Колотые раны до небес

Серкан

      Когда я добрался до подземной парковки, Эда по-прежнему спала, наклонив голову вбок. Я заглушил двигатель, тихо выбрался из машины и попытался как можно бесшумнее открыть пассажирскую дверь. В этот момент возлюбленная резко очнулась и, оглядываясь по сторонам, потерла глаза.       — Милая, давай я отнесу тебя домой, чтоб ты могла нормально лечь спать? А я выгуляю Сириуса…       — Нет, так не пойдет… — Эда зевнула и, хорошенько потянувшись, вышла из машины, опираясь о мою руку. — Оставайся здесь, я быстренько переоденусь, возьму Сириуса, и мы вместе прогуляемся.       — Уверена? — я скептически уставился на ее полусонное лицо. — Ты очень устала…       — Серкан, я устала скорее от шума, который стоял дома у твоей матери, — она ласково улыбнулась и еще раз потянулась. — Жди меня здесь, я скоро.       Мягко дотронувшись своими пухлыми губами до моих, Эда издала беззаботный смешок и упорхнула в сторону лифта. Я проводил взглядом ее стройный силуэт, звонко отстукивающий каждый свой шаг высокими шпильками, на которых невеста держалась уверенно даже в нынешнем вымотанном состоянии. Когда она исчезла из поля моего зрения, я вытащил телефон, чтобы успеть ответить хотя бы на часть поздравлений, заваливших раздел входящих сообщений и приложение мессенджера.       Не знаю, сколько времени прошло, но в итоге я услышал вдалеке громкий собачий лай, стремительно приближавшийся ко мне. Оторвав глаза от экрана телефона, я увидел Сириуса, рвущегося ко мне изо всех сил, и запыхавшуюся Эду, пытавшуюся удержать возбужденного пса на поводке, который в итоге выскользнул из ее руки. Ротвейлер за секунду примчался ко мне и, встав на задние лапы, жалостливо скуля, потянулся своим влажным языком к моим рукам. Я наклонился к нему и начал старательно гладить питомца по трясущейся от радости голове и шее.       — Я тоже соскучился, мой хороший, — похлопав по спине Сириуса, который все это время вилял хвостом как сумасшедший, я подобрал с пола поводок, после чего, улыбаясь, приветственно протянул руку умотавшейся Эде и в очередной раз восхитился ее видом: собранные в невысокий хвост густые волосы, джинсовка, белая футболка, укороченные свободные джинсы, кроссовки – в своей повседневной простоте возлюбленная была просто неотразима.       — Фух, его просто невозможно удержать, Серкан! — она взяла меня за руку и, тяжело дыша, укоризненно посмотрела на пса. — Сириус, балда, а если ты так под машину попадешь?       — Милая, не переживай, у меня он не вырвется, — я легко поцеловал ее в висок и заметил в руках невесты какой-то предмет голубого цвета. — А это что?       — Ничего! — она резко спрятала вещь за спину и, коварно улыбаясь, сделала шаг в сторону. — Скоро узнаешь, Серкан. Пойдем! — Эда с нетерпением схватила меня за руку и потянула прочь с парковки.       Держа поуспокоившегося Сириуса на поводке, я покорно следовал за Эдой, которая целенаправленно тащила меня куда-то по просторному опустевшему тротуару, скрывая от моих глаз таинственный предмет. Я оставил все попытки узнать, куда мы направляемся, потому что всякий раз Эда отшучивалась, показывала мне язык и смешные рожицы либо отвечала загадками. Возлюбленную распирало от предвкушения, вдохнувшего в ее прежде изможденное тело живительный глоток энергии, поэтому наша неторопливая прогулка постепенно превращалась в бодрую пробежку. Через некоторое время она счастливо сообщила, что мы почти пришли, и шустро свернула в сторону. Поспешив за ней вместе с ротвейлером, я весь растекся в улыбке, когда передо мной показались белые ступеньки длинной лестницы, такой дорогой сердцу, которое за мгновение переполнилось льющимся через край теплом. Эда приземлилась на одну из ступенек и, источая свет, которым можно было бы осветить весь город, поглощенный ночью, похлопала рукой рядом с собой.       — У нас теперь появилась традиция? — я присел рядом с невестой, зачарованно глядя на ее лучезарное лицо. Сириус, перейдя в режим охранника, покорно устроился у подножия лестницы, озираясь по сторонам на любой шорох.       — Если ты не против, — Эда многозначительно подмигнула мне.       — Конечно не против, — я усмехнулся и легко дотронулся до ее щеки, на которой от широкой улыбки проступила ребяческая ямочка.       — Что ж… — Эда приосанилась и достала из-за спины скрываемый ранее предмет в голубой подарочной упаковке, к которой был прикреплен пучок лавандового сухоцвета. — С днем рождения, Серкан!       — На этот раз без кекса из магазина? — я издал смешок и принял из ее рук подарок.       — Не совсем, — Эда загадочно закатила глаза, сцепив руки перед собой на коленях.       — Это как? — я озадаченно покосился на нее.       — Кекс дома. Но не из магазина! — она мелодично рассмеялась, заражая меня своей запредельной радостью. — Я сама испекла. Вот этими ручками! — продолжая хохотать, Эда продемонстрировала мне свои изящные пальцы, с которых исчезли все кольца, кроме обручального.       Не удержавшись, я аккуратно перехватил ее кисть и притянул ее к своим губам. Эда, перестав смеяться, замерла, забыв выдохнуть, наблюдая, как я поцеловал сперва татуировку в виде звезды у большого пальца, затем центр ее мягкой ладони, после – внутреннюю сторону ее запястья. Я был готов расцеловать каждый миллиметр ее бледно-голубых вен, прячущихся за тонкой атласной кожей, но невеста неуверенно отняла свою руку, смущенно потупившись на ступеньку под собой.       — Что случилось? — триумфально ухмыляясь, я убрал за ухо прядь темных волос с зардевшейся щеки Эды.       Пару секунд возлюбленная не шевелилась, не поднимая глаз, после чего шумно сглотнула и недоуменно захлопала густыми ресницами.       — Вот умеешь ты сбить весь настрой! — она облизнула губы и глубоко вздохнула, расплывшись в робкой улыбке. — И вообще… Может, откроешь уже подарок?       — Все ради вас, госпожа, — с вызовом взглянув на нее, я аккуратно надорвал подарочную бумагу голубого цвета и удивленно уставился на предмет в моих руках.       Перед моими глазами была не то книга, не то фотоальбом в плотном бежевом переплете. На обложке красовалось наше совместное с Эдой фото, прилепленное стикерами в виде цветов, на котором возлюбленная чувственно целовала меня в щеку, а я довольно улыбался. Кажется, этот снимок был сделан в день наших взаимных предложений руки и сердца. Под фотографией аккуратным почерком Эды было выведено «Альбом памяти».       — Альбом памяти? — я озадаченно взглянул на нее, ерзавшую на месте от волнения. — Что это значит?       — Открой и узнаешь, — ее глаза судорожно метались между моим лицом и подарком, находившимся в моих руках.       Я перелистнул обложку, открыв форзац, на котором все той же старательной рукой Эды были написаны строки стихотворения из сборника английской поэзии о любви. Узнав их, я заулыбался и решил прочесть вслух:

«Шлю утро доброе не спящим, нам,

Не видящим друг друга от испуга;

Ведь вся любовь открыта всем глазам,

А дом – ветрам от севера до юга.

Пусть век открытий новых стран прошел,

Пускай другим не вылезать из школ:

Я, как и ты, один лишь мир нашел.

И в наших взглядах – образы друг друга,

А в них – простые, верные сердца;

Где лучше нам найти два полукруга,

Два полюса и два полукольца?

Не смешивает вещи Смерть равно;

Пусть на двоих одна любовь нам, но…»

      Я оторвался от форзаца и, глядя в глубокие карие глаза напротив, которые смотрели на меня с исступленной нежностью, завершил, вкладывая в произносимые мной слова всего себя:

«Тебе и мне жить вечно суждено».

      Эда, просияв своей улыбкой, смущенно отвела взгляд вниз.       — Мы ведь совсем недавно наткнулись на это стихотворение и решили его выучить… — пребывая в легком замешательстве, я еще раз пробежался глазами по строкам.       — Я знаю, — Эда утвердительно кивнула, вернув ко мне самодовольный взгляд. — Просто оно мне так понравилось, что я решила сохранить его и здесь.       Пребывая в изумлении, я перелистнул первую страницу. Затем еще одну. И еще. И еще… Я переворачивал плотные листы и не мог поверить в то, что увиденное мной не галлюцинация или видение. На каждом развороте цветными карандашами были изображены кадры и предметы, которые я в мельчайших подробностях помнил и хранил внутри себя. Моменты, участником которых был я сам. Например, мой силуэт, сидящий на университетской сцене в кресле посреди полумрака. Два запястья, соединенных наручниками с сердечками. Самолет, на котором большими буквами было написано «Гёкчеада», а рядом – его салон, где виднелась приоткрытая ширма в зоне бортпроводников. Мое напряженное лицо крупным планом на фоне синевы Босфора. Папка с контрактом, на котором были написаны наши имена, лежащая на моем офисном столе. Обручальное кольцо в виде цветка, которое словно сверкало, даже будучи нарисованным на листе бумаги. Мой профиль в окружении зелени и разноцветных фонариков. Спавшая с плеча тонкая бретелька, за которым с поразительной точностью было изображено мое лицо. Ожерелье с большим желтым кристаллом каплевидной формы. Мой телескоп в окружении звезд, усыпавших ночное небо. Наши с Сириусом силуэты на фоне вида вечернего парка… Я перелистывал страницу за страницей, на каждой из которых рукой Эды была воспроизведена практически вся история наших отношений, пока до меня доходило повергавшее в шок осознание: в то время как я мысленно собирал прекрасную мозаику, состоящую из красочных осколков нашего прошлого, посвященную своей возлюбленной, сама она все это время делала то же самое, только через собственные карандашные рисунки. Часто дыша от захвативших меня эмоций, я захлопнул альбом и прикрыл веки.       — Давно ты начала все это рисовать? — сорвавшееся с цепи сердце разорвалось на множество кусков и, по-хозяйски завладев всей моей сущностью, принялось колотиться в каждой части моего организма.       — После того, как мы в первый раз смотрели с тобой на звезды, — ее голос звучал тише, чем раньше. — В день нашей фальшивой помолвки…       — Я помню… — выдохнув, я открыл глаза и взглянул на Эду, которая перебирала в пальцах цветки засушенной лаванды.       — Я тогда еще не до конца понимала, зачем практически каждый вечер беру в руки карандаши и переношу то, что видела и чувствовала, на бумагу, — она несмело улыбнулась, продолжая трепетно дотрагиваться до высохших нежно-фиолетовых соцветий. — Думала, просто так, от скуки все это делаю, боясь признаться себе, что с каждым днем тебя в моих мыслях становилось все больше и больше. Пока ты полностью не завладел ими.       Отложив пучок сухоцвета на ступеньку, она подняла шоколадные глаза, купавшие меня в своем теплом беззаветном обожании, и продолжила:       — Я не знала, Серкан, как выразить то, что чувствую к тебе. То, как много ты значишь для меня... — ее взгляд опустился на альбом, который я все еще сжимал в руках. — Поэтому не придумала ничего лучше, кроме как подарить тебе этот сборник сказочных для меня моментов, каждый из которых связан с тобой.       Я не находил слов, которыми мог бы описать свое состояние сейчас, схожее с поражением молнией. Я всегда считал, что это Эда превращает мою жизнь в сказку, наполняя ее светом своего присутствия, но никогда не задумывался над тем, что наше восприятие друг друга может быть настолько взаимным. Ведь я всегда был просто роботом, полагавшимся на разум, сторонящимся других людей, особенно таких непосредственных, как моя невеста. Как я был способен скрасить жизнь неземной феи, которая сама по своей сущности состояла из самых ярких цветов этого мира?       — Ты – мое счастье, Серкан. Мое личное волшебство, — она вернула ко мне свой зачарованный взгляд. В ту же самую секунду я почувствовал, как от ее сияющей улыбки сперва остановилось время, затерявшееся в ее искрящихся глазах, а затем – мое сердце, погибшее от передозировки любовью и переродившееся вновь, забившееся громче и сильнее. — Каждый день, прожитый вместе, я готова вот так зарисовывать в этом альбоме, потому что любое мгновение рядом с тобой – особенное. Каждое из них я сохраню в своей памяти и запомню навечно, во всех мельчайших деталях и подробностях…       Эда затихла, продолжая улыбаться мне, пока я не мог отвести глаз от ее взгляда, навсегда обещавшего мне целый космос. Я переваривал все, что она мне сказала сейчас, все, что я увидел в подаренном альбоме, мысленно перебирая заново потрясающие кадры нашего прошлого, как вдруг мой собственный мозг решил добавить каплю дегтя в эту чашу с амброзией, напомнив о том, что сам я хотел бы забыть и стереть из нашего с Эдой существования. Потерев пальцами лоб, я горестно вздохнул, опустив взгляд на подарок.       — Жаль, что не все моменты, которые мы разделили вместе, были такими прекрасными и невероятными… — мой голос предательски дрогнул.       — Ты о чем? — в ее голосе зазвенела обеспокоенность.       — Я причинил тебе много боли и страданий, Эда, — я сглотнул нестерпимый режущий ком, подступивший к горлу, и судорожно заморгал, боясь посмотреть на возлюбленную. — Будь у меня возможность вернуться в прошлое, чтобы все исправить, чтоб ты не пролила из-за меня ни капли слез, я бы воспользовался ей незамедлительно, чего бы мне это ни стоило…       — Серкан, послушай, — теплые ладони легли на мои щеки. Эда осторожно повернула мое лицо к себе, и я увидел, как мягкость ее взгляда спряталась за проступившей непоколебимостью. — Это все больше не имеет значения, слышишь? Потому что мы все это пережили вместе… — она глубоко вздохнула, прикрыв на мгновение глаза. — Мы оба совершали ошибки, оба делали друг другу больно. Но без этого мы бы не оказались сейчас здесь, на той же самой лестнице, что и год назад, — Эда трепетно погладила мою щетинистую щеку большим пальцем и лучезарно улыбнулась. — Только после всего, через что мы прошли, мы с тобой смогли стать такими счастливыми. Если б мне предложили вернуться назад, в тот день, когда я впервые увидела тебя в университете… Я бы не раздумывая повторила все, что было между нами, — ее глаза блеснули от проступивших слез, вынуждая возлюбленную часто захлопать длинными ресницами и судорожно вобрать воздух ртом. — Я бы согласилась вытерпеть всю боль наших отношений в сотню, в миллион раз тяжелее и страшнее. Только потому, что ты этого стоишь. Ты стоишь гораздо больше, чем весь этот мир, чем целая Вселенная со своими звездами...       Внезапно мое тело, перешедшее в режим автопилота, пока мозг не подавал признаков жизни, рывком дернулось к Эде, обвивая ее плечи трясущимися руками. Уткнувшись в ее висок, я прижимал ее к себе так бешено, будто боялся, что, сделав еще один тяжелый вздох, она исчезнет и растворится в едва уловимом лунном отблеске, оставив после себя лишь альбом, наполненный карандашными воспоминаниями. Но вместо этого невеста обняла мой торс в ответ и, крепко сжимая мою рубашку в ладонях, прошептала, согревая своим дыханием кожу моей шеи:       — Я люблю тебя, Серкан Болат…       В этот момент я чувствовал себя отчаянно счастливым и совершенно не мог поверить, что все происходящее не сон и не иллюзия. Что девушка в моих руках реальна и состоит из плоти, крови и костей, а не из сгустков света и магии.       — А я тебя больше, Эда Йылдыз, — улыбаясь, я ласково погладил возлюбленную по спине.       — Это мы еще посмотрим! — резко дернувшись, Эда залилась смехом и начала беспощадно щекотать меня, вынуждая выпустить ее из объятий и рассмеяться в ответ. — Правильно, улыбайся и смейся чаще, ведь тебе это так идет! — потрепав меня по щекам, она подскочила на ноги, заставляя Сириуса подорваться и радостно запрыгать вокруг нее.       Отцепив от ротвейлера поводок, Эда отрывисто поцеловала Сириуса во влажный нос, вытащила из кармана джинсовки любимый теннисный мяч питомца и, широко замахнувшись, запустила его подальше в сторону близлежащего парка, где в такое позднее время не было ни души. Вместо того, чтобы дождаться, когда пес принесет мяч обратно, моя невеста сама помчалась за игрушкой, пытаясь опередить Сириуса, что было в принципе невозможно. Она продолжала звонко смеяться, обниматься с ротвейлером, бегать с ним наперегонки, то и дело махать мне рукой, подзывая присоединиться к этим веселым играм, словом, под этой безграничной темнотой неба, зорко наблюдавшего за ней во все свои крохотные звездные глазки́, она была самой собой – радостной, естественной, отчасти сумасшедшей и так сильно любящей все живое вокруг себя. И при всем этом она была моей.       Борясь с ужасной одышкой после бесконечного числа пробежек на пару с Сириусом, Эда, ковыляя, вернулась ко мне и тяжело плюхнулась обратно на ступеньку.       — Кошмар… Как же… я… устала… — задыхаясь, она прижалась к моему плечу лбом и взяла меня за руку. Нежно уткнувшись в ее макушку, я сделал глубокий вдох, упиваясь ярким цветочным запахом, усилившимся под давлением разогнанной в сосудах крови.       — Посмотри, что ты сделала с Сириусом, — смеясь, я жестом показал в сторону пса, который без сил свалился у подножия лестницы, высунув длинный язык из пасти, с которого стекали слюни. — Вот уж кто точно устал!..       Эда, хихикнув, слабо толкнула меня в бок, после чего подняла голову кверху и, восторженно охнув, затрясла меня за руку.       — Серкан, взгляни! Я давно не видела такого звездного неба!..       Я и так знал, что после того, как вечерний ветер нещадно разогнал облака, над нами висело безграничное число мерцающих звездных блесток. Просто вся эта россыпь небесных светил была ничем по сравнению со сверкающими глазами моей возлюбленной, в которых все звезды сияли ярче, чем на самом деле.       Бегло взглянув над собой, я ухмыльнулся и прошептал ей на ухо:       — Если мы поторопимся домой, ты еще успеешь увидеть то, чего не видела…       Эда на секунду застопорилась и утвердительно кивнула, пока в ее взгляде разыгрывалось неподдельное любопытство. Переместившись к Сириусу, она мигом пристегнула поводок к ошейнику и, продемонстрировав большой палец вверх, радостно сообщила, что они вместе с питомцем готовы к возвращению домой. Я прыснул от смеха, оглядывая возбужденную невесту и изнуренного пса, который, я уверен, больше всего сейчас хотел и дальше валяться у ступенек, слушая нашу с Эдой болтовню.       Благодаря очередному всплеску сил у Эды, мы вернулись в квартиру стремительно быстро, забрав по пути сумку с вещами и все подарки из багажника моей машины. Возлюбленная прямо на пороге скинула с себя джинсовку, забрасывая ее на ближайший стул вместе с подарочными пакетами, и кометой пролетела к телескопу, стоявшего у балкона.       — Ну?! — она чуть ли не подпрыгивала на месте от нетерпения, перемещая суетливый взгляд то ко мне, застрявшему у входной двери вместе с питомцем и гитарой, покоившейся в чехле, то к телескопу. — Что ты хотел мне показать?       Отцепив ротвейлера от поводка, радостно предвкушая реакцию возлюбленной, я положил мамин подарок на диван, после чего подошел к Эде, приобнял ее за талию и, коснувшись губами еще румяной от бодрой прогулки щеки, прошептал:       — Точно хочешь увидеть?       Эда молча несколько раз кивнула, глубоко дыша.       — Точно-точно?       — Серкан, не томи! Давай уже! — она притопнула на месте и издала смешок от собственного нетерпения.       Я подмигнул Эде и, подойдя к прибору, задал ему координаты, которые знал наизусть. Заглянув в окуляр, убедившись, что параметры верны, настройки исправны, а изображение четкое, я жестом пригласил возлюбленную взглянуть в телескоп. Наклонившись к окулярной трубке, Эда посмотрела в нее и тут же запищала от нахлынувших эмоций, прикрывая рот ладонями.       — Серкан!.. Что это за чудо?! — она метнула на меня восхищенный взгляд, судорожно сжав кулачки, затем вернулась к наблюдению за звездой. — Просто потрясающе! Я и не представляла, что такое возможно!..       Я был доволен собой до чертиков, осознавая, что успел во всей красе показать Эде двойную звезду, состоящую из большого оранжевого светила и голубого, которое на фоне яркого собрата выглядело явно меньше.       — Это двойная звезда, Эда, — я сделал шаг в сторону открытого балкона и поднял взгляд к небу. — Конкретно та, которую ты сейчас видишь, называется Альбирео.       — Аль-би-ре-о? — она произнесла название по слогам, отчетливо и неторопливо, будто смаковала его на своем языке. — Как красиво! А что, такие звезды еще есть?       — Конечно, — улыбаясь, я посмотрел на Эду, что не прекращала любоваться увиденным явлением, приоткрыв рот от восхищения. — Их очень много, десятки тысяч. Некоторые такие яркие, что их без проблем можно увидеть в разное время года и без телескопа.       — Дух захватывает! — оторвавшись от окуляра, она рванула на балкон и попыталась высмотреть звезду на небе, но через секунду вернулась обратно к прибору. — Как будто звезда и ее маленький звезденыш!       — «Звезденыш»? — попав в замешательство, я уставился на Эду, не понимая, как нечто подобное вообще родилось в ее голове, и усмехнулся. — Как ребенок звезды, что ли?       — Ну… — она задумчиво опустила взгляд на пол и смущенно улыбнулась. — Вроде того…       Эда внезапно сникла, будто она за секунду погрузилась в непроходимые мыслительные джунгли. Заметив, как я пристально изучал ее потерянное выражение лица, невеста тряхнула головой и отвела взгляд. Видимо, то, что внезапно проникло в ее разум, не давало ей покоя уже давно.       — Что такое? — немного хмурясь, я подошел к Эде и взял ее за кисти, мягко сжимая их в своих ладонях. Некоторое время она переводила озадаченный взгляд то на меня, то на телескоп, то на наши руки, но в итоге тяжело выдохнула и произнесла:       — Насчет этого… То, что ты сказал на ужине. Что мы с тобой хотим детей… — Эда шумно сглотнула и пытливо заглянула мне в глаза. — Ты ответил это серьезно, потому что сам так считаешь, или просто для того, чтоб твоя мать отстала?       Я невольно издал смешок, вспомнив незамедлительную реакцию своей невесты на мое заявление за столом.       — Я был серьезен, Эда. Ведь… — я слегка задумался, чувствуя, как зерно сомнения, оброненное ее странным поведением, пускает корни в моем устоявшемся представлении о нашем будущем. — Мы же на самом деле хотим детей. Разве нет?       — Ты мне ответь на этот вопрос! — ее голос набирал силу, начиная звенеть. — Последний раз разговор на эту тему заходил у нас полгода назад, когда ты сказал что-то вроде: «Что я буду говорить своим детям, когда они спросят у меня, как я сделал предложение их маме?» — Эда карикатурно изобразила мой недовольный тон, заставив меня рассмеяться. — И все. После этого мы больше не говорили ни о чем таком.       — И ты поэтому посчитала, что я не хочу детей? Просто потому, что больше не касался этого вопроса? — я насмешливо смотрел в ее часто хлопающие ресницами глаза.       — Серкан, это я и пытаюсь выяснить! — она крепче сжала мои ладони в своих, не сводя с меня настойчивого взгляда. — Вдруг ты не готов еще? Все-таки у тебя столько работы… — она потупилась на наши руки, снова погружаясь куда-то в свои переживания. — Дети как-то не вписываются в привычную картину твоей жизни…       — Эда, я как раз-таки ко всему готов. Я для себя все решил, когда принял твое предложение пожениться. Ну и когда сам предложил тебе выйти за меня, — я смотрел на нее с максимальной мягкостью, наблюдая, как с каждым сказанным мной словом ее растерянный взгляд теплеет. — В физическом плане я здоров как бык. Все анализы у меня идеальные, хоть бери и делай ребенка прямо сейчас…       Под давлением моей дерзкой ухмылки Эда на мгновение оцепенела и смутилась, машинально приоткрыв рот в желании что-то ответить на мое последнее замечание, но в итоге она глубоко выдохнула и, ехидно улыбаясь, с прищуром уставилась на меня:       — Значит, ты готов к детям?       — Конечно, — высвободив одну руку, я провел большим пальцем по очертаниям нижней губы своей невесты, заставив ее затаить дыхание. — Позволю себе напомнить, Эда Йылдыз, что это не я, а ты пьешь противозачаточные… — в темных глазах напротив проскочило возмущение. — Кстати, когда ты в последний раз была у врача? Тебе не пора корректировать курс таблеток?..       — Серкан! — она резко схватила меня за запястье, опуская его вниз. — Можно я хоть с гинекологом сама разберусь? — в ответ на ее негодующий вид я опять рассмеялся, вынуждая Эду поджать губы от недовольства. — И вообще… К твоему сведению, я тоже готова!       — Так чего же мы ждем? — я мигом сократил и без того небольшое расстояние между нами и провел губами по ее нежной скуле, чувствуя, как тело Эды с трепетом отозвалось на мои ласки.       Она прикрыла веки, не дыша, после чего тихо выпалила:       — Сначала свадьба. Потом дети…       — Как скажешь, дорогая, — жарко выдохнув в ее желанные губы, я резко отстранился и щелкнул ее по носу.       Эда с негодованием выпучила на меня свои огромные глаза, гневно шевеля ноздрями, из-за чего я словил очередной приступ смеха, заражая им и свою невесту. Нахохотавшись вместе со мной как следует, она громко выдохнула и сообщила, что пора бы уже готовиться ко сну, с чем я не мог не согласиться.       Эда забрала пакеты с подарками из прихожей, порылась в них, после чего все, кроме пакета с алоэ, подаренным Айфер, унесла наверх в спальню. Банку с печеньями от Мело мы решили оставить дома, учитывая их многозначительное содержимое, ну и придурочную привычку Энгина прямо посреди рабочего процесса создавать нелепые двусмысленные ситуации. Я уселся на серый диван, внимательно осмотрев черный гитарный чехол, и неторопливо расстегнул его. Эда, сбросив кроссовки, устроилась напротив меня, скрестив ноги на диване.       — Не хочешь на ней сыграть? — глаза возлюбленной излучали предвкушение.       Я опустил взгляд на плавные линии деревянного корпуса инструмента, ощущая, что чем дольше смотрю на него, тем сильнее что-то внутри меня начинает дрожать, как тонкая и наиболее уязвимая струна моей души. Бегая глазами по такому ценному прекрасному подарку, представляя себе Альпа, который наверняка успел сыграть на этой гитаре не один шедевр, так и не услышанный никем, я тяжело вздохнул, понимая, что сам еще не готов сотворить на ней собственную мелодию.       — Не сейчас, — поднявшись с дивана, я осторожно взял гитару брата за гриф и поставил ее к двум другим своим инструментам, расположившимся рядом на гитарной стойке.       — А на одной из своих? — Эда не теряла надежду, испытующе глядя на меня снизу вверх.       — Ты же вроде хотела спать, — я непонимающе уставился на нее в ответ.       — Я бы хотела сперва порисовать… — она поджала колени к груди и обняла себя за них, глядя на пальцы своих ног в белых носках. — Просто, когда ты играешь, у меня всегда получаются более красивые наброски.       Еще в начале нашего знакомства я знал, что у Эды есть тяга к рисованию, но не предполагал, насколько она сильна. Невеста погружалась в творчество при любом удобном случае как в офисе, так и дома, но особенно часто ее настигало вдохновение в те минуты, когда я брал гитару в руки, чтобы потренировать какую-нибудь технику или просто набренчать возникшую в голове мелодию. Холодные серые стены моего жилища после переезда Эды ко мне постепенно стали обрастать рисунками, на которых были изображены цветы, деревья, бабочки, птицы или целые пейзажи. Она успела даже набросать парочку моих портретов, которые хоть и не отличались стопроцентной точностью, все равно не были лишены стиля, красоты, души и какого-то особенного видения. На всех рисунках Эды я выглядел будто лучше, чем казался себе на самом деле, поэтому на ее предложение повесить на стенку мою излишне идеализированную физиономию, запечатленную в карандаше, ответил отрицательно, чем вызвал очередной мини-взрыв прекрасной бомбы. В итоге вместо моего портрета на стене болтался портрет Сириуса с вываленным языком наперевес.       Улыбнувшись, я подошел к Эде и ребячливо потрепал ее по голове, заставляя ее оживиться и расплыться в улыбке в ответ.       — Это значит «да»? — она довольно наблюдала, как я взял электроакустическую гитару и, подключив ее к комбоусилителю, взял медиатор и уселся рядом.       Эда мгновенно выпорхнула с дивана и под моим недоуменным взглядом умчалась на второй этаж, затем так же шустро вернулась обратно, сжимая в руках подаренный мне альбом с рисунками и карандаши.       — Если ты не против, я и дальше буду наполнять его разными воспоминаниями, — возлюбленная подмигнула и приземлилась на диван напротив меня.       — Ты же покажешь потом мне? — я заинтересованно наблюдал, как Эда пролистывает альбом до пустых страниц и раскладывает на журнальном столике карандаши.       — Зависит от твоего поведения, — она легко рассмеялась, вызвав у меня улыбку до ушей, и сделала первые линии на чистом листе.       Я вздохнул и провел пальцами по струнам. С того момента, как я впервые сыграл Эде на гитаре в тускло освещенном зале музыкального клуба, я ощутил желание хотя бы время от времени брать в руки инструмент, не забрасывая его снова пылиться на целый год. Когда мы с Эдой стали жить вместе, моя потребность в музыке стала такой непреодолимой, что я начал играть практически каждый день. Я постоянно совершенствовал свои гитарные навыки, заложенные во мне Альпом, играя по различным табулатурам, смотря в интернете видеоролики современных гитарных виртуозов, вдохновлявших меня своим творчеством, и время от времени делился рождавшимися в моей голове мелодиями с Эдой, если они приобретали очертания хотя бы короткого, но цельного музыкального отрывка. Сосредоточенно глядя на невесту, что периодически задумчиво посматривала меня, не отрываясь от процесса рисования, я начал перебирать струны, понемногу воспроизводя аккорды, которые уже долгое время сидели в моем сознании, то и дело отвлекая мысли своими плавными звуками. Хоть мне и нравилось, как звучали придуманные фрагменты, я никак не мог собрать из них полноценную мелодию. Продолжая бренчать на струнах, я смотрел на Эду, которая с трепетом в глазах что-то выводила карандашом на листе, как вдруг она лучезарно улыбнулась своему же рисунку. Мои пальцы застыли на грифе гитары. Я весь оцепенел, не сводя взгляда с Эды. Передо мной звездопадом проносились бесчисленные моменты нашего прошлого, каждый из которых был освещен сиянием ее улыбки, ставшей для меня центром мироздания.

«Ты – мое счастье, Серкан. Мое личное волшебство…»

      Ради этой улыбки я хотел жить вечно. Ради этой улыбки я был готов умирать вечно. Все, что угодно, лишь бы она продолжала освещать пустые минуты моего существования, лишенные без нее смысла, не стоившие без нее ничего.

«Я бы не раздумывая повторила все, что было между нами…»

      Нежность разрывала меня на ошметки, кромсала каждую часть моего застывшего тела, сжирала меня по крупицам, по клеткам, пока я завороженно пялился на Эду, словно видел ее впервые. Мой взгляд скользил по ее струящимся локонам, касавшимся страниц альбома, по большим глазам, выводящим карандашные линии и штрихи вслед за рукой, по аккуратному носу, который изредка морщился, по губам, которые то поджимались от недовольства, то закусывались от старания, по щекам, на которых проступали чуть заметные ямочки. Я смотрел на нее как на восьмое чудо света, пока мелодия в моей голове постепенно очерчивалась, принимая форму самой прекрасной музыки, которую я когда-либо слышал в своей жизни.       — Любимый? Все хорошо? — ее звучный голос, эхом раздавшийся в моей голове, вплелся в слышные мне одному аккорды и растворился в них, завершая композицию, которая уже столько времени обрывками играла в моем сознании.       — Эда… — я часто задышал, опустив взгляд на свою руку, безвольно замершую на струнах. — Я кое-что придумал… — мои немигающие глаза вернулись к ней. — Послушаешь?       — Ну конечно! — она воодушевленно отложила альбом на журнальный столик и, чуть подавшись ко мне вперед, внимательно уставилась на меня, не переставая улыбаться.       Я глубоко вдохнул и, прикрыв глаза на несколько секунд, сделал первое движение по струнам. Аккорды, родившиеся где-то внутри меня, теперь выбирались на волю из-под моих пальцев и, смешиваясь с переполнявшими меня эмоциями, с каждой секундой завладевали всем пространством гостиной. В эту мелодию я пытался вместить всю ту невыразимо отчаянную нежность, что накрывала меня с головой, стоило мне только взглянуть на Эду. Я ощущал, как вибрировал воздух от каждого моего касания к гитаре. Я слышал, как сперва умиротворенные звуки стали громче, надрывнее, когда моя рука резко рванула струны пару раз, а затем начали угасать, возвращаясь к безмятежности. Я видел неподвижное лицо возлюбленной, с которого сползла улыбка, не дрогнувшее даже тогда, когда музыка гитары окончательно замолкла.       — Серкан… — Эда наконец-то прервала повисшую тишину, судорожно захлопав глазами. — Это невероятно. Потрясающе… — ее взгляд метался между мной и гитарой, которую я все еще сжимал в руках. — Как ты это делаешь?       Задумавшись, я какое-то время безмолвно смотрел на инструмент, при помощи которого только что сотворил маленькое волшебство как для Эды, так и для себя самого, после чего вздохнул и, улыбнувшись, взглянул на нее.       — Все дело в тебе. Когда я вижу тебя, твое лицо, глаза, губы, волосы… Когда чувствую твой умопомрачительный запах… Когда слышу твой звонкий голос… Когда ты говоришь, смеешься, злишься, плачешь… Я слышу мелодии, которые потом пытаюсь воспроизвести. Твоя красота поет мне. Ты – это моя музыка.       Я не знаю, сколько прошло времени, пока Эда смотрела на меня с приоткрытым ртом, не моргая и не шевелясь, словно получив контузию. Я пощелкал перед ней пальцами, пытаясь вывести ее из транса, как вдруг она сорвалась с места и впечаталась в меня, крепко обнимая за шею.       — Серкан! — ее теплые губы принялись отрывисто покрывать мой лоб поцелуями. — Все-таки ты у меня самый романтичный робот! — она безудержно захохотала, а я понял, что никакая музыка никогда не сравнится с ее переливчатым смехом.       Насмеявшись, Эда устало плюхнулась рядом со мной и хорошенько потянулась, вытягивая руки и ноги. Улыбнувшись ее расслабленному лицу, я решил, что хватит на сегодня гитарных экзерсисов, поэтому поднялся и, отключив гитару, убрал ее обратно на стойку. Черный чехол все еще одиноко покоился на диване. Взяв его, чтобы застегнуть и убрать куда-нибудь, я почувствовал какой-то предмет в наружном кармане, который совершенно не заметил раньше. Расстегнув карман, моя рука вытащила изнутри диск в треснутой прозрачной коробочке, к которой скотчем была криво прилеплена бумажка с каллиграфическим почерком Альпа:

«Моему брату.

Включи, когда тебе будет грустно».

      — Что там? — Эда с нетерпением выглянула из-за моего плеча и, обнаружив в моих руках неожиданную находку, прищурилась. — Хм… Это от Альпа?       — Судя по всему, да, — я покрутил диск в руке, пытаясь разглядеть еще какие-то детали, но больше ничего не было.       — Может, включишь сейчас? — она испытующе покосилась на меня.       — Зачем? — я усмехнулся, глядя на нее. — Ведь мне сейчас не грустно.       — Ну разве тебе не интересно? Не любопытно? — Эда всплеснула руками и тяжело выдохнула. — Такими темпами ты никогда не узнаешь, что же на этом диске… — буркнув, она свалилась обратно на диван рядом с чехлом.       — Значит, так тому и быть, — я пожал плечами и поставил диск на полочку с книгами.       Пока Эда зевала и обнималась с диванной подушкой, я отнес чехол от гитары в кладовую. Вернувшись к невесте, я наклонился к ней, чтоб взять ее на руки и отнести в спальню, но она внезапно схватилась за мое предплечье и с мольбой уставилась на меня.       — Серка-а-ан…       — Что такое? — я изогнул бровь, удивленно глядя в ее щенячьи глаза.       — Наберешь мне ванну? Я хочу немножко отмокнуть перед сном…       — Конечно, милая, — я легко погладил ее по щеке ладонью и улыбнулся. — Только не усни тут.       Через мгновение я уже был в ванной комнате и регулировал температуру воды так, как Эде нравилось больше всего: погорячее, чтоб при заходе на секунду обожгло ступни, но при этом не кипяток. Она частенько любила расслабиться в ванне, поэтому я с точностью знал, как превратить этот процесс для нее в удовольствие: густая шапка пены, зажженные благовония с ароматом жасмина, куча горящих свечей на полу, стакан воды с лимоном и со льдом на столике рядом. Музыку она всегда выбирала себе сама, слушая ее с телефона в наушниках. Подготовив все наилучшим образом, я вернулся к Эде, ожидая увидеть ее если не спящей, то близкой к этому, но невеста вновь пыхтела над альбомом с зарисовками.       — Закончила! — увидев меня, она подпрыгнула, протягивая мне раскрытый разворот, который дополнился еще одним воспоминанием. — Показываю, как и обещала.       Эда игриво подмигнула, когда я взял альбом в руки. На еще недавно пустых листах теперь была запечатлена странная, отчасти зловещая картинка: столик с вишневой вазочкой на переднем плане, а поодаль – мой сидящий силуэт, привязанный к стулу, наполовину погруженный во мрак.       — Я правда в тот момент выглядел таким… Несчастным? — я смерил Эду недоуменным взглядом.       — Чуть-чуть, — она заигрывающе отвела глаза в сторону и, вернув их ко мне, зашептала. — Но даже так ты был чертовски сексуален… Мне было сложно сдерживаться... — теплые ухмыляющиеся губы коснулись моей щеки. — Ванна готова?       Я на мгновение завис под еле слышные смешки Эды. Выйдя из ступора, я кивнул, пробубнив «готова» и проводил удаляющуюся фигуру возлюбленной пристальным взглядом. Аллах, ну сколько можно сносить мне крышу?..       Когда Эда захлопнула за собой дверь ванной комнаты, я тяжело вздохнул и поудобнее устроился на диване, включив ноутбук. Первым делом мне захотелось проверить, не приходили ли какие-то важные письма на рабочую или личную почту. Увы, ни там, ни там не оказалось входящего от Монтэра Дарвиша или его помощника… Потерев переносицу, я погрузился в море писем, состоящее из поздравлений, спама и рабочих уведомлений, чтоб хотя бы немного разобрать свой заваленный за этот день электронный ящик. Через несколько десятков отсортированных и удаленных сообщений экран моего телефона, лежащего рядом на столе, мигнул от уведомления.       Эда💣, 23:58       Спишь?       От абсурдности этого вопроса я машинально издал смешок.

Вы, 23:58

Конечно. Ведь вся жизнь с тобой похожа на прекрасный сон…

      Эда💣, 23:59       Серкан!😡

Вы, 23:59

А?

      Эда💣, 23:59       Я пить хочу😊

Вы, 23:59

Но я же приносил тебе стакан воды…

      Эда💣, 00:00       Я уже выпила все. Еще хочу!😊

Вы, 00:00

И что именно ты хочешь?

      Эда💣, 00:01       Как всегда – водичку с лимончиком. И со льдом, тут так жарко😵       Мозг между делом решил вкинуть в голову кадры обнаженной раскрасневшейся Эды с затуманенным взглядом, которая сквозь дымку пара горячо выдыхает мое имя и… Кхм! Напряжение в джинсах тут же дало знать о полной боеготовности моего организма к страстному изучению обнаженных миллиметров сатиновой кожи. Я потер веки ладонями, концентрируясь на виде обессиленной полусонной невесты, усмиряя тем самым вспыхнувшее во мне желание, затем поднялся на ноги и прошел на кухню. Улыбка растеклась по моему лицу, когда я обнаружил на столешнице несколько симпатичных шоколадных кексов, накрытых пленкой, о которых возлюбленная, по-видимому, забыла, будучи чрезмерно заинтригованной моим обещанием показать ей что-то невиданное. Достав стакан, я закинул в него пару кубиков льда, несколько листочков мяты, залил все водой, выжал немного лимонного сока и украсил этот незатейливый коктейль цитрусовой долькой. Уставившись на пару секунд на напиток, я вытащил из шкафчика коктейльную соломинку желтого цвета и неспешно погрузил ее в воду. Вот теперь все было идеально. Оказавшись у входа в ванную со стаканом воды, я услышал, как Эда негромко напевала какую-то мелодию. Улыбнувшись, я три раза постучал в дверь и неторопливо открыл ее.       Первое, что я тут же заметил, – джинсы и футболка Эды, которые были небрежно скинуты на пол прямо на пороге. Сверху этой небольшой кучки расположилось и ее кружевное нижнее белье. Подняв взгляд, я тут же попал в ловушку хитрых шоколадных глаз, пытливо изучающих выражение моего лица. Эда лежала в пышном облаке белой пены, которое позволяло мне увидеть только ее тонкую шею и контуры острых плеч. Ее собранные на макушке волосы парой прядей выбились из пучка, обрамив очертания румяного лица. Коварно улыбнувшись, она вытащила из ушей наушники и, чуть приподнявшись, чтобы положить их на рядом стоящий столик к своему телефону, оголила косточки ключиц и округлый силуэт грудей, большая часть которых все еще пряталась за пенной массой. Я шумно сглотнул, сжимая стакан в руке, ощущая, как по ладони стекают капли от образовавшегося на стеклянных стенках конденсата.       — Ого, в этот раз даже с трубочкой? Это так мило! — сияя всем своим видом, Эда сдула в мою сторону со своей ладони клочок шуршащего облака и выжидающе уставилась на меня.       — Я старался, любимая, — глядя ей в глаза, я несмело улыбнулся и, подойдя к ванне, протянул невесте стакан воды.       Вместо того, чтобы принять напиток из моих рук или же попросить поставить его на столик, Эда, не сводя с меня чувственного взгляда, медленно поднялась на ноги и выпрямилась передо мной. Перестав дышать, я видел, как куски чертовой пены, облепившие ее источавшую пар кожу, безумно медленно сползали с упругих полушарий грудей, подтянутого живота, изгибов невероятных бедер, волнующих линий лобка, скрывая за собой священное для меня тело, которому я бы до конца своих дней возносил молитвы как величайшему из божеств. Не знаю, сколько б я еще пожирал ненасытным взглядом каждую часть Эды, как вдруг она мягко отняла стакан из моей руки и, соблазнительно обхватив соломинку облизанными губами, принялась неторопливо, глоток за глотком, пить холодную воду. Пара холодных капель сорвалась со стеклянной стенки прямо в область ложбинки между грудей, которые с каждой отщелкнутой в моей голове секундой обнажались все больше. Осушив стакан до последней капли, возлюбленная демонстративно громко выдохнула, закатив глаза от удовольствия.       — Освежающе. Спасибо, любимый, — мучительно долго проведя языком по верхней губе, Эда поставила стакан на столик и пристально уставилась на меня, улыбаясь одной половиной своего рта.       — Рад, что тебе понравилось, — мой голос превратился в полухрип, заставив меня тут же прочистить горло и отвести глаза от совершенного тела напротив. Если б меня спросили, я бы до мельчайшей точности рассказал, в каком количестве и каких местах с Эды успели стечь капли воды за то время, что она стояла передо мной. – Отдыхай, буду ждать тебя в спальне…       Я развернулся и уже хотел было удалиться из ванной, как вдруг Эда схватила меня мокрыми пальцами за ткань рубашки на спине и полушепотом пролепетала:       — У меня есть еще одна просьба…       После того, как она шумно выдохнула, я слышал только сумасшедшее биение сердца в ушах, которое жаждало поскорей захлебнуться в этой ванне, прижавшись к смертельно прекрасному бюсту возлюбленной. Зависнув на несколько секунд с широко распахнутыми глазами, я растерянно обернулся: Эда, дыша через рот с полуулыбкой на лице, по-прежнему держала меня за рубашку, представ на этот раз в полной наготе своего потрясающего тела. Остатки пены постепенно стекали по ее длинным ногам обратно в густую белую массу. Заметив, как я бесстыдно пялюсь на нее, она широко заулыбалась, переместив обе руки на мою грудь.       — Я хочу… — Эда поглубже вдохнула и неспешно выдохнула пропаренный воздух. — Чтобы ты потер мне спинку…       Ее пальцы принялись судорожно расстегивать пуговицы моей рубашки. Не моргая, глядя то на ее опущенные длинные ресницы, то на закусанную нижнюю губу, я тихо выпалил:       — Х-хорошо… Позови меня, как будешь мыться…       — Ты не понимаешь, Серкан… — покончив с пуговицами, ее горячие пальцы юркнули под мою рубашку и, старательно очерчивая рельеф мышц, невыносимо плавно проскользили с моей оголившейся груди до низа живота. — Мне нужно, чтоб ты был со мной… В ванне.       В этот момент Эда скинула рубашку с моих плеч и быстро стянула ее с меня окончательно, отбросив на пол к своей одежде. Я гулко сглотнул, смотря в темноту ее пленительного взгляда, и ощутил, как нетерпеливая ладонь будто ненароком легла прямо на выпуклость моей промежности, отчего к члену, который я сдерживал из последних сил, молниеносно хлынула кровь. Я был целиком и полностью во власти обнаженной феи передо мной, во власти ее рук, шустро разделывающихся с молнией моих джинсов, глаз, бросающих на меня обжигающе обольстительные взгляды, губ, с каждым сбивчивым выдохом наполняющих пространство между нами зашкаливающей концентрацией желания. Расстегнув на мне джинсы, Эда отстранилась, бегая по мне переполненными самодовольством глазами.       — Поможешь мне? — ее шепот в этой закрытой ванной комнате, забитой водяным паром, запахом жасмина и привкусом рвущегося наружу вожделения, ощущался сейчас неестественно громким, даже оглушающим.       Я молча стянул с себя низ и нижнее белье, выпрямившись перед Эдой абсолютно нагим, не стесняясь своей запредельной эрекции. Ухмыльнувшись, возлюбленная взяла меня за запястье и потянула к себе, вынуждая забраться к ней в ванну. Когда я поравнялся с ней, не сводя завороженного взгляда с ее раскрасневшегося лица, Эда положила ладони на мои плечи и мягко надавила на них, заставляя меня усесться перед ней. От моего погружения в воду с пеной приличная часть содержимого ванны выплеснулась через бортик, но мне не было никакого дела до мини-потопа, который мы устроили, потому что весь я в этот момент блаженствовал, безмолвно глядя снизу вверх на самое красивое, сексуальное и невероятное создание во всем космосе. Дав моим глазам несколько секунд насладиться собой, Эда опустилась вниз, выплескивая еще одну порцию воды за пределы ванны, и, повернувшись спиной, прижалась к моей груди, согнув ноги в коленях. Почувствовав мой твердый член, который упирался ей в поясницу, она слегка сместила бедра вперед, чтоб физически не причинить мне боли в паху от такой тесной близости, хотя морально мне и так было нестерпимо тяжело сдерживать свои животные инстинкты, чтобы здесь и сейчас не овладеть ей до последнего хриплого стона. Я не хотел потакать сугубо своим страстям, потому что опасался, что Эда в силу своей вымотанности сегодняшним днем на самом деле хотела вовсе не этого, а просто провести со мной время в романтической обстановке.       — Ты не против, если я включу музыку? — она повернула голову вбок, чтоб хотя бы отчасти увидеть мое сконцентрированное выражение лица, и легко улыбнулась. Я пожал плечами в ответ.       Потянувшись к телефону на столике, она несколько раз ткнула мокрым пальцем по экрану. Тут же зазвучала знакомая мне песня, которую я никак не ожидал услышать в динамике смартфона Эды:

«Детка, мы так похожи:

Мы молоды, потеряны и ужасно напуганы.

Эту боль никак не унять,

А от дождя негде скрыться.

Похоже, все наши молитвы напрасны…»

      Сделав погромче, она вновь прижалась ко мне спиной и расслабленно откинулась на мою грудь.       — Не думал, что ты слушаешь музыку времен моей юности, — задумчиво глядя на очертания хрупких плеч передо мной, я провел по одному из них кончиком пальца.       — Хочешь знать, как она попала в мой плейлист? — Эда игриво заулыбалась.       — Хочу, — мой палец повторил контуры ее изящной шеи.       — Помнишь, мы пытались создать видимость того, что живем вместе? Когда Селин решила заявиться вместе с Феритом к тебе домой на ужин...       — Конечно помню.       — Я тогда раскладывала свои вещи у тебя и наткнулась на полочку с музыкальными дисками. Ну и запомнила несколько групп с их обложек, — она издала глубокий выдох, сильнее расслабляясь в моих полуобъятиях. — Мне хотелось получше узнать тебя как человека, а музыкальные пристрастия – прекрасный способ для этого.

«В радости и печали

Мой дом – в твоих руках

Посреди этого пустого мира,

Который разбивает мне сердце…»

      Эда вытянула над головой свою правую руку, с которой на ее лицо стали падать крупные капли воды, отчего невеста, издав смешок, зажмурилась на мгновение. Выпрямив длинные пальцы, она неторопливо шевелила ими, любуясь преломлением света на гранях цветочного обручального кольца.       — Эта песня напоминает мне о времени, когда у нас все только начиналось. Когда мы оба боялись тех чувств, которые день за днем росли в нас, но при этом не могли просто взять и отказаться от них, несмотря на все доводы разума…

«Детка, мы так похожи:

Мы сильны духом, блаженны и отважны.

Наши души будут спасены,

А вера – вновь обретена.

Все наши слезы высохнут…»

      Моя правая рука неторопливо легла на ладонь Эды, повернутую к потолку, и переместилась на тыльную сторону. Подушечками пальцев я коснулся искристого цветочного кольца, затем провел ими по хрупким костяшкам и плавно проскользил ниже. Обхватив рукой нежное запястье Эды, я стал медленно спускаться своими касаниями вниз по ее предплечью к локтю, наслаждаясь мягкостью влажной атласной кожи, которую я словно заново исследовал миллиметр за миллиметром. Возлюбленная, прикрыв глаза, медленно опустила руку на бортик ванны. Трепетно проведя по ее плечу, мои пальцы переместилась к выпирающим косточкам ключиц и невесомо повторили их отточенный силуэт, после чего я положил ладонь на хрупкую шею Эды и принялся поглаживать большим пальцем ровную линию ее нижней челюсти. Глубоко вздохнув, невеста сильнее вжалась в меня и через пару секунд повернула ко мне голову, распахнув глаза, обрамленные веером густых ресниц. Я не отрывался от ее взгляда, томного, бездонного, гипнотизирующего, и видел в нем буйствовавшее пламя страсти, которое все это время превращало в раскаленные угли всю мою сущность. Не желая больше сдерживаться, я слегка наклонился к Эде и чувственно накрыл ее губы своими. Ее рот тут же приоткрылся, позволяя мне по-хозяйски проникнуть в него языком. Несмотря на вожделение, из-за которого я готов был в любую секунду лишиться человечности и наброситься на обнаженное мокрое тело в моих руках, как обезумевшее чудовище, я целовал Эду не спеша, слишком медленно для бешеного желания, циркулировавшего по моим сосудам. Я упивался податливостью ее мягких губ, их необычайной теплотой, которые с каждым движением рассказывали мне о тоскующем ожидании этого нежного поцелуя, которым мы никак не могли насытиться, невзирая на практически истощившийся запас кислорода в легких. Сильнее притянув ее к себе за шею, свободной рукой я накрыл левую грудь Эды и начал неторопливо мять ее своими пальцами, не обрывая ласк ее губ, заставляя возлюбленную задрожать всем телом. Когда она крепче прижалась к налитому кровью члену, я стал медленно спускать руку с ее груди ниже по животу, чувствуя, как Эда вся замерла в предвкушении моих дальнейших действий. Когда мои пальцы дошли до ее гладкого лобка, Эда отстранилась от меня и, задыхаясь, расплывшись в игривой улыбке, прошептала мне в губы:       — Я ведь просила о другом…       Несмотря на еще горячую воду вокруг меня, я заледенел всем телом, отупело уставившись в заторможенные замутненные глаза напротив, в которых я, по-видимому, ошибочно разглядел мучительное влечение. Да, ты все-таки облажался, Серкан, ведь было совершенно ясно и очевидно, что Эда не настроена на секс после всего сумасшествия, случившегося за последние двадцать часов…       Внезапно она отдалилась от меня к противоположному краю ванны, наблюдая за моим каменным лицом, все еще пребывавшим в немом оцепенении. Ухмыльнувшись, Эда чувственно закусила нижнюю губу и, развернувшись ко мне спиной, привстала на колени, немного разведя их в стороны. Опираясь руками о бортик ванны, она слегка выгнулась в пояснице, во всем великолепии демонстрируя мне соблазнительные округлые ягодицы и контуры гладких половых губ.       — Я хотела, чтобы ты потер мне спинку… — ее обольстительный голос, перебиваясь громкими выдохами, становился тише. — Ты ведь сделаешь это?       В голове что-то щелкнуло, возвращая моему застывшему телу способность шевелиться, а контуженному мозгу – соображать. В то же самое мгновение, выплеснув немного воды на пол, я переместился к Эде вплотную, уткнувшись головкой перевозбужденного члена в ее промежность. Расставив руки по обе стороны от возлюбленной, схватившись ими за край ванны, я подался грудью вперед, надавливая на спину Эды, заставляя ее нагнуться сильнее и крепче вжаться ягодицами в мой невыносимо тяжелый пах, давая ей возможность сполна прочувствовать чрезмерную степень моего желания. Коснувшись губами ее шеи сзади, нежными поцелуями я проложил путь до ее правого уха и, обдав его жарким дыханием, прошептал:       — Я сделаю все, что ты захочешь. Просто подумай еще раз и скажи… — слыша шумные выдохи Эды, я крепче вжался грудью в ее спину, срывая с ее уст тихий стон, и принялся водить губами по контуру уха, попутно задевая его кончиком носа. Через пару секунд она сильнее вцепилась в бортик ванны и еле слышно произнесла умоляющим голосом:       — Я хочу заняться с тобой сексом, Серкан. Прямо здесь, в этой чертовой ванне…       Моя ладонь аккуратно обхватила горло Эды, вынуждая ее немного задрать голову кверху. В этот момент мой сходящий с ума член протиснулся между ее бедер, которые машинально сжались, и проскользил по очертаниям нежных половых губ. Я продолжал неторопливо тереться о ее промежность своей разгоряченной плотью, истязая нас обоих этими убийственными ласками, и с наслаждением наблюдал, как Эда от нетерпения виляет ягодицами, подаваясь навстречу моим движениям, царапает гладкую поверхность ванны острыми ногтями, сильнее вжимается в меня всем своим дрожащим от бессильной страсти телом. Когда она почти беззвучно пролепетала «прошу тебя», головка моего окаменевшего члена проникла сквозь складки половых губ и скользнула в чувствительное влагалище. Я замер на секунду, блаженствуя от неосторожного стона Эды, затем не спеша вошел в нее на всю длину, тяжело выдохнув ей на ухо, ощущая каждым миллиметром воспаленной кожи всеобъемлющее удовольствие от тесноты влажного лона возлюбленной. Оторвавшись от ее уха, я начал не торопясь двигаться в ней, стоя на коленях, покрывая ее плечи обжигающими поцелуями своих губ. Вода в ванне, покрытая слоем растаявшей пены, умиротворяюще колыхалась по мере того, как раз за разом я медленно входил в Эду. Она несдержанно простонала, когда моя ладонь переместилась с ее тонкой шеи на правую грудь и нетерпеливо сжала ее. В такт своим размеренным движениям я принялся массировать то одну грудь, то вторую, вынуждая Эду становиться громче с каждой секундой. Сохраняя темп фрикций, я сдвинул ладонь на ложбинку между шелковистыми полусферами бюста и провел подушечками пальцев вниз по грудной клетке, спускаясь постепенно на напряженный живот Эды. По тому, как ее дергающееся тело жадно вбирало в себя каждый неспешный толчок, я чувствовал, что она жаждала большего.       Отстранившись от ее спины, пытаясь отдышаться, я прекратил двигаться в ней и, отняв свою руку от живота невесты, медленно провел кончиками пальцев по всей длине ее позвоночника, слегка надавливая на проступавшие сквозь кожу позвонки. От этого жеста Эда сильнее прогнулась в пояснице, давая мне в полной мере получить ни с чем не сравнимое эстетическое удовольствие от вида ее упругих ягодиц. Она истерично задыхалась, лихорадочно цепляясь за бортик ванны, пока я, отупело пялился на ее стройную фигуру сверху вниз, ощущая перевозбужденным членом горячую влажность ее влагалища. Не выдержав, Эда с умопомрачительными стонами начала двигаться сама, полностью погружая в себя мой половой орган. Я хрипло простонал в ответ и, предчувствуя преждевременный оргазм, резко вонзил зубы в основание большого пальца своей правой руки. Острая боль помогла моему телу отсрочить наступление эйфории, поэтому я сразу же схватил Эду за бедра и вплотную подтащил к своему паху. Я больше не мог и не хотел сдерживаться, мучая как себя, так и возлюбленную, поэтому начал быстро двигаться внутри нее. Эда заметила, как окружавшая нас вода мешает моим ритмичным фрикциям, оказывая сопротивление, поэтому трясущейся рукой нажала на кнопку разблокировки слива. Мы оба совершенно не стеснялись громких стонов, которые наверняка были хорошо слышны за пределами ванной комнаты, пока я раз за разом овладевал невероятно сексуальной любимой девушкой. Мы оба так отчаянно чувствовали в этот момент свою безграничную принадлежность друг другу, что готовы были разбиться вдребезги, разложиться на атомы и смешаться с молекулами влажного жаркого воздуха, лишь бы продлить это ощущение хоть на секунду. Мне казалось, что небеса спустились на землю, превратив свои райские кущи в очертания моей ванной комнаты, а прекраснейшего из ангелов – в самую естественную во всей Вселенной девушку, что неконтролируемо дрожала в моих руках, трепетно вбирая в себя мой налитый кровью член.       Закрыв глаза, прислонившись грудью к краю ванны, Эда шепотом выдохнула мое имя. Я понимал и ощущал, что она сама близка к оргазму, поэтому, не прекращая движений, наклонился к ее уху и отчетливо произнес:       — Ты – мой дом, Эда… Мой рай… Мой космос... Мое все... Будь со мной. Навечно…       В этот момент мое тело совершило глубокий толчок в лоно возлюбленной, резко раскрывшей глаза и губы. Крепко сжав левой рукой разгоряченную кожу ее бедра, правую я переместил к ее лобку и, проникнув между половыми губами, дотронулся до набухшего клитора. Эда резко дернулась, издав глухой хрип. Я продолжал рывками глубоко проникать в нее, попутно лаская ее клитор кончиками пальцев. Чувствуя, как стенки ее влагалища начинают пульсировать, я прикрыл веки и, запечатывая в черепной коробке мелодию из ее полукричащих стонов вперемешку со скрежетом ногтей о покрытие ванны и плеском оставшейся воды, на шумном выдохе излился сам, вздрагивая от импульсов наступившего экстаза.       Расслабленное тело Эды тут же повалилось вниз, но мои руки машинально поймали ее сзади, подхватив за живот, на дав ей случайно удариться о бортик. Я ощутил, как она вся в мгновение обмякла и начала медленно заваливаться на бок. Держа невесту в осторожных объятиях, я приподнял ее лицо за подбородок и обнаружил, что она, закрыв веки, глубоко и размеренно дыша, отключилась прямо в моих руках.       — Милая, не спи. Потерпи немного. Слышишь? — я негромко говорил ей на ухо, слегка потрясывая ее, пытаясь привести в чувства. — Нам надо сперва вылезти из ванны…       Эда промычала и, не шевелясь, умиротворенно засопела. Подхватив ее под колени, придерживая за плечи, я развернул ее и аккуратно уложил перед собой, прислонив ее голову к гладкому бортику. Поднявшись на ноги, я вышагнул из ванны и невольно поежился, как только моя ступня коснулась остывшей воды. Осмотревшись по сторонам, я издал смешок: практически весь пол был залит водой, в которой плавали круглые потухшие свечи и болтались наши с Эдой промокшие вещи. Я схватил чистое полотенце с полочки и, обмотав им бедра, включил слабый теплый душ, чтобы смыть с возлюбленной остатки пены. Эда совершенно никак не отреагировала, продолжая посапывать, когда струя воды коснулась ее нежной кожи. Ополоснув ее тело, я взял еще одно полотенце и принялся осторожно обтирать им каждую видимую часть Эды, чтоб ненароком не разбудить ее. После этого я подхватил ее на руки и, аккуратно гребя ногами по воде, вышел из ванной комнаты.       Шлепая мокрыми ступнями по полу, я направился в сторону лестницы, поймав по пути удивленный взгляд Сириуса, который, уставившись на обмякшую на моих руках невесту, издал короткий скулеж. Я бросил ему через плечо «все хорошо, мой мальчик» и поднялся на второй этаж. Оказавшись в спальне, я уложил Эду на кровать и накрыл ее обнаженное тело покрывалом, после чего нежно дотронулся губами до ее лба. Естественно, мне хотелось остаться здесь с ней, но нужно было сперва устранить последствия маленького наводнения на первом этаже. Метнувшись к шкафу, я вытащил нижнее белье и первые попавшиеся шорты. Быстро натянув на себя вещи, я вернулся в ванную и, убрав с пола погасшие свечи, повесив сушиться нашу вымокшую одежду, вооружился шваброй с ведром и достаточно шустро разобрался со стоявшей на полу водой. Оставив после себя идеальный порядок, захватив телефон Эды, я вернулся в спальню, где возлюбленная лежала на кровати все в той же позе, выражая всем своим видом полнейшую безмятежность. Я скинул с себя шорты и юркнул к ней под покрывало, сгребая Эду в охапку. Она моментально вжалась в меня, уткнувшись носом в мою грудь, продолжая тихо сопеть. Поглаживая ее шелковистое плечо, я проваливался в сон, как вдруг почувствовал, как Эда, приподнявшись на локте, уставилась на меня. Я приоткрыл веки и обнаружил ее невероятно счастливое лицо с поблескивающими в темноте глазами.       — Серкан… — она шептала так тихо, что я еле услышал ее.       — Да, милая? — я пробубнил сонным голосом.       — Ты мне так и не потер спинку…       Я расплылся в улыбке и, коснувшись кончика носа Эды своим пальцем, ответил, усмехнувшись:       — В следующий раз обязательно потру. Обещаю.       Она крепко обняла меня за торс и, положив голову мне на грудь, буквально через мгновение вновь умиротворенно уснула. Вдыхая фантастический запах ее собранных мягких локонов, я за секунды растворился в нем, позволяя ему унести меня в царство грез, наполненных лучезарными улыбками Эды.