Я не знал тебя

      После вечера, проведённого в компании младшего, Минхо понимает две вещи. Во-первых, Ёнбоку, падкому на красивые и зачастую дорогие изделия, нельзя просматривать страницу Хан Джисона хотя бы по той причине, что он без раздумий спустит все деньги на коллекцию старых фарфоровых черепашек или часы с кукушкой. Во-вторых, владелец небольшого антикварного салона, кажется, не так уж и плох. Неизвестно, повлияли ли на мнение Ли-старшего фотографии с довольно привлекательным мужчиной, показанные братом, или же его посты, пропитанные трепетным отношением человека к своей деятельности, но теперь Минхо хотя бы настроен на разговор с ним.       (Возможно, причина кроется в том, что лицо антикварщика всё ещё кажется до боли знакомым.)       Про связь Джисона с Чанбином он не забывает. Имея нулевые сталкерские задатки, Минхо не развил в себе способность узнавать чужие тайны по одному лишь фото, и потому мужчине приходится мириться с тем, что правда об этих двоих либо вскроется позже, либо не вскроется в принципе.       Что ж, не то чтобы Ли настолько заинтересован в том, чтобы разгребать чьё-то грязное бельё. Зато ему очень хочется поработать с картиной, которую он увидел в профиле Хана.

✦

      На следующее утро, стоя посреди мастерской, Минхо не с первого и даже не со второго гудка принимает вызов с незнакомого номера. Здравый смысл подсказывает, что Ёнбок, слишком воодушевлённый перспективой надрать господину Со задницу через рекламу брата у Джисона, уже успел слить нужному лицу не только рабочие, но и личные данные старшего, но что-то заставляет мужчину метаться между двумя кнопками зелёного и красного цветов, и в итоге Ли включает благоразумие, чтобы секундой позже услышать вежливое:       — Добрый день. Господин Ли Минхо? С вами на связи Хан Джисон.       Тот сильно отвлекается на этот мягкий, вкрадчивый голос. На место прежней предвзятости приходит неуёмное любопытство.       — Алло?       Минхо промаргивается, качнув головой:       — Здравствуйте, да. По какому вопросу вы связались со мной?       «Как он будет звучать без искажений динамиками?» — единственная мысль, которая, не успев сформироваться до конца, уже поражает Ли точно в сердце.       — Если до меня донесли верную информацию, к вам можно обратиться по поводу восстановления картин, правильно? — богатое воображение Минхо работает вовсю, и он представляет, как Хан сидит перед ним собственной персоной. Отчего-то беседовать так становится на толику проще.       — Именно.       — Могу ли я воспользоваться вашими услугами в ближайшие дни? Не знаю, как вам будет удобнее, но я готов появиться в мастерской хоть сейчас. Честно говоря, меня одолело отчаяние, поэтому в качестве благодарности сделаю всё, что скажете. Хоть на колени встану.       — Не спешите так. Привезите то, что подлежит реставрации, в моё рабочее время, а после консультации обо всём договоримся. Тем более вся следующая неделя наверняка будет свободна, поэтому я сумею уделить вам достаточно внимания. Согласны?       — Конечно, тогда… Вас устроит встреча сегодня? — медовый голосок дрожит. Минхо не понимает: от нетерпения или же от волнения. — Возможно, через час?       — Да, приезжайте.       На том короткий и сумбурный диалог заканчивается, а экран телефона гаснет, словно только что никакого разговора не было. Вопрос, знает ли господин Хан, куда нужно выдвигаться, остаётся открытым. Вероятно, Ёнбок всё-таки успел осведомить мужчину о том, какой у брата график, где он находится и сколько стоят его услуги. Минхо, до этого беспокойно ходивший по помещению из стороны в сторону и рассматривавший прохожих за окном, приземляется на стул: если кто-то эксперимента ради поставит камеру напротив него, та в лучшем случае заснимет, как Ли изредка моргает, уставившись в одну точку и зависнув, и хрустит пальцами.       Как правило, перед визитом клиента он в тысячный раз перепроверяет наличие всех полезных в данном конкретном случае материалов, убеждается в исправности оборудования, готовит стол для осмотра картины, судьбу которой ему вверяют, однако мужчине делать что-либо из перечисленного не хочется. Сигнал от мозга, вероятно, никак не дойдёт до конечностей, и движения нет. Тишина давит, в то время как шум машин на фоне становится глуше. Кто убавил его на несколько децибел и зачем? Здесь нет и не может быть смысла.       И так проходят сначала пять, десять, пятнадцать минут…       Кажется, на Минхо только сейчас накатывает осознание происходящего. Ещё вчера он обещал дать себе передышку после всей ситуации с Чанбином, воспоминания о котором бьют под дых безжалостно и точно, а теперь мужчина сидит в нервном ожидании человека, знакомого с этим самым Чанбином. Остаётся надеяться, что нутро человека, сдувающего пылинки со шкатулок и трясущегося над старыми открытками, не прогнило и что Джисон в случае открытой конфронтации с ним не станет угрожать и применять для достижения цели такие же грязные методы, как Со.       Из паутины мыслей, в которой Ли застрял, получается выпутаться через четверть часа, когда колокольчик, как и прошлым вечером, заставляет Минхо взглянуть в сторону входной двери. Осматривая посетителя с головы до ног, он криво улыбается.       — И снова здравствуйте, — Джисон проходит ближе к владельцу, уже направляющемуся к нему. Мужчины кланяются друг другу в приветственном жесте. В руках клиента — замотанная пожелтевшей со временем тканью картина, которую Минхо сразу же с молчаливого согласия хозяина забирает и кладёт на стол, не спеша разворачивать её.       «В реальности он выглядит лучше, чёрт», — внимание Ли слишком явное, и оно не остаётся незамеченным, но Хан предпочитает для начала восстановить дыхание. Таксист, вёзший его к мастерской, остановился намного дальше, чем требовалось, из-за чего парню пришлось идти на своих двоих ещё километр. Его светло-русые волосы растрёпаны; небрежные волны, несколько влажные после вынужденной прогулки, ниспадают на лоб. Рот приоткрыт, и молодой человек постоянно облизывает пересохшие губы, пока сам шумно вдыхает и выдыхает воздух. Ли думает, что тому наверняка жарко: утром на улице было достаточно свежо, чтобы люди мёрзли даже в шерстяных свитерах или куртках, но днём, когда весеннее солнце нещадно палит, Джисон, должно быть, чувствует себя крайне некомфортно в чёрной кожанке, под которой скрывается белая футболка. Классический контраст.       — Воды?       — Вы умеете читать мысли? — Хан ловит на себе чужой взгляд, поддерживая с Минхо зрительный контакт.       — Возможно, — в тон ему отвечает Ли. — Есть запечатанная бутылка, могу достать.       — Если не затруднит, буду благодарен. Последнее уточнение было к тому, что вы не собираетесь меня травить? — мужчина давно не сталкивался с людьми, свободно отпускающими такие шутки в первые минуты знакомства. Не то чтобы ему не нравится манера поведения этого парня, просто она несколько… непривычная. И не самая уважительная, однако Минхо принимает правила игры.       — А вы боитесь меня? — он, смело заявляя нечто подобное, вытаскивает прозрачную пластиковую ёмкость из коробки, стоящей в одном из углов комнаты. — Поверьте, я не стал бы атаковать в лоб.       — Рад слышать, что мне пока позволено жить, — Джисон принимает бутылку. — Прошу прощения за неуместные высказывания, в данных обстоятельствах они были лишними. Я часто болтаю ерунду, когда нервничаю.       — Ничего страшного. Вы даже развеселили меня, но сейчас нам нужно настроиться на рабочий лад.       Напряжение улетучивается, и Хан, становясь поодаль от собеседника, принимается пить воду, словно та — единственный источник сил. Минхо же, приблизившись к столу, аккуратно убирает ненужную ткань, чтобы освободить картину из мягких оков.       Перед глазами реставратора — портрет мужчины европейской внешности. На вид ему не больше сорока. Незнакомец завораживает: его нельзя назвать разбивателем чьих-либо сердец, однако Ли, словно околдованный, рассматривает красноватые щеки, высокий лоб и длинный прямой нос с заметной морщиной в области переносицы. Уголки губ опущены. Каре-зелёные глаза под ровными бровями носят печальный оттенок, присущий глубоко несчастным в душе людям; пронзительный и умный взгляд в соединении с остальным составляют впечатление такое, что забыть человека никогда не получится. На курчавых волосах седина уже где-то пробивается, но пышные бакенбарды, обрамляющие лицо с правильными чертами, ещё сохраняют природный тёмно-рыжий цвет. Одет мужчина во фрак, под которым виднеется сорочка с накрахмаленной манишкой, — раньше иначе и быть не могло. Фон пустой, и у Минхо закрадывается подозрение, что художник писал портрет, поставив модель у стены. Вероятно, создатель пожелал сделать акцент на эмоциях, испытываемых человеком в тот момент, а не на деталях, окружавших его.       — Откуда она у вас, если не секрет?       — Долгая история, — отзывается Хан. — Если вы позволите мне задержаться здесь для того, чтобы понаблюдать за вашей работой и полюбопытствовать относительно некоторых моментов, думаю, я смогу поведать её.       — И о том, почему отчаялись, тоже? — Минхо аккуратно разворачивает картину, всецело поглощённый изучением имеющихся дефектов. В таком состоянии легко пойти на уступки.       — Безусловно.       — Тогда оставайтесь.       Воцаряется тишина. Проходит некоторое время, прежде чем Джисон решается что-либо сказать:       — Необычная вещь, согласны? — чувствуя острую необходимость поделиться своими чувствами по отношению к портрету, парень приближается к собеседнику, не впритык, но так, чтобы можно было заглянуть ему через плечо. — Этому произведению порядка двух веков, — в тот же момент Ли находит на обороте надпись «1840», продолжая слушать клиента. — Очевидно, что оно потеряло свежесть, однако в моих глазах картина не стала хуже, — Минхо едва касается кончиками пальцев дыр по её углам, потрёпанных краёв и потускневшего лака. Непередаваемое ощущение погружения во что-то тайное. — Кажется, что каждый год из последних двухсот лет раз за разом добавлял к ней новый слой грязи. Значит ли это, что нам не удастся почувствовать всю боль, заключённую в грозном на первый взгляд мужчине, смотрящем сквозь столетия на нас?       — Нет, — шёпотом.       Джисон кивает, удовлетворённый ответом.       — Жаль, до меня не дошли достоверные сведения о том, кто был художником, зато благодаря близким людям я знаю, чей образ он пожелал обессмертить. Достаточно справедливо будет просить убрать мелкие изъяны так, чтобы картина не казалась новой? Не хочу, чтобы она потеряла индивидуальность, которую приобрела за свою долгую жизнь. А в благодарность мы с ней отправим вас в прошлое одного светлого человека с незавидной судьбой.       — Вы умеете создать интригу.       — Ваше стремление узнать о портрете больше наводит на мысль, что оно того стоит.       На долю секунды, когда Ли оборачивается и сталкивается с Джисоном нос к носу, ему кажется, что тот слишком пристально рассматривает его лицо, но мужчина быстро нацепляет маску безразличия и произносит тихо и уверенно:       — У меня имеется ответная просьба. Скажите честно, как вы связаны с Со Чанбином?       — Печально, что вы не спрашиваете, как мы связаны с вами, Минхо-ши.       Кажется, то, что было старательно задвинуто на задворки памяти, в данную секунду даёт о себе знать. Но Ли собирается с мыслями:       — Это не ответ.