(UN)FAIR: Красавица и Чудо(вище)

      Хёнджин проснулся резко, распахнул глаза и, спросонья, ужасно испугался незнакомого потолка, украшенного фресками. Он боялся пошевелиться, пытаясь понять, где находится. Постепенно дошли ощущения – он лежал на мягкой постели, прохладные шелка простыней и ночного одеяния ласкали кожу. В комнате было светло. Наконец он вспомнил. Видимо, он спал очень долго и слишком расслабился – из головы совсем вылетели события вчерашнего дня. Позавчерашнего? Наступала ли ночь? Хёнджин ощущал себя так, словно совершенно потерялся во времени. Странно – портьеры, как и повсюду в замке, были зашторены, когда он ложился в постель. Но сейчас они были раздвинуты, за окном – снова яркое солнце. Оно всё так же светило и тогда, когда Хёнджин ложился – он специально выглядывал в окно. Сколько же он спал?       Хёнджин медленно сел и оглядел покои, которые выделил для него хозяин за́мка.       Феликс...              Определённо здесь кто-то побывал. Во-первых, раздвинутые портьеры. Во-вторых, Хёнджин не находил глазами свой свадебный костюм, который оставил на комоде после того, как пришёл из ванной комнаты. А ещё…               Хёнджин застыл. Смотрел неверяще с минуту, и сам не заметил, как выбрался из-под одеяла. Он встал с кровати и подошёл к трельяжу. На нём, отражаясь во всех трёх зеркалах, стояла стеклянная небольшая колба, а внутри – его роза. Засыпая, он оставил её на рядом лежащей подушке. Теперь, под тонким стеклом, роза словно парила в воздухе, не касаясь стеблем круглой подставки из белого дерева, всё такая же прекрасная и свежая. Хёнджин непроизвольно опустился на стул рядом, не сводя взгляда с этой необычной композиции. Но ему тут же пришлось подняться. На спинке висело платье. Что-то наподобие ханбока из богатой ткани небесно-голубого цвета, расшитой серебряными нитями, с атласными белыми вставками. Поверх переливающейся материи, которая красиво ниспадала с сидения, лежали какие-то жемчужные нити.       Хёнджин задумчиво взял украшение. Наверное, это было украшение. Оглядел, покрутив перед глазами. Что-то необычное, он не мог понять, как это носить…              Так и что же? Хёнджин должен был надеть всё это? Он посмотрел на себя в зеркало. Сон определённо пошёл ему на пользу – вчера он выглядел совсем измождённо. Разве что глаза странно блестели. Наверняка от вина. Сейчас же коже вернулся здоровый оттенок, синяки под глазами исчезли. Он с опаской коснулся щеки – там не оказалось царапины. Определённо, она была тут вчера, оставленная коварным плющом. А сейчас – ничего, только здоровая кожа. Хёнджин не мог прекратить трогать это место. Пальцы переместились к губам – обветренные и искусанные перед сном, теперь они были гладкими и мягкими. Как?.. Вот только тёмные локоны представляли собой абсолютный беспорядок. Хёнджин недовольно выдохнул. Хотелось причесаться и умыться. И вдруг он увидел на столешнице трельяжа костяной гребень и длинную атласную ленту. Они же лежали тут и до этого, верно?              Хёнджин ощущал себя так, будто всё ещё спит. Он ещё долго не привыкнет ко всей этой магии и странностям этого места. Привыкнет?.. Пока медленно расчёсывал локоны, смотрел в одну точку и погружался в мрачные думы. Что с ним будет дальше? Он ведь остался совсем один. Почему-то всё ещё не до конца верилось, что Феликс отпустит его живым. Это место было скрыто от людских глаз, его никто не должен был найти. А что если всё же отпустит? Может быть, будет так любезен, что даже снабдит Хёнджина едой и одеждой. Хёнджин взял ленту и зажал меж губ, пока принялся собирать волосы. Стоило спросить Феликса напрямую. Вдруг он даст какой-нибудь совет, этот странный Токкэби. Красивый и загадочный. Хёнджин не сразу понял, что сердце снова колотится. Захотелось увидеть его. Лента затянула половину волос, так, чтобы непослушные пряди не падали на лицо, Хёнджин поправил её атласные концы. Вздохнул.              На самом деле, совершенно не хотелось никуда уходить.              Что за глупости?              Хёнджин, по-прежнему пребывая в раздумьях, выскользнул из покоев. Огляделся. Он не рассчитывал, конечно, тут же натолкнуться на Феликса, но почему-то Хёнджина не покидало ощущение, что за ним наблюдают, прямо как вчера – вчера ли? – когда он мылся и готовился ко сну.              Он подошёл к двустворчатым дверям ванной комнаты, нажал на золочёную ручку и заглянул внутрь. Тоже пусто. Снова горели свечи в напольных канделябрах, через витражи лился причудливый свет, а из золотых чаш валил пар. Словно бы здесь всё всегда было готово для купания. Точно, как и вчера. Только водой была наполнена не золочёная громадная ванна, а небольшие медные тазы, стоящие на мраморных стенных выступах разной высоты.              Вчера Хёнджину тут так понравилось, что он ещё долго сидел в странным образом не остывающей воде и разглядывал витражи в узких окнах в пол. Сейчас же он смог умыться быстро. Свежее полотенце ждало его. А ещё – маленький пузатый бутылёк из гранёного стекла. Хёнджин взял его в руки, откупорил – внутри оказалось какое-то масло, пахнущее, кажется, цветами. Хёнджин точно чувствовал розу и что-то ещё. Он не слишком разбирался в подобном. Он растёр несколько капель меж пальцев и нанёс масло на кожу лица и шеи, а ещё на губы. Буквально только что он вспоминал, как матушка иногда ворчала из-за того, что отец опять заставил его слишком долго упражняться под ветром и палящим солнцем, и приносила ему на ночь свои вкусно пахнущие бутыльки, чтобы залечить уставшую кожу.              Хёнджин тряхнул головой. Он подозревал, что его мягкое жалкое сердце начнёт играть с ним в эти игры. Он знал, ещё тогда, когда решался так безрассудно совершить побег – расставание с матерью дастся ему тяжелее всего. Но, в конце концов, пора было взрослеть. Если он был достаточно взрослым, чтобы жениться, то и по матушке скучать нечего. Вряд ли бы они продолжили так много времени проводить вместе. Но всё равно где-то под рёбрами ныло при крохотной мысли о том, как она наверняка тревожится о нём. Да, в последние годы Хёнджин находил отдушину в своих любовниках, но матушка оставалась для него самым близким человеком. Она, такая же затворница, выданная замуж за его отца не по любви, всегда прекрасно понимала Хёнджина. Хоть они никогда и не обсуждали этого.              Хёнджин вернулся в покои. Он долго смотрел на роскошное платье, не решаясь надеть его. Ему было неловко. В конце концов он проиграл эту борьбу. Долго возился, разбираясь со всем этим великолепием, но в конце концов смог надеть ханбок должным образом. Под стулом прятались невероятной красоты танхэ, Хёнджин даже опешил. Традиционные корейские одеяния давно были не в моде, но Феликсу, видимо, всё это нравилось. А такую вот обувь, вообще-то, чаще всего носили женщины. Но эти танхэ и вложенные в них шёлковые белоснежные таби были огромного размера. Хёнджин мученически заломил брови, но всё же присел, чтобы обуться. Распрямившись, он уставился на жемчужное украшение, которое оставил на трельяже. Он снова взялся рассматривать его.              В дверь постучали. Надо же, как вежливо. А разгуливать здесь, когда Хёнджин спал, Феликс не постеснялся.              — Мне нужно дать своё разрешение? — спросил Хёнджин громко. Сердце разогналось.              Дверь тут же распахнулась, причём, похоже, сама собой. Хёнджин не смог не посмотреть. В покои стремительно вошёл Феликс. В белоснежном летящем ханбоке, с высоко-высоко забранными в хвост волосами. Он и был таким прекрасным? Хёнджин понял, что открыл рот. По всему телу растеклось тепло от приятного звона длинных серёжек – сегодня на Феликсе больше не было украшений. Кроме ещё всё тех же серебряных когтей.              Он подошёл к Хёнджину очень близко и уставился. Хёнджин даже попятился. Его окатило приятным запахом Феликса, таким свежим и сегодня вдруг сладковатым.              — Ты выспался? — спросил Феликс.              — Д… Да, спасибо, — голос неожиданно сел, получилось ответить очень-очень тихо.              Серебряные лёгкие прядки волос так красиво спадали на чудесное лицо. Нечеловеческие глаза будто стали светлее, почти светились ярким золотом. Хёнджин мог бы провести целую вечность разглядывая эти невероятные черты.              — Помочь? — спросил Феликс, заметив в руках Хёнджина украшение.              — А?.. — Хёнджин не успел отреагировать – Феликс забрал у него жемчуг. И вдруг ухватил Хёнджина за левую руку, заставив вытянуть её перед собой.              Хёнджина парализовало от внезапного прикосновения. Всего покрыло мурашками. Едва ли не покачнуло от осознания – Феликс не был миражом, его фантазией. Ещё. Хёнджин хотел, чтобы Феликс не отпускал его запястье. Но он уже ловко застёгивал на нём браслет – так вот что это – кожи касались только кончики резных когтей. А затем Феликс вытянул пять жемчужных нитей, на концах которых жемчужинки в несколько рядов собирались в широкие кольца. Левой рукой он сжал локоть Хёнджина, видимо, чтобы Хёнджин не двигался. И зачем? Он не решался даже моргнуть. Правой рукой, очень аккуратно, Феликс принялся медленно нанизывать колечки на каждый его палец.              — Мне подумалось вчера, что на твоих длинных пальцах хорошо будет смотреться такое украшение… — низкий голос пробрался под кожу.              Хёнджин упивался запахом Феликса, у него кружилась голова. Он представил себя куклой, которую хозяин решил красиво нарядить. Эта мысль была странной и почему-то заставила Хёнджина закусить губу. Тут же он почувствовал прикосновение подушечек пальцев к своей коже и чуть не задохнулся. Он смотрел на чистый гладкий лоб, на линию роста серебряных волос и боялся пошевелиться. Но в конце концов опустил взгляд и вдруг заметил нечто странное. Сперва он принял это за часть украшения, а вчера издалека именно это не давало ему покоя. В просветах меж составных частей колец на фалангах Феликса, оказывается, виднелась кожа. Необычного цвета, графитовая, словно он испачкал руки краской. В тот момент, когда Феликс надел последнее жемчужное кольцо на мизинец, он поднял взгляд на Хёнджина.              Всё произошло как-то слишком быстро – Хёнджин отчётливо увидел, как Феликс проследил за тем, куда он смотрел, а затем в светящихся глазах промелькнул испуг, Феликс отдёрнул руки и спрятал их за спиной. Отступил.              — Идём, — он сразу же резко развернулся и пошёл вон из покоев.              Хёнджин тряхнул головой, избавляясь от наваждения, и поспешил вслед за хозяином замка, который, надо сказать, отлично умел ходить во всех этих длинных одеяниях. Что у вчерашнего его ханбока, что у этого, имелось что-то наподобие шлейфа, полы платья змеились по полу. Удивительно, как ему всё это не мешалось.              — Куда мы идём, господин? — Хёнджин не был уверен, что Феликс не убегает от него и что он действительно по-прежнему должен следовать за ним.       Феликс не отвечал. Хёнджин не знал, что он сделал не так, но почему-то чувствовал себя виноватым. Постепенно шаг Феликса замедлился. Хёнджин тоже пошёл медленнее, продолжал сохранять дистанцию. Появилась возможность перевести дух и снова рассматривать Феликса. Даже со спины он… Такие изящные плечи, тонкая шея, короткие лёгкие волоски у нижней линии роста волос, которые можно было увидеть благодаря высокой причёске. Острые ушки. Красивые чуть закрученные рога. Только теперь Хёнджин понял, что повсюду раздёрнуты портьеры – коридоры и комнаты замка заливало солнце. И заметил он это только потому, что солнечный свет интересно выделял рельеф рогов Феликса.       Захотелось прикоснуться к ним. Потрогать. Хёнджин сжал пальцы правой руки в кулак.       И вообще, где справедливость? Феликс держал его руку, а Хёнджин ещё не прикасался к нему. Как вообще дошло до прикосновений?       Хёнджин был наивным, но не был дураком. Он всё прекрасно знал про себя. И уже очень давно. Феликс понравился ему совершенно определённым образом. Хотя “понравился” не вполне определяло то, что испытывал Хёнджин. Он всегда был влюбчивым, но то были какие-то детские шалости. Точнее, теперь они казались Хёнджину таковыми. Потому что, когда Феликс чуть наклонил вперёд голову, и его волосы в хвосте серебряными нитями пересыпались в сторону, за коротким воротником-стойкой показался выступающий позвонок. Движение кожи, блеск волос и всё тот же пряный свежий аромат… Хёнджин абсолютно точно никогда не испытывал подобного. Жар стремительно прокатился вниз по груди. Стало трудно дышать. Хёнджин судорожно вцепился пальцами в ткань своего ханбока в районе солнечного сплетения.              Эта часть за́мка, в которой они тем временем оказались, была пока что незнакома Хёнджину. Тут обнаружилась ещё одна лестница. Феликс вдруг остановился в самом её начале. Обернулся, сверкая взглядом. Хёнджин тут же словно прирос к полу. Неловко отпустил ханбок, опустил руку. Грудь всё равно ходила ходуном. Он очень очевидно тяжело дышал.              Взгляд Феликса был не читаем. Может быть, из-за его необычных зрачков Хёнджин не мог понять хотя бы отдалённо, о чём он думает? Но нет – ему вспомнился тот крохотный момент в покоях буквально несколько минут назад, когда он так явно смог прочесть эмоции Феликса, и тут же задумался над тем, что тот просто умело их скрывал. Большую часть времени.              — Поднимайся, — Феликс повёл рукой. — А я за тобой, — Хёнджин совсем не знал его, но ему казалось, что Феликс не в духе. Или, скорее, его настроение испортилось после того, как Хёнджин… Что он сделал? Посмотрел на его пальцы. Увидел странного цвета кожу. Если ему всё же позволят задать хоть какие-то вопросы, он понимал – об этом спрашивать точно не стоит.       Хёнджин послушно прошёл к лестнице. Специально очень глубоко вдохнул, оказавшись рядом с Феликсом. Всё-таки интересно, что это? Какие-то масла? Мыло? Духи? Или всё вместе… Так вкусно… На мгновение ему представилось, что так пахла кожа Феликса сама по себе. Просто потому что он выглядел так и вызывал в Хёнджине такие чувства, что это казалось ему возможным.       Хёнджин слишком погрузился в размышления, смотрел себе под ноги и поднял голову только тогда, когда шагнул на последнюю ступеньку. Он замер, ошеломлённый. Хёнджин оказался в длинной колоннаде. Слева – яркое солнце в арках меж колоннами. Справа же – стена, и колонны чередовались с фигурами и давно осушёнными фонтанами из камня. И всё, всё здесь утопало в цветах.              Пышные кусты разнообразных цветов – у подножий колонн, а по длине каждой – вились сочные зелёные листья и яркие разноцветные бутоны. Под потолком – буйство мелких соцветий. Очень красиво и необычно. Ни о чём подобном Хёнджин никогда даже не читал, не говоря уже о том, чтобы видеть. Но на мгновение ему показалось, что однажды ему снилось это место. Все цветы словно росли из самого камня, сквозь старые напольные и потолочные плиты повсюду пробивались травинки. Там, в саду у ворот, всё было специально засажено одними розами и выдержано в светлых тонах, но здесь же соседствовали самые разные сорта цветов, каких даже в саду у матушки Хёнджина никогда не водилось.       Хёнджин засмотрелся и не сразу понял, что самовольно пошёл вперёд.       — Нравится? — низкий голос Феликса вырвал его из созерцательного транса.       — Это… Очень красиво, господин. Это вы сделали? — и Хёнджин посмотрел на подошедшего к нему Феликса.       Феликс будто глубоко задумался.       — Что ты подразумеваешь под тем, что я это сделал? — странный вопрос застал Хёнджина врасплох. Феликс двинулся вперёд по колоннаде, всё так же держа руки сложенными за спиной. Он пошёл медленно-медленно, и Хёнджин понял, что это приглашение присоединиться к нему, зашагал рядом. — Представляешь, что я взмахнул рукой, и всё здесь поросло цветами?       Хёнджин во все глаза смотрел на Феликса. Он мог, наконец, спрашивать?       — Не знаю, господин… Я подразумеваю, что вы это сотворили. Как и многое здесь, полагаю.       — Ты сталкивался с магией раньше, Хёнджин?       — Читал только в книгах. Но сейчас я понимаю, что то были простые сказки. Родители не одобряли подобных тем, так что от всего, связанного с этим в реальности, оберегали.       — Ты видишься мне очень умным молодым человеком. Подумай хорошенько. Какой основной принцип может быть заложен в сотворении любого предмета? В исцелении? В создании пищи, в конце концов.       Хёнджин нахмурился. Феликс был таким задумчивым, даже меланхоличным, смотрел вроде прямо, а вроде и поглядывал на Хёнджина, ждал его ответа. Хёнджин разволновался – совсем ничего не шло в голову. Возможно, потому что он продолжал смотреть на Феликса. Он был так прекрасен, особенно в окружении всех этих цветов, его чудный запах смешался с их ароматом и пьянил Хёнджина как ещё ни разу до этого.       Но тут ему кое-что вспомнилось. То, как он сорвал розу. Свою пролитую кровь.       — За всё нужно платить? — не успев даже обдумать, тихо спросил Хёнджин.       Феликс повернулся к нему, золотые глаза сверкнули.       — Очень хорошо, — Феликс улыбнулся. — Замечательно. И откуда ты такой взялся?.. — меж губ показался клык.       Хёнджин почувствовал, как на щёки заползает жар.       — Объясните? — попросил Хёнджин.       — Не уверен, что я вообще должен хоть что-то тебе объяснять, — Феликс гордо дёрнул подбородком, снова смотрел перед собой. — Ты и так увидел слишком много. Не хмурься так сильно. Да, это я тебе позволил. Но одно другое не отменяет. Ты ужасно разозлил меня тем, что сорвал розу. И на эмоциях я позволил себе лишнего. К тому же, у меня было дурное настроение, а ты оказался весьма наглым гостем и развеселил меня, так что мне захотелось с тобой поговорить. Просто неслыханное поведение… Но вечер выдался на редкость приятным, — и снова лукавый взгляд. — Ох, как ты надулся. Это очаровательно.       — Господин, позвольте всё-таки спросить? — Хёнджин чувствовал, что не вполне понимает, но, кажется, над ним потешались.       — Какой учтивый… Сам уже понял, что я готов отвечать. Ну же.       — Что такого в этой розе? У вас ведь и правда много цветов. Я поступил невежливо, но…       — Пожалуй, не стоит слишком сильно посвящать тебя во все тонкости моего существования… Но я попробую объяснить. Растения – это сама жизнь. Сотворить их сложнее, чем что бы то ни было. А именно цветы – титанически трудно. Для этого, помимо всего прочего, нужно испытывать счастье.       — Но… Тут так много цветов… И…       — У меня здесь полно времени, Хёнджин. Моя магия не всегда была такой мощной. Я люблю работать над собой. И, к тому же, счастье можно вызывать искусственно. Представлять эмоции. Обманывать себя. Так что всё здесь – результат довольно мучительно проведённых часов. О тех розах я вообще молчу. И вернуть уже сорванный цветок на куст я не могу.       — Я…              — Я миролюбив по натуре своей. Но так разозлился, что подумал сначала как следует тебя напугать. Может быть, сказать, что возьму тебя в плен и ты больше никогда не увидишь тех, кто тебе дорог… Но быстро понял, что промахнулся. Ты ведь на то и рассчитывал.              — На плен?              — Что, прости? — с Феликса слетела вся его меланхолия, он остановился. — Нет… Я… О том, что ты и так не собираешься возвращаться к родным. А ты о чём?              Хёнджин всё ещё не совсем понимал, что происходит, но, кажется, наконец почувствовал себя в безопасности. Или просто сошёл с ума. Он сделал шаг к Феликсу. Тот приподнял голову, чтобы была возможность смотреть Хёнджину в глаза. Они застыли.              — Я не против плена.              Хёнджину показалось, что они смотрели друг другу в глаза вечность. Тишина за́мка затопила всё вокруг. Хёнджин вдруг услышал, как Феликс дышит. Лёгкий ветер залетел в колоннаду, прошуршал в цветах, взметнул серебряные волосы Феликса.              — Ах, ты у меня в плену, значит, — задумчиво протянул он.              — А не похоже? — тихо спросил Хёнджин. — Нравится, как я выгляжу? В этой одежде.              — О чём ты? — они говорили почти шёпотом.              — Не притворяйтесь. Немного слишком роскошное одеяние просто для заплутавшего путника.              — Я очень радушный хозяин.              — Вот оно что. Наряжаете в шелка каждого, кто заглянет к вам?              — Нет, только тех, кто разоряет мой сад и заваливается спать на мою постель.              Хёнджин резко выдохнул. Он снова ничего не мог понять по прекрасному лицу Феликса, но глаза его словно стали ещё ярче, Хёнджин будто смотрел на само солнце – так это было ослепительно. Хотелось увидеть улыбку Феликса. Но снова это упоминание розы…              — Как мне загладить свою вину перед вами? Вы добились своего – мне так совестно, что я не знаю, куда себя деть, — Хёнджин слышал, как колотится собственное сердце. Не может быть, чтобы Феликс не слышал этот набат.              — Что-то мне подсказывает, что ты, как раз совершенно не обременённый совестью, врёшь.              — Как грубо.              — Что ты готов сделать? Ну вот, вижу по твоему лицу, что ничего ты делать не хочешь.              — Да откуда вам знать?              — Хочешь поработать в саду? Или, может быть, на кухне?              Хёнджин не поверил своим ушам. Вскинул брови, даже слегка отстранился. И только тогда понял, что они уже стояли так близко, что полы их одеяний схлестнулись. Хёнджин едва успел почувствовать тепло тела рядом, но сам уже непроизвольно отступил. И тут же проклял себя за это.              Феликс расхохотался. Хёнджин хватал ртом воздух, морально готовясь сказать, что да, если нужно, он готов на всё, что угодно, но всё равно пребывал в изумлении.              — Нет-нет-нет, конечно нет, — Феликс изобразил как смахивает слезинку, — никакой грязной работы для тебя. Не для того я подарил тебе это платье. Но видел бы ты своё лицо! — от его улыбки Хёнджин моментально расслабился. — У тебя великолепно получается развлекать меня. Так что, хорошо, я понял тебя, оставайся. Как я и говорил, мне тут некуда спешить. И тебе теперь тоже?              — Совершенно.              — Прекрасно, пленник мой. Идём, пора завтракать, — и всё ещё посмеиваясь Феликс пошёл дальше.              Хёнджин запустил пятерню в волосы не в силах бороться с глупой улыбкой. Тряхнул головой и поспешил за Феликсом.