Лабиринтами иллюзий

      — Кир, ты куда?         Рука замерла на щеколде калитки. Что ж такое? Только, значит, разрешил себе поддаться желанию выползти на свет Божий, как свидетели тут как тут. У нее там что, наблюдательный пункт? Вышка? Бинокль?          — Прогуляться, — сквозь зубы процедил Кир. Его, однако же, услышали. Это, скорее, увы, чем ура.         — В магазин? — облокотившись на забор, уточнила Мила.          — Не, проветриться, — ответил Кир уклончиво.          Она оживилась (ох, не к добру). Всякий раз, когда он засекал на лице соседки вот эту крайнюю степень заинтересованности, все заканчивалось плачевно – вовлечением в лишенные смысла беседы, от которых стремительно начинала трещать башка и закипать насыщенная раздражением кровь.          Хлопнув ресничками, Мила мило улыбнулась.         — Мне ужасно скучно, так что я готова составить тебе компанию.          Нетушки!         Кир бы с удовольствием подсказал соседке, чем она может заняться, если хочет, чтобы время стало лететь на скорости звука, да только чувствовал, что гениальные предложения, сродни только что возникшему в его голове, по душе ей не придутся. Так и зачем тогда сотрясать воздух?         Честно говоря, его всегда очень интересовало, на какие такие шиши живут взрослые бьющие баклуши хомо сапиенсы, однако он ощущал себя не в праве задавать в лоб подобные вопросы: в такие моменты внутренний Интеллигент запихивал ему в рот кляп и основательно утрамбовывал тряпицу пяткой.         — Я к своим, — твердо обозначил Кир. Вообще-то, в том, куда он намылился, он и себе признаваться не торопился, все думал, что, может, и не к «своим», а пройтись вдоль леса или и в самом деле до магазина, но что-то внутри все равно упорно подсказывало, каким станет конечный пункт назначения (вот уже и повод навестить в кармане болтается). Не факт, что удастся застать их на месте, а все-таки попытка не пытка.         — А-а-а, — не скрывая разочарования, протянула Мила. — К Рязанцевой?.. Ясненько.         — Угу. Ну все, давай, пока, — отодвинув щеколду, поспешил откланяться Кир. Еще немного, и можно будет закурить и на пять-десять минут расслабиться.         Прощание соседка пропустила мимо ушей. Ну, конечно, она ж постоянно так делает!         — Вы такие зайки, такой милый у вас был пикничок, прямо почти семейный, — Сколько счастья за нас… — А вообще… Если честно… — на секунду она замолкла, а Кир внутренне подобрался, готовясь ловить очередную дымовую шашку, — никогда бы не подумала, что такие девочки, как она, могут нравиться таким мальчикам, как ты.         «Что подтверждает, что ты ни хрена не понимаешь в людях», — эта мысль опередила следующую: «Да с чего такие выводы?!» Возмущенное восклицание: «Какой я тебе мальчик?!» – завершило запущенные одной фразой мыслительные процессы. Кир пасмурно уставился на оппонента за забором. Сегодня она щеголяла по участку в ультракоротких джинсовых шортах и черном верхе от купальника, а волосы собрала в пучок, открыв изящную, стоит признать, шею, и угловатые плечи. Золотистый загар, покрывающий кожу ровным слоем, ее не молодил, но в любом случае выглядел приятнее искусственного оранжевого.          — Никогда бы не подумал, что такие девочки, как она, могут быть свободны, — недолго думая, отбил подачу Кир. Не досуг ему было разбираться, с чего все-таки такие выводы, зато очень захотелось щелкнуть по носу заносчивой особы, чье самомнение стремилось в поднебесье. Зачем отказывать себе в удовольствии немного приземлить очередную выскочку? За школьно-студенческие годы он в умении ставить на место поднаторел, а Мила – это же идеальный тренажер для отработки подзабытых навыков. Прям сама, сама нарывается!         — Что в ней такого, Кир, а? — обиженно надула губы Мила. — Что ты в ней нашел? Она же посре…           Выслушивать очередное трындец важное мнение о Есе предсказуемо не нашлось и толики желания. Так что он не стал.         — Не уверен, что ты поймешь, — бесцеремонно перебил Кир. — Родство душ, такое всякое. Знакомо?         Теперь оставалось лишь с мстительным удовлетворением наблюдать за тем, как медленно вытягивается худое Милино лицо. Да уж, против настолько мощного аргумента не попрешь. Если ей хватит серого вещества, она отмотает на две минуты назад и поймет, что только что получила ответ на вопрос о вкусах. Это же железобетон: такое ни грудью третьего размера, ни выжженными локонами, ни голубыми глазами, ни густо намазанными ресницами не перебьешь. Если угодно, пусть думает, что двое сумасшедших нашли друг друга (ха!)         — А, я поняла! — с театральным воодушевлением воскликнула Мила. — Тебе просто нравятся дикие неуравновешенные девочки.          Ну, знаете ли…          — Ты сказала, что жалеешь о наговорах. Выходит, соврала? — разочарованно цокнув, Кир осуждающе покачал головой. — А девочки мне нравятся понимающие. И дикие, конечно, кто же не любит диких? Так гораздо интереснее, не люблю предсказуемость, — Навязчивость. — И ложь.         В коммуникации с соседкой привлекало его лишь одно – одно удовольствие наблюдать, как Мила пытается и таки не может найти в своей очаровательной головке достойных контраргументов. Козыри-то свои она выложила еще когда, их перебили, а новых нет. Какая жалость, право слово…          — Прикинь, пытался тут стрельнуть у нее номер телефона, а она не дала, — с невинным видом дожал Кир. — Знает себе цену.          В отличие от некоторых          Уже сам не понимал, какую пургу нес, однако четко видел желаемую цель и не видел к ней особых препятствий. Осталось заполировать наглой улыбкой, что он тут же, вздернув подбородок и глядя теперь свысока, и сделал. Мила поджала губы.          — Ну и дура, что не дала, — фыркнула она. — И что, будешь теперь за ней бегать? — Ты плохо меня знаешь — Как Ромка? Даже он понял, что там глухо. А он у нас первый парень на деревне! Такой краш, все мечтали с ним гулять. Даже его она отбрила.         Кир пожал плечами.         — Если человек не захочет, его не догонят, — И дверь он не откроет — Значит, не захотела. А вообще, учись, Люд-мила.         — Чему? — скривившись, уточнила она. В принципе, сейчас он не сказал ничего эдакого, чтобы так ярко реагировать, значит, «нечаянный» укол возымел действие. «Отлично, — подумалось Киру, — так тебя теперь и буду называть».         — Рыбачить, — кивнул он, соглашаясь сам с собой.         — Что?         — Людей цеплять, говорю, учись.          Вот теперь, в его представлении, она действительно должна была взбеситься, потому что не разглядеть такой булыжник в огород способен лишь слепой. Вообще, после увиденного несколько дней назад ему Милу и всю ее кодлу очень хотелось окунуть размалеванными физиономиями в ближайшую канаву. Но поскольку дело приходилось иметь с девчонками (это раз), и поскольку все тут давно «взрослые люди» (это два), мстить приходилось пусть все изощреннее, но исключительно словесно.          Прищурившись, растягивая губы в приторной улыбке, Мила всматривалась в его довольную физиономию.         — По твоей логике выходит, что мне, чтобы кого-то зацепить, надо стать шуганой психичкой? — ласковым голоском уточнила она. — Так, что ли?         Да мы в «логику» умеем?.. Браво. Логика неверная. Садись, два         — А кто ее зашугал, а? — угрожающе протянул Кир. — Кто тут такой молодец? Раз уж тебе скучно, предлагаю подумать на досуге. Кстати, извинения твои только что обнулились, по крайней мере, для меня. Так, это становится все утомительней, так что счастли́во.          — Да она! Она! — задохнулась Мила.          Да ты успокоишься когда-нибудь?!         — Ну что? Что?! Рептилоид? Детей ест? — Кир чувствовал, что в попытке вывести ее не на шутку завелся сам. Еле удержал себя на месте ­– в эту секунду что-то внутри настойчиво толкало вперед: преодолеть разделяющие их метры, нависнуть над этой недалекой и прошипеть остаток фразы, предостерегающе глядя прямо в бессовестные глаза. — Такая же она, как и ты, Людмила. И все твои подруженьки. Как любой из нас. Нет, пожалуй, она лучше. Меня, тебя и любого из нас. Определенно! Живи теперь с этим.          — Да даже если у нее нет шизы сейчас, это не значит, что она не начнется потом! —перешла на ультразвук соседка.         А у тебя, по ходу, уже началась…         — Мне по боку. Пока.         Бля-я-я…        … … …        Кто здесь еще больной!       … … …       Зараза!       … … …       Надо спросить у хозяев разрешения глухой забор по ее стороне поставить         «Детский сад!» — возмущался в голове Тимур.         Скажи! — вторил ему собственный негодующий голос. Удалившись от дома метров на десять, Кир достал сигареты и закурил. Вот теперь-то он точно ни до какого магазина и ни до какого лесочка не пойдет! Теперь он пойдет прямиком к Сене, усядется там на скамейке, что петух на жердочке, и будет палить калитку, чтобы ни одна падла! Нет, как петух – это, конечно, чересчур, однако намерение праздношататься по участкам и впрямь пропало напрочь, сменившись жгучим желанием поскорее добраться до желтого теремка на второй линии и засесть там в осаде хотя бы на полчаса.          Потребность повидаться он засек в себе еще в обед, когда понял, что не видел ее с самого импровизированного пикника, то есть второй день. Снова не видел, несмотря на то что отношение было обозначено, приглашение заходить чаще – озвучено прямым текстом, а вечер тот прошел изумительно спокойно, действительно чуть ли не по-семейному, подарив умиротворение, осознание, что жизнь – не только в работе, и пару ярких воспоминаний.          Мимолетные кадры, они записались на подкорку, и всплывали перед глазами всякий раз, когда те закрывались, устав от экрана.          Вот племянник носится с Жужей по всей поляне, заливисто смеется и дразнит лохматую бегемотину сырыми сосисками, пытаясь добиться в обмен на них выполнения элементарных команд, которые щенок осваивать не торопится.          Лучи закатного солнца – и Сеня с Яном учатся играть в UNO на принесенном из дома покрывале, и она то и дело теребит браслет на запястье, и Ян выигрывает лишь потому, что Сеня ему поддается. Кир видит, как она мухлюет, потому что с его стула ее козыри просматриваются ну просто прекрасно, и про себя отмечает, что сам он ни за какие коврижки поддаваться ребенку бы не стал, потому что проигрывать тоже надо учиться. Смотрит он больше на них, чем в свой телефон, а в ногах тягостно вздыхает притомившаяся Жужа. Янчик – наивное дитя – ликует каждый раз, когда удается в очередной раз напихать жухалу-Сене веер карт. Знал бы он… Знала бы Мила!         Вот им надоело играть, и они разлеглись на покрывале, и Ян, глядя в небо, спрашивает: «Почему есть чайник, есть кофейник, а какайника нет?» И она пытается сдержаться, но уголки губ плывут-плывут, а ребра и грудь подрагивают, а потом она что-то тихо бормочет и гладит племянника по волосам, а он, млея, прикрывает глаза. Холодает, темнеет, на дачи опускается туман, в ветвях загораются огоньки, она ежится в своих шортах и рубашке, и становится понятно, что пора жечь большой костер, выносить им пледы, ставить чай и собирать мяту. Впервые за долгое время благословенная тишина в голове. Впервые плевать на ад, что в тот момент творится в чате. Рабочий день закончен…         А потом он вдруг просыпается в два ночи на диване в гостиной, сам укрытый одним из пледов, в одежде, накинутом на голову капюшоне, с перекрещенными на груди руками, темным-темно и уютное молчание дома нарушает только тиканье часов, сопение собаки где-то внизу и пение соловьев. Помнит, прилег буквально на две минуты… Вчера утром нашел на ноутбуке записку:          «Спасибо :)»         И вот уже второй день как ему позарез надо выяснить, за что именно. Однако друг Сеня такой возможности не предоставляет, вновь позабыв, как открывать их калитку. Поэтому сейчас из бокового кармана штанины торчит книженция по хиромантии (разумеется, полная ересь!), которую (как вовремя он вспомнил!) ему нужно вернуть хозяйке. Сделает вид, что внимательно ознакомился.           Ускорился.         Еще ускорился.          Нет, никуда не годится.          Не нравилось Киру все это, как ни крути. Не так давно он объяснял Ане, что привязываться глупо, и в тот самый момент искренне верил в сказанное, но глянь со стороны на эту картину, и придется признать, что человек приобретает значение в твоей жизни, и ты не против его пустить. Потому что печенкой чуешь: здесь тебя понимают, здесь безопасно, здесь прикроют со спины. Потому что по каким-то неведомым тебе причинам, по каким-то недоступным эгоистичному пониманию, необъяснимым причинам человеку не все равно. Рядом с ним становится легче и в целом осмысленнее, почему-то и тебе отнюдь не все равно, есть он или нет, придет он или не придет, останется или однажды пойдет своей дорогой. «Подобное притягивается к подобному», — бормочет сознание голосом Тимура, и ты даже не пытаешься возражать, потому что на каком-то молекулярном уровне, на инстинктивном чуешь в человеке «своего». Ты узнаешь в нем себя самого версии: «Как если бы Тиму было на меня пофиг». Возникшее еще в день знакомства желание расковырять, разгадать, расшевелить и добиться доверия становится тем крепче, чем глубже ты погружаешься. А теперь к нему примешивается желание защитить от безмозглых куриц (тебя-то защищали!) и как-нибудь аккуратненько, как-нибудь ненавязчиво, максимально осторожно и нежно, но в то же время доходчиво донести, что не курицами едиными полнится этот мир. И врагу донести, отринув церемониал. И вот уже наружу рвется воинственное кукареканье, и ты готов в любую секунду перейти в наступление, расправить пестрые крылья и с наскока, с наскока, поднимая клубы пыли, вцепиться скрюченными пальцами в чьи-то злые голубые глаза. Чтобы перья полетели!         Возможно, кстати, навещать она не стремится как раз таки из-за курятника за забором. Плохо, если так, но определенно лучше, чем если дело отнюдь не в квохчущем курятнике, а в тебе, придурке. Возможно, ты в своем желании лучше ее узнать чересчур навязчив и куда не надо лезешь.          Но спасибо-то она написала! И даже смайлик нарисовала!         Повернул на вторую линию и тут же уперся взглядом в девичью фигурку, застывшую метрах в тридцати от Есиного дома. Беглая оценка объекта со спины позволила предварительно идентифицировать в ней одну из Милиных подружек, и Кир подобрался. Девушка явно не решалась двинуть в ту сторону – она будто в невидимую стену уперлась, и вперед не шла, и назад не поворачивала. Если бы она стояла, уткнувшись носом в телефон, он бы еще мог нащупать какое-то объяснение, но телефона в ее руках не было – девица смотрела на пустую дорогу прямо перед собой.         Выйду на улицу, гляну на село – девки гуляют, шо ж так невесело́?         Раздавив окурок мыском кроссовка, Кир отправил руки в карманы штанов, мысленно выверил траекторию движения (обогнет слева) и вновь ускорился. Когда сто метров между ними превратились в десять, застывшая истуканом блондинка заторможено обернулась на звук шагов. Ну точно – из «этих»: та, которая позавчера не бухала и убийственному гоготу предпочла молчание. Если бы любая другая, он бы напустил на себя самый презрительный вид, какой бы только мог транслировать лицом и всей позой, пусть кое-кто конопатый и считает, что театральный ему не светит. Но увы, это не любая другая, так что пришлось приложить усилие и изобразить равнодушие. Прикинувшись, что путь ему преградил столб, Кир под следящим взглядом решительно взял левее.          — Извините, а вы к Есе, да? — неожиданно раздалось в лопатки.         Че?         Такой вариант развития событий его мозг не рассматривал, и Кир незапланированно затормозил на полушаге. Развернулся, кивнул и, уронив подбородок, исподлобья уставился на вопрошающую в ожидании продолжения. Вот теперь он мог позволить себе чуть больше, чем постную мину, тем более что мина все равно не получалась.          — Как она? — меж тем поинтересовалась девица. Голос ее звучал очень неуверенно, а все-таки звучал.         — Нормально, — напрягшись, буркнул Кир.         Девушка замялась и опустила взгляд под ноги.         — Простите, я просто не знаю, у кого еще спросить, — вдруг вскинула она глаза. — Все хорошо у нее?         — Вроде. А вы с какими целями интересуетесь? — поинтересовался Кир холодно.          Хочешь, чтобы стало плохо?         Честное слово, после выведшего из себя разговора с Милой готовность проявлять элементарную вежливость в диалогах с вероятным неприятелем испарилась, как капелька воды с раскаленного железа. Пшик – и все, и нету. На сегодня Внутренний Интеллигент в нем издох: валялся на спинке с высунутым набекрень языком и задранными кверху скрюченными конечностями.          — Я… — под пристальным взглядом собеседница запнулась. — Мы раньше дружили, а потом… Потом я… Я… — Ясно — Не хватает духу самой зайти, — дрогнувшим голосом призналась она.          Да что ты говоришь? Ну какая же печальная история… Уже рыдаю.         «Братиш, да погодь ты, не кипешуй. Может, эта нормальная»         Была б нормальная, друга бы не предала         «Ну… Согласен»         Кир вздернул подбородок повыше. Этот примитивный, в общем-то, прием он у Тимура перенял, смекнув, что твердая победоносная поза и надменный взгляд свысока не только упрочняют собственную уверенность, но и нехило давят на чужую.          — Напрасно. Впрочем, лучше, может, и впрямь не заходить. А то ваши не поймут, — предостерегающе сощурился он. — Законы стаи и все такое, ага. Коллективное презрение – неприятная вещь, там и до травли недалеко. Ну, вы в курсе. Вряд ли захотите проверять на себе.         Последнее произнес без лишних эмоций, довольно-таки сухо, но слушающий да услышит. Кривая улыбка, которой Кир решил зашлифовать посыл, должна была стать в нем жирной точкой.         Девушка вспыхнула щеками:         — Я не хотела в этом участвовать, — пряча взгляд, сдавленно прошептала она.         — Я видел, — согласно кивнул Кир. — Но не остановили.         — Вы меня осуждаете?         К этому моменту в голову прокралось подозрение, что Тимур таки прав, и у стоящей перед ним блондинки шансов на прозрение чуток побольше, чем у той, что обитает за его забором.         — Вам правду? — склонил он голову к плечу. Интересная, конечно, история, редкая: мало у кого хватит духу спрашивать чужого честного мнения о собственных нелицеприятных поступках. Обычно люди пытаются найти себе любое оправдание. Люди обычно хорошие в собственных глазах, просто душки. И оценок слышать не желают.         Девица смотрела в упор в ожидании ответа. Какой, однако, на этих дачах интерес к Есиной персоне, просто жесть. Как она ходит-то тут вообще одна? И кто сегодня станет следующим в очереди на промывку мозгов? Третий вопрос: вот надо оно ему второй раз за десять минут?         Зачем им задаваться, когда все очевидно? Надо! Как Тимуру (и только ему!) когда-то было надо показать недоброжелателям, что стоит за спиной своего брата.         — Каждый сам делает выбор, — пожал плечами Кир. — Вы сделали свой когда-то, вновь сделали его позавчера, не заткнув своих подружаек, и делаете прямо сейчас. До левого мнения вам по-хорошему не должно быть дела, только до голоса своей совести. Это вам с ней договариваться, не мне.        — Это «да»? — выдержав испепеляющий взгляд, тихо уточнила она.         — Это «да».         В народе говорят: «Не суди и не судим будешь», – но ты поди попробуй не суди, когда видел всю сцену собственными глазами. Когда своими ушами слышал этот ужасающий, изничтожающий смех. Когда проходил все то же самое и помнишь все до одного ощущения, вплоть до кислого привкуса во рту, киселя в голове и нарастающего, оглушающего звона за барабанными перепонками.         —  Ясно… Я так и думала, — вновь опуская глаза, пробормотала блондинка. — Не говорите ей, пожалуйста, что я вас о ней спрашивала.         А то что? Боишься, что до твоих дойдет?         Кир фыркнул, и получилось это у него с презрением.         — Я вас знать не знаю, — И не желаю — Это первое. Второе – уж поверьте, нам с ней всегда найдется, что обсудить, кроме дебильных детских выходок ее оголтелого фанатья.         — Это она вам рассказала? — уточнила собеседница робко. — Про выходки фанатья?         — Нет, подружка ваша распрекрасная. Да и сам не слепой, — нахмурился Кир. О, да – даже бедняге Яну хватило зрения разглядеть неприкрытую злобу, хотя он пока мало что об этой жизни понимает.         Хотелось напоследок сплясать бачату на нервишках этой дамочки, нечаянно дав ей понять, что вот уж кому может быть весьма интересно что-нибудь эдакое узнать, так это Миле, но пожалел. Как-никак, похоже, кое-кто тут запоздало раскаивается.         — Извините, мне пора. Как раз шел за дозой дружеского понимания, а то что-то уже ломает. Повезло мне, — непринужденно усмехнувшись, Кир повел плечами и мягко развернулся на пятках. — Сам себе завидую.         Дичь. Какая же, мать вашу, дичь! Прогулялся, блин! Кир невольно задался вопросом, почему Еся еще не продала здесь все. Окажись в окружении стаи волков он, обязательно рассмотрел бы такую возможность.          За спиной послышался тяжелый вздох, а в мозгу послышался скрежет запускающихся мыслительных процессов, что, к слову, стартовали совсем не вовремя, поскольку до Еси оставались считанные метры пути. Сквозь забор уже просматривался угол ее укутанного в тишину участка. Вообще-то, Кир планировал сначала перекурить на ступеньках стоящего напротив вагончика, но та блондинка так и осталась стоять на месте, так что пришлось запихнуть свои желания подальше, демонстративно открыть калитку и ступить на частную территорию.           Оглядел пространство. Ждало его разочарование: признаков присутствия племянника, его велосипеда и его собаки не обнаружилось, и пришлось констатировать, что значит, видимо, зря путь держал. Рука уже потянулась было в карман за телефоном, чтобы определить их геолокацию через приложение, как вдруг откуда-то из-за раскидистого куста крыжовника раздался до боли знакомый звук клацанья клавиш. Сделав три крадущихся шага вперед, Кир замер: сидя на раскинутом покрывале к нему спиной, Сеня набирала убористый текст в Word. Черные буковки усыпа́ли лист сверху донизу, а пальцы задумчиво отстукивали по клавиатуре, то и дело нерешительно зависая в воздухе. Раз шмыгнула носом, остановилась и отерла щеку тыльной стороной ладони. Два остановилась. Снова шмыгнула. Выругалась себе под нос словами, которых он и не слышал-то от нее никогда, и прямо на глазах снесла целую страницу. Уши отчетливо уловили раздраженное: «Хватит драмоедства! [?!]»         Есь…         К такому его этот день не готовил. Соблазн приблизиться и вглядеться в плотные строчки оказался велик, но он не стал. Сильнее хотелось попятиться и выскользнуть в калитку также бесшумно, как вошел.          — При… вет.         Запнулся. Еще никогда при нем не вздрагивали так крупно, с такой скоростью не захлопывали ноутбук. Никогда еще к нему не оборачивались настолько резко и с выражением такого ужаса на лице, никогда на такой скорости не взлетали на ноги. Тогда, в апреле, на Центральной, он читал в этих глазах детонирующую ярость, а сейчас в них, мокрых, видел неизбывный, истощающий страх. Ее страх сочился из каждой клеточки сжавшегося тела и касался его кожи неприятным холодком. Кир инстинктивно вскинул сразу обе руки раскрытыми ладонями к перепуганной девчонке.         Твою мать…         — Извини. Не планировал доводить до инфаркта, — растерянно пробормотал он. На всякий случай даже шаг назад сделал. Резко захотелось развернуться, выйти в калитку, и пойти, и свернуть шейки всему курятнику по очереди.          — Я подумала… Блин… Прости, очень… неожиданно, — поспешно пряча лицо, прошелестела она сбивчиво. Грудь продолжала ходить ходуном, и это зрелище пугало не меньше лихорадочного взгляда, которым его только что одарили. — Мне показалось…  Боже… Неважно.         Честно говоря, результатом первых тридцати секунд наблюдений стала единственная мысль, которую он пока толком не успел принять. Суммируя с апрельской реакцией, вывод напрашивался очевидный, раскатившийся по голове набатом: ей действительно что-то или, вероятнее, кто-то угрожает.         — В следующий раз снова буду орать от забора, — криво усмехнулся Кир, пытаясь отвлечься от неприятной догадки. — Ты будто ожидаешь других гостей.         Ага, конечно, отвлекся. В этот раз зайти на разведывательный круг окольными путями не вышло: слегка ошалев от увиденного, он не успевал обдумывать фразы. И сейчас испуг в глазах цвета мха проявился с парализующей силой. Не сказать, что он целился, но, кажется, попал в десятку.         — Нет, я… — с усилием вытерев щеку, Еся уставилась через его плечо. Кир обернулся. Никого. — Это просто мои бзики, не обращай внимания. Это паранойя.          С такими «бзиками» скоро и я параноиком стану. Кого ты ждешь?..          — Ну… Ок, — поняв, что все равно ничего от нее сейчас не добьется, сдался Кир. — Расскажешь, если захочешь. А где малой?         — А он вот как раз, — цепляясь за брошенный спасательный круг, она метнула стремительный взгляд на часы, — вот как раз должен прийти на обед. Он с друзьями.         — С друзьями? — удивленно вскинул брови Кир.         Вот так новости.          — Ага. Дети видят Жужу – и все. Все сразу хотят играть с ней и дружить с Яном, конечно, — вымученно улыбнулась она. — Так что, видишь, пополнение в семье пошло вам на пользу.         — И много нынче у Яна друзей?            Становилось все любопытнее и любопытнее. Значит, пока он задницу свою отсиживает у компа, утопая в задачах, теряясь во времени суток и порой забывая, как его зовут, Янчик времени даром не теряет. Что ж, не этого ли он хотел, снимая здесь дом? Сыграла ставка.         Еся нахмурилась и подняла глаза, вспоминая:         — Марк, Влад, Саша, Марго… Вроде все. Влад и Марк живут на моей улице, Маргарита на Центральной, Саша на третьей, — уверенно перечислила она. — Не волнуйся, я всех их знаю, и родителей их тоже. Ну… Не сказать, что мы прямо общаемся, но знакомы. Так что в случае чего…         — Нет, я рад, — поспешил заверить Кир. — Просто знаю я, как дети дружат. Сегодня лучшие друзья, а завтра собака сбежала и все. Или у другого пацана машинки круче, или ты вдруг становишься…          Сеня заметно изменилась в лице, и он осекся.         Блин         Пришлось признать, что сегодня он не совсем в форме. Точнее, не со всеми. Почему-то именно с ней хотелось быть бережнее. Почему-то выходило серединка на половинку. Одним своим видом, своими необъяснимыми реакциями она выбивала почву из-под его ног, и контроль за языком терялся.          — Ну… Да, наверное, — отводя взгляд, протянула Еся. — Будем надеяться, что обойдется. Хочешь оладий? Должны быть еще теплыми.         Э-э-э…         Отмазку придумывать не пришлось: за забором очень кстати раздалось лязганье грохнувшегося велосипеда, и всклоченный племянник в компании Жужи ворвался в калитку.          — Кир!         Оба дитятки тут же резво устремились в его направлении, однако если Ян затормозил в полуметре, то псина сбавить скорость и не подумала и уже через секунду навалилась на ногу мокрым пузом, передние лапы закинув на бедро, а задними оттоптавшись на кроссовках. Хвост обезумевшим маятником летал из стороны в сторону, а собачья слюна стекала на брючину вместе с отдающей болотом водичкой. Это были, черт возьми, его любимые горчично-желтые карго. Эти кроссы он отдраил от присохшей грязи только вчера. Сеня низко склонила голову, однако поползшая по ее губам усмешка укрыться от его взгляда не могла, пусть в глазах и помутнело.          — Идите мыть руки, — вдохнув, указала она кивком в сторону хозблока. — А то все остынет, пока вы тут…         Вот теперь Кир действительно попятился к калитке. Не хватало еще, чтобы и с ним, как с малышней, возились.         — Не, я пойду. Работа.         — Твоя работа перерыва на обед не предполагает? — сложив руки на груди, Сеня одарила его сочувствующим взглядом. — На нормальный обед, а не бутером без отрыва от компа?         Откуда ты знаешь?         Открыл было рот, намереваясь выступить с трибуны с защитой докторской, но был бесцеремонно перебит. Снизу настойчиво дергали за руку.         — Кир, не уходи! Мне очень-очень нужно тебя спросить! Очень-очень!         Двое на одного – это уже перебор. А учитывая несдержанную Жужу, которая продолжала кидаться на ноги и блокировать тем самым пути к отступлению, всем переборам перебор.         — Сначала руки, потом вопросы, — требовательно отрезала Сеня. — Вперед.         Разочарованно вздохнув, Ян покорно поплелся в указанном направлении. Что характерно (точнее, как раз таки весьма нехарактерно), под обращенным на себя выжидательным взглядом Кир поплелся следом. Чувствовал он себя довольно неловко, примерно как очень не вовремя нагрянувший незваный гость, а вот Ян чувствовал себя как человек, который давно здесь поселился. Распахнув дверь хозблока, парень устремился к умывальнику, не глядя схватил из мыльницы брусок мыла, вяло повозюкал его меж ладоней и, быстренько ополоснув, скомандовал:       — На веранду!         Выскочив на улицу, Ян обогнул хозблок и скрылся с глаз, а Кир, последовав его маршрутом, нерешительно замер перед маленькой деревянной лестницей, ведущей, очевидно, на упомянутую веранду. Дважды тут был, однако пристройку не заметил. Спрятанная в зарослях золотых шаров, лоз винограда и плюща, она хорошо маскировалась от любопытных глаз.         Здесь оказалось довольно уютно. Отсутствие остекления обеспечивало движение воздуха, а естественные «портьеры» – плющ и виноград – приятное затенение. В дальнем углу в окружении старенького дивана и двух кресел стоял прямоугольный стол, а еще одно кресло и круглый журнальный столик занимали ближний угол. Прямо сейчас на этом столике лежал ее ноутбук, а рядом примостилась стопка методичек, блокнот с золотыми звездами и ручка. Занятно, надпись на блокноте гласила: «Люди в космос летают, и ты сможешь» (хм…) Диван и кресла вокруг стола укрывали пестрые накидки, а в кресле у журнального столика лежал толстый шерстяной плед, причем в таком виде, будто из него недавно вылезли. Что еще из интересного? Гигантский рулон белоснежной глянцевой бумаги и компрессор в третьем углу. Там же – сложенный мольберт и несколько отвернутых к стене холстов на подрамниках. Деревянный ящик, из которого торчали палитры, карандаши, перчатки и кисти всех мастей. И, наконец, распахнутая настежь дверь, ведущая, очевидно, на кухню. Почему очевидно? Потому что в дверном проеме с тарелками и стаканами в руках возникла Сеня.          — Проходи, — кивнув в сторону стола, сама она направилась туда же.         — Слушай, я не голоден, — в очередной раз попытался дать заднюю Кир. Яна же во всей этой ситуации не смущало ровным счетом ничегошеньки. Заправив за ворот футболки тканевую салфетку, он приготовился вкушать дары сегодняшнего дня.         — У Сени самые вкусные оладушки, даже вкуснее, чем у бабушки! — не сводя горящих глаз с тарелок в руках друга, возбужденно сообщил он. — И я помогал ей делать тесто! И мы добавили туда яблоки!         Под двумя взглядами – выжидающим и слегка укоряющим – Кир втянул воздух. Ох уж эта детская непосредственность. Но пахло и правда вкусно. И выглядело аппетитно. «И вообще»…          — Ну, раз сейчас ты не голоден, тогда я соберу тебе котомочку с оладушками с собой, — несколько угрожающе сощурилась Еся. — Все равно собиралась, вон и судочек уже приготовила, видишь? Вот стоит. В пакетике понесешь…         В глазах цвета лета меж тем читалось: «Посмотрим, как тебе понравится с судочками средь бела дня таскаться». Она будто нарочно использовала уменьшительно-ласкательные суффиксы для нарочно выбранных слов, еще и окрасила их в нарочно издевательские интонации, так что вся картина тут же живо нарисовалась в воображении.          — Не надо котомочку, — взмолился Кир. — Ладно, спасибо, — выдвинулся к столу, уселся рядом с Яном и слегка подвис, упершись взглядом в стеклянный кувшин со свежим букетом полевых цветов. На этой веранде оказалось столько любопытного, что цветы он не сразу заметил. — Только нем…         Прямо перед носом материализовалась тарелка с горой оладий и столовые приборы. Спустя пару секунд точно такая же, с горкой чуть поменьше, оказалась перед племянником, который, игнорируя нож и вилку, тут же схватил масляную оладью пальцами и впился в нее зубами. Кир явственно ощутил, как дернулся уголок глаза. Как бы то ни было, вспомнилось: блины Тимур ел ровно также.         Сын своего отца.         — А ты? — заметив отсутствие третьей тарелки, уточнил Кир у Еси.         — Я?.. — она стушевалась и принялась расставлять стаканы. — Ну… Девочкам такое нельзя, и вообще...         Кир окинул ее сверху донизу сканирующим взглядом, надеясь, что выражение на физиономии получилось достаточно красноречивым, чтобы стало понятно, что конкретно он по данному поводу думает.         — Тебя и так ветерком сдувает, — резюмировал он после стремительного визуального обмера. Ну сколько там? Два Яна?         — Тебе кажется, — отворачиваясь в сторону кухни и одергивая застегнутую на единственную пуговицу рубашку, пробурчала Еся. Там, под этой безразмерной рубашкой, виднелся край кроп-топа, и Кир был готов поспорить на что угодно, что, попроси он ее рубашку снять, и можно будет пересчитать все до одного ребрышки буквально глазами.           — Мне кажется, друг Сеня, однажды тебя все-таки унесет, — угрюмо поделился закравшимися подозрениями Кир, — и тогда кто-то здесь сильно пригорюнится. Да, Ян?         Племянник уставился на дорогого друга во все глаза, очевидно, взвешивая вероятности и риски.         — А что такое «приго... -рюмится»? — на всякий случай уточнил он прежде, чем соглашаться. Молодец.         — Нехило расстроится, — не сводя глаз с медленно розовеющей щеками Еси, любезно пояснил Кир.         — А кто пригорюмится? Я?          — Ну, ты-то безусловно, ты – в первую очередь, — нахмурившись пуще прежнего, качнул Кир головой. — И Жу-жа, конечно, тоже. Даже я пригорюмюсь, что уж.         Услышав свою кличку, щенок тут же радостно забил хвостом по полу, а затем и вовсе вскочил на лапы и, приземлив передние на любимые желто-горчичные карго, попытался выклянчить у Кира оладью. Обжора шерстлявая. Однако сейчас никто на собаку не реагировал: две пары глаз были устремлены на растерявшуюся хозяйку дома. Ян смотрел с опаской, а Кир – Кир просто смотрел. Нравилось ему ее смущать.         — А что, ветер правда может унести? — переварив услышанное, выдохнул Ян.          — Такую, как Сеня? Вообще легко. Ты только представь себе, Ян, — продолжая визуальный террор, начал с подвыванием расписывать жуткую картину Кир, — однажды вечером, ты уже ляжешь спать, поднимется ветер, подхватит твоего милого, но очень щуплого друга и утащит как парашютик одуванчика в дальние дали… — взгляд, с трудом отцепившись от застывшей с банкой варенья в руке Сени, упал на висящую на крючке шляпу. — Только шляпка от нее нам на память и останется. Соломенная. А знаешь, почему, Янчик? Потому что даже соломенная шляпка весит больше нашей Сени, а наша Сеня верит в чьи-то воспаленные бредни.          Сокрушенно вздохнул и с обреченным видом похлопал племянника по плечу: мужайся, мол. Однако Ян его собственным бредням внимать не спешил:         — А почему тогда меня не уносит?         Соображаешь…         — Ладно, хватит, — улыбнувшись, неожиданно сдалась Еся. — Убедил.         — То-то же, — хмыкнул Кир, принимаясь, наконец, за оладьи. Ян не обманул: действительно оказались отменными. Рестораны и кафешки, из которых он привык заказывать доставку в Москве, такой душевностью похвастаться не могли.          — И правда очень вкусно, — признал он, расправившись с первой.          — Да ладно… — вконец сконфузившись, Сеня уткнулась взглядом в свою тарелку, на краю которой сиротливо пристроились две оладьи (ну хоть что-то). — Ничего особенного.         Принимать похвалу не умели и не умеем. Беспредел, Сеня         — Ошибаешься, — возразил он. — «Очень вкусно» – это если сдерживаться в выражениях. Жаль, тут кое-кто навострил маленькие локаторы, а то бы я не сдерживался.         Навостривший локаторы при упоминании своей персоны тут же ожил:         — Кир, я хотел спросить! Теперь можно?         Взгляд у Яна стал таким умоляющим, а вид – таким нетерпеливым, что стало понятно: неминуемое неминуемо и уже здесь.         — Ну, давай, валяй, — вздохнул Кир, понимая, что поесть спокойно не удастся.          — А что делать, если мне нравится девочка?         Кусок оладьи застрял в горле, и Кир закашлялся. Единственный вопрос, который успел оформиться в голове и чуть не слетел с языка, звучал по-пенсионерски занудно: «Не рановато тебе девочками интересоваться?» Однако ответ на него в любом случае был очевиден: Ян в отца, а значит, самое время. Это после встречи со своей Машей Тим успокоился, а вообще, по его же словам, с начальной школы был довольно влюбчив (даже тут они с братом оказались разными). Под носом возник стакан с водой – это Еся пыталась погасить приступ его внезапного кашля.          Нашел, у кого совета просить, честное пионерское. Тимур бы, не моргнув глазом, оттарабанил в ответ инструкцию из пятидесяти пунктов, и какой-нибудь железно возымел бы действие. Кир же с трудом собрал раму. Вскинул на Сеню потерянный взгляд и налетел на точь-в-точь такой же.         — Слушай, парень, я не знаю, — озадаченно протянул он, — девочка девочке рознь, к каждому человеку нужен свой подход. То есть я бы на твоем месте сначала присмотрелся, а действовал бы, исходя из сделанных выводов. Звучит сложно, знаю. Но и шансов больше.         — Цветочек ей подари, — неуверенно пискнула Еся.         — Эка невидаль, — проворчал Кир. — Тут и так кругом одни цветочки, этим вас не удивишь.          — Ну, не скажи... Внимание приятно, — возразила она, пряча взгляд в букете. — А еще это романтично. Особенно если сам собирал…         — А что такое «романтично»? — озадачился сосредоточенный Ян. И Кир понял: здесь он точно пас.         — Короче, — вдохнул он, — не ходи перед ней чумазым лохматым оборвышем в замызганной одежде. Не дергай за косички. Не обижай, не обзывай. Не выпендривайся, — А, нельзя вроде объяснять через «не»… — Помогай. Поддерживай. Защищай. Узнай у нее, чем она увлекается, прояви интерес. Но и себе цену знай, чтобы она не решила, что ты слюнтяй и можно вертеть тобой, как хочется. Такое… Сложное…         Ян смотрел в рот, не мигая, но, как к этой секунде стало совершенно очевидно, мало что понимая. Пришлось пуститься в очередные пояснения.         — Не выпендривайся – значит, не делай того, чего не стал бы делать, не будь она в этот момент рядом. Очень часто это по-идиотски выглядит, — Кир чувствовал, что готов сдаться, потому что взгляд Яна так и не прояснился. Племянник наверняка бы хотел услышать более конкретные советы, сродни тому, который только что дала Еся. —  Не бегай за ней. Можешь попробовать чем-нибудь ее удивить.          — Ей нравится Жужа, — смущенно пробормотал Ян. К этому моменту он начал краснеть щеками, выказывая, наконец, понимание, что они тут, вообще-то, не оладьи обсуждают, а чьи-то внезапно обнаруженные слабости.         — Ясен красен, ей нравится Жу-жа, — кивнул Кир. Девочки – они же просто обожают всяких милых пушистых тварей. — А надо, чтобы нравился ты. Сечешь разницу?         Понятно. Не сечет. Так, ладно…         — В общем, — потянувшись в боковой карман штанины, Кир изъял книжку по хиромантии, — я тебе тут книженцию твою принес, — поднял он взгляд на Сеню, — оч-чень увлекательно. Порази ее. Скажи, что умеешь предсказывать судьбу по ладошке.         Ян округлил глаза.         — Что?         — Смотри, — напустив на себя таинственный вид, Кир раскрыл собственную ладонь. — Видишь, сколько линий? Они все называются по-разному. Это Линия судьбы, она есть у всех. Видишь, вертикальная? У меня четкая и глубокая. Полукругом – это Линия жизни, чем она длиннее и дальше от большого пальца, тем у человека больше жизненной энергии. Это Линия ума, или мудрости, а под пальцами – Линия сердца. У жестоких, бессердечных людей ее якобы нет, — Бред… — Вот тут, под мизинцем, может быть Линия брака, даже несколько, — Что там еще девочек интересует? — По виду линий якобы можно предположить, какая человека ждет судьба. Я бы на твоем месте в эту муть особо не верил, но девочке твоей может понравиться. Так вот. Чем линии четче и длиннее, тем, как считается, лучше. Петельки на линиях – вот, например, – означают сложности в этой сфере. Кресты – большие сложности. Запомнил?          — Значит, ты умеешь предсказывать судьбу? — пропустил вопрос мимо ушей Ян. Карие глазюки превратились в два покрытых блестящей глазурью блюдца.          Я умею предсказывать волнения на рынке акций, парень. Кризисы у компаний и возгорание чужих жоп         — Нет, — убирая руку, покачал головой Кир. — На ком мне тренироваться?         И в то же мгновение на стол прямо перед носом рухнула маленькая раскрытая ладошка.         — На мне!         Растопырив пальцы, Ян терпеливо ждал вердикта. А Кир почувствовал себя престранно: с одной стороны, он в эту брехню не верил и потому запомнить вычитанные трактовки даже не пытался – информация отложилась широкими мазками; с другой – племяш с надеждой в горящих огнем шоколадных озерах ждал от него захватывающего фокуса. И, кажется, не он один: переведя взгляд на Сеню, Кир обнаружил вторую пару широко распахнутых глаз.         В конце концов, сам ляпнул, никто его за язык не тянул.          — Так-так-так, ну давай посмотрим, что у нас здесь, — аккуратно подхватывая доверчиво раскрытую теплую ладонь и заставляя голос дребезжать на старческий манер, протянул Кир. Чувствовал он себя все глупее. — Длинная, аж до запястья, и четкая Линия жизни: будешь долго жить. Сил тебе хватит на все, что задумаешь. Вот здесь, в самом начале линии, крест, а чуть подальше еще один – это значит, большие испытания, которые ты преодолеешь. И станешь сильнее. Смотри, рядом с Линией жизни идет еще одна, — Марса вроде? — значит, у тебя есть Ангел-Хранитель, — Ну и чушь — Линия ума тоже длинная, тебе лучше работать головой, а не руками, — большой палец продолжал невесомо скользить по дорожкам раскрытой ладошки. — У тебя даже Линия солнца есть, вот тут, вертикальная, значит, добьешься в жизни успеха, мальчикам это обычно важно. Холм Сатурна довольно большой, получается, ты очень упрямый. Два раза будешь сильно любить. Что означает треугольник, не помню, но знак точно хороший. Ну, все, хватит.         Цирковое представление окончено, оваций не нужно         Прочистил першащее горло. По-честному сказать, на ладошке Яна хватало пунктиров, островков и разветвлений – если верить этим шарлатанам, отнюдь не самых благоприятных знаков, однако такую информацию захотелось оставить при себе, тем более, по мнению Кира, информацией эту ересь назвать было нельзя, удивительно, что в его голове она со всеми «топографическими» наименованиями вообще осела.          Он хотел бы закончить, однако на Яна вся эта комедия произвела неизгладимое впечатление.         — Круто! — пораженно воскликнул он. — А теперь на Сене давай!         Чего?         Послышался чересчур уж шумный вздох. Распрямившись, Кир нахмурился и в сомнении взглянул на потенциальный объект нафиг не нужных ему тренировок. Еся откинулась на спинку дивана, а глаза подернулись дымкой испуга, а может, смятения. Протестов, однако же, пока не звучало, что удивляло, поскольку в памяти поочередно вспыхивали кадры ее настороженных реакций на легчайшие касания или одну лишь их перспективу. Термос с чаем, сережка ивы, покатушки на самокате, или вот из недавнего – сопровождение под ручку до дома под взглядами неприятельниц. Хотел бы Кир иметь более четкое понимание, чем спровоцирован такой яркий отклик, однако пока приходилось ограничиваться всякими огорчающими теориями. Очевидно одно: она придавала таким моментам куда больше значения, чем кто бы то ни было.         — Не все хотят знать свою судьбу, Ян, — выдержав паузу, перевел он взгляд на племянника. — Там же и что-то плохое может оказаться, а человеку потом жить в ожидании этого плохого. У меня вот тут, — Кир вновь раскрыл перед Яном ладонь, — крест на середине Линии жизни – это, типа, серьезные трудности. У тебя тоже такой, но в начале. Может, ты их прямо сейчас проходишь. Скорее всего. А представь, тебе какой-нибудь дебил скажет, что ты умрешь в тридцать? И ты двадцать лет будешь об этом помнить и ждать. Такое. И вообще, я считаю, что все эти предсказания ­– чушь собачья. Ни один трезвомыслящий человек в эту пургу не по…         Протянувшись через стол, прямо перед ним приземлилась узкая рука, и взгляд невольно заскользил от ладони по сухожилиям и текущим под прозрачной хрустальной кожей ручьям зеленоватых вен.         — Ладно, давай. Тренируйся, — выдохнула Еся.         От восторга Ян аж на месте подпрыгнул, чуть не опрокинув стакан, а Кир поднял на подопытную тяжелый взгляд. Та сидела на диванчике без движения, во все свои широко распахнутые зеленющие глаза глядя на него. Ощущение возникало такое, словно она вновь себя преодолевала. И брови сами медленно поползли на лоб.  Соблазн был велик… Слишком. Один шанс соскочить он только что ей предоставил… Она им не воспользовалась...         Ты сама…         Сама… А раз так, то в этот раз он не станет давать ей возможности еще десять раз все обдумать. Осторожно поддев напряженное запястье, Кир уложил кисть на подушечки пальцев, а по пути отметил, что кожа кажется прохладной. Повернул ребром к себе, вернул, как было. Она будто и дышать перестала, а тонкие пальцы, сгибаясь в фалангах, перекрывали обзор на ладонь, так что пришлось аккуратно поочередно их распрямить. Нет, как он только что во всеуслышание заявил, все это – фигня на постном масле и совершенно ничего не значит, абсолютно ничего, во-об-ще. Однако же повсюду он видел одни кресты, одни островки и пунктиры. Видел разветвленную Линию брака на ребре и чуть менее выраженную бороздочку в параллель с ней. Но самое странное… Самое странное, буквально бросающееся в глаза – это отсутствие Линии судьбы.         — Ты правша? — на всякий случай уточнил Кир.          — Угу, — еле слышно подтвердила она.         — Левую покажешь?         Перед носом возникла вторая ладонь, на которой искомой линии также обнаружить не удалось. Нет, в такую хрень способен поверить только идиот. Кир вообще взял эту книгу, чтобы поразвлечься и потренироваться в сарказме. Однако же сейчас ему отчего-то смешно не было: чертовой Линии судьбы не нашлось ни на одной из рук. Если на правой ее с грехом пополам можно было угадать в еле-еле проступающей черте, стартующей от середины ладони, то на левой… Эти очковтиратели утверждали, что отсутствие главной линии не благоприятный знак, якобы означающий, что судьба человека не определена. Именно этот фрагмент из книги Кир помнит наизусть, потому что зубоскалил над ним дольше, чем над остальными. Если верить описанию, человека без Линии судьбы болтает, как шлюпку в шторм, он чувствует, что потерян, и все ему дается с трудом. Хироманты, однако же, уверяют, что спастись возможно: «Таким людям нужен кто-то с сильной Линией. Он поведет второго по жизни».         Белиберда!          — Ну… — кое-как заставил себя начать комментировать Кир, — тебе законы не писаны, старушка-судьба над тобой не властна, свой путь ты выберешь сама, прикольно, — Убедительно?..  — На Линии жизни — Жесть… — скоро должен начаться спокойный этап, — Пунктиры… Травмы? — Скорее всего, весь треш уже позади, — подушечка пальца, еле касаясь холодной ладони, бежала по бороздкам, их обозначая. —  В принципе, силы в тебе хватает. У тебя тоже есть Линия Марса, вот она, начинается здесь, значит, с этого момента кто-то начнет тебя охранять, — вообще, интересное совпадение. Кира даже посетило мимолетное желание еще раз взять ладонь племянника и сравнить места, где у обоих начинается Марс. — Ум длинный, как у Яна, тебе тоже больше подходит интеллектуальный труд, — Свои люди… — Линия сердца глубокая, — Но с разрывами — уходит под указательный… — Блин, что это значит? Хорошее же что-то… — В общем, будешь в отношениях – видимо, счастлива. Два значимых лица в этом плане. С одним развилка. Другая бороздка четкая.         Это что за люди, интересно?..         Что бы это ни были за люди, кажется, на этом его полномочия все. Кир бы и рад еще немного потянуть время и нагнать всякой жизнеутверждающей пурги, однако башка наотрез отказывалась подсказывать, что еще в случае Сени может звучать жизнеутверждающе. Башка теперь была занята крестами и потерявшейся судьбой.          — Можно моргать, — расслабив пальцы под невесомой кистью, подсказал Кир, и рука, обмякнув, послушно опустилась в раскрытую ладонь. Хотелось бы ему уточнить у Еси про травмы, однако интуиция подсказывала, что не время, так что он наблюдал за тем, как быстро она очнется.         И вот что интересно: в этот раз Сеня не слишком торопилась. Подушечки странным образом покалывало: они будто до сих пор реагировали на прохладу ее кожи. Спустя несколько вязких мгновений почувствовал плавное скольжение – Еся убрала руку.         — Спасибо… Звучало слишком хорошо, — смущенно пробормотала она, обхватывая правую кисть левой. — Может, подарить тебе стеклянный шар? Знаешь, такой, светится изнутри. Будешь принимать местных бабулек… За борщи.         — Все, что мне нужно, ты уже подарила, так что не траться, — кидая взгляд на часы и поднимаясь из-за стола, фыркнул Кир.         Понимай, как хочешь  

.

.

  17:30 Кому: Анькин Костя: Цветочек ей подари.   17:33 От кого: Анькин Костя: Цветочки давно ее не впечатляют. Она больше их не замечает. Как и всего остального. Спасибо, что не забываешь.         Этих женщин хрен поймешь, чесслово!   17:33 Кому: Анькин Костя: Почему ты ее выбрал?         Себе напомни, ну, и меня заодно просвети   17:34 От кого: Анькин Костя: Голосом, ок? Я не в форме.   17:34 Кому: Анькин Костя: Валяй   17:34 От кого: Анькин Костя [аудиосообщение]: Потому что она удивительная, Кир! Ты знаешь ее со школьной скамьи, вы росли рядом, ты привык и, может, этого даже уже не замечаешь. Но Анюта удивительная. Невероятная. Она вернула мне смысл. В ней столько жизни, столько энергии, столько… любви, я не знаю, как объяснить. Рядом с ней чувствуешь себя дома, чувствуешь нужным, важным. Ну, чувствовал… Когда-то… Как улыбается она, не улыбается никто, как смеется она, никто не смеется, клянусь. Как отжигает она, не умеет никто. Помню, зима, сижу на лавке в парке, смотрю в никуда, она рядом падает в необъятном белом пуховике, как в облаке, и такая: «Привет! Я Аня». И улыбается мне вместо солнца, а солнце далекое и бессмысленное, а она близкая и теплая. Она в вечном движении, она заряжает. Она понимает меня, как никто, не думаю, что кто-то еще способен. Ну… Раньше понимала. Она вытащила меня из такого дерьма, ты б знал. Просто спасла, я на серьезке думал, что пора с этим кончать, а тут она как ангел с небес на лавку упала. На облаке… Я уж промолчу, что она просто бомба, это бонус. А в каких-то случаях и проклятье… Ну, я терпел, пытался справляться. Я думал, таких, как она, не бывает… Все, я иссяк, а то сопли на кулак, сам от себя уже устал.         Киру всегда было интересно, как это, блин, работает! Как человек понимает о другом, что нашел того самого? Чтобы прямо вот как Костя: «И никто не улыбается, как она, и не смеется, как она», бла-бла-бла. Как человек становится смыслом, и чтобы и свет, и солнце, и цели – все замыкалось в нем, а остальное блекло, теряя значимость и отодвигаясь на задний план? Что происходит с мозгом? Короткое замыкание со стопроцентным выжиганием способности к трезвому мышлению? Тимур и не заикался о любви к своей женщине. И жениться не женился, и в паре их все было сложно, так что Кир делал закономерный вывод, что о любви речи нет, скорее, о взятой ответственности. А сейчас, слушая Костю, невольно думает: «Но». Но отношения Тимура и его зазнобы длились много лет, с последних курсов института. Но после рождения Яна Тимур не соскочил, дал сыну свою фамилию, а после и вовсе забрал. Но женщину свою с тех пор, как та увязла, таскал по реабилитациям – до тех пор, пока она не передознулась, едва выйдя из очередной клиники. Но терпел ее выкидоны, закрывал ее долги и свои глаза, прощал, оставался рядом, оказывал помощь. Сколько собственных денег он вгрохал в попытки вытащить ее в нормальную жизнь, сколько нервных клеток на нее потратил? Для нее Тимур делал значительно больше, чем для себя. Делал. Пока однажды, вернувшись домой, не обнаружил ее на диване под коксом, а Яна в одних ползунках, – в коляске на зимнем балконе. Так и что это такое у него к ней было? Чувство ответственности? Долга? Привязанность? Любовь? Все вместе? Стала ли она для него той самой?         «Дурацкий вопрос, братиш, — хмыкнул в голове Тим. — Машка – потерянная душа. Я пытался, но она выбрала путь саморазрушения»         И что? Стоила она твоего ресурса?         «Посмотрю я, как ты запоешь и куда будешь тратить свой»         Я не пою, Тимур, забыл, что ли?         «Да разве? Вон как раскудахтался. В горлышке не першит?»         Знаешь куда иди?         «Не запоешь, так захрипишь»         Зашибись, спасибо   17:36 Кому: Анькин Костя: А проебать как умудрился, напомни?   17:37 От кого: Анькин Костя [аудиосообщение]: Ну, она говорит, смотрим в разные стороны. Я, типа, ничего не хочу, и все приходится самой.    17:37 Кому: Анькин Костя: Вроде ты с этим не согласен, да? Если мне память за пару дней не отшибло.   17:38 От кого: Анькин Костя [аудиосообщение]: И да, и нет. Я реально пытался ее тормозить, ну, потому что мне за нее страшно, однажды этими темпами она выгорит и потухнет. Дальше депрессия, это жуткое состояние, ты не видишь смысла делать, у тебя нет сил делать, даже зубы почистить сил нет, буквально, не фигура речи. Нет энергии поднять себя с дивана, все вокруг одинаково уныло-серое. Она меня из той жопы вытащила, а я просто пытался не дать ей туда угодить. Переключал как-то на бытовуху. А иногда просто за ней не поспевал: она попросит, я пока десять минут на раскачку себе дам, она уже сделала все. Ну, привык к этому: «Я сама, я сама», — да. А для нее теперь это знак, что мы смотрим в разные стороны. Ну, может, в разные… Интересы у нас типа разные. Если человек решил, как ты его переубедишь? Ты же сам говорил, что если она решила, то не переубедишь. Я согласен, это про нее. Блин, да, сам виноват. Уже думаю, что зря тогда не сказал про детей все как есть. Куда ей сейчас детей?! Она же с ума свихнется! С ее-то темпом! Говорит, дети карьере не помеха, прикинь! Нет, ну, там не только это, с детьми, у меня тоже свои страхи есть, я же тоже человек, в конце концов…          Блин, вот тут понимаю тебя   17:41 Кому: Анькин Костя [аудиосообщение]: Слушай, она всегда была такой, это ее природное состояние. Всегда фонтанировала, всегда заряжала, всегда сама, всегда как танк, газ в пол. Тоже ничего хорошего, когда тормоза отказывают, уж поверь. Рискну высказать мысль, которая тебе не понравится.    17:42 От кого: Анькин Костя [аудиосообщение]: Ну, давай.   17:42 Кому: Анькин Костя [аудиосообщение]: Перестарался ты тормозить. Нельзя отбирать у человека цель. Теряя цель, человек теряет смысл. Ты хотел, как лучше, но переборщил с заботой и пошел войной против самой ее сути, стер эти цели и лишил смыслов. Вот и услышал по итогу, что услышал. Просто обдумай это. Если хочешь вернуть, строй стратегию с опорой на выводы. Если просто понять, то информацию к размышлению я тебе подкинул.   17:42 От кого: Анькин Костя [аудиосообщение]: Блин, Кир, мировой ты парень. Она всегда говорила, что лучше тебя мозги на место не ставит никто, теперь я понял. Надо было писать тебе сразу, как она мне твой номер сунула. Но тогда ничего ведь не предвещало…          Вот уж спасибушки, не нанимался я ваши судьбы вершить         Наконец прикурив, Кир откинулся на спинку садового стула. Так и подмывало отправить в ответ: «Обращайся», – но в последний момент удалось-таки запихать в рот внутреннего Интеллигента кляп. Похоже, это заразно и передалось ему от Сени – вирусом, несущим в себе ДНК милосердия, бескорыстной готовности протянуть руку помощи и не оставить. Однако между действиями Сени и его потугами лежит пропасть: Еся помогает, обрисовав намерение и получив в ответ молчаливый кивок, а он… В нем уверенности в правильности своих поступков нет: закон дружбы гласит, что ему следовало сразу послать Костю курить бамбук, а Аньке доложить обстановку в деталях. Но раз уж он все равно ступил на эту скользкую, узкую, сомнительную тропу проведения реанимационных мероприятий без ведома и согласия на то пациентки (которая все равно не понимает своих желаний), то и двигаться по ней придется бесшумно и очень осторожно – так, чтобы пациентка не очухалась и не застала его на месте преступления. Ведь сто пудов, крайним в случае чего станет именно он.          Кир спорит на что угодно: у Милы слабая Линия сердца. У Ани Линия жизни глубокая, четкая, ровная, длинная и широко огибает холм Венеры. А у Кости лишь одна Линия брака.