Возлюбленный владыки моря

Оставшись в одиночестве и в ожидании, очередном за этот день, Кэйя тоже принялся за дело. Брести к облитому луной леску пришлось осторожно — пара смелых шагов обернулись для него тем, что веточки очень уж больно впились в беззащитные стопы, породив страх напороться на скорпиона. Пришлось приучиться проверять, куда ставить ногу, чтобы не роптать после. Острым топориком он аккуратно отделял сухостой и хворост местных кустов, собирая кучу на сгибе локтя. Совсем повезло, посчитал он, когда под ноги попалось упавшее дерево, но над сучьями он пыхтел до тех пор, пока самому не стало казаться, что сердце вот-вот задушит его, заткнув собой горло. В темноте он еще и по ноге себе пару раз слегка тюкнул, но ничего опаснее синяков его не ждало, вроде бы. Вернувшись на песчаную полосу, он огляделся заново. Если они останутся здесь хоть на сколько-нибудь долго — имело смысл отправиться и исследовать те заготовки, которые оставляли жители острова для себя. Если же нет — что делать в таком случае, было совсем другим вопросом. Ставить легкие домики, как аборигены, он еще не умел — а полезно было бы научиться. До поры его ждали теплые ночи, но потом организм должен был оправиться и тогда его ждал ад: гон, когда чувствуешь пару, но не можешь до нее добраться, был похож на пытку. Кэйя знал, о чем говорит. Думать о серьезном ему точно было противопоказано. На песке предстояло сделать небольшой очаг, и несколько десятков плоских камешков, скатившихся со скал и омытых морем, сделали это как нельзя лучше. Распределив собранный сухостой в неглубокой ямке, которую он долго проверял на подтопление, сверху он колодцем выложил хворост, местами слегка влажноватый. По его расчетам, этого было достаточно, чтобы загорелось что угодно. Кэйя не просто так считал себя опытным воином — кремень в руках нехотя поддался ударам, высыпав искры на сложенные траву и ветви. Те мигом весело заплясали вспышками огоньков, вверх взметнулись струйки сизого дыма с запахом тлеющей жухлой травы. Кэйю мгновенно окунуло в воспоминания детства, когда на празднике поклонения зажигали костры. На сложенные в очагах бревна проливали масло, а потом хватало пары минут, чтобы все горело ярким пламенем. От волос Дилюка быстро начинало пахнуть отдушкой костров, от волос Кэйи, наверное, тоже, но он тогда сжимал чужую ладошку в своей, скрываясь в толпе и поспешно пряча нос в алых кудрях с медовым ароматом. Родители Дилюка замечали только последнее и гоняли его от собственного ребенка. Закрыв глаза, Кэйя будто наяву очутился в собственных воспоминаниях и неохотно покинул их, лишь когда шум воды и всплески у берега стали совсем уж непобедимыми, перебивая все картинки детства. Взглянув в сторону прибоя, альфа поднялся на ноги — его добытчик боролся с сушей, старательно удерживая над собой сети со снедью. Вес хвоста явно был для него непосильным — для кого угодно с одной свободной рукой вес собственного тела был бы непосильным — поэтому с мягким шорохом Альберих подтянул юношу к костру, забирая из его рук тонкую сеть с морской живностью, сожалея, что здесь нет причала — так Дилюку не пришлось бы столько мучиться и рисковать ранить чешую. — В лесу, — сказал ему Дилюк, — жители сколотили домик и наверняка оставили там не только посуду, но и покрывала. — Я схожу туда по темноте, только если ты порадуешь меня известием, что тут не водится ничего страшнее крабов, — доверительно сообщил ему Кэйя. — Могу поклясться, что пока собирал хворост, на меня свалилось три змеи и мимо пробежала дюжина скорпионов! Дилюк, почему-то напряженный, опустил вздернутые плечи и наконец-то улыбнулся ему. — Мой герой, — передразнил он. — Этот домик смотрит на тебя открытыми дверьми и возвышенностью из-за навеса и умоляет прогнать из своих недр пауков, героически завладев драгоценными покрывалами. — Ну как такому откажешь, — вздохнул Кэйя, поднимаясь на ноги снова. Прихватив из костра головешку, он вернул Дилюку его улов, который тот, улыбаясь сам себе, начал чистить, выкладывая на разогретый камень очага первых креветок. Кэйя нашел в домике огарки свечей, погрызенные кем-то, и зажег пару. Покрывала нашлись на веревке, растянутой под потолком. Пауков и правда пришлось сгонять — страшненьких и мохнатых, машущих на палку лапками, прежде чем начать забег прочь. Кэйя не любил их никакими, вообще-то, но прямо на его глазах диковинная ящерица сожрала одного, и Альберих испытал к ней острое чувство симпатии. Если заводить себе питомца — то такого. Еще он нашел вполне нормальный котелок, в которой обязательно стоило набрать воду, когда найдет родник — по закону подлости, после этой мысли захотелось пить. Кэйя облизал пересохшие губы и, непонятно на что надеясь, продолжил поиски — к его радости, нашелся тут прикрытый крышкой бак, откуда на него дохнуло прохладой. Рискнув собрать губами капельки с крышки, Кэйя замычал от восторга и, затаив дыхание, зачерпнул ладонью драгоценную воду, а потом набрал котелок и припал уже к его краю, заодно проверив, что не зачерпнул никого другого. Стало легче на душе — бак был почти полон и давал возможность на какое-то время выбросить из головы тревогу. Обещая самому себе поблагодарить жителей после и вернуть сторицей заготовки, Кэйя пошарил еще чуть-чуть, прихватил плоский, обколотый по краям камень, наверняка задуманный для жарки всякого над огнем или на углях, проверил, что никакая многоногая живность не поджидает шанса кинуться ему под ноги, и легко сошел по бревнышкам, прилаженным вместо ступенек. Накинув на своего омегу одно из покрывал, Кэйя присоединился к заготовке ужина. Взятые из моря камни у огня обросли белым солевым налетом, и, попробовав пару нанизанных на палочку уже готовых креветок, Кэйя замычал от удовольствия: это было вкуснее, чем все, что он ел в том поселении за последний день, и лучшее из того, чем пришлось питаться за последние месяцы. От запаха рыбы текли слюни, Кэйя, даже не подозревавший, что настолько голоден, постарался отвлечься разговорами: — Что с тобой сегодня? Ты словно сам не свой, о чем-то думаешь. Но мне не говоришь. И беспокойство скрываешь, хотя скрывать не умеешь. Колупающий рыбью чешую острыми коготками, Дилюк помедлил, прежде чем неохотно и медленно сознаться. — Мать рассказала мне, как… Обернуться человеком, — Кэйя замер. Креветка в его руках упала на камень и укатилась опасно близко к огню. — Ты… — слабым голосом начал Кэйя, сам не понимая, что хочет спросить. — Можешь?.. Русал вновь замялся. Потом заговорил, шепотом, срывающимся и боязливым. — Она сказала, будет больно, но ничего особенного делать не надо. Надо просто… захотеть. А потом… потом станет легче, — Дилюк протянул руку к огню и развел пальцы, позволяя перепонкам натянуться. Опав, они оставляли ему вполне человеческую конечность, но сейчас его с человеком не спутал бы и слепой, и дело было не только в хвосте. — Я… да, я могу, так она сказала. Но это обещание боли… Кэйя, я так боюсь напугать тебя. Я не знаю, каким будет процесс в первый раз. Но ужасно хочу быть с тобой, как человек. С ногами. И… — Дилюк покраснел. Кэйя затаил дыхание, глядя на то, как потемнели его бледные щеки. — Почти наверняка через несколько часов начнется течка. Я стану совсем беспомощным и жадным, а ты еще не восстановился до конца. Я мог бы петь, давая тебе силу, но все равно твой организм будет на пределе. Поэтому я еще даже не пытался вернуть себе ноги. Я не представляю, что могу с тобой сделать, будучи не человеком, но и человеком ты меня можешь не пережить — помнишь истории о том, как русалки убивают соблазненных моряков? Я боюсь. Дилюк отдернул руку от огня, поняв, что чуть не засушил тонкую перепонку, сжал пальцами свои волосы, смачивая ладонь водой. Нагретый слой тут же остыл, кожу защипало. Перед Кэйя запищала, закипая, та самая креветка. Ругнувшись, альфа поспешно пододвинул ее палочкой к своему краю. Дилюк терпеливо ожидал его мыслей по поводу всего сказанного, нанизывая на такую же палочку готовые креветки, чтобы на свободное место уложить почищенную рыбу. Руки Кэйи, бывшие занятыми чисткой, замедлились. Он молча принял готовую еду, угостил Дилюка своим шедевром высокой кухни, дочистил рыбешку и принялся за крабов, выкладывая тех на вовремя подложенный плоский камень-дощечку. Дилюк рискнул подложить на угли сухих веточек. В небеса взметнулись искры. Нанизанная на палочку рыба осторожно зависла над огнем. Кэйя пожалел, что ничего не знает о пряностях острова — аборигены точно чем-то присыпали свои изыски, но он так тупил от усталости, что даже не спросил ничего. Его терзания разрешил Дилюк, порывшийся среди добычи в сетке. — Водоросли, — сказал он, протягивая черные влажные ленты. — Резать нечем, но они даже для твоих зубов должны сносно отрываться и откусываться. — Ты сокровище, — сообщил ему Кэйя и получил в ответ самодовольную улыбку. — Я знаю. Наконец, удовлетворившись шипящими звуками от готовившихся крабов, прикрытых водорослями в попытке приготовить и их, Кэйя взглянул на омегу, склонив голову набок: — То есть ты подумал, что я оставлю тебя в течке, уплывать непонятно куда, в одиночестве? Серьезно, Дилюк? — Кэйя хрипло смеется. — Я, конечно, плох, но я не при смерти. Твоя морская матушка проделала хорошую работу — она мне даже глаза вернула. В это, если честно, до сих пор не верится, и даже фантомные боли пару раз были. Но все же, Люк. Неужели ты и правда подумал, что я не проведу с тобой течку? Что я побоюсь и откажусь от того, о чем грезил в самых своих смелых мечтах? Кэйя глубоко вздохнул — остаться спокойным, сказать все это, оказалось тяжело. Он переложил в мешок топорик и кремень, чтобы не потерять, и отошел к воде, смывая в накатывающих водах присохшую к коже кровь и желчь от рыбин. Потерев ладони песком, он постарался не обнюхивать свои руки — просто стряхнул мокрые капли и вернулся обратно к огню, бросив свое покрывало на песок, садясь ближе к тихому-тихому русалу. Рука легла на хвост, и Кэйя осторожно повел ее выше, туда, где тонкая чешуя-не чешуя переходила во вполне человеческую кожу. Он заговорил вновь, куда спокойнее и тише чем до этого, глядя на пляшущий огонь и не рискуя посмотреть на Рагнвиндра: — Мне не важно, есть у тебя ноги или нет. Мне важно, что ты жив. Что ты не стал одним из тех скелетов, ждавших бога на дне моря — поверь мне, я не поленился нырять, надеясь найти тебя, не живым, так хотя бы мертвым. Я бы взошел на костер с твоим утонувшим телом, чтобы хоть в посмертии быть вместе. Но я не нашел тебя. Быть может, лишь наша связь говорила мне, что стоит верить и ждать тебя. Что я вновь тебя увижу. Я жил лишь ради этой надежды и мести и мне не страшно отдать всего себя. Окажись ты русалкой из легенд, что за ласку забирают жизнь — я бы сам отдал ее тебе без малейшего колебания. Ему не нужно было даже смотреть на омегу, чтобы понимать, какой вес имеют эти слова. Он видел, как сжались пальцы поверх хвоста, как дрогнул живот. От чувства выполненного долга, просто от сказанного обещания, в груди разлилось теплое чувство, и Кэйя не удержался — мимолетно мазнул губами по плечу русала в поцелуе, ласково погладил по спине. Тихий шипящий свист возвестил о том, что пора убирать крабов от огня подальше. Кэйя быстро схватил их за алеющие клешни, откидывая на крупные гладкие листы с пальмовых деревьев, заранее приготовленных под эти цели. Пальцы обожгло. Может к основной стоянке людей на острове он не подходил, предпочитая все приготовить своими силами, но нарвать листвы догадался, надеясь, что не отравится по собственной глупости. Надо было догадаться и какие-нибудь щипцы прихватить. Оформление первого за столько лет свидания хромало, но это даже придавало больше шарма их вечеру. Следующим днем он воспользуется гостеприимством острова, пока Дилюк будет отдыхать — течка всегда являлась испытанием вовсе не для прислуживающего альфы, а для изнывающего омеги. И тогда все будет еще лучше. Он обещал это твердо. Дилюк помедлил… и опустил голову ему на плечо. Катящиеся по его щекам слезы падали на песок и превращались в жемчуг — совсем, как в легендах. Кэйя сгорбил выпирающую косточками спину — и поцеловал его в висок, отчетливо пахнущий запахом его омеги и морем. Они справятся. Обязательно.