управляя им.       — У него есть Хонджун. Он готов на всё ради него. Этот мелкий идиот не должен был в него влюбляться. А рослый идиот в Хонджуна. Они не подходят другу другу! — Уён окольцовывает руками талию Сана, прижимаясь плотнее, не оставляя ни миллиметра между ними.       Сан был последним, за что цеплялось всё живое в Уёне…       — А разве Минги с Ёсаном подходят друг другу? — Сан продолжает нежно гладить его по волосам, вслушиваясь в его размеренное дыхание.       — Ёсану, видимо, не хватало в жизни острых ощущений, раз он выбрал Минги. Они же абсолютно разные.       — И Хонджун с Юнхо разные. Но как говорят в моем мире — противоположности притягиваются. Заметил, что они все из разных стихий, но их тянет друг к другу, — Сан отпускает Уёна, мягко подхватив его подбородок, — и мы разные! Но нам же это не помешает любить друг друга?       Уён застывает, глядя в глаза Сана. Он забывает, как дышать, смотря на прекрасное лицо перед ним. Сила больше не полыхает в нём. Сан мог стать его сосудом, катализатором усмирения баланса Силы. И сейчас без всяких ритуалов, одним лишь своим мелодичным голосом, он уравнивает баланс внутри Уёна.       — Можно я тебя поцелую? — Уён смущается собственных слов, заставляя себя оторваться от разглядывания лица напротив.       — Можно, — мягко отвечает Сан, улыбнувшись, но не отпуская подбородок мага.       — А можно мы зайдём дальше? Пусть единственным разрушением, которое случиться сегодня ночью - будет моя душа.       — Даже если твоя душа раскрошиться на тысячи осколков, я соберу её заново.       По щеке Уёна скатывается первая горькая слеза.       — А я весь мир уничтожу для тебя!       — Мне не нужен весь мир Уён. Мне нужен только ты!       В следующее мгновение губы Сана прижимаются к губам Уёна. Все остальное исчезает, когда они оказываются непозволительно близко. Весь магический континент, которому грозит новая война, остаётся за пределами одинокой высотки в заброшенном городе.       Сан прижимает язык к небу Уёна и шагает ещё ближе, кладя руки ему на бёдра, чтобы притянуть к себе, пока их груди не оказываются на одном уровне друг с другом.       — Не здесь, — оторвавшись от желанных губ, еле проговаривает дезориентированный Уён.       Ему хотелось большего - чтобы Сан был полностью его.

***

      Минги кривит лицо, стоит ему отпить из фарфоровой миниатюрной кружки. Он никогда не любил все эти травяные чаи, которые так ценили и восхваляли маги земли.       Заметив недовольство гостя, Ниннин скрывает улыбку за кружкой, делая глоток предложенного Минги чаю.       Один Ёсан не притронулся ни к чему, находящемуся на столе. Нет, он знал, что мать не отравит их. Он маг земли - он легко почувствует отраву.       — Зачем такие любезности, мама?       Они сидят за накрытым разными угощениями, круглым столом в самом большом саду Арлиза. Здесь никогда не принимали гостей. Он был только для членов верховных магов земли. Когда отец был жив, Ниннин обожала тут устраивать ужины для всей семьи. Или то, чем она назвала их. Семья - сложное слово для них.       Неподходящее. С недавних пор оно стало чужим для Ёсана. Ниннин лишь поддерживала эту иллюзию. После смерти отца всё было ложью.       Минги громко отставляет кружку на блюдце, напоминая о своём присутствии.       Ниннин вздыхает, словно вся тяжесть её жизни была в этом вздохе. Хотя выглядит она полностью расслабленной. Шелковистое платье струится, как и отблески искусственного света на её лице. Она собрана и сияет, как полагается единственной женщине-верховной.       Ёсан не чувствует от неё никакой агрессии, злобы и каких-либо других негативных чувств. Впервые она так открыта и полностью пуста. Она словно цветок с опавшими лепестками.       — Чего мы ждём? — не дождавшись ответа верховной, разрушает тишину Минги. Не ему единственному некомфортно здесь. Чувства Ёсана проникают глубоко в него, оплетая прочно и его самого.       — Мы ждём гостя! Терпение, зятёк! — вот она, Ниннин, всё та же, язвительная верховная, прячущая свои шипы за фальшивой улыбкой.       Ёсан качает головой, понимая, что обстановка накаляется. И если Ёсан не поднимет руки на мать, то Минги ничего не стоит свернуть ей шею, если она его доведёт до этой точки. Он знает. Он был во всех тёмных и потаённых уголках разума верховного мага воздуха.       Ребёнок, рождённый в грехе — стал самым большим грехом Ёсана.       — Кого? — стараясь звучать ровно, спрашивает Ёсан.       — Друга нашей семьи, — она делает очередной глоток чая, снова пряча ехидную улыбку.       Ёсан напрягается, пытаясь вспомнить, кто друг их семьи. У отца не было знакомых среди верховных магов, но, увы, даже если Ниннин считала их друзьями семьи - то они все мертвы. А сама Ниннин после того, как заняла пост верховной, почти ни с кем не дружила, кроме редких встреч с Кариной. И даже их нельзя назвать подругами. Ниннин держала жену верховного некромага рядом только, чтобы знать обо всём, что происходит за стенами Аркадии. Ниннин плела свои сети везде, куда могла дотянуться. Ей нравилось владеть любой информацией, которую только возможно достать.       Как бы Ёсан не пытался вспомнить, никто из так называемых «друзей семьи» не приходил ему на ум. Почти все, кто был близок к их семье - мертвы.       — Только если твоя мать не завела новых друзей, — голос Минги мягко проникает в разум Ёсана.       Усталость нескольких дней вызывает раздражение, особенно этот никому не нужный светский вечер. Но когда Минги вёл с ним внутренние монологи, Ёсану становилось легче.       Пусть он так и не научился толком управлять этой связью со своей стороны, то у Минги это получалось слишком хорошо, сразу за двоих. Он как будто всю жизнь готовился к этому - быть связанным до концам своих дней с магом земли.       Ёсан нежно улыбается, рассматривая тарелку с фруктами перед собой. Обычный голос в голове, а по всему телу разливается теплом от мысли, что Минги рядом. Пусть и даже слишком близко. Иногда даже очень слишком.       Но стоит неожиданному гостю войти в сад, как улыбка слетает с лица Ёсана, и он затылком чувствует, как закипает кровь у Минги, к которому он сидит полубоком.       — Чонхо!

***

      — Это необязательно. Я могу ещё подождать, — осторожно говорит Сан и наклоняется, чтобы по-родному трепетно поддеть кончик носа Уёна своим.       Они вернулись пару минут назад в их комнату, прошмыгнув мимо спящего за столом на кухне Сонхва. Видимо, он утомился, пока пытался сделать свои расчёты или чём он там занимался.       Стоит им закрыться в комнате, и снова они остаются вдвоём во всех возможных мирах.       — Нет. Мы можем не дожить до следующего раза, — улыбается уголками губ Уён, слегка тоскливо.       С этой же тоской Уён смотрит, как Сан отпускает его бока, чтобы зацепиться огромными пальцами за небольшие рубашечные пуговицы и по очереди вынуть их из петель — медленно, с небывалым трудолюбием и каким-то сладостным упорством. Он расстёгивает каждую, изредка касается кожи, из-за чего смуглый живот под его пальцами напрягается, оглаживает самыми кончиками проступающие линии мышц, которых у мага огня на целый пресс и крепкую грудную клетку, а когда с последней пуговицей управляется и полы рубахи распахивает, то прикипает взглядом к небольшим тёмным соскам.       Сан возращает свой взгляд к карим, вспахивающим время от время опасным огоньком глазам. Он не отводит от него глаз, даже когда осторожно прикасается к застёжке на чужих брюках. Уён опережает его - сам звонко расстёгивает ширинку, отгибает неторопливо пояс и тянет вниз, с шорохом спуская обтягивающие штанины вниз по ногам и перешагивая через них.       — Не торопись, — мягко просит Сан.       — У нас мало времени, — в крови бурлит страсть, с которой он находит, что сказать ему в противовес.       Сан наклоняется чуть вперёд и мягко трется о Уёнову щеку своей, чуть колючей, шершавой, но это получается так щемяще нежно, что Уён не удерживается и осторожно потирается в ответ, бессмысленно пытаясь успокоить бушующее внутри сердцебиение.       Сквозняк из оконных щелей обдаёт холодом ещё не нагретое тело. Сан скользит руками с бедёр на спину, цепляя их в крепкий замок, и Уён двигается к нему совсем вплотную, чтобы и грудь, и пах, и переплетённые ноги равномерно нагревались от жара чужого тела.       — Помни, я всегда с тобой.       Уён на это улыбается широко, и на душе становится не так погано, как раньше. Сан утягивает его за собой, и проблески храбрости в Уёне исчезают в эту же секунду, тонут, пропадают, будто и не бывало. Вместо них подскакивает пульс, который, как ни успокаивай, будет барабанной дробью отдаваться в висках.       Он упирается коленями в кровать между широко расставленных ног Сана. Уён дышит через раз, потому что тонет в собственном желании вцепиться в его руки - в самого Сана вцепиться, - но позволяет себе лишь стиснуть зубы и переступить с ноги на ногу, потому что от близости с ним в животе начинает сладко потягивать.       Если они выдержат, дойдут до конца, если не сдадутся сейчас, если не сорвутся.       — Это всё твое, — Сан и правду не может оторвать глаз, скользит без перерыва по впалым загорелым ключицам, выглядывающим из-под выреза рубахи, по округлой мощной груди, по рельефным изгибам плеч.       — Я хочу, чтобы ты говорил мне каждый раз, когда тебе больно или приятно, — просит неожиданно Сан.       — Хорошо, — отвечает в итоге Уён, проводя подушечкой пальца против роста волос на затылке Сана.       Сан быстро снимает с себя остатки одежды, быстрее, чем с этим справился Уён, оставаясь в одних боксерах.       Уён не замечает, как у него учащается дыхание, а Сан улавливает, кажется, движение каждой мышцы его тела, начиная осторожно отклоняться назад. Мощные руки скользят вверх, вновь цепляясь за талию, и Уёна буквально утягивает вниз, на матрас, укрытый белым одеялом.       Уён ёрзает, усаживаясь Сану на живот, ощущая ягодицами его укрытый одним лишь бельём пах, и принимает осторожные поглаживания по мощным жилистым бёдрам.       — Ты боишься? — Сан говорит тихо, вкрадчиво, но Уён слышит и тонет в мурашках. — Я собираюсь заняться с тобой любовью.       — Почему ты так думаешь? — интересуется Уён, и руки его безбожно, неконтролируемо, с лёгким нажатием оглаживают округлую грудь Сана.       Сан с каждым круговым движением заходит всё дальше, подбираясь к ягодицам. Узел в животе Уёна дёргается, щекочет внутренности, и справиться с ним совершенно не получается.       Сан подтягивается на локтях, укладываясь на подушки, опираясь на спинку кровати, и осторожно притягивает Уёна к себе. Прижимая его грудь к своей, чтобы носом утонуть в красных прядях на макушке, сплестись ногами и мягко погладить голый изгиб поясницы.       Руки Уёна цепляются за подушки по бокам от головы Сана, сжимая их с силой, когда у самой кромки белья, там, где любое прикосновение до звёзд перед глазами, начинают невесомо поглаживать мощные пальцы.       Сан поворачивает голову, чтобы губами уткнуться в темечко Уёна, поцеловать аккуратно, протяжно и проникнуть ладонями под ткань белья, туда, где поджимаются от напряжения твёрдые ягодицы.       Среди пожара в груди Уёна, где стремительно сгорает всё, что бы туда ни попало, находится какая-то невиданная сила, которая заставляет его смиренно расслабить ягодицы.       Сан, прижавшийся щекой к красным вихрям волос, коротко выдыхает через рот. Уён грудью ощущает, как бьётся под ним его сердце.       Звук выдавленного на поясницу геля пускает по позвоночнику вниз мурашки, такие, что крохотные волоски встают дыбом. Сан собирает всю смазку с кожи пальцами, снова ныряет под тугую резинку.       Уён подтягивается выше, касаясь его губ. Сан горячо выдыхает через нос, от мурашек сводит шею, и руки его резко, скользко, больно сжимают его ягодицы, от чего тот инстинктивно подаётся вперёд, вжимаясь пахом в чужие бёдра. Сан не позволяет, держит, носом водит по щеке и тянет руку глубже, пальцами осторожно прикасаясь к промежности.       Сан неожиданно опрокидывает их на бок, всё так же лицом к лицу, всё так же с руками, массирующими кожу между ягодиц, и Уён опускает свои руки ему на спину.       Они путаются ногами, руками, телами в какой-то немыслимый узел, и от тепла чужой кожи собственная горит в десятки раз сильнее. Уён ощущает, как пальцы с уже согревшейся на них смазкой давят на пробу, снова оглаживают, и вместе с тем, как самый длинный — средний — с настойчивым нажимом всё-таки проникает вглубь одним только кончиком; пытается расслабиться, пропуская момент, как Сан всё-таки перестаёт дышать ему в рот и сминает губы своими губами.       Бёдра неконтролируемо дёргаются вперёд, ягодицы сжимаются и Уён шумно тянет носом воздух. Но они всё еще целуются, и Уён, имея наглость, предъявив свои права, опускает руку на чужую задницу, резко сжимая её, когда палец Сана спустя долгую минуту наконец оказывается внутри до самых костяшек.       Вот, что значит ощущать, когда тебя любят.       Сан вынимает свой палец, мышцы сжимаются вокруг пустоты и целоваться уже надоедает из-за гудящих в напряжении губ, позвоночник простреливает искрами с новой силой. Уён ощущает, как мягко его бельё стягивают вниз по округлым ягодицам.       Сан выцеловывает его шею и поднимается вверх под острую линию челюсти. Бельё — полуспущенное, мятое — промокло от выделений, смазки и пота уже насквозь, оно липнет к телу, как после дождя, и от этого вдвойне приятно.       Уён оборачивается, замечая, как чужая ладонь медленно, по самые костяшки погружается между блестящих от влаги ягодиц. Кожу там обжигает, приятно тянет. Из-за постоянного трения тел друг о друга член Уёна встал, и крупная покрасневшая головка уже призывно замелькала между животами.       Они всё ближе к началу конца, и стоит только Сану с мягким хлюпом вытащить пальцы, как сердце Уёна рушится в желудок.       — Перевернись, так будет удобнее, — шепчет Сан на ухо Уёна, слегка прикусывая мочку.       Уён ловко переворачивается, сгорая в нетерпении. Он упирается рукой в стену за спинкой кровати, боясь сделать лишний вздох.       Когда пальцы Сана касаются его тазовых косточек и опускаются ниже, к двум косым мышцам, уходящим к паху, сзади прижимается его крупное тело, и Уён буквально оказывается зажат с двух сторон. Сан обхватывает его одной рукой за талию, перед этим щекотно пробежавшись пальцами по выразительным углублениям пресса, а другой с какого-то немого позволения прикасается к налитому кровью члену, осторожно накрывая его своей мокрой тёплой ладонью.       — Говори, если будет больно или неприятно, — Уён безмолвно кивает головой, не в силах произнести ни слова.       Сан осторожно пристраивается сзади, поглаживает, притирается, отпускает влажный член Уёна, чтобы взять в руку свой и мягко направить его между чужих покрасневших ягодиц. Маг дышит через раз, изо всех сил пытается расслабиться, что позвонки все сводит, и всё равно не может.       Холодный поток смазки, который Сан выливает ему на поясницу, не отрезвляет, но, вероятно, делает проще проникновение.       Уён шумно выдыхает, чем пустее становятся его лёгкие, тем заполненнее ощущает себя тело ниже живота. Сан поддерживает его поперёк талии, с трудом, медленными покачиваниями и каким-то титановым терпением входит всего лишь на головку.       — Больно?       — Нет, — маг шипит сквозь зубы, когда толчок повторяется, и снова захлёбывается в попытках расслабиться.       Сан не выходит и не спрашивает, он осторожно отступает чуть назад, чтобы мягко уложить Уёна грудью на кровать и накрыть его сверху своим телом. Горячим, чертовски тяжёлым, из-за чего лёгкие в грудине плющит, и по-прежнему бездвижным: Сан едва ли двигает бёдрами, терпеливо выжидая, когда чувствительная кожа между ягодиц перестанет гореть, и Уён, укладываясь щекой на подушку, даёт себе несколько секунд на передых.       Красная, мокрая чёлка падает на глаза, Сан замечает, как тот хмурит брови, морщится, — и освобождает одну из ладоней, чтобы бережно отлепить их с лица, пальцами зачесав их куда-то за ухо. Уён хочет сказать «спасибо», но слова снова теряются по дороге, когда Сан делает первый пробный толчок, срывая с губ негромкий стон.       Сан накрывает ладонью его член, а вторую просовывает под голову Уёна, укладываясь удобнее, притирается совсем вплотную, чтобы животом слиться с изгибом чужой крепкой смуглой спины, и носом прячется за чужим ухом, мягко выцеловывая кожу.       Сан совсем не выходит, основание члена едва успевает показаться между покрасневших ягодиц, как тут же сильно, глубоко, тягуче и давяще погружается обратно. Уён покачивается вперёд от каждого толчка, сипло выдыхает через рот всякий раз, когда чужой член входит дальше, чем до этого, и большим пальцем потирает свой член под головкой, посылая щекотные импульсы по тем самым возбуждённым и наэлектризованным узелкам внизу живота.       Сан делает очередной волнообразный толчок бёдрами, выдыхая магу на ухо особенно громко.       В комнате раздается первый глухой шлепок бёдер друг о друга, и это именно то начало конца, которого оба в утайку боялись.       Член выскальзывает практически полностью, чтобы, взбивая смазку в пену, врезаться обратно, и Уён уже не сдерживается, он мычит коротко и тихо каждый раз, когда по его ягодицам с шлепком бьют чужие твёрдые бёдра. Сан толкается сзади, делает это сильно, с упорством, а затем неожиданно останавливается.       — Давай, — Сан переворачивается на спину, маня пальцем Уёна к себе.       Уён перекидывает ногу назад, как мощные руки снова обхватывают талию.       Уён неуверенно, почти теряя равновесие, опускается на член Сана. Судорожно хватаясь за его мощную грудь, он небрежно зачёсывает чужие волосы к затылку, открывая лоб с напряжённо выпирающей венкой.       — Двигайтесь, пламя, — выдыхает Сан неожиданно громко, когда покачивание возобновляется.       Он так же неумело приподнимается, тягуче опускаясь обратно, и мышцы бёдер от этого начинает сводить. Оба тело обжигает огнем, только на этот раз он сладкий, чуть трепещущий внутри, и разрастается с какой-то невозможной скоростью, пропитывая каждую частичку тела.       В очередное насаживание Сан неожиданно вскидывает бёдра вверх, и Уён вздыхает, кости ломит щекотно, пока внутри всё будто на таймере замирает. Тут же становится настолько невыносимо, что тело буквально содрогается в ожидании финальной, короткой детали, последнего маленького рывка, вспыхнувшей в воздухе искры. Уён еле держится, но Сан чуть опускается, чтобы сильно толкнуться наверх, и мышцы мага схватывает судорогой.       Пальцы на ногах поджимаются, Уён чуть дёргается в конвульсивном удовольствии, огромный ком в паху наконец взрывается и все суставы будто лопаются вместе с ним, от чего он отпускает себя и устало укладывается вперёд - на чужую грудь, - украшая мышцы сладкими спазмами, а их животы белёсой липкой спермой.       Уён лбом упирается в подушку, укладывает подбородок на плечо Сана, горячо дыша тому прямо на ухо и бездумно позволяя дальше быстро толкаться в своё тело. Задница неприятно горит от частого трения, и пока Сан под ним напрягается, он дрожит и мягко грудно стонет.       — Ты в порядке? — Сан вдыхает надрывно грудью, осторожно выходя из тела Уёна.       Спина того горячая, с неё будто бы пар вверх поднимается, блестящая на слабом свету искорками пота, и стоит ей начать остывать, как по остаткам жаркой влажности скользит морозная волна ледяного воздуха.       Большие тёплые руки неожиданно крепко обнимают его поперёк острых лопаток, проходятся вдоль позвонка и сжимают рёбра, и Сан с шорохом подушки аккуратно поворачивает голову, касаясь сухими губами мочки чужого уха, чтобы слишком тихо для большой комнаты, но очень громко для одного Уёна, так, что сердце внутри всё-таки лопается, прошептать:       — Я люблю тебя.       И впервые в своей жизни Уён выпускают всю ту нежность, которая годами пряталась внутри его пламени. Он жмурится и поворачивает голову сталкиваясь лицами. Вздыхает резко и подаётся вперёд, вжимаясь накрепко губами в чужой рот.       Он целует, остановиться не может, только дышит носом шумно, прижимая к себе Сана за мокрый чернявый затылок. Сан цепляет волосы на его затылке, не позволяя отстраниться, осторожно выцеловывая влажную кожу вокруг губ, на носу, подбородке — везде, куда дотянуться получается.       — Я буду рядом. Всегда. И даже завтра, когда они придут за тобой, — хрипит Сан, сжимая ладонями чужое лицо, чтобы глаза в глаза, рот в рот и грудь к груди.       Он отдаёт себя и свою жизнь загребущим тёплым рукам Сана, смиряясь с мыслью, что они, возможно, завтра сдохнут.       Уён медленно наклоняется к уху Сана, чтобы поцеловать и прошептать осторожно, совсем тихо, то, что предназначалось всю жизнь только ему одному:       — Я люблю тебя, Чхве Сан!       Сан расплывается в тёплой улыбке, прижимаясь к груди Уёна, крепко зажмурив глаза. Он всё ещё не верит, что это реально происходит с ними.       Но это правда — он теперь часть тёмного пламени.

***

      — Чонхо! Вот так встреча. Давно не виделись. Рад тебя видеть друг мой, — ехидно тянет Минги, вызвав почти у всех присутствующих рвотные позывы. Такой отвратительной актёрской игры не видел никто ещё на континенте.       Ёсан, скривив лицо, смотрит на Минги. Его не интересует, зачем тут Чонхо. Им нужно забрать книгу и уйти. Но Минги выглядит, словно приготовился к бою и начал он с отвратительного представления.       — Не скажу того же о нашей с тобой встрече, Минги, — Чонхо быстро меняет выражения лица, словно маску, стоит ему взглянуть на Ёсана.       Маг земли всё ещё под впечатлением от плохих актёрских качеств своего возлюбленного и даже не глядит на некромага.       — Ревность тебя не украшает, Минги! — словно за будничной беседой произносит Ниннин.       — А тебе твоя стервозность, сука! — Минги поворачивается к верховной, широко улыбаясь.       Ёсан, кажется, отключился на этом моменте окончательно, потому что не может проронить и слова, как завороженный смотря на Минги.       — Ты манипулируешь его эмоциями. Отпусти его разум. Мне есть что сказать Ёсану, — спокойно, даже немного равнодушно озвучивает свою просьбу Чонхо.       Ментальный щелчок пальцев возвращает Ёсана в сад, в котором накалялась атмосфера.       — Ты назвал мою мать сукой?       — То есть, тебя только это волнует сейчас? А не то, что эти двое снюхались друг с другом, чтобы поднять восстание против конфедерации? — с момента их последней ссоры, Минги не повышал голос на Ёсана, зная его уровень эмпатии. Теперь он старается использовать их связь, чтобы избежать конфликтов внутри пары. Но появление Чонхо вызывает в нём сильную ревность, что стерла все ранее построенные пути к магу земли.       — Я не обижаюсь. Напротив, это похвально, что твой мужчина так тебя оберегает, — Ниннин облокачивается на стул, разглядывая сына.       — Отдай мне то, что принадлежит по праву, и я уйду. А ты доживёшь тихо и спокойно свою жизнь.       — Помнишь, что я вам сказал с Тэёном, когда вам было по пятнадцать лет?       Минги тяжело вздохнул. Сегодня слишком часто мелькает имя старшего брата Ёсана.       — Что верховным станет тот, кто жениться первым! — зло выплёвывает Ёсан. Он очень хорошо помнит это условие своей матери.       Она всегда знала, что младший сын никогда не свяжет свою жизнь с магом не по любви. И удачного союза ему никогда от него не ждать. В отличие от Тэёна, Ёсана абсолютно не интересовали отношения. Только желание помогать своей стихии.       — Ты хочешь меня женить?       — Ёсан, — имя из уст матери звучит настолько холодно, что у Ёсана пробегает дрожь вдоль позвоночника. Только она так могла произносить его имя, что это причиняло ему боль, — ты уже связал свою жизнь с верховным магом воздуха. Ты сделал свой выбор. Как я могу доверить управление целой стихии такому наивному магу, что повёлся на обман?       — Я спасал друзей! — цедит сквозь зубы Ёсан, вскакивая из-за стола.       — Ты не можешь больше управлять своими эмоциями, ведь ты связан теперь с другим магом. И отделить твои решения от его будет невозможно. Такой верховный опасен для своей стихии.       — К чему ты ведёшь? — Ёсан обходит стол, вставая почти вплотную к Ниннин.       Впервые он сомневается, что в нём не проснётся желание убить свою мать.       — Поскольку у меня нет больше наследников, я думаю, что передам власть Чонхо. Он хороший лидер.       — Он не имеет к нашей стихии никакого отношения!       Крик Ёсана раздаётся на весь замок.       — Тогда разорви связь, если хочешь вернуть себе это право, — Ниннин улыбается, взглянув на сына снизу-вверх. Её улыбка такая коварная, — убей Минги и разорви связь. Так ты будешь свободен и сможешь забрать своё место себе — навсегда.       — Что ты несёшь? — Ёсан хватается одной рукой за стул, на котором сидит Ниннин, а второй громко ударяет по столу прямо перед ней, — ты же знаешь, что я этого не сделаю.       — Ты даже сейчас не владеешь своими эмоциями. Ты раньше никогда не кричал. Ты во власти Минги, — Ниннин шепчет это, чтобы слышал только Ёсан.       Чонхо так и не приблизился к столу, застыв в паре шагов. А Минги стоит за спиной Ёсана, словно его тень.       — Ты сошла с ума, мама! — Ёсан отворачивается от матери, пытаясь привести дыхание в порядок. Он задыхается от услышанного.       Почему Минги сейчас не возьмёт всё в свои руки? Когда ему так нужна его помощь. Он быстро глядит верховного мага воздуха, что не обращал на внимания на их перепалку с матерью. Минги внимательно следит за Чонхо.       — Ты об этом мне хотел сказать? — Ёсан разворачивается, обращаясь к некромагу.       — Нет. Я не знал о её планах. Ёсан, мы должны поговорить, — Чонхо уже хотел обойти стол, но Минги оказывается быстрее. Мощный поток магии сбивает некромага с ног, отбрасывая на пару метров назад.       — Не смей применять магию в моем доме! Если ты забыл, то это незаконно! — Ниннин вопит так, что у всех присутствующих едва не лопаются перепонки. — Вот! С этим магом ты хочешь связать свою жизнь? — верховная почти шипит от злости. Всё напускное спокойствие закончилось, стоило лишь отклониться от её плана.       Ёсан понимает, что это провокация. Она ждала их. Все уже знают, что случилось в Аркадии. И каждый маг понимает, что конфедерация не остановится ни перед чем, чтобы наказать виновного.       Они не успокоятся, пока не вернуть Уёна в Аркадию.       И Ниннин знала, что Ёсан придёт за помощью. Но даже сейчас она пытается вывернуть всё так, как нужно ей самой.       Ёсан поздно понял, головокружительная гордость исходит от другого мага, просачиваясь в его кровь.       — Чему ты радуешься? — Ёсан разворачивается в сторону Минги, что удерживает взглядом дезориентированного Чонхо.       — Они тебя используют! Всегда!       Ёсан не понимает, слышит он голос Минги у себя в голове или он действительно сказал это вслух.       Смешанные чувства сбивают его с толку. Чужие эмоции не отвлекают. Один набор эмоций для двоих был сущим пустяком по сравнению с тем, что ему раньше приходилось иметь дело. Или это снова Минги. Ёсан качает головой, пытаясь привести мысли в порядок. Ничего сложного, ему нужно просто заземлиться. Он видел, как ловко Хонджун закрывается от Юнхо.       Но их связь… Она более прочная, взаимная, - чистая…       Юнхо с Хонджуном - механизм, который может работать одновременно, не мешая и не нанося вред другому. А они? А они с Минги с самого первого дня знакомства делают друг другу больно.       Ёсан теряется в своих чувствах, словно заблудившись в огромном лесу. Ему просто нужно вдохнуть побольше воздуха и найти выход.       — Они все использовали тебя, — перед глазами всё плывёт, но Ёсан узнаёт голос Минги.       Ёсан изо всех сил старается оставаться в сознании, он пропустил всё, что говорила мать за его спиной. Он моргает – скорее всего, на мгновение потеряв сознание – и приходит в себя как раз вовремя, чтобы увидеть, как Минги наконец замахивается.       С лёгкой грацией Минги отступает в сторону, схватив Ниннин за предплечье и вывернув достаточно сильно, чтобы раздался треск, достаточно громкий, чтобы даже Ёсан услышал его сквозь звон в ушах.       Ниннин кричит, прижимая к себе раненую руку, и пытается поднять вторую, чтобы использовать магию. Но она может лишь отшатнуться назад. Они снова заговорили, но слова неразборчивы и звучат так, словно доносятся за миллион миль отсюда.       Ёсан хочет упасть в обморок, но на этот раз уже по-настоящему. Он потеряет сознание и, скорее всего, не проснётся, потому что он не вынесет то, что собирается сделать Минги.       Им нужна четвёртая книга. И Ниннин не сдаст свои полномочия без боя. Впервые симфония насилия с отвращением накрывает его. Он никогда не делал ничего плохого своим близким. Но был ещё Минги, который мог сделать это за него.       Минги хватает Ниннин за край платья и тащит вперёд. Мерцает что-то блестящее: металл ловит свет и подмигивает Ёсану за долю секунды до того, как исчезнуть в передней части платья Ниннин.       — Кинжал, — вздрогнув, понимает Ёсан.       Минги только что пырнул Ниннин кинжалом. И не просто столовым ножом, что были у каждого комплекта приборов на столе. А кинжалом с металлом для мага земли. Но Ёсан точно помнит, что при Минги не было ничего, кроме магии.       Откуда, чёрт возьми, у него вообще взялось оружие? Шестерёнки в голове Ёсана замедляют ход, когда он понял, откуда в его руках кинжал.       Ниннин падает на колени. Ёсан впервые холодно смотрит на неё сверху вниз.       Ёсан выдёргивает лезвие и поворачивает его, глядя на кровь, не обращая внимания на всхлипывания своей матери, когда он кладёт руку ей на плечо.       — Прощай, мама! — он хлопает её по плечу, а потом снова вонзает кинжал, сразу вынимая его.       Крики Ниннин звенят в ушах Ёсана, и он закрывает глаза.       Она падает на пол, окрашивая сад в свой любимый красный. Ёсан пустыми глазами смотрит на труп своей матери.       — Что ты наделал, Минги? Он тебя никогда не простит, — голос Чонхо раздаётся так далеко, что казалось, что в саду находится только физическая оболочка Ёсана. А сам он где-то далеко в лесу. В холодной гуще чужой темноты.       Минги улыбается, взглянув на Чонхо исподлобья, полностью поглотив разум Ёсана.       — Он хотел этого. Но боялся. Всегда боялся. Даже взяв сегодня с собой кинжал, в душе он надеялся это сделать.       — Это всё ты. Ты управляешь его эмоциями! — Чонхо кидается на Минги, но его останавливают новым мощным магическим барьером.       Минги, в отличие от других, использовал магию в полную силу.       — Он сам хотел этого. Я просто подарил ему эту возможность.       — Ты - монстр! Тебе не место рядом с Ёсаном!       — Попробуй убить меня?       На лице Чонхо читается смесь отвращения и бессилия. Он знает об обряде связки. Убить может только один из пары, чтобы для другого связь оборвалась. Иначе умрут оба.       — Пойдём. У нас есть ещё дела, — Ёсан перешагивает через тело своей матери, как будто это обычный пенек в лесу, а не маг, что дала ему жизнь.       Чонхо глядит вслед уходящему магу, от которого ничего не осталось.       Ёсан теперь просто внешняя оболочка эмоций Минги.       Он не смог спасти брата, но его он спасёт.

***

      Юнхо бездумно разбирает коробку. На чердак он не ходил уже много лет. Он почти забыл об ещё одном потайном месте в доме. Тут детские игрушки Уёна. Вещи, которые остались от их прошлой жизни. Он отклоняет голову назад, прислушиваясь к происходящему внизу. Всё тихо. Сонхва должен его позвать, как только Хонджун придёт в себя.       Юнхо раз сто отказывался оставить одного Хонджуна. Но Сонхва, которого он разбудил своим истошным криком, даже после угроз смерти с его стороны, остался мягким и понимающим.       Юнхо не видел ещё Уёна, но обязательно устроит ему взбучку, стоит им пересечься. И даже его Сан, который вьётся рядом, словно домашний кот, не спасёт его.       Он просил не втягивать Хонджуна.       Уёну всегда было суждено стать хаосом. Вот, чего так испугался в библиотеке Хонджун. Он знал, как проявляется тёмная магия. Он видел Вону в приступах агрессии. Только в отличие от Вону, Уён утягивал всех с собой на дно этой ярости.       Юнхо не даст сделать этого с Хонджуном. Появление его в этой истории - чистая манипуляция со стороны Уёна. Он надавил на слабые места Хонджуна. Внимания брата, который, как и Юнхо, спасал от своих собственных демонов младшего.       Юнхо закрывает коробку, чтобы убрать её. Ему нужно отдохнуть. Но он не сможет этого сделать, пока не очнется Хонджун. Пусть даже если он придёт в себя раньше рассвета, то он не опустит его.       Он больше никуда не отпустит Хонджуна.       Хонджун, как и он сам, пропал в то же самый момент, когда они встретились на границе магов огня. Вереница принятых Уёном решением свела их вместе. Юнхо - самый большой дурак, что не почувствовал ложь за своей спиной. Но ещё больше дурак, что посмел усомниться в чувствах Хонджуна.       Юнхо гладит маленький кулон в форме капли на своей груди. Это одно напоминание, что они любят. Что они созданы друг для друга.       Юнхо глупо улыбается в пустоту, скрип навесной лестницы отвлекает его.       — Ты не мог выбрать место в подвале, — Хонджун с трудом забирается на чердак, причитая по пути наверх.       Юнхо не сразу отмирает, смотря, как неуклюже маг воздуха взбирается. Синие волосы торчат в разные стороны. Его родной, любимый цвет Юнхо, что так идеально сочетается с его иссиня-чёрными глазами.       — Ты что здесь делаешь?! — Юнхо подскакивает, приходя в себя, стоит Хонджуну простонать от боли, схватив себя за бок.       Хонджун хмурится, пытаясь натянуть спокойствие на лицо. У него плохо получается, он всё равно кривится от боли.       — Ищу тебя! — возмущённо бьёт его кулаком в плечо Хонджун. — А что тут у тебя? — он заглядывает за его спину, как будто Юнхо что-то прячет от него.       — Отголоски прошлой жизни. Или точнее, что осталось от неё. Цивилизация, которая была навсегда утеряна, — Юнхо, придерживая Хонджуна за талию, проводит к коробкам, поставленным друг на друга.       — Цивилизация всё ещё существует в нашем мире. Правда, в Аркадии, — Хонджун прижимается ближе к Юнхо.       — Конфедерация сделала это намеренно, чтобы сдерживать магов.       — Если ты думаешь, что отсутствие света является сдерживаем магов, то ты ошибаешься, — Хонджун показывает пальцем вверх, где одиноко висит небольшая лампочка.       — Ты понял, о чём я. Они сотворили свой мир, уничтожив всё вокруг него, держа нас на прогнившей от разрушения земле.       — Юнхо, мы можем поговорить о чём-нибудь другом?       Юнхо       вздыхает, искоса взглянув на него.       — О нас, например? Или о том, что ты на рассвете останешься дома?       — Нет! — Хонджун грубо отталкивает его, сам отшатывается к стене, находя в ней опору. — Я сам решу, что мне делать.       Юнхо громко цокает языком, качая головой. Что за упёртый маг ему достался.       — Делай, что хочешь.       Хонджун смотрит, как он возвращается к своему занятию, от которого он отвлёк его пару минут назад. И всё? Не будет затяжного скандала?       — Давай по-новой! — возмущается Хонджун действиям Юнхо. Это не укладывается в его картину мира. Не по плану.       — Что? — маг огня даже не поворачивается, продолжая составлять коробки.       — Мы должны поругаться, чтобы потом заняться пылким примирительным сексом.       Юнхо замирает, потом громко фыркает.       — Я не собираюсь заниматься с тобой сексом. Если ты забыл, у тебя рана в боку. Спасибо, что Юто не знал, что ты маг четырёх стихий, и не выбрал нужный металл. Отделался ты ещё легко.       — Юнхо!       Маг огня разворачивается, делая вид, что Хонджун отвлекает его от важного занятия.       Маг воздуха сам сокращает расстояние, хотя каждое движение ещё отдается болью в боку.       Хонджун впивается в губы Юнхо, поднимаясь на носочки.       Поцелуй был в тысячу раз лучше, чем те, которые были раньше. Сейчас всё по-другому. Они были честны и открыты друг перед другом.       Пока Хонджун зарывается в волосы Юнхо, тот стоит истуканом, не прикасаясь к нему.       Если он коснётся Хонджуна, то не сможет удержаться. А ему нужен покой.       Или Юнхо…       Пальцы Хонджуна скользят сзади за пояс, и Юнхо отстраняется.       — Нет. Ты ранен, — говорит он с придыханием и не очень-то убедительно. Его глаза бегают по лицу, останавливаясь на припухших губах.       — Я себя хорошо чувствую. Пару часов и буду как новенький, — безропотно воркует возле его губ Хонджун.       Юнхо колеблется, но недолго, пока ему не приходит более идиотская мысль.       Юнхо сам целует его, на этот раз сильно прикусив нижнюю губу. Хонджун вздрагивает, застигнутый врасплох внезапной грубостью, но... его глаза трепещут и закрываются, и, когда язык Юнхо дразнит укус, он приоткрывает губы, впуская его глубже.       Юнхо разворачивает его быстрее, чем он успевает запротестовать, и прижимает к ближайшей стене, кладя руку на поясницу.       Юнхо скользит ладонью вниз, пока она не оказывается поверх штанов Хонджуна, затем, не медля ни секунды, засовывает её внутрь, обхватывая член через тонкий материал трусиков. От такой грубости с губ Хонджуна срывается первый стон.       — Если ты хочешь, я остановлюсь и ты пойдёшь отдыхать в свою постель, — Юнхо наклоняется, слегка прикусывая мочку его уха.       — Ты не уйдёшь! Я не разрешаю! — Хонджун прижимается к его заднице; твёрдая длина ощущается вплотную к его ягодицам даже сквозь слой одежды, и единственным звуком, который сумел сорваться с его губ, был резкий вздох.       — Я тебя оставлю без секса до конца твоих дней, если ты остановишься сейчас, — строго произносит Хонджун, насколько это возможно, прижимаясь лбом к стене.       Юнхо кладёт ладонь на задницу Хонджуна и задерживает её там на секунду, усиливая напряжение, прежде чем внезапно убрать руку, только чтобы вернуть с удвоенной силой.       Хонджун ахает от первого шлепка по заднице. Шок проходится по всему телу. Это что-то новенькое в арсенале его парня. Юнхо обычно таким не занимался. Он вообще обращался до этого с Хонджуном, как с фарфоровой статуэткой.       — Скажи мне, что ты останешься здесь! Завтра! Прошу!       — Нет, — маг воздуха качает головой и пытается сосредоточиться, но сделать это становится всё труднее и труднее, поскольку Юнхо всё ещё поглаживает его от головки до яичек.       Движения ленивые, как будто у них уйма времени в запасе. Вместо того, чтобы охладить возбуждение, медленные прикосновения только усиливают его.       — Даже если я очень попрошу? — Юнхо кладёт подбородок на правое плечо Хонджуна, от этого движения его грудь ещё плотнее прижимается к спине мага.       Хонджун чувствует его там, сзади, и они оба всё ещё полностью одеты.       — Ради меня! — Хонджун ощущает, как вибрации, исходящие от его горла, отдаются в плече. Юнхо говорит с надрывом.       — Если идёшь ты, то иду и я! Мы связаны, ты забыл?       Юнхо прижимается к его затылку, что-то бормоча. Хонджун не уверен, что это не проклятье.       — Может, это наш последний раз, — боясь озвучивать вслух, с дрожью выдаёт Хонджун.       — Тогда я возьму всё! — говоря это, он проводит большим пальцем по головке члена Хонджуна. В этом движении есть нечто собственническое. Словно для него не имеет значения, каким будет ответ Хонджуна, и он уж точно не остановился бы, даже если бы Хонджун передумал.       — Но обещай, что ты не умрёшь, — Хонджун закусывает губу, настолько жалко это прозвучало.       Юнхо не отвечает…       За этот короткий промежуток времени Юнхо расстёгивает его брюки и спускает их до колен.       — Ты не ответил! — Хонджун пытается развернуться, но маг огня всё еще сильней его физически.       — Мы впервые спорим? — спрашивает Юнхо и, не дожидаясь ответа, прижимает палец к дырочке Хонджуна. Его ладонь обхватывает ягодицу, оттягивая её в сторону, когда его палец скользит внутрь, прокладывая себе путь мимо тугого кольца мышц.       — Больно? — палец Юнхо медленно высвобождается, прежде чем вернуться уже с костяшками пальцев. Вернувшись внутрь, он ощупывает всё вокруг, загибая палец, чтобы попасть по всем внутренним стенкам Хонджуна, пока не находит то место, которое заставляет того скорчиться.       — Нет. И нет, мы не спорим! Я тебя прошу не умирать! — перед глазами уже давно всё плывёт, но он пытается добиться своего.       Хотя, в основном, он просто сосредотачивается на ощущениях удовольствия, пробегающих по всему телу. Растяжка немного причиняет боль, и ему требуется всё его мужество, чтобы не просить о большем.       — Нет, мне кажется, впервые спорим, — не останавливаясь, Юнхо добавляет второй палец, чтобы дать ему привыкнуть. Он растягивает и жёстко воздействует на все нужные точки, несмотря на причиняемую боль, которая сама по себе начинает переходить в тёплое удовольствие.       — И я не могу этого тебе обещать, — Хонджун уже дёргается, но быстро остановлен рукой Юнхо, которая прижимает его лицом к стене. Он убирает пальцы и направляет разгоряченную головку своего члена к дырочке Хонджуна ещё до того, как закончил говорить.       Хонджун вздрагивает, осознавая, что отвлёкся от любопытных пальцев и больше сосредоточился на звуке голоса Юнхо. Он забыли, когда были так близки. Его член кажется огромным позади. Намного больше, чем ему казалось раньше.       Одним резким движением бедёр член полностью входит в него, практически пронзая насквозь. У Хонджуна перехватывает дыхание, и он снова прижимается лицом к стене. Его член, теперь зажатый между животом и холодным бетоном, пульсирует. Из-за обжигающего жара в нижней части тела, он даже не может сказать, приятно это или нет. Он барахтается, без сомнения, выглядя, как рыба, когда слишком большой член внутри него выскальзывает наружу до самого кончика, а затем снова входит внутрь.       Толчки Юнхо впервые настолько грубые, глубокие и достаточно твёрдые, чтобы заставить тело Хонджуна содрогаться. С каждым ударом он обязательно попадает в простату. Юнхо рычит ему в ухо, когда Хонджун начинает глухо стонать.       Хонджун уже теряется в своих чувствах, не понимая, где его, а где Юнхо. В одну секунду он сжимает зубы от боли, а в следующую его рука тянется назад, чтобы обхватить задницу Юнхо и притянуть его сильнее. Хонджун приподнимает бедра и подаётся назад, встречая его толчок за толчком.       — У тебя всё еще рана в боку, — посасывая шею Хонджуна, шепчет Юнхо.       — Ты придавил меня к стене, ты точно помнишь об этом? — из Хонджуна вырывается смешок и замирает на его губах, ведь Юнхо вонзается в него с ещё большей силой.       — Поэтому всё закончится быстро, — Юнхо протягивает руку и снова находит член Хонджуна, поглаживая его в такт своим бёдрам. Другой рукой он запускает пальцы в его волосы у основания, сжимая их достаточно крепко, чтобы потянуть назад.       Словно повинуясь движениям Юнхо, оргазм ударяет, срывая громкий крик с губ Хонджуна, когда он кончает в его руку и жмётся к стене. Он сжимается вокруг члена, всё ещё находящегося глубоко внутри него, а затем стонет, ощущая, что Юнхо тоже достиг своего пика, и тёплые струи окрашивают его внутренности.       Хонджун хнычет от заполненности, и электрические искры пробегают по всему телу. Они чувствуют себя одновременно лёгкими и тяжёлыми. Даже когда Хонджун теряет чувствительность в ногах и приваливается к стене, только горячее тело за спиной удерживает его от падения.       Дыхание Юнхо тоже дикое, резкие порывы воздуха то и дело ударяются об изгиб шеи Хонджуна.       Юнхо остаётся в нём, кажется, целую вечность, хотя сам уже уменьшился в размерах. Когда он наконец выходит, они оба испускают низкий стон. Юнхо утыкается лбом между лопаток Хонджуна и ждёт ещё немного, словно приходя в себя.       — Не умирай прошу, — Хонджун резко разворачивается, вырывая Юнхо из блаженной послеоргазменной неги, по его щекам бегут первые слёзы, — если ты умрёшь, я пойду за тобой!       — Искорка, я всегда буду с тобой!       — Если ты умрёшь, я пойду за тобой и даже после смерти буду тебя доставать!       — Я согласен, — Юнхо прижимает его ближе к себе, насколько это возможно, чтобы не задеть рану в боку, и Хонджун утыкается ему в грудь.

***

      Вону упирается обеими руками в огромное панорамное стекло. Он несколько дней пытается собрать свои мысли. Никогда он не был так не собран.       — Мне нужен этот мальчишка. И я разнесу всё в поселение магов огня.       Вону через плечо глядит на Джинчоля. Один глаз у него перемотан, по всему лицу ожоги и глубокие порезы от стекла. Уён постарался на славу. Отец теперь долго не забудет его.       — Мне нужно вывести оттуда Хонджуна и Сонхва, — некромаг разминает шею.       Вону не помнит, когда он в последний раз спал.       — Когда я сказал, что нужно уничтожить всех верховных. Я имел ввиду всех. Мы слишком много власти дали им.       — Ты хочешь повторить судьбу их родителей. Ты уже один раз избавился от всех верховных сразу.       — Не нужно было давать им свободны!       — Никто не давал им свободы. Мы отрезали их от мира, закрылись от них и держали в страхе. Если бы не Уён, которого ты не смог усмирить, — Вону выпрямляет спину, покачиваясь на носках. Руки за спиной сложены в замок, но он не поворачивается к Джинчолю, чтобы он не видел смятение в его глазах. Он не хочет, чтобы верховный знал его слабости.       — Думаю, я могу вам помочь!       Вону смотрит в отражение в окне. Этого мага не должно быть.       — Что ты здесь делаешь? Ты должен быть в тюрьме? И желательно мёртвым.       — Ох, дорогой племянник, я, как и ты, одержим идеей мести.       — Мне некому мстить. Я хочу защитить своих. И всегда хотел только этого!       — Кто это? — Джинчоль обращается к Вону. Своим одним выжившим глазом не может рассмотреть, кто перед ним.       — Ынкван - мой дядя! — Вону разворачивается к мужчинам.       — Ты собираешься забрать Уёна. Я тебе помогу, но взамен!       Вону усмехается. После всего, что он сделал, этот маг ставит еще ему условия.       — Я заберу жизнь Юнхо!