Шкалулка с черепами

      Школу никто из детей Куросаки не любит. Пусть и относятся к этому довольно ответственно, но не с полной отдачей. Не от всего сердца, так сказать. Как и любой другой ребёнок. Или не ребёнок. Ишшин на это закрывал глаза и позволял девочкам реализовываться, хотя прекрасно помнил и понимал, что диктует общество. С другой стороны, с высоты прожитого опыта, ничто не помешает ему сменить не только город, регион и префектуру, но и страну. В последнее время, эта мысль мелькает всё чаще. Побег? Да. Но лишний раз напрягать ни себя, ни своих детей он не хочет и не будет. Он уже в самопринятой отставке-дезертирстве, а дочери ещё живы. Как показала практика, последнее не очень действенный аргумент, а первое нарушение законов мира мёртвых. В общем, в его рукаве только один туз, но пока и он не нужен и вместо того, чтобы героично вернуться в это логово периодических проблем, они лучше скатаются куда-нибудь. Мир огромен и они в нём лишь травинки из стога сена. А пока об этом думать рано. Спокойная жизнь не равно рутина и, порой, тоже подкидывает свои оригинальные сюрпризы. Так, Карин, о чудо, нашла себя не только в футболе, но и в любви к животным. Ей уже одиннадцать и она бегает перед тренировкой помогать в приюте с животными. Ишшин молчит, но не скажет и слова против, если дочь принесёт домой собаку. Лучше собака, чем свора проклятых душ. Когда он сказал об этом в слух, старшая дочь сразу всё просекла и возложила потенциальную ответственность на инициаторов. Имеет ли она что-то против животных? Нет. Пожалуй им и семье она может простить вмешательство в личное пространство. Но не то, чтобы она была этому рада. Пустой Ичиго, что в тот день и завёл этот разговор с Энгецу, удостоился чести и ответа от него. — Одной бешеной рожей больше, одной меньше. На пса, в отличие от некоторых, будут действовать усмирения попроще. Зангетсу на это только скалится и отворачивается к тарелке с фруктами. Пускай ест, думает бывший капитан, но одергивает дух меча. У занпакто свои особенности и лезть в них сейчас значит взваливать на себя ещё одну мороку. Главное, что оба вспыльчивых духа держат норов и не провоцируют друг друга слишком часто. Есть у них понятия семейности, или Энгетсу вообще враждебно воспринимает пустой меч, Ишшин не знает. И знать пока не очень хочет Ему итак не ахти. Видеть недостатки своих детей сложнее, чем строить из себя клоуна и слепо делать вид, что всё хорошо. Хорошо, думает Куросаки-старший, что материализация хоть и может продержаться долго, но жителям духовного мира в какой-то момент становится достаточно некомфортно вне него. И они стремятся вернуться к уединению. Так и у них, в одно утро в минке стало свободнее, а в солнечном сплетении как будто загорелся костерок. Это приносило Ишшину спокойствие и умиротворение. А как он наблюдал со стороны, Ичиго становилась бодрее, активнее, хоть и не сильно. Хотя, стоит отметить, что жители внутреннего мира в последнее время зачастили. Но не то, чтобы это было проблемой. Так в доме жизнь начинала не ползти, а идти. Да, они с Ичиго грешат некоторой пассивностью. Тренировки и рутина не сильно взбадривают, но он подождёт когда психологи откроют нужный термин, чтобы заумно обозвать их состояние. Вот уже вечер, а старшая кемарит на энгаве, с книгой на лице, пока Юзу рядом с ней перебирает эскизы и думает, как лучше сделать сад камней. Вот-вот должна вернуться с тренировки Карин. Надо хорошенько сегодня отдохнуть, ведь завтра у него начнётся марафон приёмов детей, что проходят медкомиссию для школы и колледжа. Вместо этого мужчина уходит на место, отведённое для тренировки. Жаркий и пылающий дух меча роптал и требовал к себе и своей сущности внимания не меньше, чем ревнивый ребёнок. Но в отличии от детей, от занпакто так просто не уйти. Хотя и это тоже стало частью рутины. Но Ишшин не думает об этом, как о чём-то плохом.       — Почему ты считаешь Ичиго совершенством? — пока хозяин внутреннего мира пребывал во сне, этот самый мир как будто входил в режим слоумо и облака текли неестественно медленно, а эхо тягуче разносилось по округе. — Из-за сущности. В самой своей основе Ичиго, как метасущность, является правильной, самостоятельной формой. Образ бога-отца властен и придирчив, образ бога-матери мягок и любим. — смотря в это бескрайнее голубое небо, в которое взметнулось множество острых шпилей, осколок души Яхве криво улыбнулся. — Тем на менее, отец, когда видит послушание и дисциплину, становится дарователем. А мать в своём бескрайнем, обволакивающем внимании может пережать горло. Ичиго же обезличенное существо, лишённое всего этого. Всех положительных и отрицательных аспектов. Ишшин и Масаки дали основы личности. Ситуация в семье дала ростки. Но это то, что сделало основу, стержень. На уровне царствия человеческого. А Ичиго уже нельзя считать за человека. И отсутствие придирчивого внимания похожей на них сущности вынудили его познавать всё самостоятельно, сделав и так трудный путь ещё более тернистым. Если оглядываться назад, то можно понять, что да, Куросаки по уши вяз в проблемах, делал ошибки, уживался, вертелся. Пробовал. За неимением инструментов и инструкций приходилось делать из лестницы табуретку и как-то с этим жить, вздыхая на трёхметровый потолок и мигающую лампу. Осознание быстро пришло в голову пустого, почти мгновенно. Он нервно усмехнулся, а после и вовсе завалился на спину и начал смеяться так, что эхо, блуждающее среди высоток искажало итак сломанный голос. Это было слишком не логично, а так как это сказал Старик, это добавляло выводу сюрреализма. Ичиго совершенство, потому что в его становлении кроме самого Ичиго, было минимальное вмешательство и множество ошибок. Не имея на руках ничего, кроме обстоятельств, получилось то, что получилось. И получилось, по меркам того, кто мог и имел право называть себя «Богом», очень даже хорошо. Не по его стандартам, злорадно думаете Зангетсу, вообще не в сторону порядка, выверенности и чёткого алгоритма. Но, довольно думает Яхве, это и не бескрайнее погружение в хаос и безумие. Тонкая грань, крепкая нить, золотая середина. Ичиго это реки крови врагов, пролитые, чтобы защитить и при этом пролитые без малейшего угрызения совести. Ичиго это сонная нега в кресле за книгой. Ичиго это хмурый, серьёзный, взгляд и попытка судорожно сделать план на коленке, который всё равно не сработает, но придёт к логическому завершению. Ичиго это бешенство, от которого трещины по пространственной ткани расходятся. Почти рвутся. Ичиго это зажатая забота о близких. Ичиго, это что-то такое взрослое, уже матёрое, но не забывшее тепло семьи и ласковых слов. И кем бы она не была, ещё стремится туда, в эту заботу и уют. Понимая, что это не может длиться столько, сколько хочется. Яхве немного сожалеет, что его оригинал никогда не видел этого ребёнка так, как он, и не сделает никогда это дитя наследником Империи, что приведёт её и мир, который, останется после жёсткой руки Бога квинси, к изобилию и развитию. Что может, могло тормозить его яростный нрав и чрезмерное желание. Потому что теперь дыхание Ичиго это благословение на бой и победу. Взгляд, будь он яростным, спокойным или счастливым, сулит красные от крови небеса. Потому что теперь Ичиго нет нужды быть «где-то» точно-точно. Её восхваляет не человеческий голос или молитвы. Колыбельная её — тишина. Песни бодрости — зов рога, звон стали, стрёкот искр. Ичиго — совершенство, выкованное мягкой рукой жестокого пути в борьбе, войне и чужом превосходстве. Ичиго — абсолют крови, духа и безумной схватки.