Сжигая до тла

      Рядом со своей копией ощущение опасности возросло в сто раз. Оно кололо ладони иголками в желании схватить крепко рукоять меча; вилось холодом по коже, вымораживая на нём узоры, как на окне в морозную погоду. Но самым главным было то, что это ощущение огнём впивалось в его нутро, полыхало в склепе костей и не давало покоя, как старая болячка, уже вроде бы зажившая, но тревожащая фантомной неясной болью памяти.       Видеть своего двойника ближе, тоже было невыносимо тошно. Эти вечные синие, искрящиеся фиолетовым глаза, эту знакомую толстовку и шарф, лишь более длинный, тяжелый, достигающий почти самых коленей. На этот раз наблюдать на двойнике странного стеклянного плаща не довелось возможности, что позволило чуть выдохнуть. Не хотелось видеть в стекле своё растерянное бледное выражение лица. Да и не хотелось заглядывать в него вообще. Казалось, увидеть в нём можно было что-то страшное и невообразимое. Например, все свои страхи, все до единого. К этому Лололошка не готов. Ему хватит и двойника, что весело поглядывал на него время от времени, что шагал совсем рядом, но больше не говорил с ним.          Ощущать двойника рядом, плечом к плечу было ещё более сложно, потому что от него всё так же веяло порохом, кровью и странным сладковатым ароматом, суть которого Лололошка не мог понять. Толи это был запах цветов, толи это был запах леса густого и непроглядного, леса покрытого слоем льда и снега, отчего нос начинал щипать от жгучего мороза. А если совместить все запахи воедино, представлялась странная, пугающая картина: зимний лес, где каждая тропа — ловушка, где следы из крови тянутся полосой вдаль. Лес, где нет более ничего живого, лишь трупы бойцов, может обычных людей и чудовищ. Но скорее всего первое. Запаха гари и пороха принадлежит обычно воинам, это он знал точно. И представить двойника в этой пучине хаоса и смерти почему-то было легко, видеть его гордую одинокую фигуру, шедшую мимо людей, слышать хруст снега под его шагами и ощущать тяжёлое чувство страха, что тянется тёмными тенями за фигурой вслед.       Лололошка выдыхает, всё же сжимает кулаки сильнее и качает головой, пытаясь отогнать мысли... И прошлый страшный сон, что тоже не давал покоя. Междумирца он поборол, сделал всё, что было в его силах, только вот чувства победы не было. Оно испарилось ровно вчера. А, быть может, и ещё раньше? Думать о подобном было ещё более омерзительно, но не думать не получалось. В сознание всплывали картинки сна, чужие фиолетовые глаза, крепкая хватка на руках и горле, и звенящие стеклом слова.       Он силой заставил себя посмотреть на расслабленного Джона, что заложил руки за спину и оглядывался по сторонам. От него ощущалась привычная уверенность, непоколебимая воля, превосходство и глупая самонадеянность, которая когда-нибудь его точно погубит. Но именно сейчас чужое спокойствие не раздражало, напротив, притупляло собственный страх и гнев.       Так было всегда, когда он смотрел на Джона. Но признаться в этом даже себе было невыносимо. Потому что раздражение казалось чувством более родным и лёгким к восприятию. — Куда мы идём? — язык заплетается, слова вылезают наружу колючие, неровные, но на большее Лололошке не хватило.       Джон оглядывается на него, мгновение обдумывает, прежде чем кивает сам себе: — Красотка, ты знаешь легенду о первом Боге? О том, что подарил людям жизнь, и о том, что умер в пепле?       Лололошка покачал головой, ожидая, что Джон привычно закатит глаза, усмехнется. Но удивлённо вздыхает, когда на чужом лице не проскользнула ни одна из этих эмоций. Джон лишь понимающе кивнул. — Мне потребовалось достаточно много времени, чтобы разузнать у местных эту легенду и все потому что все они были очень неразговорчивые! Правда вариаций было много. Кто говорил, что их мир создал великий мудрый змей, чьи кости послужили пластом самой земли, слеза — морем бескрайним и ядовитым, а последний вздох оживил мир, отчего на земле выросли и цветы, и трава, и деревья. С одной стороны это правда. Но не вся. Был в ту пору ещё один небесный зверь, хотя если сказать точнее всего лишь маленький звёздный дух. Почему маленький? Потому что его созвездие в отличие от созвездия змея крохотное, неразличимое. Сперва этот зверь был обычным соколом, взирающий на мир свысока на пустое пространство, где нет ничего. Лишь отрешение. Удивительное дело, сама эта часть вселенной, где расположен Архей, то-есть сам этот мир, была заблокирована от всей остальной вселенной, особым полем. Поэтому я думаю воздух здесь ощущается более... Сырым и тяжелым.       Лололошка кивнул, вспоминая, что не раз ему становилось тяжело дышать в этом мире, особенно в низменных участках, где было мало растений. Или участках, расположенных рядом с обрывами у самого моря. Он вспоминает о том, как море блестело, тянулось вдаль и звало за собой. Оно казалось бескрайним, поистине бесконечным и мрачным. — А теперь возвратимся к легенде о змее и его смерти. Он умер и создал мир, верно. Но только благодаря Соколу, что летел так быстро, что перья его загорелись, только благодаря ему, кто несся не останавливаясь ни на миг, разбиваясь на смерть о твердую землю,... Не дыхание змея оживило мир, а именно пламя сокола, который в последствии прозвали первым Фениксом.       Лололошка слушал, затаив дыхание, даже не заметив, что теперь шагает совсем рядом с Джоном, не замечает, что от волнения открыл рот и так глупо моргал. И даже взгляд чужого странно ласковый тоже не видел. Не сперва. А после, как заметил его, подумал, что ему показалось. Ну точно показалось. Ибо Джона всё ещё понять было сложно. Даже после того случая с кошмаром... Лололошка Джона не понимал. Почему вначале унижает его, после всем своим видом показывает, насколько он бесполезен, старается задеть и в то же время точно направить куда-то, а после и вовсе помогает. Ненавязчиво, всё так же в своей манере—насмешливо. Джона Лололошка не понимал, пытался узреть ещё что-то во всех его действиях и словах, но больше путался в своём отношении к нему. Толи раздражения было больше в нём, толи какое-то странное восхищение от чужой лёгкости и уверенности. Но чаще всего эти чувства смешивались, преобразуясь в ком... Непонятный колючий ком из цветных осколков. Если бы собрал кто эти осколки, наверняка получился красивый витраж с изображением чего-то восхитительного. Может быть, там были бы ангелы, играющие на небе, может быть пустой пышный лес, сияющий на солнце, или поляна с нежными красными цветами, а вдалеке горы. Лололошка не знал, но знал, что картина была бы правда завораживающей. Только вот... Собирать эти осколки он не собирался. Сейчас было не время, да страшно пораниться о стекло, узнать правду, более страшную, чем есть сейчас, скрытую за обычным одиночеством, завистью и гневом. А потому не думать о своих чувствах было проще всего. Особенно теперь, когда на пороге появилась ещё большая опасность: Междумирец, или тот, кто смог стать им в полной мере, но также всё ещё его существующие проблемы с памятью и познанием себя как личность. Но о втором Лололошка тоже предпочёл бы умолчать. Он разберётся с этим сам. Как узнает ту самую заветную тайну, к которой так стремился его двойник. А там у него и времени будет достаточно, спокойно обдумать, повспоминать и попутешествовать, но уже в одиночестве.       Но даст ли кто ему сделать это? Не попадёт ли он в ту же западню богов, о которой говорил Джон? И действительно можно ли верить Джону? — Впрочем. Это всего лишь легенда. Недостоверная, лживая. Но в то же время имеющая пласт правды. Но сейчас это неважно, нам не нужны старые мёртвые боги.              Что именно им нужно, Джон не говорит, машет рукой и вновь смотрит вперёд. Лололошка тоже переводит взгляд вперёд и громко выдыхает, замечая, как чёрная выжженная земля постепенно сменяется белым. ... Это снег? Он напряжённо смотрит, ступает ближе. Действительно, снег. Снег пушистый, белоснежный, но даже так было больше здесь прозрачного чистого льда. Словно в зеркало смотришься. Деревья в этой части леса были более тонкими, но высокими, их кроны скрывались где-то за небесами, за плотной поволокой толи тумана, толи небес. Непонятно. Хотя, наверное, первое, потому что неба как такового в этом мире нет, они выяснили это с Джоном давным давно. Есть лишь бесконечный разлом между пространством.       Воздух в этом участке тоже более морозный, колючий. Но в то же время дышалось легче. — Я бы не советовал тебе так спешить, красотка, — раздался приглушённый голос Джона, — новая территория опасная, тебе ли не знать?       Лололошка закатил глаза, вспоминая, как однажды они исследовали заброшенную часть Адерии. Если в первой части были небольшие домики гномов, подземные рудники, сеть туннелей и также небольшие шахты с драгоценностями, то во второй заброшенной части помимо вечного трупного запаха, столь зловонного и отвратительного, проникающего до самого желудка, было еще множество скелетов, черная вязкая порча, оплетающая тонкими нитями, более похожая на паутину, заполняла все пространство. А потому приходилось ступать осторожно, ибо эти нити было невозможно разрезать, но можно было сжечь... Только вот запах, исходящий от их останков, был еще более отвратительным. Приходилось либо не дышать, либо быть более осторожным, смотря , куда ступаешь. — Нас, конечно, предупреждали, что это зловонное место, но не до такой же степени, — проворчал тогда он, слыша неподалеку сдавленный смех Джона.       Да вот только любопытство всегда в нём было больше. А потому стоило ему заметить что-то необычное и забавное, как он тут же ринулся вперёд, не обращая внимания на окрик двойника. Да вот и поплатился. Застрял в одной из чёрной слизи. А та, почуяв жертву, начала извиваться, пожирать его. —Красотка, какого чёрта! Где твой мозг? Ах, точно, твои когнитивные способности отсутствуют. А я только тебя похвалил! Как ты опять делаешь глупость! И зачем же мне такой помощник, как ты! — ворчал Джон, пытаясь сжечь нити. Огонь жёг кожу тоже, отчего Лололошка поджимал губы, прикусывая их до крови. Но терпел, не желая показывать слабость. Да вот только ярость кипела в его нутре от чужих слов. —Так зачем же ты звал меня с собой, а наш великий непревзойдённый гений Джон Дейви Харрис? — вырвалось из его рта.       Джон тогда замер, медленно выпрямился, смотря прямо в его глаза. Поджал губы, хотел было что-то сказать, но в итоге процедил: — Лучше не дергайся, иначе миазмы сделают тебя одним целым с этой горой.       После Джон не произнёс ни слова. Помог ему выбраться из пут, грубо вытер кровь с губ платком и вновь направился вглубь пещеры, бросив напоследок: — А ты можешь идти назад. Там всё расчищено.       Конечно, Лололошка не пошёл назад. Зло скрипя зубами, последовал за копией, ощущая всё тот же гнев на двойника.       Чёртов ублюдок, не ставящий его ни во что.       И какое же удовольствие он ощутил после, когда этого гениального учёного в следующий раз пришлось спасать именно ему.       Но на этот раз послушно останавливается, дожидаясь, когда Джон вместе с... Дейвом дойдут до него.       Он вновь смотрит на Дейва, тут же ловит его острый пристальный взгляд и поджимает губы. Ему хочется спросить, почему ему доверяют так легко и просто? Почему Джон всегда так уверен в своих чувствах и рефлексах? И почему, черт его дери, теперь не глядит на него с таким отвращением, от которого ранее зубы сводило. Теперь зубы сводило от мимолетных взглядов... Непонятных по своему существу. Словно с того проклятого кошмара что-то между ними изменилось. Или это ему только так кажется? Быть может Джон вновь всё знал? И о его попытках разобраться в себе, и о его самостоятельных вылазках? Эта мысль вновь его раздражает. Ну, конечно, чего же только Джон не знает?       Он выдыхает. Нужно успокоиться. Откуда вообще вся эта злоба взялась в его сердце? Была ли она раньше? Лололошка не знал, но подсознательно ощущал ответ. Этот ответ впился в душу колом, острым, мешающим жить и дышать. Только вот трактовать его не мог. Не сейчас, когда под ногами хрустел снег, двойники шли рядом и дремучий лес, покрытый туманом, который внезапно обрушился на землю сверху, казался странно опасным.       Не сейчас, когда его вдруг хватают за руку и быстро тянут вперед. — Не останавливайся.       К сожалению, схватил его не Джон, а его собственная копия. И Лололошка давит в себе рычание.       Холодное прикосновение двойника напоминало холод трупа.

***

      Позади что-то скребётся, что-то пытается догнать их. Скрипит и звенит, точно костями. Деревья тоже скрипят, завывает внезапный ветер и что-то воет, наполняя пространство вокруг истошным режущим барабанные перепонки звуком.       Они бегут на ощупь, огибают деревья, и Лололошка вглядывается вперёд, пытаясь не спускать глаз с оранжевого отблеска чужого шарфа. Без шарфа этого Джона легко можно было бы потерять из виду. И эта мысль его пугает. Вот так вот взял бы и действительно растерялся неизвестно где. — Направо! — приказывает Джон, прыгая в сторону.       Лололошка морщится, ощущая крепкую болезненную хватку Дейва. — Ускорься, малыш, они рядом, а ты слишком нерасторопный, — слышится голос двойника. Ядовитый, насмешливый и всё такой же презрительный.       Лололошка дёргается, зло скалится, успевая зацепить краем глаз полный веселья взгляд. И это его будущее? То лучшее о чем говорил Джон? Ему сложно в это поверить... Ему хочется думать и дальше, что тот выбор, который сделал он, был правильным и единственным верным, выбор, где ему не придётся терять себя вновь, не придётся быть игрушкой в руках себя же.       Но что на счёт богов? — Заткнись, — всё же шипит.       Дейв усмехается, рывком тянет его вперёд, казалось бы, совсем не заботясь о том, что у самого Лололошки подгибаются ноги от этого резкого поворота. И желание ударить этого ублюдка становится ещё сильнее.       Теперь понятно почему они с Джоном поладили! Они оба невозможные, самовлюблённые и слишком уверенные!       Этот факт его раздражал.       Но он молчал, пытаясь перетянуть на себя инициативу, обогнать, вырваться из крепкой стальной хватки и скорее добраться до скрывающегося из вида и появляющегося вновь Джона и вмазать ещё и ему в придачу, чтобы не смел теряться. И чтобы не носил этот проклятый белый костюм больше. Но это всё глупости. Он тоже это знал.       Они бегут так, пока не оказываются на небольшой полянке. Его руку тут же отпускают, и Ло облегченно вздыхает, потирая запястье. Ощущение обжигающего касания было мерзким.       Он скосил глаза в сторону, на напряжённого Двойника. Огляделся по сторонам, пытаясь заметить знакомую фигуру в белом. Но плотный, такой же белый туман, покрывающий пространство, не давал увидеть ничего, кроме очертаний рядом стоящих деревьев, белого снега под ногами. Зато позволял слышать гулкое дыхание, хруст, как кто-то царапает когтями по дереву, со всей силы. Что-то вновь звенит, напоминая звон маленьких колокольчиков-бубенчиков. Но не это волновало его на данный момент. — Где Джон?       Слова тут же тают в рыке чудовищ и скрипе снега, в шипении двойника и собственных разгоряченных от волнения чувств. Всё накаляется до предела: слух, зрение, тело, готовое сражаться.       Но туман не позволяет увидеть фигуру двойника. Джон растворился, слился воедино или и вовсе исчез. В душе у Лололошке вновь разгорелся пожар. Самовлюбленный кретин снова доставляет им проблемы. И как только они с его другой копией смогли поладить? Какая вообще история стояла за всем этим знакомством?       Додумать не удаётся, потому что Дейв вновь рывком оттаскивает его в сторону. — Приготовься.       Земля трясется, ветер завывает... А может, это не ветер, а души мёртвых? И всё происходит в один миг, тонкие длинные белые тени вырываются из тумана, шипят, хватаясь костлявыми руками за их одежду, но вместо страха он испытывает лишь омерзение.       "Как тараканы" — проскальзывает в голове мысль.       В этот же миг пространство разрезает знакомая зелёная вспышка, заставляя тварей ещё более яростно зашипеть, но отойти от них дальше. И тут же из тумана выныривает Джон, запыхавшийся, но жутко довольный. Достаёт свой меч и игриво взмахивает им, держа одной рукой.       С того момента все становится танцем. Лололошка и сам не замечает, как его движения становятся такими же плавными, пусть слегка и неказистыми в отличие от его двойников. Он не замечает, что сражается рядом с ними, лишь чувствует, как его спину периодически кто-то прикрывает от летящих ударов. Азарт разгорается в душе. Руки сводит, но больше не от усилий или усталости, эта ноющая боль приятная, волнующая его разум, так же сильно, как обычно волновали его уроки магии от Джона. Тогда руки тоже сводило от ожидания нового заклинания и его практики. Ему хотелось поглощать эти знания с новой силой, запоминать каждое заклинание, записывая его на подкорку сознания и вновь ощущать горячий поток пустотной магии, наполняющий его тело как сосуд. А ещё хотелось слышать звонкий голос, ощущать лёгкие прикосновения, направляющие и подсказывающие. — Двигаемся вправо, — приказывает Дейв.       На этот раз чужой громкий приказ не отдается в сердце таким раздражением. Лололошка двигается в том направлении, всё так же отбиваясь от полчищ чудовищ, которые кажется и не собирались умирать. — Нда, эльфов не пожалела жизнь. Обрекла лишь на вечные муки, — тяжело дыша, пробормотал Джон, когда они наконец выбрались из злосчастного тумана. Прямо к центру арены, — мы почти дошли.       Лололошка хмурится, наблюдая, как Джон тяжело вздыхает в очередной раз, вытирает лицо дрожащими руками и спотыкается. Он было делает шаг вперед, желая подхватить своего проблемного компаньона под локоть, но не успевает, потому что это делает Дейв. Лицо Дейва становится серьезным, он мягко проводит по костяшкам пальцев рукой и чуть ли не шепчет: — Ты опять перенапрягся.       Джон цыкает, отмахиваясь от его слов. — Ничего, протяну. По крайней мере, я точно не умру. — Джон, — голос Дейва становится глубже, тяжелее, казалось бы, он оседает камнями на землю. От этого голоса и самому Лололошке становится как-то не по себе. От него появляется липкое противное ощущение на коже, испарина.       Джон тоже вздрагивает, но после ухмыляется, как-то неловко потирая плечо. — Я порой забываю, какая ты на самом деле заботливая мамочка. Наверное, всё потому, что мы слишком давно не виделись.       Дейв хмыкает, треплет его по волосам, осторожно зачесывая назад, но руку с талии не убирает, держит всё так же крепко. От этого вида всё внутри скручивается от злости. Вот они выглядят как семейная парочка. На мгновение захотелось подойти ближе, оттащить Джона силой, чтобы он стоял рядом с ним, а не с этой копией проклятой. Но он молчит, сжимает кулаки сильнее и смотрит на них.       Хочется вздохнуть глубоко, чтобы выветрить из головы все эти гадкие мысли, хочется уйти прочь, не быть свидетелем столь личной драмы, и вместе с тем он знает, что уйти не вариант. Этот вариант его доводит до бешенства.       Если уйдёт он, то что сделает этот Чёртов Двойник дальше?

***

—Эльфы были первыми существами, — начал Джон, осторожно ступая вперед, — Конечно, сейчас принято считать, что первыми были феи и нимфы, появившиеся на свет из цветов. Но на самом деле первыми были корни, а следовательно и эльфы. Подлинность легенд, конечно, не проверить. На то они и легенды. Но я бы сказал, что это более вероятный исход, ибо нимфы и феи — просто разновидность тех же эльфов, что появились в следствии эволюции. —А как же гномы? — Лололошка оглядел большую арену, посреди которой расположился огромный скелет... Это что, ребро? — Гномы? Ах, да. Нет, гномы появились намного позже. Из гор и камней их выточили те же эльфы, придавая скалам и статуям жизнь посредством своей крови. Конечно, только поэтому теперь между ними существует негласная война. Гномы народ гордый, не любит признавать, что всё их существо было изначально ложным. Сейчас, благодаря воздействию магии, а точнее изменению в мире, они приобрели некую человечность, их плоть стала такой же, как наша, у них появились способности к репродукции и они могут умереть, но никогда не навсегда. Но сердце их всё ещё каменное. Впрочем, политические разногласия между эльфами и гномами, не самое интересное. Это ерунда, не стоящая нашего внимания. — Джон, хлопнул в ладони, привлекая к себе внимание. Лололошка изогнул бровь, наблюдая, как Дейв усмехнулся, облокачиваясь на рядом расположенное дерево. В его тёмных бездомных глазах что-то мелькнуло... Что-то очень нехорошее. — Красотка, а теперь жди нас здесь.       Не вопрос. Утверждение, от которого всё внутри вскипает. Почему черт возьми его вновь оставляют здесь? Куда Джон вообще собрался?!       На его немой вопрос ответил Дейв: — Малыш, боюсь, твой уровень силы всё ещё нестабилен. Это может быть опасно, не то нам, но и тебе в первую очередь.       От тона, которым были сказаны эти слова, сводило зубы. Захотелось ударить двойника ещё сильнее. Лололошка стиснул руки в кулаки, сглотнул кислую неприятную слюну и подумал о том, что быть таким, как его двойник, он не желал. Слишком мерзким ощущалось его присутствие. Слишком липли слова к коже, их можно было ощутить почти физически. И каждое слово острое, огненное, клеймом прожигающее насквозь. Не хотелось быть таким мерзким ублюдком. — Тогда почему ты идешь? Ты тоже опасен! — не выдерживает Ло. — Верно, — копия делает широкий шаг вперёд, оказываясь совсем рядом. Наклоняется чуть ниже, опаляет холодным могильным дыханием кожу и улыбается, — Я опасен, я самый опасный во всей вселенной, совершенно верно. Тебе не тягаться со мной. А потому, лучше бойся, раз тебе так хочется бояться. Ты ведь только и делаешь, что бежишь от себя, правда? Это ведь так на тебя похоже, моя маленькая непутевая копия. Я, право, даже сожалею, что Джон наткнулся именно на эту мировую линию, со мной ему было бы гораздо проще и веселее. Нежели с тобой. Что ты можешь сделать, а? Что ты можешь предложить ему?       Он не переставал смотреть Ло в глаза, проницательно, вновь презрительно и до головокружения тошнотворно сладко. Потому что за тонкой поволокой сладости скрывалось что-то более жадное, яростное. Чернота необъятная, понимает запоздало Лололошка. Дрожь бежит по телу, страх скручивает узлом в животе. Но он продолжает смотреть в чёрные омуты, в которых царит лишь холодный ад. Что пришлось пережить этой его версии, чтобы ощущаться таким чудовищем? Ждало ли и его это же? Или произошло всё это уже в его собственном прошлом, которое он не помнит? — Даже не смотря на наше происхождение, — хмыкает Дейв, как-то задумчиво отводя взгляд в сторону, — Джон, будучи человеком, всё равно намного великолепнее и сильнее, чем мы.       Чем он сильнее, хочется сказать Лололошке? Чем он лучше!? Почему же тогда так смотрит снисходительно на него всякий раз, стоит ему подумать, что они сблизились? Лололошка было тянется вперёд, хочет ухватиться за чужую знакомую одежду и вытрясти наконец всю правду о своём существовании, жизни и о том, как, черт возьми, давно они знакомы.       Но он молчит, на самом деле просто не успевает сказать ни слова. Потому что весь его бушующий поток прерывает звонкий, раздражённый с долей разочарования голос Джона: —Легенда так и осталась легендой. Какая жалость, хотя признаюсь, эти останки бывшего змея смотрятся довольно мрачно. В духе легенды, так сказать.       Лололошка моргает, растерянно переводит взгляд вперёд и только сейчас замечает, что они оказались на огромной чёрной пустоши, с далёкими редкими деревьями. Он обращает внимание на чёрную землю, больше похожую на пепел, при каждом шаге этот пепел легко взлетает вверх маленькими серыми пятнами и тут же опускаются, оседая. Но это было здесь самым важным. Ох, не это. А огромный череп змеи, расположенный неподалёку, и такие же огромные рёбра. Каких размеров было это существо в самом деле? Теперь дрожь пробегает по коже от всего великолепия и ужаса, что передаёт эта картина. Глазницы скелета смотрят в его глаза. Взирают словно на весь мир. Внутри он видит подобную, знакомую вязкую тьму.       Это пугает так, что не двинуться, ибо конечности к земле этой приросли.       Усилием воли он наблюдает за тонкой, почти полупрозрачной фигурой, так похожей сейчас на призрака в своих нелепых белых одеждах. На то, как Джон расхаживает из стороны в сторону, явно о чём-то думая, как так же легко, как и пепел, взлетают полы его халата и как волосы треплет неощутимый ветерок. Он смотрит, как позади его двойника сгущается туман, белесый, пугающий. Глядишь и поглотит эту маленькую незначительную фигурку.       Джон всплескивает руками так громко, что Лололошка наконец отмирает от своих вязких мыслей. — Какое разочарование. Я надеялся найти здесь что-то нужное, а не парочку посредственных кристаллов, — он подходит ближе, разминает кисти рук, и Ло подмечает, что его длинные пальцы странно худые и бледные, ровно столько же, сколько и само лицо. Ну точно призрак. — Что ж. Тогда нужно сделать привал.       И без слов разворачивается в сторону. Лололошка тянется следом, даже не думая о собственных действиях. По привычке идёт за двойником, и даже как-то тоже по привычке ожидает, когда он вновь заговорит, рассуждая вслух. Но этого не происходит. Зато ощущается за спиной чужое холодное присутствие его самого.       И в голове всплывают слова:       "Для человека"       Если Джон человек... То кто, в самом деле, он такой? Не кукла же какая-то!       От этой мысли он вздрагивает. Она впивается в сознание острыми длинными иглами, пригвождая в самом центре доски доказательств.       Да нет же. Ну что за бред.       Лололошка идёт вперёд, не оборачиваясь.       Он на самом деле не слишком понимает суть происходящего, больше углубляясь в свои мысли. А потому не замечает, как они дошли до нужного места.

***

      Что ж. Джон всегда был непредсказуемым. А потому совершенно точно стоило ожидать, что иногда его понятия отдохнуть, особенно в данном случае—это показательное фехтование с Дейвом.       Лололошка вздохнул, устало потер переносицу руками, но вновь посмотрел на дерущихся. Но да. Выглядело это и впрямь волшебно. Каждое движение было плавным, отточенным, каждый взмах резким, рубящим, но всё так же не лишённым грации. Небольшую арену наполнил звон мечей, лёгкий шорох одежды и редкий смех. Смех сливался с пространством, таял в непроглядном тумане позади и казалось осыпался на землю, поглощённый ею. По крайней мере, так представлялось Лололошке.       Но он наблюдал дальше, за       причудливым ласковым танцем, местами таким страстным и пылким, что от чувств этих сводило живот. И подсознательно Лололошка будто бы знал причину этих чувств, но вдаваться в подробности, раскапывать их глубже не желал. Хотя слова так и вертелись на его языке, колючие и горькие.       В какой-то момент один из мечей отлетает в сторону, и Лололошка напрягается, чуть ли не подскакивая с камня, на котором сидел. Впивается глазами в две фигуры. И с удивлением видит, как Дейв прижимает остриё меча к шее Джона, как сам улыбается хитро, но не гордо, просто больше озорно. Но на лице Джона тоже нет ни грамма растерянности и удивления, словно бы он знал исход битвы. Хотя, возможно, оно так и было. Двойник улыбается, принимая руку помощи, что-то говорит Дейву, но слова всё так же тонут в окружающей мгле, а после с нескрываемым весельем смотрит на самого Лололошку. — Красотка, не хочешь размяться?       И на лице играет такая хитрая, довольная ухмылка, почти что дьявольская. И Лололошка подстегивается, чтобы подняться, схватиться крепко за меч и решительно шагнуть ближе. Он пытается не обращать внимание на ядовитый взгляд Дейва, пытается не обращать внимание на то, как он хмыкает, как неспешно ступает на его место, а после вальяжно закидывает ногу на ногу и подпирает подбородок кулаком. — Представление в первом ряду. Какая прелесть. Напоминает о старых временах. Не правда ли, Джон?       Джон хмыкает, но ничего не говорит, просто ступает вновь к "сцене", делает небольшой реверанс и встаёт в стойку.       Лололошка никаких реверансов не делает, не кланяется надоедливой, ненужной сейчас публике в лице одного единственного человека. Зато стискивает меч куда крепче, жёстко машет рукой, так же принимая положение. И ждёт момента.       Срываются с места они одновременно. Звон мечей вновь наполняет пространство, но на этот раз он кажется более яростным. Если игра Джона и Дейва была размеренной и в действительности более похожа на игру, то сейчас почти настоящая битва.       Уж слишком хотелось Лололошке показать себя, то, что он тоже может победить всегда идеального и непобедимого Джона. Его же вторая версия смогла, так чем он хуже?       Да и тем более Джон явно устал, после этого длительного пути и прошлого сражения. Это видно по его слегка дрожащим рукам, по капле пота на виске. Пользоваться чужой слабостью — подло, но ощутить чувство превосходства хотелось сильнее. Хотелось увидеть, как Джон распластается под ним, как удивленно поднимет брови, как потом усмехнется привычно. Может скажет что-то ласково-колючее. Кто его знает.       Явно не Лололошка.       Потому что понять Джона невозможно. Он в этом уверялся всякий раз, двойник мог с легкостью приблизить к себе, почти доверительно прижать к своему стройному телу, и так же легко, ровно в тот же самый миг оттолкнуть, сделав вид, что точно ничего не произошло. Он игрался его чувствами и нервами как умелый дирижёр. И это даже забавно, насколько подходит эта роль Джону. Вечный контроль всех — это про него. Находиться в блеске славы — тоже. —А ты неплох, — насмешливо тянет двойник и в один миг их лица почти соприкасаются друг с другом, между ними остаётся чуть ли не миллиметр, отчего спокойно можно было ощутить чужое жаркое дыхание в самые губы.       Лололошка вздрогнул, облизнул вмиг пересохшие губы и тоже ухмыльнулся: —Ты меня слишком недооцениваешь.       Но Джон лишь фыркает. —Милашка, уж поверь, тебя-то я не недооцениваю, просто ожидаю, когда же наконец твой будущий и возможный потенциал вырвется наружу. Уж я об этом могу знать точно.       Лололошка закатил глаза, уже даже не думая, чей это жест, его собственный или жест Джона. Да и честно говоря, это было как-то не важно, важнее лишь звон стали, лёгкие движения и вздымающийся белый подол, ускользающий прочь.       Он делает выпад, ещё один, но уже более резкий и яростный. Джон поскальзывается на пепле, но не падает, удерживая равновесие.       Они кружат вокруг друг друга некоторое время, словно хищники, вышедшие на охоту. Кожу покалывает от чужого пристального взгляда, мышцы сводит от напряжения. В голове успевает проскользнуть мысль, что вот сейчас Джон обязательно одержит победу. Что вот сейчас всё так же надменно посмотрит на него, улыбнётся и скажет, что ему стоит посвятить тренировкам больше времени.       Удар, свистящий вздох и столбы поднявшейся пыли, когда они оба падают на землю.       Лололошка кашляет, отмахивается от пепла руками и с удивлением замечает, что лежит на Джоне, прижав его к земле. С удивлением ощущает его тяжело вздымающуюся грудь, видит, как тот тоже кашляет, а потом вдруг громко смеется. — Ну я же говорил, можешь, когда хочешь! А теперь будь добр, красавчик, слезь с меня наконец. — Ло заторможенно кивает, только вот с места не двигается, внимательно смотрит в чужое слишком возбужденное и радостное лицо и не может понять.       Что не так с Джоном?       Приходит в себя он, когда тонкая бледная рука хлопает его по плечу. Джон недовольно шипит, пытаясь отпихнуть его подальше. А ему, напротив, захотелось прижаться ближе, чтобы вновь услышать сдавленный вздох, мимолётное удивление в чужих глазах и ощутить чужое жаркое дыхание. Но он всё же поднимается, хватает Джона за руку, рывком поднимая на ноги, потому что точно знает, что руку его не примут. Но после не отпускает, ухмыляется и легко, даже как-то неожиданно для себя целует кончики пальцев. — Приятно было с вами сражаться.       Всё это выходит так легко и непринуждённо, что сам Лололошка сперва даже не замечает этого быстрого жеста.       Но только сперва.       Но только не после того, как Джон ухмыляется, переводит взгляд на Дейва и как-то заговорщицки подмигивает ему.       Только тогда Лололошка понимает, что эта грань характера не его тоже. ... Точнее, напротив, словно бы его, потому что ощущается родной, почему-то знакомой.       Он тоже переводит взгляд на Дейва. В его искристых фиолетовых глазах читалась не насмешка, а какое-то другое сложное чувство. — Да, кажется, он начинает вспоминать.—Доносится отдаленно, сквозь дымку тумана.       Вспоминает что?