Grand Pas

Песня к главе: Смысловые галлюцинации - Вечность встанет с нами рядом

Воскресное «Лебединое» прошло лучше субботнего, но по завершении спектакля Артем чувствовал себя расстроенным, оттого что Максим видел его вчера, а не сегодня. Надо же, как быстро человек начинает роптать на судьбу, думал Артем, с дежурной радостью выбегая на финальный поклон. Не приди Максим вчера и не заметь его на сцене, они бы так и не встретились, Артем бы унес пластинки в бюро находок, а история бы закончилась. Сам факт того, что Максим оказался на спектакле, уже чудо. Но нет — Артем вскинул руки, приветствуя публику, поклонился и по привычке отбежал назад к Венгерской невесте и ее свите, среди которой был Филипп — человек ненасытное животное, все-то ему мало. После утренней стычки Филипп не разговаривал с Артемом и даже сейчас, сияя рабочей улыбкой, капризно отворачивал голову, однако после спектакля, когда занавес закрылся окончательно и артисты, облегченно выдохнув, отправились на заслуженный перерыв, все же удосужился спросить друга: — Как нога? Полегче сегодня? — Да, полегче, — кивнул Артем, машинально потирая травмированное бедро. — Новокаин колол? — Мазью обошелся. Растяжение бедра, которое Артем заработал в середине февраля на репетиции и которому поначалу не придал значения, было той самой причиной, почему вчера он опозорился перед Максимом. Ладно, не то чтобы опозорился, но уж точно показал не все, на что способен. Круг на grand jete en tournant срезал, хотя сколько ему говорили равняться точно по углам сцены, на всех турах дилетантски выдвинулся вперед, хотя положено стоять на месте, да и вообще от боли переигрывал. Надо было в антракте обколоться новокаином, только все равно лекарство, наверное, не успело бы подействовать. Да и Рома как сквозь землю провалился, а самому себе колоть инъекции обезболивающего Артем побаивался. Вообще в их компании по части уколов доверять можно было еще Филиппу, но Артем старался не прибегать к его помощи, которая неизменно сопровождалась по-семейному бурной тревогой. — Тебе бы врачу показаться, Тём, — глядя, как друг отрешенно потирает бедро сквозь ткань Шутовского костюма, нахмурился Филипп. — Ерунда, — отмахнулся Артем. — Это все потому что я танцевал два спектакля подряд. Слишком нагрузил. — Ага, ну да, — с сарказмом кивнул Филипп. — Только во второй раз болело меньше. Тут Артем не вытерпел: — Когда мне ходить по врачам, если я все время в Театре?! На самом деле, вечером в субботу Шута должен был танцевать артист первого состава, но за неделю до спектакля он чем-то отравился да так, что его до сих пор не выписали из больницы. Потребовалась срочная замена, и Артем вызвался, опередив Шута третьего состава. Впрочем, потом оказалось, что тот не особо-то и рвался. Артем искренне удивился его ленивому отказу: «У меня и так утром в субботу спектакль. Дубль танцевать? Нет уж, спасибо». В картину мира Артема такое мещанство совсем не вписывалось. Это возможность выйти в «Лебедином озере» вечером в субботу! Из третьего состава! Какой балетный танцовщик упустит такой шанс?! Ну да ладно, зато никто не стоял у Артема на пути. — На пути к чему? К разрыву четырехглавой мышцы бедра? — закатил глаза Филипп, открепляя невидимки, на которых держалась его шикарная венгерская шляпа. Они с Артемом шли по одному из внутренних коридорчиков Театра, где со стен обваливалась штукатурка, а тусклые потолочные лампы жужжали, точно в морге. — Ну да, я понимаю, что ты хотел субботний спектакль. Я бы тоже хотел на твоем месте. Но ценой здоровья нахер нужно. — Да все со мной в порядке! Ничего у меня не болит! — Артем вырвался на шаг вперед. — Перестань кудахтать. Ведешь себя, как мамка. — Господи боже, ты весь день собрался ПМСить? — безнадежно вздохнул Филипп, отчего Артем ускорился, окончательно взбесившись и оставив друга позади. Больше он Филиппа в Театре не видел. Смыв тяжелый сценический грим, сбегав в душ, одевшись в повседневные джинсы с блейзером и сдав костюм, Артем поспешил на выход. Он не танцевал вечерний спектакль, и потому рабочий день для него закончился. Подобные поблажки получали только премьеры, балерины и солисты с солистками. Руководство считало, что ценные кадры перетруждать нельзя, и тщательно следило за их нагрузкой. Поэтому Паша сегодня оценивал «Лебединое» из боковой ложи, а Артем освободился не в десять вечера, как обычно, а уже к четырем. Зато Филипп на корифейской должности и кордебалетные Рома с Ксюшей отрабатывали в выходные все четыре спектакля. У корифеев предполагалась замена, но далеко не всегда, а вот второго кордебалета Театр, конечно, не держал. Работа кордебалетных танцовщиков оплачивалась меньше всех в труппе, хотя кордебалет танцевал чуть не каждый вечер, участвовал во всем репертуаре сезона, и труд это был каторжный. Все солисты и премьеры Театра, в том числе Артем и Паша, благодарили небеса за то, что в конце концов вырвались из адовых жерновов кордебалета. Паша давно мечтал, что его Рома проявит себя, получит повышение, станет хотя бы корифеем и наконец закончит так вкалывать, чтобы быть частью рисунка, но Рома не рвался в солисты. От природы спокойный и застенчивый, он всегда отвечал, что ему хорошо на своем месте, что он работает честно и добросовестно и что будет рад, если однажды его усердие заметят и оценят по достоинству. Однако он был не готов, как Филипп, пробиваться в первую линию на классе или почаще, как Паша, маячить перед руководством. Все знали, что Рома талантлив, что ему не место в корде и что в его двадцать шесть лет каждая возможность куда-то вырасти как танцовщику может оказаться последней. Вот только Рома продолжал бездействовать и прятаться за другими, чем страшно бесил Пашу. После окончания Академии и в течение следующих девяти лет, вплоть до нынешнего дня, это была основная тема их ссор, в том числе и той, которая привела к знакомству с Филиппом. Из Театра Артем вышел в приподнятом и взволнованном настроении, безотрывно глядя на экран айфона, где маячили одиннадцать цифр и самое важное на сегодня имя «Максим». Артем не решался позвонить ему весь путь от гримерки до служебной двери и придумывал возможные сценарии будущего разговора. В конечном счете, посидев немного на скамейке во внутреннем дворике, Артем нашел крайне резонный и убедительный аргумент: «Если не позвонишь, вы не встретитесь». А встретиться очень хотелось. Максим снял трубку буквально после первого гудка. — Привет! — стиснув в руке айфон, Артем направился в сторону арки. Оставаться на одном месте стало невозможно. — Узнал? — Конечно, — добродушно отозвался Максим. По телефону его голос казался более плавным, чем в жизни, но при этом и более взрослым. А еще — соблазнительно хрипловатым. Хотя, может, это связь все искажала. — Ты ведь обещал, что позвонишь. — И ты ждал? — улыбнулся Артем, тут же упрекнув себя за вопрос, очень похожий на флирт. Максим, однако, поддержал его: — А ты как думаешь? Быстро я ответил? — Ага, — хмыкнул Артем, толкая плечом створку ворот, чтобы попасть в следующий двор из тех, что вели от Театра на улицу Пестеля. — Теперь и у меня есть твой номер, — заметил Максим. — Мне стоит опасаться? — поинтересовался Артем с иронией. — Лучше не оставлять номер незнакомцам. — Ну ты же мне оставил. — Ты не был незнакомцем, я видел тебя вчера в балете, — вывернулся Максим. — Окей, раунд за тобой, — Артем засмеялся, обходя лужу на детской площадке. — Ты, кажется, говорил утром про одно место... — Да-да, — Максим кашлянул, меняя расслабленный тон на деловой. — Ты уже освободился? У Театра сейчас? Если хочешь, можем встретиться и дойти вместе, я недалеко, а если не хочешь, то скину тебе адрес бара. Ну, я понимаю, что с прогулкой может быть перебор, поэтому все нормально, если ты откажешься и... — Мне бы домой заглянуть, вещи оставить и переодеться, — деликатно прервал Артем. — Без проблем, — голос в трубке вдруг скакнул, выдавая неловкость, и Артему тут же полегчало. Максим тоже волнуется. И точно в подкрепление догадки, Максим продолжил: — А где ты живешь? То есть... Блин, это тупой вопрос, забудь. Так, ладно. Отмотали на пару фраз назад. Я тебе скидываю адрес, и встречаемся в баре, идет? — Может, встретимся на Сенной? — Артем миновал последнюю из арок и наконец оказался на улице Пестеля. Максим без промедления поддержал спонтанную перемену планов: — Во сколько тебе будет удобно? — Давай... — в этот момент взгляд Артема упал на припаркованный у тротуара Cadillac Escalade. — Давай я тебе перезвоню. — Эм... — Максим растерянно осекся, но тут же попытался сгладить удивление. — Хорошо. Буду ждать, — после этого он снова помолчал, а потом, словно что-то почувствовав, осторожно спросил: — Все в порядке? — Да, в полном. Извини, пожалуйста. Я перезвоню, — Артем скинул звонок и, надеясь, что Марат ничего не видел, открыл пассажирскую дверь «Кадиллака». Посверкивая лысиной, голова опекуна медленно повернулась в его сторону. Марат выглядел мирным и спокойным, будто сытый до отвала удав. Эта подчеркнутая невозмутимость казалась подозрительной и придавала лицу, и без того похожему на булыжник, истинно зловещее выражение. — С кем болтал? — приветливо спросил Марат. «Вот сука, все-таки заметил», — Артем рассержено плюхнулся на сидение и сильней положенного хлопнул дверью. Благодаря долгому и близкому знакомству с Маратом его порог страха перед ним был гораздо выше, чем у окружающих, но вот свыкнуться с пронырливой дотошностью Артем так и не сумел. Больше всего бесило, что проблемы с контролем у Марата начинались и заканчивались непредсказуемым образом. Занятый делами, он запросто мог не вспоминать про Артема неделями, зато потом вдруг ни с того ни с сего превращался в цербера, который караулит у Театра, читает переписки, тащит на «ужины» и, самое гадкое, настойчиво намекает на оплату. Артем редко мог предсказать, в какой фазе биполярки Марат проснется завтрашним утром, будет ли с рычанием лезть к нему в трусы или наплюет на все и даже не позвонит. Главное, что Марат давал ему передышки, периодически пропадая и тем самым позволяя пожить. Видя, что сегодня Марат вроде как адекватен, Артем решил не отчитываться: — Ни с кем, — буркнул он, демонстративно перекладывая айфон в другой карман. Скрытность частенько выводила Марата из себя, но сегодня Артем не просчитался. Марат лишь пожал плечами: — Ладно. И потянулся к Артему. Тот быстро отвернул голову, так что поцелуй смазался по щеке. — Ты чего? — нахмурился Марат. Артем и сам не знал чего. Приветственный поцелуй был у них обычным ритуалом. Артем не противился безобидному чмоку в губы, рассудив, что с ним проще смириться, чем бороться. Но сегодня отвращение как-то особенно зашкалило. Артема начало воротить даже от запаха Kilian, которыми Марат явно неспроста себя облил. Только теперь Артем заметил, что опекун одет не в повседневный спортивный костюм или джинсы с толстовкой, а в классический стиль. Уровня мерзости это, впрочем, не меняло. Артем не хотел сейчас ни видеть Марата, ни прикасаться к нему, ни, уж тем более, целовать. — Зачем ты приехал? — сквозь зубы процедил Артем, с трудом опустив «нарядный, как на поминки». — Повидаться. — Да не пизди. Марат гневно цокнул языком: терпение лопнуло. Ну, он еще хорошо продержался. — Ты мне нужен сегодня вечером, — тон опекуна сменился с подчеркнуто радушного на жесткий, как полено. — Ужин Совета директоров. Ах вот оно что... — Ну а я тут причем? — Артем уперся лбом в боковое стекло, лишь бы только не смотреть на Марата. Тот тем временем пытался справиться с набирающей обороты агрессией. Ужин, по всей вероятности, был важным, но объяснять смысл мероприятия мальчишке Марат не собирался, надеясь на покорность. Артем слышал, как раздулись кузнечные меха, прежде чем затылок обожгло струей воздуха. — Не все в компании одобряют отъезд твоего отца в Штаты, — терпеливо начал Марат. — Некоторые здорово беспокоятся по этому поводу и вставляют мне палки в колеса. Им будет спокойнее, если они увидят тебя на ужине. Будут по классике думать, что Слава подготовил сына в качестве преемника, а не просто слился. Все понятно. Старая песня. Сколько Марат ни пытался по тому или иному поводу втянуть подопечного в бизнес, он всегда получал один ответ: — Я танцовщик, и мне так насрать, ты даже не представляешь. — Блять, Артем! — Марат с силой долбанул ладонью по рулю. Эффекта это не произвело. Артем продолжал отрешенно таращиться в окно. — Мне надо, чтобы ты приехал со мной на этот ужин и показался гостям, а после можешь валить хоть на все четыре стороны. — У меня есть дела, — отрезал Артем. — Какие еще дела? — Личные. — Я тебе еще раз повторяю, — гнев захватывал позиции: Марат понизил голос, четко и угрожающе выговаривая каждый слог, — у тебя не может быть личных дел, когда ты нужен мне. Тебе понятно? Артем молчал. — Понятно?! — Марат крутанул его к себе за подбородок и вперился в лицо, обжигая кожу мощными свистящими выдохами. Артем не отвечал. Вот теперь ему стало страшно. Стиснув зубы от боли и рвано дыша, он старался не поднимать на опекуна глаз. — Я сейчас везу тебя на Гривцова, ты приводишь себя в порядок, и мы едем в «Летучий голландец», — Марат брезгливо отпихнул Артема и повернулся, чтобы завести мотор. В этот момент, кое-как восстановив сбившееся дыхание, Артем тихо, но четко выговорил: — Я сейчас иду по своим делам, а ты идешь нахуй. Прежде, чем Марат опомнится, он пулей вылетел из машины и, сжав в руке спортивную сумку с вещами, перебежал на другую сторону улицы. «Кадиллак» отчаянно заревел клаксоном, но Артем уже был в безопасности. Чтобы начать погоню, Марату в его танке нужно как минимум развернуться. Делать этого он не станет. Он, конечно, конченый, но не настолько. Херня. Побесится и забьет. Продемонстрировав «Кадиллаку» средний палец, Артем закинул сумку на плечо и отправился в сторону Фонтанки. Происшествие с Маратом подогнало в кровь адреналин. Артем вытащил из кармана айфон, без раздумий набрал номер Максима и откашлялся, возвращая себе прежнее бодрое расположение духа. — Алло? Привет, это снова я. Да, я все уладил, извини, что сбежал. Ну как? Все в силе? Отлично! Давай часов в восемь на Сенной... Домой Артем добрался куда скорее, чем обычно, и все оставшееся до встречи время посвятил сборам. Хорошо, что квартира пустовала, иначе друзья бы точно не оставили без внимания, как Артем метался между своей комнатой, отпаривателем в комнате Филиппа и старинным ростовым зеркалом у входной двери. В сотый раз переодеваясь, расчесывая волосы, сбрызгиваясь подвернувшимся под руку Hugo Boss Филиппа («Блин, он однажды заметит и точно меня прикончит») и поворачиваясь к зеркалу то одним, то другим боком, Артем вдруг поймал себя на мысли, что еще никогда не ходил на встречи с мужчинами. Да, рядом вечно крутился Марат, с которым за четыре года нездоровых отношений они обошли, наверное, все питерские рестораны, но это было не то. Ни сверстники в Академии, ни коллеги в Театре, ни знакомые, как говорили артисты балета, «с улицы», то есть не связанные с танцевальным искусством, никогда не звали Артема на вечерние встречи. Он боялся говорить «свидание», потому что Максим в этом плане был загадкой и при знакомстве установить что-либо конкретное о его ориентации не удалось, но страшно хотел, чтобы в конечном итоге поход в бар оказался не просто походом в бар и его можно было окрестить настоящим первым свиданием. «Ага, ну конечно», — Артем дернул вверх замок короткой курточки Филиппа («Не пойду же я в бар в твидовом пальто, как хипстер»), последний раз окинул себя в зеркале придирчивым взглядом, потряс волосами, которые как назло завились от влажности в крупные нелепые локоны и, щелкнув задвижкой входной двери, выключил в коммуналке свет. Ладно, пусть Максим относится к их встрече как хочет. Может, постепенно удастся склонить его в нужную сторону. На минуту Артем оторопел от собственной наглости. Это давно ли он стал таким соблазнителем? И почему он вообще так отчаянно хочет понравиться Максиму, таинственному незнакомцу, посланному самой Судьбой, рокеру, барабанщику, поэту... А, ну да, понятно почему. Только на подходе к Сенной площади Артем наконец вспомнил, что оставил дома вещи Максима и что, более того, даже не подумал взять их с собой. От такой забывчивости ему стало не совестно, а, наоборот, хорошо и даже радостно. Это значит, что нынешняя встреча не последняя, что можно немного расслабиться. Хотя Максим ведь знает из Инстаграма, что пластинки у Артема, и, наверное, будет их ждать. Надо сразу же все прояснить, извиниться за оплошность, а то... — Эй, привет! — кто-то преградил ему путь. В первом порыве Артем едва не сказал: «Нет, спасибо», приняв незваного гостя в личном пространстве за одного из промоутеров, которые исправно бродят по Сенной площади и ее окрестностям, но это был не промоутер. Это был Максим. — П-привет, — Артем запнулся, пытаясь выдавить непринужденную улыбку. Все прежние размышления как ветром сдуло. — Я тебя напугал? — забеспокоился Максим. — Извини, ты просто... Я увидел, как ты идешь, никого не замечаешь, и решил тебя тормознуть. Иначе ты бы до Невского дошел. Или еще дальше. — Я... да, спасибо, я что-то задумался, — смущенно усмехнулся Артем. Ну как так можно?! Чуть мимо не прошел! Отличное начало для «первого свидания». — Классно выглядишь, — вдруг отметил Максим. Артему показалось, что слова эти вырвались у него непроизвольно, ускользнув из-под контроля разума прежде, чем удалось их сдержать. Артем глянул на Максима удивленно и заинтересовано, но тот с искренним вниманием переключился на бабушку в зеленом жилете, которая шаркала в направлении переулка Гривцова, сгорбившись и печально бубня в закрепленный у рта микрофон: «Магазин цветов “Фантазия”, цветы оптом и в розницу...» — Спасибо, — чуть слышно выговорил Артем, а после, подумав, решился дать Максиму встречный намек. — Ты... тоже классно выглядишь. Максим действительно здорово отличался от себя утреннего. Тогда Артем не мог толком ни воспринять, ни, уж тем более, оценить его внешний облик, напрочь оглушенный самим фактом их мистического знакомства, но сейчас понемногу понимал, что с утра Максим выглядел странновато. Взбудораженный, небритый, помятый, и эта ужасная толстовка, будто прямиком из сувенирного ларька у Спаса на Крови. То ли дело сейчас. Сейчас он был тем самым Крисом Праттом: элегантное черное пальто, мягкое кашне на шее, выровненная триммером щетина, по-мужски уверенная поза, которая производит шикарный эффект в сочетании с мощным широким торсом. Только темные волосы смешно взлохматились, а взгляд голубых глаз мягкий и очень-очень добрый. У Артема даже екнуло в груди, едва он вновь столкнулся с этим взглядом. На минуту повисло молчание. Максим застыл, держа руки в карманах. Артем незаметно перекатывался с пяток на носки. Они смотрели друг на друга с робким любопытством, не решаясь начать разговор, пока Максим не растянул губы в приветливой улыбке, так что в уголках глаз мелькнули складочки: — Я пока не знаю, можно ли вам, балетным, есть, но уже выяснил, что вам можно пить. Светлое, значит? Артем с облегчением выдохнул и, вдохновившись шуткой Максима, разоткровенничался: — На самом деле, я просто мало что пробовал, кроме светлого «Гиннеса». Максима такое признание необычайно оживило: — Так значит, ты не пробовал крафтовое пиво?! — Да как-то не приходилось... — Это надо исправлять, — крутанувшись, Максим пошел спиной вперед по направлению к улице Ефимова, так чтобы видеть перед собой Артема. — Осторожно! — засмеялся тот. — Ты сейчас в кого-нибудь врежешься. — Я полностью контролирую ситуацию. — Да неужели? — Артем ускорился и мягко сдвинул Максима за плечи, когда тот чуть не напоролся на стойку продажи сим-карт. И если Артем все еще продолжал веселиться, то Максим мгновенно посерьезнел и выровнял походку вместе с тоном голоса: — Что-то я увлекся. — Все нормально, — подбодрил его Артем и быстро добавил: — Я тоже увлекся. Максим понял, что речь о внезапном прикосновении, и, коротко улыбнувшись, отвел взгляд. Он, взрослый мужчина с телосложением атлета и бунтарским прошлым, смущался и нервничал не меньше самого Артема, и это было так мило, что Артем понемногу успокоился. И тут же ляпнул: — Мне, кстати, есть восемнадцать. — А? — Максим медленно-медленно перевел к нему растопыренные глаза. — Ну... — Артем прикусил язык и чуть не хлопнул себя по лбу, — для бара. Я паспорт взял. Есть, конечно, места, где с двадцати одного, а мне только девятнадцать, но все равно... — Да, это важно, — максимально ровно ответил Максим, кивнув. Затем они отвернулись друг от друга и даже ненадолго разошлись в толпе на переходе улицы Ефимова. Именно тогда Артем, искоса поглядывая на Максима, вдруг осознал с затаенным восторгом: все эти комплименты и неловкости неспроста. У них в самом деле свидание. Бар, куда Максим привел Артема, находился в подвале глубоко внутри дворов, так что без наводки не найдешь, и оттого в нем было немноголюдно, спокойно и как-то особенно уютно. Помещение на десяток столиков, оформление под ирландский паб, приглушенный свет и ненавязчивая музыка. — Я знаю много таких местечек в Питере, — между делом сказал Максим, заметив, что Артем с интересом озирается по сторонам. — Только не подумай, что я конченый алкоголик. — Я и не собирался так думать, — засмеялся Артем. — С чего бы? — Не знаю, просто... слушай, может, туда сядем? — Максим кивнул на дальний столик и тут же заспешил в его сторону, вызвав у Артема теплое чувство. Бедный, так нервничает, будто это у него первое в жизни свидание. Если поначалу Максим произвел однозначное впечатление состоявшегося мужчины с бурным прошлым, которое наделило его годами бесценного опыта, то теперь выяснялось, что он, похоже, не такой уж и самоуверенный. Артема это ничуть не отталкивало, даже напротив. Благодаря мальчишеской взволнованности Максим напоминал ему его самого и казался очень земным и настоящим. И если сперва Артем немного беспокоился из-за разницы в возрасте, которая у них с Максимом превышала десяток лет, то сейчас понимал, что робеть совсем не стоит, и Максим точно не придавит его своей чудовищной зрелостью. — Здесь здорово, — Артем ободряюще улыбнулся, садясь напротив Максима. Крепко сколоченный столик темного дерева находился в углу возле дальней стены, отделенный от прочих проходом и минималистической этажеркой с вазами, статуэтками и кораблями в бутылках. Из динамика струилась легкая фоновая музыка, над столешницей свисала пузатая лампа, ее мягкий свет перемешивался с полутьмой, будто джин с колой, и обрисовывал сидящих, растушевывая контуры их фигур. Все это создавало впечатление уединенности и располагало к беседе. Максим выложил на стол потрепанный смартфон, покрутил подставку с акциями, поерзал на диване, включил экран смартфона, посмотрел уведомления, выключил экран, передвинул смартфон, коротко кашлянул, положил руки на столешницу, сцепил пальцы в замок, глянул на Артема, улыбнулся, отвел глаза, загреб рукой по волосам, проверил, не идет ли официант, побарабанил по столешнице, коротко вздохнул, и наконец Артем спросил: — Ты часто здесь бываешь? — Да не то чтобы, — с огромным облегчением включился в разговор Максим. — Пару раз приходил с коллегами. Обычно я выбираюсь в город с ними. Артем кивнул. С коллегами? В смысле, коллегами по рок-группе? Так, что-то здесь не сходится. С одной стороны, пластинки, с другой, деловой стиль одежды и всякие там коллеги. — А можно тебя кое о чем спросить? — решился Артем. — Чем ты занимаешься по жизни? — О, ты не захочешь забивать этим голову, поверь, — Максим откинулся на спинку дивана и на мгновение нахмурился, будто вспомнив о раздражающем и чешущемся укусе комара. В этот момент наконец-то подошла официантка, которая, с улыбкой пожелав гостям доброго вечера, положила на стол меню. — Давай-ка лучше закажем выпить. При выборе напитков Максим почувствовал себя увереннее. Зря он переживал, что Артем посчитает его алкоголиком: тот в жизни не встречал подобных ценителей, даже среди знакомых Марата, а потому не столько слушал Максима, сколько любовался им во время спонтанной лекции. Максим мог рассказать чуть не про все позиции меню, оценить достоинства и недостатки любого вина, проследить историю создания отдельных сортов пива и разложить по полочкам состав каждого из коктейлей. Артему было достаточно робко обрисовать, что ему нравится — «Ну... помягче, полегче, с приятным послевкусием» — и Максим уже все для него выбрал. Кстати, светлое Blanche ma Cherie, которое вскоре принесла официантка, действительно оказалось очень приятным, с теплым привкусом апельсина и меда. На открытый комплимент Артем не отважился, а потому с улыбкой подколол: — Ты случайно не учился на курсах сомелье? — Меня жизнь научила, — подмигнул Максим. — А, ну само собой. — Слушай, а ты... — Максим положил предплечья на стол и чуть подался вперед, — будет очень тупо, если я начну задавать вопросы про балет? — Хочешь, я задам их вместо тебя? — Артем повторил движение Максима, так что теперь они сидели, слегка сблизившись над столешницей. — Едим ли мы человеческую еду? Да, едим. Мы едим все, просто в адекватных количествах, без «Макдака» на завтрак и тортов на ужин. Больно ли танцевать на пуантах? Мне не приходилось на них стоять, но говорят, что нет. У артисток балета есть специальные вкладыши в пуанты для защиты пальцев, ну и мы все большие фанаты пластыря. Ноги в кровь стираем часто, но это так, издержки профессии. Что еще? Практически все время мы проводим в Театре, но это не значит, что у нас нет других интересов и мы не умеем общаться с другими людьми. У многих есть сторонние увлечения, также многие заводят друзей вне Театра. Кто-то даже женится не на танцовщицах. Последнее отчего-то позабавило Максима, и он добродушно усмехнулся. — Это то, что обычно спрашивают, — подытожил Артем. — Еще, бывает, хотят узнать, не кружится ли голова при вращениях. Кружится и даже очень, нужно найти одну точку и смотреть только в нее, возвращать туда голову при каждом повороте. Тогда не сойдешь с места, и все получится... — Я хотел узнать, что ты чувствуешь, когда танцуешь, — мягко прервал его Максим. Артем осекся на полуслове и пораженно замолчал. О таком, да еще и совершенно серьезным тоном, его еще не спрашивали. — Вчера вечером, когда я смотрел на тебя в «Лебедином озере», мне показалось, что ты... — Максим задумался, подыскивая слово, — что ты прямо живешь на сцене, болеешь своим делом. Это очень вдохновляет. — Правда? — смутился Артем. На щеках начала проступать дурацкая краска. — Конечно, мне нравится балет. Это почти вся моя жизнь. Мне нравится танцевать, выходить на сцену... — Но ведь это такой тяжелый труд. — Труд окупается результатом, — возразил Артем. Максим по-прежнему сидел, подавшись вперед, и выглядел заинтересованным. — Балет — это искусство для сильных духом, ты прав. Далеко не каждый выдержит. Классы и репетиции утомляют. У нас почти нет выходных. Репертуар сложный и разнообразный. Нужно много всего знать, много уметь, держать себя в форме, постоянно совершенствоваться. Но знаешь, — Артем помедлил, — это того стоит. Когда ты преодолеваешь себя, добиваешься нового результата, например, устойчивости в пируэте или стабильности в поддержке, ты чувствуешь такое счастье, прилив сил и даже какое-то... ну как сказать... могущество, что ли. А потом после долгой подготовки ты выходишь на сцену, проживаешь спектакль, стоишь на поклонах и понимаешь, что это твое место, что ты его заслужил. И это классное чувство, правда. Оно никогда не надоедает. Максим слушал не перебивая. — Ну вот, например, «Лебединое озеро», — продолжал Артем. — Это один из самых популярных балетов, люди на него идут, он постоянно в репертуаре. У меня в марте шесть афишных спектаклей, это значит, что я исполняю партию, которую прописывают в программке, Шута, но у нас есть еще два Шута кроме меня, и когда танцует другой состав, я иногда встаю в вальс. В общей сложности у меня около десяти «Лебединых» только за март. Но я не устал от него, мне не надоело. Когда ты надеваешь костюм, наносишь грим, когда все вокруг готовятся, когда ставят свет, когда собирается публика, когда оркестр начинает играть и ты выходишь на сцену — ты отключаешься от реальности и переносишься в другой мир. И он каждый раз новый, особенно если ты солист и у тебя игровая партия. Мне нравится партия Шута, в нее можно добавить что-то свое. Да и вообще «Лебединое озеро» очень красивый и глубокий балет. Он ведь не только про то, как принц влюбился в заколдованную девушку. Он про то, как человек борется за счастье вопреки самой Судьбе. И ты только вдумайся: там тридцать два лебедя, четыре линии по восемь человек, и все двигаются как одна. Или тридцать две тени в «Баядерке». Или тридцать две вилиссы в «Жизели». Тридцать два человека становятся одним целым ради мимолетной красоты. Быть причастным к чему-то столь масштабному — это очень здорово, — Артем сделал паузу, чтобы прочувствовать собственное благоговение, и вдруг опомнился. — Ой, я что-то... — он схватился за пивной бокал, давно принесенный официанткой, — я что-то заговорился, прости. Ты сейчас решишь, что у меня один балет в голове. — Нет-нет-нет, все в порядке, — поспешил успокоить его Максим. — Мне правда интересно. Ты даже не представляешь, как я далек от мира балета и как это все для меня необычно. Я никогда не был фанатом высокого искусства, многие годы я вообще его отвергал, но сейчас, встретив тебя, я будто... во мне что-то начало меняться, и я понял, что готов расширять горизонты. Выпалив это на одном дыхании, Максим тревожно осекся, словно понял, что на самом деле подразумевала последняя фраза. Артем осторожно отпил из бокала, потеребил лежавшую на столе салфетку, чуть отвернул голову и, покосившись на Максима, негромко попросил: — Расскажи о том, что тебе нравится. Думаю, я тоже готов... расширять горизонты. Он полагал, что сейчас услышит воодушевленную исповедь, подобную его собственной, про любовь к тяжелой музыке и барабаны с именами праотцов рока и перечислением заслуг самого Максима, и готовился, улучив момент, наконец упомянуть про пластинки, но Максим, к его удивлению, далеко не сразу нашелся с ответом, а поначалу вообще понес какую-то чушь: — Мне, конечно, с тобой не сравниться... Здорово, когда весь отдаешься любимому делу... Хотел бы я иметь увлечение, которое перерастает в стиль жизни... Я много работаю... Люблю хорошие фильмы, знаешь, из классики, со смыслом... На самом деле, я человек заурядный... Особенно на твоем фоне... М-да... Взрослая жизнь, чтоб ее... Убивает романтику... Ну что еще... Мне нравится музыка... — Какая? — потребовал Артем, обрывая весь льющийся напротив бред. — Ну... — Максим придвинул поближе свой бокал темного пива, хмыкнул в сторону, помедлил и вдруг, будто решившись на прыжок с тарзанкой, уставился на Артема в упор: — А ты как думаешь? — Я думаю, рок, — без обиняков ответил Артем. На секунду повисла пауза. Они оба все понимали и молча обменивались этим пониманием, не зная, кто должен первым облечь очевидное в слова. На душе у Артема подскребывался стыд: нужно сказать о пластинках, прямо сейчас, немедленно, пока Максим не решил, что он присвоил чужое имущество. Но Артем просто не мог взять себя в руки и отвести взгляд от потрясающих глаз Максима, таких насыщенно синих в приглушенности бара, словно их затопило водами Невы, но не обычной сумрачно-осенней, холодной и враждебной, а летней — весело флиртующей с солнцем. — Я играю на барабанах с тринадцати лет, — наконец произнес Максим. — Спасибо, что сохранил мои вещи. Он стал рассказывать, как увлекся в детстве музыкой, впервые услышал We Will Rock You, караулил пластинку Highway to Hell в музыкальном магазине и неумело барабанил по книжкам под присмотром продавца, как затем записывал песни на кассеты, учил рудименты и играл с приятелями в гаражах, как впервые вышел на сцену в шестнадцать лет в каком-то неказистом маленьком баре и как затем впервые напился... Артем слушал, затаив дыхание. Максим обожал музыку и, говоря о ней, изменялся до неузнаваемости: робость пропадала напрочь, он вспыхивал вдохновением, как бенгальский огонь, и становился похож на большого восторженного ребенка. Артем боялся прервать нечаянным словом поток его счастливых воспоминаний, и чувствовал, что пропадает, сраженный страстью и обаянием Максима, которые явили себя во всей красе и о которых сам Максим, судя по всему, даже не догадывался. Но вдруг, чуть не на самой высокой ноте, запал Максима начал затухать. Он дошел до того, как безуспешно пытался сохранить группу во время учебы в университете, ездил в ментовку из-за соседского заявления на шум и воевал за барабаны и музыку с зыбучими песками рутины. — Мне не удалось сделать музыку профессией. После армии я искал работу, перебивался чем придется, а потом устроился в фирму, которая занимается «умными домами». Там и работаю до сих пор. Я люблю музыку, но... — Максим глубоко вздохнул, а у Артема сердце сжалось в комочек от этого ужасного «но». — Я даже не знаю, как объяснить тебе эту хрень. Ты поймешь, когда станешь старше. Иногда реальность берет свое, и тебе волей-неволей приходится уступить и отказаться от юношеских увлечений. — Ты больше не играешь?! — ахнул Артем. — Совсем?! — Увы, — Максим пожал плечами. — Я рад, что у тебя с балетом все сложилось. Правда. Блин, я зря это начал... — он раздосадовано отодвинул бокал в сторону. — Из тебя явно получается лучший рассказчик. — Нет, все нормально, просто... — Артем свел к переносице брови. — Не могу поверить, что человек вынужден бросить самое любимое дело. Не понимаю, как так. — Тебе девятнадцать, вот и все, — улыбнулся Максим. — И ты всегда жил в мире искусства. — Мне очень жаль, что у тебя так вышло, — искренне посочувствовал Артем. Максим был удивлен таким участием и, кажется, тронут. Артем успел заметить, как по его лицу пробежала тень смущения, которое Максим тут же попытался скрыть сарказмом: — Ну что, все? Я упал в твоих глазах? Попросим счет? И хотя Артем догадался о чувствах Максима, слова прозвучали обидно и царапнули по сердцу, будто наивного мальчишку поймали за фантазированием воздушных замков. Но ведь музыка — вся жизнь Максима! Он так рассказывал сейчас, с такой любовью! Он так увлеченно играл на том подростковом видео! У него столько красивых стихов! Он так смотрел на пластинку в вагоне, так ласково и печально... У Артема кошки скребли на душе. Максим делал вид, что переболел музыкой и отпустил ее, что сейчас вспоминает о прежнем увлечении с ностальгией и умилением, будто об увядшей молодости, но на самом деле он ведь ничуть не переболел, не отпустил, не повзрослел и не смирился. Он просто заставил себя бросить музыку и теперь, запрятав себя куда-то подальше, притворяется обычным. — Мне кажется, ты бы стал хорошим барабанщиком, — вполголоса проговорил Артем. — Я бы пришел на твой концерт. Максим грустно хмыкнул, пряча потускневший взгляд и незаметно, по-детски обиженно кусая губы. Он расстроился, очень, только изо всех сил старался запереть эмоции на замок, ведь взрослым мужчинам не положено проявлять уязвимость. Именно в этот момент Артема, как ни странно, потянуло к Максиму особенно сильно. Он захотел утешить его, взять за руку, взбодрить, вновь увидеть бьющий энергией фонтан, вообще исправить всю эту историю. Да как же так?! Вот человек, сидит, умеет быть счастливым, но почему-то сам у себя это счастье отбирает. — Макс, — осторожно позвал Артем. Ему казалось, он обращается не к самому Максиму напротив, а к тому, кого он прячет в глубине души и к кому Артем уже привязался за прошедшие недели. — Ты не против, если я буду звать тебя так? — Конечно, не против, — ответил Максим, и Артем едва удержался, чтобы не коснуться его пальцев, машинально и нервно щупавших телефон. — Ты не торопишься? — вновь отважился он, сам не зная, что делает. Максим искренне удивился: — Нет, не тороплюсь. С чего бы? — Давай уйдем отсюда, и ты расскажешь мне еще о музыке. Такого поворота событий Максим не ожидал. Он ненадолго завис, пальцы перестали бегать по экрану телефона, но еще прежде, чем он ответил, Артем испытал смутное предчувствие того, что все получится. — Тебе правда интересно? — Максим недоверчиво прищурился, и Артем закивал с таким истовым рвением, что Максим в ответ прямо-таки засиял. Наверное, он без труда разгадал уловку, но какая разница, если он воспрял духом, а его глаза вновь зажглись чистой детской непосредственностью? От бара они вернулись на Сенную площадь, не слишком вдумываясь в маршрут прогулки и продолжая общаться о музыке, искусстве, роке и балете. На улице давно стемнело, зажглась городская подсветка, искрами рассыпалась по зданиям и глянцевым от влаги тротуарам. Люди шли навстречу Артему с Максимом чехардой настроений и мыслей, суетливо уносились куда-то и растворялись в Петербурге. Затерявшись среди толпы, было легче расслабиться. Максим так оживленно и красочно описывал любимые песни, что в какой-то момент Артем не выдержал и просто достал из кармана airpods. — Вот, держи, один тебе, другой мне, — он протянул наушник Максиму. — Как там трек называется? — Трек, — усмехнулся Максим, — называется Lorelei. — Сейчас найду в «Контакте», — не уловив иронии, кивнул Артем. Разделив одну музыку на двоих, они шли по загруженной Садовой улице, где в этот час уже, к счастью, свернули стихийные точки продажи зарядок для телефона, детских пинеток, блоков сигарет, женских шалей и ананасов, освободив для пешеходов добрую половину тротуара, и говорили друг с другом все более открыто и легко. Артем быстро понял, что классический рок — не его история. Несмотря на восторги Максима, песни звучали как-то однообразно, старо и тягомотно. Кроме самой первой мелодичной Lorelei, нежно окутавшей вечернюю улицу лирикой, Артему ничего не понравилось. Но это не имело значения, и Артем даже не думал прерывать увлеченные рассказы своего собеседника о гениальности Джима Моррисона и о «Клубе 27». Гитары дребезжали в правом ухе, Максим вещал со знанием дела, а Артем в это время никак не мог отвести от него глаз и отделаться от глупых подростковых мыслей: «Какой же он красивый, когда счастлив...» На углу Мучного и Садовой Максим на минуту заскочил в «Дикси», чей неказистый рыжий вход расположился прямиком под старинным угловым балконом, а после они свернули в менее людный Апраксин переулок. — Какой у тебя самый любимый балет? — между делом поинтересовался Максим. — По какому критерию? — уточнил Артем, но, заметив недоуменное выражение лица собеседника, быстро добавил: — Ты не подумай, что я зануда, просто на балет можно смотреть с разных точек зрения... — Это с каких, например? — Ну... в плане сюжета, хореографии, музыки, личного участия, общей зрелищности... — Так, стоп! Я понял, — Максим засмеялся и кивком предложил свернуть налево: они уперлись в набережную Фонтанки. — Какой балет ты считаешь самым масштабным? — Из классических или совре... Окей, — смиренно вздохнул Артем, — «Спящая красавица». — Почему? — А ты ее видел? Максим скосил к нему глаза и неопределенно протянул: — Может быть... Частями... Мельком... Ну ладно, нет. — Мариус Петипа поставил «Спящую красавицу» в конце девятнадцатого века, и это оказалась до того грандиозная работа, что в мире балета случился настоящий кризис. «Спящая красавица» была вершиной классического балета и в плане хореографии, и в плане постановки, и богатства, ну и вообще. Переплюнуть такой колоссальный труд было невозможно, и балетмейстеры начали искать новые пути развития. Так появились постановки Михаила Фокина, «Русские сезоны» Дягилева да и вообще все новаторы двадцатого века. — Здорово, — Максим жестом поманил Артема за собой на светофоре. К тому моменту они уже достигли площади Ломоносова и улицы Зодчего Росси, и Артем, пользуясь возможностью, рискнул предложить: — Хочешь покажу тебе Вагановку? Внутрь меня не пустят, но можно пройти мимо. Расскажу тебе еще увлекательных балетных историй. Он старался звучать ненавязчиво, но на самом деле и он сам, и Максим, как-то разом посерьезнев в лице, уловили всю внезапную значимость наступившей минуты. Артем приглашал Максима, с которым едва-едва познакомился, в святая святых, свою цитадель. — Пойдем? — взволнованно спросил Артем. Они стояли на углу возле пешеходного перехода и не решались сделать следующий шаг, словно он означал нечто гораздо большее отстраненной болтовни первой встречи. Облитая жидким золотом, улица Зодчего Росси струилась к Александринскому театру, жемчужине, сияющей перламутром, и Артем знал, что сейчас видит улицу своего детства точно так же, как Максим: это была мощенная помпезностью дорожка прямиком в душу. — Пойдем, — кивнул Максим. Никого другого здесь не было. Вся суета воскресного питерского вечера осталась позади, на Садовой и Гороховой. Мимо проезжали редкие автомобили, вырывая темноту из гуашевого воздуха, будто прорехами по ткани, и тут же устремлялись прочь. Артем и Максим неспешно брели по нечетной стороне улицы напротив Академии русского балета, так чтобы лучше рассмотреть вытянутое здание с высокими окнами. Артем в мельчайших подробностях знал, что находится за каждым из них, и мимолетно вспоминал: вот там репетиционный зал, а там сдавали ГОСы по характерному танцу, это раздевалки, а это кабинет математики... — Я много раз здесь проезжал, — начал говорить Максим. Голос его звучал совсем иначе, чем несколько минут назад, и казался теперь бархатисто-утробным, таким уютным, что о него можно было ласкаться. — Всегда смотрел по сторонам, но никогда не видел. Понимаешь? Он обернулся к Артему. Тот все понимал. Улица обступила их, заключила в себя, как в сувенирный шар, где вместо снега на фигурки сыплется позолота. — Все зависит от того, с кем смотришь, да? — Максим аккуратно замедлил шаг, вынуждая остановиться и Артема. Рядом с ними оказалась пустая глазница арки, одновременно пугающая, гротескно уродливая в общей ладной золотой ухоженности, и в то же время манящая своей неизвестностью, будто кроличья нора. Максим беспокойно поглядывал на Артема и тут же озирался по сторонам, как бы проверяя, не идут ли прохожие, а на самом деле просто не решаясь сделать то, что хотел. Сердце у Артема пошло в разгон, и по всему телу, до самых кончиков пальцев пролетели искорки предвкушения. Он знал, что это та самая минута. Вот сейчас, здесь, и тянуть больше незачем. Но Максим медлил, крутил туда-сюда головой, облизывал пересохшие губы, нервно комкал руки в карманах пальто, и Артем, вновь тронутый этой его застенчивостью, сам сделал осторожный первый шаг: — Красота в глазах смотрящего, — шепнул он, имея в виду совсем не улицу Зодчего Росси и не Вагановскую академию. — Знаешь, я... — начал Максим, и по его увядшему тону Артем вдруг понял, что он проиграл свою внутреннюю борьбу и собирается сдаться. А потому... — Знаю, — не дав Максиму продолжить, Артем схватил его за руку, затолкнул поглубже в арку, прижал к стене и поцеловал. От неожиданности Максим не успел даже толком ответить. Артем отстранился, судорожно выдохнул, отрезвляя себя самого, и испуганно глянул на Максима исподлобья. Их разделяли миллиметры, Артем видел, как Максим оторопело застыл, как сверкают в темноте его глаза, и вдруг решил, что ошибся. Ужасно, ужасно ошибся, ошибся так, что сейчас его... Максим дернул его к себе, сгреб в охапку, так что Артем беспомощно охнул, и крепко прижался к губам. Артема тут же повело. В голове помутнело, колени дрогнули. Это был его первый в жизни настоящий поцелуй. Кое-как вернув контроль над телом, Артем скользнул руками Максиму за спину, положил ладони на шершавое пальто и постарался расслабиться, хотя на него напали с такой страстью, что расслабиться было трудно. Напористость Максима немного пугала, но Артем с самого начала подозревал, что под видом заурядного скромняги прячется зверь. Осталось выяснить, может ли этот зверь быть ласковым и нежным. В какой-то момент, будто опомнившись, Максим резко отпрянул. — Я слишком... — голос у него сорвался в хрип, от которого у Артема по коже пробежали мурашки. — Я слишком тороплюсь, да? Я так сразу... — Все нормально, — тихо оборвал Артем. — Мне нравится. Этой простой фразы хватило, чтобы развеять тревоги Максима. Он снова приник к Артему, но все же сбавил обороты. Торопливая властность сменилась бережной чувственностью. Марат так даже не пытался. Нежность была ему совершенно незнакома, и Артем давно привык, что ласки должны быть такими: один бешено напирает, другой покоряется. Только сейчас, плавясь в руках Максима, он узнал, что такое удовольствие, и это было так прекрасно, что он чуть не разрыдался, как идиот. Максим, кажется, заметил его состояние, потому что отстранился, очень мягко и нехотя, и шепнул: — Все в порядке? Артем сумел только кивнуть. Максим слегка улыбнулся, прижался лбом к его лбу и закрыл глаза: — Так хорошо, что даже не верится. — Мне тоже, — чуть слышно отозвался Артем. Хотелось стоять так целую вечность. Объятия Максима были крепкими, надежными, тугими, как кокон. В них Артем чувствовал тепло и абсолютную безопасность. А еще доверие к человеку, которого узнал только нынешним утром. — Макс? — М? — Я еще никогда ни с кем не встречался. Вообще, — сознавшись в этом, Артем опустил голову Максиму на плечо и затих, ожидая реакции. Он был готов к насмешке, или растерянности, или к тому, что Максима смутит подобное откровение, но ничего такого не случилось. Объятия стали еще сильнее, и совсем близко прозвучал осторожный вопрос: — Это был твой первый поцелуй? — Нет, не первый, — честно ответил Артем. — Но у меня никогда не было отношений. — Я понял, — кивнул Максим, поглаживая Артема по спине. Судя по тому, каким ласковым и трепетным было это поглаживание и как Максим напрягся под пальто, он понял, чего еще у Артема никогда не было. — Ты такого не ожидал? — спросил Артем. — Ну... если честно... — Максим смущенно осекся. — Я был уверен, что у тебя есть парень. Сердце у Артема панически скукожилось. — Какой еще парень? — отрешенно пробормотал он. Нет-нет-нет, только не это, он не мог узнать, не мог... — Я нашел тебя в Инстаграме после концерта... — Спектакля, — машинально поправил Артем. — И увидел там этого парня... — Какого? — Артем тут же перебрал в голове свои фото. Он никогда ничего не выкладывал с Маратом. Максим немного помедлил, а потом отозвался с вопросительной интонацией, притворяясь, что сомневается в правильности имени: — Филипп? — Ох боже... — Артем с неимоверным облегчением выдохнул и, отстранившись, заглянул в растерянное лицо Максима. — Филипп мой друг. У нас ничего нет. — Совсем ничего? — с робким недоверием уточнил Максим. — По фоткам так не скажешь. — Мы с ним близки, это правда, — кивнул Артем. — Он мне как брат. Но мы никогда не пытались встречаться. Окей, ладно, один раз мы целовались. Это было быстро и мерзко. — По пьяни? — лукаво хмыкнул Максим. — Нет, там была другая история, — Артем скривился. — Можно не рассказывать? — Можно, — смеясь, разрешил Максим. Он не скрывал радости от того, что соперник оказался мнимым. В этот момент до Артема начало доходить: — То есть подожди... — он сощурился, пристально вглядевшись в сияющие озорством и воодушевлением глаза. Черт, какие же они невероятно синие. — Ты думал, что у меня есть парень, но при этом ответил на мой поцелуй? — Ну... — похоже, Максим надеялся, что эта тема останется в стороне. Если бы его руки не были сжаты в замок у Артема на пояснице, он бы непременно отшагнул в спасительную темноту. А так приходилось лишь стыдливо отворачиваться, пытаясь спрятать совсем уж неподобающую взрослому мужчине краску на щеках. — Ма-акс? — с улыбкой протянул Артем. Прежняя неловкость сама собой рассеялась. — Ну вот такое я говно, — смиренно вздохнул Максим. — Увидел тебя и потерял голову. — Ты поэтому не решался сделать первый шаг? — Да, поэтому, — потупившись, подтвердил Максим. — Но когда ты меня поцеловал, я послал твоего парня куда подальше. Знаешь, как у Наутилуса в песне: «Я хочу быть с тобой, и я буду с тобой». Насрать мне на все остальное. Если... — он вдруг опомнился и тревожно глянул на Артема. — Если ты, конечно, хочешь. Артем молчал, потрясенно таращась на Максима и не находя в себе никаких адекватных слов для ответа. Кровь колотилась в ушах, как шальная, и все тело мелко дрожало в такт учащенному пульсу. Он это серьезно? Он правда готов отбить его у другого? — Ты хочешь? — неуверенно спросил Максим. — Да, — Артем подался вперед и коснулся его губ быстрым поцелуем. — Конечно, хочу. Максим просиял, вновь привлекая его к себе. На этот раз Артем держался смелее, ноги уже не дрожали так явно, но грудь по-прежнему распирало от восторга, а в животе кружились нелепые бабочки. Артем благодарил судьбу, что наконец послала ему шанс вырваться из глухой темницы позора. Его обнимали в сквозящей холодом арке, целовали влюбленно и радостно, а сам он жмурился от удовольствия, терся кончиком носа о колючую щеку и ерошил жесткие волосы, от которых пахло по-мужски резкой свежестью шампуня. Как Артем ни старался отрешиться, он не мог не сравнивать Максима с Маратом и чувствовал с затаенным счастьем, что Марат, которого он всегда считал эталоном физической и моральной силы, все же уступает Максиму. От Максима исходила такая мощь, что дух захватывало. Нужно было лишь пробудить его, как атланта, от вечной рутины, чтобы он наконец расправил плечи и стал тем, кто победит злое чудовище. — Макс? — тихо позвал Артем. — Можно кое-что у тебя спросить? — Конечно, — Максим ласково провел ладонью по его щеке. — Я так искал тебя. Почему ты со мной не связался? Ты ходил в бюро находок? — Я никуда не ходил. — То есть?.. — Я хотел сделать тебе подарок, — простодушно объяснил Максим. — Я думал о тебе не переставая с самой нашей встречи в метро. Хотел, чтобы пластинки остались у тебя. Артем оторопел: — Серьезно?! Ты их даже не искал?! — Нет, — Максим беспечно качнул головой. — Да ты совсем уже! — Артем до того изумился, что даже пихнул Максима в плечо. Тот лишь засмеялся и уверенно заявил, что подарок забирать не станет. Они постояли еще немного, то и дело проверяя, не идет ли кто-нибудь по улице Зодчего Росси и резво отстраняясь друг от друга при звуке чужих шагов, а потом произошло неминуемое: позвонил Филипп. И даже хотя Артем тут же сбросил звонок и вообще для надежности выключил звук, тонкая корочка волшебства уже треснула, и в арку поползла отвратительная реальность. Стало холодно, ветрено, промозгло, из черной глубины завоняло мусорным баком. «Убью дома гада», — чертыхнулся про себя Артем. — Ты, наверное, замерз, мы тут задержались, — Максим взял ладони Артема в свои и чуть потер, пытаясь согреть. Он хотел, чтобы движение получилось ласковым, но рука у него была тяжелой, и поглаживание вышло не совсем безобидным. В ответ на виноватый взгляд Артем ободряюще улыбнулся. Ничего, просто нужно привыкнуть друг к другу. — Хочешь, я провожу тебя домой? — предложил Максим. — Я не навязываюсь, просто, ну... Вызову такси, тоскливо прослежу по карте, как ты едешь... — Не надо тоскливых такси, — развеселился Артем. — Я живу в переулке Гривцова. Дойду пешком. — То есть не провожать? Мы еще увидимся?.. Он нарочно дурачился и переигрывал, так что Артем шутливо подмигнул ему и начал с неохотой отступать к выходу из арки, обратно на сияющую улицу Зодчего Росси. — У тебя есть «Контакт»? — спросил Артем. — Сможешь меня найти и добавить в друзья? — Смогу, конечно, — Максим полез в карман за телефоном, но Артем, рассмеявшись, его остановил: — Да не сейчас! Сейчас хочу кое-что сделать. — Что? Артем шагнул к нему навстречу, поцеловал украдкой, а после шепнул: — Я верну тебе пластинки. — Все-таки отвергаешь мой подарок? — Максим придержал Артема за талию, упоенно проводя губами по его скуле и щеке. — Музыка для тебя очень много значит, — Артем прикрыл глаза, наслаждаясь ласками с легкой грустью оттого, что пора расходиться. Максим поцеловал его в висок и приготовился что-то ответить, но Артем перебил: — Ты хочешь быть музыкантом. Даже не заикайся, что это в прошлом. Нихера подобного. — Ого, в балете учат таким словам? — с иронией удивился Максим. Артем, конечно, заметил, как лихо проигнорировали его броское заявление, и воинственно сощурился: — В балете много чему учат. Лучше не провоцируй. — Ты просто прелесть, — Максим чмокнул Артема в кончик носа, растянул губы в широкой доброй улыбке и проурчал, будто довольный, наевшийся сметаны кот: — Как хорошо, что теперь у меня будет время узнать все твои секреты.