Выбор сердца

Энакин не смог никуда уйти, остался сидеть в коридоре травматологического отделения. Решил, что никуда не уйдет отсюда, пока не узнает ничего конкретного о состоянии жены. Звонила Асока, желая узнать то же самое, но Скайуокер ничем не мог ее успокоить и обнадежить. Так он и задремал прямо на банкетке, даже не сняв белый халат, который надел перед посещением палаты. Сколько так прошло он не знал, лишь когда почувствовал осторожное прикосновение к плечу, резко открыл глаза и часто моргая, сообразил с трудом, где находится и зачем сюда пришел. — Вы муж сенатора Амидалы? — обратился к нему высокий мужчина в голубой хирургической робе, а когда Энакин утвердительно кивнул, не найдя в себе сил ни на что другое, продолжил: — Вашей жене только, что сделали срочную операцию, у нее открылось сильное кровотечение. — А как она сейчас? Что с ней? — Энакин полностью пришел в себя и начал задавать уже озвученные прежде вопросы. — Состояние сложное, — откровенно сказал врач — Удар был сильный, перелом, конечно, не обнаружено, но ошибок много, сотрясение, а это в ее ситуации очень плохо… — А можно я сейчас к ней пойду? — спросил Скайуокер давно сдерживаемое и желаемое. Но врач не позволил этого: — Простите, но сейчас нельзя, ваша жена еще не отошла после наркоза, пускай она отдохнет и поспит, потом я сразу же проведу вас к ней. Это немного успокоило, но лишь на время, поскольку самое главное врач так и не решился сказать.

***

Асока не могла долгое время никуда пойти. Чувство вины придавило ее к месту и не давало сделать и шага. Такой противной и мерзкой казалась она самой себе в эти страшные минуты. Так хотелось отмыть себя изнутри и снаружи, но и это помогло бы мало, ибо не отменит того, что она сделала. Падме сейчас ужасно страдала, ей было страшно и больно когда Асока, ее близкая подруга, вела себя как животное. Нет, намного хуже любого зверя, ведь тот никогда не предаст другого. А что натворила она? Ужас, никогда этому не было и не будет оправдания. Позвонила Энакину, чтобы не позволить отчаянию разорвать ей душу на части, в надежде, что тот сообщит ей что-то обнадеживающее и успокоительное. То, что хотя бы немного снизит градус ее вины. Например, что Падме пострадала несильно, просто упала, получила пару легких ушибов и сейчас он забирает жену домой. Но, увы, надежды Тано пошли прахом, когда Скайуокер сообщил, что состояние Амидалы тяжелое, она до сих пор в интенсивной терапии и врачи не знают к чему приведет все это. Как удачно, что почти сразу после этого разговора к ней зашла Баррисс. Асока рада была видеть подругу, которая точно поможет ей и поддержит, скажет что-то хорошей, пускай она и недостойна этого. Только вот сегодня Оффи была явно не настроена на доверительные душевные беседы. Она была очень бледной и руки ее буквально ходили ходуном, а в глазах стояли слезы. — Баррисс, что случилось? — состояние подруги мигом передалось Тано и втянув ее в комнату, девушка усадила Оффи в кресло и сев рядом на подлокотник, обняла ее и погладила по волосам. Баррисс мелко дрожала и судорожно сжимала руки Асоки, казалось она едва сдерживает рыдания. Наконец, справившись с собой, мириаланка заговорила, не отрывая лицом от груди Асоки: — Асока, я все знаю…про Падме…я слышала…мне рассказали…это так ужасно…я в шоке… — Баррисс, — Асока крепче обняла подругу — Ты всегда воспринимаешь чужое горе близко к сердцу, да, это действительно ужасно, но мы ничем не можем помочь… Как будто сама Асока не понимала этого всего и ее собственное сердце не разрывалось сейчас от боли за Падме. Но надо было успокоить Баррисс. Она-то в отличие от Тано тут совершенно не причем и незачем так страдать еще и ей. — Но, Асока, — продолжала всхлипывать Баррисс — Ты только представь себе на минуту, что чувствовала эта несчастная. Она ведь беременная. И тут этот спидер. Он летел на нее со всей скорости. Удар и она падает. Ударяется об асфальт. В последних силах защищая живот… Баррисс говорила, а Асока бледнела от ужаса, представив ее рассказ как никогда живо. И сердце заболело еще сильнее. А острое желание помочь Падме стало главным и она твердо решила пойти сейчас к еще одной их общей с Амидалой подруге и поговорив с ней обо всем решить, что лучше будет для нее сделать. Баррисс понемногу успокоилась, Асока смогла убедить ее перестать переживать, а еще добавила перед прощением: — Думаю, тебе не стоит встречаться с Феррусом, это плохой человек, он пустой и завистливый. — Ты ошибаешься, дорогая, — возразила ей Оффи вполне ожидаемо — Феррус очень хороший, просто ему не везло с друзьями и в отношениях, но, поверь, я смогу дать ему все то, что не сумели другие. Этот спор бывал между подругами не раз и каждая неизменно оставалась при своем мнении. Споры уже стали для них ритуальными и особо не портили давних отношений. Сейчас тем более было не до того и проводив Баррисс, Асока засобирались к Райо Чучи, которое назначила дорогой встречу в кафе возле сената. — Привет, — улыбнулась Райо при виде подруги — Как хорошо, что ты пришла, я недавно узнала про Падме, до сих пор не могу отойти, так хочется ей помочь. Асока села за столик напротив нее и заказав у официанта две чашки эспрессо, сказала наконец ей: — Райо, я пришла к тебе как раз поэтому, я сама очень хочу помочь, но я не знаю как. — Мы все переживаем за Падме, — сказала на это Райо — Но, что мы можем сделать? Лишь поддержать ее и быть рядом, когда нужны, ты прежде всего, как близкий друг семейства. — Все не так просто, Райо, — ответила ей Тано, окончательно решаясь на что-то важное — Я не просто их друг, ситуация намного более сложная и даже двусмысленная, если ты понимаешь, о чем я говорю, поэтому не знаю, как будет выглядеть здесь именно моя помощь. — Асока, — мягко произнесла Чучи, положив свою ладонь поверх руки тогруты — Не нужно тебе так сильно себя накручивать, ведь то, что было у тебя с Энакином происходило исключительно до их свадьбы, тем более в тот период, когда они с Падме расстались и она жила с другим мужчиной. После этого между вами была только дружба, это видели и знают все. Так, что не надо тебе винить себя ни в чем, ты не могла знать, что это случится. — Нет, Райо, — преодолев ком в горле, возразила Асока — Ты не знаешь самого главного, вот, слушай, что было на самом деле, ты должна знать, а я больше не в силах держать это в себе. Асока начала говорить, долго, страстно, откровенно. Не пыталась ничего скрыть и приукрасить, выкладывала все, как на духу. Кто, как не чуткая и дипломатичная Райо могла бы понять это во всей глубине. Райо, что так любила их с Падме. Райо, что с каждым словом Асоки менялась в лице. С каждым словом подруги это лицо становилось более жестким, вокруг глаз и губ появлялись суровые складки, каких обычно не бывало. Губы поджимались в почти брезгливой гримасе. А глаза принимали все более холодное и неприветливое выражение. Рука, прежде так нежно прикрывавшаяся ладонь Асоки, сейчас поднялась и даже отстранилась от нее на почтительное расстояние, будто боясь испачкаться. Возможно Чучи даже вытерла бы ее салфеткой, но будучи воспитанным человеком, она не стала столь открыто демонстрировать своего отношения к собеседнику. Даже при том, насколько он в данный момент был неприятен ей. — Знаешь, что, дорогая, — тоном, не предвещавшим ничего хорошего сказала Райо, как только Асока закончила — Прежде я всегда тебя защищала и поддерживала, но сейчас скажу без стеснения, ты - дрянь! — Райо, но зачем ты так… — прошептала Асока, в душе сознавая всю справедливость этого высказывания — Ты же всегда была мне подругой, понимала меня… — Такие вещи я понимать отказываюсь, — категорично заявила панторанка — Это же надо было так опуститься, когда Падме так верила вам обоим, будучи к тому же беременна, не подозревая ни о чем, спать с ее мужем у нее за спиной! Это ничем не оправдаешь! И ты еще надеялась на поддержку? Да если кому она и нужна сейчас, то это Падме. Ей теперь хуже всех. — Но, Райо, я ни в коем случае не оправдываюсь, — изо всех сил пыталась объясниться Асока — Я понимаю, что мой поступок ужасен, но я так хочу ей помочь, хочу сделать для нее что-нибудь… — Ты уже сделала достаточно! — рубанула рукой по воздуху Чучи — Разберись сначала сама в себе, потом уже решай как быть. А сейчас уходи, я не хочу тебя больше видеть. Асока и сама понимала, что встреча расстроилась и виновна в этом она одна. Тано положила на стол несколько монеток за кофе и вышла из кафе, не оглядываясь. На душе было черно.