От начала до конца

По будням «Онигири Мия» закрываются в восемь вечера. В восемь часов тридцать одну минуту дверное стекло дребезжит от стука пальцев Атсуму Мии. Снег. Ветер. Пятница. Последняя пятница уходящего года. Осаму быстро заканчивает вытирать стакан и открывает дверь своему брату. Атсуму можно приходить в «Онигири Мия» в любое время. Атсуму можно всё. Близнецы улыбаются. Заключают друг друга в объятия. Целуются. Лишь выпуская брата из своих рук, Осаму отпускает колкость: — Что-то ты припозднился, Тсуму! — Катсуми задержала! — тут же рапортует Атсуму и по-лисьи ухмыляется. — Зна-аешь, Саму, она такая ненасытная! — старший играет выразительными бровями. У него прекрасно получается обольстительный взгляд. И его имитация. Осаму, качая головой, ударяет близнеца полотенцем. Дурак. Любимый. Любимый дурак. — Ну, чё будете заказывать, Дон-Жуан-сан? — Мне сказать то, что я хочу съесть, или то, что ты хочешь услышать? — снова этот обольстительный взгляд. Уже не имитация. — То, что сможешь съесть до прихода ребят… А меня можешь взглядом. На закуску. Ты это прекрасно умеешь. Во взглядах близнецов пляшут чёртики. Одни на двоих. И танец этот без устали длится уже много-много лет. — Онигири, — уверенно отвечает Атсуму, смотря близнецу глаза в глаза. Самое обычное, ставшее для близнецов самым особенным. Младший кивает, сохраняя зрительный контакт. Зеркаля улыбку старшего. И отправляется на кухню. Атсуму идёт за барную стойку. К десяти в «Онигири Мия» соберётся шумная компания отмечающих новый год. Пир дворцового размаха уже готов, но до него ненасытным Миям обязательно нужно чем-то подкрепиться и повесить плакат, гласящий о самой лучшей волейбольной команде. Придут-то, конечно, из «Шакалов» и «Рейджин»… Но на плакате, конечно, «Инаризаки». Думая об этом, Атсуму довольно улыбается. Из кухни появляются онигири с закуской. Осаму замечает, что сухих стаканчиков стало больше. Улыбка вновь зеркалит улыбку. — Надеюсь, ты пройдёшься по ним антисептиком? — говорит Атсуму, кивая на посуду. — Ага, Тсуму, сию же минуту, — усмехается младший. Старший ловко вытягивает последнюю упаковку одноразовых палочек, которые в «Онигири Мия» кладуться в заказы с доставкой. В самом ресторанчике уже давно используются многоразовые. — Вот надо же тебе… Меня позлить, да? Атсуму усмехается. Всё так. Для онигири вообще никакие палочки, так-то, не нужны. — Ну-у, Саму, они же меня ждали! — Только я тебя здесь ждал, — шутливо-серьезно говорит Осаму. — Спаси-ибо! — шутливо-искренне тянет Атсуму и водит бумажной обёрткой по носу брата. На ней — инструкция на случай иностранцев. Разработанная старшим. Короткая. «Good luck!» — И тебе того же, ага! Атсуму уж думает, что это простая колкость. Но тут ему прилетает по голове. — С Новым годом, Тсуму! — улыбается младший и протягивает подарочный набор палочек. — Вот эт ты момент, конечно, выбрал, Саму! — Самый лучший момент! — Ага, как ты. Самый лучший Саму… И колючая ирония перемешивается с мягкой нежностью. Как и всегда. А на палочках красуется краткое «Мия». Краткое и совершенно достаточное. Атсуму начинает с закуски. Осаму усмехается в поцелуй. Ох уж этот его дикий-ручной лис… От своего сородича он отрывается ещё нехотя, но на онигири уже набрасывается с волчьим аппетитом. Осаму любуется. Главный посетитель «Онигири Мия». Главный человек в жизни Осаму. Атсуму аппетитно жуёт. И так же аппетитано смотрит. Осаму улыбается. И зевает. — Са-аму, ну почему ты не уйдёшь с работы? Моей зарплаты хватило бы на двоих, — жуя, тянет Атсуму. — Ты тут уже навёл-устроил свой экологичный бизнес, можно и на покой. Своим рабам ты доверяешь. Можешь их порой контролировать. На смены-то ходить зачем?.. Сидел бы дома, встречал бы меня с тренировок в шёлковом розовом халатике, под которым ничегошеньки нет… — и на этот раз обольстительный лисий взгляд сымитирован лишь наполовину. — Фу, Тсуму, это ещё что такое? — отмахивается Осаму, усмехаясь. — Это всё от недотраха! — страдальчески тянет лис, смотря кошачьим взглядом. А второй лис прекрасно понимает все тонкости этих уловок. — Сказал хотя бы «спермотоксикоз»! — Это, между прочим, ненаучно! — выразительные брови хмурятся, а палец взметается вверх. — Сакуса просвещал, да, Тсуму? — Ревнуешь, да, Саму? — брови ползут вверх, веки прикрывают глаза. — Но всё же, почему ты не уйдешь? Готовить и дома можно. — Ну, представь, ты уйдешь с работы. Вот что будет? Атсуму задумывается. Не имитируя. — Я тебя затрахаю, — уверенно отвечает старший. Имеет в виду многое. Помимо очевидного — постоянное вытягивание на тренировки и просмотр матчей, безумные розыгрыши друзей и соседей и шутливые потасовки в неприличнее неприличного количестве. — Вот именно, Тсуму, — кивает Осаму. — Так вот, я бы тоже тебя затрахал. — А ты-то в каком смысле, Саму? — усмехается Атсуму, намекая на предпочтения младшего. — Пф, не вижу никакого противоречия! Ты выплёскиваешь физическую энергию на тренировках, я кулинарную — в ресторанчике. Короче, я бы тебя закормил, тебе бы тоже пришлось бросить работу. А потом… Представь заголовки: «Два безработых близнеца-инцестика умерли от ожирения». — Ой да, Саму! — заливается Атсуму. — Такие бы Суна сочинял, если б не по той дорожке пошёл. — Почему ж не по той? — вторит Осаму. — Такой журналис пропадает! — Да ну, Саму! Не будь он в «Рейджин», как бы мы Сакусу крысили? — Да ну, Тсуму! Покрысишь тут… Этот Комори, солнышко, божий одуванчик… Ничего «такого» никогда не скажет. — В тихом омуте черти водятся! — Атсуму вновь хмурит брови, вновь вскидывает палец вверх. — Ага!.. И этот чёрт — твой сокомандник. Близнецы часто упоминают этого серьезного до комичности парня. К месту и не к месту. Они смеются, думая о своих друзьях, которые вот-вот должны прийти к ним шумной толпой. Раньше братья были уверены, что разойдутся после школы со всеми. Ребята из «Инаризаки» и различных лагерей, с тренировочных матчей и соревнований… Всё это по сравнению с их близнецовым навсегда раньше казалось таким на время. И потому чудить, вроде бы, можно было как угодно. Как угодно проявлять себя. И даже — искренне. Близнецы вспоминают, как целовались вроде бы на спор перед командой «Инаризаки». И даже не боялись увлечься. И увлекались… И все эти инцестные выходки с каждой новой всё больше заставляли сомневаться в их исключительно шутливой природе. Пазлы, в итоге сложившиеся холодным умом Киты и пронырливостью его парня. Хорошо, что сложившиеся позже. И все гадости жестоких школьников об Атсуму и Осаму остались в прошлом. Так и остались для тех людей основанными на убедительных, но всё-таки домыслах. Но в прошлом неожиданно не остались и Кита, и Суна, и другие оказавшиеся понимающими люди. И теперь близнецы живут не только душа в душу, но и, можно сказать, припеваючи. Если Осаму не съедает чего-нибудь припасённого Атсуму в дальнем углу холодильника. Если Атсуму не забывыет сортировать мусор. Если оба не пропускают счета по коммуналке, думая, что заплатил другой. Если… И даже со всеми этими «если» — всегда… Наконец, братья весят прославляющий «Инаризаки» плакат, который, как им думается и желается, должен вызвать много споров. Такие уж они, Мия. Вездесущие трикстеры. Японские близнецы Уизли. Осаму сидит на плечах Атсуму, бойко орудуя двумя руками. И здесь — абсолютное доверие. Оба подпевают в такой нужный момент зазвучавшей Synchronize. И даже не в ноты — синхронизация. И снова — воспоминания. Но уже — о другом. О том, как точно так же ходили по родительскому дому — в старшей школе, перед первым токийским концертом любимой группы. Вскоре братьев снова ждал концерт Milky Chance. Билеты достать было ещё сложнее… Всё решили связи и лисья пронырливость Атсуму. Всё — ради второго подарка любимому. Однако на тот, давний, Мия так и не попали. Целую неделю тренировались перед ним, а в итоге концерт давал Осаму в кровати. На односпалке было дико неудобно, пропускать запланированный концерт было дико обидно, но… Всё это определённо того стоило. Раньше они как сумасшедшие ловили моменты отсуствия родителей дома — и крышу, и любые планы сносило, если выпадала такая возможность… — Запомни этот момент, Саму! — декламирует Атсуму, смотря на младшего снизу вверх. — Зачем? — улыбчиво спрашивает Осаму, завязывая последнюю ленту плаката. Причин действительно может быть множество. Но… — Тебе в кое-то веки довелось быть сверху! Осаму изловчается и ударяет Атсуму кепкой. Оба смеются. И в унисон подпевают последним строчкам. I love the way… I love the way we synchronize. Когда младший спрыгивает со старшего, у двери уже прыгает Хината с пакетами наперевес. Как всегда, самый первый. Атсуму открывает двери, оставляя табличку «Closed». Кому надо — тот всё поймёт. Осаму меняет форму на нелепый свитер, подаренный рыжей егозой в прошлом году. Хината со своим неиссякающим энтузиазмом присоединянтся к близнецам, и все снуют туда-сюда в последних приготовлениях. Шоё постоянно ловит якобы на себе взгляды Атсуму, предназначенные проходящему рядом Осаму. И, смущённый, хочет куда-нибудь деться. — А потом ты спрашивал, как мы всё поняли! — ворчит Хината. — У тебя лицо с субтитрами! А ведь это было всегда. А ведь это — лишь один из множества пазлов большой картины. — Ты-то последний понял, коротышка! — Куро треплет волосы Хинаты и крепче притягивает Кенму к себе. — Физкульт-привет! — парочка произносит это хором, и за ними пытаются поспеть Бокуто и Акааши, вваливающиеся в ресторанчик с кучей пакетов. Все быстро собираются и оказываются на привычных позициях. Сакуса рассматривает стаканы на свету. Комори уже почти и не шутит о замене санэпидемстанции. Суна фотографирует около плаката всех, кому хочется. И не хочется. Кита агитирует вечного фотографа ненадолго побыть в роли модели. Агитирует запечатлить на общем снимке всех согласных с плакатом. Пары перемешиваются, и Куро, предлагая сказать «Некома», фотографирует молчащую четвёрку. — Ну что за зайчик этот лис! — Осаму хихикает, изучая получшившийся снимок. — Саму, это просто оскорбительно! — Паинька, паинька, паинька, — младший продолжает стебаться. И ехидно улыбается. — Не думаю, что Кита обрадовался бы, выгляди я рядом с ним как хорникатастрофа! — Суна тоже этому не обрадовался бы, — замечает Суна. — Фоткаемся дальше?.. И, может, поменяешься наконец с Шинске местами? В ответ на это кивают оба близнеца. Сталкиваются, ругаются, толкают и щипают друг друга. Суна закатывает глаза. Кита качает головой. Все улыбаются. И улыбка Атсуму снова становится несносно-неприлично-лисьей, когда он снова несносно-неприлично хватает задницу Осаму… Как мы все поняли? Да легко и просто. Во время фотосессии приходит идея для поста в социальные сети. Всем давно известно, что для Атсуму задница Осаму — главный источник вдохновения. Атсуму пишет: «Хочется трахнуть кого-нибудь клassного. Такого же клassного как я! Кто знает, тот знает, guys». — Каких ещё details добавишь, чтоб ещё понятнее сделать? — уточняет Куро. Атсуму заносит палец над кнопкой «редактировать». — Я шучу! Осаму знает, что и Атсуму — тоже. — Эх! — громко вздыхает Бокуто, смотря на стремительно растущие лайки. — Катсуми, блин, не прогадала, сделав тебя «плохим парнем»! — Да для этого ничё особо делать не надо… Ну чесслово, guys — саркастично тянет Куро и, замечая до умильности суровый взгляд Хинаты, поднимает руки в сдающемся жесте. — Но ваша Катсуми правда умница. Как рекламщик, признаю. — Но мне так завидно!.. — Бокуто продолжает страдальчески вздыхать. — Думаешь, мне нечего написать?! — Ты бы писал неинтересную скукоту, Боккун! — говорит Атсуму. — А вот я, — Атсуму заигрывающе улыбается, не давая Акааши и момента исправить лексическую ошибку. — Мне всегда есть что рассказать! Найду историю для любой аудитории! — Не-ет, — страдальчески протянул Сакуса. Комори похлопал его по спине. Остальные навострили охочие до сплетен уши. — Мы трахались на стадионе! — с гордостью проговаривает Атсуму. — У-у-у!.. — Суна медленно хлопает в ладоши. — А представьте заголовок: «Двух близнецов-инцестников застукали на международной арене»! Ресторанчик заливается смехом… И все чувствуют: Мия, смеясь со всеми, смеялись только друг с другом.

***

После пира с дворцовым размахом приходит время подарков… Очень практичные вещи от Сакусы и Комори. Небольшие, но чуткие подарки от Суны и Киты. Большие и чуткие — от Куро и Кенмы. Дешёвый, нелепый, но очень душевный бред от Хинаты и Бокуто. И от Акааши — различиные сертификаты с открытками, легко доводящими до слёз. Есть и подарок ручной работы — Кита вручает Суне шоппер с вышитой надписью «фотограф». И под радостное улюлюкание показывает свой. «Модель». — Это я сам сделал, — произносит Кита, немного смущённый таким вниманием. — Из рисовых мешков. Нашему экологу тоже должно понравиться… Оданко, перекрикивая и Осаму, и Суну, и всех остальных, с места вскакивает Хината. «Вау! Ну ты даёшь, Кита-кун!» И ещё раз «Вау». И ещё «Вау!» несколько раз… Пока Суна благодарно целует своего парня, возгласы Хинаты всё же удаётся перебить Атсуму: — Да ты крутым шьюхом оказался, Кита! — после этих слов «плохой парень» обращается к своему воодушевлённому сокоманднику. — А тебе, рыжик, слабо в следующий раз… Всем по вязаному свитеру?! Слова Мии всецело поддерживает Бокуто. Кенма тоже несколько раз кивает — это, правда, замечает только Куро. — Ребят, ну вы чего! — Комори осаждает всех сразу. — Хината же согласится, вы же знаете! — Хорошо-хорошо, мать-Тереза-кун! — Атсуму усмехается… Но от Хинаты действительно отстаёт. Вечер заканчивается ночью, в которой Акааши рассуждает об этимологии имён. Атсуму и Хината не особо понимают, но активно участвуют в диалоге. Суна не особо понимает, но молча записывает. Когда Акааши трактует имена близнецов, от дрёмы просыпается даже самая главная сова, которую так иронично сморило самым первым. Осаму и команда из фамилий-имён на «К» останавливают уборку. — Атсуму, — тянет Акааши. — Жажда победы, что-то в таком роде. А если напрямую, то… «Желание поесть». Осаму — «управлять», Мия — «дворец», — Кейджи устало улыбается. — Это всё складывается в такую интересную картину, если думать о рестораничке Осаму… — Акааши делает неопределённый жест, обводя владения младшего. Близнецы довольно переглядываются. Даже в этом подходят друг другу. Половинки — в прямом и в любом другом смысле. Суна делает особенно усердные заметки. Все расходятся далеко заполночь. Мия идут мимо пёстрых предновогодних витрин. Они горят круглосуточными огнями — зазывая, конечно, потратиться. — Как же хорошо, что мы никому ничего не дарили, — восклицает Атсуму, смотря на товары, — ничё делать и покупать не надо! Красота! — Да щас, «никому ничего», Тсуму! Всё и всем! — осаждает его Осаму. — Свои старания, ты, конечно, можешь отправить в мусорку. Но мои — нет уж. — Не, просто в мусорку не хочу-у… — зевает Атсуму. И даже сейчас находит силы усмехнуться. — Нет для них ещё отдельного контейнера? — К счастью, нет, — Осаму качает головой. Атсуму, конечно, его любимый фрукт, но фрукт тот ещё. Они, как со всеми и договоривались, два дня готовили всё это пиршество во дворце — Атсуму разве что прервался на тренировку… А заявляет, что они ничего не сделали. — Как вообще можно быть горделивым перфекционистом?.. — Осаму качает головой. — Не знаю, Саму, — с деланной беззаботностью говорит старший. — С Ойкавой-саном можешь обкашлять этот вопросик. — Не забудь, кстати, его поздравить! — А надо? — Атсуму снова пожимает плечами. — Разве в Аргентине Новый год наступает тогда же, когда и у нас? Осаму даёт старшему подзатыльник. Они начинают обсуждать своих знакомых, которых они уже поздравили и которым только предстоит это пережить… К вопросам подарков подтягиваются разговоры об инфляции, росте цен к Новому году и треклятом капитазиме в целом. В подобных диалогах близнецы звучали совершенно обычными людьми. И всегда немного посмеивались, осознавая, как на самом деле не ложится на них это понятие. Тем более, такие обычные разговоры всё равно быстро теряют свою обычность. — Из-за тебя, Тсуму, мы сломали кухонный стол! Надо срочно покупать новый! — Мия снова ругались. — А скоро — и диван! Этот скрипит уже!.. А ты — с работы уходи. Вот как ты себе это представляешь?!.. Столько с тобой трат, Тсуму!.. Мия снова ругались — снова прекрасно зная, что в итоге всё хорошо и горячо закончится. У них так всегда. А их соседи… Чего только не слышат. И не видят. Мия живут вместе и любят прикалываться над всеми вокруг. Совсем не, как над сокомандниками времён «Инаризаки», конечно. Но всё так же не беспокоясь о чужом мнении. А их соседи… Не сходятся даже в количестве проживающих в квартире — и уж тем более не могут понять, какие отношения их связывают. Хотя версии бывают самые разные. Возможно, у кого-то очередной скрипучей ночью они меняются или утверждается… Но точно — Миям на это наплевать. — Пойдём вечером на концерт? — усмехается Тсуму, когда близнецы уже под утро лежат в кровати. — Или, может, как тогда? — Думаю, всё же пойдём, — Саму вторит его усмешке. С того пропущенного концента многое изменилось. Многое. Но не всё. На двуспальной кровати было полно места, но близнецы всё так же прижимались друг к другу. Как раньше. Как всегда. От начала до конца.