Цена

       — Ты уверена? — тихо спросил Драко, когда четверка, усталая и изможденная, вернулась в Хогвартс. — Думаю, можно и без этого обойтись…       — Нет, — негромко, но резко ответила Юфи, — Если я так не сделаю, ничего не исправлю. В конце концов, извиниться же не так сложно?       Джемма вздохнула, ничего не сказав, но Юфимия ее и так поняла. Конечно.       — Я справлюсь, — прошептала девочка. — Обязана.       Она выпрямилась, тяжело вздохнула.       — Драко, могу я попросить тебя… — Юфи сглотнула, эти слова дались ей тяжело. — Помочь?       Мальчик молча кивнул, и Юфимия, бегло оглядев гостиную, двинулась к двум своим однокурсникам. Теренс с Джеммой переглянулись.       — Думаешь, сможет? — спросил Тер, чуть хмурясь.       Девушка ему не ответила: она лишь мягко улыбнулась, глядя вслед Юфимии. Та, крепко сжав ладонь Малфоя, подошла к Забини и Нотту. Парни дернулись, хотели было подскочить, но Юфи остановила их взмахом руки.       — Можно? — осторожно спросила девочка.       Теодор нервно кивнул, Забини пробормотал невнятное согласие. Юфи села на диван напротив, рядом с ней опустился Драко. Девочка вздохнула. Ее сердце колотилось, как сумасшедшее, рвалось из груди, создавая перед глазами красновато-серую пелену, кружа голову…       — Я… — Юфимия замолчала, не зная, что и сказать.       Мальчики смотрели на нее с ужасом; в их глазах горел страх перед неизвестностью, носившей имя «Гнев Темной Леди».       «А ведь я постоянно срывалась на них», — подумала Юфи и вспыхнула.       Это сильно усложняло дело.       Драко дважды сжал ее ладонь, и у девочки потеплело на душе. Этот крохотный толчок помог ей, — Юфи решительно выпрямилась и сказала, почти не робея:       — Извините меня. Я была неправа, — на этом смелость кончилась. Юфимия покраснела, замолчала, не в силах поднять головы.       — Простите? — переспросил изумленный Нотт.       — Я сказала, извините меня! Я поступала некрасиво по отношению к вам! Мне не стоило на вас вымещать свою злость, и вообще… Вот.       Девочка сидела красная, как рак. Волосы упали ей на глаза, и Юфи не могла не порадоваться этому — пусть и частично, но лицо ее закрывало от взглядов. Наверняка презрительных, насмешливых, или, что хуже, испуганных и ненавидящих. Конечно, она провалилась. Эти нелепые извинения… Кто мог в них поверить? Да никто! Нет, вряд ли Тео и Блейз скажут что-то грубое, но и искренне ее простить не смогут.       Ведь она плохая. Она настоящая злодейка, и друзей не заслужила.       — Юфи, не переживай, — тихо сказал Драко.       Юфи успела заметить, как удивленно уставились на него мальчики, и как тяжело вздохнул он сам.       — Нам нужно поговорить.       — Кажется, да, — неуверенно заявил Нотт.       Блейз робко кивнул. Вся троица уставилась на Юфимию, повисло неуютное молчание. И вдруг, неожиданно ясно, девочка осознала, что должна. Даже если ее не простят, она все объяснит, и может, ненавидеть ее станут чуть меньше. Согласятся время от времени брать в свои игры и не будут смотреть с ужасом, ожидая новой подлости…       — Повторюсь — извините, — робко начала она, — Я многое осознала сегодня и понимаю, что вела себя очень и очень нехорошо. Вы от меня много натерпелись. Знаю, я не могу вас просить о прощении, но хочу, чтобы вы знали: я правда очень жалею о том, как поступала. И если когда-нибудь вы забудете об этом… Я… ну… — Юфи смешалась, и, резко выдохнув, добавила едва слышно, — буду рада.       Девочка вскинула голову, готовясь принять любой исход.       — Я… Для начала, стану говорить только за себя, — прокашлялся Теодор, — если мне дозволено быть откровенным, — Юфи кивнула, — скажу так. Не думаю, что заслуживаю ваших извинений, моя леди, как и кто-либо другой, но, — он улыбнулся, — мне приятно их услышать. Если честно, то я правда обижался…       — Дайте мне один шанс, — взмолилась Юфи. — И я исправлюсь. Вы увидите, как я изменилась.       — Один шанс — это не так уж и много, — усмехнулся Блейз. — Думаю, это вполне в наших силах, Миледи.       — Юфимия. Называйте меня по имени, раз уж мы помирились… Если мы помирились.       — Я много слышал о ва… Тебе от Драко. И ему я поверю. Я готов быть твоим товарищем, если ты мне позволишь.       Забини протянул ей руку, и Юфи с улыбкой пожала ее.       — Малфой тебя очень ценит, а Блейз решил дать шанс, — заговорил Нотт. Он молчал дольше остальных, и на Юфи все еще смотрел не особо тепло, — Я уважаю решение своих друзей и последую ему. Мир?       — Конечно!       Девочка с трудом верила происходящему. Ее простили. Незаметно для других, Юфи ущипнула себя.       Но нет. Это был не сон.

***

      Вечером весь Слизерин собрался в гостиной. Юфи заранее попросила Джемму, и староста без особого труда проследила за учениками.       — Удачи, — прошептал ей на ухо Драко, и Юфимия поднялась.       Самое трудное все еще было впереди.       — Кхм, минуту внимания, — произнесла Юфи, обращаясь сразу ко всем, — У меня для вас объявление.       Казалось, что на нее смотрели сразу несколько сотен глаз (хоть это и было невозможно). В каждом взгляде не было тени приязни: кто-то боялся, кто-то плохо скрывал раздражение. Они ненавидели ее, — и Юфимия видела это как никогда ясно. Они не примут, не простят.       «Повторяешься!» — мысленно рявкнула девочка.       Точно так же она боялась Тео и Блейза.       — Этот разговор зрел уже давно, — начала Юфи. Голос ее прозвучал робко, и, злясь на саму себя, она торопливо добавила. — И был необходим. Думаю, у каждого из вас есть что сказать мне, и вряд ли это слова любви или благодарности. Вы ненавидите меня, знаю. Заслужила.       Девочка тяжело вздохнула, прошлась туда-сюда по гостиной, пытаясь успокоиться.       — Два года я портила жизнь всему факультету, — протянула Юфи, — Целых два года, Мордред их побери! В жизни каждого из вас это время отмечено, как тревожное и невеселое, по моей лишь вине. Я знаю, что изменить этого не в силах, и хочу лишь, чтобы впредь было иначе.       С трудом подбирая правильные слова, Юфи все говорила и говорила, извинялась, просила оставить все в прошлом. Чего-то, она, наверное, добилась: вместо испуга, на лицах слизеринцев воцарилось недоумение. Однако до прощения было еще очень далеко. Юфимия поняла, что больше говорить не может. У нее кончились извинения и раскаяния. Еще немного, и она упустит свою птицу счастья.       Нужен был красивый жест, яркая точка, которая заставит их всех повскакивать с мест, заговорить, наконец, а не сидеть, словно мертвые, и не смотреть в абсолютной тишине так пронзительно-больно и страшно.       И Юфи решилась.       Рвано выдохнув, она согнулась пополам, кланяясь всем своим обидчикам и жертвам.       — Еще раз скажу — простите.       Она не видела, что происходит, но слышала, как по гостиной пронесся изумлённый вздох. Раздались шепотки, через мгновение прерванные цокотом каблуков.       — Не надо, — мягко произнесла Карина Яксли, — Не извиняйся так долго. Не унижайся. Поднимись.       Юфи подчинилась. Карина стояла перед ней, и тепло улыбалась. Юфимия удивилась — кажется, ей уже несколько лет никто так не улыбался.       — Я рада, что все так вышло, — добавила Яксли, — И надеюсь, что отныне ты станешь достойным лидером для Слизерина.       Девушка протянула руку, и Юфи с удовольствием ее пожала. Откуда-то слева раздались аплодисменты, и через пару мгновений они охватили всю гостиную.       Юфимия слабо улыбнулась. ЕЙ все еще не доверяли, но, кажется, дали шанс.

***

      Эдвин ворвался в гостиную слишком поздно. Юфимия говорила со всем факультетом, и, прервав ее сейчас, он точно проиграл бы. Каждый узнал бы о его роли. С каждым словом девочки Розье все сильнее бледнел. Извинения? Какие, Мордред их дери, извинения? Зачем?! Неужели эта дурища не понимает, как сильно унижает саму себя, как рушит с таким трудом созданный образ? Наследница Темного Лорда не может извиняться! Это удар по престижу, по страху, который перед ней должны испытывать. Удар по силе каждого, кто стоит рядом с ней.       Эдвин ненавидел, когда его унижали. Да, приходилось терпеть, но обычно это было ради великой цели! А тут… Девчонке просто захотелось, чтобы ее любили. Да разве нужно это, когда есть власть? Хочешь, чтобы факультет с тобой общался — прикажи, вряд ли уж кто-то посмеет ослушаться. А потом, когда Юфимия, взяв за руку Яксли, подошла к Флинту и извинялась перед ним, всем из себя таким высокомерным и гордым, Эдвин взорвался. О, ему было плевать на чувства мелкой Гонт, но оскорбляя ее, Флинт издевался и над самим Эдом.       А такое снести было нельзя.       Стоило Юфимии, задумчивой и мрачной, отойти в свой любимый угол гостиной, Эдвин кинулся к ней. Да, придется постараться, чтобы вернуть ее расположение, но он сможет.       Всегда мог.       — Моя Леди! — скроив скорбную мину, юноша приблизился к ее креслу.       Юфимия подняла глаза, и на лице ее отразилась злость.       — Я велела тебе убираться, — холодно заметила девчонка.       «Дрянь!»       Но вслух Эдвин произнес иное:       — Я… Я знаю, миледи. Но ваши слова заставили меня задуматься, и теперь я понимаю, что был неправ… Я попытался отдалить от вас близких вам людей, и если бы не ваша проницательность, даже думать страшно, к каким последствиям это могло бы привести…       Вот так. Немного лести, лицо понесчастнее, и вот уже высокомерная девица чувствует себя богиней-судьей.       — К каким? — вдруг спросила Юфимия.       — Никто не знает, на что способен разозленный человек.       Она молчала. На лице воцарилось нечто необычное для этой девчонки — мыслительный процесс. Более того, Эдвин мог сказать со всей уверенностью — на его памяти, Юфимия ни разу так глубоко не думала.       Право, это было даже смешно.       — Почему, если вы позволите, я почту за честь вновь быть среди ваших людей… — осторожно начал Эдвин.       И это было ошибкой.       Юфимия словно очнулась: дернулась, помотала головой, в глазах у нее прояснилось. Девочка посмотрела на Эдвина, и взгляд ее ожесточился. Сказала она совсем не то, что парень желал услышать.       — Какой же ты мерзкий, Розье.       Эдвин дернулся, как от удара. Какого Мерлина?!       — Просите?       — Какой же ты двуличный, отвратительный и подлый… Говоришь о моих друзьях так, будто тебе не плевать на них. Мордред, ты даже обо мне так говоришь! Тебя хоть кто-то, кроме тебя самого, волнует?       — Миледи, я…       — Молчи! — приказала она и притихла, задумавшись.       Розье сжал зубы, да с такой силой, что раздался негромкий скрежет. Он отчаянно размышлял, пытаясь придумать хоть что-то, хоть как-то отбрехаться от ее обвинений!       — Знаешь, — заговорила наконец Юфимия. — А ведь мы похожи. Мы оба — плохие люди. Разница только в том, что меня простить смогли, а тебя… — она вздохнула. — Я не хочу тебя прощать, Розье. Потому что не верю, что ты исправишься.       — Моя Леди… Пожалуйста… — отчаянно взмолился Эдвин, — Не надо! Я все сделаю!       Он не мог, не мог проиграть! Не мог после всего, что сделал, вновь оказаться на дне, не так…       — Я тебя не убью, — ответила Юфимия, будто бы пытаясь его успокоить. — Я даже не накажу тебя так, как Рику Флинт.       Как будто бы этого боялся Розье… Да пусть хоть трижды проклянет, но на вершине! С властью! Влиянием! Силой! Он-то, Эдвин, уже пропал, но Кейти… Малышка Кейти…       — Ты окончишь Хогвартс и отправишься на все четыре стороны. Я не хочу тебя больше видеть, Розье.       — Миледи!       — Мое решение окончательно, — Юфимия поморщилась, с презрением глядя на Эдвина. — Пошел вон.       Он пытался было ещё что-то сказать, но девчонка окоротила его одним взглядом. Эдвин понял: ещё слово, и он действительно разозлит Темную Леди. Парень не помнил, как добрался до спальни и уснул. Но снилось ему что-то плохое, что-то из далёкого и мрачного прошлого.

***

      Ты — мужчина. Единственный мужчина рода, единственная надежда семьи, единственная опора матери и единственное напоминание об отце.       Пусть тебе всего одиннадцать. Мама ведь в отчаянии, ей нужна помощь… Ее защищать надо.       И не важно, что защитник еще в солдатиков не наигрался, голубей не нагонял — нет у тебя права быть ребенком.       И ты принимаешь такую игру. А разве можно иначе? Папа убит при аресте, мама, отдав сестру няням и учителям, замкнулась в себе, даже из комнаты не выходит. Вот и остаешься ты — единственный взрослый, которому едва пошел второй десяток.       Но ты — Наследник. Будущий хозяин древнего рода, ты — Эдвин Розье.       И потому ты приучаешься лгать и льстить, говорить каждому именно то, что он желал бы услышать. Едва попав в Хогвартс, находишь влиятельных друзей, крутишь ими, лишь бы получать желаемое.       А дома кончаются деньги. Мать перестала следить за бюджетом, и оказалось, что состояние Розье не слишком-то и большое: хватило на пару лет безбедной жизни. Но теперь приходится отказаться от всего: излишеств, частных учителей для сестры, даже лишнюю мантию купить — проблема.       И вновь именно ты, Эдвин, идешь на рожон. Ты просишь в долг у Люциуса Малфоя, понимая, что вернуть придется втройне, и ты же знаешь, что иначе нельзя. Иначе придется продать дом. Последнее, что осталось от отца.       Ты возвращаешься на каникулы после третьего курса, и видишь, как мать рыдает над шкатулкой. Оказывается, все это время у нее были драгоценности… Выхватываешь их, улыбаешься, словно безумный, не слушая диких стонов, но мама отнимает и сбегает к себе, с громим хлопком запирая дверь.       Ты ее понимаешь.       И только где-то на границе сознания едва заметно вспыхивает вопрос, полный искреннего непонимания и боли: «Почему, мама?».       Тогда ты впервые срываешься, бьешь кулаками подушку, рычишь, слезы катятся по щекам. Ты не всесилен, Эдвин, напротив, ты ужасно слаб. Ты ничтожен. Ты ничего не можешь. Одно слово твоей матери могло бы перекрыть все твои старания, на что ты вообще надеешься? Что ты, едва став подростком, сможешь обыгрывать взрослых?       Но помощь приходит, откуда ее никак нельзя было ждать.       «Брат», — тихо шепчет малышка Кейти.       Ты вскидываешь голову, смотришь на нее красными глазами. И как она попала к тебе в комнату? Зачем? Хочешь ее прогнать, чтобы не мешала — завтра вновь на поклоны к Малфою, Яксли, еще Мордред знает кому!       Но не успеваешь.       Она протягивает руку; на крохотной ладошке покоятся два сапфира цвета глубокого южного моря. Они небольшие, но такие прекрасные, такие похожие на большие, кукольные глаза самой Кейти.       «Откуда у тебя это?», — спрашиваешь ты и слышишь, как дрогнул голос.       «Это глазки мистера Погги», — улыбается сестренка, — «Я видела, что ты хотел забрать камушки у мамы, но она не дала. Мои другого цвета, но тоже красивые!».       И ты сходишь с ума, видя этот разительный, совершенно нелепый контраст богатства и нищеты, эту девочку в штопаном сером платьице, и бесценные камни в ее руках. Камни, срезанные с любимой игрушки, подаренного еще папой плюшевого мишки.       Ненавидя себя, ты берешь эти два сапфира в руку. Ближайший месяц вам есть, на что жить.       В каком-то порыве бросаешься к сестренке, обнимаешь ее крепко-крепко, шепчешь что-то очень глупое, извиняешься, обещаешь…       А она улыбается, и эта улыбка угнетает больше, чем все слезы, истерики и обиды; сильнее, чем любые слова. От этой улыбки не отвернуться, не откреститься, ее не забыть…       Лишь бы больше ее не видеть, ты готов отказаться от всего, даже от своей гордости. Возвращаясь в Хогвартс, продаешь себя девочке из обеспеченной семьи, служишь покорной собачкой, а на первый ее подарок — несколько галлеонов в конвертике — в тайне от матери покупаешь Кейти другого мишку, намного проще, и глаза у него всего лишь пуговки, но это хоть что-то.       Ты презираешь себя за то, как низко пал, но видя счастье сестры, идешь на сделку с принципами.       Пускай тебя самого Рика Флинт хоть на поводке водит, лишь бы Кейти, малышка Кейти, такая добрая и храбрая, никогда не познала нищеты. Не считала денег, и никогда, никогда больше не резала последнюю отцовскую память на долги…       И ты вновь лебезишь, пресмыкаешься, втаптываешь в грязь и без того потрепанную гордость. Плевать. Десять тысяч раз плевать. Ты уже не аристократ, не человек даже, ты покорная собака…       Но проходит еще пара лет, и новой звездой вспыхивает надежда.       Имя этой звезде — Юфимия Поттер. Племянница Темного Лорда. Добыча, которая может дать куда больше, чем Флинт и даже Малфой. Та, оказавшись рядом с кем, ты станешь небожителем.       В тебе вновь просыпается забытый азарт, ты, словно зачарованный, ведешь свою игру, ведешь ее успешно, втаптываешь в грязь былую госпожу. Ты никому не признаешься, Эдвин, но страдания Рики Флинт приносят тебе даже больше удовольствия, чем кому бы то ни было другому.       Всего месяц — и перед тобой опасливо склоняют головы, а летом ты возвращаешься триумфатором. Тебе прощают долги, и ты, окрыленный, выступаешь официальным партнером наследницы Темного Лорда. Ты — хозяин жизни.       На День Рождения сестры ты заказываешь ей большой торт с десятью свечками.       Впервые за много лет ты даришь Кейти не только изможденные объятия и перемежаемую зевками сказку на ночь — ты даришь ей настоящий праздник.       В свой выпускной класс вступаешь, как триумфатор, еще не зная, каким будет конец. Ставишь на место наглецов; те, кто раньше смеялись над тобой, испуганно молчат. Карина Яксли, смевшая называть тебя, наследника Розье, недалеким, умоляет о прощении.       Уже в следующем году Кейти пойдет в Хогвартс — и прийти она должна принцессой. Сестрой ближайшего сподвижника Темной леди, обласканной милостями самой Юфимии и ее могущественного дяди. Кейти должна получить лучшее, лишь она это заслужила.       Ты сам не знаешь, когда все рушится. Когда вместо Кейти протеже миледи стала какая-то грязная полукровка из Роули? Когда Малфой вновь получил доступ «к телу», когда впервые Юфимия усомнилась в своем праве на абсолютную власть?       Но Юфимия перестает верить каждому слову, а ты, как дурак, замечаешь это слишком поздно.       Другие уже повернули глупость и надменность племянницы Лорда под себя. И тебе, Эдвин, дают отставку.       Ты вновь летишь на дно, так и не сумев вытащить с него своих близких.       Прости, Кейти, брат ничего так и не устроил…