Три луны Татуина

      В Храме было всегда тихо, Оби-Ван сказал бы, что он привык сидеть в тишине, но это было раньше до войны, когда шум двигателей и взрывы боя стали вечным аккомпанементом его жизни. Сейчас же тишина начала давить и напрягать. Обычно ее разбавлял Энакин, который просто не умел жить в тишине и порядке, создавая вокруг себя хаос и шум, но сейчас он, урвав один свободный вечер на Корусанте, рванул к Падме. А значит Оби-Вану оставалась только тишина и многочисленные попытки медитировать, которые срывались одна за одной. Так как в голове, как и все эти три недели постоянно вырисовывалась картина выгибающейся под Энакином Падме, а в ушах их два голоса сливались в унисон в блаженное «Оби-Ван».       Энакин ворвался в комнату, как ураган, привнеся с собой шум, энергию и жизнь. Оби-Ван не успел удивиться и забеспокоится столь неожиданно раннему появлению Энакина в Храме, как тот плюхнулся рядом в позу медитации, смотря прямо на Оби-Вана сразу выпаливая.       — Я за тобой. Падме приглашает на ужин.       Первая реакция была радость, что скучный вечер закончен, и он окажется в замечательной компании, но потом пришли мысли, много мыслей и уничтожили всю радость.       — Я не хочу мешать вам. Наверняка завтра нам опять уезжать. Проведи этот вечер с Падме.       Оби-Ван встал и отвернулся, делая вид, что занимается систематизацией и так лежащих в идеальных стопках деках, только чтобы постараться скрыть от Эникина, насколько это вообще возможно, легкую грусть, что пробежала по лицу. Энакин вскочил следом.       — Я бы хотел, чтобы ты пришел. Ты никогда никому и ничему не помешаешь. Ты часть нашей жизни и мне, если честно, надоело жить наполовину, — проговорил Энакин и тихо, но чувственно, делая акцент, добавил. — Как и Падме.       Оби-Ван замер, боясь поверить в то, что он услышал, между строк. Магистр повернулся к Энакину, что стоял у него за спиной в ожидании. Оби-Ван чуть не задохнулся от понимания, что именно предлагает ему Энакин. Парень излучал энтузиазм, восторг, но главное надежду, приправленную толикой страха перед будущем и неверием, что все возможно. Сам Энакин был сдавленной пружиной, который ожидал решение Оби-Вана как приговор, впервые он мог получить все и даже больше чем рассчитывал. Он спрятал свои чувства и эмоции, чтобы Оби-Ван не уловил их. Энакин не хотел давить на любимого, это должно было быть решение Оби-Вана, он должен был решить сам, так как обратного путь уже не будет только вперед, даже если это вело в бездну.       — Энакин, что ты…- сдавлено проговорил Оби-Ван, но понимая бессмысленность всех вопросов и уточнений, пристальный ожидающий взгляд парня, говорил за все — Оби-Ван понял правильно. Оставался только один вопрос. — Ты уверен?       — Да, — Энакин не убеждал, не объяснял преимущество, но это короткое и лаконичное «Да» было так не похоже на обычно многословного Энакина, что несло в себе больше веса, чем любые сказанные аргументы.       Оби-Ван понимал, что на него не давят, что ему дают возможность сделать выбор. Выбор, который повлияет не только на него, но и на самых дорогих людей в его жизни. Наверно самый важный выбор в их жизни. Это было страшно — если все рухнет, то уже никто и никогда не соберет их осколки, но если нет. Впервые Оби-Ван почувствовал истинный всепоглощающий страх, страх шага в неизвестность, но в этой неизвестности был свет и энергия Энакина, была нежность и доброта Падме, где-то там маячило чувство покоя и счастья. Он мог сейчас оставить все как есть.       — Оби-Ван, — осторожно вклинялся в его мысли тихий голос Энакина. –Что ты хочешь? Никто и никогда не спрашивал его об этом, за всю его жизнь. Джедай не может ничего хотеть. Но Оби-Ван желал всем сердцем.       Когда Энакин ушел, время замерло, минуты стали вязкими и медленными в ожидании. Решение было спонтанным, но все уже год шло к нему медленно и верно. И когда-нибудь эта натянутая струна должна была лопнуть. Когда Энакин в одиннадцатый раз за их разговор произнес «Оби-Ван бы на это сказал», а Падме семь раз повторила, что «А если бы Оби-Ван» они одновременно замерли, смотря друг на друга, понимая, что думают об одном.       — Он должен быть здесь, он нужен здесь, — проговорила тихо Падме, словно боясь произнесенных слов.       — Нужен, — эхом повторил Энакин, добавив. — Нам обоим.       Энакин приблизился, беря ладонь Падме в свои руки и разминая ее, поглаживая, направляя волны тепла и поддержки по телу.       — Ты ведь понимаешь, что будет означать этот шаг? Для нас. Для нас троих, — спросил Энакин, смотря, как Падме отводит взгляд, но, не сумев сдержать румянец, что расползался по щекам.       — Да, — выдохнула Падме.       Энакин осторожно приподнял ее голову, чтобы при следующем вопросе видеть выражение ее глаз.       — Ты уверена?       Совсем на мгновение ее дыхание сбилось, и она сглотнула, прежде чем произнести тихое:       — Да.       — Это все изменит и назад пути не будет, — он проговаривал это не только для Падме, но и для себя. — Я люблю его, но ты… Что ты чувствуешь к Оби-Вану?       — Я? — Падме замолчала, впервые задав себе этот вопрос, впервые не подавляя, а выставляя наружу свои чувства к нему, те что заставили тогда на Фелуции поцеловать его, те из-за которых она боится его потерять.       — Он мне дорог, я беспокоюсь за него, он добрый, опекающий, с ним легко, тепло, мне хорошо рядом с ним, он мне нравиться, я… — это было так сложно описывать эмоции к другому мужчине, смотря в глаза своего любимого мужа.       — И это все? — усмехнулся Энакин.       — Я не знаю, что чувствую Эни, — почти хныкала Падме, теряясь в своих эмоциях, пытаясь их описать.       — Тогда не говори, просто почувствуй, — прошептал Энакин, прислоняя свой лоб к ее, пока Падме воскрешала в своих мыслях то, что вызывал в ней Оби-Ван. Не прошло и минуты, как Энакин отстранился, на мгновение замерев, ожидая нахлынувшей ревности или гнева, но не было, только счастье и загорающееся пламя надежды. Джедай встал с дивана и взял мантию. Падме в ужасе встрепенулась вскакивая.       — Куда ты?       — За Оби-Ваном, — буднично ответил Энакин. — Мы будем дома к ужину. После чего вышел в запасной вход, ведущий к стоянке кораблей. Падме вдруг почувствовала сильнейшее бессилие, сев на диван, все эмоции которые были подчинены разуму весь этот год, наконец-то были свободны, ей хотелось плакать и смеяться. Эйфория прошла также внезапно, как и началась. А теперь, когда стол был накрыт, и еще раз проверены все указания службе охраны о закрытии камер, выданы выходные всем служанкам пришли сомнения, а нужны ли они Оби-Вану, зачем ему такие проблемы, может они с Энакином все это придумали и он доволен сложившейся ситуацией, кто она такая для Оби-Вана, жена того, кого он любит, проблема, которая угрожает Энакину и его будущему в Ордене.       Когда на Корусант начал опускаться вечер она устала себя мучить и смерилась с любым решением Оби-Вана, пообещав себе, что Энакина встретит в любом случае радостно, а к Оби-Вану будет так же мила, надеясь, что и его отношение к ней не измениться. Но вот замок на черном ходе в коридоре просигналил об открытии и Падме вскочила. Но как бы она не убеждала себя все же разочарование и боль кольнули, когда из коридора вышел один Энакин, но мука не продолжалась долго практически сразу за ним зашел Оби-Ван. Оби-Ван шел медленно, нет, сомнений не было, но все же понимание не возвратности с этого момента трудно было игнорировать. Энакин же наоборот практически летел, что было нетрудно с его стремительным шагом. Оби-Ван зашел в комнату на мгновение позже Энакина и уловил отголосок грусти Падме, который сменился волнением и радостью. Джедай оглядел комнату, она осталась все той же, он не был здесь с того времени как Энакин был его падаваном, а Падме всего лишь сенатором и другом. Энакин почувствовал эмоции любимого и бросил на него беглый взгляд, словно его глазами видя эту столь уже привычную для него квартиру — его дом, который он надеялся теперь станет их. Как много изменилось, но они все трое снова здесь, как же переплелись их судьбы, и он чувствовал, что сейчас этот сплетенный узор затягивается в прочный узел. Падме бросилась к Энакину и приветственно поцеловала.       — Ангел, — прошептал Энакин на мгновение, уткнувшись в ее волосы и легко выпустил, когда Падме порывисто, чтобы не дать себе время на раздумье, оказалась в объятиях Оби-Вана, что впервые свободно, без сомнений обхватил ее стан. Поцелуй был недолгим и мимолетным, но полным нежности и обещания.       — Моя госпожа, — проговорил Оби-Ван, завершив поцелуй, поцелуем руки, замечая, как Падме не произвольно облизнула губы.       — Идемте.       Падме взяла ладони джедаев и повела их в зал, где уже был накрыт круглый стол на три персоны. Ужин сильно отличался от того, что был на корабле. Более спокойная беседа, без эмоциональных рассказов Энакина, не раскатистый смех, а нежные улыбки, легкая еда, центральным блюдом которой был Набуинский фазан и Альдераанское вино, которое разливал по бокалам Оби-Ван. В разговоре старались не поднимать темы войны и политики, но то, что за столом собрались сенатор и генералы, накладывало свои особенности. И все равно звучали истории об общих знакомых сенаторах и клонах. А когда Падме вскользь сообщила, о том, что разговаривала с сестрой Солой, Энакин, потребовал полного отчета о проказах Риу и Пуджи, и о войне было забыто окончательно, полился легкий веселый разговор, ненавязчиво посвящая Оби-Вана в отношения семьи Наберри. Незаметно все трое перебрались в зал, Падме и Оби-Ван расположились на диване, Энакин вольготно занял кресло.       Ночь Корусанта освежала проникающем с террасы ветерком, а отголосок уличного шума, заглушала ненавязчивая музыка, нега опускалась на них, паузы между словами становились все дольше, вздохи глубже, а взгляды все пристальней. Взор Оби-Вана скользнул по глубокому вырезу платья Падме, где нежная грудь поднимались и опускались в такт глубокому и частому дыханию. Она сидела напротив, расслабившись по-домашнему сбросив туфли и поджав под себя одну ногу садясь в полуоборот к Оби-Вану, так как продолжала тихий рассказ, когда Энакин уже какое-то время молчал. Напряжение в комнате накапливалось, и кому-то нужно было его взорвать. Оби-Ван поймал взгляд Энакина, что не скрывая желания смотрел на них, он выдержал встречу с глазами полными жидкого огня, что поджигал и его. Джедай понимал, что это ему нужно сделать первый шаг, Энакин все еще предоставлял ему право выбора, сейчас ужин мог все еще стать обычным проведенным дружеским вечером, что сойдет постепенно на нет и они разойдутся, а может… Оби-Ван посмотрел на Падме она закончила говорить и поднесла бокал, он видел, как ее губы обхватили тонкий край хрусталя, как бордовое вино прикоснулось к ее рту, как она сделала маленький глоток, чуть прикрыв глаза и высунула кончик языка, смахивая бордовую каплю с губ. Падме замерла, под горящим взором Оби-Вана, забыв, что еще хотела сказать и только чувствовала, как колыхнулся воздух, мужчина протянул руку и нежно, проведя по ее пальцам, забрал из ее руки бокал медленно отставляя его на стол. После чего бросил еще один взгляд на Энакина, считывая его эмоции и развернувшись, приблизился вплотную к замершей девушке, чьи глаза горели, рот был приоткрыт, а воздух выходил с тихим шелестом. Сильная рука прошлась по шее, уверенно наклонив голову чуть назад и нависая над ней, прижался чувственным поцелуем к губам. Поцелуй не был нежным или мягким, в нем была уверенность, в нем была страсть. Он брал и выпивал этот поцелуй, заявляя права, это не был поцелуй джедая, это был поцелуй мужчины, который хотел эту женщину. Оби-Ван оторвался от губ Падмы, но не отпуская ее из своих объятий и не отстраняясь поднял взгляд на Энакина, что диким взором смотрел как тонкая ниточка слюны на мгновение протянулась между его женой и любовником, прежде чем истончиться и исчезнуть, как лопнувшая струна нерва Энакина, что вскочил с кресла и оказался над Оби-Ваном и Падме, протягивая им обоим руки:       — Идемте, — проговорил он, потянув их в сторону спальни.       В спальне, освещенной огнем Корусанта, трое слились в хаотичном танце рук и ткани, что лужами стекала с тел на пол. «Эни», «Оби-Ван», «Падме» пели голоса, окрашенные в стоны и дыхание. Холод шелковых простыней и жар желанных тел. Мысли улетучивались из головы не успев задержаться, сметенные потоками чувств и эмоций. Оби-Ван не помнил ни своего имени, ни себя, когда медленно погружался в жаркое, жаждущее лоно, видя на прекрасных лицах, своих любовников экстаз. Опухшие зацелованные губы Энакина, приоткрытые в немом стоне, что только что подготавливали для него, делая влажной собственную жену, лаская нежные складки в самом центре ее удовольствия. Падме металась от силы эмоций, теряясь в ощущениях, различая мужчин по ширине плеч, длине волос, что пропускала сквозь свои пальцы, по поцелуям, что сопровождались нежной смягченной лосьоном кожей щек или мягкой щеточкой бороды, что девушка не могла остановится, гладить, прикасаясь, привыкая к неизведанным ощущениям. Наконец-то имея полное право, сделать этот слишком свободный и интимный жест. Энакин горел в своей жажде и огне, лаская жену и мастера. Это было слишком нереально, невозможно, но Оби-Ван подставлялся под пальцы Энакина, что готовили его, он стонал и умолял, когда Падме, выкрикивала их имена, выгибаясь навстречу, насаживаясь на естество Оби-Вана, когда сам джедай, прижимался спиной к груди Энакина, опутанный его руками и чувствовал его внутри, синхронизировав свои толчки, получая двойной разгяд удовольствия.       — Видишь, между нами быть не так уж и плохо, — прошептал сдавленный страстью голос, опалив ухо Оби-Вана, после чего слова потонули в тройном крике экстаза.       Влажные перепутанные ногами тела остывали на смятых простынях, стараясь привести эмоции в порядок. Джедаи часами медитируют, чтобы достичь расслабления и отрешения от чувств и эмоций, а оказалось для этого нужен всего лишь невероятный оргазм, полученный совместно с двумя любимыми людьми. Оби-Ван бы рассмеялся, если бы для этого были силы. Под своей рукой он чувствовал мягкость груди Падме, а на своей спине, тяжесть развалившегося на нем Энакина и не думал, что когда-нибудь будет в состоянии пошевелиться. Он был умиротворен и счастлив. Энакин пошевелился, покрывая его сильную спину легкими, благодарными поцелуями и осторожно ощупывая связь, после чего над ухом старшего джедая раздалось легкое хмыканье и жаркий шепот:       — Уверен, тебе понравилось.       — Ты еще сомневаешься, — проговори Оби-Ван, с трудом заставляя слова вылетать, пока его рука, лениво оглаживала мягкость грудей Падме, что выравнивала дыхание, приходя в себя.       После она повернулась на бок, подперев голову рукой бесстыдно разглядывая переплетенные тела мужа и Оби-Вана, жалея, что ее удовольствие не дало в полной мере насладиться их слиянием, и уже надеясь на следующий раз. Падме провела рукой по Оби-Вану, переплела пальцы с Энакином. Мужчины жадно смотрели на ее обнаженное тело, что сияло в свете огней Корусанта, пока она рассматривала их четко очерченные мышцы и невероятной красоты лица, все еще не веря в произошедшее. Энакин же не мог оторвать глаз от жены, расслабленной, соблазнительной, пышущей жаром и удовлетворенностью. Оби-Ван перевернулся на спину, Энакин тут же прижался с одного бока, когда Падме нырнула под руку с другого. И они замерли, впитывая блаженство единения.       — Кто со мной в освежитель? — через некоторое время с хитринкой, проговорила Падме, соблазнительно потягиваясь, ее наготу скрывали только волосы, стелящиеся по груди.       У Оби-Вана перехватило дыхание, несмотря на то, что он уже начинал бороться с дремотой:       — Королева, -проговорил он, и хмыкнул, когда почувствовал, как дернулся член Энакина, пробормотав нежно-шутливое «молодежь». — Давайте без меня, я потом следом.       — А еще утверждаешь, что не старик, — засмеялся Энакин, легко хлопнув Оби-Вана, по руке.       — Вот побываешь на моем месте выжитым двойной порцией удовольствия, посмотрю, что будешь тогда говорить, — с блаженством в голосе проворчал Оби-Ван.       — Соблазнительная перспектива, — усмехнулся Энакин, когда Оби-Ван немного привстав потянулся к парню за поцелуем.       — Чур, я следующая, — сказала Падме, довольно улыбаясь и играя бровями.       Энакин оторвался от поцелуя и ошарашено-недоуменно посмотрел на девушку, пока Оби-Ван начинал хохотать.       — Подожди, я только что сказал, что я.       — Нет, не сказал, — задразнила Падме.       — Нет сказал, точно помню. «Соблазнительная перспектива», это как раз и было, что я следующий.       — Но ты не сказал «чур», так что я, — Падме уже во всю веселилась, и Оби-Ван понял, что, ни разу не видел ее такой свободной, веселой, игривой, поймав себя на мысли, что такой ее вообще никто не видел, только Энакин и теперь он, это было невероятно. — Чур, я. Падме засмеялась и вскочила с кровати, бросаясь в коридор, так как Энакин подскочил и перепрыгнув через кровать бросился следом. Оби-Ван слушал заливистый смех, что перешел в повизгивание и не мог заставить себя перестать смеяться, это было безумием, но если так, то он не хотел с ним расставаться. Впервые он был абсолютно, совершенно счастлив.       Утро началось с раздражающего пиликанья комлинка. Энакин застонал, зарываясь подмышку Падме, которую обнимал во сне и натягивая поверх головы простынь, при этом оголяя свои и Оби-Вана ноги. Падме вскинула руку и прощупала наугад поверхность тумбочки, цепляя пальцами маленький надоедливый предмет, поднимая над своими глазами, после отбрасывая его в сторону.       — Это не мой.       А над ней поднявшись с пола пролетал мигающий красным и пищащий другой комлинк, приземляясь прямо в подставленную ладонь Оби-Вана.       — Не рациональное использование Силы, — гулко прозвучало из-под одеяла, на что Оби-Ван легонько ущипнул бок Энакина и привстал с его спины, что ночью использовал вместо подушки.       — Магистр Кеноби, слушаю, — проговорил Оби-Ван, перед этим сделав пару глубоких вздохов, стараясь убрать из голоса признаки сна, по мнению Падме ему не очень это удалось.       — Магистр Кеноби, — прозвучал в ответ голос Мейса Винду, что явно пытался быть серьезным, но ему не удалось скрыть недоумение, что проскальзывало в голосе. — Мы искали вас в храме и Скайуокера не можем найти. С вами все в порядке?       — Да, все хорошо. Энакин со мной. Мы решили, — Оби-Ван замялся, подбирая более правдивые слова, но заминка была столь незначительная, что незнающий человек мог ее и не заметить, –немного отдохнуть вне Храма, пока представилась такая возможность. — Оби-Ван был мастером полуправд, Энакин на это хмыкнул, получив легкий тычок.       — А, понятно, — Энакин впервые слышал столь явно растерянный голос магистра Винду, что вынырнул из-под простыни. Для джедаев не было чем-то необычным проводить дни и ночи вне храма, это не приветствовалось, но и не запрещалось. Особенно с начала войны, стресс от битв начали снимать не только медитацией, но и посещением баров на нижних уровнях города. Хотя за Оби-Ваном таких отлучек замечено не было, и такой намек, на отдых вне Храма несказанно удивил Мейса, но потом он вспомнил, что речь идет еще и о Скайуокере с его безумными идеями, и обреченно вздохнул:       — В любом случае, у вас новое назначение. И брифинг по нему назначен через час.       — Будем, — отрапортовал генерал Кеноби и отключил комлинк, откидываясь на мягкие подушки, на него смотрели две пары глаз голубые и карие, с одинаково затравленным и грустным взглядом. Оби-Ван тяжело вздохнул и наклонился, целуя Энакина и потянувшись к Падме, их поцелуй был дольше и горче, так как следующие слова магистра были:       — Нам, пора.       Оби-Ван ушел в освежитель, а Падме вцепилась в Энакина обхватив его руками, вырывая у неизбежности еще несколько минут, прежде с чем он покинул постель, чтоб пока Оби-Ван в освежителе связаться с Рексом и сообщить о скором выдвижении. Было тихо. Обсуждать ночь было сложно, а болтать о пустяках перед предстоящей разлукой казалось глупо и незначительно. А еще Падме опасалась, что если она заговорит, то ее речь будет состоять только из мольбы не уезжать и слез. Но ее мужчины генералы, а она сенатор, а значит слово долг для них не пустой звук, поэтому она встала, набросила халат, с особой нежностью и трепетом, подняла с пола и разложила на заправленной кровати, два комплекта джедайской одежды, один светлый, другой темный, для полной картины не хватало только одной детали. Падме бросила взгляд на тумбочку, где рядом друг с другом лежали два световых меча. Девушка подошла к тумбочке и замерла, разглядывая это смертоносное и прекрасное оружие, такие похожие и такие разные. Видеть их рядом на прикроватной тумбочке было так мирно и так по-домашнему. Падме легонько улыбнулась. Джедаям нельзя ничем владеть, она не была уверенна, что даже от Энакина когда-либо слышала слово «моя» в ее отношении, хотя он всеми возможными способами показывал, что она желанна и что она его. Но она же не джедай, по этому точно знала, что произошло этой ночью — Она стала их, а они ее. Ее мужчины, ее джедаи. И это будоражило. Теперь они единое целое. Она почувствовала, как к ней подошли и нагнувшись поцеловали в область уха:       — Я люблю тебя, — проговорил родной голос и Падме откинулась в объятиях на его грудь, он еще был в брюках для сна.       — Я тоже люблю тебя, — прошептала Падме.       — Не переживай. Все будет отлично! Ты же знаешь мы с Оби-Ваном лучшие! — в голосе зазвучали самодовольные нотки.       — Я понимаю, но понимание не делает грусть от расставания меньше.       Энакин на это еще раз поцеловал Падме и пошел в сторону освежителя от куда скоро должен выйти Оби-Ван, а Падме вышла в коридор включить Трипио и отдать распоряжения. Когда она вернулась в спальню, Оби-Ван уже заканчивал одевать верхнюю тунику, он поднял взгляд и коротко улыбнулся Падме, что прислонилась к косяку двери следя за этим милым, будничным моментом. Ей нравилось смотреть на эти, казалось бы повседневные детали их жизни, она запоминала это с Энакином, а теперь и с Оби-Ваном. То, что для других казалось чем-то незначительным и обычным, на что не обратили бы внимание, для нее были самыми ценными мгновениями, как осколки мирной жизни, что достались ей. И она их кропотливо собирала, лелеяла и хранила в памяти. Оби-Ван заматывал кушак, когда почувствовал, как его обхватывают руками со спины и прижимаются, жест, столь порывистый и отчаянный       — Эй, — Оби-Ван осторожно повернулся в ее руках и сам обхватил ее в объятия. — Это только одна миссия, через пару недель, будет большой брифинг в Храме и мы с Энакином вернемся.       — Да, — улыбнулась Падме. — Просто сегодня особенно трудно отпускать.       Оби-Ван мягко провел рукой, перебирая ее локоны, он понимал. За эту ночь их жизнь изменилась, а им даже не дают времени, что бы осознать и принять это, оставляя все случившееся словно мираж или прекрасный сон. У Оби-Вана не было слов чтобы успокоить ее, он сам был в растерянности и смятении, кроме того, что он невероятно сильно хочет остаться. Вместо слов он наклонился и поцеловал ее. Энакин вернулся в спальню уже полностью готовый к выходу и протянув руку призвал меч. Падме, все еще находясь в объятиях Оби-Вана, улыбнулась на этот жест. Энакин никогда не подходил к мечу предпочитая использовать Силу, словно для него это было самый рядовой жест. Оби-Ван на это только фыркнул и подошел к тумбочке прицепляя на пояс свой меч.       — Может, хотя бы перекусите, — тихо спросила Падме не зная, как еще отложить их уход, но если Энакину было не привыкать получать укоризненные взгляды магистров на его опоздания, то самому магистру Высшего Совета, это было не позволено.       Падме проводила их до коридора, где они одновременно обхватили ее в объятия каждый прижимая голову с обоих сторон головы, когда она обхватила их руками, замерев на мгновение и после коротких поцелуев, практически выбежали в запасной выход, что вел на частную взлетную площадку ее охраны.       Падме же вернулась в гостиную, где на столе стоял ее не допитый бокал вина, и тяжело вздохнула, обнимая себя, стараясь унять волнение и твердым шагом прошла в гардеробную вызывая Дорме, пора идти в Сенат, лучшее лекарство от волнения — работа на благо Республики, работа для прекращения войны, работа, для того, чтоб ее генералы вернулись домой.