дракон.

Сказка о ребенке дракона, что потерялся среди заснеженных гор, подошла к концу.

Он наконец-то смог найти свой дом.

Он больше не был потерян.

Время Чонину показалось той самой снежной лавиной, что однажды захлестнула с головой Сынмина. Ведь не успел он вдоволь нареветься в объятиях своего дракона, возможно, видя его в последний раз, так и не зная всей правды до конца, как на его голову тут же свалился весь тот мир, от которого он изолировался благодаря все тому же стихийному бедствию. И было страшно. Было очень страшно наблюдать на протяжении всей недели за тем, как Сынмин и Минхо по пять раз на дню ругались между собой, пытаясь решить какие-то отдаленные от сознания Чонина вопросы. Все, что оставалось Яну, — это сидеть на кровати в чужом номере, изредка елозя задницей на пружинистом матрасе и ловя себя на мысли незнакомого комфорта от окружающей среды. Не был совсем одичалым, но по-прежнему поражался тому, как все стало простым и доступным. Нужды в том, чтобы брать лук и стрелы, которые он оставил Эрекуре на память, и идти на охоту в центр Берна, больше не было. Достаточно было попросить приятную на вид девушку с ресепшена о газировке на странном швейцарском диалекте, как в руках тут же грелась баночка с лаймовым напитком. Чонин впервые попробовал этот сахарный яд на вкус. — Какое к черту посольство Южной Кореи, если у него нет никаких документов? — Минхо ворчал, сидя в кресле. Сынмин бродил по комнате с телефоном, не переставая время от времени зачесывать отросшую челку назад. На молчаливого Чонина было тяжело смотреть. Ким хотел укутать его в одеяло и спрятать в другом измерении, лишь бы не загружать его и без того опухшую голову главным минусом цивилизации — документы. — А как по-другому мы его отсюда вывезем? Чонин уже сбился со счету. Этот вопрос без конца звучал с того самого дня, как они покинули лес Бернских Альп. И чем дольше парни бесновались по этому поводу, тем больше Ян чувствовал себя виноватым. Ему хотелось закричать и попросить их перестать так волноваться, хотелось вернуться в родные края и… Он взглянул на сосредоточенного Сынмина, терзающего губы. Нет. — Эй, — Минхо обратился к замершему на кровати парню. — Как ты вообще здесь очутился? Былое превосходство над Ли спешно покинуло Чонина. Теперь он не мог угрожать ему луками и стрелами. Он был на чужой территории. — Я… Ну… — Пятнадцать лет назад потерялся в горах после крушения курорта, — твердо ответил Сынмин, несколько сердито смотря на друга, словно озвученный им вопрос был под строжайшим запретом. — Родные погибли? — и Минхо как назло спрашивал у Чонина, игнорируя пылкий взгляд своего друга. У Чонина и Сынмина не было конкретного ответа. И если Ян попросту не хотел обнажать свои раны, вспоминая печальный факт — у него больше нет семьи, то Ким не собирался вводить всех в сомнения своими теориями. Молчание длилось пару минут, пока Минхо раздраженно не цокнул. Он так грезил о блаженном сне, но получить его удалось всего разок с момента возвращения в отель. Деньги начинали заканчиваться, сроки поджимать, билеты дорожать, а их план по возвращению корейца в Южную Корею пока казался чем-то ничтожным и отдаленным от суровой действительности. — Я схожу в магазин и куплю чего-нибудь вкусного, — голос Сынмина трогательно и сопливо послышался Минхо нежным. Это новая сторона его лучшего друга не то чтобы отталкивала, но местами раздражала. Ким не так много времени провел в лесу, но что-то в нем все же изменилось. Он стал более ответственным и смелым. — Тебе что-то взять? Хочешь пойти со мной? — Сынмин едва ли не порхал над Чонином, подобно самой прекрасной бабочке. — Все нормально, я останусь здесь, — Чонин отрицательно затряс головой, продолжая сжимать банку с напитком в руках. И комната вновь погрузилась в напряжение, когда Сынмин покинул её. Минхо, не теряя секунд уединения с «аборигеном», придвинул со скрипом кресло поближе к постели, уперся ладонями в матрас и наклонился поближе к Чонину, щурясь. — Ты же понимаешь, что я задаю тебе вопросы не для того, чтобы причинить тебе боль? Может быть, я и делаю это все только для того, чтобы наконец-то покинуть это место вместе со своим лучшим другом, но все же… Если ты будешь говорить больше, чем два слова в три часа, то очень упростишь мне и Сынмину задачу. Свершилось чудо. Стоило кое-кому покинуть номер отеля, как Чонин из робкого и зажатого парня превратился во вредного лесного гнома, надменно фыркнувшего над искренней просьбой Минхо. — Когда я был маленьким, мои родители вместе со мной прилетели сюда на горнолыжный курорт. Все, что я помню, и все то, что мне рассказала Эрекура, — это то, что снежная лавина снесла все на своем пути. Я потерялся, каким-то чудом выжил, но своих родителей не смог найти и не искал. Я был маленьким. Минхо с не самым радостным выражением лица выслушал краткое содержание чужой биографии, пока в голове его что-то не щелкнуло. — Погоди, ты не про горнолыжный курорт «Изобилие»? — Именно про него. Ли резко встал с кресла, едва не роняя его. Он подбежал к столу, хватая ноутбук и плюхаясь на постель рядом с Чонином, заставляя добрую половину напитка разлиться на одеяло. — Не переживай, — не смотря на испугавшегося такой оплошности Яна, произнес Минхо. — Отдадим это одеяло Сынмину. Пусть поспит с цитрусовой благовонией. Мир вокруг Чонина разом утих, погружаясь в звуки нажатия клавиш на клавиатуре ноутбука. Подобные штуковины все еще казались ему чем-то запредельным и фантастическим, а люди, способные всем этим пользоваться, — настоящими шаманами, приближенными к кельтским богам. И интереса было слишком много, так много, что Ян в какой-то момент закрыл своей головой весь экран ноутбука, лишая Минхо какого-либо обзора. — Это что-то вроде волшебной книжки? — спросил Чонин, расфокусированным взглядом видя перед собой целое ничего. Он почувствовал тяжелый вздох своей макушкой. — Это что-то вроде того, где я смогу найти ответы на все наши вопросы. Голова Чонина почувствовала крепкие пальцы, которые с особым усилием отпихнули его подальше от гаджета. Еще с десяток минут в молчании, как Минхо облегченно выдохнул. — Что такое? — Я могу обратиться к своим любимым друзьям из спасательной группы, чтобы поднять архивы крушения курорта. Наверняка у них есть список жертв и пропавших без вести. Скорее всего, если ты действительно был там с семьей, то… — Минхо запнулся. — В общем, есть шанс, что ты есть в том списке. Скорее всего, что числишься мертвым, но есть. Мы можем попытаться убедить органы в том, что это ты, но без всяких подтверждений со стороны родственников нам вряд ли удастся это сделать. Но в любом случае! Шанс у нас есть. Чонин практически ничего не понял из сказанного, но облегченное выражение лица Минхо вселило в него надежду. Надежду на то, что, возможно, в скором времени он и Сынмин смогут быть вместе там, где было прежде всего комфортно человеку, попавшему ему в руки из лап снежной лавины.

***

Помещение было душным, испарина на лбу не переставала раздражать Сынмина, а звуки странных аппаратов и голос уставшей женщины из громкоговорителя и вовсе добивали его. Он и Минхо находились в месте, где им якобы могли помочь. Поразительно было то, что Ли, толком не знающий языка, но с телефоном в руке, сумел убедить своих бестолковых знакомых помочь ему. Ведь придя с железным и уверенным: — Мы нашли жертву крушения курорта. Было сложно нечто подобное проигнорировать. Так или иначе, то событие нехило встряхнуло все правительство Швейцарии. Если верить информации из Интернета, то где-то в Берне даже есть мемориал, посвященный погибшим в тот страшный день. Да и учитывая убедительность Минхо, сложно было ему не поверить. Как выяснилось в ходе долгого разговора, около трех лет назад случилось нечто подобное. Одиноко живущая женщина в пригороде столицы наконец-то дождалась своего «погибшего» супруга. Она, как и Сынмин с Минхо, изначально была неместной, но решила остаться в Берне навсегда, теша себя надеждой однажды вновь встретить своего любимого. Данная история взорвала все форумы и новостные каналы. Чего только Сынмин не начитался за все это время. — Ну что? — спросил уставшим голосом Ким, когда Минхо к нему вернулся с какими-то бумажками. — Им нужно посмотреть на Чонина, но им слабо в это верится. Так или иначе, он пропал ребенком, и сложно будет без фотографии и всяких документов идентифицировать его. Сынмин тяжело вздохнул. — Мне будет проще попросить Эрекуру перевезти нас в Корею, — пробурчал себе под нос, нервно почесывая отметину на своем затылке. — Не смешно, но подвижки в этом деле есть. Я позвонил отцу и попросил его переслать мне еще немного денег. И еще… — Минхо наклонился ближе к Сынмину. — Я могу ошибаться, но судя по тому, что мне сказали те страшные люди, родители Чонина живы. Чисто теоретически, если мы сможем их найти, то они смогут подтвердить личность своего сына, если же, конечно, поверят двум придуркам туристам из Берна в их жалкую историю. Сынмина словно осенило, но слова он не проронил. В его голове окончательно все сложилось в единую картинку, и было сложно поверить в такое стечение обстоятельств. Возможно, все дело действительно крылось в судьбе. В чем-то загадочном, в волшебном. Ему нужно было время, чтобы все осознать. — Езжай в отель, но не говори Чонину про родителей. Просто скажи ему, что есть шанс вернуть его в Корею. — Но почему не говорить про родителей? — Потому что я не хочу, чтобы наши надежды оказались ложными. А затем скрип тяжелой двери, и Сынмин остановился на ступенях. За его спиной важное и солидное здание, у него в руках телефон, а перед глазами оживленные улочки столицы. Минхо шустро поймал такси и послушно уехал в отель, оставляя своего друга среди чужой культуры и незнакомого языка. Но Сынмину такое не впервой. Его руки слегка дрожали, а неустойчивые ноги вели бездумно в ближайший сквер, где он нашел себя на одной из скамеек. На экране телефона открытый диалог с заведующей художественной академии с недавней перепиской, в которой Сынмин кратко обрисовал причину его задержки в Швейцарии. Масса сочувствия со стороны знакомой и приятной женщины, а также предложение помощи в случае чего. Теперь ему нужна эта помощь. — Госпожа Хван, — он приложил телефон к уху, слыша на том конце провода радостные восклицания заведующей. — Нет, я еще не вернулся, но… Я не совсем точно рассказал вам всем то, что со мной случилось. В общем, у меня к вам есть странная просьба. Не могли бы вы мне дать контакты родителей Ян Юна? Затяжное сомнение, а после неуверенное согласие. На очевидный вопрос Сынмин ответа не дал, но поблагодарил за скинутые номера. Он таращился на набранный на панельке номер. Сердце его больно билось об грудную клетку, а в горле спешно пересыхало. Сынмин боялся ошибиться. Боялся того, что его предположения — это побочный эффект выпитого отвара. Но за спрос не бьют, а иных вариантов у них нет. — Добрый… — Ким еще раз посмотрел на экран телефона, чтобы понять, какой час времени был в Сеуле. — Добрый вечер, Госпожа Ян. Я классный руководитель из художественной школы, звоню вам по вопросу… Звоню вам, чтобы поговорить о вашем сыне. Сынмин чувствовал, как заканчивался воздух в легких. — Здравствуйте! — и его ударило током. Голос женщины был таким же мягким, как у Чонина. — Юн рассказывал мне, что вы сейчас в отпуске. Что-то случилось? Мой сын умудрился доставить вам проблем во время вашего отдыха? И смешок. Короткий, такой знакомый. Это было чем-то поразительным для уставшего разума Сынмина. — Да… Ваш сын, — Ким закашлялся. — Ваш другой сын действительно доставил мне немного проблем. Время замедлилось, Сынмин долго слушал шуршащую тишину, пока не услышал робкое: — Что?.. В небольшом номере отеля сидел Ян Чонин, нервно щелкающий пальцами. Взгляд его цеплялся за яркие картинки на мониторе ноутбука, он следил за действиями, происходящими на экране, и искренне удивлялся тому, что наблюдал. Перед своим уходом Минхо всунул ему эту машинку в руки, как маленькому ребенку включил первый попавшийся мультфильм и спешно убежал, оставляя Чонина одного против изредка шипящего от излишней нагрузки устройства. Видя что-то невозможное, что-то, что люди смогли вытянуть из книжек и анимировать, Чонин невольно возвращался туда, откуда когда-то его забрал колючий снег. Размытые воспоминания, в которых он сидел на мягком ковре и видел нечто похожее на экране шумного телевизора. Чонин уловил запах каши, которую так не любил. Услышал голоса, которые ныне казались ему одновременно знакомыми и нет. С каждой минутой просмотра мультфильма Ян уходил все глубже и глубже туда, откуда его достал белоснежный дракон. Детство, разукрашенное теплыми размытыми красками. И мурашки появились по коже, а ком против воли образовался в горле. Чонин остался один среди людей, без тех, кого радостно в дошкольном возрасте нарекал родителями, без Эрекуры, которая смогла воспитать из него человека. В нем по-прежнему оставалась та дикость, та недоверчивость, но рядом с Сынмином становилось нестрашно. Становилось спокойно, но в это мгновение парня рядом не было. Были лишь тоскливые воспоминания, желание сбежать обратно в лес, извиниться перед белоснежной ящерицей и что-то придумать. Придумать что-то такое, что избавило бы Чонина от излишних дискомфорта и тревоги. Все казалось бессмысленным и слишком пугающим, и пальцы начали хрустеть громче, намереваясь вот-вот сломаться. Чонин хотел домой, но не знал, где теперь его дом. Не знал, пока…

***

Тяжелые сумки рухнули на пол, вынуждая прежде находившуюся в тишине квартиру взбодриться. В воздухе повисла пыль, духота помещения неприятно обволокла все тело. Теперь место, где Сынмин прятался от проблем взрослой жизни, назойливых учеников и сумасшедших идей своего лучшего друга, казалось незнакомым пристанищем какого-то другого Ким Сынмина, но не этого. Не было холода, аромата хвои и воя диких животных. Уютное помещение, обставленное с пола до самого потолка вещами, которые громко кричали об одном единственном. Здесь когда-то жил учитель художественной академии Ким Сынмин. Когда-то он забывал выкидывать просроченное молоко в урну, когда-то он забывал поливать цветы и заправлять постель. И искренне не верилось в то, что спустя столько времени Сынмин стоял в прихожей, пяля в темноту перед собой. Что спустя столько мучений, бумажной волокиты, нервных срывов и тяжело удерживаемых слез усталости он наконец-то оказался дома. В Сеуле. Сынмин твердо знал единственное — все случившееся не было сном. Оно по-настоящему происходило с ним, было рядом, держало его за руку один в один как сейчас. И то самое «оно» устало врезалось плечом в стену, задевая рамку одной из картин, позволяя ей сорваться с гвоздя и упасть на подставку для обуви. «Оно» засыпало, неизбежно рассыпалось в эмоциональном и физическом истощении, еще не до конца зная всей правды. Правды о том, как именно Ян Чонин смог покинуть Бернские Альпы и пролететь на самолете половину земного шара. — Нам нужно поесть, помыться и поспать, — Сынмин старался говорить осторожно и ласково, будто боялся, что в какой-то момент перегруженный мозг Чонина все осознает и парень испуганно забьется в угол, а хуже — замкнется в себе. — Поешь, помойся и спи, — неразборчиво ответил Чонин, продолжая скатываться по стеночке, но не переставая держать руку Сынмина. Его сердце обливалось кровью, а совесть запрещала дышать равномерно. Сынмин так и не рассказал ему, почему они здесь. Так и не объяснил, каким образом им удалось получить все необходимые документы и через какие моральные истязания они пришли, чтобы вернуть потеряшку в её родные края. Чем дольше Сынмин об этом думал, тем больше сомневался в том, что Чонин будет воспринимать Южную Корею своей родной страной. Им всем нужно было отдохнуть. Наконец-то расслабиться, обо всем поговорить и отпустить прошлое. — Ну уж нет. Сынмин не дал ему времени на подумать. Сынмин взял все в свои руки, ведь теперь его черед заботится о Ян Чонине. Он пообещал, он поклялся белоснежному дракону Эрекуре, что будет оберегать этого парня, несмотря на все сложности его непокладистого характера и диковатого бунтарства. Чонин и не то чтобы сопротивлялся. Его, скорее, больше не было здесь. Все, что удерживало его с реальностью, — это крепкая ладонь Сынмина, к которой он намертво приклеился за все минувшее на дорогу время. Он ел, заказанную парнем из доставки, местную еду и изредка щурился, не совсем понимая, казалось ли ему съеденное чем-то приятным по вкусу. Стоял под горячим душем и пальцем водил по плитке, рисуя конденсатом узоры, известные только ему. Постель Сынмина не была такой мягкой, как та, на которой он спал в избе, но все, что убаюкивало, — это знакомый запах и аромат кондиционера для белья. Чонин чувствовал истощение, и подобные чувства казались ему странной дикостью, ему думалось, что он болен, ведь внутри все болело, но обозначить конкретное место не удавалось. Весь спектр событий заставлял голову гудеть до тех пор, пока Чонин наконец-то не уснул. Все, что он делал в дальнейшем, — спал, изредка просыпаясь, чтобы сходить в туалет и осушить бутылку воды. Квартира Сынмина не отпечатывалась в его памяти, не заслоняла печаль разнообразием авторских картин, не воодушевляла ожившими растениями. Чонин с трудом мог сознаться самому себе — видел ли он Сынмина в крайнюю неделю? Приспособиться к цивилизации не оказалось чем-то сложным. Чонина больше не пугали микроволновка, шумный холодильник и поющая песни стиральная машина. Он не пугался голосов соседей за стеной, периодического появления Минхо в помещении, будто в потолке квартиры Сынмина была проделана дыра, через которую Ли прыгал внутрь. Чонин был где-то вне его новой жизни. Тишина в его голове все больше и больше съедала ворох беспорядочных мыслей, оставляя пустоту. Он перестал думать об Эрекуре, о том, в каком она сейчас состоянии. Перестал думать о своем деревянном домике, который, словно подарок на память, оставил дракону. Его сердце больше не сжималось в нестерпимой боли. Он чувствовал ничего. Ничего, пока через плотно зашторенные окна его лица не коснулись лучи весеннего восходящего солнца. За пару недель, срок которых удалось обозначить только благодаря ворчанию Минхо, что периодически просачивалось через чуткий сон, Чонин привык к тому, что Сынмин не любил кромешную темноту и всегда старался пускать внутрь солнечный свет, который никогда не доходил до его дивана, на котором он спал, ел и жил. Потому первой эмоцией Чонина было раздражение, заставляющее его чувствовать себя впервые за долгое время «живым». — Ты издеваешься? — матрас прогнулся под его весом, когда он уселся посреди постели, разрешая одеялу сползти с его плеч до поясницы. Ян расфокусированным взглядом угрюмо смотрел на не до конца зашторенное окно, за которым, кажется, что-то происходило. Не привычная лесу тишина, а жизнь мегаполиса, которую он в последний раз застал на пути из аэропорта из окна в такси. Чонин так и не позволил себе вылезти из этой скорлупы, представить себе, что происходит за пределами квартиры Сынмина, словно она сама по себе оказалась странным местом посреди глухого леса. Покрутив головой, Чонин понял, что место оказалось пустым. Сынмин просыпался рано, куда-то уходил и каждое утро оставлял Яну записки в надежде на то, что тот их однажды прочитает и заметит холодильник, набитый едой. Чонин ел, не мог не есть, но больше яблока и стакана воды в глотку не лезло. Слабые ноги ступили на холодный пол, и Ян зажмурился из-за неприятного ощущения. Его задачей было зашторить окно и лечь обратно спать, лишь бы не думать и ничего не чувствовать. Лишь бы остаться в этом безопасном, по его мнению, состоянии, не думая о том, а что делать дальше. Но он не смог задернуть штору. Его пальцы крепко сжали мягкую ткань, а взгляд зацепился за кусочек пейзажа. И, поборов себя, Чонин с шумом отодвинул занавес, позволяя солнцу целиком коснуться его кожи. Теперь он видел квартиру Сынмина. Видел, что на его стенах практически не осталось свободного места для какого-нибудь незамысловатого стикера с напоминанием о важной встрече. Видел картины, детские рисунки и парочку семейных фотографий, висящих над письменным столом. Видел жизнь, которую проживал человек, привезший его сюда и принявший решение не беспокоить его лишний раз, давая время на перезагрузку. Возможно, Чонин перезагрузился, потому что, возвращая взгляд к тому, что пряталось за плотным окном, увидел мир, который Сынмин наблюдал всю жизнь: небоскребы, разъезжающие по улицам машины, магазины, цветочные прилавки, обилие дорожных знаков и детских площадок у спальных районов. Людей было так много, что Чонин не знал, за какую фигуру ему стоило хвататься первым делом. С высоты этажа, на котором проживал Сынмин, все казались маленькими муравьями. Дверь из ванной тихо закрылась, и Чонин вздрогнул, понимая, что утро только-только наступило, а это значит, что Сынмин совсем недавно проснулся. Оба замерли, смотря друг на друга так, словно видели впервые. Чонин начал испытывать чуть больше, чем раздражение. Сынмин в оранжевых красках больше не казался ему серым пятном на фоне, занимающимся своими делами. Он виделся Сынмином. Тем самым Сынмином. Сынмином, к которому Ян испытывал слишком много теплых чувств, запрещенных к игнорированию. Сухие губы, покрытые неприятной склизкой корочкой, приоткрылись, но Чонин так и не смог проронить ни звука. Внутри него все задребезжало, вот-вот намереваясь разбиться на тысячу осколков. Казалось, избегание реальности испарилось в тот момент, когда Сынмин приветливо улыбнулся. Казалось, Чонин больше не мог держать все в себе. — Сынмин... — Сегодня я хочу тебя кое-куда отвести, — начал первым, поправляя полотенце на своих плечах. — И возражения не принимаются. Я дал тебе достаточно времени, чтобы ты пришел в себя. Голос. Чонин так хотел услышать полюбившееся тепло в чужих вибрациях, но по неясным причинам столкнулся только с серьезностью и холодом. Это заставило сжаться, прижать руки к груди и ощутить страх. Чонин лишь хотел чувствовать себя в безопасности. Хотел чувствовать дом. — Хорошо. И он проглотил это как данность, погрузившись в себя еще сильнее. Стресс заставлял кровь остывать, пустота разъедала внутренности все быстрее и быстрее. Чонин хотел к Эрекуре. И признание самому себе в этой слабой мысли заставило глаза заслезиться. Неужели сильный маленький воин Ян Чонин оказался таким слабым и подвластным чувству одиночества? Неужели он ничего не стоил, и все его надежды на быть в безопасности рядом с близким человеком остались только надеждами? Эти мысли, подобно пчелиному рою, набросились на него, нестерпимо жаля. И все то, что спасло его от нападок вымышленных насекомых, — это столкновение лбом об чужое плечо. Мягкое, теплое и немного влажное. Точно такая же ладонь зарылась в его спутанные грязные волосы, аккуратно сжимая. Сынмин обнял его, пытаясь успокоить. И в этом столь обыденном человеческом поступке крылось все то, чего так не хватало Чонину на протяжении всей его жизни. — Чонин, ты не один. Ты не один, можешь в этом не сомневаться. Губы задрожали, руки вцепились в хлопковую футболку, и Ян прильнул ближе, вдыхая слишком родной его телу запах. — Я хочу домой... Тяжелый и громкий всхлип заставил сердце Сынмина сжаться. Они стояли некоторое время бесшумно, Ким улавливал слабые попытки Чонина приглушить свои рыдания, в очередной раз оставить свою боль внутри себя и не давать ей возможности вырваться наружу. — Я отведу тебя домой, Ян Чонин.