Пристанище

      Толпа подростков сковала помещение: пройти сквозь них сложно. Место было похоже на чьё-то захоронение, только в виде трёхэтажного дома. И что здесь забыла одинокая картина? Непонятно откуда взявшийся чёрно-белый портрет, висящий на тонких обоях. Коснёшься, — сразу упадет. Да и мебель стоит, однако выглядит не лучше женщины на стене, такая же хрупкая и не к месту.       Тени забегáли во все углы, спрятались в неровности лиц, не давая их разглядеть. Только одну фигуру он выделил среди толпы. Глаза были чёрными-чёрными, будто тот носил маску. Силуэты позади фигуры встали тесным полукругом.       — Туда нельзя, Шнурок. — парень указал большим пальцем на потолок. — Новичкам запрещено смотреть на ужаленных. Ньют и Алби этого не одобряют.       — А в чём проблема? — сказал Томас.       Он точно знал, что должен быть наверху. Там же Ньют, он должен узнать, что происходит!       — Я видел тебя, шанк. Не очень многим в этих краях довелось быть покусанными. — он снова указал пальцем вверх. — Я один из них. Я знаю, каково сейчас Бенни. Я был там. Я видел тебя во время Метаморфозы. — Он ткнул ему пальцем в грудь. — Готов спорить на твой первый ужин у Фрайпана, что Бенни тоже тебя видел.       Замешан в этом...       А по стенам скользили жуткие стоны, будто над теми, кто находился наверху, проводили страшные опыты.       — Если Ньют там, я должен с ним поговорить.       Силуэт сверлил взглядом. Он же знает его хорошо. Тот не должен подставить.       — А знаешь, ты прав, Томми. Мне не следует быть таким грубым с новичками. Ступай наверх. Уверен, Алби и Ньют всё тебе объяснят. Серьёзно, иди. И извини меня.       Проскользнула кроткая мысль, что его надули. Но ноги сами повели к лестнице.       — Как тебя зовут? — спросил Томас.       — Галли. Кстати, не позволяй вводить себя в заблуждение. Настоящий лидер тут — я, а совсем не те двое чокнутых шанков наверху. Заруби себе на носу. Можешь называть меня Капитан Галли, если хочешь.

---○---

      Утром пришлось долго соображать в какой день, час или вселенной он проснулся. Аромат сырости бил в нос. Пьянка настолько сильно ударила в голову, что ночью мозг подкинул невероятно красочный, но отчасти пугающий сон. Томас помнил его до какой-то поры, но тот стал ускользать всё быстрее, когда он попытался его вспомнить. Юноша точно знал, что хочет увидеть продолжение. И скорее всего он смог бы, если бы не зазвонил будильник, который кто-то предусмотрительно оставил у края его тумбы. Металлический гад незамедлительно отправился чуть ли не в стену напротив, но вовремя приземлился на расправленной постели Галли.       Которого, словом, там не оказалось.       Томас предпринял попытку встать, но тут же повалился обратно. Обернувшись, он ахнул: сосед, который, как он думал уже ушёл, растянулся рядом, отвернувшись к стене.       Неужели он настолько пьян, что даже не услышал будильник? — Томас ткнул того в плечо. Тепло горячей кожи проступало даже через лёгкую майку. Он был так близок сейчас. Как никогда до этого. Ладонь осмелела и опустилась всей плоскостью. — У него что, жар? — вдруг подумалось ему, потому что парень действительно горел. К щекам прилила кровь: — А вдруг не жар? Мы же лежали вплотную. Скорее всего проспали плечом к плечу всю ночь. Какой кошмар!       Запоздалая мысль пронзила, как игла. Он подскочил и, к своему несчастью, разбудил Галли. Он сначала так же часто поморгал и с непониманием поглядел на стену напротив.       — Эм, Галли, — осмелился позвать Томас и с силой прислонился к трельяжу, будто только что не лежал рядом с соседом. Фигурки затряслись, а металлический нож вовсе упал. — Тебе нужно вставать, иначе опоздаешь. У вас же рейд в семь.       На короткое мгновение он успел почувствовать умиление от вида растерянности на его лице, пока не встретился с ним взглядом. И на лице у Галли стал преобладать шок.       — Ты ещё успеешь, если поторопишься, — Томас поднял нож и стал делать вид, что роется в поисках сменных вещей, а сам краем глаза наблюдал косые взгляды в свою сторону. Тот настолько был шокирован новым местоположением, что даже привычное выражение пофигизма уже не вписывалось в массу эмоций. Стоило что-то сделать и с собой, потому что чувство жара на щеках не пропадало. Оставалось надеяться, что Галли этого не заметил.       Томас вновь покосился на него и чуть не подпрыгнул на месте со страха: тот уже вскочил с постели и грузно зашагал в сторону трельяжа. Пара мгновений, рука достала какие-то шмотки и кинула на кровать.       Юноша снова повернулся в сторону старого зеркала.       Тереза не просто так задала ему каверзный вопрос после игры в бутылочку. Ох, не просто так.       Галли стремительно передвигался по комнате, метался из стороны в сторону и тяжело дышал.       — Пиздец, просто пиздец. — негодовал он. — Надо же было не проснуться, чёртов будильник.       — Ты вроде не опаздываешь, не стоит так переживать. Ну и, может, не стоит бухать перед рабочим днём? — вкинул Томас, не поворачиваясь, а потом прикусил губу: лично он не желал, чтобы их совместный культурный отдых заканчивался, ведь только так он забывал о другой нужде. — Кстати, а что мы вообще праздно…       — Тихо, без тебя знаю. Что… — Галли, принявшись с быстрой скоростью заправлять постель, обнаружил кинутый в одеяло немой будильник. — Что он здесь делает? Я же вроде… — он замолк, поглядев перед собой.       — Я случайно выкинул его, — на одном дыхании произнёс Томас, на мгновение переведя взгляд в сторону застывшего Галли, который не то сетовал по поводу того, что он проспал, не то вспомнил о том, где проснулся этим утром.       — Сделаешь так ещё раз и сам полетишь в неизвестном направлении.       До того как он скрылся за дверью, Томас успел проводить его заинтересованным взглядом: интересно, что же творится у него в голове?

---○---

      — …Конь ходит на G5. Чёрная пешка идёт на H6, нападает на белого коня. Король забирает белого коня. Белый слон выходит на C4, объявляет Шах чёрному королю. Чёрный король же уходит на E8. Тем временем белый ферзь уходит на H5 — Снова Шах, — Чёрный король уходит на Е7, белый ферзь становится на F7. Здесь чёрные решают идти на D6. Белая пешка на E5 и остаётся без защиты. И вот, белый ферзь встаёт на позицию F4 и… ЭТО ШАХ И МАТ, ДРУЗЬЯ!       Стены и окна затряслись от бурных аплодисментов и улюлюканий собравшихся зевак, даже комментатор, плотный Сэм Коллинз, чуть не заехал Терезе по плечу широкой ладонью. Тем же, кто пришёл поглазеть на её игру в «Шахматных войнах», пришлось просить разрешение у смотрителей, чтобы хоть одним глазком запечатлеть очередной фурор.       Зардевшаяся от внимания, но довольная, та улыбнулась и приподнялась со стола.       — Ты выйдешь за меня замуж? — Чак смотрел на неё благоговейным взглядом по уши влюблённого парнишки. Девушка лишь посмеялась и приобняла его. Чак тоже оказался в «Войнах» совершенно случайно: Томас встретил его, когда закончился завтрак.       Стоило записать этот день в календарь и отметить его красным праздничным цветом, ведь очередной день он проводил время не в одиночестве, а в кругу друзей. Из нововведений: ему посчастливилось добавить в коллекцию неизведанного — комнату двести семнадцать. Комнату Чака.       Двести четвертая не шла ни в какое сравнение по комфорту проживания с остальными, однако даже она начинала давить со всех сторон, напоминая, чтобы Томас не торчал на одном месте. Двести седьмая, — где проживали девчонки, — тоже стала на подобие центральной площади. То же можно было сказать и о комнатке, выделенной ещё Барнсом (она была уже как родная). Не сказать, что ему это наскучило, дай добро, и Томас носил бы еду прямо на второй этаж и приделал бы туалет прямо в комнате, к сожалению, это было запрещено. Эти комнаты были теми местами, в которых он проживал свою жизнь здесь, (не считая столовой), и ощущения требовали большего. Поэтому, оказавшись в совершенно незнакомой обители, он вздохнул поглубже.       Мальчишка в коридоре затащил его к себе под предлогом, что ему нужно что-то прихватить. Не имея ничего против, Томас перешагнул через порог и тут же обомлел. Внутри было намного светлее, так как окно выходило на восток. Сквозь пыльные рамы выглядывали охладевшие лучи солнца и ложились на предметы пыльной вуалью. Юноша с восторгом задержался у окна, вдыхая глубже плотный воздух и улыбнулся. С недавнего времени года всё оказалось скупым на солнечное тепло, и сейчас кожа впитывала его касания.       Как же не хотелось покидать нагретое место, но Чак отодвинул его в сторону, продвинувшись ближе к тумбе. Он и рта раскрыть не успел, как дверь отворилась и, сначала в проёме показалась светлая макушка, а следом и тело мальчика. Точнее юноши, тощего и мягкого, будто тот мог сломаться от одного касания.       — Лео, — позвал Чак. — это мой друг Томас, не волнуйся, мы сейчас уйдём.       Лео пугливо отвёл взгляд, но, запинаясь, произнёс:       — Н-н-ничего страшного, я уже ухожу.       — Куда?       — В библиотеку.       Чак расплылся в улыбке.       — И мы тоже.       — Мы тоже? — удивился Томас.       Чак поглядел на него вопросительно и сразу же продолжил шариться по комнате, в поисках пропавшей вещи. Лео же тихонько пробрался к своей кровати и продолжил опасливо поглядывать на гостя.       — Конечно. А ты книгу не прихватил?       — Ещё не дочитал. — возразил юноша. — А ты разве читать умеешь?       Мальчик состроил рожу. Он наконец достал небольшую книжонку и с торжеством оглядел обложку.       — Во, гляди. Только это вторая часть.       Картинка смутно оказалась похожей. И он понял почему, когда увидел яркое название у края обложки.       — О! Я тоже её читаю, но первую часть.       — Так вот она у кого! Я хотел показать её Лео, да тот, как оказалось, уже прочитал всю серию.       Белобрысый мальчик коротко кивнул и опустил голову.       Томас выгнул бровь: да, разговорчивый сосед попался Чаку.       Тем временем Чак потащил его за собой к двери. Светловолосый мальчишка тоже соскочил с кровати, прихватывая пухлый романчик под мышку, и они вместе отправились в логово книжных червей. Лео остался дожидаться «Союз читателей», а Томас с Чаком у стенда с информацией нарвались на Соню, чья настойчивость и привела к пополнению списка участников «Войн» именем Чака.       — Ты как всегда, порвала всех.       Соня вприпрыжку вывела их в холл. Прохладный октябрьский ветер с щели у парадной коснулся щиколоток.       — Да, но я хотела играть с вами, с Чаком, — она снова дружелюбно сжала ладонь на его плече, — а они просто-напросто взяли меня на слабо.       — Однако ты не можешь отрицать, последняя партия вышла быстрой, половина фигур осталась на доске.       — Больше.       — Что ж, трофейное воспоминание, — пожала плечами Тереза. Они приостановились в холле. — Ну что, у кого какие планы?       — А погнали на крышу? — засиял Чак. — На втором этаже есть окно, через которое можно вылезть наружу!       Томас переглянулся с Терезой, она игриво сощурилась.       — Говори тише! Но мне нравится эта идея, Гарри ты с нами?       Гарриет скептически приподняла бровь:       — А если нас поймают? — (Если бы Эрис был с ними, тоже спасовал бы, подумал Томас, тот будто избегает его общество, а сегодня так вообще не появлялся) — А если скат крыши будет слишком наклонным? А если...       Она перевела взгляд за их спины, и, точно в фильме, когда показывают замедленное действие, зрачки девушки сузились до точек. Не успела она договорить, как перед ними выросло пять парней лет семнадцати, и выглядели точь-в-точь как головорезы в Саут-Сайде, но более нелепые. Без оружия, тощие и все в прыщах.       — Можем чем-то помочь? — спросила Тереза, осмелившись подать голос, когда как Томас уже готовился дать девочкам сигнал «бежать» и отстаивать их честь. Видимо, его лицо сильно изменилось, потому что «головорезы» все как один поглядели на него.       — Чуть позже, леди, а вот он нужен нам сейчас. — оскалился черноволосый парень.       И в одно мгновение, под негодующие вскрики, Томаса утащили в сторону и припёрли к стене.       — Эй, что за хрень? — вспылил он и стал вырываться. Однако руки зажали по бокам, и его толкнули обратно.       — Тише, просто побазарим. — оскалился первый, с побритыми под ёжик рыжими волосами.       — Ну так говори, не нужно меня держать!       Он проскользил несколько футов в сторону: двое отделились от всей группы и потащили его дальше, за угол, прямо в темноту.       Послышался взволнованный голос Терезы:       — Том!       — Да какого…       — Дело есть. — руки отпустили его, и он тут же стал растирать запястья.       — Думаете, я стану помогать, когда вы насильно утащили меня? — плюнул он.       — Не поможешь, расскажем о том, в какие путешествия ты уходишь по ночам. — тихо вставил второй, и только сейчас Томас поднял на него глаза. Как и все в «банде придурков» тощий, однако оказался самым складным и даже симпатичным. Светлые волосы спадали на лоб.       — Ну и в какие это?       — В те, где всегда закрыта дверь. — жеманно осклабился тот, и Томас сморщился: нет, не симпатичный. — У стен есть уши.       — Раз вы всё обо мне знаете, — буднично произнёс Томас. — тогда вы должны иметь в виду, что здесь у меня есть связи.       Внутренний голос кричал: «замолчи! замолчи! замолчи!», ведь припомнят потом, но что сказано, то сказано. Он расслабился и обмяк в чужих руках, хотя внутри был напряжён так, словно его собрались бить железным жгутом.       — Знаем, знаем, — хитро пропел первый. — но у нас против тебя есть средство посильнее.       — Какое?..       Смачный удар в живот лишил дыхания на долгие несколько секунд. Воздух вернулся в лёгкие с тяжким хрипом и стоном.       — А теперь слушай. Мы наблюдаем за тобой давно. Строишь из себя невесть кого, но почему-то именно на тебя запали эти красотки. Сделай так, чтобы они и нас обратили внимание.       — Вы чё, совсем того? — Томас закашлялся, сначала от боли, потом от смеха. Причина оказалась максимально смехотворной. Утащили в сторону, запугали, а теперь просят о помощи… с девчонками? — Очень умно — утащить меня к них на глазах. Если вы и хотели произвести впечатление, то поздравляю, вам удалось. Но не положительное.       Его похитители дружно переглянулись.       Не уж-то они такие идиоты?       Томас откашлялся до конца и усмехнулся, наслаждаясь их кретинизмом.       — Думаете, ваши кулаки мне помеха? Не боитесь, что расскажу о ваших выходках?       — Видимо ты не усёк местные правила. — рыжий приблизился почти вплотную, стараясь чётко донести серьёзность слов, однако доносил лишь отвратительный запах изо рта.       — Если ты про те, которые на стенде, там всё предельно понятно.       — Да нет же, кретин! Короче, рассказывай кому хочешь, вот только нас знают лучше, и пацаны встанут на нашу сторону.       — А, я понял, — он упёрся в стену, стараясь уйти от мерзкого запаха. — вы тут типа местной мафии или тупоголовых бандюков, да?       — Что ты сказал?!       Второй дёрнулся и замахнулся кулаком, чтобы подправить ему пару зубов, а его чёлка приоткрыла спрятанную сторону лица. Там проступил синяк. Томас чуть не заржал вслух: так вот кто желал ночное рандеву с Соней.       Он вскинул руки.       — Ладно-ладно, герои-любовники, я помогу, только при одном условии. Вы примете любой ответ девушек, если они того пожелают. Если они не захотят лезть к вам в рот, значит это их дело, усекли? — по их глазам было понятно, что не «усекли»: те глупо переглянулись и скривили тупые рожи. Но на удивление расслабили захват.       Томас тут же размяк, но удар, пришедший в желудок, снова напомнил о себе, и юноша поморщился.       — Только без шуток, слыхал? Иначе твоя жизнь превратится в ад.       — Что, станет лучше, чем есть сейчас? — съехидничал он. После порции едких слов он почувствовал удовлетворение, но ситуации это не улучшило. — Я поговорю с ними. — решил Томас, поочерёдно глядя то на одного, то на другого. И, уже отпущенный надзирателями, предчувствовал триумф от подоспевшего плана.       

---○---

      Как и в день приветствия Ленсингского состава, в последнее воскресенье сентября передний двор приюта кишел народом, пожаловавшим на похороны мистера Барнса. Точнее на проводы гроба, который вскоре после речи Дженсона должны были увезти на пять миль дальше к западу. Там, как ни странно, как раз оказалось ближайшее кладбище.       Небо с утра было покрыто тучами, но на него никто не обращал внимания, так как глаза сами поднимались к захватившему пространство шатру, прикреплённому к большому редкому дубу. Это сооружение казалось многообещающим, готовым сдержать все порывы ветра и любой дождь, собиравшегося хлынуть в любой момент. А что касалось общего настроения… Никто не был подавлен, кроме как, может быть, самого почившего директора, который был не в самой лучшей своей форме. В основном глаза приютских метались из стороны в сторону, потому что на их памяти, такие масштабные мероприятия никогда не проводились. Тут как тут были и кураторы. Точь-в-точь телохранители какой-нибудь телезвезды с телека, блуждали с заведёнными за спину руками и следили за обстановкой.       Гроб стоял по середине, скрываясь в тени шатра, а рядом кружили репортёры, в надежде поймать нужную добычу. К несчастью мальчика, и, к счастью репортёра, одному из них подвернулся Лео, которого тут же утащили в сторону и заставили ответить на интересующий всех вопрос: «Какого бедным детям приходится без отеческого доброго взгляда дражайшего господина Алана Барнса?». Просвистели звуки фотоаппаратов. Мальчик, кажется, сильно засмущался перед камерами и задрожал, стараясь глядеть во все стороны, ища защиты. Томас оттащил его подальше от саблезубых журналистов и увёл в противоположную сторону от гроба.       — Живой? — осведомился он, поглядывая вокруг. Они остановились у крайнего стола.       — З-зачем?       Томас встал в ступор. Он поглядел на мальчишку с непониманием.       — А ты хотел дать интервью? Вернуть тебя обратно?..       Тот мигом замотал головой.       — Я подумал, что ты испугался и решил помочь. Где Чак? Давай найдём его?       Потные руки сминали края старого свитера, который был весь в катышках. Внезапный порыв ветра взметнул копну светлых волос, устроив на голове беспорядок, и заставил Лео пригладить их.       — Спасибо...       И тут взгляд Томаса случайно упал на открывшийся участок кожи на запястье; глаза стали расширяться сами собой. Синие подтёки оголились, раскрывая следствие какой-то тайны. Он тут же посмотрел в сторону, когда Лео поднял голову.       — Я боюсь людей. — зачем-то добавил мальчик и удалился, в миг скрывшись.       Томас пялился в сторону несколько секунд. Мрачная реальность отрезвила его, как пощёчина. Мальчик подвергается избиениям. И вряд ли он любитель подраться. И что он, Томас, мог сделать в этом случае? Только узнать у мальчика, кто это сделал и предотвратить избиения, иначе его сердце не выдержит дальнейшей правды о забитом в каком-нибудь углу бедном парнишке.       Это место просто ужасно. Ужасны агрессивные люди. Ужасны люди.       Он побрёл ближе к центру, меж столов. На них красовались скудные закуски. Пребываемый в мыслях, Томас двигался прямо в сторону заднего двора. Ноги сами несли в знакомое место, куда его сознание стремится всё то время, что он живёт в Пирсе. Заветное окно так и сияло знакомым блеском и очерчивало стекло знакомой деревянной рамой.       Толпа заметно поредела, — на углу он совсем распрощался с косыми взглядами, — и юноша вышел из зоны почти незамеченным, пока замóк от толстовки вдруг не уткнулся прямо в горло, а капюшон не потянул назад. Он чуть не упал, запутавшись в собственных ногах.       — Ну и куда же ты?       — Там много людей, — тут же нашёлся Томас, вытащив из руки Галли капюшон. Но ладонь переместилась с ткани на его шею и погнала обратно к толпе.       — Так уж ты не любишь их. — хмыкнул тот. — А вот тебя‐то люди любят.       Его ладонь сжалась сильнее, и Томас взмолился, чтобы его вспыхнувшая кожа на месте соприкосновения не дала о себе знать. Но он тут же посерьёзнел.       — Что значит «люди любят»?       — Ну ты же как шут, везде и всегда привлекаешь внимание, — Галли улыбнулся уж слишком довольной улыбкой. — А народ всегда наслаждается шутами.       — Небось Алби облажался, раз ты так сияешь. Да отпусти меня, я сам могу идти…       Хитрая улыбка дотянулась чуть ли не до ушей. Галли нагнулся и ответил очень тихо:       — Лучше.       От его тона Томас совсем смутился, да и его поведение не вызывало доверия. Он был почти уверен, что улыбка вызвана какой-то подставой. И не кого-то, а старшего смотрителя (в крайнем случае — Минхо).       Вторя его мыслям, сбоку распахнулись с характерным скрипом двери, и показалась тучная фигура Алби. Он следовал за новым директором, глядя перед собой и насильственно притаптывая крохотные придорожные цветы. Что-то отвлекло его, и он стрельнул зловещим взглядом прямо на них.       Галли опустил ладонь ниже, с шеи на спину, вынуждая застыть.       Томас в одно мгновение забыл о том, что его прожигают взглядом и обвиняют в том, что он не совершал. И он даже не обратил внимания, что чёрные глаза смотрели вовсе не на него, а выше. Несколько долгих секунд он ощущал волнение по всему телу, в частности в животе.       Юноша шумно сглотнул и отстранился. К счастью, в это время к ним подоспел Фрай, и это позволило спрятать смущение за маской дружелюбия.       — …Здорóво, Том!.. Галли, а ты чего тут? Поменяли план? Зачем отправили сюда? Думал, ты все проводы будешь внутри.       Томас нахмурился, совсем не слыша приветствия и болтовни. Какого чёрта… Какого чёрта?! Он удержал себя от желания схватиться за волосы и почесать то место, на котором ранее была чужая ладонь.       — Драка на первом у холла, поменялись местами с узкоглазым. — кратко ответил Галли.       — Серьёзная?       — На койки троих потащили. Может, ещё жертвы будут.       — Ты не выглядишь взволнованным.       — Они себе носы переломали. Не мне.       — Ты же был на их месте.       — Ты учить меня пришёл? — вдруг вспылил Галли, привлекая внимание Томаса, который пропускал их разговор мимо ушей. Он покрутил головой и с сожалением понял, что план с окном снова не удастся.       Где-то в центре адского водоворота людских тел зазвонил колокольчик, оповещающий о начале прощальной речи. Ничего не оставалось как подчинится и пристроиться вместе с кураторами с краю. Отсюда речь Дженсона была еле слышна, что, несомненно, в радость.       Он твердил про долгую жизнь, отданную на фундамент счастливой жизни будущих граждан Америки, о счастье и процветании, о наступающем в скорейшем будущем и уходящем и приходящем. Его образ терялся среди нескольких десятков голов (и не то чтобы Томас пытался его разглядеть, просто хотелось узнать — есть ли хоть капля злорадства на его лице). И пока он высматривал его, наткнулся на совсем другого человека, целиком в чёрном костюме. Он зажимал в руках продолговатую папку и незаинтересованно глядел перед собой, будто лесть в словах ему уже наскучила.       Крысун добавил что-то ещё, но концовка речи так и не долетела, прерванная порывами ветра. Раздались редкие аплодисменты, и все снова разбрелись в стороны столов, — только самые преданные остались у гроба, — а Томас, улучив момент, юркнул мимо кучек парней и направился прямиком к господину в чёрном, который успел заплыть за ствол дерева. И стоило ему подбежать ближе, как тот сквозь землю провалился. И, топчась на выцветших листьях, юноша остался ни с чем.       — Снова что-то вынюхиваешь.       Он чуть не поперхнулся воздухом, когда над ухом раздался голос. Томас дёрнулся в сторону и зашипел от боли, потому что неожиданный удар пришёлся в локоть. Рука начала неметь.       — Чёрт возьми… Галли? — переведя дух, проворчал он. Галли оказался сегодня предельно активным, не таким, как всегда, хватающим его везде, где не нужно. — Насколько же разозлился Алби, что весь сияешь?       Тот стоял позади, сжав ладони за спиной на манер телохранителя.       — Главное, что разозлился Дженсон. — тихо сказал он.       — А что, злить Алби уже в твои обязанности не входит?       — А в твои?       — Не дождётся, пока я здесь, не смогу смириться с его диктатурой.       Они помолчали.       Человек в чёрном не объявлялся, и в груди поднималось чувство несправедливости из-за того, что он не успел зацепить его передвижения. Это ощущение плавно перетекло в странное покалывание в груди.       — Имеешь что-то против Дженсона? Я думал, ты работаешь на него, — ляпнул, что пришло в голову Томас.       Галли отнюдь не смутили его слова. Юноша краем глаза отметил, как тот расправил плечи.       А толпа всё никак не редела. И откуда в этом месте столько людей?       Хотя, — подумалось ему, — раз здесь присутствуют журналисты и повара, оттого и прибавилось.       — Я работаю на себя.       Он на это не ответил. Застыл в одной позе, опёршись о ствол дуба.       Отрывок сна снова предстал перед глазами. Да, Галли что в реальности, что во сне твердит о собственном авторитете. Но почему-то там он показался эгоистичным, а здесь его слова сыграли по-другому.       Уверенно.       Нет сомнений в том, что тот безумно уверен в себе и преследует лишь личные мотивы. Но разве он, Томас, не такой? Был именно таким, сколько себя помнил.       Поэтому он почувствовал себя до странности очарованным этой фразой. Свинцовая тяжесть сердцебиения расплылась во что-то щемяще горячее и мягкое.       А мы похожи, — одухотворённо подумал он. — Галли тот ещё эгоистичный засранец, но и я не блещу обратным. — на миг блеснуло знакомое окно. — Интересный вышел бы дуэт. Сегодня крутится вокруг чаще обычного. Дружба подтолкнула или что-то подозревает?       Пурпурный флёр неожиданно развеяла фигура, которую Томас так жаждал отыскать: мужчина в чёрном, как смоль, официальном костюме шагал в нескольких футах от него и вёл беседу с Крысуном.       Он отлип от дерева и напряг слух.       — …Кандидатов не так много. К сожалению, покойный подобрал всего нескольких подходящих. Они прибудут через пару недель.       — Так долго?       Переступая опавшую листву, процессия из четырёх человек — Дженсона, человека в чёрном, Алби и, по всей видимости, ещё одного сопровождающего, — приближалась к старому дереву.       — Кто-то готов приступить завтра же, кто-то через неделю. Условились через две недели, в удобный для всех срок. Жаль он этого не видит, а ведь так стремился обучить юношей…       — Насколько мне известно, это не первая попытка нанять учителей, не так ли? — перебил жеманную речь Дженсона мужчина. — Что сталось с бывшими преподавателями?       Крысун расплылся в глуповатой улыбке.       — Единственное, что могу сказать: они здесь не задерживались.       — Тогда какова вероятность, что задержатся те, которых наняли? — человек в чёрном вынуждено остановился и завёл руки за спину. — Какова вероятность, что все, кто здесь присутствует… задержатся? Что не сбегут? — он с нарочитым интересом оглядел скудные столы и ржущих подростков, нашедших забаву в бросании остатков еды. И только сейчас стало видно, что один его глаз был абсолютно белым. Не углубляясь в медицинские термины, можно сказать, что у него не было глаза. Но только приглядевшись обнаруживалось серое пятно посередине глазного яблока. Наконец человек в чёрном перевёл взгляд на директора. — Что скажете?       — Мы этого не допустим.       Мужчина медленно закивал.       — Этого ответа я и боялся.       Казалось, что эти двое могут сожрать друг друга с потрохами, если возникнет возможность. Напряжение между ними могло вот-вот лопнуть и засосать всех вокруг.       Галли на удивление всё ещё был позади.       — Ты знаешь, кто это? — поинтересовался Томас, когда странная парочка прошла к чёрному катафалку. На фоне старого здания приюта он смотрелся очень эффектно.       — Я упоминал, что ты суёшь нос куда ни попадя? Не боишься, что отсохнет от любопытства?       — Не отсохнет, — заверил он, поворачиваясь лицом.       Тот немного помолчал, провожая взглядом собирающуюся толпу и еле слышно вздохнул.       — Это специалист по документообороту.       — В этом я и сам бы догадался. А зовут как?       — Зачем это?       — Да я же не твоё полное имя спрашиваю.       — Резонно, — пожал плечами Галли. Он снова оглядел проходящих, а когда они остались одни, чуть наклонился, а имя сказал совсем тихо. — Лоуренс.       

---○---

      Близился закат октября. Как ни странно, но учителя и правда прибыли в Пирс к указанному сроку.       Из плюсов: приют преобразился. А точнее парни, которые начали походить на рядовых в армейке.       Из минусов: изменились не все.       Изначальный план, который пришёл Томасу в голову три недели назад, оказался частично-провальным. Девчонки, которым он отвёл роль заинтересованных в тупоголовых влюблённых идиотов, играли в последние дни плохо, от чего ему не раз доставалось. «Почему она не хочет со мной встречаться?» — занял позицию самого частого вопроса этой недели, а «Я не в праве за них решать» — ответом.       Когда он снова пришёл обсудить этот вопрос с девушками, то комната номер двести семь чуть не лопнула от негодования. Эрис занял нейтралитет, но было видно, что тот склоняется к его стороне. То ли из-за мужской солидарности, то ли ещё из-за чего.       Они отчаянно не желали его понимать и твердили, что их хотят использовать «в грязных целях». Не только Магнус, Тревор и их ребята, но и сам Томас.       Дверь перед ним в тот день захлопнулась громко, а план пошёл коту под хвост.       Если говорить совсем честно, то дымка покорности перед старшими у юношей Пирса развеялась быстро. А за последние две недели начало происходить то, что Томас не видел в частом количестве: количество драк увеличилось в несколько раз. Причём они могли происходить аж по два раза на дню, а создать конфликт могли одни и те же люди. Сначала они сидят с утра и едят перловку, а вечером сбивают лица в мясо. Клинт и Джеф — новые медики, которых Томас стал видеть всё чаще, уже набрали хорошую мышечную массу из-за того, что таскали ребят на носилках.       Самым справедливым вопросом считался — а где же все кураторы? Разве они не наказывают драчунов? Ответ на это есть: конечно наказывают. И трудоустройство в приюте стало почти автоматическим. Еда буквально слетала со столов, полы блестели от частого мытья, а осенние листья образовывали горы и аккуратно убранные холмы. Штрафы летели направо и налево, как деньги по ветру. А раздавал их Галли, у которого, как он объяснил, у единственного была такая возможность.       Как и было обещано в новом своде правил, подъём начинался в семь утра. Душевые были забиты с пол восьмого до девяти, ведь многие хотели успеть потратить время с пользой. Или поглазеть на новых учителей. Их, к слову, оказалось всего два.       Не вникая в сложности распределения ребят по группам, Томас приходил на те, куда записался. Он значился в третьей возрастной группе. А предметы были теми же, что и у большинства: математика, естествознание и физическая активность.       Как показала практика, долгое отсутствие мозговой активности у ребят напрочь отбило желание напрягаться. «Уроки» проходили туго.       — Es un fiasco, amigos. — сказал один раз преподаватель по истории, литературе и естествознанию, после того, как кто-то показал Америку на карте, где на самом деле располагалась Европа. Мужчина несколько минут не двигался и разглядывал притихших, но потом хлопнул ладонями и принялся по новой говорить о расположении материков.       Второй же не имел таланта к терпению. Как только поднимался гвалт, тот возвращал его в ответ и получал тишину. Его методы Галли уважал. А Томас кривил бровью на последней парте.       Дженсон, уже вошедший на престол нынешнего директора на всех правах, объявил, что турнир по шахматам продолжится, и что следующая партия должна быть сыграна между финалистами.       Тереза, конечно же, прошла в финал. И играла с одним представителем Пирса. Её ошеломительные ходы вызывали постоянные вздохи и приступы аплодисментов, вот только спустя пять часов игры, когда кто-то упомянул имя Авы Пейдж, она вдруг сгорбилась (хотя не имела такую привычку) и будто стала меньше в плечах и росте. Её король угодил в ловушку. Она откинула корону к полю и молча удалилась наверх, не дожидаясь друзей.       И закрылась в комнате.       Даже Соня не достучалась. Ребята простояли пятнадцать минут, пытаясь уговорить её выйти, но удалились, так как Гарри решила, что той нужно время. Томас не понимал: ведь нужно что-то делать, а не бросать её в одиночестве.       — А если она с собой что-то сделает? — спросил он негромко, не двигаясь с места.       — Ничего не сделает.       Он невозмутимо шагнул к двери.       — Ты думаешь я в это поверю?       — Том, — Гарри стала совсем на себя не похожа. Когда она подошла ближе, её бронзовые глаза заняли всё пространство. — Поверь мне, уж кто-кто, а Тереза на себя руки не наложит. Она слишком любит жизнь.       Девушка сжала его плечо.       Он приложил усилия, чтобы его не смогли сдвинуть с места. Деревянная дверь гипнотизировала и притягивала. Внутри тишина, и страшные картинки устроили целый парад в голове.       — Пошли, пусть побудет в тишине.       Гарри терпеливо ждала, когда острое желание войти уйдет, и утащила всех вниз.       Они обосновались за привычными местами в столовой, когда Тереза всё-таки спустилась. Как и в первые дни она предстала полупрозрачной и тусклой, и её стало так жаль, что Томас лично довёл её до стола.       Вдруг до ушей стал доходить престранный шёпоток. Редкий, как лёгкий ветерок, но отчётливый, как в морозную ночь.       — Что сказать, партию не закончила, потому что ума недостаточно, — долетело с чьего-то стола, и Томас тут же остановился и оглядел ближайшие столы.       Тереза силком усадила его на место.       — Сиди. Всё нормально.       — Ты будешь терпеть эти гадости? — изумился он.       Бледное лицо скривилось в недовольстве.       — Ну конечно, — она нахмурилась, не поднимая глаз от чашки чая. — глупо на это отвечать.       — Тереза, они оскорбляют тебя, называют глупой, — настаивал он. Огонь внутри всё разгорался.       — Не нужно обращать внимания на эти глупости, Том.       — Тереза, надо разбираться!       — Тебя что, жизнь совсем ничему не учит?! — сквозь зубы шикнула девушка, и он отпрянул. Зрачки в красных глазах стали огромными. Он замешкался на несколько секунд. — Прости... Ох, прости...       Она спрятала лицо в ладонях, а он ядовито оглядел тех, кто стал шептаться пуще прежнего. Вдали показалась неприятная морда Алби, поэтому он угрюмо вжал голову в плечи, но не потушил негодование в груди.       Гарри, кажется, как и он, поддерживала пыл и была бдительна к комментариям поблизости.       Ужин приближался к окончанию. Ребята решили проводить девушку до комнаты. Приподнявшись из-за стола, Томас приобнял Терезу за плечи и мысленно умилился её хрупкости и уязвимости в этот момент: все взгляды пролетали мимо, как неудачно брошенные мячи, и она плыла, точно привидение, видя перед собой только напольное покрытие из орешника.       Вот только его это не касалось. Он игнорировал скользкое всеобщее внимание, но чувствовал, что назревает что-то другое.       — Ублажай её как следует, а то девчонка-то грустит!       Мимолётно брошенная фраза стала железной стеной.       Она выросла до потолка, проломила его и продолжила расти дальше. И похоже, что была раскалённой, потому что Томас остро чувствовал отпечатки на пылающих щеках и шее. Вспыхнувшая ярость подтолкнула к ужасному.       В одну секунду он стоял рядом с Терезой, а в другую разглядывал полные ужаса глаза урода. Тот выглядел шокированным, не испуганным, и пора было это исправить.       В следующее мгновение произошло сразу несколько вещей.       Его тело перехватили поперёк, и он стал брыкаться во все стороны.       Удар.       Сдавленные крики, женский и мужской, раздались с разных сторон.       — Ужин закончен. — громогласно объявил Алби. — Хватить глазеть! А ты, Эдисон, ты снова остаёшься! И будь справедливо моё донесение, наказание ты получишь с лихвой!