Три луны Татуина

      Званный ужин у канцлера был очень скромным мероприятием, куда приглашались только самые близкие друзья и сторонники не больше пары сотен и велись разговоры только на светские темы, канцлер не был виноват, что все светские темы были о войне и новых законопроектах. Всего лишь несколько сенаторов, пару адмиралов, генералы, художники, владельцы небольших заводов, банкиры и три джедая, два из которых даже не учувствовали в разговорах, стоя у стены и равнодушно смотря на пеструю толпу. Магистры Кит Фисто и Аген Колар обменялись несколькими фразами со знакомыми сенаторами и больше держались рядом, оба в растерянности, не понимая, зачем они здесь и оба тяготящиеся этим приглашением, на которое не возможно было отказаться. В отличие от рыцаря Скайуокера, который с момента как зашел в зал, собрал вокруг себя небольшую, но очень шумную компанию, что живо обсуждали последние разработки Кренника, политические успехи Таркина и военные Скайуокера. Купаясь в восхищении и поздравлениях. Разговор прервался только когда объявили о начале ужина и все поспешили за стол согласно списку рассадки, Энакин рад был увидеть рядом с собой Орсона, предвкушая интересный разговор, а с другой стороны Сенатора Фему Бааб, которую он несколько раз видел в Сенате и знал, как одну из преданных сторонниц политики Палпатина и инициатора усиления безопасности Корусанта. Дроиды-официанты разнесли бокалы неизменно красного вина, которое подавалось на всех приемах канцлера. Энакин поприветствовал сенатора и вернулся к разговору с Орсоном, соблюдая этикет и подключая к их разговору и сенатора, что коротко высказала свое одобрительное мнение по теме усиления средств защиты планеты. Легкий непринужденный разговор, закончился, когда канцлер поднял бокал, произнеся проникновенную, но очень стандартную речь о единстве и силе Республики. Вино было с приятной пряностью и легкой кислинкой на языке, но вот сладкое послевкусие Энакину никогда не нравилось. Никому не удалось распробовать изысканный вкус и аромат напитка, так как в мгновение все пришло в движение. Сенатор Бааб вдруг закричала, крик стал хрипом, а розовая пена, булькающая во рту, превратилась в поток бордово-коричневой крови, все ее тело начало биться в конвульсиях, из глаз, наполненных ужасом и пониманием, полилась кровь. Все это сопровождалось шумом отодвигающихся стульев, криком сенаторов и если все старались отойти подальше, джедаи же бросились к женщине, ловя ее, когда она от судороги начала падать на пол, но даже они не в силах были ей помочь, только держали, пока она не замерла в их руках. Джедаи обменялись взглядами, и в них был один ответ — яд.       Дальше все произошло слишком быстро. Шок сменился деятельностью, все расступились, размещаясь вдоль стен, белая тюль, сдернутая с окна, скрыло распростертое тело некогда красивой Фемы Бааб, чье лицо сейчас было перекошено последними муками, канцлера, который на отрез отказался покидать зал и, заявив о своем высшем долге проследить за честным и оперативным расследованием, увели в самый дальний угол, закрывая гвардейцами, командующий Корусантских сил безопасности, что присутствовал на званом ужине тут же во всеуслышание заявил, что расследование в компетенции его службы, вызывая группу расследования и смеряя джедаев взглядом предупреждения. Магистры, не горели желанием спорить и отошли в сторону, уведя с собой Энакина, что рвался к канцлеру. Шепотом, обсуждая атмосферу и закручивающиеся потоки Силы, Энакин в обсуждении не учувствовал, он осматривал зал, сканируя настроение, все его чувства были обострены, и он точно ощущал предупреждение, предчувствие говорило, что все очень плохо. А в зале после тишины от потрясения начинал подниматься гул обсуждения и предположений, который прекратился, только когда в зал вошла Корусантская гвардия клонов и лейтенант Тан Диво, что сходу начал отдавать распоряжения. Эксперт уже проводил анализ содержимого бокала, и когда ответ был «яд», лейтенант только коротко кивнул, не отрываясь от просмотра голозапесей. Пока через пару минут гордо вскинув голову, во всеуслышание не заявил об обнаруженном убийце, указывая своим коротким пальцем прямо на Энакина. Тишина накрыла зал, тишина, которая была наполнена растерянностью, ступором и казалось она сейчас взорвется, причем смехом. Это было похоже на бред. Энакин вздернул бровями и смог выдавить из себя только самое глупое, под стать складывающейся ситуации:       — Что?       Лейтенант, словно только ждал этого вопроса, разразился тирадой, как на сцене и включая голозапись. На ней было видно, как Энакин, сенатор Бааб и Орсон садятся за стол, как каждому дроиды — официанты разносят бокалы вина. Энакин ведет беседу с Орсоном, когда берет свой бокал и переставляет его, подставляя на левую сторону к сенатору Феме Бааб, после чего обмениваются с ней несколькими словами и переключает внимание на тост, который произносит канцлер. Видно как сенатор, смотря на канцлера и поглощенная его речью, берет ближайший к ней бокал с вином, тот самый, что поставил перед ней джедай. Глоток в завершении тоста и Фема падает замертво.       — Как вы все видите, именно генерал Скайуокер отравил сенатора Бааб, именно он подсунул ей отравленное вино, которое сенатор выпила.       — Но на голозаписях даже нет момента, когда я, теоретически мог добавить в бокал яд, — Энакин желал рассмеяться, это был какой-то абсурд.       — Мы не знаем, на что вы способны, — самоуверенно произнес лейтенант, то что было в каждом жителе Галактики. Джедаев уважали, восхищались, но их же и опасались, на грани страха, потому что никто не знал, какими силами они обладают, на что они способны. На эти слова Энакин вспыхнул.       — Так я расскажу на что я способен, — вкрадчивым голосом проговорил Скайуокер, приближаясь к лейтенанту, нависая над ним и не замечая, как перещелкнулись затворы на ружьях клонов. — Я способен на то, что если бы я действительно хотел кого-то убить, то сделал это так, что никто бы даже не понял, что это именно убийство, а не совершал преступление топорно на глазах у десятков свидетелей. Вам повезло, что я не хочу никого убивать. Пока что. — Энакин был все ближе к лейтенанту, все сильнее давя его своим ростом сверху, все тише, но более угрожающим становился его голос. Он чувствовал этот липкий, сладкий страх, что витал в воздухе, как расширялись глаза лейтенанта, как он сжимался под взглядом джедая, который словно щупальца залезал в голову, и Скайуокеру это нравилось, Энакин усмехнулся. Пока не почувствовал легкое прикосновение к руке, которое привлекло его внимание.       — Ты не помогаешь Скайуокер, — прошипел магистр Фисто. — Не усложняй все. Мы разберемся. — Добавил он, пока магистр Колар отправлял сообщение в Совет.       Энакин оскалился и, фыркнув, выпрямился, обводя всех присутствующих ледяным взглядом презрения. Отмечая, что несмотря на то, что лейтенант назвал его убийцей, никто даже не дернулся в его сторону, словно ожидая вердикта от совсем другого человека, словно никто не смел обвинить генерала Скайуокера, никто, кроме канцлера.       Палпатин не отводил от джедая взгляд, впиваясь в каждую его эмоцию, считывая каждую реакцию. Он был восторге от того какие волны поднимались внутри Энакина, но что-то неуловимое мешало ему полностью насладиться этим зрелищем, недосказанность, беспокойство, что он не контролировал это событие, что он не знал о нем, не были еще просчитаны его последствия. Но что ж оно уже произошло и нужно было пожинать плоды, а они были сладки.       — Мой господин, это не он отравитель, — зашептал над его ухом знакомый голос Сейта Пестажа.       — Конечно не он, — отмахнулся Палпатин, не желая пропускать ни мгновения столь приятного зрелища.       — Только скажите, и мы остановим этот фарс.       — Что? — искренне удивился Палпатин, поворачиваясь к своему ближайшему стороннику и другу. — Зачем? Конечно, мы этого не планировали, но кто мы, чтобы отказываться от возможности, которую нам преподносит сама Сила.       Канцлеру потребовалось все свое умение держать лицо, чтобы не расплыться в предвкушающей улыбке. Сама Сила помогает ему. Он уже видел, как наяву все что произойдет. Сейчас он разыграет самого обеспокоенного дедушку, что ж выдавить чувства беспокойства в отношении Энакина, ему было не трудно, он в определенном смысле всегда заботился о нем. Он даже подойдет к нему, хоть охрана и будет возражать. Он скажет, что сделает все возможное, чтобы добраться до правды, грустно добавляя, если конечно джедаи позволят, ведь он не имеет власти над Советом. И конечно же будет суд, и конечно же Энакина обвинят и осудят. Это будет последней ошибкой джедаев, их фатальной ошибкой, но это станет его триумфом. Они сами создадут его ученика, сами подтолкнут его в объятия тьмы. Они предадут его, отвернуться, не поверят, будут видеть в этом справедливость суда и объективность расследования. Думая что как джедай Энакин должен будет смириться с обвинениями и раскаятся в преступлении если оно неопровержимо доказано, упавая на честное расследование. Только они не знают, то что знает Сидиус, Энакин не джедай, никогда им не был, и он не прощает предательства. Они сами выкуют свою погибель. Возможно, даже Сидиус позволит своему ученику посидеть в тюрьме, может несколько месяцев, а лучше год. Отрезанным от Силы, в одиночестве, живьем варящимся в своей обиде, гневе, ненависти, что только будут усиливаться осознанием несправедливости, подогретые мыслями и неизвестностью. Когда Сидиус все же решит организовать его побег, Энакин будет сгорать от жажды мести и его лорд с радостью даст ему возможность утолить ее. Он будет один, и только его старый друг Палпатин не отвернется от него. Один. Да, сенатор Амидала обречена, надо будет придумать ей жестокую смерть, такую, что бы джедаи не смогли ее защитить или даже были бы виновными. Или лучше обвинить ее в романе с Кеноби, наверняка они будут работать вместе, пытаясь оправдать Энакина. Правильный слух там, несколько голозаписей и правильных голографий под определенным ракурсом и вот Скайуокер в ярости убивает обоих. Палпатин все еще был погружен в прекрасные картины будущего, когда в нее вклинился мягкий, растягивающий слова голос, словно змея поползла по полу.       — Лейтенант Диво, — из толпы чуть ленивой походкой вышел адмирал Таркин. — Вы так оперативно провели расследование, но позвольте подкрепить ваши доводы следственным экспериментом, который не оставит у присутствующих сенаторов, генералов и канцлера сомнений в том, что найден именно виновный. Никому из нас не хочется быть свидетелем ошибки следствия, и хотелось бы уйти домой со спокойной душой, что убийца нашей дорогой сенатора Бааб пойман.       Лейтенант оглянулся, словно только сейчас заметив в каком окружении он находится у стены на поставленных стульях сидели сенаторы, у окон вытянувшись стояло все Высшее командование Республиканской армией, даже его непосредственный начальник, находился подле канцлера, которого в первый момент было не видно за спинами гвардейцев. Тан вздрогнул.       — Адмирал Таркин, это очень взвешенное предложение, — раздался голос командующего Корусантских сил безопасности. — Лейтенант Диво, предоставьте возможность. Надеюсь, магистры джедаев не будут возражать?       Магистры Фисто и Колар приблизились к Энакину, но промолчали, внимательно следя за происходящим. Энакин же стоял, вытянувшись возвышаясь практически над всеми присутствующими со сложными на груди руками, хмуро смотря как адмирал, берет первый полу пустой бокал вина и, ставя его на поднос, подносит к нему. Это казалось каким-то безумием. Энакин хмуро смотрел на бокал и Таркина.       — Генерал Скайуокер, прошу вас, возьмите бокал, — громко чтобы все слышали сказал адмирал, Энакин даже не пошевелился, только прожег взглядом Таркина. Адмирал выдохнул и быстро зашептал, чтобы никто не слышал. — Я хочу помочь, доверьтесь.       Энакин еще мгновение смотрел в светло-водные глаза адмирала, прежде чем раздраженно и быстро схватить бокал, чувствуя, как хрусталь холодит кожу руки. На мгновение Энакин заметил довольную ухмылку на лице адмирала, что тут же исчезла.       — Лейтенант Диво, прошу, зафиксируйте, что генерал Скайуокер взял бокал левой рукой, мы все это видели.       — И что, что левой? Что это доказывает? — раздался раздраженный женский голос из толпы, многие устали и уже хотели разойтись, для них виновный был назван, и этого было достаточно, головидео было достаточно.       Энакин все еще хмурился, но в его взгляде проступил интерес, как и у магистров, которые заинтересовано подались вперед.       — Терпение. Генерал, прошу, поставьте бокал на поднос и снова возьмите его только уже правой рукой.       Энакин на мгновение замялся, не совсем понимая, что хочет доказать Таркин, но осознавая, что адмирал достаточно умен, чтобы понять абсурдность всей ситуации, что сейчас разыгрывалась перед ним, а значит не веря в виновность Энакина.       — Адмирал, я не беру бокалы правой рукой, — осторожно проговорил Энакин.       — О, я думаю, бюджет Республики переживет один разбитый бокал, — усмехнулся Кренник, что все это время был недалеко от Энакина, и уже понимая, что именно хочет доказать его союзник. Таркин искривил губы в подобии улыбки.       Скайуокер не произвольно шевелил пальцами механической руки, скрытыми перчаткой, если этикет и требовал снимать перчатки на званых ужинах, то это не касалось перчаток с протезов. Энакин вздохнул и, подняв руку, обхватил хрустальную ножку бокала механическими пальцами, перчатка была мягкой и широкой, заглушала сигнал, но все же он почувствовал хрупкую структуру и как ножка бокала легла в руку, он постарался его осторожно медленно поднять, но все же знал, что будет дальше, пальцы сжались и осколки посыпались на пол пока бордовое вино капало с перчатки. В зале воцарилась тишина, но это была хорошая тишина, тишина заинтересованности, все присутствующие готовы были слушать и главное принимать, что им скажут. Адмирал Таркин не заставил ждать.       — Ваше превосходительство, командующий, господа магистры, — на горе-лейтенанта Таркин тут же перестал обращать внимание. — Если вы позволите, я поясню. Генерал Скайуокер, не сочтите мои следующие слова за оскорбление.       Энакин пожал плечами, что может быть большим оскорблением, чем обвинение в убийстве. В Республике старались не обращать внимание на протезы, а Энакин даже искренне прикипел к нему и радовался возможностям, что он дает, но все же правилами приличия было не принято акцентировать на металлических частях тела внимание и афишировать их.       — Как вы все и так знаете у генерала Скайуокера после ранения механическая правая рука, что в некотором смысле корректирует его привычки. И если кто-то обращал внимание, на всех мероприятиях, генерал берет бокалы именно левой рукой. Почему именно так, вы все видели. А теперь пересмотрите голозапись, уже зная эту особенность. Генерал Скайуокер не подставил специально бокал с ядом сенатору Бааб, он просто переставил его на левую сторону, чтобы было удобнее брать, — эти слова Таркин сказал с уставшей интонацией, что приходится разъяснять такие элементарные вещи. — Предположу, что генерал и сенатор по случайности перепутали бокалы, которые стояли рядом, так как все внимание было на великолепный тост Его превосходительства.       Таркин видел интерес канцлера, тот уже смирился с благополучным разрешением и освобождением Энакина, так как именно к этому и шло, теперь его начинало беспокоить то, что уже витало в воздухе и требовало только озвучивания.       — Значит умышленное убийство, переквалифицируем в непреднамеренное, — проговорил лейтенант Диво, строча, что-то в своей датпате, не замечая, как смерил его взглядом повернувшийся в его сторону Таркин, уже успев забыв о присутствии здесь этого недоразумения.       — Лейтенант и какой же тогда был умысел у генерала? Если вы все еще продолжаете считать, что это он подсыпал яд в свой собственный бокал, — Кренник начинал веселится, событие из трагедии, начинало походить на комедию и даже закрытое полотнищем тело сенатора не умоляло комизма разворачивающихся событий. — Кого он тогда хотел убить? Себя что ли?       Энакин и магистры уже в середине речи Таркина напряглись. Прекрасно понимая, куда ведет цепочка рассуждений, и что за слова будут сказаны следующими.       — Лейтенант Диво, вы идиот, — четко припечатал адмирал Таркин. — Вы собираетесь обвинить в убийстве того, кто и был целью убийства. Убить хотели генерала Скайуокера, а не сенатора.       Со стороны присутствующих сенаторов послышался судорожный громкий вздох удивления, когда как джедаи и военные, только сильнее нахмурились. А вот канцлер начинал закипать, как он мог упустить такое, что он не доглядел, кто пытался лишить его самой главной силы плана. Только что из-за какого-то яда, годы работы и обучения Энакина могли превратиться в ничто. Одно дело бросать своего ученика в бой, сталкивать его с достойными противниками, где если он достоин быть лордом тьмы, то пройдет все испытания своего учителя, а другое потерять столь ценный ресурс исподтишка, из-за яда, причем не зная, кто его подсыпал. Канцлер был в гневе. Энакин же информацию принял абсолютно спокойно, почти равнодушно.       — И чтобы уже убрать все сомнения, — Таркин продлевал свой звездный час. — Вы провели полный анализ яда?       Адмирал повернулся к эксперту, который сам во всю слушал расследование адмирала.       — Да, конечно, адмирал. Это синокс, он безвкусный, бесцветный.       — Вы знаете сколько его нужно, чтобы убить человека?       — Для летального исхода требуется две единицы, адмирал, — ровно проговорил эксперт.       Таркин повернулся к стоящим рядом джедаям.       — Знаю, джедаи не любят раскрывать свои секреты, но это касается оправдания в убийстве одного из вас. Две единицы синокса могут убить джедая?       Таркин задал этот вопрос предполагая, основываясь на слухах, что джедаев не так уж и легко убить, что ответ будет «нет». Магистры молчали, пытаясь решить, какой ответ будет верным, но их опередил Энакин.       — Я даже расстройства желудка не получу, — усмехнулся генерал, он знал яд небольшой дозировки с применением минимальной техники силового исцеления, просто сгорит в любом джедае и уж тем более в нем. Мидихлорианы просто растворят яд. Магистры на явное самодовольство в голосе Энакина только закатили глаза. Таркин принял ответ равнодушным кивком.       — А столько яда в бокале?       Эксперт сглотнул:       — Сто девятнадцать единиц. Яд буквально растворил все внутренние органы и все еще продолжает действовать.       По залу прошел более громкий возглас ужаса, к которому добавились некоторые военные, канцлер в удивлении и ужасе расширил глаза, а джедаи вздрогнули, понимая такой объем не оставил бы Энакину ни единого шанса, каким бы избранным он не был. А адмирал Таркин только довольно улыбнулся:       — Что и требовалось доказать. Если бы целью была именно сенатор Бааб, то зачем такая концентрация яда, а значит целью был джедай, а именно генерал Скайуокер.       — Да уберите вы ружья, и вместо того, чтобы держать генерала на прицеле, найдите того, кто его хотел убить. Это покушение — угроза безопасности Республике и нашему военному успеху, — не выдержал канцлер, выходя из-под охраны своих гвардейцев. Весь его план мог пойти прахом. А он даже не знал из-за кого. В нем начинала клокотать ярость, а этого нельзя было допустить, не в присутствии магистров джедаев, а значит нужно было отвлечься, нужно было действовать. Еще до того, как унесли тело сенатора Бааб, до того, как канцлера все же уговорили вернуться в свои комнаты, уже была собрана оперативная группа расследования, а Энакин высочайшим приказом Канцлера помещен под охрану, и Палпатин не желал слышать ни каких возражений. На это Таркин и Кренник только обменялись понимающими ухмылками.       — Спасибо, — проговорил Энакин, идя рядом с адмиралом Таркиным к взлетной площадке, где у звездолета его ждали магистры. — Даже не знаю, что еще могу сказать.       — Пустое, — улыбка не коснулась его глаз. — То, что тут устроил этот лейтенантошка было похоже на водевиль, а я не люблю комедии. Тем более, я уверен, что вы достаточно умны и способны, чтобы расправляться со своими противниками более аккуратным образом.       Таркин внимательно следил за реакцией генерала, любой другой джедай на такой сомнительный комплимент бы оскорбился, но Энакин только хмыкнул, легко задев рукой, висевший на поясе меч.       — Да, в моем случае крови было бы гораздо меньше.       Адмирал довольный ответом позволил себе мгновение полноценной улыбки.              Новость, которая была озвучена на Совете джедаев, повергла Оби-Вана в шок, сообщение от магистра Колара было коротким, но оно было подобно взрыву: «Скайуокера обвиняют в убийстве. Созовите Совет.» В ушах Оби-Вана зашумел ток крови, внешне он был спокоен, даже эмоционально, но то что другие члены Советы приняли за контроль эмоций, было опустошением. Кеноби не слышал речей, что обсуждали возможные последствия этого события для Ордена, как реагировать, что предпринимать, не видел, как на него бросают настороженные и сочувствующие взгляды, он всем сердцем, всеми мыслями был рядом с Энакином, теребя их связь, но она молчала и была в покое, словно приглушенная. «Только не наручники», — мелькала мысль в голове Кеноби. И ответа не приходило. Он ели дождался завершения заседания, которое ни чего не решило, договорившись собраться снова, когда из Сената прибудут магистры. Оби-Ван практически выбежал из зала, сопровождаемый все теми же взглядами. Но пока он бежал по коридорам, по связи прошел отклик, и о том, что Энакин в Храме почувствовал до того, как увидел его заходящим в центральный вестибюль. С двух сторон от Энакина шли конвоем магистры. Оби-Ван поспешил к ним, тут же ловя взгляд мужа. Энакин уловив волнение быстро улыбнулся кончиками губ и мотнул головой. Оби-Ван замедлил шаг и только потом увидел, что руки Энакина свободны, а меч все еще весит на поясе.       — Мы получили ваше сообщение. Что произошло? — проговорил Оби-Ван стараясь адресовать вопрос магистрам, но все равно поглядывая на Энакина, что и поспешил ответить, преувеличено веселым голосом.       — Меня больше не обвиняют, но я все еще под арестом.       — Не под арестом, а под охранной, — устало проговорил магистр Колар, что всю дорогу в Храм выдерживал нападки Скайуокера, который пытался убедить их, отменить указание канцлера об его охране и позволить ему самому заняться расследованием.       — Сути это не меняет, — проворчал рыцарь-джедай. — Я все равно заперт, мне запрещен выход из Храма.       — Почему?! — Оби-Ван перестал пытаться сделать вид, что обращается к магистрам, во все глаза смотря на мужа, который только сжал губы и недовольно сморщился.       — Скайуокер расскажет подробнее, а если коротко его пытались убить, — проговорил Кит Фисто, который непривычно был серьезен.       Энакин не сдержал смешка:       — Будто это что-то новенькое. Меня на каждой миссии, на каждом вылете хотят убить.       — Но не отравить дозой яда, которая ранкора завалит, — начал откровенно раздражаться магистр Колар.       — Хоть какое-то разнообразие, — пробормотал Энакин, игнорируя испепеляющий взгляд Оби-Вана, которому не нравилось такое равнодушие мужа к своей жизни.       — В любом случае. Ты сидишь в Храме и не лезешь в расследование, как и приказал, боясь за жизнь нашего «достояния Республики», канцлер, — сарказма в голосе Агена Колара было гораздо больше, чем допускало его звание магистра, со злорадством добавляя. — И садишься писать список всех, кому ты успел насолить, кто захотел бы тебя прикончить.       — Да я этот список до скончания веков составлять буду! — возмутился Энакин, но, когда Аген хотел также возразить, их прервал голос магистра Фисто.       — Господа, давайте продолжен наш разговор в более уединенном месте.       Все оглянулись и только сейчас заметили, что все присутствующие в вестибюле рыцари и падаваны с интересом замерли, оставив свои дела, погружая помещение в тишину, где эхом звучали громкие голоса трех магистров и рыцаря.       — Простите, — проговорил Оби-Ван, хватая Энакина и поспешно утаскивая его за собой.              — Вот так все и было, — закончил рассказ Энакин, выпивая вторую кружку травяного чая, заваренного мужем, кафф он ему не дал, тот и так был на взводе.       — Теперь я застрял в Храме, пока другие будут пытаться выяснить, кто меня пытался убить. И даже к Падме не смогу слетать.       — Думаю, Падме примет это неудобство, раз оно касается твоей безопасности.       — Я не беспомощный ребенок, джедай и генерал, я сам могу проводить расследование.       — На этот раз это даже не указание Совета, а канцлера, — не сдержал ухмылки Оби-Ван, видя, как это заточение тяготит его мужа.       — Он слишком меня опекает, — проворчал парень, но в его голосе не было негатива. Оби-Ван поспешил сменить всегда опасную для них тему.       — Аген сказал о дозе яда, на сколько она была большой?       — Очень. Показало больше 100 единиц.       Оби-Ван прикрыл глаза убеждая себя, что Энакин сейчас с ним и в безопасности.       — Ни один джедай, не смог бы сжечь такое количество яда, даже ты со своими многотысячными мидихлорианами.       — На это и надавил Таркин, он сказал, что для отравления обычного живого существа достаточно было бы и пары единиц, а тут явно целью был джедай.       — Знаешь, я недолюбливаю адмирала Таркина, — Энакин хмыкнул, это было существенным преуменьшением.- Но в этот раз я рад, что он был на приеме. Я ему очень благодарен.       — Да, — согласился Энакин. — Такие люди умные и верные нужны Республике.       На этом разговор был закончен, потому что Оби-Вана снова вызывали на Совет, где он готов был добиться, чтобы его включили в группу расследования.              Оби-Ван зашел в квартиру и устало бросил мантию на диван, тяжело опускаясь на него рядом, на мгновение закрывая глаза потерев лицо ладонью. Впитывая атмосферу спокойствия и гармонии, что его всегда окружала, когда он приходил домой.       — Оби-Ван, это ты? — раздался из кабинета голос, на который он не смог удержать, пусть и уставшую, но улыбку.       — Да, родная.       Женщина практически сразу оказалась в гостиной, присаживаясь на корточки перед мужем и, опираясь о его колени, заглянула в лицо мужчины, когда он опустил руки, беря ее маленькие ладошки в свои, легко сжимая. Они обменялись понимающими, с налетом грусти, улыбками. Спрашивать, как продвигается расследование не имело смысла, глаза Оби-Вана уже дали ответ — очередной тупик. Лицо Оби-Вана было уставшим, с яркими синими кругами под глазами. Их муж сутками не вылезал с нижних этажей Корусанта, ища следы доставки в столицу Республики столь опасного яда, так как только он был зацепкой, что бы вывести расследование на исполнителя и дальше на заказчика. Дроид-официант ничего не смог пояснить, его на мгновение выключили, воспользовались слепым пятном камер. Говорить об его очередном провале не хотелось поэтому Оби-Ван выбрал самую безопасную тему, которая он знал вызовет у него улыбку.       — Энакин звонил тебе?       Падме ожидаемо улыбнулась.       — Да. Час ныл, как ему скучно в Храме, — произнесла она с нежностью в голосе. — Но думаю, ему скучно только тогда, когда Асока отстает от него и уходит на уроки.       Оби-Ван ожидаемо улыбнулся. Энакин во всю воспользовался вынужденным заточением в Храме и полностью занял все свободное время своего будущего-нынешнего падавана, которая только была этому рада. Все видели, как юнлинг убегает из яслей, как все чаще появляется в компании рыцаря джедая, но под одобрительную, загадочную полуулыбку Йоды усилено делали вид, что не замечают, очередного нарушения внутреннего порядка и что рыцарь учит юнлинга, явно выделяя одного среди других. Оби-Ван был рад, что Асока хоть немного отвлекла Энакина и он не так сильно рвался на улицы искать того, кто мог желать его смерти. Список врагов Энакина был и правда гигантский и Оби-Ван проверял их всех, но большей части из них путь на Корусант был заказан, никто из них не мог прибыть в столицу не оставив след. Общество наемников тоже молчало, никто не получал заказ на рыцаря Скайуокера, а другие утверждали, что и за тысячи кредитов бы не взялись за него. Отсутствие зацепок выводило из себя и выматывало. Падме чуть привстала и провела ладонью по волосам и щеке мужа в незатейливой ласке, пока Оби-Ван в блаженстве прикрыл глаза, впитывая ощущение заботы.       — Я на минуту, только тебя увидеть. Жду Квинлана, мы с ним встречаемся уДекса, а потом проверим еще одну зацепку. — Оби-Ван тяжело вздохнул. — Но мне все больше кажется, что мы дальше уходим в сторону от правды. За все эти дни не на шаг не приблизились. У Энакина полно врагов, но ни одному из них не свойственно использовать яд. Яд — это изощренное оружие, а все противники Энакина военные. Они скорей всего вызвали бы Энакина на открытый бой.       Падме отвела взгляд и прикусила губу, что не осталось без внимания Оби-Вана.       — Тебе есть, что сказать?       Женщина села рядом на диван поворачиваясь к мужу лицом.       — Всего лишь предположения, идеи, ничем не подкреплённые.       — Мне и такие не помешали бы сейчас.       — Может ты и прав, и вы ищите не там, — Оби-Ван нахмурился. — Вы ищите убийцу среди врагов Энакина как джедая и генерала.       Морщинка между бровями Оби-Вана стала еще глубже, он не понимал куда клонит его жена.       — А если убийца среди его политических противников, а точнее среди тех, кто окружает Палпатина. Не удивляйся. В Сенате пополз шепот, я вначале не придавала ему значение, но теперь. Говорят, что канцлер слишком приблизил к себе Энакина, многие сначала в шутку, а теперь на полном серьезе называют его правой рукой. Все началось в те безумные недели, когда Энакин всюду сопровождал Палпатина. За этот период в Сенате в нем перестали видеть джедая, политикам было не важно, что он джедай им важнее было то, что он имеет постоянный доступ к канцлеру, а это среди политиков ценится гораздо выше, чем что-либо еще. Постоянный доступ, присутствие на мероприятиях, место в оперной ложе, дружеские разговоры, которые Палпатин даже не скрывает, все это показывает сенаторам, что у Энакина есть влияние на канцлера и власть. Палпатин сам это демонстрирует. А в Сенате не мало политиков, которые за такое влияние и за то, чтобы оказаться на месте Энакина подле канцлера готовы убить.       Оби-Ван на несколько мгновений задумался, он вспомнил все слова Бейла, всех с кем Энакин успел завести знакомства среди политиков и военного командования и понял, то, что больше года назад ему сказал Бейл и только набрало за это время обороты.       — Думаешь Энакин и правда набирает политическую власть?       — Набирает? — Падме хмыкнула, на что Оби-Ван перевел на нее взгляд. — Уже имеет. Просто не хочет ей пользоваться и не придает ей значение. Но другие это видят и видят в нем угрозу. Видят в нем, того, кто может повлиять на канцлера, того, кто может помешать чьему-нибудь влиянию на канцлера. Например, политические противники или лоббисты.       — Или ситх, что спрятался в тени сената, и пытается влиять на Палпатина, — прошептал Оби-Ван, Падме чуть нахмурилась на бормотание мужа, но не стала переспрашивать.       — Поищите убийцу среди окружения канцлера, который мог почувствовать, что его вытесняет Энакин. Ведь на том званом ужине канцлер собирал только своих сторонников. Думаю, и магистров он пригласил, только, чтобы не слишком выделялось приглашение Энакина. Яд — это оружие не военных, это оружие политиков.       Оби-Ван перевел взгляд на стену, погружаясь в мысли. Если Падме права, а он точно знал, что права, тогда они с самого начала шли не в правильном направлении, начиная с просмотра голозаписи ужина, они искали кого-то чужого, а надо было внимательней присмотреться к приглашенным. Оби-Ван достал комлинк связываясь в Квинланом, кажется тому придется сегодня идти на разговор с информатором от контрабандистов одному, а сам Кеноби снова засядет за просмотр всех голозаписей, ему точно нужна большая кружка каффа.              С середины ночи в Жилом комплексе Сената начался переполох. Падме проснулась от хлопка несколькими этажами ниже. Бросившись к окну, она увидела, как осыпается стекло в одной из квартир, и только понадеялась, что фигура в доспехах клона среди осколков ей показалась. Даже дверь не заглушала крики и звук многочисленных ног, что долетали через лифт соединяющий все квартиры и лестничные пролеты запасных выходов. Но по настоящему жутко стало, когда все замолкло, а через несколько минут по улице промчались спидеры Корусантских сил безопасности, Корусантской гвардии и личная служба безопасности канцлера. Окрашивая темную комнату в сине-красный цвет сигнальных огней. Падме сжалась, это стало кульминацией того напряжения, что ощущалось сегодня в Сенате, где канцлер вдруг отменил все встречи, а к нему приходил один начальник служб безопасности за другим, которые практически выбегали из кабинета главы Республики. А в коридорах, звучало только одно объяснение: «Канцлер близко к сердцу принял попытку отравления генерала Скайуокера. И что скоро полетят головы». Пояснять, что это генерал Кеноби принял попытку убить мужа близко к сердцу и переворошил это гнездо гандарков под названием — Администрация канцлера, Падме не планировала. Но интуитивное понимание причин этого ночного переполоха не делало его менее напряженным и не убирало волнение, что пробиралось под кожу. Но тут голоса раздались уже прямо за ее дверью, и Падме не выдержав открыла ее, на пороге стоял капитан Тайфо и служанки Падме во главе с Дорме. Наверняка, разбуженные шумом и поспешившие усилить охрану квартиры своей госпожи.       — Госпожа, — поклонился Тайфо. — Я думал, вы спите, не стал беспокоить.       Падме не сдержала благодарной улыбки.       — Как при таком шуме не проснуться. Заходите. Капитан, меня охранять можно и изнутрии квартиры.       Добавила сенатор, когда увидела, что капитан не собирается сходить со своего поста. Когда они проходили в гостиную Дорме шепнула:       — Я видела генерала Кеноби, он во главе следственной группы и Корусантской гвардии поднимались в жилое крыло Администрации канцлера.       Падме только кивнула, принимая подтверждение того, о чем и так уже догадывалась. Все они разместились в гостиной с кружками чая, пока Тайфо стоял на посту рядом. Сообщение от Оби-Вана о том, что все закончилось, пришло на рассвете.              В одной из самых дальних и пустующих комнат Храма раздавался ровный плавный голос:       — Медленнее, почувствуй поток, что идет по телу, он протекает, и он держит тебя, сохраняя равновесие, и только после этого совершай следующее действие. Выпрями спину и напряги плечи это поможет удержаться в позиции.       Энакин вытянулся, согнул одну ногу, удерживая тело на другой, совершая плавный разворот и уходя в выпад, сохраняя абсолютное равновесие. Его руки были продолжением тела, гармонично вырисовывая линии и ставя незримые точки, которые были сосредоточением его концентрации. И все же он не забывал смотреть, как рядом с ним юная тогрута синхронно повторяет одно движение за другим, еще не совсем уверенно, пошатываясь на особенно сложных позициях, но не сдаваясь повторяя снова и снова. Энакин чувствовал ее зеркальные движения как свои, поток силы, который проходил через нее, еще не ровно, прерываясь, но наполняя светом и гармонией. Это было невероятным ощущением единения. Энакин легко улыбнулся, продолжая набор движений, которые постепенно переходили в дорожку боевых позиций. Постепенно Энакин отошел, смотря за движениями Асоки, она была очень напряжена и слишком сильно старалась, но говорить расслабься, когда любой ученик хочет проявить себя перед учителем, было глупо, поэтому Энакин молчал, только кивая и давая Асоке самой постепенно, не слыша замечания, расслабиться и поверить, что она все делает правильно.       — Молодец, отлично получилось, — проговорил Энакин, видя, как девочка сияет радостной улыбкой. — А теперь кое-что более активное.       Асока радостно вскрикнула, призывая отложенный ученический меч, когда Энакин достал три лазерных шара. Занятия с лазерными шарами у юнлингов были скучными. Шары были медленными, и они никогда не тренировались с несколькими, а с учителем Асока постепенно увеличила тренировки до трех шаров. И они в отличие от тех, с которыми занимались юнлинги летали хаотично, их траекторию невозможно было просчитать, они приближались, отдалялись, то ускоряли перемещение, то резко останавливались, повинуясь воли джедая. Асока была в восторге отбивая лучи лазера.       — Не нужно отбивать их все, — посоветовал Скайуокер. — Уходи от тех, что можешь. Отбивать нужно только если прикрываешь свой отряд за тобой. А так иногда легче увернуться.       Тут же Асока сделала сальто, выпад уходя от одного выстрела и отбивая нижний.       — Молодец.       Энакин остановил шары.       — Отдохни и продолжишь.       — Учитель, а когда мы будем учиться на мечах? — Асока подошла к нему, задирая голову вверх.       Энакин усмехнулся, она все ему напоминала о том обещании сразиться на мечах, хотя своего у нее даже еще не было, но теперь торопиться им было не куда, у них будет впереди еще много уроков. Теперь это было не один урок, чтобы порадовать юнлинга, теперь Энакин хотел подойти к ее обучению правильно и со всей ответственностью.       — Сначала нужно научиться двигаться, а потом уже брать меч. Но все будет, наберись терпения. Фехтование — это важнейшее умение джедая, а меч твоя жизнь, конечно когда ты его соберешь, — улыбнулся Энакин, сглаживая шуткой довольно серьезные слова, но Асока была предельно внимательна и задумчива.       — Мастер Драллиг говорит, что меч — это последнее средство джедая, хотя сам же и преподает нам фехтование.       — Мастер Драллиг — джедай мирного времени, а мне и боюсь, что и тебе придется быть джедаем битв, а джедай войны должен уметь сражаться и побеждать. А главное выживать, этому я тебя и научу, чтобы ты смогла выжить в этом мире и никогда не сдавалась. Так и вот еще урок: дроиды не поворотливые, медлительные, они берут массой, ты же быстрая. Не прекращай двигаться, обходи лазерные выстрелы и атакуй в ближнем бою. Ну что продолжим.       Асока нетерпеливо кивнула и Энакин снова запустил шары, смотря как тогрута исполняет его совет, обходя выстрелы и приближаясь к шарам, имитируя атаку.       — А не слишком ли сложная тренировка для юнлинга? — раздался за спиной мягкий голос, Энакин улыбнулся и оглянулся, чуть нахмурившись, когда увидел, темные круги и слишком бледное лицо Оби-Вана, эти дни он редко появлялся в Храме.       — Ты сам сказал теперь она падаван. Она справляется. Думаю, на уроках юнлингов ей уже давно было скучно.       И в этот момент Асока сократив предельное расстояние до лазерного шара, подпрыгнула и ударила по нему мечом, если бы это был боевой меч, то шар был бы разрублен, а так произошло замыкание, и он отключился. Это не было условием тренировки, но было эффективно, Энакин не сдержался и послал ученице гордую улыбку, стараясь не думать, как он будет объяснять повреждение учебного реквизита, сдавая на склад.       — Каков учитель, таков и ученик, — беззлобно проворчал Оби-Ван, на что Энакин только довольно посмотрел на мужа, призывая к себе вышедший из строя шар.       Девочка бросила довольный взгляд на учителя, и продолжила атаку, пока Энакин все же включал программу для шаров, переставая их контролировать и полностью переключая свое внимание на Оби-Вана.       — Есть новости?       Кеноби кивнул и махнул головой, призывая отойти. Они отошли к стене, вставая, так что бы Энакин все же продолжал следить за ученицей, когда Оби-Ван без предисловий проговорил:       — Это Слай Мур.       Парень только легко нахмурился и кивнул, принимая этот факт, не находя в себе силы удивиться.       — Зачем ей надо было травить меня?       — Официальная версия, что она боялась потерять свое место подле Канцлера, спуталась с сепаратистами и хотела отомстить, за то, что мы воевали на ее родной планете Умбара.       Энакин внимательно посмотрел на мужа и вкрадчиво произнес:       — А не официальная?       Оби-Ван ответил только через мгновение.       — Когда мы пришли ее арестовывать, она применила Силу, Темную силу. А когда поняла, что бежать некуда, она что-то сказала на мертвом языке ситхов и раскусила капсулу с ядом, что была у нее в зубе.       — Она была тем самым ситхом в Сенате? Ведь она всегда была подле канцлера. Ты думаешь она манипулировала Палпатином, а он стал выходить из-под ее влияния? - эта новость взволновала парня.       — Совет именно так и думает, — осторожно проговорил Оби-Ван.       — Совет? А ты нет?       — Я не знаю, что думать, — ели сдерживая накаленные эмоции проговорил Оби-Ван. — Если она была ситхом, то где ее меч, почему она выбрала яд, а не сражение? Слишком много вопросов, на которые ни у кого нет ответов. Но одно неопровержимо, это она приобрела яд, по очень сложной схеме, которая привела нас к сепаратистам, а там терялась, и именно она организовывала программирование и предоставление дроидов на вечер. Твой бокал был помечен, а в дроиде заложена программа, что этот бокал должен получить ты. Но я не знаю причин ее попытки тебя отравить это меня волнует.       Энакин посмотрел на Асоку, что вывела из строя еще один шар, прежде чем ответить.       — Что ж ей не удалось.       — Это случайность, Энакин, Бааб могла и не перепутать бокалы.       — Или веление Силы, — усмехнулся Энакин и мягко стукнул по плечу Оби-Вана, что не удержался и закатил глаза, на самодовольную фразу мужа. — Я предпочту не зацикливаться на этом. Меня больше волнует то, что рядом с канцлером могут быть предатели, он нуждается в защите.       Оби-Ван проглотил раздражение и проговорил:       — Кстати о канцлере, он ждет тебя у себя. Наверняка будет причитать, как подвел милого мальчика.       Энакин, что уже направлялся в сторону Асоки, резко остановился и удивленно посмотрел на мужа.       — Вау, а ты ревновать умеешь.       — Еще даже не начинал и лучше не давай повода, — парировал Оби-Ван, получив ответную с налетом самодовольства улыбку Энакина.              В Сенате с утра началась суматоха и паника, когда утренние новости голонета запестрили сообщениями о гибели Слай Мур при задержании и ее вине в отравлении сенатора Фемы Бааб и покушении на убийство генерала Скайуокера. Но канцлер и это событие повернул себе в пользу, с утра инициировав десятки проверок, всего аппарата Сената. Здание Галактического Сената заполонили сотрудники Корусантской гвардии, сил безопасности и даже агенты недавно созданного Совета Безопасности Республики, в кабинетах проводились обыски, анализировались все базы, подписанные документы, накладные и поставки, проверялись серверные в поисках возможных диверсий, изучались все контакты Мур, под личным контролем Палпатина. Пока не трогали личные кабинеты и комнаты сенаторов, но в коридорах шептались, что скоро начнутся аресты. Причину знали все, хоть и не осмеливались ее озвучить. Но когда в здание Сената вошли два джедая, проходя по коридорам в кабинет канцлера по пути их встречала напряженная тишина, которая сопровождалась или прожигающими взглядами, полными ненависти или любезными поклонами и приветствиями, на которые Энакин ели успевал отвечать. Когда он поздоровался с очередным представителем Сената, которого даже ни разу не видел, он вопросительно посмотрел на недовольно хмурящегося Оби-Вана:       — Что здесь происходит?       — В кабинете канцлера все узнаешь. Встретимся позже в кабинете Падме, — ответил Оби-Ван, выходя из лифта на 37 уровне, где находились рабочие комнаты сенатора Амидалы       Оби-Ван устало развалился в кресле в кабинете, игнорируя все доводы разума о его нахождении здесь, через полу прикрытые веки, смотря за негодованием жены, которая размахивала списком, куда ежеминутно поступали имена снятых с должностей или арестованных.       — Это настоящие чистки! Это не законно!       — Все успокоится, как только канцлер перестанет играть милого дедушку, который опекает Энакина, — проворчал Кеноби, что Падме на мгновение замолчала, удивленно подняв бровь, не ожидая такой колкой интонации. Политика, грязная и подлая, он бы хотел держаться от нее подальше, защитить от этих политических игр Энакина и Падме. Но Падме в ней выросла, а Энакин вязнет во всем этом все глубже и глубже, что значит и ему продолжать обитать в этом болоте.       — Это только прикрытие. Канцлер может под шум расследования убирать неугодных, это только пока он снимает с должностей помощников, секретарей, скоро дойдет и до сенаторов. — Падме еще раз посмотрела на список. — О, вот уже началось. Хотя этих не жалко, те еще сволочи и коррупционеры, они были на свободе, только потому что на них не могли собрать доказательную базу. Хоть что-то полезное во всем этом балагане, что сегодня устроили. Свою Администрацию, своих ближайших советников он не трогает. Пускает пыль в глаза, делает видимость бурной реакции, а на деле все пустое.       Оби-Ван даже открыл глаза, прогоняя сон.       — Так, я не понял, ты не довольна начавшимися увольнениями, попранием законов или недовольна «малой кровью» и нужно больше?       Падме со вздохом опустилась на свое кресло.       — Я не знаю, чего я хочу. Ну, кроме очевидного, вас двоих дома и мира в Галактике.       — Всего-то, — усмехнулся Оби-Ван.       — Одно знаю точно, сейчас внимание к Энакину возрастет многократно. Официально сообщено, что все проверки из-за Мур и ее связей с сепаратистами, но таким злым канцлера еще не видели. И в Сенате уже обсуждают слишком бурную и деятельную реакцию Палпатина на попытку убийства генерала Скайуокера.       — Как сказал Энакин, нас постоянно пытаются убить на передовой, — и, заметив, как Падме вздрогнула, пробормотал. — Прости.       Падме замолчала, смотря в окно, задумавшись, боль иголками прошлась по ней и по их связи с Оби-Ваном, прежде чем она заговорила.       — Это жутко прозвучит, но сейчас со всей этой круговертью в Сенате, слухами, что расползаются по Корусанту, кажется, что на миссиях ему безопаснее, чем здесь.       Оби-Ван понимающе посмотрел на жену и кивнул, подтверждая и свои мысли. На передовой Энакин точно знал, как себя защитить, как действовать, там все было проще и понятней, а здесь, когда его окружали подлость, а за улыбкой мог скрываться враг — Энакин был в опасности, все глубже увязая в топи политики.       — Совет получил недавно наводку. Пло Кун наткнулся на новую информацию о много лет назад погибшем джедае. Я уже нападал раньше на его след и хотел лететь один, но, пожалуй, предложу Энакину полететь со мной, — проговорил Оби-Ван, смотря на Падме.       — Когда? — тихо и боясь ответа, спросила Падме.       — Завтра, в десять проведем построение клонов и полетим на Фелушу, — Падме прикусила губу, чтобы не выдать своего горя и как в сердце кольнуло огорчение. Ведь она сама только что сказала, что их отлет будет верным решением, почему же все равно глаза заволокла пелена. Падме через силу улыбнулась:       — Вечер проведем дома? Я ужин приготовлю.       Оби-Ван кивнул:       — Это одно задание, скоро вернемся, а к этому времени возможно шумиха в Сенате уляжется. А пока ты права, Энакина нужно увозить с Корусанта, думаю, он не откажется на время улететь, знаешь же его отношение к чрезмерному вниманию.       Оби-Ван не сдержал нежной улыбки от чувств раздражения, которыми наполнилась их связь. Славу и почет Энакин любил, но навязчивость его раздражала. В следующее мгновение их муж ворвался в кабинет, быстро закрывая дверь и устало прислоняясь к ней.       — Слава Силе, вы здесь одни, — пробормотал Энакин задыхаясь.       — Тебя не видели? — уточнил Оби-Ван.       — Не видели? Я скрылся от сенатора Эдсела Бар Гейна, Орн Фри Тааи помощника сенатора Тендау Бендона на 53 уровне, но, когда вышел на седьмом, меня окрикнули раза три, я сделал вид, что не слышу и сбежал. Что им всем от меня надо?!       Энакин был в высшей степени ошарашен и взлохмачен, в глазах плескалось недоумение и легкая обида. Оби-Ван и Падме на восклицание мужа не выдержали и нежно засмеялись, видя, как губы Энакина тоже растягиваются в улыбке.              Это был классический ужин при свечах, Падме накрыла стол на веранде, предварительно попросив Трипио установить прозрачные заградительные щиты, что мешали с улицы увидеть, что происходит в апартаментах Сенатора. Обычно она ими не пользовалась, Жилой сенаторский комплекс был окружен антидроновым полем, который не позволял шпионам и папарацци приблизится к нему, но они все-таки старались выходить на веранду осторожнее. А сегодня хотелось романтики, огней, свечей, музыки и вида на ночной Корусант. Время было тягучим и вязким, разговор полушепотом, а взгляды пристальными, вино идеальным белым без сладкого привкуса и даже собирающиеся тучи не портили атмосферу умиротворения, только добавляли ощущения уединения, особенно когда пошел дождь, такой редкий на планете, что мягкой освежающей стеной закрыл их от окружающего мира.       Ужин заканчивался, когда Энакин подошел к краю веранды, вытягивая руку и закрывая глаза, впитывая ощущение влаги на коже, Оби-Ван и Падме нежным взглядом смотрели на него, пока сами не подошли, любуясь дождем, что накрыл своей пеленой Корусант, размывая огни, своим потоком. Обнимая его и друг друга, наслаждаясь своей связью, что они вместе, а Энакин не привычным для него расслабленным, тихим голосом рассказывал, какое это чудо вода с неба, как он любит дождь и грозу, что это сочетание света и тьмы, что это катастрофа и благословение, что в грозе и во всей природе всегда все в равновесии, природа не зла и не добра, она сама суть. Энакин переполнялся умиротворением, ощущая целостность своего существования, окутываясь молчаливым спокойствием любви, что окружала их. Его любовь, та, что когда-то разрывала его, теперь несла полноту мироощущения и уравновешенность. Он теперь не барахтался в невесомости, а твердо стоял на тверди, и готов был начать идти, но главное в пути было чувствовать рядом тех, кого он любит, так сильно, что эта любовь была стальными тросами или переплетенными лентами трех металлов. Энакин улыбнулся, потерев кольцо на металлическом пальце, и окунулся в тишину и блаженство момента. Оби-Ван слышал Энакина, понимал его изречения и правильность оценки, но сейчас он не мог мыслить так глубоко, у него перед глазами стояло лицо смеющегося, своего юного падавана, который впервые узнал, что такое дождь и не в какую не хотел уходить под крышу, бегая и смеясь в потоках воды, которые падали с неба. Энакин любил дождь, как ребенок, выросший в пустыне, он понимал уникальность, таких обычных для других явлений, он понимал его значимость. Оби-Ван не в первый раз пытался посмотреть на мир глазами любимого и этот мир был прекрасен, мир в котором есть место чуду и волшебству в самых обыденных вещах. Он всецело всепоглощающе любил этот мир, все его стороны, все, что он давал, он любил дождь и радугу, любил пронзительный ветер и черные тучи, вспышки яркого света молнии и ужасающий рокот грома. Он любил мир и любил их, а они любили его. Старший мужчина посмотрел на Падме, что прижималась к ним, где они соприкасались плечами, желая словно слиться и уже никогда не расставаться. Оби-Ван поднял руку, легко прикасаясь к ее волосам и щеке, чувствуя мгновенный оклик. Он так сильно любил ее. Эта любовь не была шоковой вспышкой как та, что пронзила его от осознания любви к Энакину, его любовь к жене была ростком дружбы, восхищения и заботы, который он лелеял и оберегал, но не давал ему расти, сдерживая запретами и страхом. И вот, теперь, когда запрет был снят он зацвел любовью, засияв счастьем и светом. Если любовь к Энакину была огнем, похожей на комету, то любовь к Падме это был мягкий солнечный свет, что отражался в белых лепестках лотоса. Любовь к Энакину и Падме делала его живым, наполняла энергией, давала покой и опору. Он переполнялся благодарностью и гармонией, ощущая их рядом.       — Это мгновение совершено, — прошептал Оби-Ван, впитывая каждую каплю ощущений.       Падме кивнула и прикусила губу, стараясь прогнать навязчивое щипание глаз. Чувства заполняли ее, казалось, что сердце не выдержит этой любви, так оно было переполнено. Это было полно, заполняло не только ее, но и весь окружающий ее мир. Все что она видела, все, где она была, все было наполнено ее любовью, все поступки, все мысли имели яркий след прикосновения любви. Она любила Энакина всецело, всепоглощающе, тоня в его свете, как в свете звезд. Она любила Оби-Вана безоговорочно, несокрушимо, погружаясь в запах любви, что цветочным ароматом сопровождал ее. Ее любовь была подобна потоку энергии, пламени огня, свежести воды, легкости ветра, она сияла и этот свет виднелся даже в самых темных уголках Вселенной. Ее любовь, как и ее мужчины была полетом и падением, свободой и пленом, холодом и пеклом и вместе, соединившись это рождало гармонию и уют, которым они были окутаны. В этот момент окутанный любовью, весь мир казался простым, добрым, светлым, ужасы войны и проблемы Республики на мгновение отступали, не давая разрушить равновесие, что сейчас царило в душе.       — Я так сильно люблю вас, — выдохнула Падме, чувствуя, что разлетится на осколки от переполнявших ее эмоций, если не даст им выход. Она переплела их ладони и подняла к губам, покрывая легкими поцелуями благоговения и любви.       Именно так, не разъединяясь, они оказались на диване веранды, подаваясь никогда неугасаемому желанию прикасаться. Нежно проводя кончиками пальцев по лицам, чувствуя контакт с теплой кожей, осязая друг друга губами, прижимаясь щеками, носами, касаясь своим дыханием. Не спеша, смакуя каждое мгновение единения, которому не мешали и слои одежды, наоборот давая осязание различных тканей нежный шелк, холодная кожа и грубый лен. Они были под властью медленной истомы, желания, что тлело согревающими угольками и никому не хотелось раздувать пожар, наслаждаясь его приятным теплом. Даже когда они все же оказались в спальне, а контакта с телом, которое открывала одежда, уже становилось мало, они действовали кропотливо, медленно снимая каждую деталь и не торопясь браться за другую. Дразня друг друга предвкушением и обещаем наслаждения, специально оттягивая его. Их губы изгибались в улыбке, а легкие прикосновения были на грани щекотки. Эта же неспешность переместилась и на мягкость кровати, где обнаженные тела слились, не желая терять ни мгновения блаженного контакта. Медлительность, ели тлеющее наслаждение, которое наполняло каждую молекулу тела, только добавляло остроты, когда происходило единение тел. Вместо криков было глубокое дыхание, вместо вбивающих толчков плавное движение бедер, вместо сдавливания до синяков, ели ощутимые, благоговейные касания, вместо укусов влажность языка. Их окутывала музыка из дождя, с громкими аккордами грома, а комнату освещали всполохи света молний, выделяя контуры тел, что, чередуясь, сливались в блаженстве любви. Они томились в своих чувствах и ощущениях, запечатлевая в памяти каждое движение, каждое прикосновение, каждый вдох и выдох что вырывались из полуоткрытых губ, не теряя зрительного контакта. Цепляясь за взгляды как за канаты, что связывали их с происходящим. Позволяя прочувствовать каждое мгновение, когда они трое рядом, когда кожа касается кожи, мягкой, разгоряченной, влажной и нет никаких преград, когда нет ничего кроме них и их чувств. В нежной медленной ласке, мужья наслаждались ею, словно запоминая, впитывая каждое мгновение с ней, меняясь беря ее и отдавая свою любовь без остатка. А она цеплялась за их плечи, запускала пальцы в волосы и боялась отпустить, надеясь продлить мгновение счастья и безмятежности, окутанной в их объятия. Это была сладострастная пытка, которая медленно поглощала, утаскивала, чтобы, наконец, растечься по телу волнами упоения. Чувствуя, как любовь переливается, не выдерживая границы ее тела, заполняя всю комнату, весь мир и чувствуя, как приходят яркие отклики.              Падме нехотя выходила из объятий сна, нежась в более ощутимых объятиях своих мужей, что оба уткнулись носами в ее шею, опаляя кожу горячим дыханием, пока одна рука сжимала поперек груди, другая обхватывала живот. Было спокойно и безопасно, будучи зажатой в их тепло и силу. Энакин легко пошевелился, прижимаясь ближе и снова замер досыпая. Падме не хотела открывать глаза, ей было хорошо и уютно, если не считать легкой липкости между ног, что ненавязчиво напоминала о прошедшей ночи нежности и удовольствия, и что она до сих пор чувствовала себя переполненной теплом мужчин, которые зная о скором расставании, словно стремились насладиться ею впрок. Падме не возражала, воскрешая в голове особенно яркие моменты этой ночи и то каким нестерпимым было ее желание. Но каким бы приятным не было пробуждение, ее что-то беспокоило, то что заставило ее сознание выбраться из марева сна — приглушенный пиликающий звук. Падме пробурчала и постаралась посильнее зарыться головой в подушку, чтобы заглушить этот надоедливый звук, но услышав его, она не могла перестать о нем думать. Волшебство утра было развеяно.       — Твой комлинк? — прошептал Оби-Ван.       — Да, — ответила Падме, не желая открывать глаза, выставляя руку вверх и чувствуя, как в ладонь вплывает надоедливое средство связи, слыша, как с боков раздается тихое хихиканье мужчин, на ее желание продлить блаженство сна.       Она поднесла комлинк и ответила, все еще отказываясь встречать новый день, пряча его за закрытыми веками. Тем более что Энакин мило терся носом о ее плечо. Послышался немного недоуменный и нерешительный голос Бейла Органы:       — Падме, доброе утро. Все хорошо?       — Доброе утро. Да, все в порядке, — непонимающе ответила женщина, стараясь все-таки не прогонять последние крупицы неги сна. — А почему не должно?       — Мы собираем совещание по вопросу вчерашних инициированных проверок, — медленно, осторожно проговорил Бейл.       — Да, я помню, как и обещала, выступлю с докладом. Совещание назначено в десять. Приду по раньше и все обсудим.       — Это все так, хороший план,— Бейл на мгновение замолчал, прежде чем вкрадчиво произнести. — Только вот, совещание через десять минут, уже без десяти десять. Я заволновался, ты всегда приходишь заранее.       Падме уже его не слышала, ее глаза резко распахнулись, и она подскочила, ошарашено огладывая мужчин, что также резко проснулись. Оби-Ван несколько молчаливых мгновений, пытаясь осознать происходящее, смотрел на хронометр, который сообщал, что до построения их клонов осталось восемь минут. После чего спрыгнул с кровати, на ходу снимая спальный комплект и слыша, как за спиной на хатском выругался Энакин, запутавшись ногами в одеяле, как Бейл в комлинке, явно сдерживая улыбку, произносит:       — Понял. Я задержу начало совещания.       — Спасибо, — тараторила Падме, одной рукой начиная одеваться. — Я успею.       Переключая звонок на Тайфо, прося подогнать транспорт. И бросаясь в гардеробную, бормоча под нос:       — Ох, зачем я просила Дорме нас не беспокоить.       Чувствуя, как Оби-Ван сзади резко затягивает ее корсет, слыша, как мужья быстро и на взводе переговариваются, кажется, кто-то одел не свое. Что было не мудрено, вся их одежда валялась кучей на полу.       — Можем же мы опоздать на пару минут, генералы мы или нет, — проговорил Энакин, спешно помогая Падме застегнуть платье.       — Вот генералам и не положено опаздывать.       Падме только успела схватить контейнер с косметикой, чтобы поправить еще оставшийся с вечера макияж, пока будет добираться до Сената, когда они через пару минут выбежали из квартиры, радуясь, что в это время не так много тех, кто может их увидеть. Разбегаясь каждый по своим спидерам.       Бейл встретил Падме у входа в Сенат с легкой улыбкой, излучая счастье, за своих друзей.       — Спасибо, что позвонил. И Бейл, прошу не надо никаких комментариев, — Падме смущено улыбнулась.       — И не собирался, просто рад за тебя. Потерять счет времени может только счастливый человек. Выдохни, я перенес совещание на полчаса, у тебя еще есть время.       — Ты чудо, спасибо, — Падме искренне была благодарна и рада, что у нее есть такой друг, и женщина только надеялась, что у ее мужей, тоже есть те кто их сможет прикрыть. И она не ошиблась. Когда генералы прибыли на свои венаторы, то услышали голоса Коди и Рекса, что до прибытия генералов заняли время, проводя дополнительный инструктаж, тут же завершая его и давая слово генералам, обменявшись с ними беглыми, понимающими и благодарными взглядами.              До внешних рубежей новости доходили долго, но то, что Энакина Скайуокера хотели отравить, Дуку узнал через пару часов после случившегося. На это его губы сжались и он выпроводив сообщившего закрыл глаза погружаясь в свои мысли, «хотели отравить», значит все еще жив. Граф не заметил, как его ладонь сжалась в кулак, а зубы стиснулись в беззвучном рычании. Ничего нельзя доверить, все всегда делать самому. Из Мур вышла не благонадежная союзница, хоть также горела желанием избавиться от Скайуокера. О том, что его учитель или как говорили в донесениях «канцлер» привечает Скайуокера, его информаторы сообщали ему с начала войн клонов. Доходили слухи, что канцлер слишком благосклонен к мальчишке, но он не придавал этому значение, мало ли какую роль уготовил лорд Ситхов никчемному рыцарю, в любом случае будет пущен в расход. В этом опасном невежестве он прибывал до недавнего времени, пока Скайуокер не попался к нему в руки и, получив разрешение от учителя пытать, но не убивать, Дуку принялся за это с мастерством и удовольствием. Какое же его было удивление, что он, оказывается, переборщил и, что над драгоценным сознанием и личностью Скайуокера трясется не только сенатор Амидала и Кеноби, но и Сидиус. И что его ментальные осколки для применения на Скайуокере были запрещены. Он понял свое заблуждение, когда корчился от молний силы в полу разрушенном строении, куда его вызвал учитель, ради донесения своего недовольства учеником, даже не побоявшись раскрытия. Тогда крича от боли Дуку понял, сознание Скайуокера так дорого Сидиусу, потому что тот сам его создал, выковал и лелеял. Он взращивал этого мальчика для себя. А ситхи воспитывают с детства только для одной цели вырастить себе ученика. А у лорда может быть только один ученик, и это место занято, и Дуку не собирался его уступать какому-то щенку. Потому что освободить место ученика Ситха можно было только двумя путями — убить учителя или умереть самому. И Дуку прекрасно понимал, какой вариант рассматривает Сидиус, чтобы получить в ученики того кого все считают Избранным. Вечно от этого мальчишки одни проблемы, еще и Квай-Гон был воодушевлен им, и к чему это его привело. К смерти. Если Кеноби он еще уважал за стойкость убеждениям, но Скайуокера ненавидел, он понял, это отродье Силы несет только беды. Что ж Дуку не предоставит им такой радости и если выжить должен только один, то это будет он, темболее он сильнее какого-то рыцаря. Тогда на Джеонозисе нужно было рубить не руку, а голову. Теперь придется исправлять свою оплошность и если не получилось ядом, то получится мечом. Что ж при следующей их встрече Скайуокер будет мертв.              Падме устало зашла в квартиру, сколько она здесь уже не была? Больше недели, она не покидала Сенат, ютясь со своими помощницами в выделенных ей сенаторских комнатах, спя на диване. Защищала сторонников лоялистов от безумных чисток, что развернул канцлер, потом прибывали новые сенаторы, вместо тех, кого сняли с должности за коррупцию и связи с сепаратистами, именно так было написано в заключениях и приказах об отставке. Она просто не успевала, да и не было сил лететь домой. А потом сразу ее вызвали на Набу. Еще недели четыре. Она не была дома полторамесяца. Столько времени прошло, а кровать все также не заправлена как в то утро, скомканное одеяло свисает с кровати, когда Энакин запутавшись ногами, почти упал, торопясь на построение. На ковре что-то блеснуло, и Падме подняла маленький бутылек бакты, наверно выпал из кармана пояса Оби-Вана. Когда они собирались, сталкиваясь друг с другом в спешке, она последний раз за эти недели ощущала себя счастливой, несмотря на скорое расставание, они смеялись, потому что Оби-Ван впервые был взлохмачен, а волосы никак не хотели укладываться, Энакин перепутал, так как теперь были одного цвета, нижние туники, не то случайно, не то специально и хихикал, когда, Оби-Вану пришлось одевать его. Вместо заколки волос, которую она никак не могла найти, Падме вытянула из датпада Оби-Вана стилус и закрепила им. Они простились с улыбками на лицах, легкими поцелуями, обещанием скорой встречи и окруженные любовью. Но вместо скорой встречи они не виделись больше месяца, на связь по голосвязи выходили почти неделю назад и то, только что бы сообщить что с ними все хорошо, а теперь она уставшая, ее мутит от пайков, которыми она питалась, на протяжении большей части этого месяца, а спина казалось отвалится от долгого сидения за столом и составления нового законопроекта. Счастье осталось только воспоминанием. А эта комната все еще хранит ту Падме веселую и любимую, ту что могла зарыться в защитные объятия своих мужей, что могла подарить им свою нежность и сказать, как сильно она их любит. За спиной послышались легкие шаги и раздался голос Дорме:       — Простите, госпожа, мы не успели тут прибрать.       Падме только помотала головой. Ее служанки так же, как и она не появлялись здесь. Поспешно стерла с щек мокрые дорожки слез, но все же не поворачивалась, чтобы ее верная подруга не увидела в каком она разбитом состоянии, но та и так все поняла, потому что, когда Падме помотала головой, тихо произнеся:       — Не страшно, я хочу отдохнуть, и вы тоже устали с дороги.       Дорме только понимающе тихо проговорила:       — Хорошо, госпожа, — поклонилась и вышла из комнаты, оставляя Падме одну со столь прекрасными, но причиняющими боль воспоминаниями.       Девушка скинула туфли и забралась на кровать, накрывая себя одеялом, утыкаясь лицом в подушку, вдыхая аромат. Ей казалось, что она все еще чувствует, запах Энакина и Оби-Вана, а слезы лились на подушку, под тяжестью, навалившейся на нее грусти, не желая прекращаться. Пока она не погрузилась в тяжелый сон.              На дальнем рубеже в космосе нельзя было понять, когда день, когда ночь, но сейчас впервые за много недель Энакину и Оби-Вану выдалось время на полноценный сон. Они были в погоне за призраком Сайфо-Диаса, но, то что они нашли было еще более тревожным, раскрытие ситхского имени Дуку стало для всех шоком. Тиранус. Создание армии клонов контролировал ситх и сепаратист — это приводило всех в смятение. Но как сказал Энакин, стоило прерваться связи с Советом, он доверяет своим людям, доверяет свою жизнь и верит в них и не важно, кто их создал, он точно знает какие они сейчас. Оби-Ван был с ним согласен и предположил, что Дуку узнав об армии, что Сайфо-Диас заказал для джедаев, попытался перехватить заказ, но у него ничего не вышло. Энакин был с этим согласен, добавив, что именно появление на Камино Оби-Вана скорей всего разрушило планы Дуку, высказав, что пусть клонам он доверяет всецело, то начал сомневаться, а можно ли доверять каминоанцам. Оби-Ван же погрузился в анализ боя с Дуку, тот словно отмахивался от него, основную атаку направляя на Энакина, а тот и сам стремился в бой, впрочем стоило признать Энакин не уступал Дуку в мастерстве, он явно был способен его победить, если бы тот не сбежал. Эта миссия оставила за собой шлейф недосказанности и неопределенности, но все было отставлено в сторону новым назначением на Балморра, для атаки на штаб-квартиру по выпуску боевых дроидов для сепаратистов. Из-за которого они так и не смогли вернуться на Корусант. Новые планеты, новые битвы. И вот теперь короткая возможность отдыха. Но как всегда было на вылетах, сквозь сон Энакин слышал, как работает вентиляция, как гудят трубы его венатора, все эти звуки были обычными и говорили о том, что все в порядке и можно расслабиться. А связь с Оби-Ваном несла умиротворение и спокойствие, протягиваясь от парящего рядом, видного в иллюминатор «Бдительного», сообщая, что и муж прибывал в блаженном покое и наслаждался долгожданным отдыхом. Он был нарушен вспышкой света, что пронзило Силу, яркой, ослепительной, сжигающей. Энакин подскочил в кровати, безумно смотря перед собой, чувствуя, как грудь рвано поднимается и опускается, а в ушах звучал быстрый четкий стук или это он слышал стук своего собственного сердца. Парень приложил руку к груди, но его сердце хоть и билось быстро, не походило на тот ускоренный тремор, что он улавливал в Силе. Энакин отдышался и потянулся за голопередачиком, который уже мигал сигналом вызова. Парень даже не удивился, увидев встревоженного, также тяжело дышащего Оби-Вана.       — Ты почувствовал, — проговорил Оби-Ван, как только увидел синеватое изображение мужа, и это не было вопросом.       — Что это было? — спросил Энакин, его голос, как и голос Оби-Вана был чуть прерывистым из-за жадных глотков воздуха. — Я никогда такого не испытывал, словно увидел взрыв сверхновой и стук в ушах. Ты тоже его слышишь?       Оби-Ван кивнул, но у него не было ответов.       — Странно, что меня на Совет не вызывают, такое возмущение в Силе должны были почувствовать не только мы, — Оби-Ван скосил глаза на комлинк, который молчал.       — Будь терпеливей, дай им проснуться, — усмехнулся Энакин, успокаиваясь, видя своего мужа в безопасности.       Совет джедаев так и не был собран. На утро выяснилось, что хоть некоторые джедаи и почувствовали волну в Силе, ни для кого другого это не было столь ярко как для Оби-Вана и Энакина. А те решили не распространяться о произошедшем, тем более, что вспышка больше не повторялась, а стук полностью перешел в Силу и его можно было уловить, только погружаясь в медитацию. Все вернулось в норму.