Связанные небом

XIII век нашей эры, Япония — Всё равно не понимаю, зачем ты меня сюда притащил, — буркнул я, бросая на Керо косой взгляд. — Неужели такие… развлечения кому-то нравятся?       Мы находились в странном помещении, похожем на барак: голые стены из глины и соломы давно потрескались, местами прохудившаяся бамбуковая крыша пропускала лучи послеобеденного солнца, под ногами — сухая, утоптанная десятками шагов земля, а вместо полноценной входной двери — развевающаяся на ветру тряпка. Это отнюдь не внушало особого доверия, однако, похоже, лишь меня занимала обстановка вокруг.       На расставленных по широкому кругу скамьях сидели и другие гости, причём совершенно разные: кто-то выглядел как богатый купец, кто-то наверняка относился к среднему классу, а некоторые мужчины казались такими безумными, что я диву давался, как их вообще сюда пустили: грязные, вонючие и пьяные — они создавали столько шума, что в ушах гудело.       Кстати, все из присутствующих были мужского пола: не знаю, то ли политика заведения такая, то ли женщинам в принципе не интересно столь странное развлечение, однако факт оставался фактом — вокруг меня были одни парни, начиная лет с семнадцати и заканчивая самыми что ни на есть преклонными годами. — О, спрашиваешь! — глаза Керо горели, как два уголька, — настолько он был возбуждён. — Эта арена открывается раз в две-три луны и, поверь, спрос у неё огромный! Сам будто не понимаешь! — Совершенно не понимаю, — буркнул я, видя, как в центр зала вывели ещё одного несчастного. — Люди и так убогие и жалкие, а вы их ещё и мучаете. К чему это?       Я не жалел человеческий род, как они не жалеют муравьёв у себя под ногами. Однако столь явная жестокость вызывала у меня отрицательные эмоции: конечно, и я не ангел, но если и убиваю, то ради какой-то цели — будь то деньги, слава или иная услуга, которую мне окажут взамен. Да и чаще всего моими жертвами становятся создания дальнего берега.       Идею же этого вида досуга я принять не мог. Конечно, вкусы у всех разные, но я в это место точно не вернусь. Не по мне это. — Ты просто ещё не втянулся! — Керо никак не мог принять собственное поражение. — Смотри, сейчас сам всё увидишь!       Хм… вот только смотреть мне было некуда и незачем. Я прекрасно всё понял, да ещё в первые минуты своего пребывания здесь: на арену вытаскивают человека, которого остальные воспринимают в качестве мешка с мясом и кровью. И после того, как все желающие оценили его внешний вид, начинаются ставки: распорядитель (он же организатор данного мероприятия) спрашивает, кто сколько готов заплатить, скажем, за удар по лицу. После гости выкрикивают суммы, которые они хотят выложить за данное издевательство, и когда максимальная ставка достигнута — специально обученные верзилы с каменными бицепсами сначала забирают деньги из рук спонсора, а после приводят приговор в исполнение.       Причём увечья наносятся постепенно: вначале ставкой служит лишь слабый пинок, а после по нарастающей, всё дальше и дальше, пока приговорённый не погибает от особо серьёзной раны.       Вот и сейчас, поняв, что аудитория ждёт его, организатор принялся слушать, кто сколько готов заплатить за то, что бедолаге пареньку, лежавшему у его ног, вырвут клок волос. — Пять монет! — крикнул Керо, потрясая кулаком. — Восемь! — голосил кто-то справа от нас. — Десять… — Одиннадцать…       Каждый из ставивших монеты мужчин пытался перекричать другого и делал это с таким азартом, будто они дрались за что-то действительно ценное: еду или вино. На деле же их деньги просто канут в никуда, причём было кое-что совсем странное, а точнее, абсурдное: ведь если ставку не сделаешь ты — её сделает кто-то другой, а значит, страсть к унижениям и увечьям будет удовлетворена у каждого. — Всё равно не понимаю, зачем ты дурью маешься, — я таки решил развить эту тему, без удовольствия наблюдая, как пленному всё же вырвали клок светло-жёлтых волос. — Если почти каждый из присутствующих готов раскошелиться и парня на арене всё равно убьют — сиди и смотри тихонечко. А после сходи в трактир, где сэкономленные деньги превратятся в пару бутылок саке или нежность продажной женщины. Смекаешь?       Наверно, это моя проблема — искать во всём смысл. Частенько это ставило меня в неловкое положение, а порой и вовсе заставляло влезать в передряги, но поделать с собой я ничего не мог. Просто жить по наитию и потому, что кто-то сказал поступать так, а не иначе, — не для меня. — Глупости говоришь! — от переполнявших эмоций Керо уже был красный как рак, и складывалось ощущение, что дни, проведённые на арене (в качестве зрителя, разумеется), чуть ли не самые счастливые в его жизни. — Да, понятно, все мы знаем, чем дело кончится, но когда в твоих руках человек, когда именно ты становишься вершителем его судьбы… Не это ли настоящая жизнь?!       Друг аж глаза закрыл от удовольствия, видимо, представляя, что через несколько минут именно он сделает ту самую большую и самую главную ставку, которая добьёт попавшего на арену смертного. А для меня происходящее было гадким и мерзким.       Не то чтобы я жалел тех, кто попался: гибель других, в любом её проявлении, давно стала для меня обыденной. В конце концов каждый из людей умрёт… рано или поздно. Но зрителей и распорядителя я не понимал. Хотя, нет, не так: организатор арены просто хотел заработать деньжат и нашёл для этого вполне действенный способ — нужно отдать должное его смекалке. Но гости, еле помещавшиеся на сиденьях из-за своего раздутого эго, были мне противны. — Двадцать пять монет! — вскочив с места, вновь выкрикнул Керо, выводя меня из потока раздумий. — Эх, опять не услышал! Чёрт, вот в какой-то степени плохо быть Богом: мои ставки редко когда выстреливают. И это обидно!       Вновь опустившись рядом со мной, он смотрел с такой грустью и печалью в глазах, будто бы мир вот-вот рухнет. Да уж, вот беда-то!.. Распорядитель, будучи человеком, не видел моего давнего товарища, а он так хотел отдать ему накопленные тяжким трудом монеты! — Кинь в него что-нибудь, — предложил я, смеясь, — тогда незамеченным не останешься!       Да, в какой-то степени жизнь Богов проще из-за того, что люди и не догадываются о своём соседстве с нами: не потому, что Божества или шинки не отличить от них по внешнему виду — они просто нас не замечают. Я могу украсть оленью вырезку из-под носа у мясника, и он даже не поймёт, что произошло. Конечно, чуть позже осознает, что на прилавке поубавилось, но вспомнить моё лицо ему не под силу.       Правда, в этом и минус: выполнив работу для какого-нибудь состоятельного смертного, я рассчитываю не только на денежное вознаграждение, но и что этот человек вновь наймёт меня, дабы дать новое задание. Но люди… забывают: мои слова и деяния просто ускользают из их памяти, подменяясь другими, нереальными событиями. — А толку-то! — Керо продолжал негодовать, однако вскоре происходящее в центре зала смогло его развеселить.       Начались настоящие пытки!       Сначала пленный лишился пальца: палач, приведший наказание к исполнению, отрубил его коротким, но острым ната. А после, когда публика насладилась воем и криками, несчастный потерял всю правую руку. Причём будто бы специально, верзила с оружием выполнил приговор не с первого раза: снова и снова занося топорик над головой, он проникал в плоть и кость лишь на чуть-чуть, а после, с наслаждением улыбаясь, повторял свои манипуляции, пока отделённая от туловища конечность не осталась лежать на начавшей пропитываться кровью земле.       Теперь находящийся в центре человек не кричал, а выл. Боль была настолько сильной, что он больше не смотрел на собравшихся, не искал в их взглядах сострадания или жалости. А просто ждал окончания муки. Ждал собственной смерти.       Я представил, как хорошо было бы, если однажды организатор всего этого беспредела окажется на месте десятков бедняг, что он замучил. Даже руки зачесались подняться со скамьи и свернуть ему шею. Чисто потехи ради! Но я сдержался. — О да! — Керо чуть ли не бился в агонии от нового возгласа организатора и теперь был похож на сумасшедшего. — Пятьдесят монет!       Но и в этот раз внимание распределителя обошло моего друга стороной, и забрав деньги у дряхлого на вид мужичка, он вновь подозвал палача для совершения приговора.       В этот раз я не смотрел, изучая мелкие камушки у себя под ногами. Но судя по сиплым хрипам и непрекращающимся звукам ударов, парня избивали и делали это с особой жестокостью. — Я пойду, — повернувшись на друга, я всё ещё старался, чтобы арена не попала в поле моего зрения. — Ты сиди сколько влезет, а я… — Нет, с ума сошёл? — Керо зачем-то шептал, будто наш разговор был чем-то неприличным. — Они меня потом сюда не пустят. Это же чистой воды неуважение!       Почти сведя брови вместе, друг смотрел на меня со смесью обиды и разочарования: скорее всего, он ожидал от меня другой реакции на его любимое развлечение — наверно, думал, раз я убиваю за деньги, смотреть на то, как кто-то умирает, для меня в высшей степени блаженство. — Не будь неженкой! — буркнув это себе под нос, Керо вновь смотрел перед собой. — Я вроде слышал: сегодня на арене всего шестеро, так что надолго ты тут не задержишься! А после — с меня выпивка. Идёт?       Тем временем избитого и полуживого парня подняли, за руки привязав к длинной палке г-образной формы, вкопанной в самом центре площадки: стоять самостоятельно он уже не мог. И судя по нарастающему гулу нетерпеливых голосов, впереди была последняя ставка.       И действительно: подняв руку и объявив о следующем, самом главном лоте, распорядитель пошёл по кругу, не желая пропустить ни одну из называемых сумм. Он подогревал публику рассуждениями о статусе и влиятельности, расписывал эйфорию, испытываемую при отнимании жизни, а также, ко всеобщему удивлению толпы, разрешил будущему победителю самостоятельно привести приговор в исполнение.       И тогда все буквально обезумели: некоторые даже с мест повскакивали и подбежали к организатору, только бы их ставка была услышана. Все, кроме меня…       Я ждал, когда смогу выйти на улицу и вдохнуть свежего, не пропитанного смрадом смерти воздуха. Мне было душно. И вдруг моё внимание привлекло кое-что помимо сошедших с ума садистов. — Пожалуйста… — донёсся еле слышный стон. — У меня дома дети. Отпустите!       Никуда толком не смотря, приговорённый к смерти молил о пощаде, обращаясь то ли к собравшимся, то ли к Богам, которые его не слышали… — Пощадите! Умоляю! — из-за отсутствия сил его голос был тихим и слабым, жизнь потихоньку покидала его искалеченное тело, но он продолжал говорить. — Я же ни в чём не виноват. Дайте мне свободу, молю!       В груди защемило, хоть мне это и не свойственно. За полвека существования я усвоил, что люди крайне жестоки: я видел войны, убийства, истязания, пытки — и всё это они начинали сами, без вмешательства высших сил. Я знал, что смертными далеко не всегда движут логика или здравый смысл. Однако увиденное сегодня напомнило, что, если дать волю, они ничем не отличаются от животных. Хотя это неправильное утверждение и неуважение к зверью, ведь те не убивают потехи ради, а у любой жестокости с их стороны есть подоплёка. Люди же зачастую творят зло без всякого смысла.       Находившиеся в этом помещении были для меня… существами, желающими почувствовать себя выше, могущественнее и сильнее, чем они есть. Поднимающими свой воображаемый статус за счёт других. Не зря Керо сказал — и вправду можно экономить и не тратить деньги на ставки, но зачем? Ведь смысл арены в том, чтобы ощутить себя вершителем судеб, главарём положения! Скорее всего, мужчины, сейчас с важным видом восседающие на скамьях, за стенами этой комнаты не более чем отбросы. Их бьют, унижают, высмеивают, но вместо того, чтобы показать характер и ответить, они идут в такие вот места, где восстанавливают собственное самолюбие. — Я не хочу умирать, — я продолжал слышать голос приговорённого к смерти мужчины, однако теперь почти не видел его из-за мелькавших перед глазами силуэтов. — А если мне и суждено умереть — пусть те, кого я люблю, никогда не окажутся на моём месте! Пусть они будут счастливы, сыты и здоровы! Я прошу Богов смилостивиться над ними! Я хочу…       Но ему было не суждено договорить: победивший в игре ставок гость отсёк бедняге голову, а после, победно вскинув клинок над собой, закричал так, будто выиграл войну.       Ничтожество! Поставить бы его… их всех против реального врага! Я бы на них посмотрел: небось, убегут, как шавки, поджав хвосты и скуля себе под нос!       И зачем я вообще сюда пришёл?! Лучше бы отдохнул перед завтрашним заданием — оплату за него я уже получил, поэтому мне нельзя сплоховать. А я сижу тут, как идиот, занимаю свободное время, которого у меня почти нет.       Если бы не уважал Керо и не ощущал себя должным ему — давно свалил бы. Но этот малый неплохо помог мне в прошлом, да и в будущем от него могло быть немало пользы. Ссориться с ним нельзя, поэтому стоит остаться. И ведь не меня же пытают, в самом деле? — А наш следующий гость… необычный! Я бы даже сказал: эксклюзивный, — наблюдая, как его помощник убирает окровавленное тело с арены, распорядитель вновь привлёк внимание собравшихся, обведя взглядом чуть успокоившуюся публику. — Сразу скажу, ставки наверняка будут выше, чем в прошлый раз, однако, поверьте, оно того стоит!       Он замолчал, создавая атмосферу таинственности и загадочности. Внимательно наблюдая, как глаза некоторых гостей вновь загораются неподдельным энтузиазмом. — Честно сказать, я даже представить не могу вашу реакцию на нового пленного, однако предвкушаю, что следующие минуты станут незабываемыми! — соединив пальцы рук, организатор ехидно ухмыльнулся: он явно лукавил и совершенно точно контролировал ситуацию, наперёд угадывая эмоции спонсоров. — Ну что, готовы? — Да! — отозвались собравшиеся, а некоторые из них даже зааплодировали. — Не слышу? — распорядитель приставил ладонь к уху, подогревая желание толпы. — Да! — снова бушевала публика, и теперь её синхронный ответ был таким громким, что земля под ногами завибрировала. — Тогда приступим!       Силясь перекричать собравшихся, организатор указал на небольшую пристройку, из которой выводили пленных, но пока что её тёмный коридор оставался пустым: то ли жертва упиралась, то ли помощник распорядителя хотел поднять градус интереса на максимум, но даже по истечении минуты так никто и не появился.       Публика начала замолкать, а после и вовсе повисла гнетущая тишина: единственное, что можно было различить — доносившийся с улицы щебет птиц, трепыхание тряпки на входе да неуверенную возню тех, кто, щурясь, пытался первым разглядеть тот самый заветный лот.       Я тоже замер, невольно всматриваясь в темноту другой комнаты. Может, что-то пошло не так? И будущая жертва смогла убежать? Интересно было бы посмотреть на рожи собравшихся, если это так! Возможно, тогда я согласился бы, что мой поход сюда был не напрасен…       Однако это желание так и осталось несбыточным: под мешанину протяжных и удивлённых вздохов в центр зала всё же вывели того самого пленного, о котором говорил распределитель. Только он совершенно отличался от предыдущих, ведь это… была девушка.       Безумно худая, с длинными, до бёдер, каштановыми волосами и широко открытыми ярко-аметистовыми глазами — она выглядела загнанным в ловушку зайчонком, который не представлял, что его ждёт впереди. Который верил, что сможет выбраться из цепких лап смерти и убежать туда, где он будет в безопасности.       Правда, арена сразу же разрушила иллюзии девушки: хоть помощник организатора забирал тела предыдущих, замученных до смерти несчастных — повсюду была кровь и мелкие частички останков, над которыми уже кружила стайка назойливых мошек. Всё говорило о том, что некоторое время назад здесь произошло зверское убийство, а жестокие выкрики собравшихся мужчин недвусмысленно твердили о том, что каждый последующий пленный повторит судьбу предыдущих жертв. — Вот это да! Давненько девок не было! — глаза Керо вновь загорелись. — Если повезёт — нам ещё и прелести её покажут!       Потерев ладони и облизав иссушенные губы, он посмотрел на неё, точно голодный пёс. А я… не знал, что ответить.       Мне было жалко девчонку! Совсем юная, лет четырнадцати или пятнадцати — вся жизнь впереди! А попалась в такую западню. Неужели за неё некому было вступиться? — Что вы делаете? — наконец осознав, что происходит, девушка начала вырываться и кричать, но этим лишь радовала собравшихся садистов. — Отпустите меня, пожалуйста! Это какая-то ошибка. Я ничего не сделала!       В её глазах отражался ужас. Уверен, новая узница арены понимала: никакие слова не смогут вытащить её отсюда и единственное хорошее, что может ждать впереди, — смерть со всеми её благами. Ни боли, ни переживаний, ни страха. Лишь пустота, до которой нужно дожить.       Однако, несмотря на, казалось бы, предрешённый исход происходящего, девушка не оставляла отчаянные попытки освободиться: упираясь в промокшую от крови землю и пачкая босые ступни, она всеми силами пыталась вырваться из хватки громилы: кусала его, царапала и всячески брыкалась. Но куда уж там: выйдя из себя, он, не шевельнув и мускулом, встряхнул её, да с такой силой, что на пару секунд ноги девушки оторвались от пола. — Ну что скажете, друзья? — видя улыбки на лицах собравшихся, организатор был вне себя от счастья. — Пусть вас не смущает её невинное детское личико — эта особа ещё нас удивит! Ведь все мы знаем, какими горячими бывают барышни в столь нежном возрасте!       Поиграв бровями, он, будто бы тушуясь, обратил внимание гостей на грудь пленницы, а та в свою очередь попыталась поплотней запахнуть совершенно грязный и местами порванный косодэ. Но была безжалостно прервана продолжавшим стоять рядом с ней помощником организатора: заведя руки девушки за спину, он специально посильнее открыл ворот её одежды, чтобы подогреть внимание публики. — Даже мне жарко стало! — распорядитель помахал на себя рукой, а собранные монеты мелодично зазвенели в мешке у него за пазухой. — Ну что, начнём?       Подняв руки, он силился успокоить обезумевших от женского тела мужчин, а после, демонстративно откашлявшись, приступил к торгам.       Первым лотом стала пощёчина: распорядитель решил, что щёки деви́цы недостаточно красные, да и выглядит она как-то слишком уж бледно. — Надо ей помочь! — он мерзко улыбался и не переставая глазел на жертву, которая, теперь словно бы оцепенев, смотрела в даль комнаты. — Как считаете?       Кстати, ставка за этот, казалось бы, почти безобидный лот и вправду была выше других — победителю пришлось отдать ни много ни мало, двадцать четыре монеты! И словно в благодарность за столь щедрое пожертвование, палач, продолжавший стоять позади девушки, не поскупился на зрелищность: отпустив её руки всего на секунду, он замахнулся и ударил пленницу с такой силой, что она отлетела от него, словно пушинка.       Некоторые собравшиеся в помещении мужчины вновь зааплодировали. А я впервые подавил в себе желание подняться и что-то сделать.       Видеть, как мучают парней, было… сносно: всё равно что наблюдать, как волк поедает ягнёнка — вроде, и неприятно, однако понимаешь — жизнь и смерть всегда идут рука об руку. С этим ничего не попишешь — так устроена Вселенная. Но… наблюдать, как взрослые и сильные мужчины неистовствуют от издевательств над хрупкой девчонкой — это меня злило.       Однако я продолжал бездействовать, стараясь прогнать ощущение того, что, наверное, в таком случае не лучше остальных. Я успокаивал себя тем, что это просто не моё дело… и я не обязан вмешиваться.       А она всего лишь человек. Не более.       Тем временем, упав на бок, девушка закричала. Правда, продолжалось это недолго — от попавшей в лёгкие пыли её накрыл кашель: надрывный и удушливый — он мешал сделать полноценный вдох. На глазах жертвы появились слёзы. Она пыталась подняться, но, видимо, падение вышибло из неё дух: она силилась встать хотя бы на четвереньки, но у неё всё никак не выходило. И спустя пару минут она оставила попытки. — А вот это я называю буйством красок! — надрывался распорядитель, подошедший к пленнице. — Покажись всем, красавица!       Взяв её за предплечье, он резким рывком поднял девушку — теперь она стояла на коленях и каждый из присутствующих мог насладиться видом крови, стекавшей по её губе. — Ох, моё сердце ликует! — организатор поднял голову кверху, будто бы благодаря Небо за столь прекрасный день. — Вот уж отрада! — Давай дальше! Не тяни! — прогремел мужчина справа от меня. — Мы и так долго ждали!       Остальные собравшиеся присоединились к нему, потрясая кулаками и приглашая организатора продолжить пытку. И он выполнил их просьбу.       Далее, получив ещё от одного спонсора целых тридцать восемь монет, организатор решил показать собравшимся, насколько красивым может быть женский голосок. Для этого палач вновь толкнул пленницу и, когда та упала на живот, сел сверху, постепенно заводя её руку назад. Первые секунды девушка плакала и просила её отпустить, но когда помощник распорядителя почти вывернул её плечевой сустав — закричала. И эти звуки были как ножом по сердцу.       «Ято, очнись. Это всего лишь человек. А ты Бог! И тебе нет дела до смертных!» — думал я про себя, повторяя эти мысли, точно мантру, однако что-то не давало покоя: я не сводил глаз с мокрого от слёз лица девчонки, и казалось: я её знаю. Было чувство, что она мне не безразлична, что между нами есть связь… правда, такая хрупкая, что я всё никак не мог её нащупать. — Восхитительно! — дав команду отпустить жертву, распорядитель вытянул руки, будто хотел обнять каждого из присутствующих здесь гостей. — Если бы не вы — я бы никогда не смог насладиться столь прекрасными звуками. Спасибо вам!       А тем временем мужчины в зале снова неистовствовали: не только от услышанного, но и от того, что одежды девушки задрались, выставляя напоказ слишком худые ноги. Один из присутствующих даже крикнул, что готов заплатить сто монет и взять девчонку силой прямо здесь, посреди арены, на зависть остальным, но организатор был непреклонен. — Понимаю, сложно бороться с желанием, однако я боюсь обидеть гостей, которые не желают смотреть на такое. Хотя, друг мой, вы подкинули мне ещё одну идею: возможно, формат некоторых встреч стоит изменить?       Он подмигнул тому самому выскочке, дав понять, что, если есть спрос — будет и предложение. А после вновь переключился на остальных собравшихся — они опять были недовольны тем, что между зрелищем столь длинные перерывы, и жаждали продолжения. — Не волнуйтесь, я и сам хочу поскорее перейти к главному. Однако, уж простите, ещё немного поиспытываю ваше терпение и введу несколько дополнительных лотов, — глава арены залихватски подмигнул девушке, продолжавшей лежать на утоптанном земляном полу, а после снова посмотрел на собравшихся мужчин. — Уверен, когда узнаете, что именно я задумал, не будете так злиться!       Я слушал его вполуха — не мог справиться с собственными желаниями: часть меня мечтала покинуть это место, несмотря на уговоры Керо и хорошее к нему отношение, а другая… всё же хотела защитить жертву, хоть это и противоречило моим принципам.       Я никогда не вступался за людей: даже видя, что кого-то безжалостно избивают или истязают, унижают или к чему-то принуждают — я проходил мимо. Ведь прекрасно понимал, что среди всех существ действует один закон: выживает сильнейший. Это относится и к Богам.       Я тоже буквально вгрызаюсь в возможность жить на земле, постоянно борюсь за то немногое, что мне дорого, и день изо дня делаю пусть маленькие, но шаги к тому, о чём мечтаю: к храму и последователям.       Я всегда считал, что люди должны поступать так же. Если нет сил бороться и ты сдался — в этом никто не виноват, кроме тебя самого. И с чего вдруг я должен смилостивиться и пытаться решать проблемы тех, кто не противостоит обстоятельствам?       Сейчас же всё было иначе: девчонка почти перестала сопротивляться и, похоже, приняла судьбу, однако… я не считал её слабой. Точнее, считал, разумеется, ведь она человек, но видел в ней что-то особенное. И это что-то мне до безумия хотелось сберечь. — О, щедрый взнос, — тем временем организатор вновь получил связку долгожданных монет и кивнул своему помощнику. — Приступим?       Я понял, что, уйдя в раздумья, не слышал, что именно ждёт пленницу сейчас, однако действия палача не заставили себя долго ждать: уведя ногу назад и тем самым хорошенько замахнувшись, он ударил её в живот. Вновь закричав, девушка откатилась к скамьям справа от меня, а после сжалась в комок и завыла от боли. От безысходности. От равнодушия остальных. — Хватит! — несмотря на это, она всё ещё пыталась что-то изменить, хоть голос её теперь был надтреснутым и хриплым. — Пощадите! Ведь я не сделала вам ничего плохого! — Хватит ныть! — крикнул довольно-таки мерзкий на вид, худощавый парнишка, к которому девушка оказалась ближе всех. — Поднимайся! Чего разлеглась!       Привстав и подавшись вперёд, он что было сил ударил её ногой по голове, наслаждаясь собственной безнаказанностью. И это действие ещё сильнее раззадорило публику. — Зрители лишь смотрят представление! — правда, верзила-палач всё же вмешался, пригрозив нарушителю кулаком. — Наказываю здесь только я! — Извиняюсь, извиняюсь! — гость вновь уселся на место, при этом отбив пятерню соседу справа. — Просто вы сегодня несколько медлительны, господин. Вот я и решил помочь.       Слащаво улыбнувшись, он вновь посмотрел на пленницу. Это сделал и я.       Она продолжала лежать на земле: к рассечённой губе прибавилась рана в районе виска, и теперь кровь, медленной каплей стекавшая по её лицу, всё больше привлекала внимание зрителей. — Пожалуйста, отпустите, — теперь девушка почти шептала, и если бы не сидел настолько близко к ней — не смог бы понять и слова. — Неужели ни в ком из вас нет и капли сострадания?       А дальше случилось нечто странное: скользя взглядом по каждому из сидящих по кругу мужчин, она остановилась на мне, словно могла… видеть. — Я хочу жить так же, как и любой из вас.       Она продолжала смотреть мне в глаза. — Разве я этого не заслуживаю?        Она совершенно точно будто бы говорила со мной. — Отпустите! — её губы дрожали, а дыхание стало прерывистым и частым. — Умоляю!       Обернувшись на звук шагов, она с ужасом оглядела вновь подступающего к ней палача. Видимо, пытка, за которую были уплачены средства, ещё не была завершена, и девушка это понимала. До этого почти высохшие на щеках слёзы вновь затуманили её взор. — Я просто хочу жить!       Она вновь на миг встретилась со мной взглядом, а после, прижав колени к груди и закрыв голову руками, приготовилась к новой порции боли. Только для меня её слова стали последней каплей.       Плевать, кто она и почему попала сюда. Керо убеждал меня, что все доставленные на арену жертвы — преступники или те, кто заслуживает смерти. Он приводил в пример, что в этом помещении наказывали насильников, работорговцев, убийц и воров — это служило главным оправданием его единомышленников и гостей данного мероприятия. Они считали, что уничтожают зло, а уж каким образом — никого не должно волновать.       Однако нынешняя пленница не была похожа на того, кто может совершить нечто ужасное. Максимум на что она, судя по всему, способна — стащить еду с рынка, не более, и то… судя по её худобе — это не зло, а вынужденная мера. Поэтому и смерти девушка не заслуживала. — Хватит! — крикнул я, поднявшись, — я был полон решимости, наконец, сделать хоть что-то хорошее, и не за деньги, не за будущие награды, а просто так. — Остановите это!       Только, как и ожидалось, ни зрители, ни организатор, и уж тем более палач, меня не услышали. И поняв, что слова не возымели эффекта, а девушку продолжают истязать, я поднялся, собираясь подойти к главарю арены. И хоть удивлённый таким поступком Керо пытался меня остановить — я не поддался на уговоры и сделал, что задумал. — Перестаньте! — достигнув распорядителя, я что есть мочи толкнул его — не ожидая такого, он упал, глухо вскрикнув от боли. — Я забираю её с собой!       Теперь меня заметили. Правда, не все и не сразу: несколько гостей смогли сделать это лишь после того, как на меня указали их соседи по скамье. Но горстка садистов — последнее, что меня волновало, поэтому я силился завладеть лишь вниманием главного. — Мужик, ты кто такой? И что тут забыл? — оглядев моё кимоно и убедившись, что при мне нет оружия, организатор ухмыльнулся, словно я его развеселил. — Если не устраивает формат этих встреч — я никого не держу, но судьба этой девки предрешена!       Он обернулся на своего помощника, который не понимал, что происходит: с глупым видом осматриваясь, он почёсывал массивную, почти лысую макушку. — Убери его отсюда! — поднявшись, приказал распорядитель, кивнув в мою сторону. — Да побыстрее! — Кого его, Мэсэйуки-сан? — палач продолжать стоять на месте: теперь он не выглядел таким сильным и серьёзным — скорее походил на переросшего ребёнка, у которого отняли сладость. — Я не понимаю!       Тем временем девушка, воспользовавшись положением, немного отползла к центру арены, подальше от своего мучителя и сидевших на скамьях зрителей. Возможно, будь в ней больше сил, она предприняла бы попытку к бегству: комната не была заперта, и если прорваться через круг собравшихся — можно спастись. Но, похоже, это всё, на что она была способна: убедившись, что палач так и остался стоять на прежнем месте, она закрыла глаза и, кулем упав на пыльную землю, обмякла. Потеряла сознание. — Повторюсь, — продолжил я, смотря в глаза распорядителя, — я забираю девушку с собой. Прямо сейчас!       В комнате нарастал шум. Гости не понимали, что творится: те, кто видел меня, злились, что какой-то незнакомец пытается диктовать организатору свои условия, а остальные бесновались из-за того, что зрелище, за которое они заплатили, вновь поставили на продолжительную паузу. Я переживал, что ещё немного, и зрители, пока ещё смирно восседавшие на своих местах, скоро сорвутся и устроят над девушкой самосуд. А мне этого не хотелось: я твёрдо решил доставить её домой, пусть не целую, но хотя бы живую. — И с чего это вдруг? — чуть шепелявя, организатор явно надо мной издевался: состроив рожу и мотая головой, он, видимо, ощущал себя властелином положения и не собирался идти на попятную.       Только он не знал, с кем связался.       Отточенным движением я мгновенно оказался позади него: левым предплечьем передавив его горло, а правой рукой ухватившись за затылок, я готов был свернуть ему шею — для этого мне хватило бы и секунды. Но я оставил этому человеку шанс решить вопрос мирным путём. — С того, что жизнь — дар, который, я уверен, ты очень хочешь сберечь, — прошипел я ему на ухо. — Или скажешь, я ошибаюсь?       Чуть напрягшись, я сделал так, что помимо страха быть убитым, пытавшийся вырваться из моих рук мужчина ещё и задыхался — я почти перекрыл ему доступ к воздуху и ждал ответа. — Помогите! — вместо согласия на мои условия, он пытался привлечь внимание зрителей, которые, как я и предполагал, оказались не такими уж смельчаками: многие из них выглядели недовольными, но не спешили на выручку. — Кто-нибудь! — Ответ неверный! — бросил я, слыша характерный хруст его позвоночника. — Да оно и к лучшему.       Расслабив руки, я отпустил теперь уже мёртвое тело распорядителя и двинулся к девушке, которая всё ещё была в опасности. Я ждал, что сейчас на меня накинутся, что палач станет мстить за смерть своего хозяина, что собравшиеся решат, раз нет организатора — можно творить беспредел, но они продолжали бездействовать. Возможно, у меня на лице написано — не подходи, если хочешь жить. А может, все они и вправду просто редкостные трусы.       Я беспрепятственно подошёл ко всё ещё лежавшей без сознания пленнице. Аккуратно запахнув её одежды, я поднял её, почти не ощущая веса: она действительно была настолько худой, что я даже силу не применял. Будто держал на руках ребёнка, хотя, по сути, она таковой и была: маленькой и беззащитной.       Где-то глубоко внутри меня расцвели доселе забытые чувства: мне хотелось беречь эту девочку, быть к ней добрым, помочь преодолевать трудности… стать её другом. Вот только после Сакуры я зарёкся привязываться к кому-то — слишком велика боль утраты.       Нужно поскорее избавиться от этой ноши: сплавить её родным или друзьям — пусть сами о ней заботятся. В конце концов, я Бог, а не нянька!       Я и так сделал многое, хотя и не был обязан! Пусть будет благодарна! Жаль, нельзя оставить её где-нибудь… придётся на время отнести к себе, но как только придёт в себя — пусть катится на все четыре стороны!

***

      До дома я добрался не слишком быстро: он не был моим храмом, поэтому перемещаться внутрь я не мог — лишь дойти до него. Так теперь я ещё и был не один: пусть девушка и была лёгкой, я боялся двигаться слишком быстро и резко, не желая ещё больше ей навредить. Возможно, это было излишним, но уж больно хрупкой она казалась…       По прибытии я первым делом решил осмотреть её раны: несмотря на долгий путь, моя гостья так и не пришла в сознание, и я переживал, что палач нанёс ей слишком серьёзные травмы.       Лекарств у меня не было, ведь Боги хорошо исцеляются и без них, однако где-то в закромах ещё оставалось немного рисовой настойки — для обработки открытых порезов подойдёт. Поэтому, аккуратно положив гостью на татами и убедившись, что она всё ещё без сознания, я развязал почти порвавшийся пояс её косодэ и распахнул одежду. И замер от представшей перед глазами картины.       Девушка была красива… Точнее, была бы, если бы не многочисленные синяки, уже начавшие проступать сине-бордовыми пятнами, порезы и ссадины, появившиеся после падений, и худоба, которую я заметил ещё там, на арене, стоило девчонке появиться в поле моего зрения.       Не скажу, что меня это шокировало: раны, причём намного более ужасные, я видел чуть ли не каждый день, да и толстяков сейчас почти не осталось: новое веяние в виде отказа от мяса, пришедшее в Японию вместе с философией буддизма, значительно сократило средний вес населения страны, однако… Эта девушка совершенно точно голодала: обтянутые кожей ключицы и рёбра сильно выпирали, живот был впалым, а в соотношении с чересчур худыми бёдрами и голенями — колени казались слишком большими и непропорциональными. Было видно, что жизнь её была полна лишений — это вновь пробудило во мне жалость, которую я тут же постарался урезонить.       Необходимо себя контролировать, Ято! Ты просто помогаешь, отводишь её домой и забываешь!       Взяв кусок хлопковой ткани, я для начала обмакнул его в чан с водой: необходимо стереть с кожи девушки кровь, грязь и пыль арены, а уж потом приступать к лечению. Чем я и занялся, правда, всё время косясь на лицо гостьи — вдруг откроет глаза и испугается? Очнуться и понять, что лежишь голая, да ещё и перед незнакомцем — то ещё удовольствие! Это наверняка шокирует девчонку, а я не хотел слушать её визги — пусть продолжает спать. Так лучше для нас обоих.       Когда вода стала серо-красная, а тело гостьи показалось более-менее чистым, я, как и задумывал, приступил к обработке ран: во время моих манипуляций её живот несколько раз сокращался, а вдохи становились чуть более частыми, будто даже сквозь сон она чувствовала боль, однако же глаз не открывала. Возможно, была слишком измотана: при условии, что в её организме была явная нехватка воды и еды, это не казалось таким уж странным.       Правда, когда я закончил, а на улице стемнело, моя тревога возросла. С того момента, как я вышел с арены, прошло довольно много времени, и то, что девушка так и не пришла в себя — ненормально. Вдруг у неё есть серьёзные внутренние повреждения и сейчас девчонка медленно умирает? Тогда все усилия напрасны. А ведь мне действительно хотелось привести её к родителям, увидеть, как они обрадуются, и понять, что её жизнь продолжится. Как долго — зависит от неё самой, но я бы осознал, что сделал всё, что мог, и был бы… пусть не счастлив, но как минимум удовлетворён.       Но искать лекаря, а тем более предпринимать что-то самому было бессмысленно: если девчонка и вправду на грани смерти — ей уже вряд ли кто-то поможет, да и денег на стоящего специалиста у меня нет. Придётся ждать…

***

      Одежды девчонки были настолько грязными, что положить её в таком виде в свою постель рука не поднялась. Пусть дом маленький, но всё же я сохранял в нём чистоту, поэтому первым делом снял её поношенный косодэ и надел свой относительно новый каригину, приобретённый несколько дней назад. Пусть это мужское одеяние, которое к тому же ей велико, но всё же лучше того, что было!       Конечно, переодеть девушку тоже оказалось нелёгкой задачей: я продолжал переживать и относился к ней, как к хрупкой статуэтке, но спустя пару минут всё же уложил её на свой футон и укрыл двумя стёганными одеялами, чтобы та не замёрзла. Кажется, я сделал всё, что мог, и оставалось лишь наблюдать за гостьей и надеяться, что её сердце продолжит биться.       Облокотившись о стену и вдыхая пропитанный запахом сырости и алкоголя воздух, я ощутил, насколько устал сам: день был странным и выматывающим — не физически, а морально. Однако сон не шёл: я всё размышлял, сколько ещё таких арен открыто по всей стране, каково количество замученных и убитых на них невинных людей и, главное, что движет теми, кто платит деньги за это развлечение? Что не так с этими мужчинами? Почему им нравится смотреть, как мучают других?       А ведь у некоторых из них, я уверен, есть жёны и дети, которые совершенно точно не знают об увлечениях главы семьи. Интересно, видя, как кого-то в очередной раз истязают, они не думают, что на месте несчастного может оказаться тот, кто им дорог?       Хорошо, что я прикончил главаря арены — более он не сможет никому навредить. Вот только… его идею наверняка подхватят, ведь это отличный источник дохода!       И остаётся ещё один вопрос, самый главный: какого чёрта меня это так волнует? Ещё вчера я бы даже ухом не повёл в сторону этой истории: людишки дерутся между собой и убивают друг дружку — мне-то какая разница? Они не мои прихожане и, мало того, даже имени моего не знают. Так с чего мне им помогать?       А сейчас… я отчего-то проникся тем, сколько испытаний порой выпадает на долю смертных. А ведь в отличие от нас, Богов, они не живут вечно, не могут переродиться, да и времени на то, чтобы научиться необходимому, создать семью и оставить после себя хоть что-то хорошее, не так уж и много: в среднем лет пятьдесят — не больше. А для жителей поднебесной это так и вовсе — миг.       Но при этом люди улыбаются, работают, что-то создают… и не отчаиваются, зная, что век их ох как короток. Просто наслаждаются каждым днём. И этому у них можно поучиться… — Где я? — донёсся до меня тихий голос: похоже, я всё же ушёл в состояние полудрёма и не заметил, как девушка пришла в себя. — Я вообще жива? — Раз говоришь и дышишь — наверняка, — я старался не показывать радость от того, что она очнулась. — А находишься у меня дома.       Выпрямившись и потерев веки, я пристально посмотрел на гостью: пусть тело её было укрыто одеялом, одного взгляда на её лицо было достаточно, чтобы понять: девчонке действительно крепко досталось. И до этого бледноватая кожа теперь приобрела серый оттенок, губы покрылись коркой, лоб блестел от испарины, а белок правого глаза стал кроваво-красным. — А кто… вы? — она говорила тихо, с придыханием. — Я не помню.       Я думал, что ещё чуть-чуть — и она вновь потеряет сознание, однако, вопреки ожиданиям, девушка некоторое время продолжала всматриваться в моё лицо, а после, поразив меня неизвестно откуда взявшейся резвостью, вскочила и хотела было отбежать в другой конец комнаты, но, запутавшись в одеялах, упала на колени, так толком и не поднявшись. — Вы были там! Вы… вы один из зрителей! — она продолжала судорожно выпутываться из образовавшейся западни, но из-за страха и отсутствия сил у неё это плохо получалось. — Я не вернусь на арену! Умоляю, отпустите!       Я хотел было посмеяться над её неуклюжестью, но решил, что сейчас не время — чего доброго, у неё так сердце остановится! Поэтому поспешил как можно скорее озвучить свои намерения, дабы расставить всё по своим местам. — А я тебя и не держу, — пробурчал я, лениво поднимаясь и двигаясь в сторону девушки. — И, если не в курсе — я спас тебя, дура ты неблагодарная!       Опустившись на колени рядом с ней, я развернул одеяло, которое теперь не мешало девушке убежать, а после вновь вернулся на прежнее место, дабы не смущать её своим видом и близостью. — И вы не собираетесь меня обижать? — с толикой истерики спросила она, рукой прикрывая дрожащие губы. — Честно? — Хотел бы — давно это сделал! — возведя глаза к потолку и соединив руки на груди, я полностью облокотился о стену и прикрыл веки. — Но, как видишь, я сижу тут и ничего не предпринимаю. А как ненормальная себя ведёшь только ты.       Я лишь притворялся жёстким и безразличным, однако, даже не видя девушку, прислушивался к её движениям, пытаясь представить, что она сейчас делает и о чём думает.       Наверное, её реакция вполне нормальна: очнуться непонятно где в компании мужчины… Только вот где-то глубоко внутри меня грызла обида. Могла бы и спасибо сказать! Ведь я ей ничем не обязан, однако спас. — То есть… вы действительно вытащили меня из того ада и принесли домой? Мне это не приснилось? — её голос больше не дрожал. — Так бывает? — Как видишь, — ухмыльнувшись, я приоткрыл один глаз, изучая реакцию гостьи. — Есть хочешь?       Стоило ей очнуться, я вновь обратил внимание на её тело: выглядывающие из-под одежды выпирающие кости притягивали взгляд, однако… не в вожделенном смысле. Единственное, чего хотелось — наконец её накормить. — Нет… но я не отказалась бы от воды, если можно, — сглотнув, девушка застенчиво опустила глаза и, кажется, только теперь заметила, во что была одета. — А это ещё что такое?!       Указав на верхнюю часть моего каригину и пощупав его гладкую ткань, она подняла на меня полный озабоченности взгляд. — Вы меня… меня… — девушка будто застыла, не в силах произнести следующее слово. — Переодел, да. Надеюсь, ты это хотела сказать? — встав и отодвинув сёдзи, отделявшую спальню от комнаты, в которой я готовил и коротал свободное время, я прошёл к кувшину с чистой водой. — А тебя что-то смущает?       Но девушка не ответила. И пока наливал воды, я уж было решил, она сбежала, стоило мне отвлечься, однако и в этот раз ошибся: по возвращении она ждала меня всё в той же позе, словно с момента, когда я покинул комнату, она даже вдоха не сделала. — Э-эй, очнись! — пощёлкав пальцами перед её глазами, я силился привлечь внимание девушки. — Да не трогал я тебя! Что за мысли? — То есть вы меня просто переодели и… всё? — странно, но у этой малышки прорезался голосок: в её речах появилась толика яда и надменности. И мне это понравилось. — Разумеется, — отдав ей воду, я вновь отошёл на почтительное расстояние. — Знаешь ли, конечно, у всех свои фетиши, но я нормальный парень. И скелеты меня, если что, совершенно не возбуждают!       Я произнёс это с превосходством и едким желанием показать, каков я молодец. Я хотел опустить эту девчонку, чтобы знала своё место и более не выказывала неуважение в виде не подкреплённых фактами обвинений! Однако… стоило увидеть, как после моих слов она сжалась и начала поплотнее запахивать одежду, — решимость сделать это куда-то улетучилась. — Простите, — пролепетала она сконфуженно. — Вы мне жизнь спасли, а я такого наговорила. Мне стыдно и… я, наверное, лучше пойду, чтобы более вас не стеснять. Мне крайне неловко, правда. Спасибо за всё, господин… господин…       Она подняла на меня полный слёз взгляд, и я не сразу понял, чего девушка от меня хочет, — лишь думал о том, что обидел её, хоть эта смертная и так много пережила за последний день. — Ято, — ответил я, когда мысли всё же собрались в кучу. — Меня зовут Ято. А тебя?       Я не понимал, почему веду себя так, зачем притворяюсь и пытаюсь казаться тем, кем я не являюсь. Хотя… несомненно, за стенами этого дома я и впрямь был грубым и жестоким воином, однако с этой девушкой мне хотелось стать иным. Тем Ято, которого почти никто не видел: понимающим, заботливым, дружелюбным!       Однако… вновь эти глупые желания! Кажется, я уже всё для себя решил, разве нет? А именно — не втягиваться в эту кабалу!       Хоть я и ненавидел отца — не мог не согласиться, что в некоторых вещах он очень даже осведомлён. И не раз повторял мне: «Не привязывайся ни к кому — рано или поздно они канут в небытие и унесут тебя с собой!» А при условии, что это дочь человека — её смерть — лишь вопрос времени.       Пусть лучше я буду один, как и прежде. Вечно. Так спокойнее. Разве нет? — Простите. Так некультурно с моей стороны. Сразу не представилась, — сперва смущённо поклонившись, девушка чуть приподняла голову и посмотрела мне в глаза: с добротой, улыбкой и нежностью. — Меня зовут Минами. Будем знакомы!