Беречь и защищать (18+)

Сколько раз за жизнь его предавали? Тэмин не смог бы, наверно, ответить. Он не считал эти предательства, не вёл им строгий учёт, никогда не мстил тем, кто оказывался не в силах его любить. Возможно, потому что и сам никого из тех, кто изменял ему или отказывался от его чувств по каким бы то ни было причинам, не любил. Больнее всего было тогда, в первый раз, когда он узнал о Ён Махёне и том, почему именно он согласился стать для будущего короля первым омегой. Да, вот тогда, наверно, это было то чувство: его предали. И ещё — когда он понял, что любовник его отца, прекрасный герцог Ким Мано Суджи, — его истинный. Там была буря, там было до безумия, до судорожного какого-то гнева и глупого желания выкричать в небо обиды за такую жестокую несправедливость. Но обида была не столько на омегу, скорее — на свою судьбу, на время, с которым он опоздал родиться, и на проклятье своего несчастного рода. А Суджи… Верил ли Тэмин вообще когда бы то ни было в его любовь? Сложный вопрос. Тэмин не любил сложных вопросов, если они не касались военных задач или хитросплетений дипломатии. Как ни странно, но там у него всё прояснялось в голове и он одним взглядом мог обозреть поле будущего сражения и выставить имеющиеся силы так, чтобы быстро и без особых потерь одолеть противника. Он мог это. А вот ответить на вопрос о собственном истинном омеге — нет, не мог. Хотя… К чему лгать? Теперь-то… Суджи не любил его. Вот, каким был бы правильный ответ. Этот омега любил власть, деньги и своё положение. А Тэмина — с его щенячьими чувствами, с его готовностью подчиниться и отдаться всем сердцем и душой, с его жадным желанием недоласканного ребёнка быть хоть кем-то любимым, ощущать свою нужность хоть кому-то — нет, Тэмина он не любил. Но улыбался так нежно, пах так головокружительно, целовал так сладко, приказывал и властвовал так до дрожи возбуждающе, что Тэмин прощал ему это. И если бы не Минхо, прощал бы, наверно, и дальше. Да, да, Тэмин понимал что причиной всех изменений в его отношениях с этим омегой был именно Ли Минхо. Признавался ли он себе открыто в том, почему именно этот альфа стал для него тем, кем стал, — другой вопрос. — Разве можно требовать верности от того, кто её тебе не обещал? — как-то между делом сказал Минхо. — Разве может предать тот, кто никогда и не должен был быть верен? Человек слаб, ему нужны подпорки в жизни, чтобы вести себя правильно. Страх перед богами, понятия долга, законы чести — вот эти подпорки. Нет их — зачем быть честным и преданным? А главное — кто бы без них смог быть честным? Тэмин не вспомнил бы сейчас, по поводу чего сказал это Минхо, но хорошо помнил, что именно после этих слов и задумался впервые о верности Суджи. Обязан ли был этот омега быть преданным своему королю? Не как подданный, там всё понятно, но — как возлюбленный? Всем до последнего пажа было понятно, что королю Монгуну никогда и ни за что не сделать герцога Ким Мано Суджи своим Первым Принцем. Слишком старый, слишком наглый, слишком испорчена репутация. И даже красота, которой так молились все вокруг и которая у Суджи была безупречной, — даже она не могла бы спасти этот союз. Кажется, заговорщики именно на это и рассчитывали тогда — что Тэмин сделает Суджи своим Принцем и все против этого восстанут. И истинность вообще не спасала дело. Не в Бантане. Суджи оказался хитрее и ни словом ни разу не обмолвился о таком раскладе. Он был просто рядом с Тэмином. Почти всегда. Тэмин ничего ему не обещал — это да. Но и у Суджи не было никаких по сути обязанностей перед королём. Любовник — это не обязанность, а в их случае — даже не трогательное обещание любимому. Поэтому даже если бы Тэмин узнал о том, что Суджи изменяет ему с кем-то, вряд ли бы он имел право ревновать или злиться. Суджи был ему верен. Или так умело скрывал свои связи, что никто ни разу не смог доказать его измену, хотя, конечно, чего только о нём не говорили. Другое дело, что Суджи совершил, то есть явно собирался совершить, измену ему как королю Монгуну. Да, Тэмин не так давно узнал, что красавчик Хван Хёнджин, сын герцога Кима, — тоже сын короля Юхо и единокровный их с Чонгуком брат. Вообще-то вовремя узнал, потому что, чего скрывать, Хёнджин ему нравился, и его взгляд не раз останавливался на безупречном лице альфы с весьма откровенным интересом большого ценителя альфьей красоты. Да и сам Хёнджин до своего эпичного помешательства на Чимине был весьма открыт к разного рода интересным предложениям. И Тэмин слыхал, что попробовал этот с виду такой невинный мальчик очень много всего — и в разных позициях. Папа его об этом не знал, кажется, потому что вряд ли кто-то осмеливался докладывать вспыльчивому и жестокому в своём гневе омеге о похождениях его сыночка-ловеласа. Но у Тэмина шпионы-то были получше. Да и Минхо, едва придя, первое что сделал — немного покопал под него. Он, кстати, чуть позже и выяснил, что в жилах у Хёнджина течёт благородная королевская кровь. Тэмин не так чтобы удивился. Он знал, что Хёнджин не единственный бастард его любвеобильного папаши. А вот сведения о том, что король Юхо дал герцогу Суджи бумагу с подписью своей и печатью о том, что он признаёт сына — это давало Хёнджину статус законного принца наравне с Чонгуком, например, — вот эти сведения и стали, наверно, первой трещиной в отношениях Тэмина с Суджи. Одно дело — быть любовником короля и не любить его. Другое — делать всё, чтобы на трон посадить своего сына вместо своего любовника. И здесь сомнений быть не могло: Суджи обожал своего сына, он дал Хёнджину всё, о чём мог мечтать любой дворянин этой страны, включая блистательное образование и все возможности, какие были. Да и Минхо был однозначно уверен: придётся выбирать, на чьей стороне быть, Суджи, не задумываясь, выберет сына. Всегда его выбирал. Теперь, правда, кусал по этому поводу локти: прижми он сынка покрепче, не улетел бы тот вольной пташкой на поиски своего счастья туда, откуда Суджи было его не достать. Да ещё и не один. Вернее — именно потому, что не один, и было не достать. Чимин… Тэмин любил его. Да, по-своему, да, больной и хромой любовью. В страстной попытке хоть как-то притупить свою боль от невозможности быть с Суджи, он тогда ринулся на несчастного юного лекаря, как коршун на цыплёнка. Схватил, смял, присвоил… Но какое-то время он был счастлив рядом с Чимином! Дышать на него боялся, готов был поцелуями выстелить дорогу под его ногами — так поразило его собственное зверство в отношении этого прекрасного юноши. Чимин не смог заменить ему Суджи — и это единственная его вина перед королём. Тэмин не был глупцом — он и сам это понял. Он искренне влюбился в него и так же искренне отпустил. Первым, наверно, заметил он, как жадно смотрит на лекаря братишка Хёнджин, первым поймал полный непередаваемой нежности задумчивый взгляд Чимина, обращённый на Хёнджина, на этого дерзкого и умного альфу, который так искусно может притворяться невинным и восторженным дурачком и таким образом заманивать в свои сети доверчивых омег и… не только. Тэмин видел его охоту, видел метания Чимина — и не мог заставить себя злиться или ревновать. Они были очаровательны — оба, наблюдать за их чувствами было сродни утончённому наслаждению для измученного грозами в собственной жизни Тэмина. И он с искренним восторгом принял идею Минхо о том, что, если связать Хёнджина Чимином, если отпустить их вдвоём в прекрасную Карассу, о которой так мечтал братишка, то это будет лучшей гарантией того, что все планы Суджи прахом пойдут. Но самому Хвану, которого Минхо для него отловил и доставил в его покои, Тэмин грозно сказал, что поставит охранять Чимина по дороге в Дольную башню лучших своих солдат во главе с самим Мин Юнги, что Чёрная десятина может стать последней не только для Чимина, но и для него, Хёнджина. — Согласен! — с горящими и влажными от слёз глазами, торопливо выкрикнул Хёнджин. — Мне без него всё равно не жить, я смогу… я… отвоюю его у тебя! У вас… прошу простить… Тэмин усмехнулся и кивнул. А капитану Мину через Минхо приказал не зверствовать особо и, слегка потрепав тех, кого наймёт себе в помощь Хёнджин, отпустить их с миром, тщательно проследив, чтобы они прямиком ехали в порт и сели на нужный корабль до Карассы. Так что нет, и с Чимином он не чувствовал себя преданным. А измена ему как королю герцога Суджи — она отвратила его от омеги, но так ли уж была болезненна? Сложный вопрос. Очередной сложный вопрос. Может, если бы не Минхо, он бы выл зверем и катался бы от боли, осознавая, что его предал не кто-то там — истинный. Но… — Ожидать верности от того, за кем знаешь ложь, даже если всего лишь в личных чувствах, — спорного ума дело. Впрочем, кто я, чтобы рассуждать об этом, Ваше Величество, верно? Тем более, что, скорее всего, это ещё не всё, что мы увидим от герцога Суджи. Не стоит расслабляться. Этот альфа… Он просто невыносим был в своей этой непонятно откуда взятой мудростью. Ведь и тут оказался прав, и Суджи, совершенно потеряв осознание границ дозволенного, взял на себя королевские полномочия, заставив Чонгука осуществить обряд Добрачия с принцем Тэхёном. И попытка отравить южанина руками Чонгука, который был прямым соперником Хёнджину, тоже было, как глубоко внутри был уверен Тэмин, его рук делом. И даже когда Суджи оказался запертым в своих комнатах и лишён доступа к власти, которую так обожал, даже когда Тэмин нанёс ему жестокий удар, отняв у него сына и сделав его планы несбыточными, этот омега не потерялся. Утром сегодня Тэмин узнал, что у Тэхёна началась течка. Это значило, что он не зря готовил на всякий случай план замены свадьбы принцев собственным Помолвлением. Он был в сладком предвкушении этого события. Ранее он уже сообщил обо всём Совету, и те, как он и думал, тут же стали настаивать на Добрачии, что свяжет их с Сокджином навсегда, намертво. Нужно было сообщить об этом самому Сокджину — и он уже представлял, как очаровательно смутится и покраснеет прекрасный бета, узнав о том, что окажется в объятиях своего короля гораздо раньше, чем рассчитывал. Но прежде чем идти к нему, Тэмин решил начать день с великодушного поступка — разрешения герцогу Суджи уехать в его дальние владения, чтобы навсегда разорвать с ним все связи. Не мог он с чистой душой идти на брачное ложе под одной крышей с тем, кто когда-то так много значил для него — и предал его. И он пошёл к Суджи для разговора. Тот достойно принял слова о королевской немилости, о том, что ни в чём не будет нуждаться, пребывая в изгнании, и что Тэмин будет заботиться о нём до конца его дней. Опустил голову, стиснул чуть дрожащие пальцы, сжал губы. Тэмину почему-то хотелось заглянуть ему в глаза. Он так любил эти глаза! Они сияли ему звёздами иногда, и он пил их сияние и чувствовал себя по-настоящему счастливым… когда-то. И теперь ему надо было убедиться, что больше эти глаза не оказывают на него такого влияния, что он свободен от их власти. — Значит, вы счастливы, Ваше Величество? — неожиданно спросил Суджи и наконец-то поднял на него взгляд. Тэмин вцепился в этот взгляд, думая о своём, и ответил не сразу. Суджи приподнял бровь, и только тогда он сказал: — Да, Мано. Я счастлив. И благодарен тебе за то, что именно ты подарил мне эту возможность — быть счастливым. На губах герцога появилась слабая улыбка, и он кивнул, снова опуская глаза. — Что же… Я рад. Я слышал, что принц Чонгук в Хабе? И даже уже проводит первую течку своего супруга в сладком единении с ним под покровом своего истинного дома? Тэмин усмехнулся. Суджи не мог выходить из своих комнат, но слухи просачивались в этом дворце сквозь стены — это было известно всем. — Всё так, — кивнул он. — Думаю, и за их счастье надо сказать спасибо тебе, драгоценный мой Мано. — Он почему-то упорно продолжал называть герцога этим, только для них когда-то значимым именем. — Надеюсь, их радость не будет для тебя в тягость. Улыбка Суджи стала чуть натянутой, но он покачал головой. — Я искренне рад за всех вас, Ваше Величество. Но не могу не предупредить вас, раз уж мы с вами, видимо, встретимся теперь нескоро, вы вряд ли придёте меня проводить, верно? — Предупредить? — нахмурился Тэмин. — О чём же? — Если здесь Его Высочество, значит, здесь и его верный слуга, мой племянник, не так ли? — Да, конечно. — Тэмин напрягся. В голосе Суджи появились слишком знакомые ему медовые ноты. — Тогда я умоляю вас пристальнее следить за своим главным сокровищем, мой Король. Потому что теперь в вашем истинном доме появился тот, кто жаждет его украсть у вас. — Что? — Тэмин недоуменно качнул головой. — О чём это ты? — Ах, Ваше Величество, неужели ваш милый брат не написал вам об этом в том самом письме, которое он передал вам с прекрасным герцогом Кимом, не пожелав доверить его мне? — Суджи выпрямился и сочувственно поджал губы. — Странно, я был уверен, что он именно за своего друга и попросит в нём — в этом письме. Ведь ваш прекрасный жених и мой племянник встретились гораздо раньше, чем вы увидели милого Сокджина. И увы, эта встреча напомнила им слишком о многом, тёплом и сладком. Мне кажется, герцоги Ким не остались равнодушными друг к другу — при полном покровительстве принца Чонгука. Тэмин отступил на шаг и нервно усмехнулся. Сердце его дрожало, а по душе медленно пошла волна холода. — Не понимаю, о чём ты, — медленно выговорил он. — Я всего лишь прошу вас беречь вашего прекрасного лебедя, Ваше Величество, — глядя ему прямо в глаза, мягко ответил Суджи. — Потому что вы открыли дверь в его обитель ястребу, который не пощадит ни его, ни вас, ни себя, если захочет забрать его. Человек одной цели — помните, я предупреждал вас? Теперь его цель будет противна вашей, а значит — берегитесь его. — О чём ты говоришь, Мано… Ты… Ты с ума сошёл? — Тэмин чувствовал, как начинает всё быстрее и отчаяннее биться в его груди сердце, как страх и гнев начинают клубиться в душе его. Но, выдохнув, он напомнил себе о том, кто перед ним. Гордо вскинув голову, он нашёл в себе силы презрительно усмехнуться. — Ты думаешь, что всё ещё можешь играть мной и моими чувствами, омега? Думаешь, я поверю тебе? Я видел его. Я говорил с ним. Он — воплощение чистоты и света, тебе не понять этого, Мано! Ты красив, ты дьявольски красив и соблазнителен — но ты и рядом с ним не стоишь. Он не способен на предательство, он не способен оскорбить себя и меня пошлостью и развратом. — Вы хороший человек, Ваше Величество, — тут же отозвался, пристально глядя на него, Суджи. — Вы по-детски добры, но так же по-детски наивны и жестоки. Вы не разбираетесь в людях. Совершенно. Вы полагаетесь на своё первое впечатление, а оно часто обманчиво, потому что с милой непосредственностью вы заменяете истину тем, во что хотели бы верить! Вы никогда не нуждались в том, чтобы выискивать в лицах окружающих тайные мысли, страхи, пороки. Вокруг вас всегда были и есть те, кто делает это за вас. А вы искренне верите в то, что именно ваше мнение о человеке — единственно верное, раз уж дали себе труда его составить. Тэмин слушал его, словно находясь в каком-то мучительном сне, когда хочется и надо бы проснуться, но ты не в силах пошевелиться. Этот омега имел слишком долго власть над ним, и сейчас Тэмин не в силах был остановить его слова, которые ранили хуже ножа и язвили больнее Туэйского яда. — Я слышал, что вы надышаться не можете на своего бету, что все вокруг бегают за ним на задних лапках, что он уже поставил весь двор себе в услужение — и все, кто был вам верен, едва ли не спасителем его считают. Но спрашивали ли вы его хоть раз о том, как он относится ко всему, что вы собираетесь с ним сделать? — Суджи судорожно выдохнул и быстро вытер каплю пота на виске. — Спрашивали? Любит ли он вас? Хочет ли быть вашим? Нравится ли ему та судьба, которую мы с вами определили ему? Не спрашивали? Так спросите! А ещё — спросите о том, встречался ли он уже с герцогом Ким Намджуном. И внимательно посмотрите на его реакцию. Даже вам, ослеплённому своей страстью, очень многое скажет его ответ. Запах его не выдаст, понятно дело, но то, как дрожат его ресницы, как кривится его улыбка или пожимаются губы, как отводит он взгляд — этого даже вы не сможете не заметить. — Неожиданно Суджи сделал шаг вперёд, оказался слишком близко, его запах обхватил Тэмина, и тот невольно сжался, чтобы не оттолкнуть омегу. — Вы можете обвинять меня в чём угодно, Ваше Величество, и я приму это со смирением, потому что и впрямь виноват во многом перед Вами. Но я никогда не изменял вам. Слышите? Никогда! А вот может ли этим похвастаться ваш будущий Первый Принц — это очень большой вопрос! Тэмин не мог больше слушать этот бред, поэтому, словно ошпаренный, выскочил из комнаты Суджи и тут же столкнулся с Минхо, который, как обычно, ждал его у дверей. — Мне надо срочно увидеть герцога Ким Сокджина, — сквозь зубы выговорил Тэмин, чувствуя, как ревнивый страх захватывает всё его существо. — Мне… — Насколько я знаю, герцог поехал осматривать Охотничий домик, в котором будет… — Поехали туда! — Тэмин дёрнул Минхо за руку и едва не силой потащил за собой. А когда они пришли в конюшню, он заметил, что в стойле нет знаменитого красавца скакуна герцога Ким Намджуна. И в ответ на его тихий вопрос конюх, низко кланяясь Тэмину и глядя на них восторженными глазами, сказал, что герцог поехал в Охотничий домик осматривать будущее пристанище… Тэмин не дослушал. Он и не помнил, как долетел до Грозового леса, в котором стоял проклятый Охотничий домик.

***

Никакая мудрость, никакая выдержка, никакие доводы разума — ничто не помогало ему сейчас. Он был ранен. По ощущениям — смертельно. Ему было больно до судорог, до яростного в своём бессилии рыка, до желания драть ногтями камень стены, в которую он упёрся взглядом, остановившись около темницы, в которую только что затащили рвущегося из цепей и рычащего герцога Ким Намджуна. — У него гон, — в очередной раз настойчиво сказал Минхо, набравшись мужества и подойдя близко к явно пребывающему не в себе королю. — Вы же видите! Прошу вас… Это было слишком. Это тоже было предательство. Минхо! Минхо, который видел всё то же, что и он, был на стороне поганого предателя? Он пытался вступиться за него? В ярости Тэмин кинулся на него и ударил в плечо кулаком, отталкивая от себя. — Замолчи! — крикнул он. — Как ты смеешь? Как ты можешь! Заткнись и убирайся! Все, все! Вы все здесь заодно! Гон? Гон? Эта тварь трахала его! Я знаю, знаю! Я всё знаю! Прочь от меня все! И он бросился к широкой лестнице, перепрыгивая через две-три ступени влетел по ней и, пробежав через услужливо открытые для него двери, понёсся коридорам, едва не сбивая в ужасе разбегающихся от него слуг. Добежал — и рывком распахнул дверь в покои, которые всё это время были для него сладким пристанищем грёз, а сейчас стали убежищем для человека, поступившего с ним так низко и жестоко. Сокджин стоял у окна, он побелел лицом, когда король ворвался к нему, и низко склонил голову, согласный принять его гнев. — Вы! — крикнул Тэмин. — Как вы посмели! Как вы… Как вы могли! — Он подскочил к сжавшемуся бете, схватил его за плечи и встрянул, заставляя поднять на себя взгляд. — Ты, ты… ты… Он мучительно застонал, глядя на слёзы в прекрасных глазах. Это было больно, так больно! Задыхаясь, мучительно выискивал он в этом полном ужаса и тоски взгляде хоть что-то, что дало бы ему сил успокоиться и попробовать всё обдумать — и ничего не находил там. Сокджин был безумно напуган, он явно понимал, что его ждёт, он раскаивался — да, это смог уловить Тэмин, горячечным своим взглядом проникая в его душу. Но… Но ни капли иного какого-то чувства — растерянности, непонимания, невинного изумления, оскорблённой невинности в конце концов — ничего из того, что могло бы подсказать, что это всё было ошибкой, что Тэмин просто неверно всё понял, не было в этом взгляде. Ким Сокджин был виновен во всём, в чём подозревал его король. Он изменил. Он — изменял. И всё, что думал о нём Тэмин, всё, что приписал ему своим романтическим воображением, — всё оказалось жестокой ложью. Этот бета никогда не был склонен видеть в Тэмине кого-то близкого. А то, что Тэмин принимал за скромность, смущение, кротость и невинность — всё это было холодностью и, возможно, даже отвращением к нему? Мысль об этом доставил Тэмину особую, ни с чем не сравнимую боль. Он стиснул Сокджина в руках, желая сделать ему больно, но бета лишь прикрыл глаза и ни звука не произнёс. — Значит, всё было ложью, — прошипел Тэмин, жадно шаря по бледному лицу изменника. — Всё, что говорили о вас, — всё враньё! О чувстве долга, о чистоте, о верности — всё ложь, да? Фальшивка… ты всегда был со мной таким — фальшивым! — Прошу, нет… Тэмин едва услышал это, но лишь досадливо шикнул и оттолкнул Сокджина так, что тот с размаху ударился спиной о стену, а потом, шатаясь, присел на широкий подоконник: ноги явно не держали его, но на короля он так и не поднял взгляда. — Если ты думаешь, что это что-то меняет, бета, то ты ошибаешься, — стискивав зубы, чтобы не сорваться на бешеный рык, процедил Тэмин. — Я не собираюсь всё терять из-за того, что ты оказался шлюхой, потерявшим стыд и совесть и даже не подождавшим свадьбы, чтобы изменить мне. Ещё и едва ли не на королевском ложе! Он снова выкрикнул последнее, не в силах сдержать ненависть и гнев. Всё горело внутри, его словно ломало, выворачивало от обиды, ему хотелось крушить, бить, терзать, уничтожать — чтобы и этому ненавистному миру было так же больно, как было ему. Но он держался, только сверлил сгорбленную фигуру беты у окна глазами, выискивая в нём раскаяние и боль, находя их и осознавая, что даже они не могут искупить дикую горечь разочарования, которую принесло ему осознание своей глупости и измены своего белого лебедя. «Лебедя, — с ненавистью усмехнулся Тэмин. — Гадина! Отвратительная, похотливая, тупая гадина!» — Так вот, герцог Ким, — выговорил он, дёргая челюстью. — Ты выйдешь за меня замуж, как я и договорился с твоим королём. Ты будешь покорно играть жениха, а потом и мужа моего. Ты сделаешь всё, что я прикажу, ты пройдёшь со мной Помолвление и смирено примешь напиток на обряде Добрачия. — Удушающая волна злобы снова накрыла его — и он снова ринулся на Сокджина, стиснул его в руках и склонился к его уху. — Я буду исправно трахать тебя, сука, слышишь? Я вытрахаю из тебя все мысли об этом мерзавце! Хотя, думаю, долго страдать ты не будешь. Он пойдёт по Золотой десятине уже через три дня. Вот переживёт свой гон — и пойдёт на виселицу. Даже гильотину ради него ставить не будем! И в этот миг он почувствовал, как задрожал в его руках Сокджин, пальцы его вцепились Тэмину в плечи, и внезапно он стал невыносимо тяжёлым. Тэмин отпустил — и Сокджин рухнул перед ним на колени. — Пожалуйста, — глухим и полным рыданий голосом выговорил он. — Умоляю, мой Король, умоляю вас! Сжальтесь над ним! Он оступился всего лишь раз, он верой и правдой служил вашему дому, он... — Как ты смеешь просить за него! — в ярости крикнул Тэмин и топнул ногой. — Как смеешь, изменник, просить за своего любовника?! Вы оскорбили меня самым страшным и постыдным образом! Вы! Если бы я не застал вас, если бы не приехал так вовремя — что бы было?! Он бы трахал тебя всю ночь? Шлюха бесстыдная! Ты бы пришёл ко мне, покрытый им, как сука из-под кобеля, и так же улыбался бы мне? Давал себя целовать? Я касался бы тебя там, где он кончил на тебя, блудь поганая?! Да? И даже не понял бы этого, потому что ты — бета! О, теперь я понимаю все выгоды твоего положения! Даже затраханный им до полусмерти, даже залитый им по горло во все дыры — ты смог бы это счастливо скрывать от меня! Тварь! — И он размахнулся, чтобы дать ненавистному бете увесистую пощёчину, но... Сокджин зажмурился, но головы не опустил. Он готов был принять знак его гнева, он был таким... таким беспомощным, таким отчаявшимся там, у ног Короля... Тэмин опустил руку и стиснул кулаки. — Наше Помолвление будет через три дня, — процедил он сквозь зубы. — Всё это время проведи в купальне. Вымойся везде и тщательно, почую на тебе хоть каплю его вони — убью. И, не в силах больше смотреть на раздавленного его гневом человека, он, развернувшись, бросился вон из его комнаты.