Выбор сердца

Энакин пришел к Асоке как раз тогда, когда она продумала весь план разговора с Падме. Однако, визит Скайуокера в него совсем не вписывался, о чем Тано поспешила ему сказать, едва открыв дверь: — Энакин, прости, но я не могу сейчас тебя принять, я жду сейчас свою подругу. — Падме? — вполне ожидаемо догадался Энакин — И для чего же? — Я решила ей все рассказать, — не стала отпираться тогрута — О нас, о том, что нас связывает… — О том, что связывало, ты хотела сказать? — внес существенное уточнение мужчина — И можно я сниму плащ? — Ты понял все верно, — не стала его разубеждать Асока — Но входить тебе не стоит. И она с этими словами сунула ему в руки плащ, который Энакин таки успел снять. Но тот не спешил надеть его снова, так и стоял, перекинув верхнюю одежду через руку. И так же просительно смотрел на Асоку, не оставляя надежд переубедить ее. — Асока, я тебя очень прошу, — завел он новую партию — Не делай этого хотя бы сейчас. — Думаю, как раз сейчас это сделать и следует, — стояла на своем Тано — Давно уже было нужно. — Но, что тебе это даст? — начал уже слегка нервничать Энакин — Чего ты хочешь этим добиться? Чтобы Падме ушла от меня? — Что ты, конечно же нет, — Асока едва не замахала руками, открещиваясь от этого и даже в мыслях боясь предположить, что это возможно и во что оно выльется, если случится — Падме - моя подруга, она искренне любит меня и доверяет нам обоим, уверенная, что ровно то же имеет и от нас в ответ. И я просто не могу больше ей врать. Мне стыдно, тяжело, больно, наконец! Это ты можешь понять или не можешь! Асока тоже начала заводится. Ей и так не легко далось решение затеять этот разговор, так еще и Энакин ломает ее и без того слабую решительность. Отговаривает, хотя и знает, что другого варианта нет. — Асока, я понимаю твои чувства, — сказал мужчина, слегка понизив голос и осторожно касаясь пальцами локтя Асоки — Но все равно сейчас говорить обо всем Падме и правда не стоит, она беременна и ей нельзя волноваться, давай подождем хотя бы до рождения ребёнка. — Но я уже сказала Падме о своем намерении, — уже не так уверенно произнесла Асока, в ответ на его прикосновение не отстраняясь, а невольно приближаясь к Энакину. От этого невинного и вполне дружеского касания она невольно вспомнила как это происходило прежде. В ту далекую бытность влюбленным. Когда было не стыдно и не зазорно касаться друг друга. Вот так же и даже больше, легко переходя грань, не существовавшую для них тогда, но безжалостно разделившую их теперь. Навсегда. И с этим ничего нельзя сделать. Но если нельзя, то почему же расстояние неумолимо сокращается, грозясь сойти на нет? Отчего же Энакин не уходит, а наоборот, подходит ближе? И от этой несправедливости, этого жестокого обмана от самой судьбы, не давшей того, что хотелось, но изо всех дразня этим теперь, Асока едва смогла выдохнуть. И вместе с воздухом, вырвавшимся из легких, из глаз ее полились как оказалось давно удерживаемые слезы, на которые так не хотелось обращать внимание. Но и сдержать их, загнать обратно было уже невозможно. И девушка отдалась на волю этой самой судьбы, словно сказав ей этим: «Вот, смотри, ты своего добилась! Чего же ты ждешь! Давай добивай! Я не сопротивляюсь!». И конечно же Энакин заметил это, да и как могло быть иначе, когда тогрута находилась от него в паре сантиметров, так, что он мог ощущать ее дыхание на своем лице, слышать биение ее сердца возле своего. Она была перед ним сейчас как на ладони. Такая близкая, родная, своя. Вынуждено далекая, чужая, отстраненная. Вынужденно кем? Или чем? Точно не их желанием. И если это так, то стоит ли принимать эту глупость в расчет? Хотя бы сейчас. Хоть ненадолго. Когда нет никого и ничего больше. Только они сами и любовь, что никуда не уходила, просто отошла на время, дожидаясь момента когда о ней вспомнят. И он настал, они заслужили его. И вот руки Скайуокера уже протянулись вперед и самовольно, будто бы так и было заложено природой, обняли хрупкую талию Асоки. Потом легко и нежно притянули к себе, прижимая лицом к своей груди и ласково поглаживая спину. — Асока, милая, любимая, не нужно плакать, прошу тебя, — шептал он ей в монтраллы, согревая их теплых дыханием — Пожалуйста, не делай этого, не плачь, все будет хорошо, вот увидишь, мы найдем выход, я точно уверен, не знаю какой, но найдем, я обещаю, верь мне. Это все, чего я хочу. Асока не всхлипывала и ничего не говорила, слезы просто текли по ее лицу, подобно воде. Энакин осторожно приподнял его за подбородок и второй рукой легко вытер прозрачные слезинки. — За что это нам? Почему? — спросила она тихо, размякнув под этими нежными касаниями — Отчего именно мы должны страдать? Почему другие любят и счастливы? А с нами поступили так жестоко? Что мы плохого сделали? Кому? Мы просто любили. — Никому, Асока, — ласково произнес Энакин, вновь обнимая ее — Наша любовь появилась независимо от нашего желания, она всегда приходит лишь вот так. Ей не нужны никакие условия и объяснения. Она просто есть и нужно принять ее. Нельзя противиться этому. Она не простит… Энакин все еще говорил, но лица обоих неумолимо сближались, губы тянулись навстречу другим и неизбежное произошло, никто не посмел помешать ему случиться. Поцелуй сперва был робкий, как будто недоверчивый к тому, что он состоялся. Но вера крепла с каждой секундой и обороты его нарастали. Губы не отпускали друг друга, словно боясь, что если расцепятся хоть на миг, потом уже не соединятся. Тогда им на помощь пришли руки, до этого лишь бережно обнимавшие. Теперь их движения стали более решительными, горячими и неумолимыми. Пальцы Скайуокера нашли молнию на тунике Асоки. Ее руки нащупали пояс на его робе. Нежные и трепетные ладони порхали по обнаженной коже. Гладили, ласкали, ощущали свое. Поцелуи снова вернулись, но не ограничились только губами, они были везде. На лицах, плечах, груди. Асока таяла под ними как сахар под дождем. Энакин снес последнюю преграду и отбросил в сторону, туда, где лежала остальная одежда. Сопротивляться уже никто и не думал, да никто и не хотел, все было понятно и так. Влюбленные плавно опустились прямо на пол, поверх упавшего так удачно плаща Скайуокера. Не было сил и желания идти на кровать. Все произошло так же как и до расставания, только намного лучше, ярче и чувственнее. Энакин не мог насытиться любовной близостью, знакомым ароматом карамели, теплом нежной кожи. Асока не отрывалась от своего любимого, не желая оставить между ними хотя бы сантиметр свободы. Зачем она, когда есть любовь? Долгое время, не менее часа длилась эта чувственная и искренно близость. Могла бы и дольше, если бы сдерживаться было еще возможно, но нет, финал все же последовал. Яркий и общий для обоих, что на несколько секунд накрыл влюбленных теплым одеялом, расписанным изнутри яркими звездами, что сверкали как настоящие, завораживая своим сиянием и лишая возможности воспринимать другую реальность, чем та, в которой они сейчас были. Но пришлось, когда одеяло жестко и без подготовки откинули, явив мир таким каков он был действительности и саму ситуацию, что в реальности произошла. И сразу же исчезло очарование. Стало больно, стыдно, обидно за все. Асока откатилась от Энакина и медленно встала, набросив на себя тунику, что первой вытянула из груды одежды на полу. — Зачем ты сделал это? — спросила она очень тихо — Для чего? Ты знаешь, нам нельзя! Скоро придет Падме… При упоминании имени подруги лицо Асоки зарделось алым цветом, а глаза вновь налились слезами. Но теперь уже слезами чувства вины и горького стыда. Она предала ее. Предала близкую подругу. Теперь уже не в мыслях, когда просто любила ее мужа и рассталась с ним прежде, чем они поженились. А в реальности, той самой, что так безжалостно смотрела на нее красивыми голубыми глазами. — Падме не придет долго, — начал отвечать Энакин — Она у врача. Я сам поговорю с ней обо всем. Я найду как объяснить ей ситуацию. — Не надо ничего объяснять! — уже намного громче сказала Асока, словно час назад она сама хотела не этого же — Просто уходи! Уходи сейчас же! Я не хочу тебя больше видеть! И буквально кинув в него плащом, Асока толкнула Энакина к дверям. Дверь оказалась не заперта и буквально распахнулась, когда он слегка задел ее плечом, представ пред очами какого-то Магистра из расы родианцев, что мирно шел по коридору и не желал ничего знать. Асоке осталось лишь выйти следом и проводить Скайуокера, когда у него зазвонил коммуникатор.