Crimson Carnage / Багровая резня

— Каната! Радостный и взволнованный голос младшего брата, вырывает Канату из раздумий; он перестает рисовать, откладывает карандаш и оборачивается, наблюдая, как Наюта практически вприпрыжку направляется к нему, пряча руки за спиной, что-то скрывая из поля зрения. Это пробуждает интерес Канаты. Наюта ярко улыбается — улыбка слегка кривовата из-за отсутствия пары зубов, — и невинность на его лице заставляет на мгновение забыть, где они находятся. Боль в теле Канаты проходит, и ему удается проигнорировать зудящие от инъекций раны. Волнение брата заразительно — Каната тоже начинает медленно улыбаться. В нем просыпается детское любопытство. Все вокруг — ветхие здания и такие же дети — просто исчезает, пока он ждет, когда брат подойдет к нему. Как только Наюта добирается, он быстро плюхается рядом с Канатой; руки все еще за спиной, и он продолжает улыбаться. На его лице и одежде грязь, а на воротнике белой рубашки — красное пятно. — Ты никогда не догадаешься, что я нашел, Каната, — говорит Наюта; улыбка не сходит с его губ, глаза сияют. Прошло много времени с тех пор, как Каната видел его таким. — У меня нет идей, Наюта, что ты нашел? — он пытается заглянуть за спину брата, но тот только отодвигается, чтобы Каната не смог этого сделать. Наюта качает головой. — Ты должен угадать. Я действительно приложил много усилий, чтобы найти это. — Но это неограниченный выбор, — дуется Каната, снова пытаясь украдкой заглянуть, но Наюта только хихикает и опять отодвигается. — Наюта! — Перестань ныть как ребенок. Слу-у-ушай, я дам тебе подсказку. — … Хорошо. На мгновение Наюта задумывается. Он глубокомысленно постукивает по подбородку, по-видимому, размышляя, как намекнуть Канате, что он нашел, при этом не раскрывая многого, чтобы это не было слишком легко. Он выглядит мило. Каната мягко улыбается, пока тусклый свет фонарей окутывает Наюту приятным оранжевым сиянием. Но улыбка быстро исчезает, когда он замечает состояние кожи близнеца. Синяков больше, чем обычно. То, что Каната принял за грязь, оказываются черными и синими ушибами. Вокруг шеи обмотана свежая повязка, сквозь которую проступают маленькие красные пятнышки, указывающие на то, что недавно его укусили. У Канаты сводит желудок. Он хочет расспросить об этом, но Наюта его опережает. — Ты можешь заметить, что это носят все дворяне. Живот Канаты сжимается от ужаса, и он больше не хочет играть. Даже с невинной улыбкой на лице Наюты и его драгоценным хихиканьем, он с трудом подбирает слова и его мысли мечутся. Мир вокруг них, кажется, вращается, а затем внезапно гаснет свет, погружая все во тьму. Каната паникует и оглядывается, надеясь, что глаза быстро привыкнут к темноте. Грохот сердца отдается в ушах, и он пытается нормально дышать. Раны от уколов на руке начинают чесаться — Каната впивается в них ногтями в надежде, что это прекратится. По руке стекает тепло. Каната знает, что расковырял раны и теперь они кровоточат. Вокруг слишком тихо. Хихиканье Наюты давно стихло, и он остался наедине со своими мыслями. — Наюта? — пытается он. Голос ломается, становясь едва громче шепота. Голова начинает кружиться, а по венам разливается ощущение холода, обволакивающее все тело. Каната задыхается, крепко обнимая свое хрупкое тело. — Наюта?! — он чувствует удушье, качает головой и тянет одежду, борясь с напряжением. Ветер отвечает на его зов, молча завывая, обдувает кожу и проникает сквозь тонкую одежду, пробирая до костей. Каната дрожит, обхватывая свое хрупкое и худощавое тело в тщетной попытке сохранить то небольшое тепло, которое у него есть. Он снова пытается заговорить, но голосовые связки подводят, и вместо этого вырывается сдавленный вздох, перерастающий в приступ кашля, от которого сотрясается все тело. Раны на шее усугубляются, и вскоре металлический привкус крови обволакивает его вкусовые рецепторы. Из шеи и рук течет кровь, окрашивая кожу красным. — Каната! Ветер доносит шепот, который заставляет Канату повернуть голову в ту сторону, откуда, по его мнению, он приходит. Это прозвучало близко. Он осторожно делает шаг в темноте, и что-то позвякивает у него на шее. Каната замирает, ощущая холодный металл, обмотанный вокруг шеи, и поднимает руку, чтобы коснуться его. — Ах! — он задыхается от шока, падая на ягодицы. Грудь быстро поднимается и опускается, когда он судорожно касается металлической цепочки, висящей у него на шее, опускает руку и дотрагивается до кулона. Изгибы и завитки знакомой подвески в виде змеи ощущаются гладкими под пальцами, но наполняют его невероятным страхом и ужасом. Где Наюта?! Каната с трудом поднимается на ноги, осматривая окружение, но все еще слишком темно, чтобы он мог сказать, где находится. Темноту и тишину пронзает крик, проникая прямо в сердце Канаты, и он замирает. Обстановка меняется, и его внезапно ослепляет свет. Он вздрагивает, поднимая руки, чтобы прикрыть глаза, защищаясь от яркости; в ушах болезненно звенит. — Ну и ну. Руки Канаты быстро опускаются, когда он слышит голос, которого боится больше всего. Теперь, дав глазам привыкнуть к свету, он окидывает взглядом открывшуюся перед ним сцену, и его сердце падает в желудок. Он пытается броситься вперед, но кандалы на запястьях удерживают его на месте. Длинноволосый ученый ухмыляется Канате. — Ты наконец проснулся, — усмехается он. Его клыки, которые не должны быть в человеческом рту, блестят в свете фонаря. Он держит Наюту, повисшего в его руках словно мешок с картошкой. Голова наклонена вперед, но Каюта все равно может разглядеть струйку крови на шее брата. Панику и страх сменяет ярость. — Отпусти его! — рычит Каната, дергая за металлические цепи, которые лишь издевательски звенят. — Хм-м-м. Не думаю, что сделаю это, — говорит мужчина, улыбаясь еще шире, когда проводит пальцем по подбородку Наюты, приподнимая его голову. — Видишь ли, он украл у меня, а паршивые воры вроде него должны быть наказаны. — Он ни хрена не крал! — О? Тогда что это у тебя на шее? Пока он говорит, мужчина проводит пальцами по горлу Наюты, слегка сжимая, что вызывает слабое хныканье у его брата. — Э-это была моя идея! — напряженно заявляет Каната, не сводя глаз с брата, который смотрит на него глазами, полными страха. Кулон на шее кажется увесистым, и с каждой проходящей секундой становится только тяжелее. — Пожалуйста, не втягивайте его в это… Я украл у вас! С губ мужчины срывается радостный смех. — Это просто чудесно! Связь между двумя братьями-близнецами слишком великолепна… Ты готов взять вину за преступления своего брата. — Я говорю вам, он этого не делал! — Наюта слабо качает головой, когда Каната кричит, отчаянно дергая цепи. По его щекам текут слезы. — Пожалуйста, оставьте его в покое! Умоляю вас! — Интересно… Приступай, — от маниакального блеска в его глазах у Канаты бегут мурашки по позвоночнику. Что-то двигается рядом с Канатой, и, прежде чем он успевает осознать, что в комнате есть еще один человек, нечто холодное пронзает его кожу. Ледяное давление разливается по его мышцам, когда вводимая в вены жидкость распространяется по всему телу. Каната скулит, в голове все плывет, и он пытается посмотреть вниз. В его руке огромный шприц, в который впрыскивают странную светящуюся жидкость. Каната чувствует неподдельный страх и ужас. Ученый снова хихикает, привлекая внимание Канаты. Мужчина поворачивает голову Наюты, предоставляя себе полный доступ к затылку младшего близнеца. Кожа уже покрыта синяками от обычных колотых ран; ученый приближает губы. Каната ощущает раскаленную ярость, наблюдая за происходящим и отчаянно пытаясь вырваться, но то, что сейчас циркулирует в крови, делает его вялым. Клыки мужчины выскальзывают из-под его губ, когда он улыбается и облизывает их, открывая рот, чтобы укусить. Воздух сотрясают крики и лязг цепей.

________________

— …та! Каната! Каната резко просыпается, тяжело дыша и пытаясь избавиться от этого сна. В ушах у него громко звенит, и он трясет головой, смаргивая слезы, обжигающие глаза. Он гулко сглатывает, чтобы избавиться от растущего комка в горле. Приглушенный шум двигателя заземляет его, и чья-то рука, гладящая по плечу, помогает успокоиться — это утешает; он наклоняется навстречу прикосновению. Наюта выглядит обеспокоенным, и Каната смотрит в окно, избегая встречаться с ним взглядом. Прошли годы с тех пор, как он был заперт в том подземелье, так почему Каната думает об этом сейчас? От образа мужчины, глубоко вонзившегося клыками в шею Наюты, Канату едва не тошнит. Он пытается думать о чем-то другом, но это невозможно. Кошмары из прошлого преследуют его все чаще и чаще. Может быть, этот гибрид действительно права, говоря, что он снова вернется? Каната всхлипывает, быстро моргая в тщетной попытке остановить слезы, грозящие пролиться из его глаз. Он не хочет плакать ни перед Наютой, ни перед Чисеем и Харуоми. — Там, сзади, все в порядке? — спрашивает Чисей, оборачиваясь, чтобы взглянуть на них. Каната успокаивается, когда эти электрические фиолетовые глаза смотрят на него. — Ему приснился еще один кошмар, — отвечает за Канату Наюта. — В последнее время у него их много, — замечает Харуоми, останавливаясь на подъездной дорожке их дома. — Каната, ты уверен, что не хочешь поговорить об этом? — Я в порядке, — выпаливает Каната, ощущая, как болезненно сжимается горло. Он выходит из машины в ту же секунду, когда Харуоми паркуется. Быстро поднимаясь по лестнице, Каната входит в особняк и направляется в их общую с Наютой комнату. В голове проносятся образы кошмара — старого воспоминания, которое он затолкал в самые отдаленные уголки сознания. Он не может понять, почему это снова всплыло в памяти, чтобы преследовать его. Пронзительные крики Наюты все еще громко звучат в его ушах, и Каната закрывает их руками в надежде заглушить шум. Образ ученого, вонзающего клыки глубоко в кожу Наюты, заставляет его споткнуться — Каната чуть не падает, успевая схватиться за перила. Он останавливается, тяжело дыша и дрожа от старого страха, которого не испытывал уже долгое время. Мужчина с записей камер видеонаблюдения, его длинные черные волосы — у Канаты голова идет кругом. Он не может вернуться. Каната видел, как он умирал! Потому что именно Каната убил его. Официально полиция так и не казнила ученого; это Каната был тем, кто вонзил серебро в его грудь и наблюдал, как в глазах угасал зловещий свет. Это Каната обезглавил труп и спрятал голову там, где ее никто не смог бы найти. Ни единого шанса, что Альтер Триггер смогут вернуть его. Слезы катятся по щекам Канаты, когда он продолжает подниматься по лестнице в спальню. Он слышит, как остальная его семья входит в дом, и захлопывает дверь, прижимаясь к ней спиной. Каната медленно сползает вниз и подтягивает колени к груди. Он не может снова столкнуться со змеем. Не может встретиться с этим человеком лицом к лицу — в последний раз, когда это случилось, Каната едва выбрался живым. Удача была на его стороне, что привело к победе. Наюта никак не отреагировал, когда увидел этого мужчину на кадре, но могло ли такое быть, что его брат подавил воспоминания о лице ученого? Каната клянется, что не сумасшедший и знает, что видел. Длинные черные волосы. Руки поднимаются к волосам, слегка дергая за пряди, и Канате кажется, что он сходит с ума, теряя чувство реальности. Дыхание рваное — короткое и учащенное, и легкие горят, когда его охватывает знакомая волна паники. В ушах стоит громкий звон, а образы проносятся в голове быстрее, чем он успевает их обработать. От этого у него сдавливает грудь — словно чья-то рука крепко сжимается вокруг его горла. С губ срывается задушенный всхлип; глаза мечутся по комнате в поисках чего-то, что может ему помочь. Зрение плывет, смещаясь между реальностью и тем, что является частью воображения. Он снова в катакомбах, холодный и одинокий, а затем оказывается в закусочной — смотрит на красноволосого парня, крепко удерживаемого в руках женщины. Кровь окрашивает слегка загорелую кожу, стекая с того места, где вампир вонзает зубы в его шею. Багровые глаза, наполненные болью и мольбой о помощи, глядят на Канату, который ничего не может сделать, кроме как смотреть. Изображение исчезает, возвращая его обратно в спальню, и он плачет еще сильнее. Чувство вины обвивается цепью вокруг его сердца, крепче сжимаясь с каждым вздохом, и Каната поднимается, спотыкаясь о собственные ноги. Комната кружится, когда он неуверенно шатается к кровати Наюты, ища утешения у брата, которое тот обычно ему дает. Каната падает на кровь, сворачивается в клубок и судорожно вздыхает. Обоняние наполняет запах Наюты, и он глубже зарывается носом в одеяло, надеясь, что это притупит все остальные чувства. Он слышит открывающуюся дверь и удивленный вздох, за которыми следуют торопливые шаги. Внезапно его заключают в чьи-то радушные объятия, отчего Каната резко втягивает воздух и икает. Наюта крепко держит его, проводит рукой по волосам и покачивает, позволяя выплакаться у себя на груди. Каната обнимает брата так крепко, как только может, в ужасе от того, что если отпустит, Наюта исчезнет. Он продолжает плакать — рыдать, — выплескивая все эмоции, которые сдерживал в себе месяцами, а возможно, и годами. Проходит много времени, прежде чем его плач начнет утихать, превращаясь в небольшие, редкие всхлипы. Голова Канаты кажется тяжелой. Глаза горят, — вероятно, опухшие и покрасневшие, — и он чувствует, что его лицо липкое от слез и соплей. Это заставляет Канату съежиться, ощущая себя немного виноватым перед Наютой. — Тебе лучше, Каната? — тихо спрашивает Наюта, продолжая перебирать пальцами волосы Канаты. — Расскажешь мне, что случилось? Я не видел тебя таким расстроенным с тех пор, как… ты знаешь… Каната слабо качает головой. Он не хочет говорить об этом с Наютой — вообще ни с кем, если уж на то пошло. Он знает, что это поможет ему почувствовать себя лучше, но мысль о том, чтобы открыть плотину эмоций и мыслей, кажется утомительной. К тому же, Каната понятия не имеет, с чего начать. Всего слишком много. Наюта вздыхает. — Хорошо. Я не собираюсь заставлять тебя говорить, но ты должен время от времени открываться мне. Вредно держать все в себе, пока не взорвешься, — он отстраняется, разрывая объятия. Каната его не останавливает, наблюдая, как Наюта идет к шкафу, возможно, чтобы переодеться в новую рубашку. — Я расскажу тебе однажды, но не сейчас, — говорит он хриплым голосом, прочищая горло. — Тогда я подожду. Между близнецами воцаряется тишина, пока Наюта сменяет рубашку. Это успокаивает, и даже если Каната проплакал около трех часов, он чувствует себя намного лучше. Он думал, что будет более истощенным. Устраиваясь поудобнее под пуховым одеялом Наюты, Каната смотрит, как его брат перемещается по комнате. Младший близнец берет книгу и садится на один из стульев у письменного стола, чтобы почитать. Каната закрывает глаза — не для того, чтобы уснуть, а чтобы дать им отдохнуть, потому что они сухие и их больно держать открытыми. Время от времени он шмыгает носом, позволяя себе углубиться в мысли в поиске воспоминаний, не приносящих боли, — чего-нибудь, о чем он мог бы подумать, чтобы отвлечься. «Живя прошлым, ты только мешаешь себе двигаться в будущее» — эхом отдается в голове Канаты. Определенное воспоминание, — четкий образ — всплывает в его сознании, и от этого у него перехватывает дыхание. По венам разливается едва уловимый жар, проникая во все капилляры, нежным румянцем оседая на коже. Каната пытается заставить разум думать о чем-то другом. Но мозг отказывается это делать. Подтянутый торс… изгибы и впадины рельефных мышц подчеркиваются бледным лунным светом, отчего у него пересыхает во рту. Неожиданно очерченные мышцы живота, напряженные от холода, разжигают в Канате желание прикоснуться к ним. Почувствовать упругость и форму кончиками пальцев. Затем происходит легкое движение сверху. Глаза успевают уловить, как грудная мышца расслабляется после напряженного состояния. Затвердевшие от холода соски… Канате нужно перестать думать, пока это не вышло из-под контроля. Его лицо словно полыхает в огне. — О чем ты думаешь? — Ни о чем! — Каната быстро переключает внимание на изображение цветущего поля. Можно практически заметить, как от его макушки поднимается пар. Из-за резкого перехода мыслей — от отчаяния и тоски к тому, что, черт возьми, это было — у Канаты кружится голова. Привычное раздражение, которое он испытывает, думая об Аллене, не появляется. Вместо этого Каната ощущает легкое трепетание внизу живота, заставляющее его почувствовать себя странным и дрожащим. Аллен ласково разговаривал с ним на пляже, нежно поглаживая щеку Канаты, словно боясь, что он сломается. Он уже дважды спас ему жизнь. А Каната даже не смог пошевелиться, чтобы спасти Аллена, когда его укусили в закусочной. Он чувствует себя виноватым, но эта ситуация напомнила ему о прошлом, — которое, по совпадению, является его ночным кошмаром. Аллен смотрел на него также, как и Наюта тогда. Каната очнулся от паники, только когда Аллен отключился из-за небольшой потери крови, но он недолго оставался без сознания. Все, что произошло после этого, было размыто в сознании Канаты; Наюта отвез Аллена обратно в город, чтобы тот смог вернуться домой и отдохнуть. Конечно, это было после того, как Наюта подлатал его, пока Каната наблюдал за этим со стороны. И тогда он вспоминает о флаконе на шее Аллена. О том, как Наюта не дал ему рассказать правду о кулоне. — Почему ты не сказал ему? — спрашивает Каната. Наюта перестает читать и поднимает взгляд, нахмурив брови. — Кому и что? — Аллену о Ликвидус Обитус. Почему ты не сказал ему? — Каната слышит, как Наюта вздыхает и закрывает книгу, что побуждает его отвести взгляд от потолка и посмотреть на брата. У Наюты такое выражение лица, словно он страдает запором. Каната продолжает: — Было бы неплохо сказать ему правду об этом. — Я думал, тебе похер на него. — Похер, но все же, — ворчит Каната, прижимая подушку к груди. Каната не понимает своих чувств к Аллену. Вселенная, кажется, сталкивает их в любой удобный момент, потому что в ту ночь он не планировал искать Аллена. То, что он наткнулся на него, было чистой случайностью. Сацуки написал ему, когда Каната после завершения миссии уже собирался уходить с Чисеем, что заставило его остаться в городе. Он увидел, как Аллен, погруженный в свои мысли и довольно уязвимый для атак, прогуливался по улице, и у него появилась идея взять его с собой. Назовите это тестом. Тестом на доверие. Если Чисей утверждал, что Аллен может быть полезен, то Каната решил проверить его на верность… взламывая зал гачапонов. Тот факт, что Аллен умеет вскрывать замки, является дополнительным бонусом, и Каната начинает понимать, что имеет в виду его отец. — Лучше, чтобы он не знал, — возражает Наюта, вырывая Канату из своих мыслей. — Зачем доставлять бедному парню ненужный стресс, когда он уже попал в ловушку такой судьбы? Рассказав ему, исход не изменится, и он не сможет остановить неизбежное. Каната сердито смотрит на него. — Ты чертовски хорошо знаешь, что означает этот флакон, Каната, — говорит Наюта, смотря в ответ таким же взглядом. — Его судьба высечена на камне. Ты не можешь этого изменить. И, кроме того, ему не удастся сказать тебе… Каната замирает. На голову словно выливают ведро холодной воды; сердце охватывает страх, и он почти отказывается слушать следующие слова Наюты. — … сколько дней ему осталось жить.