Минус на минус даёт...

Черноволосый уже как минут пятнадцать пытался отгадать чужой пароль от телефона лёжа на постели. — Двадцать четыре восемьдесят один. Вельзевул аж замер, а тело охватила липкая паника. — Я это как бы… — неловко пробормотал он. — Двадцать четыре восемьдесят один, — спокойно повторил Гавриил, — мне нечего от тебя скрывать. — Да я как бы это… ты не подумай… — стал оправдываться перед ним Вельзевул, руки у него тряслись, а чужой телефон лежал на тумбочке. Гавриил пожал плечами. — Мог просто спросить. Я бы сказал. Вельзевул чуть вздёрнул бровь в явном недоумении. — И всё? Так блядь просто? И ты бы сказал без всяких вопросов? Гавриил пожал плечами. — Ну. Я бы спросил: зачем? Если тебе, конечно, не нужно выведать какие-то мои рабочие моменты, но все они хранятся у меня на ноутбуке. И я не секретная база, чтобы настолько сильно скрывать что-либо. Документы на компанию, наверное, тебе не обязательно показывать? — улыбнулся он мягко. — Почему… ты так спокойно к этому… относишься? Гавриил улыбнулся ещё ярче. — Потому что там ничего нет лишнего, а всё, что ты хочешь обо мне узнать, хранится вот здесь, — указал на свою голову Гавриил, — все мои самые тёмные секреты, Вельзевул, — хмыкнул он, — ты думаешь, такой педант и гиперконтролёр как я будет что-то хранить на своём телефоне, когда его может взломать кто угодно? Вельзевул сглотнул. — Нет, ну я не думаю, конечно, я просто… интересно было. Гавриил присел на постель рядом и сверкнул своими фиолетовыми глазами. — Ну что ж. Спрашивай. Всё, что хочешь узнать. Я скажу. Вельзевул аж сглотнул. — Да я, как бы… — он нервно захихикал, — да не важно. — Если не важно: зачем тогда тебе мой телефон? — Скажи лучше прямо: ты зол сейчас на меня, да? Я блядь не понимаю твоей реакции. Ты меня пугаешь. Гавриил слегка приподнял брови в удивлении. — Нет, мне правда интересно, что ты пытаешься там найти. Вельзевул замялся. Замешкал, взял чужой телефон в руки, ввёл пароль — тот подошёл. Зашёл в социальные сети, полистал, время от времени поглядывая косо на Гавриила. Тот сидел и молча выжидал ответа Вельзевула. — Мишель, — наконец выдал он, — постоянно вертится вокруг тебя, вы с ней… часто стали общаться, она тебе интересна? — Обсуждаем проект, риски, развитие, ставим цели. Встреч действительно стало больше не только делового характера, с ней интересно обсуждать сферу бизнеса, она поделилась своим личным опытом. Как заместитель она вполне меня устраивает. — Она тебе нравится? — Да, — спокойно выдал Гавриил, — я не беру на работу тех, кто мне не нравится. — Нет, — закусил губу Вельзевул, — нравится в другом смысле. — В каком? — нахмурился Гавриил. — Ну типа… как. Женщина. — Нравится, — спокойно ответил мужчина. А Вельзевула аж затрясло, — мне нравится её стиль, и как она одевается… — И чё. Она лучше меня? Гавриил аж нахмурился от чужого вопроса. — Что? — Она… — слегка задрожали его губы, — лучше меня? Гавриил задумался. — Смотря в какой сфере, мы ведь все разные, тут нужно составлять список навыков, провести диагностику, и тогда бы я расписал ваши худшие и лучшие стороны, и что с этим можно сделать, чтобы улучшить. Вельзевул нахмурился. — Нет, ты ни хрена не понял. Не в этом смысле, а в смысле что… — он сглотнул, — с кем бы ты хотел больше спать. Со мной или с ней? Гавриил не понял вопроса, он снова нахмурился. — А почему я вообще должен с ней хотеть спать? — Не знаю. Она тебе глазки строит — это я должен у тебя спросить! Мужчина замер, задумался. — Ты думаешь. Я тебе изменяю? Вельзевул запаниковал от такого прямого вопроса. — Нет, ну я так не думаю, я… только лишь… — он сильно понизил голос: — предполагаю. Гавриил удивлённо вздёрнул брови. — Но у нас ведь отношения. Это неправильно. Если бы я изменял тебе, я бы об этом сказал. Зачем мне тебе лгать, Вельзевул? — Но обычно люди так и делают! Никто добровольно не признается в измене! Гавриил нахмурился. — Когда я захотел другую женщину, я честно признался в этом своей жене, и мы обсудили наши отношения. Обычно так и происходит. Разве… нет? Вельзевул нахмурился. — И она нормально к этому отнеслась? Гавриил опустил взгляд и слегка усмехнулся. — Она призналась, что изменяет мне уже год и выдохнула с каким-то даже облегчением, — выговорил он очень осторожно. — А ты… что? — нахмурился Вельзевул. — Предложил ей расстаться, раз. Ей больше было со мной не комфортно. — И всё? — удивился черноволосый. — А нужно… что-то ещё? Если я… больше её не удовлетворяю? — А тебе не было обидно, что с тобой так поступили? Предали по сути? Гавриил задумался, на пару минут его лицо стало абсолютно непроницаемым. — Не знаю. Я ничего не чувствую. Вельзевул отложил телефон в сторону. — Если бы я тебе сказал, что сплю с кем-то другим, чтобы ты сделал? Гавриил нахмурился. — Предложил. Расстаться? — И всё? Даже не спросил бы почему? Не разозлился? Или чего ещё? Мужчина снова заглянул внутрь себя, но там отчего-то было ужасно… пусто. — Меня учили что. Нужно уметь отпускать. Ни за что не цепляться и ничего не ждать. Делать всё самому. И не лгать. Никогда не лгать. Ложь — это скверна, — медленно выговорил он, — если человек не может быть со мной честен, тогда и я больше не могу. — Я солгал тебе много раз, Гавриил. И ты мне ни разу не сказал, что тебя с этого коробит аж вот настолько. Ты меня блядь… замуж звал. Меня. Ты в курсе, что противоречишь сам себе? — В курсе, — медленно сжало чем-то болезненным его горло. — Я тебе прощаю всё, — улыбнулся он очень осторожно. — То есть и измену бы простил? Гавриил забегал взглядом. — Но зачем тебе изменять мне. Я делаю что-то неприемлемое? — Не важно, какой ты и что сделал ты. Факт в том, что вот, если бы так случилось. Как бы ты себя почувствовал? Гавриил вздохнул. Он наконец представил, и всего на пару секунд его охватила такая непомерная сука ненависть, что в глазах аж защипало. Улыбка задрожала, а взгляд опустился к себе под руки. Его собственные принципы всегда говорить правду давили на него сейчас, а он так не хотел бы, чтобы хоть кто-либо узнал, что он почувствовал. — Не делай так, пожалуйста, — скользнуло с его глаз пару слёз. Он не контролировал, сжал пальцы на простыне и тихо договорил: — мне будет очень… неприятно, — сдержанно сообщил он. Вельзевул аж рот от шока открыл, наблюдая за чужой реакцией. — П… прости, — аж сбился черноволосый. — Я просто хотел узнать. Гавриил смахнул пару слёз рукой. — Мне не приятно. Когда так делают. Не заставляй меня озвучивать «насколько» — тихо и сдавленно произнёс он ему, — просто старайся говорить как есть, пожалуйста, — с глаз всё стекало. — Я могу, что-то сделать, чтобы облегчить? — Запаниковал Вельзевул, осторожно коснувшись чужого бедра. — Скоро отпустит, — прошептал Гавриил. — Не делай ничего. Мне просто не надо вспоминать и. Оно само прекратится. — Гавриил, ну, эм. Чувствовать — это если что нормально, ты можешь мне закатить истерику. Я разрешаю. Это нормально, знаешь ли, плакать, ты нормальный. Я вот постоянно истерю и не парюсь. Надеюсь правда, тебе со мной комфортно после всего вот этого моего… — Мне запрещали проявлять эмоции. Вельзевул нахмурился. — В смысле, запрещали? — Нужно было быть всегда спокойным, вежливым и сдержанным. Аккуратным и осторожным. Никогда не гневиться, не печалиться и не плакать. Не жаловаться. Не страдать. Если и радоваться, то тихо, все лишнее держать внутри, не показывать. И всегда говорить правду. — Но как можно говорить правду, если блядь ты буквально прячешь все свои эмоции. Гавриил истерически засмеялся. — Я не знаю, — развёл он в каком-то маниакальном припадке руками в стороны, — я блядь не знаю как, Вельзевул. В большинстве случаев, я ни хрена не чувствую, когда ты спрашиваешь меня. НИ ХРЕНА! Вельзевул чуть сглотнул. — Чувствуешь. Просто. Запрещаешь, — взял он его за руку и осторожно опустил. — ты очень много чувствуешь, просто не понимаешь, как выразить, Гавриил. — Считаешь меня слабым? Да? — Не-а, просто живым, Гавриил, — обнял он его двумя руками, — прости за наезды, я просто очень сильно тебя ревную, ты просто такой один уникальный, а я думаю, что я ну так себе партнёр для отношений. Меня легко заменить. — Ты дурак, Вельзевул, — не сдержался в кой-то веки Гавриил. Черноволосый захихикал. — Да знаю-знаю, прости! — Я не железный. — Я помню. — Зачем тогда провоцируешь? — Ну… — поджал губы Вельзевул и завёл руки на чужие волосы, — хочу тебя лучше понять. — Спроси. Я умею разговаривать через рот. Черноволосый цокнул. — Не всегда, тебя иногда надо хорошенько палкой потыкать, чтобы ты что-то сказал реально про себя, а не про то. как ловко ты себя обманываешь, будто бы ни черта не чувствуешь. Лучше бы ты врал, чем так. Тебе же очень больно. — Я не понимаю в чём разница. Я говорю как есть. — Тебя просто заставляли говорить как есть, и чтобы себя не палить своей же честностью, ты просто отключил все свои эмоции в принципе. Чтобы они тебя не подставляли. И в итоге. Стал лгать самому себе. Кто тебя вообще заставлял быть честным, ты раньше часто лгал? Гавриил открыл было рот. Закрыл. Задумался. Он снова вспоминал то, что запретил себе вспоминать давным-давно. — Маме не нравилось, что я… — он сглотнул, — испытываю чувства, которые ей не нравятся. И. Я стал прятать, — медленно выдал он, внутри всё сжалось, а в горле горело. — А она узнала и… — он тихонечко засмеялся. — Это дурацкая история, Вельзевул. — Что она сделала, Гавриил? — прошептал он ему на ухо, прижав к себе. — Сказала, что. Не будет меня любить, если я… буду… ей… — он сглотнул, — лгать. Болело по ощущению просто всё, но слёзы от чего-то больше не текли, не получалось как-то, только вот дышалось через раз и было ощущение непомерной тяжести на плечах. Вельзевул нахмурился, что сказать он не знал, он перебирал пальцами чужие волосы и думал, бесконечно думал: как бы он мог ему сейчас помочь? — И ты перестал лгать? — Перестал. — И как, она нормально любила тебя потом? Гавриил усмехнулся, губы дрожали. — Нет, если я не испытывал то, что хотела она. — Блядь, Гавриил, ну это же жесть какая-то, — не выдержал Вельзевул, отстранившись, и перевёл руки на чужое лицо, пытаясь уловить ускользающий фиолетовый взгляд, — это не нормально. Ты ведь понимаешь, что ненормально? Гавриил замешкал. — Я. Не знаю. Нельзя наверное ненавидеть отца, если он… — Гавриил не договорил, что-то внутри его сдавило и затрещало, — и злиться тоже на него нельзя, потому что это значит, что я. Не умею себя. Контролировать. Я не стабилен. Не стабилен — значит не нормален. Есть хорошие, есть плохие чувства. Плохие испытывать нельзя — это невежливо по отношению к другим. Плакать не стоит — это отравляет другим жизнь. И не стоит слишком сильно чему-то радоваться, это может задеть чужие чувства, — выговорил он всё, что вертелость в его голове с настолько шокированым выражением лица, что Вельзевул аж рот приоткрыл. — Гавриил, — он наконец-то поймал чужой фиолетовый взгляд, — разреши. Просто разреши себе чувствовать. Хотя бы что-то. Разреши. Её здесь нет. Есть только я. Слышишь меня? — А если разрешу. Ты не перестанешь меня любить? — сорвалось с его губ. — Нет, я люблю тебя любым, Гавриил. Любым. Гавриил посмотрел на него с таким болезненным взглядом, что Вельзевул аж сглотнул. А затем... Мужчина сжал губы и резко сморщился, он закрыл руками лицо Вельзевула и навзрыд произнёс: — НЕ СМОТРИ И НЕ ОЦЕНИВАЙ МЕНЯ! ПРОШУ! Черноволосый вздохнул и положил свои руки поверх чужих на своём лице. — Хорошо, — просто сказал он. А Гавриила просто накрыло огромной невысказанной за столько лет болью. Просто смело. И он не знал, как это всё остановить. Он рыдал в голос и ненавидел себя за это. Он испытывал непомерный стыд просто за то, что существует сейчас. Просто за то, что способен чувствовать всё ЭТО. Его выкручивало всего и везде насквозь, и он захлёбывался в собственных рыданиях. Он даже не знал, что он оказывается так умеет. Что он вообще способен на ТАКИЕ реакции. А Вельзевул слушал всё это и смиренно ожидал, когда Гавриила наконец отпустит. Он гладил его по рукам и, наверное, в первые в жизни молился, чтобы всё закончилось благополучно, хотя он знал, что всё так и будет. Но в моменте, казалось, что это никогда не закончится. Гавриил сделал вдох, сделал выдох, сморгнул пару слёз, к подбородку стекло из носа, и он, шмыгнув, оценил ситуацию. У него по ощущению: дрожала каждая мышца в теле, а ещё зубы стучали друг об друга. — Ты как? — аккуратно спросил Вельзевул. — Н…н… я… — Не знаешь? — Д…ддд…да. — Смотреть можно? Гавриил замешкал, челюсть не поворачивалась на ответ на этот вопрос. — А что можно? Что мне сделать? — спустя тишину спросил Вельзевул. — Я… — и так и повисло молчание. — Тебя всего колотит блин, я беспокоюсь, — попробовал снять со своего лица чужие руки, те сопротивлялись, но как-то уж слишком обессиленно, однако Вельзевулу все равно пришлось поднапрячься, — Блядь ну! Дай мне тебе помочь, я же сказал: я люблю тебя любым, ну! Гавриил наконец позволил Вельзевулу на себя взглянуть. Вид у него был, конечно, ещё больше потерянный и ошарашенный. Испуганный и обнаженный. На его лице была видна малейшая случайно скользнувшая мысль и эмоция. Он был как на ладони сейчас. И потому выглядел ужасно беззащитным. Слишком честным. Вельзевул аж сглотнул. Гавриил был настолько сейчас хрупким по ощущению, что черноволосый боялся его нечаянно сломать. Лишним движением, словом. И потому, коснувшись его щеки, Вельзевул чуть занервничал, когда Гавриил дёрнулся как от чего-то инородного, опасного и чужого. — Ты нормальный. Слышишь меня? Твоя боль очень красивая, Гавриил, — попробовал Вельзевул подобрать слова, в его голове по ощущению взорвалась атомная бомба, — и таким ты мне тоже нравишься. Такой ты тоже красивый. Понимаешь меня? — Я не…не… верю…те…тебе, — с трудом выговорил он, взгляд метался. — Ну не верь. Просто прими то, что я тебя за это пиздить не буду, — подтёр чужие сопли Вельзевул и вытер об свою футболку. — Тебе не… мерзко? — Это у тебя пунктик на чистоте, я попроще. Я и не такое у людей вытирал, — ухмыльнулся черноволосый. — Ты меня ненавидишь? — За что? — То как я себя веду это… НЕ нормально. — У меня своя норма, Гавриил, ты это выдохни, мне такие психи как ты — нравятся. Ну кхм. Точнее. Ты не псих, я, образно говоря… — прикусил аж язык Вельзевул, — ты нормальный, кароче, всё с тобой в порядке. — Точно не сумасшедший? — Точно, — подтёр другой рукой чужие слёзы Вельзевул. Гавриил сглотнул. — Но если ты думаешь иначе… — поднял на него фиолетовый взгляд мужчина, — скажи я… выслушаю тебя. Как есть. Если вдруг лжёшь. — Да не лгу я сейчас, — закатил глаза Вельзевул, — максимум, что скажу: я за тебя испугался. Ну и просто реакция у тебя, конечно, просто ВАУ! Яркая, — хихикнул черноволосый, — я в ахуе, конечно, и мне… больно, что с тобой так поступили. То что тебе внушили — это не Любовь, Гавриил. Людей любят не за что-то. Плохое или хорошее поведение. Не это решает. А просто за то, что такой человек есть вот и всё. — П… почему ты тогда думаешь, что я… я… — он запнулся, — с кем-то ещё… кроме тебя?.. — Потому что я неуверенный в себе дурак, — цокнул Вельзевул, — я просто, знаешь, — хмыкнул он, — только с тобой задумался, что я вообще-то больше НЕ ВЫЖИВАЮ, а ЖИВУ. И я смог этого всего достигнуть сам. Так что. Наверное. Я охуенный, да? — Да, — выдал это Гавриил и впился руками в чужое лицо, притянув к себе в поцелуй. Вельзевул, честно говоря, снова офигел от чужого порыва. Даже зубы не заставили сейчас резко почистить. Просто взяли и хорошенько так засосали. Черноволосый вдохнул через нос и хорошенько ответил на это, вложив всё то желание прижать к себе Гавриила и никогда не отпускать, что его захлестнуло в моменте. Вельзевул шуровал пальцами по чужим волосам и всё думал о том, насколько же Гавриил глубокий. Насколько в нём много уровней. Насколько в него можно погружаться до бесконечности, нажимая на кнопки внутри лифта ведущего вдоль всех этих запутанных и искорёженных этажей. Опускался ли кто-нибудь и когда-нибудь с ним так глубоко? Вельзевулу от чего-то, кажется, нет. Кажется, он первый из всех отважился нырнуть в эту бездонную пещеру полную непомерной боли и настоящего Я, того, кого он любил до безумия. Любил ведь, да? Иначе на кой чёрт он сейчас с ним так страстно целуется? Копается в нём, ищет компромиссы, пытается что-то наладить, и постоянно думает о том, как сделать так, чтобы взаимодействие между ними работало. Чтобы было не так криво? Не так больно обоим. Как? И не сбегает. Мать твою, он в первые в своей жизни наконец никуда не сбегает! Вельзевул в какой-то момент хорошенько вдыхает через нос, и осторожно отстраняется. — Пойдём умоем тебя, а то я знаю твой лимит, потом будешь злой и раздраженный. — Я хочу в душ. — Пойдём, — слез Вельзевул с кровати и взял его за руки, потянув на себя, — я тебя умою. Приведу в порядок. Дважды. Всё как ты любишь. Могу даже третий раз помыть, дополнительный, я сегодня добрый, — подмигнул черноволосый ему, улыбнувшись. — Спасибо, — тихо произнёс Гавриил и последовал за тем, кому теперь действительно доверял до самого Основания.