Связанные небом

Опять они мне говорят, убей, чтобы выжить, Но я скорей убью себя, чем стану таким же. Порой мне хочется бежать навстречу ненастью, И вновь я не могу сидеть и ждать своё счастье. Я наблюдал. Я долго ждал в полумраке тот момент Я всё искал и лишь блуждал — жил надеждой столько лет! Я лишь вечно бегал, бегал по кругу — жил в ожидание чуда. Будь со мною — слышишь, и мы взлетим ещё выше! ОСТ к главе: Feat Ai Mori — In the Shadows (русский кавер)

_____________________________ — Я хотел, но меня опередили. Я не виноват! — сердце колотилось, как безумное, а страх за Минами почти что разъедал меня. И в голове невольной птицей билась лишь одна мысль: «Только бы Кацу больше её не трогал!» — Серьёзно? А ничего, что тебя «опередили» почти месяц спустя после того, как я дал задание?       В глазах моего старого знакомого всё ещё стояла ярость, но теперь выражение его лица изменилось: ему будто пришла в голову мысль и он заранее радовался тому, что мне эта самая мысль не понравится. Ведь, прижимаясь к Минами и что-то тихо говоря ей на ухо, он не сводил с меня глаз.       А после как бы невзначай в успокаивающем и даже отчасти дружеском жесте положил руку ей на спину. Правда, лишь на миг. После с силой толкнул Минами вперёд, отчего она, пролетев через всю комнату, с грохотом ударилась об стену.       Было слышно, как воздух со свистом покинул её легкие, и новый вдох Мина какое-то время сделать не могла: сжавшись от боли и хрипя, она будто бы пыталась что-то сказать, но вот комнату прорезал её крик. А моё сердце словно ножом проткнули… — Не смей! Отпусти её!       Я кинулся к Мине, хотя ноги еле шевелились от страха за неё, но меня тут же остановили: ударив в живот, буквально отшвырнули от неё. Но я не сдавался, всё силился пробить оборону помощников Кацу: попытка за попыткой, рывок за рывком. Но они почти играючи со мной справлялись. Да оно и понятно! Я был беспомощен: без оружия в руках, ослабленный не только физически, но и морально. Однако же не оставлял попыток хотя бы уговорить этого изверга больше не причинять девочке вреда.       Ведь я любил её! Даже не верится, что я мог так привязаться к кому-то, тем более к человеку. Но при одном взгляде на Мину внутри что-то переворачивалось… и хотелось одновременно смеяться, кричать, плакать. Порой даже казалось, я и взлететь могу от одной лишь её улыбки! Правда, сейчас я думал только о том, как её спасти. — Кацу, слушай, — от стычки с Богами, незванно посетившими дом, я дышал так часто, что голова кружилась. — У меня есть объяснение, но пожалуйста, отпусти девушку! Я всё отработаю, клянусь! Я знаю, что поступил неправильно! Но, Кацу, она ведь ни в чëм не виновата. Не трогай её! Не трогай! — Не виновата? Интересно, что ты так считаешь! Говоришь, встретились вчера? — он перевёл взгляд на Минами: поначалу она была сбита с толку и будто бы не видела ничего вокруг, но теперь глядела на своего мучителя, как испуганный, попавший в капкан зверёк, и плакала, явно не понимая, что происходит и к чему эта жестокость. — О, да, а сегодня вы мило воркуете, точно голубки? Я не такой идиот! Смотрю, вы вкусно пообедали, и кимоно на этой девке — дорогое!       Чёрт! Я совсем не подумал, что в моей истории такие несостыковки. Если она — дочь бедняков, что пришли в наши края на заработки, подобное кимоно ей и её семье точно не по карману… Чёрт, думай, Ято, думай! — Я вижу, что ты к ней привязан! — продолжал Кацу, пока я лихорадочно сочинял новую легенду, которая могла бы спасти Мину. — Признайся, жил здесь с этой человеческой девчонкой, тратил на неё мои деньги и думал — тебе за это ничего не будет? Что и ей я это спущу с рук?       К моему ужасу, он опять заговорил с Минами, а ведь в прошлый раз это ничем хорошим не кончилось. Я хотел было снова прошмыгнуть к ней через двух Богов и шинки, что преградили мне дорогу, но один из них не выдержал и резанул меня в бок клинком: боль от раны моментально дала о себе знать и, медленно растекаясь, начала отдаваться в груди, животе, ногах и даже голове.       Я упал. Зажмурившись и стиснув зубы, некоторое время был обездвижен и словно потерял счёт времени, но всё же смог опомниться и подняться, хоть на ногах теперь стоял не так устойчиво. Но это мелочи. Я и похуже выдерживал. Я выстою! Да пусть бы они и дальше меня резали, даже убили, только бы не трогали Минами!       Жаль, Небо, которому я отправлял свои мольбы, было глухо ко мне. Впрочем, как и всегда… И хищно глядя на и без того испуганную девушку, Кацу явно не собирался её отпускать. — Плевать хотел, сколько тебе лет, — медленно и вкрадчиво произнёс он, совершено точно наслаждаясь беспомощностью Мины, — но я знаю одно — хороший жизненный урок полезен в любом возрасте. И сегодня я преподам тебе один. За всё в этом грёбаном мире нужно платить!       Я успел крикнуть: «Нет!», но мой возглас потонул в криках любимой. Кацу начал бить её: не так сильно, чтобы она сразу потеряла сознание, однако для Мины и это было адом.       Она надрывалась, заходясь в криках и кашле, пыталась закрыться от ударов, молила прекратить, остановиться, но он её не слушал: лишь смеялся, наблюдая за её тщетными попытками воззвать к его милосердию.       А я вновь рвался на выручку, ведомый не только страхом, но и яростью: Кацу причинял боль той, кто мне дорог, и я готов был порвать его голыми руками, переломать ему все конечности, сделать как можно больнее за то, что он творил на моих глазах.       Боль от пореза будто перестала существовать, как и всё вокруг. Даже время словно остановилось, более ничего не имело значения, и единственное, что я видел — как моя маленькая девочка, подтянув колени к груди и прикрыв голову, пытается защититься от её мучителя.       Только вот Кацу эта картина не трогала: каждый раз находя всё новые уязвимые места, он наносил удар за ударом. Получая удовольствие и от мучений девушки, и от моих страданий — оттого, что я не мог ей помочь.       А я пытался. Снова. Молотя кулаками как ненормальный, я даже сбил с ног одного Бога и шинки Кацу, стоявших ближе, но третий смог ударить меня по спине, вышибив дух, а после, схватив острую металлическую палку, которой я мешаю угли в ирори, воткнул её мне в голень.       Я снова упал. — Ублюдки! — прорычал я, схватившись за торчавший из ноги прут: он был весь в крови, отчего быстро вытащить его я не смог — руки скользили. А когда всё же получилось, не сумел подняться: воспользовавшись моей слабостью, оклемавшиеся от ударов противники сразу же придавили меня к полу. А после, заломав руки за спину, связали их, окончательно отбирая у меня надежду вырваться из западни и вытащить Минами из этого дома. Заставляя вновь сосредоточиться на девушке, ставшей жертвой изверга по моей и только моей вине.       Она лежала на полу.       Еле дыша, как тряпичная кукла, которую выбросили за ненадобностью. Такая маленькая, худенькая… И видеть эту картину было невероятно мучительно!       Странно, но пока Мина кричала, моё сердце тоже выло от беспомощности, от желания ей помочь. А теперь, когда она затихла — и в груди точно что-то сломалось. Остановилось. Замерло вместе с ней. — Мина… — прошептал я, уже не сопротивляясь тому, что меня привязывали к крюку на потолке. — Минами, прости меня! — Она тебя не слышит, — будто издеваясь, Кацу подошёл ближе, наблюдая за тем, как я почти обмяк: если бы не подвязанные руки, я бы, наверное, не смог стоять. — Ну что, больно? Терять то, что тебе дорого? Видеть, как оно буквально ускользает сквозь пальцы, причëм не по твоей вине? Вот и я чувствовал нечто подобное, когда пришлось платить другому за то, что не выполнил ты. — Ты сравниваешь сраные монеты с жизнью человека! Это неправильно! — крикнул я ему в лицо, ощущая такую злобу и ненависть, какую не ощущал очень и очень давно. — Ну тут уж кому что важно в жизни, — Кацу изучал ногти на руках, будто они были интереснее разговора со мной. — Не тебе меня судить. — И не тебе — меня! И уж особенно её! — я кивнул на Мину, которая всё ещё лежала, почти не подавая признаков жизни. — Отпусти её и давай решим, как я могу отдать долг. Сколько ты потребуешь? Пять? Десять? Двадцать лет? Я готов работать на тебя годами без оплаты. Я клянусь! Хочешь — привяжи меня к дому, как собаку, если боишься, что сбегу, но её освободи! Ты ведь и так уже вдоволь наигрался!       Сердце колотилось: то ли от страха, то ли от предчувствия, что моё предложение Кацу совершенно не устроило. Да и с чего ему мне верить? Будь я на его месте — тоже бы не расценивал слова предателя за чистую монету. — А с чего ты взял, что я наигрался? Я только начал! — Кацу широко улыбнулся, подтверждая мои опасения. — Да и долг… Что, если его отработает она? А? И приятно, и полезно… На всю сумму не потянет, но, если будет стараться, я прощу тебе треть. Как такое предложение? — Не смей! — голове вдруг стало так жарко, будто я сунул её в огонь, а по рукам и ногам прошла дрожь: я вновь ощутил страх, только теперь он был почти бесконтрольным. — Даже пальцем её не трогай!       Случилось то, чего я так боялся. Одно дело запугивать Минами и даже бить, но если он решит надругаться — это сломает её. И если даже сможет жить дальше — Мина уже никогда не будет доверять мужчинам. Да и вообще… людям. — А то что? — Кацу захохотал, держась за живот. — Не в твоём положении мне указывать, Ято! Я прямо сейчас могу выпустить ей кишки и украсить ими твой дом. Может, тогда он перестанет быть таким унылым и обшарпанным, — он поджал губы, скорчив противную рожу. — Нет, не можешь. Не имеешь права! — я не собирался переходить к такому аргументу, но выбора не оставалось. — Ты ведь знаешь законы Аматерасу! Мы не смеем вредить смертным! Они — нас создают, они не дают нам сгинуть! Если она узнает… — Да плевал я на Аматерасу с её законами! — Кацу махнул рукой. — Она пусть командует у себя на Небесах — а здесь мы правим! — он говорил всё громче. — Да и… от кого я это слышу, Ято? Уж помолчал бы… Тоже мне — праведник!       И он был прав. Ужасно, но ещё зимой я перебил несколько семей и почти ничего не почувствовал. Конечно, благодаря Сакуре меня мучала совесть, но я всегда мог её заглушить: убеждал себя, что меня таким создали и я делаю это исключительно ради выживания, а не для забавы, как это было в детстве.       Однако после встречи с Миной всё изменилось.       Я стал думать иначе. Поступать не как прежде. Хотеть большего.       Она сделала меня абсолютно другим, будто бы починив. Я осознал, что любая жизнь — ценна. А ещё, что в погоне за выживанием совершенно не замечал, как прекрасен мир: сколько в нём красок, звуков, вкусов. Я ведь раньше не жил — существовал! Будучи жестоким не только к другим, но и к самому себе: отказываясь от любых даров, что могла преподнести жизнь, считая желание найти лучшее — слабостью, а чувства — недостатком, я не замечал, как пролетают годы. Делал одно и то же, ничего не хотел, ни о чём не мечтал.       А с Минами будто по-настоящему открыл глаза. И хоть я всячески этому препятствовал, грубо с ней обращался, а порой и вовсе был полнейшим ублюдком — она мне помогла. И помимо доброты, которой, я думал, во мне и не было никогда, она воскресила любовь — давно забытое и, как я считал, потерянное чувство. — Ято… — хоть Кацу продолжал о чëм-то говорить, его слова доносились до меня будто издалека. А вот тихий голосок пришедшей в себя Минами сразу же отозвался в сердце. — Мина! — увидев, как она морщится от боли, приподнимая голову, я сразу же захотел её утешить. — Мина, послушай, всё будет хорошо. Я тебя спасу! — Не нужно таких заявлений! — Кацу усмехнулся мне в лицо. — Зачем давать обещание, если не сможешь его сдержать?       Я вновь попытался вырваться, дабы показать, что он не прав, но верёвки крепко стискивали запястья, врезаясь в кожу и оставляя на ней синевато-красные следы. — Ято… — снова повторила Минами.       Ей было страшно. Точнее, она была в ужасе! Впрочем, как и до этого, но сейчас этот ужас отражался не только на лице: она дрожала, как лист на ветру, с головы до ног, а ещё вздрагивала, потому что не могла вздохнуть свободно, полной грудью. И голос: он не был звонким, как раньше, с толикой улыбки и мягкости — он стал хриплым, но в то же время скрипучим, надрывным, порой шепчущим. Мина словно тратила последние силы на слова, которые с трудом срывались с губ, и пару раз она произнесла моё имя без всякого звука… Правда, для меня это было громче любого крика. — Ято…       Она искала помощи и сострадания в глазах собравшихся извергов. Но когда поняла, что надежды нет… посмотрела на меня и двинулась в мою сторону. Хотела встать, но не получилось: видимо, её ноги тоже не слушались, поэтому, предприняв несколько неудачных попыток, просто поползла ко мне. Медленно перебирая руками и ногами, неумело подтягиваясь, снова морщась от боли, она небыстро приближалась. А когда оказалась рядом, была даже не в силах встать.       А остальные просто наблюдали за происходящим. Понимая, что это не спасёт девочку, что я никак не смогу её защитить. Наблюдали. С довольными рожами продумывая, что с ней сделать дальше. Ждали.       А Мина, из последней надежды обхватив мою ногу и прижавшись к ней, подняла голову, смотря на меня своими аметистовыми, полными слёз глазами, выдыхая через дрожавшие и местами потрескавшиеся губы, сжимая мои одежды негнущимися, а где-то и стёсанными в кровь пальцами. — Помоги мне, — почти неразборчиво прошептала она. — Пусть они меня больше не трогают. Ято, пожалуйста. Пусть они не делают мне больно!       И, кажется, сердце оборвалось, более не желая биться.       Я бы сейчас всё отдал, чтобы Минами больше не страдала. И то, что было в моей жизни, и что есть теперь… Да я и будущее своё готов был за это продать, только бы ещё раз увидеть, как она улыбается. — Пусть он вернёт, что должен. И не только свою часть, — Кацу облизнулся, оглядывая её голые, не прикрытые кимоно ноги, — и то, что мне пришлось заплатить другому за выполнение его работы! Тогда я подумаю. — Но сейчас это невозможно! Я не могу заработать, будучи связанным, — я вновь постарался вырваться, но на этот раз не из пут на руках: подумал, может, получится сорвать крюк с потолка — тот, к которому вела верёвка — но тоже не вышло. — Я клянусь тебе, я больше никуда не денусь. Но её не трогай. Зачем тебе это? — Чтобы ты понял, как больно терять своё! — вновь повторил Кацу свою мысль, будто желая, чтобы и Мина это услышала. — А ещё — мне скучно. А когда мне скучно — я себя развлекаю.       Минами закричала. Потому что поняла его намерения. И я понял, но наоборот, точно онемел. Застыл. Растерялся. Я ещё никогда не чувствовал себя столь жалким, столь беспомощным. Мне в разные передряги приходилось попадать, но я всегда знал, что справлюсь. Даже если больно, если страшно, если тяжело — выход был и я его находил. Каждый раз, но не сейчас. Наверное потому, что в данный миг от меня зависела не столько собственная жизнь, сколько жизнь Минами, а за другого всегда отвечать тяжелее.       Наверное, ещё и поэтому я предпочитал быть один. Так проще… Только вот теперь назад дороги нет. Я уже любил её и отступать не собирался. — Отпусти её! Кацу! Я тебе обещаю, если ты её ещё хоть раз тронешь — я убью тебя!       Но и угрозы мои не подействовали. И, кажется, только его разозлили: мучитель Минами, схватив её за волосы, буквально оторвал девушку от меня, вновь вытащив на середину комнаты. А после, сжав её шею, начал бить головой об пол.       Я вновь вырывался, уже стесав кожу на запястьях почти до мяса, но чёртовы верёвки никак не поддавались. А тем временем Мина, третий раз ударившись об пол, затихла. Больше не двигаясь. Будто бы и не дыша. — Если она умерла… — прошептал я, глотая слёзы.       Я смотрел на неё не моргая, пытаясь уловить хоть одно движение, будь то вздох или трепет ресниц. Заранее ощущая накатывающее чувство скорби, тоски и всепоглощающей вины. Дрожа от злости и ужаса от того, что я натворил… Не понимая толком, что хочу сказать. Снова буду угрожать? А в чëм смысл? Если Мина не выжила — её уже ничто не вернёт: ни месть моя, ни злоба. — Да нет, дышит пока твоя ненаглядная, — Кацу издевался, водя пальцами по её щекам. А я вдохнул так глубоко, будто вынырнул из воды — настолько громадным было облегчение. — Но знаешь, я ведь мог и обидеться на твои слова. И прямо сейчас сломать её тоненькую шейку. Это просто! Хочешь, покажу? — Нет! — крикнул я, когда он ещё даже не договорил. — Я был не прав. Прости. Умоляю, не трогай её больше. Неужели тебе её не жаль? — Ну… нет, — он пожал плечами. — Если только са-а-амую малость. Обидно истреблять такую красоту и молодость. В этом что-то есть… — Тогда давай поговорим, хорошо? Скажи, что я могу сделать, и я сделаю это, — я почти рычал от злости: по кивку Кацу его друзья потащили Минами к стене, оставляя за ней еле заметный шлейф крови, а после начали привязывать к одному из опорных столбов дома. — Тебе ведь от её смерти ничего не будет. Ты ничего не выиграешь, так? Может, моральное удовлетворение получишь, но уже завтра тебе вновь станет скучно, тогда как, если пойдешь мне на встречу, сможешь ещё долго брать свою выгоду. Разве я не прав?       Я, наконец, нашёл правильные слова: с трудом задействовав холодный разум и не обращая внимание на плачущее по Мине сердце, сделал предложение, от которого, я был уверен, Кацу не откажется.       И, как ни странно, был прав, хотя уже начало казаться, никакие мои слова не смогут его переубедить.       Мой наниматель сначала задумался, а после кивнул. — Хорошо, отвяжите его, — он махнул в сторону выхода из дома и направился наружу. — Поговорим там — меня от этих четырёх стен уже тошнит. — Обещай, что ты её больше не обидишь! — стоило до этого поднятым рукам опуститься вниз, как мышцы сразу же неприятно закололо. — Прямо сейчас! — Обещаю, что не трону её больше и пальцем, — Кацу как-то странно улыбнулся. — А моим обещаниям, в отличие от твоих, верить можно.

***

      Разговор был долгим, потому как легко откупиться от Кацу было задачей почти невыполнимой.       Он был довольно состоятельным — посредником между заказчиками и исполнителями: его находили люди и Боги, желавшие решить проблему, а Кацу мастерски подбирал тех, кто на такое способен. И это не всегда было убийство. Ещё воровство, запугивание, поиск пропавших… да даже строительство дома — к нему обращались за чем угодно.       И, разумеется, за свои услуги он брал не мало, хотя на конечную работёнку искал тех, кто в этой жизни с жиру не бесится и готов выполнять задания за мелкие крохи. Сам же Кацу и его прихвостни забирали большую часть оставленных заказчиком монет, при том что почти палец о палец не ударяли.       Таким вот работягой был и я, чаще всего убивая и калеча по его указке. И сделал бы это в прошлый раз, получив свою оплату, но встретил Минами…       Я уверял себя, что не иду на дело только потому, что не хочу оставлять девчонку одну. «Она так боится, стоит мне выйти из дома!» — так я успокаивал совесть, что будто предчувствовала, чем всё может кончится. На деле же, и поначалу мне было сложно признаться в этом даже самому себе, я посмотрел на людей другими глазами. Понял, какими они могут быть хорошими, чистыми, добрыми… как Мина! И отнять чью-то жизнь для меня стало проблемой.       Был бы тот, кого мне заказали, Богом или шинки — выполнил бы задание, хоть для этого и пришлось бы помириться с Норой. Но тот бедолага, чью жизнь я обязан был оборвать, был человеком, обычным парнем: его полюбила девушка, отец которой хотел выдать её за другого — богача, что сможет обеспечивать их семью. А девушка шла в отказ, упиралась. Вот папаша и задумал убрать претендента.       Жаль парня. Выходит, он уже мёртв, ведь на моё место наняли другого, а девушка, что была ему дорога, теперь убивается горем.       Однако особо жалеть о его гибели я не мог: на кону стояла жизнь моей любимой.       И по предварительному соглашению для её спасения я должен был делать всё, что велят: от убийств до мойки трактиров. И за всё это я не получу ни монеты на протяжении пяти лет. Странно, я думал, Кацу меня чуть ли не вечно заставит себе служить или, по крайней мере, на тот срок, пока бьётся сердце Минами, но он оказался довольно мягок в своём решении. И это вроде и радовало, но настораживало.       А ещё настораживало, что руки мне так и не освободили. Они были связаны между собой всё той же веревкой, тогда как это не имело смысла: три Бога и три орудия против меня, так ещё и у шинки Кацу был самурайский клинок — убить меня этим человеческим оружием он не мог, но задержать — вполне. Да и куда бы я делся? Хотел бы сбежать, сразу это сделал, но дал понять — без Минами я не уйду. Но незваные гости, видимо, меня опасались. — Хорошо, я согласен, — не терпелось проводить их и наконец посмотреть, как там Мина — меня пугало, что на полу оставалась кровь. Любимая была ранена, а люди — существа очень хрупкие. Вероятно, если ей не помочь сейчас — потом будет поздно. — Меня можно развязать? — А я могу тебе верить? — вновь уточнил Кацу, противно улыбаясь. — Я дал слово — теперь и ты дай его. — Я обещаю! Сделаю всё, о чем договорились, — рана на боку снова заныла. Мне ужасно хотелось лечь или хотя бы сесть, но я слабости не показывал. — По рукам?       Я протянул к нему связанные запястья, и, как ни странно, Кацу действительно дал команду своему шинки. Тот наконец разрезал верёвки, которые, правда, не сразу упали к моим ногам: от крови они присохли к коже и пришлось постараться, чтобы освободиться. — Надеюсь на твоё благоразумие. Ведь в следующий раз мы не будем столь добродушны, — он протянул ладонь, пожимая мою. — Я бы на твоём месте не пропадал. И ещё…       Он вроде бы двинулся уходить, но еле заметно кивнул своим подданным, и те в мгновение ока повалили меня на четвереньки. Я не совсем понимал, что происходит: мы же обо всём договорились! Что я сделал не так? Однако выработанные годами рефлексы были быстрее мыслей: перекувырнувшись, я ушёл от внезапной атаки, пока толком не понимая, что собираюсь предпринять, но осознавая, что более не дам этим уродам себя калечить. И даже схватил одного из Богов за горло, планируя использовать его в качестве щита от ударов остальных, но, громко крикнув: «Кинки!», Кацу призвал своё орудие — засветившись на месте, он превратился в цепь, один конец которой теперь был в руках хозяина, а второй — ударил мне по пальцам. — Ты что творишь?! — в моём голосе были и злость, и паника, ведь я снова оказался не в самом выигрышном положении. Прихвостень Кацу вырвался из хватки, и теперь против меня были три Бога: вооруженных и опасных. — Развлекаюсь, — оскалившись, Кацу раскрутил свою цепь, снова бросив её в мою сторону, но я увернулся, хотя она звякнула прямо возле моего лица. — Остановись! — рыкнул я, когда цепь снова чудом меня не задела. — Какого чёрта? — А ты спрашиваешь? — в третий раз его попытка наконец увенчалась успехом: вымотанный от ран и ударов, я не смог вовремя среагировать и металл сомкнулся вокруг моей шеи, утягивая вниз. Грохнувшись оземь, я ощутил такую боль в груди, что по первой не мог сделать вздох. — Ты очень расстроил меня, Ято. Не делай так больше. Я ведь могу и разозлиться. — Ах ты… — прошипел я, но Кацу не дал договорить.       Взяв валявшийся сзади него клинок, что был до этого в руках его шинки, он без капли сожаления вогнал его мне в живот, да с такой силой, что часть острия вошла в землю. Теперь я был буквально нанизан на лезвие и не мог толком пошевелиться.       Боль была неимоверная. Я закричал, но изо рта пошла кровь: густая, горячая — она встала в горле, отчего я начал кашлять, захлёбываясь в ней. Стало ещё больнее. — Зачем? — прохрипел я, пытаясь освободиться: рана от человеческого оружия быстро заживёт, но для этого нужно было вынуть клинок из тела. А я не мог: ведь один его конец был воткнут в землю и мне не хватало сил его вытащить, а со второго была рукоятка, не дающая мне подняться. — А мне нужна причина? — он покачал головой. — Ято, Ято. И ничего это ты не понял…       А после произошло то, чего я совсем не ожидал.       Достав из мешочка на поясе кресало и кремень, он подошёл к дому. Смотря мне в глаза. Скалясь, точно шакал. Давая мне время понять его замысел.       Высекая искру…       Искру, которая, попав на тонкую рисовую бумагу окна, моментально воспламенилась. — Что ты творишь?! — задыхаясь, кричал я, дергаясь на лезвии, которое всё же поддалось: я смог упасть на бок, но клинок всё ещё торчал из моего тела, заливая меня кровью и причиняя ужасные муки. — Ты же обещал! Мразь, ты обещал! — Что и пальцем не трону твою девицу! — перекричал меня Кацу, показывая чистые руки. — Видишь, я здесь, она — там. Всё честно! — Я не буду тебе помогать! Я не стану, если она не выживет! — злость во мне смешалась со страхом. — Вытащи её! Вытащи! — А мне и не надо. Чтобы ты помогал, — он рассмеялся, как и его дружки, и я осознал: всё это была игра. Очень жестокая и заранее обговорëнная. — Нужен мне такой раб, который не держит слова. — Но я буду! Клянусь! — я силился подняться вместе с лезвием, но клинок казался таким тяжёлым! — Кацу! Спаси её! — Не-а, — он заматал головой, а в это время из стен дом раздался протяжный и полный ужаса крик. — Да и, кажется, поздно уже. Зато ты тоже вынес из этого замечательный урок, Ято: не стоит предавать тех, кто сильнее и умнее тебя. А пока…       Он показал своим помощникам, что нужно уходить. — Не хочу слышать эти визги. Да и сейчас, наверное, так аппетитно запахнет жареным, а я, как назло, голодный. — Кацу поднялся и теперь смотрел на меня сверху вниз. — Пожалуй, пойду! А ты помни — всё это только из-за тебя. И живи с этим… пока можешь. — Ублюдок! — мне хотелось достать до его ноги, чтобы повалить на землю, сделать больно, но воздух вновь разрезал крик Минами. — Ты трус! Слышишь? Трус! Будь у меня орудие — я бы от всех вас мокрого места не оставил!       Перед глазами начали плясать языки огня, постепенно расползающиеся по стене. — Но у тебя его нет. Вот так беда, правда? — Кацу захохотал. — И самое смешное — ты ведь сам мне об этом рассказал! «Я готов выполнять задания, но против других Богов не пойду — у меня нет шинки», — так ты сказал? Показав тем самым, что самое сильное божество, которое я когда-либо встречал, теперь беззащитен. И беспомощен, как ягнёнок.       Кацу толкнул меня вбок, ухватившись за эфес торчавшего из моей спины клинка, и двинул рукоятку вбок, вновь причиняя мне боль.       Я снова закричал. И вместе с моим криком из дома раздался ещё один: крик Минами. — Умоляю. Вытащите меня отсюда! Ято! Где ты? — она кашляла, было слышно, как она задыхается от дыма и гари. — Пожалуйста! Помогите мне! Кто-нибудь! — Минами! — я вставал, падал, снова вставал и снова падал от потери крови, бессилия и боли. — Мина, держись! — Как это драматично, — призвав своё орудие в человеческий облик, Кацу что-то ему сказал, а после двинулся уходить. — Счастливо оставаться, Ято. Передавай моё почтение Минами — мне было приятно с ней познакомиться. — Тварь! — я горел изнутри, будто разрастающийся пожар был не в доме, а во мне.       А Кацу, более не оглянувшись, сделал ещё несколько шагов и исчез в голубоватых всполоха света, оставляя меня один на один с ужасающей реальностью. Той, в которой Минами должна была вот-вот сгореть заживо. — Помогите! Молю, хоть кто-нибудь! — она продолжала надрывно кричать, но голос её становился всё тише и тише, пока окончательно не затих.       А пламя тем временем всё больше пожирало дом: расползалось алым заревом по стенам, полу и потолку, стреляя в воздух снопами искр, шкварча там, где дерево было влажным, оставляя за собой лишь пепел.       Я чувствовал, что сил во мне почти не осталось. И сейчас самым желанным для меня было провалиться в беспамятство до тех пор, пока не оклемаюсь и не смогу вытащить клинок из тела. Но Мина… Она звала меня! Она умоляла её спасти, но если бы даже молчала — я бы не смог оставить всё как есть. Пусть надежда на её вызволение таяла с каждым мигом — я не сдавался: пытался вытащить клинок из тела, но пока что лишь ранил руки, тогда как сталь ничуть не поддавалась.       И оставался только один способ: ужасно болезненный и опасный тем, что я мог потерять сознание от слишком сильной боли, но кем я буду, если не попытаюсь?       Предателем!       Поэтому, давая себе буквально несколько мгновений, чтобы собрать волю в кулак и сделать пару глубоких вдохов, я приподнялся на руках, а после всем весом упал на живот, на лезвие, что торчало из тела.       Получилось.       Клинок вышел из спины и упал на землю рядом со мной, только вот он с новой силой разрезал плоть, да так сильно, что у меня даже сил закричать не осталось: я зажмурился и открыл рот, но не издал ни единого звука. По коже сразу же прошла волна холода, предшествующая потере сознания. А ещё затошнило. И тело перестало слушаться.       «Вставай!» — мысленно приказал себе я, но сперва не получалось. И когда казалось, я не смогу больше пошевелиться, будто открылось второе дыхание: скорее всего, рана начала подживать и от этого стало немного, но легче. Я смог встать сначала на колени, а потом и вовсе подняться, правда, опирался на всё тот же, залитый моей кровью клинок. — Минами! Я иду! — скорее прошептал я, понимая, что она не услышит моего голоса за треском пламени и грохотом, с которым обгоревшие куски дерева разламывались и падали вниз. Но надеялся, она каким-то образом почувствует, что я на пути к ней, и продержится ещё немного.       Только, оказавшись внутри, оцепенел: почти всё было в огне. Стены, потолок и практически весь пол потонули в ужаснейшем пожаре, и единственным местом, до которого пламя ещё чудом не добралось — был дальний угол комнаты. Там, где была Мина.       Она лежала не шевелясь: бездыханная, но всё же относительно целая — лишь часть её одежды немного обуглилась. Это не могло не радовать, однако я знал самый большой и ужасный секрет таких пожаров: что убивает не пламя, а его дыхание. А значит, Минами могла быть мертва, вот только не узнать наверняка мне бы не позволила совесть.       Поэтому, несмотря на адский жар, на падающие с потолка тлеющие обломки, на сухой воздух, которым было трудно дышать, и искры, что летели в глаза, я медленно пробирался к любимой, вновь моля Небеса, чтобы она выжила. Ведь я уже здесь! Я рядом! Я скоро вытащу её! — Мина! — закрывая нос и рот рукавом, я силился не провалиться в сон: меня снова шатало и тошнило от трёх кровоточащих ран. — Минами, очнись! Нам нужно уходить!       Добравшись до неё и откинув клинок, я рухнул на колени и принялся бить её по щекам, трясти, сжимать её руки, но Мина не откликалась: от моих движений её голова поворачивалась то в одну сторону, то в другу, но глаза оставались закрытыми. — Минами! Пожалуйста! — я не оставлял своих попыток. — Я не смогу тебя вытащить сам. Ну же! Ты нужна мне!       Потянувшись к лезвию и разрезав верёвку, которой она была привязана к балке, я поднял её в сидячее положение, но и это не помогло. — Минами!       Тишина. Кажется, она даже не дышала, хотя глаза так резал дым, что я мог и ошибаться. — Девочка моя, пожалуйста! Ну же. Мина! — взяв её за плечи, я снова потряс любимую, но и в этот раз ни один мускул на её теле не дёрнулся.       Она не шевелилась. — Чёрт! — ударив по полу рядом, я ощутил ещё и боль от ожога: кулак опустился на уже начавший тлеть около нас деревянный настил, а это значит, медлить было нельзя. Если и есть вероятность, что девушка жива — её надо вытаскивать.       И хоть казалось, я не смогу, хоть болело уже всё тело, голова кружилась, и меня одолевала дичайшая слабость — я кое-как перехватил её, чтобы в дальнейшем не уронить, а после с огромным трудом поднялся на ноги. Боясь, что они вот-вот подогнутся.       По пути сюда меня поддерживал клинок, на который я упирался, словно старик — на трость. Теперь же опоры не было, так ещё и огонь начал бушевать сильнее, обжигая мне стопы и руки, заставляя кашлять и задыхаться. Но я шёл вперёд — туда, где видел просвет улицы. И когда казалось, я не справлюсь, смог таки выбраться, правда, в последний момент упал на землю вместе с Минами, больно ударившись о сухую твердь. — Мина, — прокряхтел я, уже не подходя, а подползая к ней и переворачивая её на спину. — Дыши! Давай же, открой глаза!       Но она действительно не дышала. Я понял это, стоило положить руку ей на грудь и прислушаться.       Она задохнулась.       Она погибла! — Нет! Нет, ты не могла! — начал кричать я, раз за разом нажимая ей на рёбра. — Только не так, как ты всегда боялась. И не сейчас! Ты ещё слишком молода!       В крови будто что-то забурлило от страха и горя, а боль и всё остальное отступило, стало неважным. — Ты будешь жить. Ты справишься. Минами! — я продолжал тормошить её, хотя частью сознания понимал — бесполезно. — Прости, что так поступал. Что был груб и жесток, что смеялся над тобой и твоими слабостями. Я… ну я такой, прости меня. Хочешь, можешь ругаться. Хочешь — бей. Только открой глаза! Мина!       По щекам потекли слёзы. — Если откроешь глаза, я обещаю быть самым нежным с тобой, самым чутким, самым добрым. Я никогда тебя больше не обижу, ни за что не брошу. Только вернись ко мне, — я ещё сильнее надавил ей на грудь, отчего воздух со свитом покинул её легкие. — Я не хочу больше быть один. Не оставляй меня.       В висках ужасно стучало. Шум в ушах не давал сосредоточиться на звуках вокруг. Тошнота подкатывала к горлу. А ноги и руки словно были не моими — слушались, но не охотно, будто запоздало. А ещё ужасно хотелось спать, возможно, как никогда в жизни, но я из последних сил держал глаза открытыми, всматриваясь в каждую черту лица Минами.       Девушки, которую я, похоже, потерял… — Прости… — прошептал я снова, но теперь уже извиняясь не за то, что был сволочью по отношению к ней. А потому, что не уберёг. — Я правда хотел лучшего для тебя.       Приподняв её голову, я положил её себе на колени. Ощущая одновременно переполнявшую меня нежность и нереальность происходящего. Я будто спал и видел кошмар.       Я не верил.       Перебирал в голове все возможные варианты того, как мог исправить случившееся, что мог сказать или сделать по-другому, было ли в моих силах не допустить такого. Однако понимая, что всё бесполезно. Поздно. Уже слишком поздно. — Мне очень-очень жаль, Минами, — склонившись, я поцеловал её в висок, чувствуя запах гари и копоти, исходивший от её волос. — Ты этого не заслужила. И я не…       Я не ждал чуда. Даже не думал о нём, но тут случилось то, чего я не ожидал. Во что уже утратил веру.       Резко вдохнув, Минами открыла глаза, а после закашлялась: повернувшись на бок, она буквально задыхалась в хрипах, но всё же дышала. И мне показалось, что счастливее меня и быть никого не может. — Тщ-щ-щ, всё хорошо, всё хорошо, — зачем-то повторял я, поглаживая её по спине и улыбаясь. Не веря, что Небеса впервые откликнулись на мои мольбы. — Минами, ты жива, всё будет хорошо. — Б… больно, — прохрипела она, положив руку на грудь. — Горит… внутри… — Это пройдёт. Просто дыши, — я не знал, чем для её здоровья обернётся сегодняшний день, но почему-то был уверен, что она справится. — Только не так быстро, постарайся… — Тошнит, — прошипела она сквозь стиснутые зубы, и её действительно тут же вырвало. Но я почти не обратил на это внимание. Странно, но даже отвращения при виде этой картины не испытал. — Ничего, скоро станет лучше, — произнёс я, хотя самому вдруг наоборот, стало хуже. Страх, кипевший в крови, улетучился и перестал меня поддерживать: снова появились слабость, головокружение, боль, желание лечь. — Ничего…       В глазах резко потемнело. Я всё ещё ощущал тепло тела Мины под ладонью, но почти ничего не видел. Голова стала такой тяжёлой, что я не выдержал и упал на спину, и хоть какое-то время пытался встать — больше напоминал себе перевернувшегося, неуклюжего жука. А после и вовсе перестал сопротивляться.       Лежал с закрытыми глазами и слушал, как Минами продолжает кашлять, как пытается прийти в себя, как ей страшно. Ждал, когда мне самому станет хоть на толику лучше, но этого не происходило. Наоборот, спустя время всё будто начало куда-то уплывать, и хоть я точно чувствовал твёрдую землю под спиной, казалось, я лечу или… высоко прыгаю. При этом и сердце колотилось в груди, как безумное: даже дыхание начало перехватывать от того, с какой силой оно билось где-то у горла.       А дальше, наверное, всё же лишился чувств, хоть и на время, а очнулся от того, что Минами кричала надо мной, да так громко, что мне после резкого пробуждения захотелось закрыть уши. Только руки не поднимались. — Ято! Ято! — она, как безумная, повторяла моё имя. — Проснись! Ято! — Ми…на, — губы были такими сухими, что я еле их разлепил. — Всё… хо… — Не говори мне, что всё хорошо. Ты умираешь! — мне было больно в месте ранений, и я догадался — Мина зажимает их, пытаясь остановить кровь.       Она навзрыд плакала, резкими глотками хватая воздух, то прижимаясь ко мне, то целуя, то вновь отстраняясь. — Что мне сделать, Ято? Что мне сделать?! Давай я позову на помощь? Я найду… лекаря. Я добегу! — Нет, — на выдохе бросил я, двигая рукой, стараясь нащупать её запястье. — Слушай меня внимательно.       У меня, наконец, получилось, и я стиснул его так крепко, как только мог. Стараясь сосредоточиться на том, как мои пальцы касаются её кожи. — Со мной. Всё. Будет хорошо.       Только бы успеть сказать! Ведь рана на боку от орудия не была смертельной, а уж те, что на ноге и животе — подавно. Сейчас мне было плохо по другим причинам, но все они — временные. И как только я наберусь сил — обязательно очнусь. — Ты можешь… не верить. Но я. Клянусь… Завтра. Я буду почти здоров.       Челюсти сами собой непроизвольно сжались от судороги, что прошла по лицу и шее, но я не сдавался. Нужно договорить! — Ято, — она явно не воспринимала мои слова всерьёз, продолжая плакать. — Ты кровью истекаешь… Ты… — Т-щ-щ, — потянув её ладонь к себе, я дотронулся ею до своего лица. — Пожалуйста, поверь. Останься. Завтра… я очнусь. Просто будь здесь. Завтра. Мина, верь мне. Верь…       А после я будто окаменел. Все мышцы одновременно напряглись, что даже дышать стало невозможно, а потом, наоборот, разом расслабились. Двигаться я более не мог, говорить — подавно. Однако всё ещё слышал отголоски её слов и даже ощущал аромат её кожи. — Ято, умоляю, — теперь её плач перестал быть надрывным, кричащим. Он стал тихим и пропитанным горем. — Не уходи. Ты мне нужен!       Вроде бы она ещё несколько раз потрясла меня, но я был не в силах шевельнуть и пальцем. — Ято…       Как же мне хотелось её утешить! — Не бросай меня!       На руку капнуло что-то горячее… Её слеза? — Ну открой глаза! Молю, будь со мной.       Губы сначала опалило её горячее дыхание, а после я почувствовал, как она меня поцеловала: легко, можно сказать, бережно. — Ведь я люблю тебя, Ято, — её голос дрожал. — Я так сильно люблю тебя, а ты меня бросаешь… Вернись. Как же я без тебя?       Как же хотелось ответить! — Ято… — кажется, она прижала к груди мою руку. — Ну пожалуйста…       А дальше пустота. И последняя мысль: «Я тоже тебя люблю. Пожалуйста, верь мне».

***

      Я проснулся ранним утром. И, как ни странно, от того, что мне было мокро и холодно. Резко открыв глаза, я обнаружил, что лежу у своего теперь уже почти полностью сгоревшего дома, вот только дальше, чем до этого, а именно — под деревом. Вокруг всё действительно было влажным после дождя — видно, что ливень прошёл нехилый, однако я оказался не столь мокрым, каким должен быть. И правильно, ведь меня защищали ветви, что теперь закрывали по-утреннему яркое солнце, и оставался лишь один вопрос: как я сюда попал?       Правда, гадать долго не пришлось: рядом лежала Минами. И кто-кто, а вот она была мокрая до нитки: одежда, волосы — воду с них можно было выжимать. А всё потому, что деревце у меня на участке было высоким, но не раскидистым, и, перетащив меня сюда, она не смогла найти под его ветвями ещё одно сухое место.       Вот ведь глупая! Говоря, чтобы она не уходила, я же не имел в виду не отходить от меня ни на шаг! Она могла спрятаться от дождя в другом месте… однако осталась лежать рядом, замерзая.       Взгляд прошёлся по её телу и упал на неприкрытую кимоно ногу: страшное красное пятно расползалось почти по всей голени. Ожог не был слишком серьёзным, чтобы как-то подпортить Минами жизнь в дальнейшем, однако, всё же выглядел жутковато и наверняка причинял боль. Возможно, любимая легла рядом, чтобы дождь его охлаждал? И поэтому смогла уснуть?       Да уж… Как же много она перенесла за вчерашний день. И как много испытаний выпало на её долю. Но главное — она не ушла, поверила мне. Хотя любой здравый человек решил бы, что я уже не жилец и покинул это место. Тем более в дождь.       Но она осталась. А ещё я точно помнил, как она сказала: «Я люблю тебя», и от этого захотелось её расцеловать. Только я не стал — решил, пусть ещё немного поспит, а я пока осмотрю дом и поищу, может чего уцелело. Ведь внизу, под полом, у меня был тайник — возможно туда огонь не добрался, а значит, у нас могло остаться немного еды и монет.       Так я и поступил, правда, предварительно сняв своё кимоно и накинув его на Мину — может, так ей будет чуть теплее? И, оставшись в одних хакама, двинулся в сторону дома.       Не знаю, сколько времени прошло, пока я рылся в углях и попадавших кусках стен — я настолько погряз в работе, что потерял ему счёт. Но когда услышал какие-то звуки на улице — сразу же вышел.       Мина очнулась.       И я было кинулся к ней, мечтая обнять девушку и сказать спасибо за доверие, но резко остановился.       Ведь поначалу радостное лицо Мины, сидящей под деревом, вдруг стало удивлённым. А после, стоило её взгляду опуститься ниже, к моему голому торсу — она и вовсе испугалась. И даже отшатнулась.       Я застыл. Не хотел ещё больше её пугать.       А она продолжала глядеть на меня и тоже не шевелилась. Оно и понятно: вчера я почти что умер у неё на глазах, а сегодня стоял отчасти здоровый: от раны на животе не осталось и следа, а порез на боку подзатянулся и перестал выглядеть таким воспалённым.       Я ждал. — Кто ты? — прошептала она дрожавшими губами. — Нет, я сплю. Я просто сплю.       Она закрыла глаза руками и начала мотать головой, повторяя: «Я сплю, я сплю, я сплю», но стоило мне сделать шаг навстречу, будто почувствовав моё приближение, тут же снова посмотрела на меня и закричала. И в глазах её стоял дикий, неподдельный ужас. — Минами… — Кто ты?! — снова крикнула она громко, продолжая отползать от меня спиной вперёд, пока не упёрлась в ствол дерева, под которым мы спали. — Скажи мне! — Мина, послушай… — я не представлял, как начать и нужно ли вообще говорить ей правду, но в какой-то момент понял, что, если хочу идти с ней по жизни и дальше — лжи тут места нет. — Я скажу, но обещай, что дашь возможность объясниться.       Внутренности словно свернулись в тугой узел. Я никогда ранее не признавался в этом человеку. И никогда не думал, что выпадет такая необходимость. Негласным правилом нам, Богам, запрещено рассказывать эту тайну: что мы живём среди людей. Но Мина — не все. И если я не могу довериться ей — значит, не могу никому.       Мне необходимо это сделать.       Только бы она не испугалась ещё больше.       Только бы снова её не потерять…       Вдох.       Выдох. — Я Бог, Минами, — я смотрел ей в глаза и видел, как в её взгляде появляется удивление, сменяющееся паникой. — Наверное, стоило сказать раньше, но я боялся тебя напугать. Прости. — Не может быть, — я почти не слышал этого — скорее прочитал по губам. — Нет… нет, нет, нет. Так не бывает.       Её реакция была примерно такой, как я и предполагал. Конечно, хотелось бы, чтобы она с радостным воплем кинулась ко мне на шею, без умолку расспрашивая, как я появился, существует ли Такамагахара и в силах ли я исполнять любые желания. Но Мина и раньше показывала свою хрупкость, в том числе и моральную. И сейчас выглядела так, будто услышала худшее… самое страшное. — Бывает. Но это всё ещё я. Я не изменился с нашей встречи, — подняв руки, я показал, что в них ничего нет, хотя вряд ли Минами боялась именно этого. — Я всё тот же Ято, понимаешь? И не желаю тебе зла. — Я тебе не верю, — склонив голову вбок, она заплакала, при этом не сводя с меня глаз. — Скажи, что соврал. Скажи. Скажи, Ято! — Нет, — глубоко вздохнув, я предпринял попытку подойти к ней, но Мина закричала: почти так же, как когда была в горящем доме: громко и отчаянно. И я сразу же замер. — Не подходи ко мне! Я не хочу! — обняв себя руками, она вжалась в ствол дерева, будто хотела в нём раствориться. — Уходи. Уходи!       В попытке успокоиться, она начала поглаживать себя: сначала по плечам, потом по рукам, а после — по ногам. И когда её пальцы прошлись по ожогу — снова вскрикнула. Она явно забыла про свои раны, переведя внимание на мои. — Мина… — мне так хотелось подойти к ней, так хотелось утешить! — Послушай. Если бы я желал тебе зла — я бы давно его причинил. Мы жили под одной крышей так долго, но я ни разу даже руку на тебя не поднял. Знаю — я та ещё скотина, но поверь, я хочу тебе только хорошего! Ну пожалуйста! — Я не верю, — она закрыла глаза, всё ещё вздрагивая от плача. — Я не верю, что вообще здесь нахожусь. Я хочу домой… Я хочу к семье, — откинувшись назад, она теперь смотрела вверх, глотая слёзы, от которых её лицо уже стало мокрым. — Зачем ты спас меня? Я бы могла быть с ними… Я бы могла быть с мамой.       Её плечи вздрагивали от горя. И сейчас эта девушка казалось ещё более ранимой и беззащитной, чем прежде. Ей не хватало заботы. Ласки. Чувства безопасности. И, видя эту картину, я не смог сдержаться, решившись на ещё одну правду. — Потому что люблю тебя, — голос дрожал, но я сказал это так громко, как мог. — Я очень сильно люблю тебя Минами и зна… знаю, что и ты любишь меня. Я это слышал.       В этот раз у меня получилось хоть на некоторое время увести её от горестных мыслей: резко вдохнув, она замерла, будто забыв, как дышать и даже моргать. — Я не знаю, как доказать тебе это, но пока что покажу кое-что. Смотри, — глянув под ноги и заприметив небольшую щепку, лежавшую тут с того момента, как я в последний раз колол дрова, я поднял её и, стараясь не двигаться слишком резко, вогнал в палец, попытавшись сделать ранку глубокой. Появилась капля крови. — Видишь?       Она не ответила, но кивнула, явно не понимая, что я делаю. — А теперь? — спросил я спустя недолгое время, когда порез затянулся. — Смотри, ничего нет. Можешь подойти ближе, если не веришь, но всё, что приносит вред людям — мне не страшно. Поэтому рана на животе исчезла — её нанесли обычным клинком. А это — тем, которым можно убить Бога. — А тебя можно убить? — спросила Мина и меня это напрягло: она это из праздного интереса или так меня боится, что уже подумывает о путях отступления. — Можно, — бросил я, сглотнув. — Но сделать это может лишь другой Бог. Например, Кацу.       Наверно, этого точно говорить не стоило, но Мина приняла новость, что наш гость был не человеком, довольно стойко. Лишь глубоко вздохнула и, зажмурив глаза, кивнула сама себе. — Я видела кое-что странное, — прошептала она. — Сначала их было шестеро, потом стало четверо. Я думала, мне показалось. Я и сейчас надеюсь, что всё это сон или злая шутка. Потому что… Не может такого быть! Так не бывает! — Почему? — я говорил спокойно, хотя внутри крутился целый водоворот разных чувств. — Ты ведь веришь в Богов — сама об этом не раз упоминала. — Да, но… — Так почему не можешь поверить, что один из них — перед тобой? — теперь ещё и кольнула обида. — Понимаю, ты обо мне никогда не слышала, да и твои представления о Богах наверняка совершенно другие, но я тебе не вру. Почему ты не можешь поверить? — Да потому, что это выше моих сил! — она вдруг закричала. — Мне всегда твердили: человеку выпадает столько испытаний, сколько он может преодолеть, но у меня не получается! Я не могу больше, Ято! У меня никого нет, я с самого детства одна, и из года в год, стоило мне пустить кого-то в душу, стоило довериться или начать привязываться — меня предавали или бросали. Раз за разом! А ещё все вокруг почему-то хотят меня обидеть. Я, что, хуже остальных? Что я им всем сделала? Что я сделала тебе?       Под конец она почти что скулила, но не потому, что потеряла голос: её будто оставляли силы. — Ты ведь тоже был груб со мной. Ты обижал меня. И, выходит, обманывал? — она смотрела мне в глаза не моргая. — Но что я тебе сделала, скажи? Чем я такое заслужила? — Ничем, — ком встал в горле, когда вспомнил, как порой с ней обходился. — Ты самое доброе создание, которое я когда-либо встречал и… я хотел бы объяснить тебе, что чувствовал всё это время, как боялся сблизиться, как создавал видимость того, кем не являлся, но это сложно. Только кое-что я всё же скажу. Я никогда тебе не врал. Никогда, Минами! Я клянусь.       Я снова сделал попытку к ней приблизиться, но она опять отшатнулась: сжалась в комочек, поджимая ноги и глядя на меня загнанным в ловушку зверем. — Посмотри на меня. Я ведь не изменился. Я всё тот же, верно? — я ждал ответа, но Мина молчала. — Да, узнав правду, ты, может, и смотришь на меня другими глазами, но я-то каким был, таким и остался. Понимаю, тебе обидно, что не признался во всём сразу. Но как ты себе в таком случае представляешь наше знакомство? «Здравствуй, Минами, я Ято и я — Бог?» Так что ли? Да ты бы сочла меня ненормальным и убежала, как только смогла! Или я не прав?       Теперь я настойчиво ждал ответа, не продолжая мысль. Она тоже долго молчала, но всё же кивнула, заставив сердце радостно вздрогнуть. — Мне очень хотелось это сделать. Но одна правда всегда тащит за собой другую, а я не желал рассказывать о том… кем я был до тебя и чем занимался, — на миг я задумался: а вдруг Мина не слышала слов Кацу про убийства и сейчас не представляет, о чëм идёт речь, однако она снова кивнула. — Я этим не горжусь. Но я такой, какой есть, и я изменился. Ради тебя. Благодаря тебе. Так дай мне шанс доказать это! И хотя бы помочь тебе, Мина. Ну пожалуйста!       Она была вымотана: её крепко избили, потом она чуть не задохнулась в пожаре, получила ожог, а после ещё и проспала всю ночь на холодной земле под проливным дождём. А уж что сейчас творилось в её голове, я и представить боялся: два самых больших страха осуществились за один день, так ещё и я со своими вестями… — Давай так: я просто помогу найти жильё, поправиться и устроиться на работу, а после уйду. Навсегда! — это слово отозвалось холодом в сердце: даже представлять не хотел миг расставания с Минами — когда буду понимать, что больше никогда её не увижу. Но это было не важно — главное, чтобы она согласилась и дала себе помочь. — Ну же. Позволь мне позаботиться о тебе, родная моя.       Эти ласковые, совершенно непривычные мне слова, сами собой сорвались с уст. Но, вместо стеснения и отвращения к себе за слабость — я ощутил тепло. Такое, которого никогда не испытывал.       Моя девочка. Моя маленькая Мина! — Я не знаю, как тебе верить, — обреченно пробормотала она, одновременно глядя на меня, но в то же время будто меня не видя. — Как вообще кому-то верить после такого? — Это лишь твой выбор и твоё решение. Я не могу тебя заставить, — я чувствовал как много зависит от того, сколь правильные слова я подберу. — Но я прошу: дай мне шанс. Это очень сложно и страшно — я понимаю. Но посмотри мне в глаза — я не вру. И очень хочу помочь. — И ты мне можешь кое-что пообещать? — спросила она немного погодя, всё ещё вздрагивая. — Что? — было страшно услышать что-то вроде: «Никогда ко мне не подходи». — Скажи, что больше никогда меня не обидишь, — она пыталась выглядеть сильной и смелой, вытирая слёзы. — И других тоже. Что твоё прошлое там и останется, и причинять зло людям… и вообще кому бы то ни было ты не станешь. Потому что…       Она замотала головой, вновь вздрагивая. — Я не смогу, — бросил я. А перед глазами будто протекала река картинок из прошлого: перерезанные глотки, выпотрошенные тела, крики умирающих людей и Богов, их слёзы и предсмертный шёпот. — Но знаешь, я могу пообещать тебе следующее: я буду делать всё, чтобы не вернуться к прошлой жизни. Однако, если кто-то будет заслуживать наказания или жестокости… Если кто-то обидит тебя, меня или кого-то, кто в будущем, возможно, станет мне дорог — я не буду правильным. И разорву на куски, причëм даже без сожаления.       Наверное, я зря это сказал: ведь можно было солгать или уйти от ответа, но мне захотелось быть честным. Потому что Мина и вправду этого заслуживала. — Прости, — выдохнул я, а она замерла в испуге, впрочем, как и моё сердце. — Но, пожалуйста, поверь. Тебе я вреда не причиню. — А мне всё равно страшно… — просипела она немного погодя, не сводя с меня пристального взгляда. — Сейчас я говорю с тобой, но боюсь, что ты можешь в любой момент сорваться и напасть. Что ты… злой. Но знаешь… — она глубоко вздохнула, а после кивнула самой себе. — Пусть, если это так. Но сделай это сейчас, хорошо? Не хочу больше бояться и ждать. Не хочу…       Она покорно закрыла глаза, и из-под опущенных ресниц хлынул новый поток слёз. Она ждала. Похоже, на самом деле думая, что такой вариант возможен. А я даже дышать боялся, чтобы не издать и звука. Стоял не шелохнувшись, наблюдая, как она сначала зажмурилась, ожидая боли, а после, медленно выдохнув, вновь открыла глаза.       Смотря на меня, оставшегося стоять там же, где и прежде.       Продолжая дрожать.       Кусая обветренные губы.       Обнимая себя в явной попытке ощутить хоть толику безопасности.       Она ждала… — Мина, я люблю тебя! — я уже не знал, как её убедить, и от этого паниковал. Но говорил тихо и медленно. — Тебе это странно слышать, но я прожил уже ни одну человеческую жизнь. Я столько всего видел, столько испытал, но ты… Я никогда такого не чувствовал. Я даже не думал, что способен на такую любовь! Но, впервые увидев тебя там, на арене, осознал, что между нами будто есть связь. Я словно всегда тебя знал, но забыл. А сейчас вот встретил и хочу… быть рядом.       Было сложно говорить такое. Я не привык к подобному выражению чувств, для меня это всегда было чуждо, но ради неё я буквально ломал собственные принципы. — И ты не лжёшь? — в её голосе было недоверие и осторожность. Но меня это не смутило, не обидело. А даже наоборот. — Нет, — я улыбнулся, вновь делая шаг к ней, при этом внимательно изучая её реакцию. — Я очень тебя люблю и… если честно, так хочу обнять! Можно?       Ещё шаг. И ещё. Я готов был в любой момент отказаться от идеи, но Мина сидела на месте совершенно неподвижно. И лишь смотрела, изучая, будто пронизывая своими аметистовыми глазами.       А стоило подойти — протянула ко мне руки, давая поднять себя с холодной земли, правда, при этом не расслабляясь в моих объятиях. Было видно, что она всё ещё ждала подвоха. Боли. Предательства. Но таковой её сделала жизнь, а не я. Однако в моих силах показать, что кому-то, но можно доверять. Пусть небольшой горстке, пусть не всем, но в этом мире есть хорошие люди. И… хорошие Боги.       Я улыбнулся собственным мыслям. — Не предавай меня, Ято, — шепнула она, шмыгнув носом. — Я устала быть одна, понимаешь? — Понимаю, — я вдыхал запах её влажных волос и даже глаза не мог открыть от блаженства. — Я теперь твой, Мина. И буду рядом столько, сколько ты захочешь.       Как же тепло рядом с ней! Как уютно! Я будто всегда ждал этого момента, как путник, что шёл многие-многие годы и наконец попал домой. — Ты же говорил, что никогда не будешь никому принадлежать, — в её голосе появились нотки веселья, и я посчитал это хорошим знаком. — Говорил, — теперь уткнувшись в её плечо, я легонько поцеловал его через ткань одежды. — Но, кажется, моё сердце решило иначе.       Теперь и я улыбнулся и, чуть отстранившись, посмотрел Минами в глаза. И впервые не увидел в них слёз. Даже наоборот: тот яркий огонёк, что привлёк меня в самом начале, вновь в них появился. И, может, мне казалось, но он стал даже ярче, чем прежде. — Я теперь всё для тебя сделаю, — дотронувшись губами до её носа, я вновь ощутил прилив небывалой нежности. — Ты мне веришь?       Стук в груди на миг прервался. Меня бросило в жар в ожидании ответа. А в горле стало сухо от волнения.       Но это всё тут же сошло на нет. И стало так хорошо… А всё лишь благодаря одному-единственному слову.       «Верю!»

***

— Осторожно. Нужно ещё посидеть? — Да, — выдохнула она, и я тут же отвёл её к ближайшему поваленному дереву недалеко от дороги.       Это была наша пятая остановка по пути в город. Минами была очень слаба, тяжело дышала, медленно шла и постоянно жмурилась от боли в рёбрах. Я несколько раз предлагал её понести, но она наотрез отказывалась, а я не стал настаивать. Возможно, она всё ещё меня побаивалась… — Скажи, когда будешь готова, — приобняв Мину, я заметил, что она всё ещё дрожит. Вот только если раньше она боялась — сейчас успокоилась. Так к чему бы это? — Ты как?       Но она не ответила, только кивнула, явно скрывая истинное положение вещей. — Нам нужно поскорее попасть в город и найти жильё, — я обнял её крепче, запахивая края своей одежды, которую отдал ей ещё утром. — Тебе надо поспать и поесть. — Не хочу… — протянула она, наморщив брови. — Даже думать о еде не хочу. Только спать. Глаза закрываются. — Уже скоро, только надо дойти, — чмокнув Мину в щёку, я взглянул вперёд — там виднелся город, но он был на небольшой горе, в которую нам предстояло подняться. — Справишься? — Попробую, — не очень уверенно прошептала она, — а деньги-то откуда? Вряд ли кто-то пустит нас к себе за так. — Об этом не волнуйся, — достав из складок хакамы горсть связанных между собой монет, я показал их Минами. — У меня под полом был тайник, он и сейчас там есть. Внизу осталось немного риса, ткани, соломы… Всё пропахло дымом, но это не страшно. Потом вернёмся и заберём. — А если кто-то украдёт? — на её измученном личике появилась обеспокоенность. — Ничего страшного. Справимся! Я заработаю денег, мы не пропадём, — я улыбнулся, понимая, что ещё ни разу не трудился, как обычный человек. — Как думаешь, из меня выйдет пекарь? Или рыбак? — Думаю, да, — она тоже улыбнулась, но почему-то сразу закашлялась. — Прости. Наверное, никак не отойду от пожара.       Но я не думал, что причина лишь в этом. Точнее, надеялся, но кожа Минами была горячее, чем обычно — по крайней мере, мне так казалось. И от этого ещё больше волновался: боялся, что она заболела. — Нам нужно идти, — не хотелось её торопить, но и медлить было нельзя. — Тебе правда необходимо поспать. Это важно. — Тогда я… пожалуй соглашусь с… твоим предложением, — она снова закашлялась. — Поможешь?       Она обняла меня за шею. — Конечно, — я тут же подхватил её, как пушинку, радуясь, что мы будем в городе намного быстрее. — Если станет плохо, скажи. А пока попробуй немного поспать.       Я двинулся в путь, стараясь ступать плавно и мягко. — Хорошо, — шепнула она, почти тут же закрыв глаза. — Спасибо, что не бросил меня там. И вообще, спасибо за всё.       Я хотел было ответить: «Не за что», но понял, что она меня не слышит, почти сразу забывшись сном. А я остался наедине со своими переживаниями. Чёрт, люди такие хрупкие! Их столькое может убить, а уж навредить или покалечить… И Мина в моих глазах была невероятно хрупка! Особенно сейчас, когда я видел краснеющий ожог на её ноге, сине-желтоватые синяки на груди, шее и лице, кровавые корочки на губах и чрезвычайную немощность в теле.       От этого хотелось не идти, а бежать к цели, но тогда я мог её разбудить. Пусть спит. Ей это необходимо. Тем более мне нужно подумать о другом: как вновь не пересечься с Кацу, ведь узнай он, что Мина жива — наверняка решит и дальше её мучить. А я этого допустить не мог.       Теперь Минами была моей и я был ответственен за её благополучие. Правда, пока я в этом не особо преуспевал, но верил — всё наладится. Нужно только подождать.

***

      Мы остановились в небольшом постоялом дворе у рынка. Я решил, так лучше: если устроюсь туда работать — смогу быть близко к Минами и проверять как она. Но пока что о заработке я думал лишь отдалённо — монет у нас было достаточно, чтобы прожить месяц или даже два, поэтому, сняв комнату, поторопился разместиться. Кстати, пришлось взять не самую дешёвую — с хорошей дверью, очагом и футонами, — но я не жалел о тратах. Тем более что, когда разговаривал с хозяином постоялого двора, Мина чуть не падала от усталости. Поэтому я сразу поторопился её уложить.       И вроде как всё шло хорошо: к ночи она проснулась, поела купленных мною фруктов, попила воды и снова провалилась в сон, только вот ночью меня разбудил её плач. Именно не крик, не стон — плач. — Минами! Что такое? Кошмар? — спросил я, сам толком не оправившись от мира грёз. — Нога-а-а, — протянула она, со слезами, — очень болит.       Я знал, что ожоги так быстро не проходят, поэтому, накидывая на Мину легкое покрывало, оставлял ногу на воздухе. Так было и сейчас, но на всякий случай я решил проверить. — Ты повернулась на бок и задела её? — спросил я, зажигая свечи и расставляя их по кругу, чтобы лучше видеть происходящее. — Нет. Просто больно. Мне очень больно! — она снова захныкала, как маленький ребёнок, а я уже смотрел на ожог, который по виду ни капли не изменился. — Вроде всё так же, — шепнул я, теперь бросая взгляд на лицо Минами.       Но вот мой взор притянул странный блеск: весь лоб девушки покрывала испарина, а волосы, раскиданные по верхней части футона, были влажными. — О, чёрт! — кинувшись к ней и дотронувшись до её щеки, я ощутил невероятный жар. Минами будто горела изнутри, при этом плача так сильно, что сразу стало ясно — всё серьёзнее, чем я думал. — У тебя жар. — Просто сделай что-нибудь… с ногой, — выла она. — Ято, пожалуйста! Мне очень больно.       Но я не сразу понял, как помочь. А когда догадался — потратил время на то, чтобы принести чистой воды со двора. И вернувшись, заметил, что звуков Мина больше не издавала. Почти никаких — разве что хрипела, с трудом вдыхая воздух. — Любимая? — шепнул я дрожавшим голосом, ставя на пол сосуд с водой. — Ты как?       Но она снова не отвечала. А у меня всё внутри задрожало от страха. — Минами? — теперь громче произнёс я, но она и тогда промолчала. — Ты меня слышишь?       Тишина. Звенящая, противная, разъедающая. — Мина! — крикнул я, пытаясь не впадать в панику, и тогда она откликнулась: открыв глаза, посмотрела на меня умоляющим взором. — Я здесь. Прости. Вот — вода. Сейчас станет лучше! Сейчас…       Взяв покрывало и щедро смочив его, я положил ткань на ожог, и Минами, кажется, даже простонала от облегчения. Чуть легче стало и мне. — Я буду смачивать его всю ночь, а ты поспи, — шепнул я. — Ожог болит, потому что у тебя кожа горячая. Ты поправишься, и это пройдёт. — Спасибо, — её губы были очень сухими, будто она не пила несколько дней. — А пока можно тебя попросить… Расскажи мне что-нибудь. Что угодно. — А что тебе интересно? — намочив ещё и небольшую тряпицу, которую мы использовали в быту, я положил её на лоб Мины. — Не знаю, — произнесла она немного погодя, дрожа от холода, который она чувствовала из-за жара. — У меня к тебе столько вопросов… Но я хочу задать их потом. Может, разве что один сейчас. Можно?       Она выжидающе на меня посмотрела, и я кивнул. — А… Небеса… Они существуют? — спросила она тихонько, смотря мне в глаза из-под полуопущенных ресниц, явно стесняясь своего вопроса. — Или это выдумки? — Существуют, — прошептал я, улыбаясь, — но я не был там. Мне… не разрешено. — Почему? — она на самом деле удивилась. — Чем ты хуже других?       Мне это польстило, и я ещё больше проникся этой девушкой, её искренним сочувствием. — У меня нет святилищ и последователей среди людей, — пожав плечами, я сделал вид, что меня это ни капли не заботит. — Но это мелочи! Я ещё многого добьюсь… Просто пока не время и не место. Только и всего. — А там только Боги? Или… те, кто умер… они тоже на Небесах? Ты можешь их повидать? — её речь была сбивчивой и будто нерешительной, но я прекрасно понял, почему Мина это спросила. — Нет, родная. Там живут только Боги и те, кто им служит, — проверив ткань на лбу, я понял, что даже за столь короткое время она перестала быть и на толику прохладной. — Погибшие души уходят в другой мир. Только я почти ничего о нём не знаю.       Смочив её ещё раз, я вновь вернул материю на прежнее место. — Совсем? — Мина была расстроена, и я снова понимал почему. — Увы, — взяв любимую за руку, я постарался вложить в этот жест максимум нежности. — Я знаю, ты скучаешь. Тебе не хватает семьи, но ты не можешь с ними встретиться. Это невозможно. — А я об этом и не думала, — она не плакала, но её глаза заблестели от влаги. — Просто решила, если ты сможешь… Сказать им, как я их люблю. И что я со всем справлюсь, чтобы они не волновались. Я тогда была бы счастлива. — Они и так это знают, — потянувшись, я поцеловал Минами в горячую щёку, ощущая ужасную пустоту от её слов. — Я не могу быть уверен, но мне кажется — они наблюдают за тобой. И помогают во всём. Оберегают. Возможно, именно они познакомили нас, чтобы я помог тебе. Как думаешь? — Потому что они знают — ты хороший, — она не спросила, а именно сказала это вслух, точно это прописная истина. И я почувствовал себя ещё счастливее. — Хоть и очень странный.       Она засмеялась, но тут же снова закашлялась, и в этот раз из её груди донеслись не только хрипы, но и ужасное бульканье. Это вернуло меня от разговора в реальность — ту, где Мина заболела. — Спи, малыш, — в третий раз смочив тряпицу, я протёр ею всё лицо Минами, стирая пот. — Завтра тебе станет лучше. А ещё через несколько дней мы обязательно сходим на озеро, как и хотели. Правда? — Угу, — пискнула она осипшим после кашля голосом. — Я люблю тебя.       Её глаза уже были закрыты, и лишь ресницы еле-еле подрагивали. Минами начала засыпать. — И я люблю тебя, — прошептал я, надеясь, что завтра и вправду будет так, как я загадал.       Тоже засыпая рядом с её рукой, прямо на полу.       Мечтая увидеть завтра её улыбку.