the utmost limit

***

[ — В Теме забота проявляется иначе.

Забота — это понимать,

насколько далеко ты хочешь зайти,

и дать тебе именно то, что тебе нужно.

Доверять тебе настолько,

чтобы не оберегать излишне,

но и не подвергать опасности.

Позволять тебе быть самим собой. И расти.

Но страх, что его не поймут,

внезапно показался таким несущественным и глупым.

Ему не было места рядом с этим мужчиной.

— Ты не просил, потому что знал,

что не получишь того, чего ищешь.

Но теперь… теперь ты можешь говорить.

Страху не было места между ними.

Между возвышающимся над ним доминантом

и сабмиссивом, покорно стоящим на коленях

ему было слишком тесно.

— Чего ты хочешь, Чимин?

Если бы ты знал, что тебя услышат,

что тебя поймут, — чего бы ты попросил?

Скажи, и получишь то, чего хочешь. ]

      Нет большего комплимента для Доминанта, чем видеть, как добровольное подчинение вызывает в сабмиссиве чувство релаксации — ощущение безопасности. Чимин ощущает себя на своём месте с ним. Намджун знал, что в этот момент они оба были на грани почти экстатического душевного возбуждения — ещё не физического.       — Ты готов? — спросил он, наблюдая за тем, как сабмиссив, стоящий перед ним на коленях, вздрогнул, услышав его вопрос.       Чимин кивнул. Его сердце трепыхалось в груди, как птичка, запертая в тесной клетке.       — Да, Господин.       — Отлично. — Намджун шагнул ещё ближе, остановился всего в нескольких сантиметрах от лица Чимина на уровне своих бёдер и хищно улыбнулся:       — Мы отложим твой танец для одного особенного момента, мой хороший, иначе боюсь, что я не сдержусь и сделаю что-нибудь лишнее, слишком уж соблазнительно ты выглядишь, играясь с моим сердцем подобным образом. Ты согласен перейти сразу к сессии?       — С удовольствием, мой Господин.       Намджун улыбнулся, чуть склонив голову.       — Хорошо. Тогда начнём.       И пока Чимин был ещё тёпленьким от предвкушения, податливым и слишком-слишком манящим, Намджун решил дать им обоим несколько минут, чтобы сбавить обороты и охладить голову, дабы не потерять контроль.       Мужчина отступил на шаг, отпуская подбородок Чимина из захвата цепких пальцев, и усмехнулся с его потупившегося взгляда, в котором смешались ожидание и лёгкое беспокойство.       — Жди меня здесь, пока я подготовлю всё, что нужно. Это ведь не станет слишком сложным заданием для тебя? — голос Намджуна прозвучал ровно, но в нём таилась насмешка над такой откровенной нетерпеливостью.       Чимин, казалось, на секунду задумался, но тут же уверенно ответил:       — Нет, Господин.       Однако, прежде, чем тот успел отойти, саб нервно облизнул губы и решился всё-таки задать интересующий его вопрос:       — Подождите… Но я ведь могу разговаривать с Вами?       Мужчина намеренно выдержал паузу, отходя за его спину, и только насладившись безмолвным ожиданием ответа, наконец заговорил снова, наклонившись над ним со спины.       — Пока что это позволено, — сказал, наслаждаясь побежавшими по тонкой шейке мурашками.       Это приятно. Видеть реакцию, которую рождают не сами слова — твой контроль, который находит своё выражение через них. Намджун в восхищении.       Чимин же заметно расслабился, будто опасался, что ему запретят даже этот крохотный акт свободы.       Сделав короткий вдох, он сразу же заговорил снова, опасаясь потерять эту привилегию вскоре, и не успеть спросить всё, что его интересовало:       — Хорошо. Тогда… Я хотел бы знать, как Вы обычно подбираете нижних? — он чуть склонил голову набок, его глаза, переливаясь в полумраке, блестели чистым, неподдельным любопытством, когда Намджун прошёл мимо него, забирая маленький столик на ножках у стены и укатывая его туда же, за спину Чимина, где тот не мог видеть, что доминант положит на него. — Любой может просто прийти и попросить у Вас сессию? И если желания совпадут, Вы согласитесь?       Голос его звучал мягко, почтительно, но в самом вопросе было нечто большее. Не только праздное любопытство.       Намджун заметил это сразу.       Была в нём и ревность.       Завуалированная, не высказанная напрямую, но оттого ещё более явная. Чимин хотел знать, как к этому относится Намджун. Хотел знать, насколько легко ему можно потерять это место, эту позицию, этого человека.       И выбрал узнать это таким интересным способом.       Намджун не отвлекался, обдумывая, как ответить на вопрос между делом. Он двигался по комнате, проверяя оборудование и обустраивая пространство для предстоящей сессии. Многого им сегодня не потребуется, он больше делал вид, что занят, чтобы научить Чимина терпению, потомить его.       Подчинение выражается не только в позволении делать со своим телом определённые вещи. Но и в том, чтобы позволять другому человеку решать за тебя, когда испытывать возбуждение, а когда успокоиться и просто послушно ждать, пока на тебя обратят своё внимание.       Он выглядел как истинный хозяин положения и этого места. И Чимин не хотел этому противостоять.       Этот момент был как раз тем, о чём он мечтал, когда только начинал исследовать Тему.       Предвкушение. Лёгкий страх. Трепет.       Желание подчиняться. И чувствовать над собой контроль.       Неповторимый коктейль из эмоций, который душу вынимал из тела и поднимал над землёй.       — Да, примерно так, — ответил доминант наконец, уверенно и спокойно, будто разъясняя простые истины. — Но я уже упоминал раньше, что для меня БДСМ — это очень интимно. Это доверие в чистом виде, и я предпочитаю выстраивать долгие доверительные отношения, а не одноразовые сессии.       Он говорил, продолжая свою подготовку, методично, последовательно, но каждое слово звучало чётко, оседая в голове Чимина мягкими пёрышками.       — Многим достаточно одной встречи, но мне необходимо чувствовать связь с человеком, знать все его стороны, чтобы правильно проводить его в Тему. Мои сессии более психологичны, не всегда направлены на достижение сексуальной разрядки. Это больше общение в оговоренных условиях, дозированное воздействие на нижнего с постепенным повышением ставок.       Как тогда, в комнате шибари, когда Намджун мог, но не тронул его сверх меры.       И возбуждение и разрядка не стали для Чимина главной целью вернуться сюда. Чимин понял, что оргазм не был главным в получении духовного удовольствия, как не был и обязательным его условием.       Саб кивнул, ловя каждое слово, глубже погружаясь в размышления о том, как столь сложная сеть отношений могла успешно функционировать.       И внутренне расслабляясь.       Он действительно думал о том факте, что отношения в Теме не то же самое, что обычные романтические. И некоторые доминанты предпочитают иметь несколько сабмиссивов. Сабы тоже могут иметь нескольких доминантов, но это не то, что привлекало Чимина.       Его интересовало только одно — как смотрит на это Намджун. Насчёт взглядов главы он был ещё не уверен.       Намджун настроил мягкий свет, не бьющий в глаза, но достаточный, чтобы видеть нижнего чётко перед собой, и вернулся обратно к Чимину, уже успев закончить с приготовлениями. Что он приготовил, саб, конечно же, так и не увидел.       Поодаль от постели стоял самый обычный письменный стол, который иногда он использовал для работы, пока какой-нибудь саб отдыхал или был занят данным ему Намджуном заданием. Иногда он использовал его и для игры, если располагало настроение. Он опёрся на стол позади себя ягодицами и скрестил ноги. Руки его были сложены на груди, так явно показывая Чимину...       Он рассказывал неохотно. Но рассказывал, потому что Чимин спросил. Потому что Чимин хотел это знать.       Да, на некоторые темы Намджун тоже не любил говорить. Но он делал это, даже если было тяжело:       — Это так, но, конечно, я не могу искать вечно. Я тоже человек и испытываю Голод, поэтому иногда приходится прибегать и к разовым сессиям, когда не получается найти саба, которому бы хотелось того же.       Чимин, погружённый в анализ его слов и сигналов тела, слегка склонил голову набок, хмурясь.       — Должно быть, Вам сложнее находить партнёра, — заметил он, опуская взгляд на свои руки, что теребили вылезшую нитку у края рубашки.       Намджун цыкнул и всё тут же прекратилось — руки заняли спокойное положение на бёдрах, больше не отвлекая доминанта.       — Так и есть, — сказал он, собравшись с мыслями. — Я ищу кого-то, кто сможет разделить со мной мои желания на долгосрочной основе, принять эту сторону моей жизни, ведь она неотделима от меня. Я мечтаю не об отношениях в лайфстайле, а о чём-то подобном. Чтобы не только в рамках сессии, но и вне её, быть наставником партнёру, опорой, поддержкой. Выстраивать по кирпичику доверие, обучать, направлять, — Намджун улыбнулся.       — Это мой главный кинк - постепенное обучение партнера, доведение от невинности к раскрепощённости, познанию своих желаний и раскрытию своей личности. Но и обычными отношениями я не брезгую. Хочу иметь возможность совмещать, желательно в одном человеке.       Чимин внимательно слушал, запоминая каждую деталь, но в какой-то момент вопрос сорвался с его губ сам собой:       — Как же так вышло, что Вы один? Вы кажетесь идеальным доминантом...       Как давно он один?       Мысль о том, что Намджун долгое время был одинок, оказалась неожиданной, и почему-то задела его сильнее, чем следовало бы. Он и сам не сразу понял, почему эта тема так зацепила его.       Был ли выбор Чимина своим сабмиссивом не обдуманным ходом, а вызванной Голодом безысходностью?       Намджун не отвёл взгляда, только усмехнулся — легко, но в этом жесте читалась скрытая горечь.       — Нет никакого секрета. Иногда контракты заключаются и разрываются, точно так же, как начинаются и заканчиваются время от времени отношения. Всё течёт, Чимин. Всё изменяется.       Он сделал паузу, изучая сложное выражение лица своего сабмиссива, а затем наклонился в его сторону, понижая голос:       — Но меня сейчас больше интересует другое. Что бы ты хотел попробовать? Есть что-то, что приходит на ум? Расскажи мне.       О чём Чимин так усиленно думал?       Они стали ближе в статусе, но, кажется, перестали понимать друг друга с полуслова, по выражению лица и положению тела. Или это Намджун потерял хватку?       Сейчас его должно волновать иное. Однако, опасно упускать из внимания такие с виду пустяковые, но на самом деле важные вещи.       Чимин сжал пальцы на ткани своих брюк, обдумывая. Колени, уже побаливающие из-за твёрдого пола, начало противно покалывать. Незаметно попытался переступить с одного на другое, надеясь таким образом облегчить боль. Наконец, он заговорил:       — Однажды… Я пробовал удушение.       Намджун чуть склонил голову, глядя на него выжидающе.       Неожиданно.       — В компании, — продолжил, спохватившись, Чимин. Размытые алкоголем воспоминания вспыхнули в памяти. — Парень предложил. Мы играли в «правда или действие». Я тогда даже не знал, что такое БДСМ, но согласился. Ощущения были… странные и удивительные. Видимо, он знал, что делает. Я просто… улетел.       Он замолчал, подбирая слова.       Намджун внимательно отслеживал реакции его тела на воспоминания, чтобы слышать и видеть глубже того, что скрывается в словах. Он кивнул, лишь показывая, что слушает, приказывая продолжать.       — Это не было так, как показывают в кино, где люди задыхаются и хватают воздух ртом. Всё было иначе. Я словно начал проваливаться в мягкую, уютную черноту. А потом… он отпустил. И я пришёл в себя. И первое, что я ощутил, — сожаление. Было жаль, что пришлось возвращаться.       — Это одна из самых опасных техник, несмотря на кажущуюся безопасность, — заметил Намджун, его тон стал более серьёзным, ведь с таким шутить нельзя.       Чимин кивнул, признавая это.       Поэтому после и старался гнать всеми силами из памяти этот эпизод: с неумелым партнёром всякое может быть, даже представлять было страшно. А с умелым... не захочется возвращаться оттуда.       Прошло уже много лет, а он до сих пор помнил эти необычные ощущения, даже учитывая то, что алкогольное опьянение сделало своё дело, и остальную часть вечера Чимин благополучно забыл. Но только не этот момент, как ни старался.       Как бы ни было стыдно за такие желания, и собственную смелость, подпитанную алкоголем.       И правильно, что Намджун в своём клубе его не приемлет.       — Да, это кажется страшным. Тогда я был глуп и пьян, и совсем не думал о последствиях. Другой человек ведь может случайно или не случайно задушить? Поэтому я и не хотел повторять это, — тихо закончил Чимин, излагая мысли, что уже давно крутились в голове.       — С неумелым партнёром может случиться всё что угодно. Я боялся просить об этом во время обычного секса. Не говоря уже о том, что обо мне могли подумать. А сейчас… Боюсь, что может оказаться слишком хорошо, чтобы захотеть вернуться. Прошли годы, но я до сих пор помню эти ощущения.       Намджун слушал сосредоточенно, его взгляд оставался спокойным, но в нём читалась острейшая обеспокоенность. На мгновение между ними повисла тишина.       Наконец, он расставил ноги, усаживаясь на краешек стола и опираясь на него ладонями. Он чуть наклонился вперёд и голос его сразу стал намного мягче:       — Именно поэтому я говорю о доверии, Чимин. Это основа. Ты должен доверять компетенции Верха настолько, чтобы позволить ему забрать контроль. Над твоим телом. Над твоими чувствами. Над твоими мыслями. Лучший расклад — наличие у Верха медицинского образования или, хотя бы, умения оказывать первую помощь.       Чимин поднял на него взгляд.       — Что насчёт Вас?       Он и не думал об этом раньше. О том, что Намджун компетентен. Что с ним можно попробовать.       — Я имею медицинское образование, но больше не практикую. На самом деле, раньше я был врачом, по настоянию родителей пошёл по их стопам. Но я знал, что это не совсем моё, хотя и учился, и работал усердно. Встал на ноги, и начал заниматься уже тем, к чему на самом деле лежала душа. И после того, как открыл клуб, мне достаточно работы и здесь. Теперь я больше углублён в психологию, как и ты, — сказал Намджун с тихой улыбкой.       И Чимин не мог не улыбнуться в ответ.       — То есть, вы были врачом днём, а ночью отрывались по полной в каком-то клубе? — подмигнул ему Чимин, заигрывая, — Всё больше убеждаюсь, что вы идеальный Дом, — произнёс он со смехом.       И смех его, такой искренний и чистый, побудил Намджуна забыть о той тяжести, что пыталась поселиться в душе и отравить впечатление от прекрасного вечера.       — Почему ты боялся того, что о тебе могли подумать партнёры? Тебе не обязательно отвечать, просто любопытно.       И Чимин растерялся, прежде чем ответить, ведь никогда даже не задумывался об этом. А теперь, когда услышал от Намджуна, почувствовал, как внутри что-то болезненно дрогнуло.       — Вы ведь видите, какой я, — тихо ответил он, взгляд его скользнул вниз, а затем снова встретился с глазами Намджуна. Он не стыдился — больше нет. Но он хотел, чтобы тот увидел. Чтобы понял.       Чимин указал на своё тело — жестом спокойным показывая то, что раньше причиняло ему психологическую боль.       — Я не выгляжу так, будто могу кого-то защитить или дать отпор, — продолжил он, голос его был ровным, но в нём чувствовалось напряжение. — По крайней мере, сейчас я сильнее, чем раньше, но это всё равно не отменяет моего роста.       Он усмехнулся, но в этом смехе было больше горечи.       — Меня всегда воспринимали как того, о ком нужно заботиться. Как того, кому даже заниматься любовью можно только нежно и только по воскресеньям, с разрешения родителей. А не трахаться так, как мне бы хотелось.       Намджун чуть качнул головой, не перебивая, позволяя ему говорить.       — И хоть, узнавая меня, партнёры начинали лучше понимать мои желания и либидо… всё равно они осторожничали. Они боялись. Даже не знаю, чего больше — сделать мне больно или разрушить собственное представление обо мне.       Чимин тихо вздохнул.       — Я даже не пытался просить кого-то из них. Потому что был уверен: мне отказали бы. Побоялись бы просто сломать.       Намджун медленно кивнул, осознавая вес этих слов. Затем наклонился чуть ближе, позволяя Чимину ощутить его присутствие так, как чувствуют тёплый воздух перед грозой.       — Ты не сломаешься, Чимин, — сказал он негромко, но твёрдо. — Ты не хрупкий. И не слабый. Я вижу в тебе намного больше, чем просто того, о ком нужно заботиться. О тебе можно и нужно заботиться. Так, как необходимо именно тебе, а не кому-то другому.       В его голосе не было жалости — только глубокая уверенность.       — В Теме забота проявляется иначе. Забота — это понимать, насколько далеко ты хочешь зайти, и дать тебе именно то, что тебе нужно. Доверять тебе настолько, чтобы не оберегать излишне, но и не подвергать опасности. Позволять тебе быть самим собой. И расти.       Намджун сделал короткую паузу, позволяя его словам осесть в сознании Чимина.       — Ты не просил, потому что знал, что не получишь того, чего ищешь, — продолжил он. — Но теперь… теперь ты можешь говорить. И я тебя услышу.       Чимин задержал дыхание, впитывая эти слова, словно драгоценность, которую ему доверили.       Это и было настоящей драгоценностью — возможность просто попросить и получить то, что хочешь, без необходимости отдавать что-то взамен: ни допуск к телу, ни интимную близость, ничего из того, чего бы он не желал добровольно отдать.       И если не желал, Чимин мог не отдавать ничего. Вообще.       И с него не спросят долг за потраченное бесценное время, ресурсы, деньги. Не обзовут меркантильным, не выставят пинками за дверь. Не осудят, не внушат манипуляциями чувство вины.       Ему просто дадут то, что он хочет — добровольно. И он это примет. Так же добровольно и честно, по взаимному согласию.       — Я могу показать тебе, как практиковать это безопасно, — заверил мужчина нежно, сделав несколько медленных шагов к Чимину, чтобы остановиться напротив, совсем рядом. Их тела почти касались друг друга, но он не спешил размыкать дистанцию.       Он ждал.       Показывал, что может ждать долго, терпеливо. Что желания Чимина для него не пустой звук.       — Могу показать тебе, как на самом деле приятно испытывать такое со знающим человеком.       Чимин чувствовал, как его собственное дыхание участилось, как волнение завивалось внутри него в сладкую, тянущую спираль.       Голос Намджуна был низким, обволакивающим, и Чимин не смог удержаться от того, чтобы поднять глаза. Взгляд, который встретил его, был пронзительным, изучающим, внимательным до мельчайшей дрожи в ресницах.       — Чего ты хочешь, Чимин? Если бы ты знал, что тебя услышат, что тебя поймут, — чего бы ты попросил?       Он звучал как вызов. Как обещание.       Сердце заныло от предвкушения.       У Намджуна. И у Чимина тоже.       Саб ощутил, как внутри разгорается что-то новое, почти пугающее. Он заёрзал под этим взглядом, неосознанно сжав бёдра, будто пытаясь удержать эту внезапную, постыдную, охватившую его дрожь.       Затихшее на время желание снова забурлило под кожей, разогревая тело.       — Я… — он сглотнул, ощущая, как слова застревают в горле. Но страх, что его не поймут, внезапно показался таким несущественным и глупым. Ему не было места рядом с этим мужчиной. — Я хотел бы…       Страху не было места между ними. Между возвышающимся над ним доминантом и сабмиссивом, покорно стоящим на коленях ему было слишком тесно.       — На какой практике ты хочешь сосредоточиться? — понукал его продолжить Намджун, и голос его звучал словно мелодия, заполняя собой пространство меж ними. Доминант не отпускал его взгляда, не давал возможности спрятаться. — Скажи, и получишь то, чего хочешь.       Чимин сжал пальцы на ткани брюк, ощущая, как внутри поднимается горячая решимость.       — Я... хочу попытаться с удушением, — выдохнул он, осознавая, что с каждым произнесённым словом он словно вскрывает глубоко запрятанный слой собственного сознания. Его голос был тих, но твёрд. И с каждым произнесённым словом Чимин чувствовал, как внутри него что-то меняется, и никогда уже не станет прежним. — Я хочу понять, как это ощущается, как оно может повлиять на восприятие себя.       Тишина повисла между ними, наполненная ожиданием.       Намджун изучающе смотрел на него, и этот взгляд заставлял Чимина чувствовать себя одновременно уязвимым и сильным. Распятым под ним и защищённым им же.       Его сладостное, покровительствующее внимание окутывало Чимина горячими волнами, и в этот момент саб понял, что доверие, которое Намджун между ними выстраивает, — это нечто большее, чем просто обмен информацией.       Это неведомая доселе субстанция, неизученная никем на этой земле.       Неизвестное ранее Чимину понятие, что было, как оказалось, раньше для него пустым звуком, не имеющим того правильного, глубинного определения и той силы, которой наделял его этот человек.       Ещё никогда и никто не уважал его так сильно, не смотрел так преданно.       Было странно понимать, что открываясь вот так, он не терял контроля — наоборот, он обретал его заново.       Намджун сделал ещё один шаг вперёд, пробираясь пальцами во вставшие дыбом волосы на затылке, и Чимин ощутил, как тепло его тела накрывает плотным куполом, окутывает его, захватывает, подчиняет самой своей сущностью.       Это был не просто разговор. Не передышка и не оттягивание неизбежного, нет — это была самая важная часть первой сессии. Это было выстраивание доверия — настоящее, необратимое.       Необходимое.              Ведь правда, что большинство людей, предпочитающих практиковать необычные виды секса лучше формулируют свои мысли, когда возникает необходимость озвучить свои желания, потребности и границы возможного.       Общение – один из незаменимых ингредиентов чувственной наполненности сексуальной жизни, и оно занимает важнейшее место в формировании близости.              — Удушение требует полного доверия, — вторил его мыслям мужчина.       Его рука сжалась в волосах Чимина, притягивая к себе ближе, заставляя подбородком упереться в низ живота, чем вызывая у саба мурашки по коже и непреодолимое желание зарыться лицом, и его туда целовать. И дышать им.       — Ты абсолютно уверен, что готов?       Чимину пришлось оторвать ягодицы от пяток и привстать, пошатнувшись, схватиться за ткань брюк на ногах доминанта. Кожа головы горела, немея от сжатия, будто ошпаренная кипятком, но это было невероятное ощущение. Ему было приятно.       Чимин позволил себе лишь вздрогнуть, но не отступил. Не отвёл взгляда.       Страх и волнение пробежались по телу лёгким разрядом, но они не были сковывающими — напротив, они будоражили, раскрывали перед ним что-то новое. Чимин ощутил, как желание побороть свои страхи растёт в глубине его души. Сегодня он уже не был просто исследователем; он был готов стать частью этого мира, сдаться потоку переживаний, лишь бы снова ощутить то, к чему едва-едва прикоснулся в комнате шибари.       — Да, — произнёс он твёрдо, даже голос его не подвёл и не дрогнул. — Абсолютно.       Намджун на мгновение замер, словно оценивая глубину уверенности в этом ответе, а затем кивнул одобрительно, отпуская его.              — Я тебя услышал, Чимин. Ты должен знать, что я никогда не буду предполагать ничего о тебе "по-умолчанию". Я обязан убедиться, что ты понимаешь, на что даёшь своё согласие.       Чимин кивнул, его губы дрогнули в лёгкой, благодарной улыбке. Наверняка на голове после руки доминанта был полный беспорядок, но ему уже было всё равно.       Желание выглядеть на все сто пропало. Необходимость постоянно между делом проверять в экране погасшего телефона своё отражение забылось.       Ему было всё равно, как он выглядел; его тело ему сейчас не принадлежало.       Каким бы ни хотел его видеть Намджун сейчас, он бы ему позволил. Что ни пожелал бы сделать — Чимин выдержал бы беспрекословно.       — Спасибо, Господин. Я ценю это.       Намджун улыбнулся в ответ — тихо, почти незаметно.       Но Чимин заметил. И почему-то это вызвало в нём ещё большую дрожь, чем всё сказанное до этого.       Свет в комнате будто сгустился, сузился до одного яркого круга, направленного чётко на него.       Так ощущался взгляд Доминанта.       Взгляд человека, который всё своё внимание отдавал ему без остатка, прося в обмен лишь довериться. И испытать в награду наслаждение, коего ранее не ведал.       Выпустив из лёгких дыхание, он прикрыл глаза, предвкушая то, что ждёт его впереди.       — Тогда давай сделаем это, — произнёс Намджун, его голос звучал как приказ и приглашение одновременно. Он направился к стене с Андреевским крестом, что заинтересовал Чимина прежде, в прошлой комнате, где Чимин дразнил Намджуна одной только мыслью, что однажды они могут им воспользоваться.       Здесь был такой же.       Только дразнил теперь Намджун.       И он был беспощаден в этом. И бесподобен тоже.       — Подойди, — не попросил, приказал он для начала.       Чимин выполнил требование, с задушенным шипением поднимаясь со своего места.       Его шаги были немного неуверенными, ноги затекли от пары минут сидения на коленках, но каждый шаг приближал его к этому новому опыту, который обещал изменить его восприятие.       Намджун сознательно не предложил ему сменить позу.       Чимин должен научиться понимать, что исполнение приказов — не всегда приятно. Но удовольствие рождается в желании угодить, в служении, в отрицании собственного дискомфорта ради желания заслужить похвалу за свои старания, перенесённые добровольно и с достоинством.       — Сегодня мы попробуем асфиксию, — сказал мужчина, когда он подошёл. — Но тебе следует помнить, что ты должен чётко давать мне ответ на каждый вопрос о твоём самочувствии. Сессия не продлится долго. Мы воспользуемся системой светофора. Но у тебя может не быть возможности сказать мне это словами, поэтому ты сможешь остановить меня, три раза хлопнув рукой по любой части моего тела. Это понятно?       — Да. Г-господин, — выдохнул саб.       — Умница, Чимин. Так же, если почувствуешь что-то, тебе не нужно ждать моего вопроса, чтобы сообщить мне об этом, — он дождался согласного кивка и продолжил.       — А теперь расскажи мне, что такое система светофора. Мой послушный мальчик ведь выполнил своё домашнее задание и не разочарует меня? — попросил мужчина следом, и выражение его лица стало более строгим, но Чимин чувствовал, что эта беседа нужна лишь для того, чтобы вернуть его в состояние предвкушения и проверить внимательность.       — Зелёный — всё хорошо, жёлтый — некомфортно и красный — стоп.       — Хорошо. — Намджун остался доволен коротким и ёмким ответом. — Я хочу, чтобы ты снял обувь вместе с носками. Если есть ремень, вытащи его.       Чимин почувствовал, как его сердце вновь замирает.       Сладкое чувство.       Но не слаще желания раздеться.       Несмотря на глубокое волнение, он охотно желал выполнять все указания, чувствуя себя одновременно уязвимым и живым. Намджун изучал его глазами, и в его взгляде читалось одобрение.       Постоянно быть под наблюдением.       Так горячо и приятно.       Ещё одна вещь, которой он раньше стеснялся. А теперь начинает наслаждаться.       — У тебя есть проблемы с сердцем? Давлением? Голова часто кружится? — Намджун тщательно осмотрел его, оценивая наличие опьянения любого рода и внешнее здоровье.       — Нет, нет и не бывает такого, только если болею, — ответил Чимин, его голос был твёрдым, хотя внутри бушевали эмоции.       — Готов сделать это сейчас?       Саб кивнул, борясь с волнением и ожиданием. Он страстно желал понять, что происходит в мире доминирования и подчинения, ведь этот единственный миг был ключом к его дипломной работе. Но всё в нём желало большего. Он не только хотел закончить своё интервью, как в первый раз; он хотел испытать это на себе, быть частью процесса.       И, возможно, узнать то, чем не захотелось бы делиться ни с кем.       — Да, Господин, — произнёс он, кидая очарованный взгляд на Намджуна.       — Хорошо, тогда я объясню, как мы будем действовать, — ответил он, наблюдая, как Чимин спешно избавляется от всех названных предметов одежды.       — У любого процесса, который мы начнём, есть границы как по времени, так и по уровню допустимой интенсивности лично для тебя. Я буду внимательно следить за тобой, но ты должен понимать, что ты мой сабмиссив. И твоё согласие - это основа всего. — Намджун осмотрел его, позволяя своему голосу смягчиться. — Ты наравне со мной можешь управлять процессом, давая мне обратную связь честно и незамедлительно. Это - твоя главная обязанность.       Чимин справился с ремнём, ловко вытянул его из петель и аккуратно отложил на пол, рядом с ботинками, ожидая дальнейших приказаний своего господина и внимательно вслушиваясь в его слова.       — Мой план сессии будет включать в себя лёгкое ограничение подвижности, игру с сосками, и с ограничением дыхания. — Намджун говорил ровно, но в его голосе сквозило скрытое удовольствие.       Чимин подумал, что, возможно, ему эти техники тоже очень нравятся, раз он остановился на них. Он пристально наблюдал за каждым движением Чимина, за тем, как на его лице сменяются эмоции.       — Для того, чтобы сохранить нужное воздействие, я не буду раскрывать тебе подробно, что за чем произойдёт, но мне важно услышать, что ты даёшь своё согласие на использование этих техник в экшене.       Чимин сжал губы, ощущая, как волнение в нём нарастает. Это ощущение было таким сладким и одновременно тяжёлым. Он не знал, что его ждёт, но жаждал этого.       Намджун стал действовать интимнее, его рука скользнула по запястью Чимина, создавая тонкое напряжение между ними.       — Да, — выдохнул он, сжав губы, будто стараясь удержать нарастающее волнение внутри.       Намджун медленно поднял руку и скользнул кончиками пальцев по руке Чимина вверх, к тонкой лебединой шейке, оставляя за собой лёгкий электрический след. Его прикосновение было неторопливым, изучающим, таким же, как в комнате шибари впервые, когда они обсуждали виды верёвок, но в этой мнимой мягкости скрывалась могущественная сила, способная поглотить его целиком — теперь Чимин это знал наверняка.       — Если в какой-то момент ты почувствуешь дискомфорт или захочешь остановиться, просто скажи «красный». — Намджун наклонился чуть ближе, позволяя его дыханию коснуться кожи Чимина. — Понял?       — Да, я понял, Господин, — голос Чимина звучал ровно, но в нём уже чувствовался лёгкий трепет.       Намджун позволил себе лёгкую усмешку. Ему нравилось, как Чимин реагировал. Как с каждой секундой всё больше отпускал контроль, вживаясь в свою роль, доверяя.       Чимин ощущал, как внутри него разливается тёплая, почти невесомая волна покорности. Это было одновременно пугающе и невероятно… правильно.       Он помнил, как читал, что БДСМ — это не просто об играх с доминированием и подчинением, а о глубинном самопознании, о выходе за рамки привычного. В такие моменты можно столкнуться лицом к лицу со своими страхами.       Можно сдаться им и проиграть...       Или обрести свободу.       Есть только один способ узнать.       Ему интересно было, что он вынесет отсюда для себя после.       Уверенность Намджуна была заразительна, и Чимин чувствовал, как его тело начинает расслабляться.       В его голосе не было ни капли сомнений — только твёрдость, понимание и… забота? Да, именно забота, но не та, к которой Чимин привык — не снисходительная, не поверхностная, а глубокая, искренняя.       Намджун занял свою позицию доминанта, но это не было грубым утверждением силы. Он предлагал, а не навязывал. Он оставлял пространство для Чимина, позволяя ему самому принять свою роль и расслабиться в её пределах, найти в ней опору, почувствовать, каково это — быть в безопасности и подчиняться одновременно. Позволяя себе быть таким, каким хочется именно сейчас.       С этим человеком.       Намджун тем временем заговорил вновь:       — С учётом того, что я уже узнал о тебе за время нашего общения, и этого разговора, я взял на себя смелость немного обдумать возможные исходы событий и подходящие техники для слабого погружения, без излишне интенсивных воздействий, — произнёс он с тёплой заботой.       Саб поднял на него свой взгляд, в его глазах мелькнула неясная эмоция. Намджун верно предположил, что она связана с тем, что он пообещал Чимину не беречь его излишне. Но ему необходимо было пояснить свою точку зрения:       — Мы всё ещё знакомимся — телами, душами. Нет смысла спешить с чем-то интенсивным, — продолжил Намджун, делая шаг ближе. — Помнишь, что я говорил? От неопытности к открытости, от стеснения к раскрепощённости. Поверь, то, что я придумал, для тебя и так уже будет достаточно сильным воздействием.       Он знал, что Намджун прав, понимал, что это необходимо. Но почему-то эта сдержанность вызывала в нём странную смесь облегчения и лёгкого разочарования. Чимин на мгновение задумался, затем слегка улыбнулся, его щёки залились лёгким румянцем.       — Вам не станет скучно, когда я перестану смущаться каждый раз, когда мы оказываемся рядом? От каждого Вашего приказа, прикосновения? — спросил Чимин тихонько, ведь не было смысла говорить громче шёпота, когда они так близко.       Намджун медленно склонился к его уху, ведя носом по щеке, вдыхая трепет с нежной кожи и собирая его в лёгкие, будто без этого совсем не мог дышать.       — Нет, Чимин, — ответил мужчина, так явно наслаждаясь эффектом, который имели на саба его слова, даже не смысл. Хотя смысл их был не менее волнующим. Его голос был глубоким, ласкающим, пробирающим насквозь, до самых костей. — Я одинаково наслаждаюсь тобой сейчас, когда ты неопытен. И так же сильно буду восхищаться тобой, когда ты начнёшь прямо заявлять о своих желаниях. Когда перестанешь бояться их. И меня.       Он сделал паузу, позволив своим словам проникнуть глубже в сознание саба, через ушко, которое очаровательно краснело, когда его на выдохе касалось горячее дыхание. Кожа покрывалась мурашками, рождая дрожь, оседающую внизу живота, что поджимался непроизвольно не от страха — от желания оказаться ещё ближе.       Он чувствовал себя по-новому... легко.       — Того, что я могу с тобой сделать, тех граней, которые я могу из тебя достать. Уверен, что тебе ещё долго не удастся перестать смущаться, — он выдохнул эти слова чуть ближе к губам Чимина, и тот вздрогнул, чувствуя, как по его позвоночнику пробежала горячая волна, заставив его чувственно выгнуться навстречу. — Но даже если это случится… У меня есть способы сделать так, чтобы ты всегда оставался чувствительным к тому, что я делаю.       Чимин опустил взгляд, но не смог удержаться и снова посмотрел на Намджуна. Он тоже не мог перестать смотреть.       Тот взгляд глаза в глаза, которого поначалу так боялся.       От которого после покрывался красными пятнами смущения.       И без которого теперь совсем не мог обойтись.       Контакт не глазами — душами.       И их души сейчас вели свой собственный разговор, не посвящая в него тела.       — Но разве Вам не станет после этого скучно? — проблеял он внезапно ослабевшим голосом.       Он сам весь был уже совсем слабым, податливым, готовым на всё. Но боялся.       Что им поиграются и забудут.       Ведь он — Чимин уверен — уже точно не сможет забыть.       Намджун усмехнулся, откинувшись назад и скрестив руки на груди. Он выглядел гордым, почти самодовольным, вот так возвышаясь над ним горой мышц, грубой физической силы и авторитета.       Силы, что ему никогда не навредит, не причинит боль. Авторитета, что был заслужен уважением, действиями, разговорами, безграничной честностью и доверием.       Ставка Намджуна сыграла.       Но Чимин почему-то не чувствует себя проигравшим.       — Я буду наслаждаться этим, малыш. Наслаждаться твоей раскрепощённостью, потому что буду знать, что это результат моих трудов. Что это я с тобой сделал.       Чимин почувствовал, как его дыхание участилось. Он был готов прямо сейчас сделать всё, о чём его ни попросят.       Что угодно.       Лечь, как он велит.       Встать на колени, если ему это понравится.       Жить так, как ему захочется.       Просто потому, что так хочется самому Чимину. Потому что в этом он нашёл свой покой.       И Намджун, будто зная это, читая эту немую потребность в его глазах, всё никак не собирался замолчать. Как ему лишить своего замечательного сабмиссива ответных признаний? Разве мог он быть таким жестоким?       — Что это я развратил своего мальчика, сделал его требовательным к удовольствию, капризным даже. Потому что я уже знаю, что тебя разбалую.       Чимин улыбнулся, опустив голову, стараясь скрыть смущение. Но Намджун тут же подхватил его подбородок, не давая прятаться от своих откровенных слов даже на секунду, заполошно шепча в губы всё то, что ещё не успел сказать.       — И мне не станет скучно, потому что каждый раз, когда ты будешь показывать характер, это будет вызовом для меня тебя обуздать.       Губы в губы.       Жалкие миллиметры пространства.       И Чимин сейчас искренне ненавидел каждый из них.       Но каждый раз, когда он хотел их преодолеть, заставив эти жестокие губы замолчать, ничего не получалось.       Намджун был слишком жестоким доминантом.       Он наказывал Чимина своей лаской. И её, что удивительно, было выдержать гораздо сложнее, чем боль.       К боли можно привыкнуть. К любви — никогда. Невозможно пресытиться чувствами.       Невозможно.       Когда они такие.       — Я разбалую тебя настолько, что ни один Мастер, кроме меня, не сможет тебя обуздать. Не сможет удовлетворить. Не сможет дать тебе того же, что буду давать тебе я.       — Господин, — выдохнул Чимин, его голос дрожал от эмоций.       Слова были такими самоуверенными, но Чимин им верил, он точно знал, что мужчина не шутит. И что самое страшное — ему хотелось это проверить. Дать Намджуну возможность воплотить свои слова в реальность. И Чимина даже не будет мучить совесть за то, что ему досталось так много.       Будто он случайно отхватил джекпот, а родственникам не сказал.       Он лишь вздрогнул от этих слов, чувствуя, как сердце забилось быстрее, выскакивая из груди дикой птицей. Но рука мужчины не позволила ему пошатнуться, давая такую необходимую сейчас опору. Земля так и норовила уйти из под ног после таких заявлений.       Или это голова у Чимина так сильно кружилась? Если так, то теперь ему стал понятен запрет на алкоголь — он и без него был беспробудно пьян.       Был ли сейчас Намджун трезвым?       Едва ли.       Мог ли он в трезвом виде говорить столько невозможных вещей?       Конечно мог. Более того — он делал это постоянно. И лишь только за закрытыми дверями комнаты главы клуба Чимин позволил себе закрыть глаза и просто поверить.       Не пропустить мимо ушей, смутившись. А действительно поверить. Что он стоит того. Что всего сказанного он достоин. И насладиться ими и таким неприкрытым обожанием сполна.       Чимин обожал, преклоняя колени.       Намджун поклонялся ему, возвышаясь сверху, и закрывая собой весь остальной мир, что лопался мыльным пузырём за его спиной, становясь неважным.       И всё остальное для Чимина переставало существовать.       — Ты даже не представляешь, насколько я жадный, малыш. Настолько, что не буду тебя ревновать. Я сделаю так, что тебя, кроме меня, никто не потянет.       Закрытые глаза не спасали от чувств. Даже под закрытыми веками он видел Намджуна.       Его губы приоткрылись, умоляя без слов.       Их обоих накрыло одновременно и так сильно. Зачем им рядом друг с другом алкоголь?       Зачем это всё? Зачем все эти условности, страхи...       Боги, зачем им эта одежда?       Намджун слегка наклонил голову, его улыбка была почти дьявольской.       — Теперь повернись и положи руки на стену перед собой, — приказал он, возвращая голосу властность. — Я хочу, чтобы ты доверился мне полностью.       Чимин открыл глаза и подчинился, чувствуя, как сердце бьётся всё быстрее, разгоняя кровь по телу. Намджун шагнул ближе, его взгляд жадно скользил по телу Чимина, заставляя того чувствовать себя одновременно уязвимым и желанным.       Он ощутил тепло тела Намджуна за своей спиной, и это заставило его задрожать от предвкушения прикосновений.       — Ты доверяешь мне, Чимин? — спросил мужчина, его дыхание щекотало ухо Чимина, будто сам дьявол навис над ухом и соблазнял на грех.       Голос Намджуна всегда был низким и мягким, вибрирующим, будто исходящим из самой глубины грудной клетки, резонирующим о рёбра. В нём ощущалась несгибаемая уверенность. Уверенность и убеждённость в тех словах, что он произносил.       Его дыхание едва коснулось затылка Чимина, заставив того вздрогнуть от близости.       Чимин так не умел. Не умел, потому что в нём никогда не жило и доли той непоколебимой уверенности и силы, что всегда исходила от главы клуба.       — Да, — выдохнул Чимин, его голос дрожал от эмоций. — Я полностью доверяю тебе, Намджун.       Мужчина провёл ладонью по спине Чимина вниз, вызывая у того волну мурашек.       — Хорошо, — шепнул Намджун, наклоняясь ближе. Его голос обволакивал, как тёплый шёлк. — Потому что я собираюсь показать тебе то, что ты так сильно хочешь испытать.       Он приобнял саба, но только для того, чтобы быстрым движением расстегнуть две пуговицы, после первой, что уже была расстёгнута, ведь Чимину было и так слишком жарко, чтобы застёгивать рубашку наглухо.       Намджун мягко, но решительно развернул Чимина, так, что его спина коснулась холодного дерева. Секунда напряжённой тишины, и Чимин ощутил, как рука Намджуна лёгкими движениями скользнула к его горлу.       — Помни, я буду держать тебя крепко, но ты всегда будешь в безопасности, — напомнил Намджун, внимательно изучая лицо Чимина.       Быть распятым вот так, у этого креста. Было в этом что-то такое... Греховное.       — Да, мой Господин, — выдохнул Чимин, его голос звучал тихо, но в нём уже не было колебаний.       Намджун нежно, но уверенно сомкнул пальцы правой руки вокруг шеи Чимина, следя за тем, чтобы давление не доставляло дискомфорта. Руки, на которой всегда носил часы. Это было мягкое, пробное прикосновение — больше демонстрация, чем воздействие.       — Вдохни глубже, малыш, — спокойно произнёс Намджун, его взгляд был сосредоточен на лице Чимина, отслеживая каждую его реакцию.       Чимин сделал глубокий вдох, и в этот момент Намджун слегка усилил давление, заставляя его почувствовать лёгкое сжатие.       — Как ощущения? — спросил он, когда отпустил его через несколько секунд, давая сделать полноценный вдох, его голос звучал мягко, но глаза были серьёзны.       — Это... странно, но... — Чимин замолчал, закрыв глаза, чтобы лучше понять свои ощущения. Его дыхание стало чуть быстрее, но не от страха, а от желания получить больше. — Это нравится мне.       Намджун позволил себе лёгкую улыбку.       — Вот так, малыш. Доверься мне. Расслабься. Сделай вдох.       Чимин послушался, закрыв глаза. Намджун аккуратно провёл пальцами по его шее, затем слегка сжал её, оставляя ровно столько давления, чтобы почувствовать, как дыхание Чимина замедляется.       — Дыши через нос. Если захочешь остановиться, скажи.       Он поднял руку Чимина, и уложил маленькую ладошку на свою грудь, чтобы Чимин имел возможность сразу же при необходимости привлечь его внимание коротким хлопком. Одной рукой он удерживал лёгкое давление на шее Чимина, другой медленно провёл по его ключицам, затем скользнул вниз к бокам, останавливаясь на талии.       — Это не о боли, не о страдании, — шепнул он, опускаясь чуть ближе. — Это о том, чтобы почувствовать своё тело, своё доверие ко мне.       Чимин едва слышно застонал, чувствуя, как возбуждение переполняет его. Его ноги чуть подкосились, но Намджун был рядом, его рука уверенно удерживала Чимина на месте, сжимая бок, удерживая на месте.       После нескольких секунд Намджун убрал руку с шеи Чимина, поглаживая его по плечу, словно успокаивая.       — Слишком много? — мягко спросил он.       Чимин покачал головой, его лицо раскраснелось, а взгляд был полон эмоций.       — Нет... это было... невероятно, — прошептал он, переводя дыхание.       Чимин почувствовал лёгкое головокружение, но его разум оставался сосредоточенным на Намджуне. Каждое действие, каждое слово доминанта пронизывало его насквозь.       — Хороший мальчик, — хвалебный тон Намджуна прозвучал как музыка для Чимина. — Теперь ты знаешь, как это может быть. Это только начало, малыш.       Намджун снова провёл ладонью по его волосам, и Чимин, как самая очаровательная оголодавшая детка, неосознанно подался вперёд, подставился под ладонь, желая продлить эту скупую ласку хоть на миг. Он буквально прильнул к этому прикосновению, но оно длилось всего секунду, едва уловимый момент — и вот его уже нет.       Он почувствовал, что скучает по теплу этой ладони раньше, чем успел осознать, что оно исчезло.       И Чимин тут же понял — Намджун никогда не скупился на прикосновения.       Мимоходом, буднично, без подтекста, но всегда касался.       Лёгкое касание плеча, тёплая ладонь на пояснице, пальцы, задержавшиеся на запястье чуть дольше обычного. Всё это было частью его природы. Чтобы успокоить, дать поддержку, возможность почувствовать себя в безопасности.       Просто чтобы напомнить: ты здесь, я тоже, всё в порядке.       А сейчас, с момента, когда он вошёл вслед за Чимином в свою комнату для практик, он касался Чимина скупо, не больше необходимого. Чёткая грань, установленная без единого слова.       Так очевидно давая понять, что во время тематического взаимодействия, ласку Чимину ещё нужно заслужить.       Ведь так интересней играть.       Тем выше ставка. И тем желанней награда.       И Намджун подтвердил его догадку, снова безжалостно отнимая у него возможность наслаждаться чужим теплом.       Чимину стоило бы догадаться, что всё будет именно так. Когда каждая мелочь приобретает ценность, когда даже самое лёгкое прикосновение становится наградой, а его отсутствие — сладкой пыткой.       — Хочешь ласку, детка? — чуть хрипло, словно он знал, как сильно Чимину этого хотелось. — Что, если я позволю тебе получить то, что ты хочешь, только после того, как ты хорошо послужишь мне, котёнок?       Чимин вздрогнул, словно эти слова пронзили его током.       Всё его тело отреагировало мгновенно: спина непроизвольно прогнулась, будто это могло дать сабу возможность коснуться животом чужого торса. Мышцы напряглись, а губы приоткрылись в безмолвном умоляющем вздохе.       Он был уверен, что Намджун это заметил.       Конечно, он заметил.       Чимин тут же зацепился за эти слова, чтобы дать доминанту знать о том, чего так страстно хотел.       И дать ему контроль над этим желанием тоже.       — Я хочу раздеться перед Вами. Хочу, чтобы Вы видели меня, трогали. Чтобы Ваше внимание было полностью на мне.       — Жадный. — с ухмылкой произнёс мужчина, скорее поощряя говорить о своих желаниях и дальше, чем укоряя.       Доминант был очень доволен таким ответом.       Намджун хотел, чтобы Чимин говорил о своих желаниях. Хотел, чтобы он признавал их, не прятался, не боялся своей потребности в этом.       — Ты действительно очень хочешь показать мне себя, да? — Голос Намджуна звучал глубже, мягче, но в нём угадывалось нечто большее. Одобрение. Власть. — Хороший мальчик.       Что эти два слова делали с Чимином... Лучше мужчине не знать настоящей силы, которую они имели над ним. Скорее всего, он догадывался, раз делал на них такой соблазнительный акцент.       — У меня есть два условия, с которыми ты должен согласиться, прежде чем я разрешу тебе раздеться, детка.       Чимин вздрогнул от этого «детка». Оно прозвучало так ласково, но одновременно так властно. Намджун играл с ним словами, дразнил, а Чимин уже был готов сделать всё, что угодно.       — Какие?       Доминант улыбнулся, показывая те самые сладкие ямочки на щеках, которые делали его лицо невозможно милым. И, увидев их, саб сразу же понял, что легко не будет. Ведь Намджун таким образом над ним издевался.       Он явно задумал что-то, что веселит его уже сейчас, при одной только мысли об этом. И Чимину вдруг невыносимо сильно захотелось его переиграть.       Не поставить под сомнение их роли, но дать понять, что и он не так прост.       — Первое, — ответил доминант, подняв руку, и лениво погладив тёплую нижнюю губу, которую Чимин никак не мог перестать кусать, сам того не замечая, своим большим пальцем. — Ты должен быть тихим, пока мы занимаемся этим.       Чимин напрягся, его губы чуть разошлись в беззвучном протесте, но палец Намджуна тут же нырнул ему в рот, и сабу пришлось промолчать.       Ведь ласкать язычком подушечку чужого пальца гораздо интересней, чем спорить.       — Никаких стонов, никаких всхлипов, — Намджун улыбнулся, наблюдая за его пухленькими губами, красиво обхватывающими палец и насаживающимися глубже. — Мне нужно, чтобы ты был очень покладистым. Прямо как сейчас.       Палец исчез изо рта, и Чимин понял, что должен ответить. Он захихикал, игриво глядя на Намджуна из-под ресниц. Ничего не мог с собой поделать.       Запрет разогрел его ещё сильнее, чем любые приказы могли бы.       — Что насчёт второго условия… — Намджун чуть склонился ближе, его тёплое дыхание коснулось влажных распахнутых губ Чимина, остужая. — Ты не можешь касаться меня, пока я не разрешу.       Чимин почувствовал, как от этих слов по его позвоночнику пробежала судорожная дрожь.       Он уже знал, насколько это будет тяжело. Насколько он захочет коснуться.       Он прикусил губу, сдерживая себя, прежде чем произнести:       — Да, я Вас понял, Господин.       И это обещание, только что сорвавшееся с его губ, стало для него самым сладким испытанием.       — Хороший мальчик.       Снова эти слова... Мужчина говорил их тихо, почти шепча в самое ухо.       — Тогда начинай снимать свою одежду, пока я смотрю на тебя. Но помни о моих двух условиях, котёнок. Не срывайся. От этого зависит твоя награда сегодня.       Чимин закрыл глаза, его сердце колотилось от предвкушения снова оказаться под прицелом этого взгляда. Но на этот раз показать ему больше, чем раньше. И самому убедиться, что — да, нравится.       Он тоже хотел иметь возможность влиять на мужчину таким образом. Если не словами, то действиями. Если не своей уверенностью, коей мало — то соблазнительным телом.       — Я хочу, чтобы ты медленно снял свою рубашку для начала, — произнёс Намджун, его голос стал низким, властным, подавляющим волю и любую мысль к сопротивлению. — Покажи мне, как ты умеешь подчиняться.       Сказав это, он спешно прошагал до дивана и расположился на нём, широко раздвигая ноги и отпивая из стакана воды.       Он собирался просто сидеть там и смотреть?       Чимин почувствовал, как по его телу пробежала дрожь. Он медленно поднял руки к пуговицам своей рубашки.       Без первых трёх, что уже расстёгнуты — слишком мало, чтобы успеть успокоиться.       Намджун цепко следил за каждым его действием, позволяя Чимину самому преодолеть барьер стеснения. Ему нравилось это ожидание, эти секунды, в которых разливалось напряжение, проникая в кровоток.       Он наблюдал за тем, как пальцы его мальчика слегка дрожали от волнения, как он медленно расстёгивал пуговицы своей рубашки. Он прекрасно понимал, насколько Чимин чувствителен сейчас, насколько он нуждается в его указаниях и похвале.       Намджун едва удерживал себя от желания прикоснуться к нему, но он знал, что стоит немного потерпеть.       — Да, вот так, — одобрительно прошептал он, наблюдая за каждым движением Чимина. — Ты так прекрасен, когда следуешь моим указаниям.       Чимин будто чувствовал его взгляд на себе, тяжёлый и требовательный, отчего его пальцы дрожали ещё сильнее. Он медленно расстёгивал пуговицы, одна за другой, приоткрывая всё больше светлой кожи, тонкой и мягкой на вид. Намджун жадно впитывал зрелище, каждый новый сантиметр обнажаемого тела завораживал его.       Под тканью мелькнул блеск тонких цепочек — Намджун заметил, как они красиво облегают грудь Чимина, перекрещиваясь по его ключицам и каскадом ниспадая вниз, исчезая за рубашкой.       — Ох, котёнок… — его голос стал ниже, теплее, почти мурлыкающим. — Ты нарочно меня испытываешь?              Чимин ощутил, как его щёки заливает горячий багрянец. Он не ответил, но его губы дрогнули в лёгкой улыбке. Он не был уверен, хотел ли он именно соблазнять или просто быть красивым для Намджуна.       Никогда ещё он не раздевался ни перед кем — так. Только быстро, во время секса, срывая одежду друг с друга. Никогда — так. Вдумчиво, красиво, не выставляя себя, как кусок мяса на продажу. А желая понравиться.       Желая угодить.       Он расстегнул последнюю пуговку и позволил рубашке соскользнуть с плеч, обнажая свою гладкую кожу.       Он не смотрел на доминанта — но чувствовал его взгляд. От него было горячо. От него волоски на коже поднимались, будто наэлектризованные, а соски твердели из-за частых движений грудной клетки.       Он прожигал кожу, был таким осязаемым, что казалось, будто Намджун касается его, даже не двигаясь.       И сабмиссив позволяет себе поднять на доминанта обманчиво робкий взгляд.       Намджун вальяжно сидит на диване, спокойно наблюдая за этим небольшим шоу для него одного. Только саб не узнает, насколько сильно на самом деле его волнует это представление. Но Чимин удивляет его ещё больше.       Без единого колебания, с грацией, плавностью, рождающейся из полного погружения в роль, он опускается на четвереньки. И ползёт вперёд, не разрывая зрительного контакта.       Его ладони мягко скользили по полу, движения были неторопливыми, почти кошачьими. Он не отводил взгляда — держал его, тёмный, наполненный предвкушением, испытанием, готовностью.       И Намджун не мог оторваться.       Его поймали. Вот так просто. Взял и переиграл мальчишка, найдя лазейку в том, что Намджун ему импровизировать не запрещал. Не нарушив при этом ни одного из двух правил, что Намджун ему озвучил.       Он ожидал чего угодно, но не этого. Не такого красивого, подчёркнуто смелого жеста, в котором было столько покорности и вызова одновременно.       Глаза доминанта с алчным восхищением следили за каждым движением Чимина, за каждым оттенком эмоций на его лице.       Намджун лениво облизнул пересохшие разом губы, прежде чем заговорить:       — Ты очень смелый… — голос его был низким, густым, обволакивающим как пчёлку в клейкий сироп. — Я даже удивился этому, котёнок.       Он наклонился вперёд, рука потянулась к Чимину и легла на затылок, властно, пальцы сжались, в мгновение останавливая его. Он наклонился к сабу, поглаживая, будто и впрямь как шаловливого домашнего кота.       Доминант протянул вторую руку, касаясь холодных звеньев цепочек, скользя пальцами по ним, и ощущая, как те дрожат вместе с телом Чимина.       — Ты так красив… — он прошептал это с искренним восхищением, его ладонь легла чуть ниже, туда, где цепочки соединялись в центре груди Чимина.       Грудь мальчика едва заметно поднималась, дыхание было тихим, но частым. Украшение подчёркивало изгиб его тела, тонкие линии плеч, плавный рельеф ключиц, нежную впадинку между ними. Оно подчёркивало, но не скрывало — наоборот, привлекало взгляд, подчёркивая его утончённость, заставляя Намджуна ещё сильнее желать прикоснуться.       Он обхватил ладонью край цепочки, слегка потянув, проверяя, как она ложится на тело Чимина, как подчёркивает его фигуру, а затем снова отпустил.       — Невероятно… — выдохнул он, позволяя пальцам пройтись по оголённой коже.       Чимин вздрогнул, чуть выгибаясь в ладонь, нуждаясь в большем. Он был красив — трепетный, нежный, с гладкой кожей, что так хорошо чувствовала каждое прикосновение. Намджун жадно вглядывался в него, запоминая, как на его коже появляется румянец, как блеск цепочек отражается в его глазах.       — Продолжай свою игру, киса.       Небольшая пауза. Их горячее дыхание смешивается в воздухе, оседая конденсатом чистого восхищения на губах.       — Я смотрю на тебя.       Чимин почувствовал, как эти слова впились в него, словно горячее лезвие, проникли под кожу, растеклись по венам жидким шпарящим огнём.       Они звенели в его сознании, впечатывались в тело горящим на коже клеймом.       Стоя на коленях, он потянулся к Намджуну, прижался щекой к его бедру, ласкаясь, как преданный зверёк, нуждающийся в тепле своего хозяина. Двигался плавно, осторожно, почтительно, показывая искреннюю жажду подчинения.       Намджун мягко скользнул пальцами по его волосам, поглаживая его медленно, почти задумчиво. Он не спешил, позволяя своему мальчику наслаждаться этим мимолётным касанием, наслаждаться тем, что он позволил ему быть рядом.       Чимин, видя, что его не отталкивают, не запрещают, ласкался к бёдрам Намджуна, его паху, прислонялся щекой и старался притереться выше, надеясь приблизиться к твёрдому члену под брюками.       Не эротично, скорее показывая искреннее желание подчиняться.       — Так скучал по моим прикосновениям, мой маленький птенчик? — Намджун наклонился чуть ближе, внимательно оглядывая прекрасное зрелище, раскинувшееся между ботинок своих лакированных туфель.       Мужчина гладил его волосы, воркуя над ним. Он был польщён и удивлён поведением своего мальчика, тем, как он оголодал без касаний. Ещё только ступил на путь сабмиссива, но уже испытывает Голод, который испытывают сабы, когда долго отказываются от тематического взаимодействия.       С невероятным удовольствием он следил за тем, как его нуждающийся мальчик трётся о его колени своим лицом, выпрашивая внимание к своей неугомонной персоне. Стреляя глазками наверх, саб проводил губами по его бёдрам, и незаметно пытался притереться горящими щёчками выше.       Мужчина прекрасно знал, как сильно Чимину сейчас хотелось прикосновений, но он лишь молча наблюдал за всем этим, не давая разрешения прикасаться к себе руками. Но позволяя выпускать наружу тлеющее под кожей желание другим образом.       Намджун устроился удобнее, лениво откинувшись на спинку дивана, но взгляд его оставался пристальным. Он наслаждался этим зрелищем — его мальчик, раскинувшийся у его ног, выпрашивающий прикосновений, умоляя влажными взглядами из-под пушистых ресниц.       — Ты прекрасно себя ведёшь, я горжусь тобой. — мурлычет он, наклоняясь чуть ближе, позволяя Чимину вдохнуть его запах, ощутить его близость, но не больше.       Чимин проводит губами по его бедру, цепляя ткань брюк, горячими щёчками трётся выше, выискивая разрешение. Всё его тело — одно сплошное молчаливое прошение. Но Намджун не даёт ему ничего просто так.       Он знает, как сильно Чимину сейчас хочется большего. Как его руки дрожат от желания схватиться за него, прильнуть, прижаться крепче. Но пока — нельзя.       Только вот так. Только тем способом, который ему позволен.       Намджун улыбается, разглядывая его, словно выставленное ему одному на оценку произведение искусства, нежно сжимает его затылок в ладони, не позволяя ему подняться выше.       — Теперь ты так похож на котёночка, так ласкаешься. Мой мальчик соскучился? Мы ждали так долго и теперь ты совсем не можешь терпеть, да, крошка?       Чимину кажется, что этот тембр касается его не хуже, чем пальцы.       Он тянется за поцелуем в ответ на ласковые слова, но прежде, чем он успевает коснуться губ, Намджун отстраняется от него, восстанавливая дистанцию и тихонько посмеиваясь.       — Голову мне на колено, вот так. Замри.       Намджун продолжал ласково поглаживать мягкие волосы, наслаждаясь близостью своего саба. Он говорил тихо, его голос был полон нежности и сытого довольства от прекрасного поведения своего мальчика.       Что ещё хуже для Чимина — он не прекращал болтать. Не прекращал делать комплименты. Не прекращал мягко касаться.       Но и не торопился предложенное взять.       — Ты такой голодный, малыш. Так скучал по моим прикосновениям, что едва можешь контролировать свою жадность. — рокотал он, щекоча Чимина под подбородком. — Но тебе идёт быть таким голодным, да? Стоит ли нам делать так чаще, чтобы ты всегда был таким послушным и ласковым для меня?       — Да, мне сейчас очень хорошо вот так, с Вами.       Чимин почти заурчал, позволив своему телу раствориться в этом моменте.       Намджун одобрительно кивнул и снова провёл рукой по его волосам, позволяя Чимину на мгновение ощутить нежность, к которой он был так жаден.       — Я очень доволен тобой, милый, — тихо произнёс он, а затем наклонился и вложил в макушку Чимина лёгкий, почти благоговейный поцелуй.       Чимин затаил дыхание, чувствуя, как сердце пропускает удар.       — Ты очень стараешься, поэтому заслужил награду, — продолжил Намджун, перебирая мягкие пряди его волос. — Правда хочешь, чтобы я прикоснулся к тебе?       — Да, очень. — его тело почти вибрировало от напряжения, наполненное искренним нетерпением.       Мужчина медленно обвил его талию рукой, притягивая ближе, наполняя его тело привычным и желанным ощущением тепла и безопасности. Его голос стал ещё тише, мягче — опасно завораживающим.       — Хорошо, котёнок. Если ты так сильно этого хочешь, то я исполню твоё желание. Но... я надеюсь, ты не забыл о наших двух правилах?       Чимин выдохнул, затрепетав от предвкушения:       — Быть тихим и послушным для Вас?       — Верно, милый. — Доминант одобрительно улыбнулся. — Ты очень умный мальчик, правильно всё запомнил. Я не сомневался в тебе.       Он слегка отстранился, жестом указывая Чимину пересесть ближе к его ногам и опуститься.       — А теперь, давай, займи правильное место, крошка.       Чимин послушно подполз ближе, усаживаясь ягодицами на пятки и чувствуя, как его тело наполняется приятным томлением. Его руки дрожали от желания, но он помнил — касаться нельзя.       Но ведь не было запрета касаться губами?       Он нашёл ладонь Намджуна губами, сначала мягко целуя, а затем раздвинул губы чуть шире, позволяя языку коснуться тёплой кожи. Он провёл кончиком по подушечкам пальцев, пробуя их на вкус, прежде чем медленно втянуть в рот, посасывая их с тихим, благодарным мурчанием.       Намджун смотрел на него сверху вниз, и это было лучшей наградой.       — Такой преданный… — выдохнул он, толкнув пальцы чуть глубже в рот Чимину, трахая своими пальцами.              Саб задрожал, поначалу чуть не подавившись, но, булькнув слюной пару раз, не отстранился — наоборот, губы сомкнулись крепче, язык нежно обвил пальцы, подчиняясь безоговорочно. Через несколько секунд Чимин снялся с них, тяжело дыша, но жадно облизывая фаланги.       Его язык нежно обводит пальцы Господина, и он с тихим мурчанием посасывает их, словно и правда голодный котёнок.       Наконец, Намджун отбирает у него и эту возможность поиграться, и поднимает его за локоть чуть выше, понукая подняться, и усаживая на своих коленях, как и хотел изначально.       Чимин неправильно истолковал его жест, ведь ему никто и не объяснял его значение, но в этом не было ничего страшного, особенно после горячей демонстрации возможностей своего греховного рта, что он устроил минуту назад.       — Представь, каким послушным ты бы был, если бы я надел на тебя свой ошейник.       Чимин вздрогнул, подняв глаза. Внутри что-то судорожно сжалось у обоих. На шее у него туго сжималась цепочка, от которой вниз расходились тонкие нити звеньев, так очевидно намекая. Лицо саба было влажным от слюны, уголки губ чуть саднило, но для Намджуна именно в этот момент он был самым прекрасным.       — Ты бы хотел получить его от меня?       Рот сабмиссива поражённо приоткрылся, но голос застрял где-то в горле, пока он пытался собраться с мыслями. Сияющий от одного упоминания об этом взгляд всё сказал за него.       — Я бы очень хотел… — наконец, признался он, хотя голос его звучал не громче шёпота. — Я думал об этом.       Он склонил голову, прикрывая глаза, давая Намджуну понять, что доверяется ему без остатка.       — И да… — его голос снова дрогнул, — Мне бы хотелось попробовать это с Господином. Мне бы очень хотелось получить от Вас возможность его носить.       В ответ он почувствовал, как пальцы вновь пробежались по его волосам — нежно, обнадёживающе. И этого одного касания оказалось достаточно, чтобы внутри всё скрутилось от желания его заслужить.       — Но вернёмся к нашему делу. — снова заговорил Намджун, глядя на него лукаво. — Есть очень много разных техник удушения, мой маленький птенчик. Некоторые из них очень даже интересные. То, как ты игрался с моими пальцами натолкнуло меня на одну очень интересную мысль. Хотел бы попробовать асфиксию членом? Чимини хотел бы давиться на моём?       И Чимин, правда, непроизвольно краснеет, но сглатывает, облизываясь. Ему хочется.       Ведь именно об этом он думал, стоя на коленях.       — Я бы очень хотел попробовать... С вами все техники, Господин. Я бы хотел попробовать и то, и другое с Господином.       И не разочаровывает его, охотно соглашаясь.       — О, поверь, я запомню это, крошка. — Намджун лениво скользнул пальцами по его щеке, цепляя ногтем кожу под ухом, на что саб хихикнул, уворачиваясь от щекотки. — Мы обязательно сделаем это когда-нибудь. Но не сегодня.       Во взгляде Чимина промелькнуло лёгкое разочарование, но оно тут же сменилось чем-то другим — предвкушением. Он будет послушным и терпеливым, и тогда, в следующий раз, именно так и случится.       Следующий за этим приказ лишь больше воодушевляет его.       — Поднимись. Ложись головой на мои колени.       Чимин послушно встаёт на ноги, изящно переступая с ножки на ножку, желая покрасоваться перед мужчиной. Намджун охотно позволяет ему себя дразнить, молча наблюдая, как тот завораживает своей пластикой, откровенно любуясь, и уже зная, что после обязательно отыграется на нём за это.       Да, это правильно, что он не позволил сегодня Чимину перед ним танцевать.       Он бы не выдержал — этих плавных движений, медленных, пропитанных дерзостью, почти насмешкой над ним. То, как его мальчик на самом деле любит быть в центре внимания, быть самым красивым, красоваться перед ним и приковывать к себе его взгляд. И цепочки, что всё ещё покоятся на его груди, раскачиваются вместе с ним, тонкими бликами отражая свет по коже, подчёркивая её изящную красоту.       Намджун не может оторвать глаз, Чимин постарался на славу.       Он жадно ловит каждое движение этих цепочек, то, как они вибрируют при каждом его шаге, тонкими линиями обводят формы его прекрасного тела, пересекаясь, подчёркивая изгибы. Они выглядят так естественно на нём, словно были созданы специально для того, чтобы стать продолжением его кожи.       Когда Чимин, наконец, садится спиной к нему, чтобы лечь на его ноги спиной, мужчина останавливает его, скользя ладонями по плечам и оставляя мимолетный поцелуй на затылке. Намджун позволяет себе прикоснуться к украшению, специально не касаясь кожи под ним. Его пальцы скользят по холодному металлу, чуть цепляя звенья, чувствуя, как они подрагивают при каждом движении.       И как подрагивает Чимин, чувствуя только призрачное тепло от подушечек его пальцев через тонкий металл. Это пьянит. Он делает это неспешно, с лёгкой медлительностью, прослеживая каждую серебристую ниточку.       — Такое красивое… — его голос звучит приглушённо, наполненный искренним восхищением. — Но сейчас оно будет только мешать.       Чимин слабо кивает, позволяя ему делать всё, что тот захочет.       Намджун осторожно нащупывает застёжку. Он медленно расстёгивает её, снимая верхний ряд с шеи, и Чимин поднимает руки, чтобы помочь ему стянуть с тела все остальные. Он снимает украшение так бережно, словно оно хрупкое, словно само по себе является частью Чимина. Его пальцы скользят по ключицам, по тому месту, где только что лежали цепи, оставляя на их месте едва ощутимый жар.       Украшение падает в его ладонь ощутимой горкой спутавшихся цепочек.       Намджун на секунду задерживает взгляд на украшении, прежде чем отложить его в сторону, а затем вновь возвращает пальцы на кожу своего сабмиссива, изучая её, чувствуя, как она теперь по-настоящему принадлежит только ему и ничего теперь не мешает её касаться.       Наконец, он тянет саба за плечо, и Чимин послушно опускается, устраиваясь на его коленях, головой ровно на бёдрах Намджуна. Намджун сидит на диване теперь уже не прямо, а боком к спинке. Правая нога, что ближе к спинке, согнута в колене, а левая стоит на полу.       И лёжа на ногах своего доминанта Чимин чувствует себя маленьким, защищённым, полностью зависящим от его воли.       Снизу вверх, из-под ресниц, он кинул осторожный взгляд на Намджуна.       Покорность, жажда, ожидание.       И неважно, что лицо Господина он видит вверх ногами.       Чимин прикусил губу, его тело мгновенно расслабилось, а сам он оставался спокойным. Его дыхание было ровным, только грудь чуть заметно поднималась и опускалась, выдавая возбуждённое состояние.       — Сейчас я заставлю тебя задержать дыхание.       Чимин вздрогнул, его пальцы нервно сжались на ткани брюк мужчины.       — Ты выдохнешь, и я закрою твой рот и нос. — Намджун наклонился чуть ближе, его дыхание обожгло чувствительную кожу на виске Чимина. — Какое-то время ты не сможешь вдохнуть.       Он медленно провёл ладонью по его щеке, затем сжал пальцы на его челюстях, заставляя Чимина приоткрыть рот.       — Помни: если хочешь, чтобы я остановился, три раза хлопни по любой части моего тела.       Чимин кивнул, сгибая левую руку в локте, чтобы иметь возможность сжимать чужое колено при необходимости или иметь возможность хлопнуть по нему. Левое колено Намджуна находилось как раз рядом с его головой и когда он согнул руку в локте вверх, он как раз мог касаться его и не терять контакта с мужчиной.       Дыхание чуть участилось, но Чимин медленно выдохнул воздух, стараясь успокоиться, после чего тихонько прошептал:       — Я готов, Господин.       Ответом ему была короткая отрывистая инструкция.       — Вдох, выдох.       Чимин глубоко вдохнул, наполняя лёгкие воздухом, а затем плавно выпустил его, не отводя взгляда от лица Намджуна.       На самом выдохе Намджун прикрыл его рот и нос ладонью, мягко, но уверенно, полностью перекрывая доступ к воздуху.       Саб не отводил взгляда, даже когда зрение начало плыть по краям, позволяя доминанту увидеть, как зрачки расширились, реагируя на приток адреналина.       Чимин дёрнулся едва заметно, его тело напряглось от внезапного лишения жизненно необходимой потребности, но он даже не попытался отстраниться. Напротив — расслабился, доверяя. Его взгляд, полный ожидания, покорно ловил взгляд Намджуна, и он не издал ни звука.       Время тянулось вязко, как мёд.       Лёгкие начали требовать воздуха, но он не паниковал. Он выдержит. Он сможет.       Наконец, Намджун отпустил его, позволив вдохнуть.       Чимин резко втянул воздух, его грудь вздыбилась, а затем опала обратно. Сердце колотилось быстро, но в его глазах не было испуга — только азарт.       Он медленно вдохнул, после чего выдохнул, и кивнул Намджуну.       Чимин готов.       На выдохе Намджун снова закрыл ему рот и нос, перекрывая дыхание.       Тело напряглось от нехватки воздуха, взгляд сабмиссива оставался прикованным к лицу Намджуна. Он не издал ни звука, тихо лежа на его коленях и ожидая разрешения вдохнуть.       — Ну как? — спросил доминант, когда отпустил Чимина уже через большее количество секунд, когда лёгкие начинают ощутимо гореть и сокращаться, и дал ему вдохнуть. — Не слишком?       Чимин едва ли не застонал от разочарования, что это закончилось так быстро.       Намджун склонился ближе, его пальцы лениво скользнули по напряжённой коже шеи, ловя ритм пульса и сверяясь с секундной стрелкой на наручных часах.              — Нет… — голос саба стал хриплым, подрагивающим. — Это хорошо. Не так сложно, как я ожидал. Вы можете дольше.       Намджун усмехнулся, уголки его губ дрогнули.       Ведь теперь он собирался одновременно с этим ласкать его соски. Его рука скользнула к шее, легко нажимая, но не перекрывая кислород полностью.       — Жадный котёнок.       И в ту же секунду его пальцы скользнули вниз, ловя подушечками сосок и закручивая его в лёгком, но ощутимом движении.       Саб сразу же закряхтел, трепыхаясь, но покорно промолчал, не нарушив запрет.       Намджун, усмехнувшись лукаво, начал раскрытой ладонью поглаживать его грудь, разогревая её и чувствуя, как маленькие горошинки становятся твёрдыми под его пальцами.       Чимин вздрогнул, его бёдра напряглись, а зубы больно прикусили губу, сдерживая звук. Он хотел стонать. Но не мог. Это было одно из правил.              К тому же, воздуха в лёгких для этого осталось слишком мало.       Его тело отзывалось на каждое прикосновение, дрожа, выгибаясь, ловя больше ощущений, пока лёгкие снова начинали гореть от нехватки воздуха.       Ещё немного. Ещё чуть-чуть.       И Намджун снова отпустил его.       Чимин судорожно втянул воздух, его грудь резко приподнялась, ловя новую волну кислорода. Сердце колотилось бешено, а под рёбрами разливалось нечто горячее, ноющее, требующее большего.       Он уже не мог скрыть, как сильно завёлся.       Штаны сидели на нём слишком плотно, больно сдавливая возбуждение, и он тихо, почти жалобно застонал, прижимаясь ближе, вжимаясь в ладонь, которой Намджун лениво скользнул по его щеке в успокаивающем жесте.       Не было нужды скрывать, что Доминанту нравилось видеть его именно таким.       Намджун наклонился, легко сжимая его шею, а его губы коснулись губ Чимина, не сразу целуя, а целенаправленно дразня, прежде чем забрать у него ещё один выдох.       Целоваться в таком положении, когда их лица развёрнуты таким образом, было не очень удобно, но так невыносимо сладко.       Чувственно.       Обжигающе.       Когда доминант отстранился, снова возвышаясь над ним, Чимин так сильно прикусил губу, чтобы удержать на ней сладость этого долгожданного поцелуя, что на ней едва не выступила кровь, и Намджуну пришлось хлопнуть его по губам, недвусмысленно намекая перестать.       И именно этот хлопок, даже не полноценный удар, побудил сабмиссива нарушить запрет и тихонько простонать, бесполезно толкнувшись бёдрами в воздух.       Его грудь сотрясалась от нехватки дыхания и приподнималась от каждого прикосновения к чувствительным соскам, но он продолжал лежать на коленях доминанта в таком положении. Чимин пытался держаться, но тело всё больше дрожало от нехватки воздуха.       Намджун отпустил его.       Саб тут же резко вдохнул, заполняя лёгкие воздухом. Тело выгнулось, а грудь быстро поднималась в попытке вдохнуть больше воздуха, прежде чем его снова не будет.       Глаза мужчины горят алчным огнём, когда он на пробу снова легко шлёпает сабмиссива по щеке, больше пугая громким звуком, не причиняющим реальной боли. Только удовольствие от удушающего стыда из-за слишком явного проявления властности и желание получить ещё больше, что ведёт за собой мучительную волну унижения из-за собственных развязных желаний.       И Чимин звонко униженно стонет, снова нарушая запрет, ведь его член стоит в штанах так сильно.       И Намджун тут же целует его, затыкая.       Ах, как он целует его!       Не спеша, лениво, властно. Губы касаются губ, не давая Чимину сразу вдохнуть, ловя его прерывистое дыхание в горячем, обжигающем поцелуе.       Чимин тихо постанывает, ёрзая. Руками тянется, желая притянуть ближе за волосы и снова обманывается, беспомощно натыкаясь на теперь уже коротко стриженный затылок.       Один раз дашь себе слабину, и больше не можешь взять себя под контроль.       Рот не слушается, губы немеют, а Намджун втягивает его язык в свой рот, влажно посасывая.       Тело дрожит от переполняющего напряжения, а внизу всё ноет от желания. Член стоит в штанах слишком плотно, слишком болезненно, и с каждым движением саб осознаёт это всё отчётливее.       Ему не хватает воздуха. Не хватает прикосновений. Не хватает…       Он пытается слегка приподняться, пошевелиться, чтобы хоть немного ослабить давящую ткань, но это только делает ситуацию хуже. Трение слишком мучительное, но не даёт того облегчения, которого он хочет. Даже согнув ноги в коленях и разведя их в стороны, легче не становится. Становится только сложнее держаться.       Его губы дрожат, когда он смотрит на Намджуна затуманенным взглядом, полным мольбы. В данный конкретный момент он готов даже плакать, если это поможет его ситуации и разжалобит Господина.       Намджун лениво улыбается, пальцами вытирая влагу с уголка его губ. Наконец, он решил обратить на маленькую проблемку саба своё внимание.       — Ох, малыш… — мурлычет он лукаво. — Кажется, это только мешает тебе, да?       Доминант нависает над ним, опираясь ладонью на напряжённый пресс сабмиссива, намеренно усиливая давление до ощутимого, но не болезненного и медленно наклоняется ещё ниже, скользя рукой по его бедру, не спеша, заставляя Чимина вздрагивать от напряжённого ожидания.       Он мог бы чуть повернуть голову, чтобы тело Намджуна не перекрывало ему дыхание, но он не такой дурак, чтобы от этого отказаться. Нет ни одного сомнения в том, что он это сделал намеренно.       К лицу Чимина плотно прижимается живот мужчины и не вдыхать его умопомрачительный запах становится невыносимой задачей. Как и необходимость шевельнуть губами, чуть задирая подбородок, чтобы коснуться ртом диафрагмы и жарко выдохнуть туда, чувствуя, как на бедре предупреждающе сжимается чужая рука, но всё равно оставляя поцелуи хотя бы через рубашку. Пока получается. Пока не наказали за дерзость, урвать побольше, чтобы потом не жалеть.       И доминант, почувствовав это, расстёгивает пуговицу на его брюках, не касаясь больше необходимого и тут же отстраняется, говоря:       — Давай снимем их.       Чимин приоткрывает рот, глубже вдыхая воздух, которого ему так не хватало, и медленно кивает головой, после чего тихонько доверительно шепчет:       — Пожалуйста… — его голос - шёпот, дрожащий, полный тихой покорности.       Он робко скользит ладонями вверх по бёдрам Намджуна, не касаясь слишком нагло, просто цепляясь за ткань, как просящий внимания котёнок.       — Хочу, чтобы Господин… — он закусывает губу, сомневаясь, но продолжает. — Помог мне снять их…       Намджун хищно прищуривается.       — Хороший мальчик. Приподнимись-ка. — Намекая на то, чтобы Чимин дал ему подняться.       Чимин приподнимается, и мужчина выскальзывает из-под него, придерживая его голову, а после опуская её на диван. Саб прикрывает глаза, лишь бы не видеть, как Намджун опускается на диван уже с другой стороны от него.       Чимин понимает это только на слух и по тому, как проминается диван рядом с его ногами. Но доминанту не нравится такое своеволие, поэтому он хватает левую щиколотку своего мальчика, щекоча голую ступню и крепко удерживая ногу, пока Чимин брыкается, наконец обиженно открывая глаза и уставившись на него.       — Ты прекрасно знаешь, как сильно я люблю наблюдать за твоими бегающими от смущения глазками. — сказал мужчина, уже просто нежно поглаживая маленькие изящные ступни, уложив их к себе на бёдра. — Ещё раз попробуешь лишить меня этого удовольствия и будешь наказан, понял меня?       Чимин лишь кивает, не уверенный, что вообще сможет сейчас связать хоть два слова, даже если одно из них "Господин", а второе "Простите".       И тогда Намджун нависает над ним, и медленно, не торопясь, стягивает с него штаны вместе с бельём, раскрывая перед собой всё, что раньше оставалось скрытым.       Впервые видя своего мальчика полностью обнажённым.       Чимин вздрагивает, когда прохладный воздух касается его разгорячённой кожи. Он чувствует, как жар разливается по щекам, по шее, как пульсирует внизу живота, как его тело само, без стыда, раскрывает себя перед внимательным взглядом Намджуна. По коже пробегает дрожь, покрывая её крупными мурашками.       Он машинально прикусывает припухшие от поцелуев губы и, едва осознав, что теперь перед Намджуном полностью обнажён, инстинктивно поднимает руку, чтобы прикрыть рот, а затем — своё раскрасневшееся, подрагивающее тело.       Но Намджун тут же перехватывает его запястья, мягко, но непреклонно убирая руки в сторону.       Он сжимает оба тонких запястья одной своей рукой, с лёгкостью освобождая себе обзор. Чимин вздрагивает, неосознанно сжимая пальцы, и едва слышно выдыхает, когда Намджун чуть склоняет голову набок, внимательно изучая каждую дрожь его тела.       Чимин замирает.              У него стоит так крепко, что это почти больно. Он дрожит даже без прикосновений. И он готов поклясться, что его голая нижняя часть бедра отчётливо ощущает пульсацию чужого возбуждения, на котором лежит, тоже. Рука Намджуна скользит по этой ноге от колена выше, по внутренней нежной стороне, почти касаясь там, где это так необходимо, но останавливаясь в жалких миллиметрах до.       Его дыхание сбивается, когда он замечает взгляд Намджуна — тяжёлый, завораживающий, сосредоточенный исключительно на нём.       Из-за него член дёргается, проезжаясь по животу багровой головкой, и оставляя на нём небольшой след прозрачной смазки.       Ему мучительно хочется потереться хотя бы обо что-то. Или хотя бы прикрыть это безобразие от пробирающего до мурашек взгляда мужчины.       Саб жмурится, медленно, но верно сходя с ума.       — Что ты делаешь, малыш? — голос Намджуна строгий, пугающий, звенит в ушах после того, как Чимин непроизвольно шевелит зажатыми в руке доминанта запястьями, пытаясь освободиться.       Намджун понимает это действие неправильно, он думает, будто Чимин хочет ласкать себя самостоятельно. А Чимин лишь хотел скрыть от него улики своего грехопадения.       — Тебе нельзя прикасаться к себе. Разве я разрешал?       Чимин резко замирает, его ресницы дрожат, он нервно сглатывает, чувствуя, как от этого вопроса по телу пробегает горячая волна стыда и вожделения.       И он сразу начинает неловко оправдываться, желая провалиться сквозь этот диван куда-то к ядру Земли и там зажариться, чтобы больше никогда в жизни не испытывать такого сильного стыда.       — Н-не разрешали, Господин… Нет, нет, я не имел в виду… Простите, я не хотел ослушаться вас. Я не собирался…       Он запинается, его щёки вспыхивают ещё сильнее, а взгляд мечется из стороны в сторону, лишь бы не смотреть на доминанта.       Иначе он не выдержит.       — Я просто… — его голос срывается на тихий, стыдливый выдох. — Просто немного стесняюсь своего тела…       Намджун ухмыляется, скользя взглядом вниз, на сабмиссива, который лежит перед ним таким открытым, таким уязвимым и при этом таким красивым. Он сжимает руку на внутренней стороне ноги Чимина, жадно сминая своей большой ладонью твёрдые мышцы.       Его рука такая горячая, будто и правда оставляет прямо там следы, клеймя сабмиссива, будто не достаточно просто слов о том, что Чимин принадлежит ему. Затем он отпускает руки саба, чтобы подтянуть его чуть ближе, голыми ягодицами прямо на свои колени.       — Ох… — его тон снова становится низким, почти мурлыкающим. — Ты просто хотел прикрыть свой крохотный истекающий член, правда, крошка?       Чимин в ужасе распахивает глаза, в секунду ощущая, как его лицо заливает пылающий румянец. Согнутой в локте рукой он прикрывает глаза и беспомощно хнычет, когда в отместку Намджун больно щипает его прямо там, где нежная кожа на бедре настолько чувствительна, что любое прикосновение заставляет волоски на загривке встать дыбом.       Он не был крошечным.       Не был.       Но от этих слов, от этой насмешливой интонации, от того, как Намджун смакует каждую букву, у него перехватывает дыхание.       — Не прячься от меня, котёнок. — голос Намджуна звучит лениво, но в нём сквозит нечто тёплое, игривое. Особенно тогда, когда он щипает так опрометчиво выставленный напоказ мягкий бочок на пути вверх, чтобы убрать руку саба, скрывающего от него свои прекрасные влажные глазки.       Чимин резко вскидывает на него глаза и растерянно хлопает ресницами. Он нервно глотает, сжимая пальцы в кулачки.       — У меня... Он не маленький! — капризно восклицает он, глядя на доминанта с закипающей в уголках глаз обидой.       Намджун довольно улыбается, пальцем проводя по его скуле.       — О, котёнок, тебе ведь так хочется, чтобы я проверил?       Член Чимина правда ведь не был крошечным.       Он был вполне пропорционален телу Чимина.       Но всё же, коснись его Господин своей рукой, в ней он, наверное, скрылся бы полностью.       И мысль о том, что Намджун специально акцентировал внимание на разнице в их размерах, бил в голову, как глоток крепкого виски. А оттуда спускался ниже по телу пылающей лавой.       Прямо туда, где Намджун назвал его крохотным.       — Твоё тело очень красивое, мой маленький котёночек, — его голос низкий и мягкий, — Не скрывай его от меня.       Чимин чуть хнычет от смущения и прикусывает губу. Намджун не стал касаться его члена, чтобы это подтвердить. И теперь Чимин не мог уже думать ни о чём другом, беспомощно прикрывая глаза.       — Продолжим. — сказал Намджун, возвращая руку на его глотку. — Ляг ровно. Смотри мне в глаза.       Чимин безвольно поднимает на него взгляд после этих слов, затем он чуть ёрзает на его коленях, пытаясь устроиться поудобнее, и сжимает бёдра от смущения, будто это может хоть немного спрятать ту проблему, в которую превратился его пульсирующий член.       — Так не пойдёт, цыплёнок. — И Намджун, конечно же, не собирается делать это хоть сколько-нибудь проще для него, тут же пресекая своеволие. — Ножки шире. Иначе в следующий раз я их свяжу, и тогда ты вообще не сможешь пошевелить ими.       И Чимину приходится повиноваться, раздвигая ноги, как последняя блядь просто потому, что ослушаться прямого приказа нельзя.       — Вот так, умница. — Тут же хвалит его доминант, закидывая его правую ножку к себе на плечо для большего контроля, и наклоняясь ниже, чтобы той же рукой сжать его шею, раскрыв его в таком положении, почти сложив пополам так, что Чимину при всём желании деваться теперь из-под него некуда.       А желания деваться куда-то из-под него нет и в помине.       — Снова вдох и выдох, Чимини. — приказывает он, видя, как откровенно саб наслаждается новой позой.       Чимин чуть хихикает от нежного прозвища, чувствуя, что ещё чуть-чуть, и он сможет коснуться текущей головкой живота мужчины, и получить хоть секундное облегчение от касания.       Он закрывает глаза, собираясь, и плавно вдыхает, потом выдыхает, чувствуя, как воздух заполняет его грудь. Глаза приоткрыты, а взгляд — прикован к Намджуну. На выдохе, когда воздух уже почти ушёл, Намджун перекрывает его дыхание, зажимая своей рукой рот и нос покорного сабмиссива.              На этот раз Чимин готов. Он выгибается на его коленях, подставляя ему своё тело.       Через несколько секунд Чимин ощущает, как его грудь сжимается, а внутри становится пусто. Он старается не подавать виду, что едва сдерживает себя, и продолжает смотреть в глаза Намджуну, его тело становится напряжённым, но он не издаёт ни звука. Он ждёт.       — Такая прекрасная детка, моя прелесть так старается, — тянет Намджун, видя, как явно Чимин старается для него. В награду пальцы его второй руки слегка касаются покрасневших сосков, заставляя их снова сразу же напрячься в красивые горошинки.       Член саба тут же дёргается из-за возбуждения от лёгкого удушья и шлёпается о живот, оставляя блестящий след.       Чимин скулит в его ладонь, грудь судорожно приподнимается в попытках вдохнуть. Он уже почти на пределе и нуждается в разрешении Намджуна.       Два хлопка по руке означают одно:              — Господин, я больше не могу.       Намджун, удовлетворённо наблюдая за его муками, отпускает его на мгновение, давая возможность передохнуть. Чимин тут же жадно вдыхает, наполняя лёгкие воздухом, но тело продолжает дрожать в сладкой агонии. Возбуждение, словно шторм, бушует внутри него, заставляя сойти с ума от близости освобождения.       Намджун не теряет ни секунды — он наслаждается этим моментом, ощущая себя единственным, кто способен провести Чимина через это.       Его руки скользят по чувствительной коже, ловя дрожь, каждую судорожную вспышку желания. Двумя ладонями он вновь захватывает покрасневшие, тугие соски, лаская их настойчиво, но не спеша.       Чимин резко вдыхает, его грудь поднимается, пытаясь одновременно заполнить лёгкие и подставиться под болезненные, но такие приятные касания беспощадных пальцев доминант, но это кажется невозможным — слишком много чувств, слишком много ощущений. Он жмётся ближе, как будто инстинктивно ищет укрытие у своего Господина, его голос дрожит от удовольствия, и, кажется, он уже не осознаёт, что именно шепчет.       — Прошу... — едва слышный, полный отчаяния и преданности лепет, слова растворяются между ними, как тихая мольба.       В этом звуке — целая вселенная. Вселенная страсти, покорности и доверия, редкая и драгоценная.       Намджун не понимает этого лепета, он замирает лишь на мгновение, прежде чем продолжить — его руки ласкают, тискают, выкручивают соски, этим безжалостно толкая Чимина к краю. Только спустя несколько долгих секунд приходит осознание: Чимин уже на грани.       Мальчик выгибается в его руках, кожа его горит, дыхание прерывисто, взгляд расфокусирован. Чимин потерялся в нахлынувших ощущениях, уже не видя ничего перед собой. Он крепко сжимает пальцы на предплечьях Намджуна, будто пытаясь удержаться или удержать его, может быть даже оттолкнуть, но его голос предаёт его, вибрируя от рвущегося наружу удовольствия:       — Господин, я больше не могу… пожалуйста… прошу разрешения…       Чимин запомнил.       Про то, что возможность получить оргазм Намджун должен сначала озвучить. Что он должен ему разрешить.       Что Чимин может кончить только тогда, когда Намджун ему разрешит.       Так было во время их телефонного разговора. И Чимин запомнил это, самостоятельно прося разрешения сейчас, когда дошёл до того предела, когда терпеть уже невозможно.       Какая же послушная детка ему досталась.       Так глупо и опрометчиво пришла сама в его сети. Сначала в его клуб, чтобы взять интервью. Затем в общий зал, где все видели, что Намджун пришёл впервые за долгое время не один. На балкон общего зала, чтобы посмотреть на мастер-класс, который Намджун ему предложил посетить.       Затем в комнату шибари, чтобы полученные знания закрепить на практике. Сел в его машину, позволил довезти до дома.       Сам позвонил, чтобы дать Намджуну возможность самому проконтролировать за него его возбуждение, отрицая, оттягивая неизбежное, и в конце-концов подарив ему умопомрачительный оргазм.       Поэтому Намджун с откровенной жадностью наблюдает за ним сейчас — за порывистым дыханием, за вспыхивающей на щеках краской, за губами, прикушенными в ожидании ответа. И в этом моменте он ловит себя на странной мысли: он не был уверен, что Чимин вообще сможет испытать оргазм таким способом.       Он знал, насколько редкой была такая гиперчувствительность у мужчин. Насколько сложно довести кого-то до пика только через соски. Даже те, кто любил стимуляцию этой зоны, редко могли дойти до конца, не прибегая к другим видам ласк. Это требовало особой анатомической предрасположенности, особого строения нервных окончаний — или, может быть, просто абсолютного, безоговорочного доверия к тому, кто направляет.       Ведь даже после всего, что между ними было, Чимин всё равно пришёл, вернулся к нему, в его клуб.       В его кабинет, чтобы закрепить их роли обсуждением договора, и сам, добровольно, пересёк порог его личной комнаты для практик, не испугавшись, не сбежав, пока была такая возможность. Дождался его как самый послушный и храбрый сабмиссив, чтобы доверить ему самую первую сессию в своей жизни, потому что он Намджуну доверял.       И теперь Чимин лежал, так откровенно распятый перед ним — трепещущий, дрожащий от нарастающей волны удовольствия, абсолютно, без остатка растворённый в этом процессе.       Потому что Намджун научил его ему доверять. И не было для Намджуна ничего важнее этого. Как не было и никого из прошлых сабов, кто сравнился бы с его птенчиком в любом из отношений.       — Ох, малыш, ты правда кончишь только от своих сосков? — Намджун не может не восхищаться им. Не может не боготворить, не может перестать любоваться.       Заласканные до болезненности соски нуждаются в прикосновениях, а разрешения, чтобы наконец кончить, уже очень давно ждёт возбуждённый член.       Намджун не собирался доводить его до оргазма в этой сцене.       Это было нечто, что он лишь хотел исследовать, проверить, изучить перед тем, как перейдёт к тому, что изначально задумал. Он ожидал, что Чимин будет извиваться, задыхаться, умолять, но он предполагал, что в какой-то момент его тело откажется идти дальше, что Чимину понадобится что-то большее.       Но сейчас — глядя, как он тает в его руках, как выгибается в немой мольбе, как его голос хрипнет от переполняющей его чувственности — Намджун понимает, что его мальчик вполне способен на это.       — Да, да, Господин… только от них… — Чимин хнычет, выгибаясь, подставляя себя его рукам, его власти.       И Намджун чувствует, как в нём пробуждается нечто глубокое, древнее, не просто возбуждение, но восторг, а внутри разливается не плотское удовлетворение, а что-то гораздо большее — чувство обладания, близости, непередаваемой связи, когда одно лишь прикосновение, одно лишь слово способно вознести Чимина на вершину наслаждения или забрать её. Это не просто власть.       Это искусство.       Сам Чимин больше не владеет собой.       Ведь им владеет Намджун.       — Последний раз, малыш. Вдох. Выдох.       Намджун наклоняется ближе, перекрывает ему дыхание, их взгляды соприкасаются, и этот момент становится кульминацией. Одной рукой он сжимает его горло, другой — беспощадно ласкает чувствительную грудь, уже осознанно и выверенно выводя Чимина за пределы его возможностей.       И Чимин послушно подчиняется, вдыхая, выдыхая, хотя внутри него уже бушует неконтролируемый ураган.       Рука, массирующая его соски, вызывает только тихий скулёж и хныканье от возбуждения. Гиперчувствительные соски уже красные и немного болезненные от прикосновений, тело дрожит в ожидании разрешения кончить. Чимин больше не может держать себя.       Намджун смотрит в его глаза. Видя, как Чимин задыхается, он коротко приказывает, жадно наблюдая за ответной реакцией:       — Кончай.       Приказ звучит, как благословение.       Как вспышка молнии предвещает раскат грома.       Что в своей сущности лишь признаки одного явления.       — Да… да, Господин… — голос Чимина тонет в собственном стоне, тело выгибается, а затем взрывается в белом всполохе удовольствия.       Намджун чувствует, как сабмиссив замирает, едва касаясь грани между наслаждением и опустошением. В этот момент доминант держит в руках не просто тело — он держит в руках его доверие, его душу. Проводить Чимина через это, быть тем, кто доводит его до вершины, кто забирает его дыхание и дарит ему освобождение, — это не просто удовольствие.       Это настоящая награда.       Волны экстаза охватывают Чимина неумолимо, сотрясая до кончиков пальцев.       Он вяло содрогается несколько раз, живот скручивает спазмом, из-за отсутствия стимуляции дырочка уретры сжимается лишь пару жалких раз, выпуская малое количество семени, не освобождая Чимина до конца. Это немного болезненный оргазм, когда хочется кончить сильнее, но без прикосновений приходится лишь терпеть тянущее чувство, не приносящее достаточного удовлетворения.       Наконец, его тело сотрясается в финальном импульсе, и он затихает, тяжело дыша, вжимаясь в Намджуна.       Это больше, чем секс, больше, чем просто доминирование.       Чимин тяжело дышит, его кожа ещё дрожит под пальцами, но он расслабляется, позволяя телу раствориться в остатках удовольствия. Он бесконечно уязвим в этот момент, но совершенно спокоен, потому что он — в руках того, кто не причинит ему боли.       Соски Чимина всё ещё горят от прикосновений, но он уже не чувствует боли, а скорее едва заметное приятное жжение, которое не отпускает.       Всё тело, наконец, расслабилось, и он, закрыв глаза, продолжает лежать в том же положении, не сопротивляясь, когда Намджун распрямляет его уставшую ножку, снимая со своего плеча, и подхватывая безвольное тело, чтобы поднять его и уложить у себя на груди. Его дыхание тяжёлое, но ровное. Он ощущает, как его грудь постепенно успокаивается, и с каждым вдохом он возвращается в реальность, преодолевая последние волны оргазма.       Намджун осторожно проводит ладонью по его спине, успокаивая, приводя обратно в сознание. Его прикосновения — не ласка, не желание, а забота.       И только через несколько секунд, чувствуя, что тело немного успокоилось, он сам сползает неловко ниже, укладывая голову доминанту на колени, и поворачивается лицом к животу Намджуна, прижимая колени к груди и утыкаясь носом в мягкую ткань рубашки.       Уже там, будто спрятавшись, он роняет несколько слезинок, которые неспешно катятся по его щекам и впитываются в ткань — не от боли, не от стыда, а от переполняющих эмоций.       И непонятно, от кого он там прячется. От Намджуна? От себя? От переполняющих его, как чашу, самых разных чувств?       Оргазм во время сессии может вытащить наружу самые разные переживания. И никогда нельзя заранее предугадать — какие именно.       Намджун не акцентирует на этом внимания, не кидается сразу же успокаивать, давая выпустить лишние эмоции. Только с нежностью вытирает его, очищая его тело от следов их игры. Он делает это с таким спокойствием, словно не просто ухаживает за ним, но и дарует Чимину свой уют и защиту. Чимин тихо всхлипывает, не в силах скрыть своё уязвимое состояние, но в то же время он чувствует, как с каждым моментом его напряжённое тело расслабляется под заботой этого человека.       — Как ты себя чувствуешь, котёнок? — наконец спрашивает его Намджун через несколько минут, поглаживая по голове. Его голос мягкий, но не дающий расхолаживающей расслабленности.       Чимин моргает, вдыхает медленно. Внутри ещё теплится дрожь, но он ощущает себя в безопасности, наполненным и желанным.       Его грудь продолжает подниматься и опускаться, но с каждым вдохом ему становится легче. Ему нужно ещё немного времени, чтобы полностью прийти в себя после интенсивного переживания. Его глаза всё ещё закрыты, а на его лице читается тихая усталость. Он ощущает себя одновременно хрупким и защищённым, и это странное сочетание приносит ему умиротворение.       — Мы попробуем кое-что ещё. Я дам тебе несколько минут на отдых и мы продолжим, — заключает Намджун, видя, что сабмиссив уже успокоился.       Чимин тихо хнычет после его слов, он еще не полностью пришёл в себя после оргазма, но послушно кивает.       Намджун изучающе смотрит на него, его пальцы мягко поглаживают Чимина по голове, но взгляд остаётся пристальным, цепляющим каждую мелочь. Мужчина чувствует, как он инстинктивно прижимается к нему ближе, словно ищет защиты от чего-то невидимого, внутреннего.       — Словами, Чимини, мне нужно услышать, что ты в порядке, — спрашивает он, давая Чимину возможность оценить своё состояние. — По системе светофора, если нужно, можешь просто назвать цвет. Мы можем продолжить или сделаем паузу, как ты хочешь?       Чимин, вдыхая медленно, чувствует, как его тело постепенно приходит в порядок. Он не может сразу ответить, но постепенно его дыхание становится более ровным. На его губах появляется слабая улыбка, когда он ощущает нежность Намджуна и ту заботу, которую он оказывает.              Саб чуть шевелит губами, склоняясь к слову, которое он должен произнести. Он ещё не до конца пришёл в себя, но уже ощущает, что желание продолжить в нём не угасло.       — Нормально, — бурчит он неохотно.       — Ты уверен?       Чимин кивает, но его дыхание всё ещё сбивчивое, а тело иногда мелко вздрагивает. Глава чувствует, как он инстинктивно прижимается к нему ближе, словно ищет защиты от чего-то невидимого, внутреннего.       — Хороший мальчик, — звучит низкий, спокойный голос Намджуна, но в нём слышится что-то ещё, что-то, что заставляет тревогу медленно накатывать. Намджун изучающе смотрит на него, его пальцы мягко поглаживают Чимина по голове, но взгляд остаётся пристальным, цепляющим каждую мелочь.       Чимин вдруг вздрагивает сильнее. Его пальцы, до этого расслабленно лежавшие на ткани рубашки Намджуна, резко сжимаются, будто он пытается зацепиться за реальность. Дыхание, которое только начало выравниваться, вновь становится прерывистым.       — Эй, малыш… — Намджун касается его щеки, но Чимин не открывает глаз. Его губы чуть приоткрываются, но он не произносит ни слова.       Проходит секунда.       Другая.       Намджун ощущает, как сердце внутри него сжимается.       — Чимин?       Никакой реакции.       Чимин всё так же прижимается к нему, но теперь его тело кажется слишком неподвижным, слишком лёгким, словно его сознание находится где-то далеко-далеко.       Его дыхание... Намджун напрягается, пытаясь понять, ровное ли оно или слишком слабое?       Он отточенным движением прикладывает пальцы к шее, судорожно подсчитывая и уговаривая себя оставаться спокойным, чтобы не напугать сабмиссива.       — Чимин. — Намджун уже не зовёт, а требует.       И тогда Чимин дрожит. Не так, как раньше — не от удовольствия. Это другой страх, другой холод, ползущий вдоль его позвоночника, сковывающий.       И Намджун это чувствует.       Что-то не так.       Очень, очень не так.       Где-то в глубине груди начинает зарождаться неприятный, давящий страх.       — Чимин, — уже более жёстко зовёт он, его руки крепче сжимают парня, возвращая его в реальность, заставляя почувствовать себя здесь.       И наконец… Чимин делает резкий, болезненный вдох, его тело обмякает, а из глаз снова катятся слёзы. Но не те, что были раньше. Это не слёзы наслаждения, а что-то глубже, темнее.       И Намджун впервые за весь вечер не уверен, в порядке ли он.       Сабмиссив едва шевелит губами, так сильно боясь слова, которое он должен произнести, чтобы попросить о помощи, даже зная, что напугает этим своего доминанта.       Что уже его напугал.       — Жёлтый, Господин, — отвечает он, почти беззвучно, потому что даже язык отказывается его слушаться.