Ведьма. Пять Харгривз

Восьмая любила ночь. Для неё это самое прекрасное искусство, живое в необузданной энергии, песня для глаз. Временами ей казалось, что она может чувствовать, как ночной ветер каким-то образом вибрирует, шепчет так, что уши не могут услышать. Она догадывается, что это было дружелюбно, когда мир людей казался таким лишенным любви, когда она чувствовала, что сама была лишена любви. Слава богу, что из дома Эллиота открывался прекрасный вид на всё это. Несмотря на беспорядок, в который она попала, Восьмая внезапно почувствовала себя ужасно спокойной. Самое спокойное, что она когда-либо чувствовала за последнее время. Вдали от Пятого, Диего, всех...это было потрясающе. Затем это было прервано. —Привет. —Привет—Восьмая обернулась, выдавив улыбку. Конечно, Пятый видел ее насквозь. Он всегда её видел насквозь. —Мы можем поговорить? Три слова. Три слова, которых она пыталась избежать весь день. Это была типичная ситуация между выбором борьбы или бегства, и, конечно же, она выбрала бы бегство. —Я очень устала, Пятый—она отпустила голову, встав со стула у окна. Она не хотела разбираться со всем этим прямо сейчас. Не тогда, когда она чувствовала боль в груди всякий раз, когда видела его. Не тогда, когда у нее было желание разрыдаться, когда он приближался к ней. Не тогда, когда в ее кишках застрял осколок, который никак не покинет ее. —Боже мой—внезапно резко закричал Пятый, мягко отводя ее локоть назад, когда он приблизил ее к себе-Любимая, пожалуйста, перестань морочить мне голову. Почему ты просто не хочешь поговорить со мной? Восьмая стояла в шоке, наблюдая, как взрывается Пятый. Девушка внезапно почувствовала, как ее тело закипает от ярости, когда она резко отдернула локоть—Я же просила тебя не называть меня так. —Как я должен тебя называть?—он невесело рассмеялся—Номер Восемь? Кто мы, незнакомцы? —Следи за тоном. —Ты ни хрена мне не говоришь!—закричал он, и Восьмая могла бы поклясться, что это был самый злой момент, когда он был с ней—Я пытаюсь помочь тебе! Я хочу поговорить с тобой, а ты продолжаешь отталкивать меня! Восьмая сосредоточилась на том, чтобы дышать ровно и медленно, игнорируя режущую боль в груди, когда она пристально смотрела на Пятого—Я не хочу говорить об этом. —В этом-то и проблема! Ты этого не делаешь! Раньше мы рассказывали друг другу всё!—Пятый выглядел взбешенным—Я отдаю тебе всего себя, когда ты даже не можешь открыться мне! Это стало для нее последней каплей. Восьмая дернула головой в сторону, и в одно мгновение Пятого впечатало в стену—А как насчет меня, Пятый? Ты так злишься, что я отключаю тебя, хотя ты, блять, понятия не имеешь, через что я сейчас прохожу. Я...той ночью в переулке, когда Хейзел нашёл меня, я думала, что умру, Пятый—Слезы покалывали уголки ее глаз, но это ее не остановило—Я думала, что умру, черт возьми. Я не могла дышать, и там никого не было. Затем в течение нескольких часов я становлюсь снова одержимой, меня мучает ФБР, мне подбрасывают кучу информации, и ты злишься на меня, потому что я не хочу с тобой разговаривать? Пятый, который уже отошел от своего пика ярости, смягчился—Восьмая... —Нет! Заткнись—крикнула Восьмая, делая шаг так, чтобы их разделяли считанные сантиметры—Я прошла через ад, Пятый. Прямо сейчас в моем мозгу происходит столько дерьма, и я думала, что ты, как никто другой, понял бы это. Восьмая отступила, высоко подняв голову, пока не скрылась из виду. Только кто-то настолько близкий, как Пятый, мог причинить ей такую боль. Нужна внутренняя работа, чтобы напасть на человека, столь стойкого к эмоциональным травмам. Восьмая была сильна. Другой человек может причинить ей любую боль иона всё равно прийти в норму. Ее могли пытать, и в конце концов она всё равно прийдёт в норму. Но Пятый...он мог сделать гораздо хуже всего несколькими короткими словами. Он не имеет в виду их, она это знает, но в каком-то смысле от этого становится только хуже. Она начала игнорировать его.