Три луны Татуина

Звездные Войны Звездные войны: Войны клонов
Смешанная
В процессе
NC-17
Три луны Татуина
Алинёнок
автор
Описание
Они едины, во всех смыслах, какие только существовали во Вселенной. Энакин был огнем, что испепелял все к чему прикасался, а Оби-Ван студеной водой, будоражащей мироздание. Кем была Падме для них? Тем свежим воздухом и твердой опорой земли, что не давал воде затушить огонь, а пламени превратить, бурлящий прекрасный поток воды в пар, в ничто.
Примечания
Хронологией и некоторыми событиями Войн клонов пожертвовано ради сюжета. Асока на данный момент пока только юнлинг и ее появления эпизодические. Альтернативное развитие истории, где Энакин - больше думает, Оби-Ван - больше доверяет, а Падме - менее категорична. Обложка 1 вариант - https://ibb.co/8D5ytvBC Немного эстетики: Три луны Татуина - https://ibb.co/n8BMfBjn https://ibb.co/wNs6nHym Лишь мгновение среди войны - https://ibb.co/MDS9QKyd Избранный Силой. Энакин - https://ibb.co/ymdMwWWn Безлунье - https://ibb.co/spkYQyX9
Поделиться
Содержание Вперед

Глава 14. Под лунным светом

      Сознание приходило медленно, перед глазами было темно из-за плотно закрытых век, голова раскалывалась, а во рту пересохло. Но Энакин точно помнил, где он и что произошло. Падме отключилась первой, не столько от нехватки кислорода, сколько от перегрузки, Оби-Ван держался до последнего, выставляя щит, не позволяя осколкам пластика, стекла, металла, что отлетал от внутренней обшивки корабля навредить женщине. Но все же и он начал постепенно терять сознание. Энакин не знал, сколько продержался Оби-Ван, он все еще чувствовал его отклик в силе, когда вытянул рулевой рычаг, поднимая нос звездолета, не давая ему ткнуться в поверхность, толчок скольжения пришелся на днище, и яхта заскользила по песку, устремляясь к скалам перед ними. Энакин выкручивал последнюю возможность управления из по инерции несшейся вперед яхты, чтобы избежать столкновения с камнями и скалами и протиснуться в ущелье, но вот как они остановились, он уже не помнил.       И вот теперь придя в сознание, прежде чем даже попробовать шевельнуться парень схватился за две связи, что трепетали в такт дыхания, чувствуя облегченное – «Живы!». После чего на полном основании он мог дать мгновение жалости к себе, попытавшись подвигать окаменевшими конечностями, со злорадством, понимая, что механическая рука сейчас слушается его гораздо лучше, чем левая из плоти, что протестующее не хотела разгибаться, будучи согнутой на приборной панели, куда он влетел при резком торможении. Парень тихонько застонал, пытаясь разомкнуть веки, но это мало что изменило. В кабине было темно, и только тусклый красный аварийный свет зловеще разбавлял этот мрак, вокруг сверкали провода, шипели разорванные болоны и встревожено пиликал Ардва.       - Падме, Оби-Ван, - еле просипел голос, размыкая слипшиеся, сухие губы. Падме была скрыта в мантию Оби-Вана, а сам мужчина согнулся над ней, все еще закрывая, когда Силовой щит пал. Движения не было, зато легкий звук, что Энакин издал, оживил связь, и он почувствовал, как пришедший в сознание Оби-Ван, так же как и он ранее прошелся по связям, поворачивая голову и встречаясь с блеском смотрящих на него глаз Энакина, облегченно выдыхая. После чего осторожно снял маску с лица женщины, нежно проведя пальцами по щеке, и нагнулся над ней в своих руках, зовя:       - Падме?       Энакин в это время с кряхтением разогнулся, слушая, как сопротивляется и отзывается болью каждый сустав, но все же заставляя себя встать и шатаясь, держась за опоры, перейти к соседнему креслу, где потихоньку начинала приходить в себя жена.       - Как ты? – Оби-Ван поднял на него взгляд.       В ответ Энакин поморщится.       - Как рухнувший с небес. Главное, что мы живы.       - Что довольно таки не маловажно, - прошептал Оби-Ван, потому что на большее его голос был не способен.       - Соглашусь.       Падме же морщась, выпрямилась, осмотрев джедаев, окружающую их разруху и улыбнулась, радуясь, что они пережили это крушение. И осторожно с помощью Энакина встала.       - Цела? – джедай придирчиво осматривал ее.       Женщина осторожно сгибала руки и сделала небольшой шажок.       - Вроде, да, - то, что тело болело как один сплошной синяк, было мелочью, по сравнению с тем, что она могла дышать, и сердце отбивало ритм. Энакин же перевел столь же вопросительный взгляд на Оби-Вана, что поднялся с кресла, стряхивая со своей мантии нападавшие осколки. И только после этого заметил ментальный вопрос парня.       - Цел, я цел, - прохрипел мужчина и добавил. – Давайте выбираться от сюда.       Они продвигались, медленно приподнимая оборванные провода и упавшие пластины. Входной шлюз был открыт, и оттуда проникала жара, свет, но главное необходимый кислород. Энакин постучал ладонью, по ехавшему рядом Ардва.       - Молодец, приятель, хорошая работа.       Трипио нашли под завалами в соседнем отсеке, что лежал сваленной кучей золотых конечностей, Падме не сдержала вскрика, а Ардва выдал ужасающую трель, что Энакину пришлось успокаивающе на него прикрикнуть.       - Все с ним будет в порядке, обещаю.       Они перетащили Трипио и после этого вышли наружу, сразу попадая в пекло татуинского дня. Осматривая песчаный надув, в который и въехал нос звездолета, полностью закрывая песком рулевой иллюминатор. Именно этот удачно мягкий бархан песка спас их от более неприятного столкновения со скалой. Вокруг них были красно-желтые скалы, камни и надувы песка, через расщелину, в которую они влетели, виднелся простор барханов. Энакин молча, огляделся вокруг, посмотрел на корабль и не слова не проронив, вернулся внутрь. Даже не чувствительная к Силе Падме понимала, что Энакин натянутая струна, которая порвется от любого прикосновения. Стоило им, из всех планет, рядом с которыми пролегал их путь на Риши оказаться именно на самой ненавистной Энакину планете. Когда парень скрылся внутри звездолета Оби-Ван и Падме обменялись тяжелыми взглядами и Падме с сарказмом пробормотала.       - Ну, здравствуй «милый» Татуин.       Оби-Ван тяжело вздохнул обжигающий воздух, Татуин ему нравился не больше чем Энакину, хоть и причин не любить планету у него было гораздо меньше.       На корабле Энакин развил бурную деятельность, проверив работу систем процессора Трипио, присоединяя оторвавшиеся во время падения провода и включая дроида, который тут же разорвал тишину корабля своими причитаниями, но Энакин словно этого не заметил, уже восстанавливая вентиляционную систему и возобновляя подачу кислорода, что позволило поднять трап, защищая их от жары. После зарылся в основные двигатели, когда Падме ушла проверять систему подачи топлива в хвосте, перед этим взглядом показав Оби-Вану остаться, она справится и с Ардва, а вот Энакину явно нужна поддержка, а скорей всего отвлекающий фактор. За проверкой Падме пробиралась все дальше в хвостовую часть, когда, подняв голову увидела над собой огромные трещины и не сдержавшись выругалась, в тон ей пиликнул Ардва.       - Это очень нехорошо, - пробормотала Падме. – Побудь здесь, посмотрю насколько все плохо снаружи.       Девушка спустилась с трапа и прошла к хвостовой части, со стоном отмечая, что все ее опасения оказались реальностью, нужно было сообщить Энакину, который сейчас пытался реанимировать двигатель.       Она ничего не почувствовала и даже не услышала, не шорох песка, не дуновение ветра, в какой-то момент до нее долетел затхлый запах шерсти, но она не придала ему значение. Только повернувшись, решая возвращаться на корабль, она поняла, что навряд ли сможет добраться даже до пусть и призывно открытого шлюза. Вспоминая, снятый, во избежание травм, еще при крушении, бластер. Ужас осознания холодом накрыл ее.              Оби-Ван и Энакин поднимались с технического этажа яхты. Энакин хмурился, продолжая ворчать на неподдающиеся железяки.       - Слушай, ты интуитивно еще в детстве познал технику Силы - Меху-деру, используй ее, если не можешь понять, что сломано, - проговорил Оби-Ван, который сам после нескольких часов копания в электронных схемах был не в настроении.       - Думаю, там уже нечего чинить. И тем более, когда у нас нет запасных частей. В такой ситуации никакая джедайская техника Силы не поможет починить корабль.       - А у нас снова не хватает запчастей, - выдохнул Оби-Ван. – Только не говори, что опять гипердрайв.       Энакин даже позволил себе усмехнулся.       - Нет. Точнее не только гипердрайв, тут целый список неполадок. В любом случае, не переживай, в гонках учувствовать не буду. Благо у нас, если что есть деньги. Вот теперь только как добраться хоть до какого-нибудь города это вопрос. Даже тяговой двигатель не реагирует.       На это Оби-Вану не чего было сказать, они вышли в центральный коридор, что был освещен светом от открытого люка, неприятная дрожь прошла от этого по телу.       - Где Падме? – насторожено, спросил мужчина       Энакин бегло Силой просканировал корабль.       - На звездолете ее нет. Криф, я же просил не выходить с корабля, Татуин не место для прогулок, - ворчал Энакин, уже направляясь к выходу.       - Когда это она нас слушала, - усмехнулся Кеноби, одновременно с Энакином выходя наружу. И в тот момент, когда они ступили на трап, по тонкой трепещущей связи с Падме, на них обрушился поток жутких эмоций горя, сожаления, раскаяния, боли – чувства прощания и скорби.              Их было девять, девять развивающихся на легком ветру одежд, девять масок с пустыми глазницами, девять винтовок, направленных на нее, девять причин боли и ненависти ее мужа, девять таскенских рейдеров. Они сделали шаг в ее направлении и Падме начала отступать. Она слышала, как песок хрустел под ее ногами при каждом шаге назад, они же двигались бесшумно, скользя по крупицам песка, двигаясь вместе с ним. Они отрезали возможный путь к отступлению. Еще шаг и Падме почувствовала, как вжимается в стену, ладони нащупали пористую структуру камня, впиваясь в нее, она видела голубое ясное небо, как глаза ее любимых, а легкие жадно вдыхали пусть и сжигающий, но столь сейчас сладкий воздух. Это был конец. Она не сдастся без боя, и возможно ее смерть придет не сейчас, возможно позже. Но это был конец. И не только для нее. Энакин, ее милый Эни. Сколько еще страданий ему суждено пережить? Оби-Ван, добрый, нежный Оби-Ван. Сколько еще боли сможет выдержать его израненное сердце? Исход ее жизни утащит за собой и их. Они бы пережили ее потерю, она это знала, надеялась на это, ведь они оставались друг у друга, но только не так, не таким образом, не повторением кошмара, что до сих пор мучает ее мужа. Горечь сжала сердце. Энакин. За что Сила так жестока к нему? Слеза скатилась из глаз, прочерчивая дорожку по щеке. От понимания той боли, причиной которой станет она, душа разорвалась на части сожалением. Она прямо смотрела на приближающих к ней таскенов, в ее глазах был огонь решимости, а внутри она рыдала:       - Прости меня, Энакин, пожалуйста, простите меня, - беззвучно шептали ее губы. – Оби-Ван, родной, прости. Прости меня, Эни, милый, любимый, прости меня. Прости за боль, прости, что снова… Прости.              Все слилось в одно мгновение, в самое жуткое мгновение. Как только Энакин вышел наружу, он перестал, что-либо видеть, кровавая ярость застила глаза. Он не видел, что таскенов девять, что в скалах еще засела засада, не видел, что в любой момент они могли выстрелить, и все было бы кончено, он ничего не видел. Он не помнил ни себя, ни джедаев, ни чувства, что одномоментно были задавлены ненавистью. На миг, прежде чем рвануть к Падме, Оби-Ван согнулся от той мощи ярости, которой полыхнула их с Энакином связь. Но этого мига, выбитого из сознания Оби-Вана, хватило, чтобы Энакин зажег меч и одним невероятно мощным прыжком оказаться среди окруживших Падме таскенов. Двое из которых сразу грудой перерезанных на части тряпок упали на песок, а третий был проткнут синевой меча. Остальные издали нечленораздельный крик. Энакин снова занес меч, но замер, так как остальные шестеро вдруг упали на колени ниц перед ним, бормоча, причитая, стеная, выставляя руки и бившись о песок, что следом сделали и те, что сидели в засаде. Заминка была мимолетной и злость Энакина все еще требовала выхода, пылая и требуя продолжения. Но этого хватило, чтобы Оби-Ван успел обхватить Энакина руками со спины, прижимая его руки к талии, начиная шептать на ухо, только надеясь, что Энакин, в этом безумии поймет, кто его схватил и не станет выбиваться. Драться с ним Оби-Ван не желал, особенно с возможностью получить заряд винтовки в спину от таскенов.       - Тише, Энакин, тише родной. Все закончилось, она в безопасности, ты спас. Они повержены. Все хорошо. Любимый это я слышишь меня, - Оби-Ван прижался лбом к затылку Энакина, погружаясь, встряхивая их связь, как бы больно она сейчас не кололась, сопротивляясь отклику любви и нежности, что посылал Оби-Ван.       Оби-Ван чувствовал, что Энакина трясет мелкой дрожью, что он пылает, ели сдерживая себя. Кеноби приоткрыл глаза и посмотрел на все еще стоящих на коленах песчаных людей, ненависть к ним, к тому, что они сделали с Энакином, к тому, что чуть не случилось, кольнула внутри, тут же успокоенная, заботой и защитой о его любимых.       - Убирайтесь! – рявкнул Оби-Ван, чувствуя, как поток воздуха формируется внутри, вылетая наружу сгустком силы, что оттолкнул шестерых выживших таскенов, заставляя их прокатиться по песку, и разбежаться, поспешно уводя с собой своих бант. Трое из которых так и остались растерянно стоять в стороне.       Только когда последний из таскенов исчез, Оби-Ван услышал звук деактивации меча, осторожно поворачивая Энакина и обнимая, легко поглаживая по спине. Пока Энакин не сводил не читаемого взгляда с Падме.       - Отпусти, - медленно проговорил Энакин, его голос был напряжен и осторожен в проговаривании каждого звука.       - Да, хорошо, - Оби-Ван разжал объятия и отступил, смотря в каменное лицо Энакина, что так и не подняв взгляда, развернулся и пошел вперед, уходя от них.       Падме рванула за ним, но была остановлена выставленной перед ней ладонью Оби-Вана.       - Нет. Пусть идет.       - Но, - в карих глазах проступил испуг.       - Он вернется не переживай, я поговорю с ним, но ему нужно хотя бы пару минут.       Падме кивнула и в следующее мгновение оказалась в крепких объятиях, с силой обхватывая Оби-Вана, зарываясь носом в его туники, вдыхая знакомый успокаивающий запах. Оби-Ван чувствовал, каждую крупицу ее эмоций. Вся палитра сожаления, боли, горечи. Мужчина не видел смысла говорить любимой, чем все могло обернуться, она это и так знала. Падме не боялась за свою жизнь, но все же именно страх заставлял ее дрожать, цепляясь за его туники, прижимаясь. Страх осознания, чем будет для них ее гибель, тот возможный ужас последствий. И Оби-Ван только покрепче стискивал ее в объятиях, с трудом через некоторое время, заставляя их разжать, и отодвинуться от девушки, смотря в ее расширенные, но сухие глаза.       - Я пойду за Энакином, а ты закройся на корабле, - вкрадчиво проговорил Кеноби. – И не выходи.       Падме кивнула и поднялась по трапу, несколько раз останавливаясь и оглядываясь на Оби-Вана, который только после того как она, Трипио, громогласно причитая о случившемся ужасе, и Ардва, что вышли из звездолета на шум, скрылись за закрытым люком, развернулся и ощупывая связь пошел к Энакину. А Падме стоило двери отрезать ее от жары и света погружая во мрак коридора звездолета, в бессилии соскользнула вдоль стены на пол заходясь в рыданиях, которым не могла позволить пролиться перед Энакином и Оби-Ваном, выплескивая осознание того, что она чуть только что не уничтожила.              Энакин сидел на краю утеса, что выдавался чуть вперед, возвышаясь над песчаным морем, барханы поднимались как волны, где-то внизу, но с такой высоты они были практически не различимы. Солнца уже склонялись к горизонту, но пекло дня все еще не думало спадать. Энакин не замечал жары, что сдавливала тело, не замечал мелкие крошки песка и пыли, что поднимал ветер и бросал их в его лицо, неприятно царапая. Энакин ничего из этого не ощущал, он вообще ничего не чувствовал, мгновение ярости выжгло все в нем, и сейчас он не хотел, чтобы эмоции возвращались, потому что понимал вместе с ними придет страх, стыд, злость. Он обхватил колени руками и сжался, желая раствориться в этом мире. Он часто так делал в детстве желая убежать от обид, несправедливости и непонимания мастеров и падаванов, выбирая самую дальнюю, темную, заброшенную комнату Храма, забиваясь в самый угол. Стараясь скрыться от мыслей и накатывающих на него эмоций, мысленно крича, чтобы его оставили одного, и все же тайно надеясь, что кто-нибудь все же придет и найдет его, избавив от одиночества, на которое он сам себя обрекает из-за своей неправильности и злости. Покажет, что он не один. Энакин уже не был ребенком, и его детство закончилось, но, как и тогда неизменно был один человек, который находил его всегда и везде. Приходил и молча садился рядом, прижимаясь плечом к плечу. Не требуя внимания, не начиная разговор, а ожидая и также надеясь, что он пришел не напрасно и его ждали.       - Она испугалась меня.       Оби-Ван помотал головой.       - Нет, она испугалась за тебя. Это разное.       - А вот ты точно был испуган мной, тем как я отреагировал.       Оби-Ван молчал, смотрел на словно замерший пейзаж, где ничего не менялось изо дня в день, из года в год. Чистое однотонное бледно-голубое небо и выжженная желтая земля под ним, мертвая земля, рассыпавшееся в прах в виде песка. И только после долгой паузы все же произнес.       - Да.       Энакин резко повернул голову и вскинул на Оби-Вана взгляд, первой эмоцией было разочарование – «Он боится меня, как и остальные в Ордене», а другой тихая, осторожная радость – «Но, в отличие от других, сейчас он здесь». Оби-Ван почувствовал взгляд и посмотрел в ответ, встречаясь с чуть потемневшим, но все же голубыми глазами. Оби-Ван заставил себя задавить облегчение, чтобы Энакин не уловил этот трусливый отголосок страха. Во взгляде Оби-Вана в его силе звучал ответ, на все вопросы Энакина - «Я всегда рядом», что отразился в Силе и засверкал в связи. Но от этого грудь Энакина сжало еще сильнее, чем он заслужил столь понимающего, столь доброго и прощающего человека рядом. Парень сжал кулак левой руки, чтобы остановить набегающие на глаза слезы.       - Как ты можешь быть таким спокойным? После всего что произошло? После всего, что могло случиться? После всего, что я сделал? – последний вопрос Энакин практически прокричал, распаляя свою боль, позволяя жаркому ветру унести ее, голос же Оби-Вана был спокоен, словно и не было только что вспышки Энакина.       - Потому что все это уже прошлое. Падме жива. Ты смог остановиться, не потерял разум. Ничего страшного не случилось, я не буду мучить себя картинами, что могло произойти, если мы этого избежали и тебе не советую.       - Здесь и сейчас, - добавил Оби-Ван. – Здесь и сейчас ты и я сидим и смотрим в песчаную даль, здесь и сейчас Падме в безопасности заперта на корабле и наверняка мучается от неизвестности, что с тобой, переживая, здесь и сейчас я могу обнять тебя и даже поцеловать. Мне этого достаточно. Здесь и сейчас прекрасно.       Энакин не выдержал и отвел взгляд. Для Оби-Вана все было предельно ясно, на Падме напали, на нее наставили оружие превосходящие силы противника и Энакин смог их остановить малой кровью, то, что джедаи принимают как необходимость, ради большего блага. Вот почему он столь спокоен, вот почему не смотрит на Энакина с призрением, вот почему сидит, рядом вместо того, чтобы бежать от него, от джедая, который уже столько лет всем лжет и не достоин этого прекрасного звания. Потому что для Оби-Вана на руках Энакина кровь трех таскенских рейдеров, мужчин, наверняка уже ставших не единожды убийцами, а не двадцати семи, среди которых были маленькие, закутанные в бесформенные тряпки дети. Тогда их было 24 теперь же 27. И он помнит их всех, несмотря на их столь похожую внешность, он помнит каждого.       - Ты не знаешь, - прошептал Энакин, ссутулившись и опустив голову, его голос слился с шелестом ветра, он надеялся, что Оби-Ван не услышит его слов, что этот разговор можно будет не продолжать, но столь же тихие слова Оби-Вана прошлись по Энакину как плеть, разрывающая плоть.       -Я знаю.       Энакин сжался, дыхание остановилось, столь незначительные слова, но столь много в них было сказано, столь много они в себе таили. «Я знаю». Он знает, о самом главном позоре Энакина, он знает на что Энакин способен, он знает, что Энакин не джедай, он знает о событии, о котором Энакин жалеет больше всего и в тоже время испытывает удовлетворение от сделанного, то что так разрывает его душу. Он знает и все еще здесь.       - Ты знаешь, - повторил Энакин и замолчал, но вопрос повис в воздухе.       Оби-Ван тяжело вздохнул и заговорил, тихо, смотря вдаль, что была искривлена маревом жары.       - Я понял все не сразу. Сначала была адская боль. Я как раз был на Джеонозисе, перед тем как попасться Дуку. Наша связь пылала. Я понял, что что-то произошло. А потом твой сигнал, что шел с Татуина. Связать твои кошмары и твое присутствие на Татуине не составило труда. Но потом ты перестал говорить о матери. В тебе что-то изменилось, все списали на последствие дуэли с Дуку.       - Но не ты.       - Не я. Надо было это сделать гораздо раньше, но, когда ты улетел на Набу, я полетел на Татуин.       Оби-Ван замолчал, но продолжение не требовалось, Энакин знал, что было дальше найденная ферма Ларсов и могила его матери, слухи о резне, устроенной среди таскенов, поведанные, наверняка, самим Клиггом Ларсом.       - Но ты ничего не сказал, - горло Энакина пересохло.       - Я ждал, когда ты сам будешь готов заговорить, и готов был ждать столько сколько тебе было бы нужно.       - Ты не сказал ничего Совету, - Энакин повторил неверно понятые слова.       Оби-Ван молчал, он сам не знал, почему молчал, почему не ужаснулся поступком своего падавана. Возможно, потому что началась война и таланты Энакина нужны были на поле боя, возможно, что когда гибли целые планеты, племя таскенов потеряло свое значение, возможно, потому что он видел, как это грызло и мучило Энакина, несмотря на то, что он не считал себя виновным. А возможно Оби-Ван во всем случившемся винил себя, возможно, признаться Совету в поступке Энакина было тоже самое, что признаться, что он был ужасным учителем, признаться, что он не справился, а возможно, потому что уже тогда был привязан на столько, что готов был закрывать глаза на многое, лишь бы Энакин оставался рядом и не имея сил обречь своего любимого на осуждение и наказание. Есть много вариантов и возможно это были все они, но факт оставался фактом он промолчал, а теперь это стало столь далеким, похороненным под слоями дней и событий. И в один из дней Оби-Ван понял, что принял случившееся, как одно из испытаний Энакина, как веха, которая сделала его тем невероятным человеком и воином, что сейчас рядом с ним. Как то, что показало, что бывает, когда подаешься эмоциям ярости и злости, и как это потом мучает.       - Я принял случившееся. Если тебе это было нужно чтобы пережить боль, чтобы обрести покой, смериться со смертью матери, я принимаю это.       - Не думаю, что это принесло мне покой. А сегодня я понял, что даже не утолило чувство мести, и ненависть. Желание выместить на них свою боль, снова вернулась, стоило их увидеть, стоило понять, что они все еще угроза, тому, что мне дорого, что они снова могут забрать, часть моего сердца.       - В этом я тебе не смогу помочь. Тебе самому нужно понять чего ты желаешь, из-за чего мучается твоя душа. Определиться было ли это справедливым актом мести и тогда считать ее совершенной или это было бессмысленное убийство и тогда постараться найти искупление. Ты должен принять сделанное тобой. Найти покой иначе оно уничтожит тебя изнутри как червяк, что подтачивает. Как постарался сделать я, хотя признаюсь, у меня не очень получилось, так что я не лучший советчик. У меня есть вина, которая всегда со мной и сожаление, от которого я не избавился. Я просто научился с ними жить.       Энакин нахмурился, смотря на любимого, не понимая, о чем он говорит, перебирая все, что может глодать Оби-Вана. Мужчина опустил голову, наконец-то признавая то, что призрак Шми Скайуокер все эти годы преследовал и его, хоть он ее ни когда не знал. Он постарался отгородиться от нее, но сегодня он столь явно встал перед ним. А еще он не мог понять, как его можно простить, почему ни разу он не слышал обвинения в свой адрес, хотя столько раз в своих собственных мыслях он кричал на себя голосом Энакина, но ни разу не услышал этого от него самого, ни один обвиняющий взгляд, ни одно напоминание, ничего. Словно это все случившееся не было виной Оби-Вана, но он то знает смерть Шми Скайуокер только его, Оби-Вана, вина.       - У меня есть вина Энакин, огромная и я так и не понял, почему ты ни разу меня в ней не обвинил.       - В чем?       - Я не поверил в твои сны, потому что сам никогда в ведения не верил. И пропустил явное предупреждение Силы.       Энакин недоуменно смотрел на Оби-Вана, не понимая, почему тот себя в этом винит. Это было так странно, что на мгновение Энакин забыл о своих переживаниях.       - Даже в мыслях не было тебя винить. Ты ни чего не мог сделать, - удивленно, неуверенно проговорил Энакин, не понимая, почему вообще поднялся этот вопрос.       - Это не меняет, моего сожаления, - мужчина все еще не мог поднять взгляд и посмотреть на Энакина.       - Я не виню тебя, - более четко проговорил парень и после, не видя смысла в этих словах, но все же чувствуя, что Оби-Вану нужно было это услышать проговорил. – Я прощаю тебя.       Оби-Ван вздрогнул, он сам до конца не понимал, как ему было важно это услышать. Легкая, печальная улыбка коснулась кончиков губ, и он повернул голову в сторону Энакина, встречаясь с его ярким и нежным, всепрощающим взглядом.       - Тогда прости и ты себя, - проговорил Оби-Ван. – Прости за то, что не спас, прости за то что подался эмоциям. Прости сам себя.       - Такое не прощают. Это сложно,- плечи Энакина снова опали, а голова сокрушенно опустилась.       - Сложно, но возможно. Начни с того, факта, что то, что ты сделал два года назад спасло сегодня Падме и нас с тобой, таскены бы начали стрелять, если бы не были так напуганы.       Энакин горько усмехнулся.       - Не думаю, что три трупа их испугали, я вообще не понял, почему они на колени грохнулись.       - Из-за тебя, - проговорил Оби-Ван и Энакин поднял заинтересованный взгляд. – Когда ты ушел, Трипио очень красочно и эмоционально описывал, что говорили таскены, когда упали на колени. Это была молитва, о защите от демона пустыни, что карает лучом цвета неба, просьба пощадить их. Кажется, среди таскенов тоже распространяются слухи.       Возможно, Энакин на это отреагировал бы ярче, если бы не был так эмоционально опустошен. А так он просто пожал плечами и снова погрузился в себя.       - Пойдем, - через несколько минут молчания проговорил Оби-Ван, он не хотел надолго оставлять Падме без присмотра. Оби-Ван почти встал, когда Энакин помотал головой и Оби-Ван снова сел рядом.       - Я еще не готов возвращаться. Иди, я подойду попозже.       Оби-Ван кивнул, но остался сидеть, внимательно посмотрев на парня.       - Ты все еще злишься.       - Нет, - жестко сказал Энакин, стараясь убедить себя, Оби-Вана, весь мир. - Я не должен злиться, джедай не может злиться.       Оби-Ван вздохнул и признался:       - Я тоже злюсь, на всю ситуацию и на события, что привели к ней. Что бы ты не думал, я умею злиться.       - Ты можешь подавить злость, - парировал Энакин, смотря на абсолютно спокойного Оби-Вана, что мог найти в себе силы еще успокаивать и его.       - Нет, я ее выбрасываю в Силу, - последовал в тон ответ.       Энакин усмехнулся. О, он тоже выбрасывал злость, ярость, ненависть в Силу и теперь ему казалось, что в Силе имеется его личная мусорка всех негативных эмоций, которые смердят и отравляют его.       - Ты на Набу сказал мне, что не хочешь подавлять эмоции, что именно их подавление тебе мешает, ты не можешь от них отказаться. Хоть это не по джедайски, но думаю вполне возможно. Как я и сказал, я тоже испытываю негативные эмоции, я ведь человек и испытываю гнев, но прежде чем просто отмахнуться от негативных эмоций, я стараюсь их разобрать, понять и принять, а уже потом забыть о них, как не нужных.       Энакин скептически поднял бровь, как можно разобрать эмоцию, когда она сжигает из нутрии все мысли. Оби-Ван видел, что Энакин даже не планирует понимать смысл его слов.       - Хорошо. Иногда я злюсь на тебя и Падме.       Энакин удивленно вскинул брови.       - Особенно, когда вы необдуманно рискуете собой.       - Значит довольно часто.       - Слишком часто, - Оби-Ван заставил себя улыбнуться.       - Но обычно я даю себе мгновение осознать злость и понять ее причину. На тебя и Падме я обычно злюсь, только из-за страха за вас, боясь потерять вас, а значит это не столько сама злость, сколько одно из проявлений моей любви, и это позволяет мне усмирить гнев, заменить его любовью, не портить столь прекрасное чувство негативом. Я злюсь на врагов, и ты прекрасно знаешь, они заслуживают всех оттенков ярости. Что ж я осознал, что ненависть во мне вызывают не сами их личности, а их совершения, сами по себе они мне безразличны, если бы не несли горе миру. А злиться на то, что они уже сотворили это бессмысленно, это уже произошло и в таком случае от пустой бессмысленной злости остается только решимость не допустить продолжение их злодеяний. Пойми причину своего гнева или любой другой эмоции, и попробуй ее не подавить, не забыть ее, чтоб она потом все же вырвалась в самый неподходящий момент, а осознать и действуй, уже заменяя ее другой более спокойной эмоцией и целью.       Это было так сложно и тоже время так просто, что Энакин удивленно смотрел на Оби-Вана, не зная, что сказать, поэтому продолжил Оби-Ван.       - Ты злишься на таскенов за то, что они сделали с твоей матерью, но тех таскенов уже нет, ты злишься на них всех, за то кем они являются, за их культуру, но именно это сейчас спасло Падме и нас, их внушаемость, их суеверное воззрение на жизнь.       Энакин не уверенно, осторожно начал, прикрыв глаза и погружаясь впервые не в Силу, а в свои мысли и чувства. Отметая все положительное и сосредоточившись на отравляющих, горящих чувствах злости, ярости, ненависти.       - Я злюсь на Падме, - резко проговорил Энаикн, словно признавая свой самый главный грех. Как можно злиться на Ангела, он не мог понять, это было не допустимо, непростительно. Именно поэтому он не хотел возвращаться к ней, не мог смотреть на нее, испытывая столь грязные эмоции.       Оби-Ван кивнул, словно подтверждение его мыслей, осторожно спрашивая:       -Почему?       - Потому что испугался боли, что мог снова испытать, испугался за нее, я боялся ее потерять, - проговорил Энакин, даже не задумываясь, это и так всегда лежало на поверхности.       - Так на что ты на самом деле злишься? – снова задал вопрос Оби-Ван, уже зная ответ, но Энакин должен был найти его сам. Парень молчал, не потому что он не зал ответ, а потому что он был столь удивительно простой и всегда был в нем - на что Энакин Скайуокер злиться, что он ненавидит больше всего, ответ был один.       - Страх. Я ненавижу испытывать страх. Я злюсь на себя, за то, что испытываю страх, потому что все еще слаб, что я не такой джедай, каким должен быть, не такой джедай, каким ты желал меня видеть, каким хотел видеть Квай-Гон.       Это было самое сложное признание Энакина, то, что он не позволял себе признать, пряча за бравадой и самомнением, то, что он не такой каким видят его, каким он хочет быть.       - О нет, Энакин ты не такой джедай, ты гораздо лучше любого, кто есть в Ордене, потому что ты мыслишь, ты не слуга Силы, как я и другие джедаи, ты ее проводник. И ты сможешь сделать то, о чем говорил мне на Набу. Ты найдешь другой путь. Но прекращай ненавидеть сам себя.       Последние слова Оби-Ван сказал жарко, требовательно и впервые с момента начала их разговора прикоснулся к Энакину, чувственно сжав его плечо, поворачивая к себе.       - И ты ошибся. Ни чего другого я не желаю. Я уже вижу перед собой невероятного человека и прекрасного джедая.       И через некоторое время, все еще смотря друг на друга, Энакин улыбнулся, настоящей нежной улыбкой, а не усмешкой, что были до этого. Теперь улыбка коснулась голубизны его глаз, прогоняя тьму, и Оби-Ван улыбнулся ему в ответ, кивая своим мыслям и вставая.       - Ну что? Теперь готов возвращаться?       Энакин согласно кивнул, беря протянутую мужчиной руку, не столько для помощи подняться, сколько для желания почувствовать контакт и опору. И прежде чем отправиться в тяжелый обратный путь Энакин проговорил, все еще сжимая руку Оби-Вана.       - Оби-Ван, я рад, что именно ты был моим учителем, и я это говорю не потому что безумно в тебя влюблен, я, правда, рад. Лучшего и быть не могло.       Кеноби не смущено отвел взгляд, прежде чем проговорить:       - Я бы мог на это возразить, но знаю с тобой спорить безнадежно, - Оби-Ван посмотрел в глаза и легко сжал ладонь Энакина. – Спасибо, что считаешь, что я справился.       Сухой, жаркий ветер обдал их, обхватив в свои объятия, в шелесте песка прошептав «Ты дал слово», но Энакин этого не услышал, а Оби-Ван мотнул головой прогоняя наваждение воспоминания. После они медленно начали спускаться с отвесной скалы, цепляясь за камни и переходя по тонким выступам вплотную прижимаясь к стене.       - Что бы побыть одному, обязательно нужно залезть на самую верхотуру скалы. Не мог выбрать место с более легким доступом, знаешь ведь, я не люблю скалолазание, - ворчал Оби-Ван, вися над обрывом, цепляясь за уступ. Смотря вниз, прикидывая, можно ли уже прыгать, справиться ли Сила со смягчением приземления, или не стоит рисковать. Посмотрел на очередной выступ, который можно было достать только с прыжка, и отцепил пальцы, падая вниз выставляя руки и создавая силовую волну, что замедлила падение и позволила ступить на поверхность, словно спустился с лестницы, поправляя манжет туники. Рядом поднялся столб песка, от упавшего с перекатом Энакина, что своим приземлением создал локальную песчаную бурю, и теперь ворчливо отплевывался от крошек.       - Зато, ты не можешь не признать. Вид я выбрал шикарный.       Оби-Ван поднял бровь, от сарказма, что сочился в каждом слове. Вскоре они уже заходили в звездолет. Первое, что они увидели, это сидящую на полу Падме, что, обхватив колени руками, и спрятала в них лицо. Она казалась такой маленькой и беззащитной, что у Оби-Вана сжалось сердце от любви и нежности, желании оберегать и защищать, что с каждым днем становилось только сильнее. Энакин наверняка почувствовал то же самое, потому что все его движения, когда он присаживался возле жены и прикасался к ее руке, были осторожны и легки. Падме вскинула голову и тут же бросилась на Энакина, обхватив его шею руками, прижимая к себе и жарко шепча:       - Прости, я поступила неосмотрительно, глупо, опасно. Прости.       -Я рад, что ты это понимаешь. - Энакин отстранил от себя Падме и посмотрел в ее глаза, она не плакала, глаза были сухими, но проявившиеся в белках красные прожилки, говорили о том, что слезы все же коснулись ее глаз, Энакин подавил гнев, что таскены и он сам заставили девушку плакать и продолжил. – И все же не тебе просить прощение, это ты прости меня, что из-за моего вспыльчивого характера и того как я себя повел ты видишь необходимость просить у меня прощение за то, что оказалась в опасности, за обстоятельства на которые не могла повлиять. Этого никто не предвидел. Ты не виновата в том, что произошло. И именно для таких ситуаций у тебя есть я и Оби-Ван, и нам с ними разбираться. Хорошо?       Падме кивнула, улыбаясь и, поднимаясь с пола, снова окунулась в столь родные успокаивающие объятия. Все было хорошо. Оби-Ван не сдерживал улыбки, смотря на любимых, пока Падме смеясь, указывала, что в волосах Энакина полно песка. Парень сморщился и постарался его вытряхнуть, осыпая им и Падме, и Оби-Вана под возмущенные, но веселые возгласы. Когда они успокоились, Оби-Ван осторожно, не желая снова поднимать тему, но все же нужно было услышать. Он верил Падме не стала бы выходить из корабля без причины:       - Падме, зачем ты вышла тогда наружу?       Падме посмотрела на Энакина, но он был совершенно спокоен, тоже ожидая ответ.       - Я кое что обнаружила, в общем, не думаю, что мы сможем улететь даже если починим все системы. У нас хвостовая часть звездолета отломана.       Энакин и Оби-Ван переглянулись, и вскоре оставив Падме на корабле, они оценивали внешние повреждения.       - Падме права, - Энакин стукнул кулаком по корпусу, что отозвался глухим эхом, вся хвостовая часть была пересечена огромной трещиной и от полного отделения ее спасали только натянутые провода и трубы внутреннего каркаса. – При торможении повредили, когда я поднял нос. Этот звездолет уже не полетит, если только не капитальный ремонт, а он нецелесообразен.       Энакин разочарованно махнул рукой:       - Что делать будем?       Оби-Ван осмотрелся вокруг.       - Знаешь, что это за место?       - Юндлендская пустошь, по высоте скал и по тому, что я увидел с вершины. Мы падали со стороны Западного дюнного моря. Все города с противоположной стороны. Ферма Ларсов тоже далековато, пешком не дойдешь. Спидера у нас нет. Можно конечно попробовать наткнуться на джав, по дюнному морю как раз проходит их маршрут. Сможем выменять у них спидер на остатки яхты.       - Но это все равно несколько дней бродить среди песков, в надежде наткнуться на них.       - Или может, они сами нас найдут, - задумался Энакин. – Таскены, скорей всего пришли сюда, когда увидели падающий звездолет, пока поднимался на скалу, видел у них тут лагерь в нескольких часах ходьбы. Может и джавы видели наше падение. Тогда проблемы с их поиском отпадают.       - Но возникает другая. Сколько нам их ждать? Сутки, неделю. У нас не так много запасов воды, а генератор воды не работает, так как нет питания. Сможешь починить генератор питания?       Энакин пожал плечами:       - По тому, что видел, когда мы осматривали машинный отсек, вполне реально, тем более что теперь можно будет разобрать гипердрайв.       - Вот и решение. Если починим генератор, и у нас будет питание, следующее, надо будет восстановить навигатор и голопередачик. И подадим сигнал.       - Что ж это план, - сказал Энакин, постоянно посматривая чуть в сторону от Оби-Вана. – Завтра с утра приступим. А пока ты иди мне нужно кое-что завершить.       Оби-Ван оглянулся туда, куда смотрел Энакин, там, у скалы чуть в стороне легко припорошенные песком угадывались тела таскенов.       - Энакин, - насторожено проговорил Оби-Ван.       - Я должен, - как эхо проговорил Энакин. – Я должен отвести бант к их племени, они для них священные животные.       - Уже темнеет. Я пойду с тобой.       Парень, все еще не смотря на Оби-Вана, помотал головой.       - Я должен один. Останься с Падме. Я буду в порядке.       - Энакин, - позвал Оби-Ван и ждал, пока джедай все же переведет на него взгляд и только после этого с чувством произнес. – Я горжусь тобой.       Энакин коротко улыбнулся, смотря, как любимый скрывается в звездолете, а сам подошел к телам, поднимая их одно за другим и гружа на бант. Ему было противно, он не хотел этого делать, ненависть к тем, кто хотел забрать у него Падме поднималась внутри, он скорее оставил бы их гнить на жаре, но все равно делал, потому что должен, потому что ненависть к врагу может сочетаться с почтением к их мертвым. Делал, потому что так поступил бы джедай. А он джедай, а джедай не испытывает ненависти к своим врагам, и он научится. Потому что теперь он знал, что именно он ненавидит. Банты пошли за ним без возражения по велению Силы и всю дорогу Энакин только надеялся, что его не стошнит от того смрада, что распространяли животные. Через несколько часов, когда уже на небосклоне начали зажигаться звезды, после очередного поворота скалы он увидел в камнях горящий костер, вокруг которого бродили фигуры. В темноте начинающейся и еще безлунной ночи выставленные постовые его еще не видели, но он точно знал, где они расположились. Этот лагерь так напоминал тот из прошлого, что Энакин замер, боясь сделать хоть еще один шаг, ладонь сжала рукоять меча, и послышалось шипение его активации. Синий свет привлек внимание. Тут же в лагере все пришло в движение, начались крики, постовые выставили винтовки. И страх везде был страх, Энакина накрыло его сладким и тошнотворным ароматом. Скайуокер развернулся и быстро пошел прочь, боясь остановиться, боясь оглянуться, потому что тогда его счет убитых таскенов снова вырастет. Он все еще сжимал в руке меч, чей свет оттенял его темную фигуру, когда скрылся за очередным поворотом скалы. Энакин остановился, чтобы выключить меч и в этот момент он осветил нишу в скале, где были навалены кучей лепешки, кости, какие-то украшения, а на камне примитивной черной краской был изображен монстр в темном бесформенном одеянии и горящими из-под черноты капюшона красным глазами в руке он держал ярко синий меч. Энакин смотрел на свое отражение, словно в свое будущее и он не хотел такого будущего, чтобы его видели таким. Он стал демоном для таскенских племен, но он не хотел быть демоном для других, он хотел спасать, а не карать. Энакин не заметил, как слезы потекли из его глаз. Энакин упал на колени, вкапываясь пальцами в песок, и рыдал.       Воспоминания выдавали всю его жизнь свое детство, да он был рабом, но была встреча с Падме и Оби-Ваном, и была мама. Мама. Энакин почувствовал, как камни под ним начали ходить ходуном, от потока силы ярости, что выпускал он. Ему было больно, потому что теперь он, вспоминая маму, мог вспомнить, только ее окровавленное тело, и его ужасный поступок, он вспоминает ту ярость что охватывает его, он больше не видит ее улыбки, не слышит ее голос, как раньше, теперь все что он слышит это хрип и крики умирающих таскенов. Энакину было больно, его сердце разрывалось, но впервые он плакал не по матери, он плакал о том себе, который умер в этих песках, он плакал о таскенах, и с каждой слезой вымывалась ярость, очищая воспоминания. Энакину показалось, что теплая рука матери коснулась щеки и проговорила «Эни». А мужской мягкий голос, вплетаясь в шелест ветра, проговорил:       - Без горя нет радости.       Когда слезы закончились, и Энакин открыл глаза он принял, то что совершил, что отравляло его, он не простил себя. Не простил, что не спас мать, не простил, что стал монстром, которого его добрая мама испугалась бы, но он смог принять свершившееся. И впервые за эти годы он видел перед глазами мягкую улыбку матери и слышал не ее присмертный хрип, а нежные слова «Не оглядывайся». И Энакин не оглядываясь, шел вперед туда, где впереди его ждали, и ему было куда возвращаться, совсем как луна Шенини, что сейчас вернулась на небосвод Татуина и вместе с двумя другими лунами, что вставали из горизонта освещали ему путь, рассеивая темноту ночи. Он совсем как Шенини. Догадка пронзила Энакина, и он остановился, но эмоции были выжиты и еще один всплеск вины он бы уже не выдержал. Поэтому просто пошел дальше, у него была цель вернуться к тому, что было его домом. А впереди в песчаной долине среди скал, в блеске лун сверкал корпус звездолета, а рядом отчетливо выделялся контур Оби-Вана, что стоял, ожидая любимого, и первый же его вопрос выдал беспокойство, что не оставляло его, пока он не увидел возвратившегося Энакина.       - Все хорошо?       Энакин пожал плечами. Хорошо, что он наконец-то залатал одну из ран в своей душе, грубо со шрамом, но все же залатал, плохо, что он сделал не утешающее для них открытие, о котором можно было бы промолчать, но Энакину так надоело скрывать от Оби-Вана свои ошибки и промахи.       - Как сказать.       - Что ты еще успел натворить? – вопрос звучал обречено, но с нежностью, а глаза в свете лун сияли любовью.       - Думаю. Все это из-за меня, - сокрушенно проговорил Энакин, подходя к мужчине и вставая напротив.       - О чем ты?       - Знаешь я все думал, как вообще такое возможно, чтобы совершенно исправный звездолет вышел из строя. При чем все системы одновременно. Ты хоть раз с таким встречался?       Оби-Ван помотал головой, еще не понимая, куда Энакин клонит. Но парень был прав, крушения были, выходили из строя двигатели, и корабли разрывало в гиперпространстве, всякое бывало, но чтобы вот так все разом. Да, это было странно.       - Перед самым сбоем, мы сидели в рубке. И я посмотрел на твой браслет, вспомнил о сказке, что рассказывала мама, о той, что я только накануне поведал вам. О том, что она ошиблась, и я так и не вернулся на Татуин, что я никакая не Шенини, и вот…       Энакин поднял голову, над скалами весело три серебряных диска лун.       - Думаю, мои мысли и вызвали сбой. Я даже не почувствовал силовой выброс, но иногда я не совсем контролирую Силу. Но ничто не может так повредить корабль, если только не мощное воздействие Силы. Я чуть не погубил нас, - сокрушенно признался Энакин, ожидая укоров, но Оби-Ван молчал, не отрываясь, смотря на парня. Это был выматывающий день.       - Ничего не скажешь? – не выдержал Энакин.       - Мы живы. Это главное, - Оби-Ван даже улыбнулся, положив ладонь на щеку Энакина и легонько погладив кожу большим пальцем. – Но, дорогой, в следующий раз, когда захочешь посетить Татуин, просто скажи об этом.       Энакин улыбнулся и кивнул, в следующее мгновение, чувствуя поцелуй на своих губах, что забрал все переживания и боль. Он любил и был любим, чтобы не произошло, он был дома.              Открыть глаза в новое утро было, как посмотреть в новую жизнь, тяжело и легко одновременно от событий прошедшего дня. Энакин лежал в объятиях своих любимых, что прижимались к нему. Даже Падме, что уже спала, когда они с Оби-Ваном зашли в комнату, во сне все же прижалась к мужу, делясь своим теплом, в татуинских прохладных ночах. Энакин улыбнулся, почувствовав, что ни Падме, ни Оби-Ван уже не спят, но с момента пробуждения они так и не пошевелились, охраняя покой и сон любимого. Это было ценно, и Энакин был им признателен, парень знал, как трудно его всегда активным возлюбленным лежать без дела, и тратить драгоценное время на бессмысленное валяние в постели. И злоупотреблять их терпением он был не намерен.       - С добрым утром, - проговорил Энакин, почувствовав, как Оби-Ван потерся носом в его шею, а Падме поцеловала в плечо, на котором лежала.       - С добрым, - хрипло проговорили они.       Энакин улыбнулся, утро началось прекрасно, и он был окрылен, все внутри пело и было противоположным его вчерашнему состоянию. Это было странно, приятно и настораживало, не хотелось с этой вершины воодушевления падать в очередную пропасть самокопания. Ему нужна была пауза. И самым лучшим было заняться разбором и починкой на корабле того, что еще реально починить. Чем Энакин и планировал занялся, после утреннего перекуса. Который был довольно сдержанный, так как по настоянию Оби-Вана провизию нужно было экономить, хоть Энакин и настаивал, если уж что пропитание они найдут, завалят какого-нибудь мясистого крайт-дракона и подмигнул, под шутливое ворчание старшего джедая, о том, что Энакин так и не избавился от своей идеи заполучить жемчужину этой хищной рептилии. Парень на это только довольно усмехнулся.       Энакин как раз занялся разбором гипердрайва, чтобы забрать из него части для генератора, когда на корабле раздался писк и пиликанье Ардва, что влетел по трапу внутрь и понеся по коридору. Энакин и Оби-Ван выглянули наружу, Падме вышла из хранилища, недоуменно оглядываясь.       - Может джавы, прибыли? – напрягся Оби-Ван пытаясь понять, что случилось и что могло привести астромеханика в такой ужас, если не те, кем Энакин с утра пугал Ардва и Трипио, чтобы они не выходили наружу, а то наткнуться на этих мелких созданий, и они разберут их на запчасти. – А где Трипио?       И как ответ Ардва подлетел к Энакину, стукаясь в его ноги и подталкивая на выход, и тот только успел отложить зажим, что держал в руках.       - Да понял я, иду. Что Трипио опять натворил?       Оби-Ван пошел следом, а вот Падме замедлилась на выходе, Оби-Ван усмехнулся, мысленно гадая, как долго сохраниться эта осторожность и послушание, гарантировано не долго, поэтому не было смысла его продлевать. Мужчина махнул ей, довольно отмечая, что хотя бы бластер снова прикреплен к поясу. И они уже вместе спустились с трапа, догоняя уже стоящего в стороне и смотрящего вниз Энакина. Внизу в песке зияла чернота ямы, из которой долетали эхом приглушенные слова:       - Как же неловко получилось, господин Эни. Поверхность ушла из-под ног, это так было неожиданно.       - Трипио ты цел? – прокричал вниз Энакин.       - Боюсь, что мой корпус уже не выглядит презентабельно.       На это Энакин только закатил глаза и повернулся к жене, что хоть и была встревожена, все же хитро и довольно улыбнулась, когда Энакин проворчал:       - Вот надо было тебе, делать ему золотой корпус, чтобы он так над ним тряся.       Энакин ходил за стропой, пока Оби-Ван силой разметал песок, чтобы увидеть границы образовавшейся расщелины и самим туда не угодить. Энакин решил спускаться, а Оби-Ван был на подстраховке. Спуск был не долгий, через несколько метров начиналась вершина песчаного бархана, который постепенно насыпался через расщелину, он и смягчил падение Трипио, что вскоре был обмотан веревкой и вытащен Оби-Ваном и Падме наружу. Кеноби наклонился над проломом.       - Энакин вылезай.       Но Энаикн и не пытался, Оби-Ван видел, как парень зажег меч, осматривая вокруг себя, после чего крикнул:       - Спускайтесь, вы должны это увидеть.       Оби-Ван недоверчиво посмотрел на Падме, решая, стоит ли ее подвергать опасности, но девушка довольная и улыбающаяся уже одевала перчатки для спуска по стропе, готовая к действию и к новым боям. Джедай на это вздохнул, улыбаясь, помотал головой, ее осторожность не продержалась и суток, и уже сам обмотал ее веревкой, спуская ее к Энакину. Прыгая за ней следом, отправив дроидов на звездолет. Они стояли на огромном песчаном бархане, что располагался у одной из стен просторной пещеры. Оби-Ван добавил к свету меча Энакина свой и только после этого они смогли разглядеть противоположные каменные своды.       - Невероятно, - выдохнула Падме.       - Пойдемте, - Энакин заскользил вниз по песку, помогая Падме спуститься. Оби-Ван шел следом, надеясь, что девушка не увидит скелеты, что выглядывали из-под песка, говоря, что не раз живые существа оказывались здесь в ловушке, упав, но не сумев выбраться.       Только оказавшись внизу, они поняли все масштабы пещеры, что куполом возвышалась над ними.       - Надеюсь, ты не решил все же затеять охоту на крайт-дракона? – прошептал Оби-Ван, смотря на темнеющий огромный лаз в стене, куда и направился Энакин.       - Тебя я бы на охоту взял, - улыбнулся Энакин. – Было бы весело.       - Ну, спасибо, - проговорил с ядом сарказма Оби-Ван абсолютно не горя желанием встречаться с татуинским чудовищем.       - Но уж точно не ее, - Энакин кивнул на Падме, что уже вырвалась вперед, уверенно подходя к разъему в стене.       - А ты не думал, что эти пещеры могут быть заселены? – прошипел Оби-Ван, сияющий в свете мечей взгляд Энакина, говорил, что явно «нет». Оби-Ван вздохнул, уже подумав предложить возвращаться назад, когда послышался дрожащий от переизбытка восторга голос Падме:       - Парни, это не пещеры!       Девушка стояла возле разъема и нежно проводила ладонью, по его краям.       - Слишком гладкая обработка камня и тут явно угадывается орнамент, - пояснила Падме, на удивленный взгляд джедаев. – Это не просто каменный лаз, это дверь, а значит, это не пещера, это огромный гигантский зал.       Оби-Ван подошли к разъему и поняли, что Падме права и если повнимательней посмотреть на каменные стены, то что казалось обычными каменной неровностью имело схему, образуя узоры. Теперь зная, о том, что это не пещера можно было увидеть круглый каменный свод, который и дал трещины, увидеть, как под самым сводом по кругу расположен осыпавшийся в некоторых местах балкон, а на полу торчат пеньки некогда круглых колон, но самое невероятное выглядывало из-под песка исполинские части фигуры: нога и глаз на неопределяемом, но очень похожее гуманоидное лицо.       - Восхитительно, - произнес Оби-Ван.       А Энакин удивленно рассматривал некогда величественное строение.       - Но на Татуине никогда не было ничего столь грандиозного.       - Думаю этому строению ни одна тысяча лет Энакин, а возможно и сотни, - проговорил восторженным шепотом Оби-Ван. – Смотрите, одну из стен разрушила скала.       И правда одна из стен зала была уничтожена и ее заменила скала, которая уходила на поверхность.       - Не вероятно, - глаза Падме горели в синем свете, а голос был полон энтузиазма. – Мы должны это увидеть.       И Оби-Ван не мог не признать, она была права. Поэтому именно он первым вошел через дверь-разъем в следующее помещение, за ним последовала довольная Падме, а замыкал Энакин, что задумчиво разглядывал сохранившиеся узоры. Следующее помещение было длинным, но более узким, чем первый зал, пол был не равным, холмистым, кое где поднимаясь неровностью до нескольких метров, и чтобы преодолеть их, Падме приходилось поднимать с помощью Силы, если первый раз был неожиданностью, второй всплеском адреналина, то после она влетала в руки джедаев с улыбкой, наслаждаясь ощущением полета. Коридор также, как и центральный зал пострадал от времени, и причиной неровности пола были разрушенные колоны и части стен. Многие ответвления коридора были завалены камнями или перекрыты скалой, но и то, что сохранилось из глубины тысячелетий, было достаточно, что бы вообразить сколь величавым было здание, и насколько развитым был народ построивший его. Они смогли попасть еще в несколько помещений, их назначение было неизвестно, они были пусты, только узоры на стенах, да несколько каменных столов и статуй неизвестных животных и птиц украшали их. А все, что могло рассказать о быте и жизни ушедшего народа, было уничтожено временем или похоронены под слоем пыли и грязи, или здесь изначально уже не предполагалось лишних вещей и милых предметов, которые обычно заполняли жилые дома. Падме обвела взглядом помещение, в котором они оказались, статуи, величественно взирали через время, и даже их разрушенное состояние не умаляло трепет перед ними. Очертания угадывающихся постаментов и колон, лестниц и анфилад, отсутствие намека на окна, что и позволило сохраниться зданию. А некоторые комнаты врезались в скалы, не то изначально были выбиты в них, толи их расположение стало последствием меняющегося рельефа планеты и процесса разрушения здания. Но то, что она чувствовала, находясь под этими высокими сводами, было средне трепету и восторгу.       - Ребята, - Падме подошла к Оби-Вану и Энакину. Они обсуждали виды животных, что пытались угадать по остаткам статуй и, комментируя, что ни только на Татуине, они не на одной другой планете таких не встречали и могут ли это быть разумные существа, а не просто представители древней фауны Татуина. Джедаи посмотрели на девушку. – Я думаю это храм.       - Что? – не понял Энакин.       - Думаю это не рядовое жилище, думаю это святилище, храм, а статуи пантеон богов, этого древнего народа.       Оби-Ван задумчиво обвел взглядом помещение, в котором они оказались и кивнул, пока они переходили в другое помещение.       - Вполне возможно.       В следующей прекрасно сохранившейся комнате, даже несколько колон были на своих местах, добавляя в нее торжественность, хоть они и пошли трещинами. Женщина прошла вдоль стены, куда долетал свет от мечей джедаев, рукой проводя по линиям узора, когда нахмурившись, остановилась, пристально вглядываясь в каменную неровность. После чего отошла на несколько шагов, оглядела колоны и узор на них и вскрикнула, тут же почувствовав, как с двух сторон от нее оказываются Энакин и Оби-Ван, еще сильнее освещая плетение на колоне. Ее глаза сияли ликованием, отражая синий цвет. Падме повернулась к мужу и, сдерживая взбудораженный голос, проговорила, осторожно подходя к упоминанию Шми, но не желая оставить свое открытие тайной.       - Энакин, твоя мама была права, - Энакин нахмурился, не понимая, куда клонит Падме. – Ты говорил, что она рассказывала тебе легенды о времени, когда Татуин был цветущим садом с джунглями, реками и морями.       - Это были всего лишь сказки, - Энакин мило улыбнулся, помотав головой.       - Думаю, такое время для Татуина и, правда, было. Смотрите. Этому храму тысячи лет, обычно храмы украшают тем, что окружает людей, а эти узоры, всмотритесь в них. Это лианы, листья, цветы и они здесь везде, а вот этот узор на стене вам ничего не напоминает? Раскидистые ветки дерева. Татуин и правда был цветущим садом и этот храм именно из того времени, - голос Падме был полон ликования, а Энакин не отрывал взгляда от плетения, что украшало колону и расцветало каменными цветами.       - Это храм кумумгов, - наконец проговорил Энакин. – На Татуине находили узоры, но это были больше пещеры или просто камни, засыпанные песком, а здесь… Значит все остальные легенды, что дошли от них до нас тоже могут быть правдой? – Энакин словно разговаривал сам с собой, но Оби-Ван все же ответил.       - Скорей всего, такая возможность есть.       - Значит, здесь должен быть источник. Тот самый источник лунного света, - глаза Энакина горели ярким пламенем, а губы растянулись в улыбке вдохновения. – Мы должны найти этот зал.       - Какой зал. Энакин, тут практически все залы завалены, чудо, что хоть что-то осталось, - Оби-Ван пытался достучаться к голосу разума Энакина, но его взбудораженное состояние не слышало разум. Оби-Ван понял, что любимого не остановить, когда он, пройдя несколько раз по всему коридору выискивая еще не найденные ими ответвления, сел в пыль пола призывая в помощь Силу. Энакин погружался в Силу нетерпеливо, требовательно, но после, поняв, что так ничего не добьется, усмирил свой энтузиазм, Мягко коснулся Силы, прося, вспоминая самую прекрасную, полную серебряного света звезд и лун историю мамы, слыша ее умиротворение, романтику и надежду на красоту любви. Сила потянула его прохладой и шумом волн и Энакин вскочил, подходя к одной из заваленных стен, умоляюще смотря на Оби-Вана, что тяжело вздохнул и придирчиво осмотрел завал.       - Хорошо. Очищать начнем сверху. Медленно, осторожно. Падме отойти по дальше.       Энакин нетерпеливо убрал меч, готовый преступить к разбору завала, а Оби-Ван посмотрев на свой и на то как стало темно после выключения одного меча, подошел к Падме протягивая свой.       - Держи, нам нужен свет, если рука устанет или будет соскальзывать, лезвие в сторону от себя, хорошо, - проинструктировал Оби-Ван, увидев скептический взгляд Падме, что явно сообщал, что она прекрасно понимает опасность оружия.       Но как бы она не пыталась показать себя уверенной, ее рука все же вздрогнула, когда пальцы сомкнулись на рукояти, чувствуя ее тяжесть. Оби-Ван улыбнулся уголком рта, и его улыбка была отражением ухмылки Энакина:       - Тебе идет.       Падме на это улыбнулась и отошла чуть в сторону, как и попросил Оби-Ван, стараясь внимательно следить за каменными валунами, что медленно сдвигались, отлетая, но все же взгляд неудержимо возвращался к мечу, зажатому в ее руке. Работать приходилось медленно и осторожно стараясь предотвратить обвал, но стоило убрать верхний слой, джедаи и Падме нахмурились, за камнями начал пробивался тусклый свет дня.       - Там выход? – не удержалась Падме.       - Может просто обвалившаяся стена, - предложил Оби-Ван.       И они продолжили методично поднимать и убирать камни, пока не был расчищен лаз, куда они смогли протиснуться. Когда они оказались в помещении, то сразу стало понятно, что это не выход, а очередной зал-грот, также украшенный узорами, колонами вдоль стен, засыпанный толстым слоем песка пол, но основная ценность находилась в самом центре зала. Посередине, окруженная, выступами, виднеющимися из-под песка, небольшими участками травы, чьи семена были занесены ветром, и спускающимся к нему песчаному склону, который когда-то был ступенями, синел ровный круг озера. Над ним устремлялся ввысь купол, через огромный глаз которого виднелось голубое небо, и осыпался тонкой струйкой песок.       - Кажется, вопрос с запасом воды решен, - улыбаясь, проговорила Падме, Оби-Ван улыбнулся в ответ.       - Конечно, нужно сделать анализ воды, но, думаю, что да, вопрос решен. Энакин, ты молодец, нашел воду.       - Ага, - кивнул на похвалу парень, но сам не сводил глаз с зала, словно с величайшего чуда, впитывая каждую черту, каждый выделяющийся узор на стене. Энакин подошел к одной из стен, проведя по ней рукой, очищая ее от пыли и песка, что веками задувало сюда, любовно очерчивая линии, круги, черточки.       - Странно, здесь узор отличается от всех других залов, что мы видели, - задумалась Падме. – Кажется каждый зал отвечает за определенную сферу того периода, например, за природу, животных или воду, тот зал с волнистыми узорами и трубами, емкостями в полу, наверняка заполнялись водой, технология, мы видели рисунок, отдаленно похожий на дроида, помните зал с каменными чашами, думаю в них разводили огонь – зал огня и коридор как связующая стезя между ними, наверняка были и другие залы, но или уничтожены или завалены. А что характеризует этот?       Оби-Ван что брал в пробирку ледяную воду для пробы, подошел, осматривая орнамент, поглядывая на Энакина, что был заворожен каменными стенами. Они видели и более искусные залы, тот же со статуями животных и зал доказывающий о том, что на Татуине были растения. Те комнаты были более информативны и интересны, но именно здесь Энакин изучал каждую черту стен. И Оби-Ван тоже внимательно посмотрел на стены, а потом поднял голову к верху на купол и улыбнулся.       - Падме, я знаю, что изображает этот зал, - прошептал мужчина, переведя взгляд сначала на девушку, а после на Энакина. – Небо, звездное небо. – И уже громче окликнул любимого. – Энакин, подними голову, кажется там, то, что ты ищешь.       Падме, как и Энакин подняли голову, там на вершине купола, вокруг глаза неба располагались волнистые линии, четырехгранные звезды и три луны, те самые узоры, что украшали медальон и браслет его любимых. Энакин засиял. Падме все еще разглядывала столь дорогой для них троих узор, когда спросила.       - Энакин, ты назвал это место источником лунного света. Почему? Это из легенд рассказанных твоей матерью?       Энакин замялся.       - Не совсем легенд, скорее это описание прекрасных традиций и культуры кумумгов, вымершего народа Татуина. В таких местах очень красиво ночью, - Энакин мечтательно смотрел на глаз неба, после чего резко сменил тему. – А впрочем, нам нужно идти, нам еще генератор восстанавливать.       Оби-Ван кивнул, и они собрались в обратную дорогу, весь оставшийся день прошел в восстановлении генератора, который позволил подключить несколько малозатратных передатчиков, на завтра была цель восстановить навигатор и голопередатчик у которых проблема была не только в программном сбое, но и в вопросе их подключения. А пока Энакин сидел на трапе корабля, смотря в ночь, за спиной из нутра звездолета доносились голоса Оби-Вана и Падме и их смех, а впереди тишина и умиротворение после жаркого дня. Энакин запрокинул голову и смотрел, как на черном небосводе поднимались друг другу на встречу три луны, еще пару дней и Шенини начнет ускорено удаляться, чтобы снова исчезнуть с орбиты на год, но пока они все были рядом. Энакин смотрел на небо и улыбался также мечтательно и с надеждой как делал в детстве.       - Рад видеть тебя в столь радостном настроении, - Оби-Ван улыбнулся в ответ и присел рядом.       - Я все еще не люблю Татуин за то, какая жестокая тут жизнь, но я начинаю примеряться с этой планетой, все же не все воспоминания связанные с ней плохие.       - Не все, - эхом ответил мужчина и через некоторое мгновение тишины добавил:       - Я провел анализ воды. Вода абсолютно пригодна к потреблению, думаю, она берется с подземных вод.       Энакин на это подтверждающее кивнул.       - Ты знал о том, что в храме есть такой зал, - Оби-Ван не спрашивал, утверждал.       - Предполагал. Я же говорил, на Татуине находят осколки древней цивилизации. Такие залы были по всюду, но источники либо пересохли, либо перекрыты. Так что это сродни чуду. Хотя вода нам вскоре не понадобится. Завтра починим навигатор. От силы еще два дня и мы сможем подать сигнал.       Они замолчали, наслаждаясь тишиной ночи.       - Знаешь это уникальное время, когда на Татуине три луны? Только раз в год можно увидеть на небе такой пейзаж, чтобы они трое были рядом.       - Догадываюсь, - проговорил Оби-Ван и после мгновения заминки проговорил. – Но я уже видел такой пейзаж.       Энакин не повернул голову, но улыбнулся. Он помнил. Да, Оби-Ван уже видел такой пейзаж. Именно в эти дни года, ровно двенадцать лет назад корабль королевы Набу приземлился на Татуине. Тогда на небе тоже сияло три луны, именно на них смотрел Энакин накануне гонки.       - Это будет завтра, - проговорил Оби-Ван, и Энакин оторвал взгляд от неба, вопросительно посмотрев на Оби-Вана, и тот посмотрел в ответ. – Если уточнить даты, то это завтра. Ты, я и Падме оказались на одном корабле, улетающем с Татуина.       - Значит завтра, - Энакин снова вернул мечтательный взгляд на небо.       - Хочешь отпраздновать годовщину? – с легкой улыбкой, скрывающей собственное желание и трепет от значимости завтрашней даты проговорил Оби-Ван, но Энакин молчал, пока не заговорил.       - Можно, - но это показалось более равнодушно, и Оби-Ван постарался заглушить разочарование, пока парень продолжал. – Знаешь, мама говорила, что когда на небе Татуина появляется три луны, то по древним традициям…       Энакин не закончив предложение, резко себя оборвал, тут же вставая и преувеличено бодро говоря.       - Пойдем, а то Падме вспомнит свое королевское прошлое и возможность карать, если мы придем к уже остывшему ужину. Она и так старается выжить из этих пайков хоть что-то более съедобное.       Оби-Ван улыбнулся и пошел следом, списав странное, задумчивое поведение Энакина на отголосок вчерашнего сложного дня.              Внутри Набуанской яхты в серверном отсеке шла монотонная работа, сопровождающая тихим пиликаньем Ардва, Энакин соединял провода, менял предохранители, которые походили на обгоревшие угольки, но сигнал так и не желал поступать не на антенну навигатора, не на голопередачик. Снова что-то зашипело и стукнуло, послышались отборные хаттские ругательства и Энакин высунул голову из серверной. Вокруг люка в отсек на корточках сидел Оби-Ван, протягивая паяльник и Падме с чистым полотенцем. От паяльника Энакин отмахнулся, помотав головой, что тут уже ничего не сделаешь и вытер руки о полотенце, что сразу стало черным от сажи обгоревших деталей. Потянулся на руках и сел на краю отсека, напротив Оби-Вана и Падме, продолжая усиленно и методично вытирать руки, все еще не поднимая взгляда и не начиная разговор. Который по напряженному состоянию джедая должен стать не самым легким. Плечи были собраны, а вычищение из-под ногтей термопасты, вдруг оказалось занятием, требующей абсолютного внимания, все тело было накалено, как перед яростным прыжком. Наконец Энакин отложил тряпку и тяжело вздохнув и натянув губы в полоску, сведя брови, посмотрел на ожидающих Оби-Вана и Падме, что уже мысленно прокручивали будущие слова парня, о том, что ничего сделать нельзя и антенна корабля не потянет передачу даже двоичного сигнала. Они весь день старались не тревожить Энакина, видя, что он весь был на взводе, а движения, которыми он скручивал провода, и перебирал схему, дергаными, с утра сведя общение на минимум. Поэтому следующие слова Энакина были самым длинным предложением за весь день.       - Я поставил на анализ проверку всей системы, продолжу завтра, - Энакин растерянно провел рукой по лбу, все же оставляя на нем темные разводы. – Пока я там ковырялся, я подумал.       Энакин на мгновение замолчал, а Оби-Ван поднял вопросительно скептически бровь, они тут на цыпочках ходят, боясь, что он взорвется от напряжения и ответственности по починке звездолета, а все дело оказывается в его очередном приступе задумчивости.       - Надеюсь о том, как починить транслятор, подать сигнал и улететь отсюда, - улыбнулась Падме, надеясь разредить обстановку, но не получив ответную улыбку убрала свою, насторожено нахмурив брови.       - В общем, - Энакин набрал больше воздуха. - Мы должны пожениться, - выпалил Энакин, и словно сбросив распирающее его ранее волнение, гордо и довольно улыбнулся.       На корабле наступила тишина. Оби-Ван и Падме замерли на долгие минуты. Пытаясь осознать, только что сказанное, но голова отказывалась выдавать хоть что-то более-менее внятное, поэтому первое, что пробормотал растерянный Оби-Ван было недоуменное:       - Но вы вроде как уже.       Энакин усмехнулся, обведя их всех рукой, будучи невероятно горд своей идеей:       - Нам, пожениться троим. Вместе.       Кеноби мотнув головой стряхивая свое оцепенение, наконец-то поняв, что именно мучило Энакина все это время, и что парень как всегда придумал все решить разом, рубанув новостью как световым мечом. Мужчина посмотрел на Падме:       - Умоляю, скажи, что тебе предложение он делал не так?       - Хотела бы я тебя обрадовать, - пришла в себя женщина, во взгляде которой прояснилось только сейчас, постепенно принимая осознание. – Но нет. Меня просто поставили перед фактом, с которым я не могла поспорить.       Оби-Ван заинтересовано поднял бровь:       - Каким?       - У Энакина очень убедительные поцелуи.       Оби-Ван кивнул, понимающе улыбнувшись:       - У тебя не было шансов.       - Могу повторить тот же способ, - широко, с хитринкой ухмыльнулся Энакин, но получил два одинаково выразительных взгляда, направленных на него. - Да ладно вам. Нам уже давно надо было это сделать, мы и так уже вместе почти два года и это если только считать совместную жизнь, а так, я даже не берусь считать. Двенадцать лет?       Все еще усмехался Энакин, который, улыбнулся Оби-Вану, что думал уже, что Энакин забыл и о вечернем разговоре, и о сегодняшней дате.       - Ну да, впрочем, это реально, - задумалась Падме. – Нужно выбрать планету, где есть обряды Триады, я уже находила несколько. И в следующий отпуск можно туда съездить.       - Не нужно никуда ехать, - перебил Энакин. – Я все уже выяснил. Есть один свадебный обряд, и он официально признанный на всей территории Галактики. Его проводят на планетах, где имеются три спутника. Ритуал имеет одну основу на всех таких планетах, его проводят под светом трех лун.       - А кто освещает союз, кто проводит? – Падме вспомнила, с какой секретностью на Набу искался жрец, что проводил их с Энакином свадьбу.- Нужно подумать о сохранении тайны, второй раз найти жрица с обетом молчания будет довольно сложно.       - Никто. Считается, что освещается и благословляют сами луны. Так что никто нам не нужен кроме нас самих.       - На Набу тоже три луны, - задумчиво прошептала Падме, поняв, что на свой родной планете не встречала ничего похожего, или просто раньше не обращала внимание.       - Да, - Энакин был воодушевлен. - Он также официально признан и на Набу, только проводится крайне редко.       Падме подняла на Энакина воодушевленный взгляд, с трепетом произнеся.       - На Татуине сейчас три луны.       Энакин кивнул, все больше силы и эмоций вкладывая в голос:       - О чем и говорю. Есть только несколько дней в году, когда на Татуине светят три луны и повелению Силы мы сейчас здесь. Кумумги тоже проводили такие свадьбы и то святилище с озером, если верить легендам, именно для этого и было предназначено, для обрядов, проводимых под светом лун. Я долго думал, что это всего лишь сказания, пока не увидел сам зал, словно сошедший из этих легенд и традиций.       - Ты говоришь, что это признанные, официальные обряды? – Падме все не могла поверить, что все вот так просто и складно.       Энакин торжественно кивнул.       - У нас вроде сейчас нет доступа к голосети, - Падме нахмурилась, вспоминая, что они оторваны от мира.       Энакин, взлохматил свои волосы на затылке.       - Не сердись, я залез в твой датпад. Знаю, знаю, ты не любишь, когда я так поступаю. Но мне нужна была только сенаторская база традиций и культур. Я вспомнил, что ты говорила, что каждому сенатору предоставляют полную базу описания всех существующих в галактике культур и традиций народов и рас, чтобы информация была всегда доступна, на переговорах, если срочно понадобиться. Вот там я и нашел. Там полное описание и требований есть.       Падме не злилась, она уже листала свой датпад, перечисляя требование к обряду, сухие слова и строчки складывались в ее мыслях в невероятно красивую и романтичную церемонию. А в перечне планет с тремя лунами наравне с Набу и Татуином значилась еще одна не маловажная планета – Стюджон. Это было все слишком идеально. Но как только она прочитала название, она замолчала, как и Энакин, потому что вот уже несколько минут их бурного обсуждения, третий голос молчал. Тот, для кого и было это предложение, только смотрел сияющими глазами на своих любимых, не верящее слушая их рассуждения. Стараясь осознать реальность происходящего. Он попытался мыслить рационально, попытался указать своему трепещущему от счастья сердцу на все сложности и проблемы, что принесет для магистра Ордена джедаев брак, что это высшая степень нарушения кодекса и постоянная ложь перед остальными джедаями. Но сердце, обернутое в доспехи тепла и нежности, отбивалось от всех доводов разума, еще больше разрастаясь от всепоглощающей любви. Оби-Ван прекрасно все понял – это было для него, показать, что он не просто любовник, умудрившийся влюбиться в своего друга и его жену, он их семья. Не по ощущениям и чувствам, а официально. Связь Силы они уже разделили, но брак был связью, признанной всей Галактикой, пусть в их случае он останется тайной, но они будут знать, что они, трое связаны между собой всеми возможными способами. Энакин и Падме с замиранием, предвкушением и толикой страха, что плескался в глубине глаз, смотрели на него, ожидая. Неужели они думали, что у него есть какой-нибудь другой ответ, кроме того, что уже кричало его сердце, желая, чтобы вся Галактика его услышала, почувствовала его счастье и ликование. И в отличие от того какая буря была в душе у Оби-Вана, голос его был невероятно уверенный и спокойный.       - Да, тысяча раз да. Давайте сделаем это.       В следующее мгновение он был с криком восторга, под бурный смех радости и торжества повален на пол Падме и Энакином, что на перебой осыпали его поцелуями, на которые он отвечал также хаотично, пытаясь совладать с улыбкой, что до боли растягивала мышцы щек.              После самозабвенного ликования наступило время подготовки, чтобы к ночи все было готово. В столь приятной суете, когда они сталкивались на корабле вместе с улыбками радости и предвкушения, накатывало необъяснимое смущение и волнение. Энакин и Оби-Ван вернулись в святилище, расчищая проход, спуская туда не совсем довольного Ардва, как единственного свидетеля церемонии, потому что Трипио был напуган перспективой снова оказаться в расщелине, и проверяя от неприятных сюрпризов дно озера в котором и должен был проводиться сам обряд. Падме же взяла на себя обязанность найти необходимые церемониальные кольца. Оби-Ван и Энакин с радостью отдали ей эту обязанность, так как не представляли, где будут доставать украшения. А Падме же с трепетом принялась за изготовление, взяв со стола, где были разложены детали разобранного гипердрайва три металлических провода золотой, серебряный и медный. Соединяя их способом, которым она управлялась лучше всего - плетя замысловатую косу, переплетая три нити в одну. Соединяя серебро, как олицетворение знания, духовной добродетели и защиты, с золотом - символом власти, силы, красоты и молодости, оплетая их медной проволокой женственности - заботы, мира и гармонии.       Свадебными одеяниями служили простые белые, длинные туники, что были скрыты под мантиями и накидкой Падме, когда они в темноте спускались в храм, снова проделав путь в небесное святилище. Весь путь они молчали, погруженные в значимость события, за них говорили их сияющие глаза и полные ожидания улыбки. Когда же зашли в святилище то погрузились в звездное небо, что рассыпалось по стенам грота, на мгновение от этой красоты они замерли, не сдержав восхищенного вздоха. Когда пару часов назад Оби-Ван обнаружил вкрапления камней и слюды и очистил потоком Силы, он не представлял, к какому результату это приведет. Впервые, освобождений от плена векового песка и пыли, они сияли, разбросанными яркими переливающимися огнями под светом Гомрассена и Шенини. Две из трех лун уже смотрели своими серо-голубыми немного неправильными кругами, из-за отбрасывающих теней, через глаз неба. Оставалось несколько минут, чтобы к ним присоединилась Гермесса, находясь в зените еще несколько мгновений, чтобы после разойтись по своим орбитам.       Три белых фигуры прошли к трем краям озера, одновременно начиная спуск, по расчищенным ступеням, постепенно погружаясь в студеную воду. Возлюбленным пришлось стиснуть губы, чтобы не вскрикнуть, когда родниковая, кристально чистая вода, бьющаяся из глубины планеты, коснулась разгоряченной кожи. Черпая силу в двух фигурах напротив, они начали медленное погружение в ледяную воду, доказывая свою уверенность, желание и незыблемость принятого решения. В темной воде отражались луны и звезды, чей свет растекся нитями кругов и легких волн, когда трое взбудоражили покой этих древних вод. Они встретились в центре озера, как раз, когда Гермесса добавила свой свет к двум другим лунам. Они стояли по пояс в воде, пальцы ног зарывались в песчаное дно, которое за эти тысячелетия обмелило некогда глубокую чашу. Держась за руки, переплетая пальцы, стирая все остатки волнения и тревог, как только посмотрели друг на друга, почувствовали одно на троих стремление, стать едиными, связанными друг с другом. Первые слова обряда за много тысяч лет зазвучали под сводами зала источника лунного света.       - Я, Оби-Ван Кеноби.       - Я, Энакин Скайуокер.       - Я, Падме Наберри.       - Прошу свет трех лун, освятить слова моей клятвы.       Голоса звучали, тихо, но уверенно, вплетаясь в линии света. А следом уже звучали слова клятвы, разносившиеся под куполом звездного неба, скрепленные и засвидетельствованные лунным сиянием. Слова ласкали язык, щекотали струны души, наполняя трепетом и благолепием, от каждого произнесенного слова. В каменном гроте, ударяясь эхом о стены и возносясь к небу, звучали клятвы любви и верности, обещания поддержки и заботы, дарить нежность и радость, быть рядом в безграничном счастье и перед лицом всех опасностей, любого горя, быть напарниками в битве и спокойным тылом. Простые, традиционные слова, без витиеватых фраз и помпезных слов, придавали значимость и незыблемость каждого произнесенного обещания, быть рядом, быть едиными.       Звезды и лунный свет окружал их. Огни были на стенах, в воде, в небе над ними. Звезды окружили троих возлюбленных, словно паря в бесконечности Вселенной, когда они снимали с шеи, повязанные на простой нитке кольца, одевая их на палец левой руки и соединяя ладони, ощущая тепло кожи и зачарованные блеском играющем в тройном переплетении металла. Их слова слились в унисон, произнося священные слова:       - Клятва моя вечна и незыблема, и свет ее не погаснет, даже когда мы соединимся с Силой.       Сердца трепетали от сакральности момента, когда они, все еще не размыкая ладони, приблизились друг к другу, ощущая блаженное тепло исходящее от тел, прислоняясь лбами и скрепляя свои слова священными поцелуями. Они выходили из озера не желая размыкать рук, поддерживая Падме за обе ее ладони и переплетая пальцы своих правой и левой руки у нее за спиной. Девушка прижалась к ним, ища тепло от ветерка, что студил мокрую тунику.       - Пойдем на звездолет? – неуверенно и тихо предложил Энакин, чье дыхание начало дрожать от холода и желания согреться.       А в ответ послышалось столь же тихое.       - Холодно.       Дальнейшее потонуло в стремлении согреться, поцелуях и поспешно снимаемых тяжелых намокших туник, что были отброшены как не нужные препятствия перед желанным теплом тел. О кровати, что ждала их на звездолете было забыто, когда, согревая себя жаром кожи, распаляя страсть, они упали на сброшенные на берегу мантии, накрывая друг друга тяжестью, растирая руками, покрывая теплыми, влажными поцелуями, согревая и сжигая в экстазе удовольствия. И неудивительно было, что вскоре Оби-Ван оказался повержен требовательными ласками своих мужа и жены, что продолжили там, где остановились, когда он сказал сокровенное «да». Закрепляя священный союз единением плоти. Нетерпение и желание окутало их, хаотичными прикосновениями, где жар тела и мягкость пяти ладоней оттенял металл протеза, создавая самое волнительное для Падме и Оби-Вана сочетание мягкости и жесткости любимых рук. Энакин провел металлическими кончиками по туловищу мужа, продолжая линию по мягкости груди жены. Это было удивительное зрелище - грубый метал на нежной коже. Не сочетаемое, но красивое. Ни Оби-Ван, ни Падме никогда не признавались, но им нравился этот контраст холодного прикосновения, не нагревающегося никогда металла, к разгоряченной коже, те легкие токовые импульсы, что оставляли кончики пальцев. Они любили все, что было частью Энакина, что составляло его суть. Это заставляло парня легче принять и даже найти плюсы в своем протезе. Особенно когда Оби-Ван мимолетно цеплял его пальцы губами, втягивая в рот, а Падме проведя кончиком языка от плеча, никогда не останавливалась на сгибе локтя, продолжая вести влажно обжигающую дорожку, дальше по металлическим пластинам, чувствуя солоновато-кислый вкус металла. Они тонули в звуках удовольствия, теряясь и уже не понимая, кто где, кто принимал ласку, кто ее дарил. Через марево эйфории с трудом различая шелковистость и округлость плоти, твердость и рельефность мышц под руками, чувствуя, как напряженное естество проникает в мягкость, влажность лона, что через время сменяется более жестким, сдавливающим член нутром. Лакающие тела руки старались не давить на встречающиеся, на теле синяки, полученные при крушении, но вскоре этот незначительный дискомфорт перестал быть важным. Крики и стенания, просьбы и мольбы, счастливые возгласы вплетались, как в бреду, в повторяющиеся имена, что взмывались к звездам. Небесные светила отражались в широко раскрытых смотрящих в ночное небо глазах Падме, погружающуюся агонию удовольствия, чествующая своей спиной грубую ткань джедайской мантии, своим телом мягкость кожи одного из мужей, что уже не раз менялись местами, заявляя свои права на нее, выпивая ее нежность, одновременно отдаваясь друг другу. Они переставали существовать по одному, становясь едиными, во всех смыслах, какие только существовали во Вселенной. Энакин был огнем, что испепелял все к чему прикасался, а Оби-Ван студеной водой, будоражащей мироздание. Прикосновения Энакина обжигали, но только за тем, чтобы Оби-Ван их остудил и успокоил, когда, же Оби-Ван холодил своей сдержанностью, Энакин согревал и дарил свой жар. Кем была Падме для них? Тем свежим воздухом и твердой опорой земли, что не давал воде затушить огонь, а пламени превратить, бурлящий прекрасный поток воды в пар, в ничто. И тогда вместе с ней единой триадой союза, их жар и холод могли встретиться, шипеть, бурлить в страсти и любви, не боясь уничтожить друг друга. Как сейчас, когда их поцелуи-укусы и сжимающиеся объятия сглаживались легкими поглаживаниями нежных ладошек Падме, тихой музыкой мелодичных стонов и восторженным взглядом карих глаз, подернутых пеленой блаженства.       А три луны постепенно уплыли дальше по небосводу, унося с собой память и свидетельство заключенного союза, погружая грот в ночной мрак, скрывая в темноте таинства три тела, что переплелись в порыве любви и страсти              - Упс, - проговорила Падме, когда в неге растянулась на животе вдоль тел своих мужей, что не позволили бы ей всю ночь лежать на прессованном, твердом песке. После чего спрятала раскрасневшиеся щеки в подмышке Оби-Вана, Энакин же легко оглаживал ее ноги и мягкость попы, пока голова прижималась к плечу Оби-Вана, и он уже начинал чувствовать легкое покачивание, что уносило в сон, услышав сквозь пелену сна голос Оби-Вана, что мягко и тихо спросил:       - Что случилось, родная?       - Мы забыли остановить запись церемонии, что вел Ардва, - не скрывая озорной смех, ответила Падме.       На это Энакин резко распахнул глаза и даже чуть привстал на локтях, сначала посмотрев на Падме, он не видел в темноте, но был уверен, что ее щеки алые, после чего перевел взгляд туда, где они оставили дроида. В темноте мирно горел огонек. Оби-Ван начал посмеиваться. Энакин довольно откинулся снова на мантию.       - Что ж, лет через шестьдесят, будет даже интересно пересмотреть, - улыбнулся парень.       - Не раньше? – удивилась Падме, что была уверена, Энакин, точно захочет усадить их за просмотр.       - Зачем смотреть, то что можно осуществить в реальности, а вот когда мы точно не сможем повторить, то, что вытворяли сегодня, тогда можно будет предаться сладким воспоминаниям и позавидовать самим себе, - довольно проговорил Энакин, слыша подтверждающее хмыканье жены и чувствуя ответное блаженство мужа.       - Ардва, останови запись, - проговорила Падме, и огонек тут же погас, но больше ничего, ни одного пиликанья, ни движения.       Оби-Ван заинтересованно повернул голову, лениво, но удивлено пробормотав:       - Кажется, у него произошло замыкание.       - Поздравляю, мы смогли устроить психологическую травму дроиду, - Энакин гордо усмехнулся.       - Бедный Ардва, - проговорила Падме, но в ее голосе было больше смеха, чем беспокойства, который был заглушен также подмышкой Оби-Вана.       - Завтра посмотрю, что можно сделать, может, подчищу его личную память, не хотелось бы, что бы он как-нибудь случайно начал трансляцию.       В ответ были согласные мычания супругов, среди которых был различим голос Падме, что тихо полусонно пробормотала:       - Я люблю вас, мужья мои.       Прежде чем полностью отдаться сну, Энакин все же нашел в себе силы еще раз поцеловать жену и мужа, с хитринкой в глазах, которые они хоть и не разглядели, но услышали в голосе, что блаженно проговорил:       - С днем нашей свадьбы, любимые. Оби-Ван, как тебе такая годовщина, нашей встречи?       Оби-Ван счастливо улыбнулся:       - Идеально. Я так сильно вас люблю, - после чего поднимая Силой накидку Падме накрыл их, давая хоть небольшую защиту их разгоряченным телам от ночной прохлады Татуина, добавляя. - Пару часов отдохнем и пойдем на верх.       Энакин чуть пошевелился поудобней, устраиваясь, под приятной тяжестью тела Падме и прижимаясь горячему боку Оби-Вана, погружаясь в спокойный, благодатный сон. Проснулись они уже под утро, выходя из храма, встречая свой первый рассвет двух солнц Татуина, как законные супруги.              Энакин и Оби-Ван вызвались накрыть на стол, не принимая никаких возражений. Они понимали изысков сейчас не найдут, но это не мешало принять это как маленький праздничный завтрак. А Падме скрылась в освежителе, она решительно достала коробку, со своими гигиеническими средствами, поставила перед собой и привычным движением открыла, доставая небольшую металлическую трубочку похожую на стилус. Но стоило знакомому гладкому металлу коснуться ее ладони, как она отшатнулась, прижимаясь к стене и с силой прикусила губу, чтобы не застонать, сдерживая набежавшие на глаза слезы. Это действие после ночей любви с мужьями было столь привычно для нее, как и для миллионов женщин разных рас по всей Галактике, но именно сегодня стандартная инъекция контрацепции, которая не позволяла зародить в ней дитя, ощущался чем-то не правильным и преступным. Сегодня, когда она получила, то чего желала почти два года, ей так хотелось получить и остальное, то, о чем она даже не позволяла себе мечтать. Дети, так похожие на Оби-Вана и Энакина, словно сочетающие в себе двух своих отцов, не столько по крови, сколько в характере по воспитанию, с легким намеком на нее, два брата, неразлучные друзья, что будут стоять плечо к плечу. Но это было им не доступно, а, чтобы сохранить, то что они уже имели, нужно было чем-то жертвовать, от чего-то отказываться. И все же ее руки дрожали, когда она направляла небольшую трубочку в плечо и нажимая кнопку, что безболезненно впрыснул раствор в ее кровь. Все было рационально она сенатор ее, теперь уже, мужья джедаи, идет война, не время для детей, да и придет ли оно вообще с их должностями и взглядами Ордена на семью и детей от джедаев, в частности. Все было правильно убеждала она себя, пока из глаз катились предательские слезы.       Через несколько минут она вышла из освежителя, улыбаясь на улыбку Энакина и целуя своих мужчин, прежде чем сесть за скромный, но по ощущениям самый праздничный завтрак со своими мужьями, которые никогда не узнают, о ее минутной слабости, а беззаботный и веселый разговор, сопровождающийся взглядами полными любви, полностью стер ее мимолетную печаль, возвращая чувство радости и осознания собственного счастья. Убеждая, что то, что есть сейчас, ей достаточно и большего не надо.       Навигатор был починен в тот же день, а транслятор заработал на следующий, посылая сигнал на «Решительный», что все еще находился на орбите Риши. Сообщение принял адмирал Юларен, что как бы не пытался, не смог скрыть облегчения, добавив, что отряд, возглавляемый Коди и Рексом, уже прочесывали в поисках траекторию их полета и часа через четыре уже будут у них. За это время Падме и Оби-Ван собирали вещи, смотря что бы ничего не оставалось на звездолете, пока Энакин стирал с серверов все данные и любые пометки о принадлежности яхты.       - Падме, у тебя есть не нужная цепочка? – спросил Оби-Ван, пока Падме крутилась в комнате в очередной раз заглядывая во все контейнеры, проверяя, что они ничего не оставили.       - Да, - девушка достала шкатулку и положила перед Оби-Ваном. - Посмотри здесь, бери любую.       Джедай открыл крышку и взял первую, что попалась на глаза. Серебряная не слишком тонкая, но и не вычурно-кричащая. Когда Падме бросила случайный взгляд в сторону мужа, то с замиранием сердца, увидела, как тот снимает с пальца кольцо продевая в него цепочку и закидывая руки с ней за шею пытаясь застегнуть.       - Дай я, - раздался за спиной приглушенный голос только что зашедшего в комнату Энакина, что перехватил концы цепочки и защелкнул замок, запечатлев на обратной стороне шеи, куда легла цепочка поцелуй.       - Что ты сделаешь со своим? – спросил Оби-Ван, откидывая голову и прижимаясь к мужу.       Энакин недолго думая, снял перчатку с протеза и переместил свое обручальное кольцо на механический палец.       - Я редко снимаю перчатку, да если кто и увидит, подумает, что это часть протеза.       Оби-Ван на это поднял искусственную руку мужа и поцеловал металлическое кольцо на металлическом пальце. После чего они перевели взгляд на жену. Падме, что, улыбаясь смотрела на мужей, пожала плечами на их немой вопрос, ей было легче всего.       - Я женщина и не джедай, никто не удивиться, увидев у меня на пальце очередное украшение, - с этими словами, она просто одела свое кольцо на соседний, средний палец так же левой руки. - И пусть никто не будет знать, что оно означает, его будут видеть все.       Оби-Ван не спускал с кольца на ее руке горящего взгляда, а Энакин облизал губы. Разряд прошел между ними, но ему не суждено было вспыхнуть. За обшивкой звездолета послышался звук садящихся транспортных кораблей. Когда они вышли, к ним уже бежали два клона с синим и оранжевым окрасом брони, что как бы не пытались, не смогли скрыть потоки своей радости и облегчения, пока сдержано и сухо отчитываясь перед генералами, докладывая, что проблема на Риши была решена и приказом третьей армии надлежит провести боевое развертывание в секторе дислокации, что лишал возможности Оби-Вана лететь на Корусант. Вскоре блестящий корпус яхты был скрыт под слоем песка, который Оби-Ван и Энакин, подняли с помощью Силы, так как Энакин отказывался оставлять столь дорогой для них корабль, с которым было столько воспоминаний, на разграбление джав и Оби-Ван был с ним согласен, под благодарным взглядом Падме. Один звездолет унес с Татуина генералов навстречу новым битвам, а второй сенатора Набу на Корусант, в сопровождение Коди, которому генерал Оби-Ван спешно придумал поручение в столице, направляя его как сопровождение. Звездолеты взлетели, и песок, поднятый, их двигателями успокоился, скрывая под собой следы еще одной тайны.
Вперед