Чернила

Сетт чувствует себя... Пустым. У них прекрасный секс. Афелий быстро подхватывает нужный лад и умеет задавать настроение сам; они замечательно совместимы - по крайней мере, если учитывать то, что они успели узнать о предпочтениях друг друга. Фел помогает ему раскрывать и принимать в себе самом какие-то заскоки - макияж на партнере, странное наслаждение от укусов-поцелуев и та звериная гордость, которую он чувствует, когда в груди поднимается рычание. Но всё хорошее исчезает, будто смытый волной рисунок на песке, как только они ложатся в обнимку на кровати после оргазма. Потому что Афелий не его. Они не пара. Не встречаются. Каждый раз, когда Сетт чувствует переполняющую изнутри нежность и желание сказать: «я тебя люблю», он вспоминает, что одна эта фраза может разрушить всё, что у него с Афелием сейчас есть. Так что он молчит, сам не зная, чего ожидает, и ему больно и хочется выть. — Ты грустишь. Сетт опускает взгляд, не прекращая рассеянно перебирать волосы Афелия. Он смотрит снизу вверх - внимательные чёрные глаза, мягкое выражение лица. Локон падает на его нос, и Сетт осторожно отодвигает прядь в сторону, пытаясь заправить за ухо. — Нет. — Ты делаешь такое лицо, когда тебя что-то гложет, - он тянет ладонь к лицу Сетта и гладит его щёку. Ох. Заметил. — Ладно, самую малость. Сетт чувствует, как рука Афелия невесомо скользит по плечу, к локтю, запястью, и потом обхватывает его пальцы своими - робко, будто сам не уверен. — Не хочешь рассказать? — Пока нет. Его взгляд блуждает по лицу Сетта. Свет так падает, что видно зрачок. Какой же он... Нереальный. — Ну ладно, - он снова удобно устраивает голову на груди Сетта, а тот получше перехватывает его бледную холодную руку, согревая. — Если захочешь, - он зевает, — расскажешь.  Очень хочется рассказать. Но Сетт уверен, что ни к чему хорошему это не приведёт. 

***

Какой-то сериал идёт по телевизору; тёплый и мягкий ковёр, который Сетт рассматривал в детстве и видел необычайных существ в узорах, лежит под ногами. Здесь хорошо. Всегда было хорошо. Он уже кое-что для себя решил. — Мама? — Что, моя крошка? — Ты... Можешь научить меня готовить лунные пряники? Звонкий стук спиц прекратился. Сетт поднимает глаза от учебника по китайскому и откладывает его на диван, рядом с собой - всё равно сегодня изучение языка идёт из рук вон плохо. Мама смотрит на него, чуть склонив голову вбок, ища ответы в его глазах. — Это интересная просьба. Конечно, я могу.  Сетт вполне способен приготовить лунные пряники, посмотрев пару видео в интернете, и они оба это понимают. Но почему-то Сетт чувствует себя таким уязвимым, что кажется, будто только тепло родного дома и совместная готовка с мамой могут защитить и убаюкать его душевные раны. — Почему тебе вдруг захотелось научиться? - она вытягивает своё вязание вперёд и придирчиво смотрит на узелки пряжи, прищурив глаза. — Есть причина. — Вот как? Даже родной матери не расскажет. Только посмотрите, во что превратился мой маленький Сеттрих. — Мам... Она улыбается и машет на него рукой. — Ну всё, хватит дуться. Иди лучше замочи красные бобы на ночь, нам завтра готовить лунные пряники.

***

— Котёнок, у тебя душа не на месте, я же вижу. Сетт прижимает уши к голове, делая вид, что ужасно занят проверкой готовности фасоли - он раздавливает между пальцами один боб, как мама недавно его научила, но, кажется, нужно ещё поварить.  — Не игнорируй меня. — Я пока не хочу об этом говорить. — Ты связался с плохой компанией? - она пытается заглянуть ему в лицо, но Сетт упрямо смотрит в большую кастрюлю, помешивая содержимое. — Ты кому-то задолжал? Подсел на наркотики? — Мам! - Сетт вздрогнул и всё-таки на неё посмотрел - она улыбается, довольная своей уловкой.  — Ну ты просто мне расскажи. Я же не знаю, что за несчастья могут упасть тебе на голову.  — Я пока не готов.  Она вздыхает, положив руки на пояс, и её уши дёргаются, и Сетт отводит взгляд. — Иди, замешивай тесто, несносный ребёнок.

***

Сетт держит в руках маленький круглый комок теста с начинкой. Мама заставила его отмерить на весах и то, и другое; он бы сделал это на глаз, просто потому что лень доставать весы.  — Ну вот, видишь, какая красота. Теперь засунь его под штамп и аккуратно прижми, и будет почти готово.  — А можно без штампа? - Сетт приплющивает пряник, чтобы придать ему правильную форму. — Мне хочется самому что-то нарисовать. — Можно. Она молча смотрит на его руки, когда Сетт когтем рисует какое-то пушистое существо с рожками и высунутым языком на поверхности пряника.  Она тихо говорит, поглаживая его плечо: — Твой дедушка, когда готовили лунные пряники, всегда выбирал три пряника и рисовал на них когтем, и отдавал нам, его детям, - Сетт замер, слушая. — Ты иногда так мне его напоминаешь, а вы ведь даже не встречались. А потом: — Извини. Мне не стоило начинать об этом говорить. — Нет, ничего, - неожиданно, Сетт не нашёл в себе тех ярких, как горящий костёр, негативных эмоций в сторону своих родственников, как это было в детстве. — Если... Если хочешь, расскажи о них больше? Она обнимает Сетта за руку, и он не может увидеть эмоции на её лице, но слышит улыбку в голосе: — Конечно.