Накарот

***

Темный Лорд стоял, окружённый дымкой боя, его фигура, казалось, сливалась с тенями, наблюдая за танцем смерти между инферналами и созданиями лугата. Каждое движение его глаз — точное, выверенное — следило за искрящимися огнями, которые окружали его солдат. Магия инферналов пылала, как жидкий мрак, насыщенный сущностью небытия, но даже она, казалось, едва касалась истинной сути противника. Лугат, словно в ответ на разрушение своих порождений, продолжал создавать новые. Его энергия не угасала, а лишь возрастала, заполняя пространство тревожным, почти зловещим присутствием. Лорд смотрел, как очередное создание распадается под ударами его магических слуг. Но даже в тот миг, когда тело чудовища разрывалось в клочья, в воздухе оставалась странная вибрация — что-то неподвластное времени, что-то, что невозможно уничтожить простым усилием. Эти создания были слабыми, их движения неловкими, но Волдеморт видел, что их настоящая сила крылась не в физической оболочке, а в том, что оживляло их. Каждый раз, когда очередное чудовище рассыпалось в прах, на месте его гибели оставалось ощущение, словно смерть прошла мимо, не затронув его сущности. Темный Лорд прищурился, наблюдая за этой странной магией. Ему уже доводилось сталкиваться с лугатом, но то, что стояло перед ним сейчас, казалось чуждым даже этому термину. Он ощущал нечто иное, более глубокое, более сложное. Лугат больше не был просто хищником, питающимся страхом. Он трансформировался. Его сила походила на некромантию, но была чем-то большим. Некроманты привязывают души к телам через магические узлы, превращая их в инструменты, лишённые воли. Лугат же не ограничивался этим. Он наполнял свои создания энергией, которая напоминала отголоски первобытного хаоса. Волдеморт вспомнил свой собственный опыт. Когда он разделил свою душу, создавая крестражи, это был акт не разрушения, а намеренного расчленения. Душа, связанная с телом, служила ему источником магической силы, но её фрагментация сделала его зависимым от внешних магических якорей. Дух остался целостным, но стал ослабленным. Он понимал, что лугат делает нечто подобное, но идущее ещё дальше. Если Темный Лорд разрывал свою душу ради сохранения существования, то лугат, казалось, использовал души своих жертв как энергию для своей собственной формы. Душа и дух. Размышления Волдеморта остановились на этих понятиях. Душа — изменчивая, живущая в рамках тела, связанная с магией, памятью, эмоциями. Она была ключом к индивидуальности. Дух, напротив, был неизменным, бессмертным. Он сохранял связь с универсальной истиной, с источником всей энергии. Когда тело умирало, дух продолжал существовать, но становился «безмолвным», если его не поддерживала душа. Именно это он видел сейчас. Лугат питал свои создания чужими душами, лишая их индивидуальности, чтобы продлить своё существование. Он перевёл взгляд на Драко, заключённого в купол магической защиты. Мальчик выглядел статуей — неподвижным, словно вырезанным из мрамора, с пустым взглядом, устремлённым в пространство. Лорд знал, что за этой видимостью безопасности могла скрываться угроза. Ментальные атаки лугата были тонкими, почти невидимыми. Они проникали в разум, расшатывали его страхами, заполняли кошмарами. Если магическая тварь доберётся до души Драко, последствия могут стать ужасными. «Слишком слаб», — мелькнула мысль у Темного Лорда. Способности юноши к окклюменции были недостаточны, чтобы выдержать такого противника. Волдеморт не питал иллюзий. Даже сильные маги поддавались разрушительному страху, когда их разум оказывался во власти чего-то столь фундаментально чуждого. И всё же он не мог позволить себе отвлечься, не сейчас, когда исход решался в пределах магического ритуала. Он сосредоточился. Лугат был связан с душами жертв через магический «канат», который он превращал в источник своей силы. Разорвать эту связь — значит уничтожить его полностью. Лорд знал заклинание, способное это сделать. Это был ритуал высшей некромантии, сродни тому, что использовалось для создания крестражей, но направленный на разрушение, а не сохранение. Он пробежал в уме его детали: каждое движение, каждое слово должны быть совершенными. Ошибка недопустима. Волдеморт сжал палочку, чувствуя, как её древесина отзывается на зов его силы. Ритуал вытягивания «нити жизни» был одной из самых древних практик. Её следы можно найти в магических традициях, о которых помнили лишь немногие. В Древнем Египте она ассоциировалась с понятием «ка» — жизненной энергией, связывавшей тело и душу, соединявшей человека с миром богов. Потеря этой нити означала неминуемую смерть и переход в Дуат — загробное царство, где душа обретала безмолвное существование. Для ритуала требовалась филигранная точность, освобождённая от малейших примесей эмоций. Темный Лорд сознавал, что человеческие слабости — страх, сомнение, угрызения совести — подобны трещинам в граните: едва заметны сначала, но со временем способные разрушить всю структуру. Именно поэтому он много лет назад решился на акт, неведомый большинству магов, — разделение своей души. Этот жест, лишённый сентиментальности, был воплощением холодной, расчётливой воли, движимой не инстинктами, а абсолютной жаждой победы над самой природой. Он стоял посреди затянутого туманом поля, его фигура словно отлита из мрака ночи. Магия вокруг него клубилась, тяжёлая, насыщенная, как густое облако перед грозой. Он чувствовал её пульсацию в каждом движении пальцев, в каждом ударе сердца, которое, казалось, теперь билось не в груди, а в самом воздухе. Всё его существо было сосредоточено на единственной цели. В этом состоянии не было места для колебаний. Сомнения — это роскошь, позволительная слабым, но не ему, тому, кто превратил магию в инструмент власти, а не поиск оправданий. Страх, столь привычный другим, никогда не был его спутником. Даже разделение души, которое большинство считало бы чудовищным, для него было логическим продолжением пути, начатого в юности. Он не терял ничего; он лишь отбрасывал ненужное, как змея сбрасывает старую кожу. Его разум стал подобен острию клинка — холодным, блестящим, предельно острым. Он осознавал каждую деталь ритуала, каждое слово, которое предстояло произнести, и каждую мельчайшую вибрацию магии, которая сконцентрировалась вокруг него. Каждое его движение, каждое заклинание было частью более сложного узора, который сплетался из нитей силы и дисциплины. Это был не просто акт магии, но танец между жизнью и смертью, между сущностью и её пределами. Лорд знал, что успех ритуала зависит не только от его знаний, но и от внутренней ясности. Эта ясность, как гладкая поверхность неподвижной воды, была его истинной силой. В моменты высшей магии он становился подобен безликой силе природы, разрушительной и неизбежной. Темный Лорд шагнул вперёд, его фигура, обрамлённая мраком, выглядела как воплощение абсолютной власти. Для ритуала требовалась жертва — неотъемлемый элемент, обеспечивающий магический выброс, без которого энергия не смогла бы прорвать связи между душами и телом. Но на этот раз задача была сложнее. Ему предстояло разрушить не единичную связь, а целую сеть, соединяющую множество захваченных душ с центральной сущностью лугата. Он взмахнул палочкой, и чёрный хлыст вырвал из грязи уродливое порождение. Тварь, казавшаяся одновременно материальной и эфемерной, извивалась, её плоть напоминала распадающийся каркас, наполненный зловонием разложения. Без колебаний Лорд направил на неё палочку, произнёс короткое заклинание, и тело существа разрезалось, обагрив землю густой чёрной жидкостью. Её запах, резкий и гниющий, окутал пространство, но тёмный маг не обратил на это внимания. С лёгким движением палочки он наложил на себя заглушающее и защитное заклинание. Воздух вокруг тяжело завибрировал, словно пространство признало его силу и подчинилось. Купол поднялся, очерчивая границы его абсолютного контроля. Внутри этого пространства он был единственным господином, каждая частица магии принадлежала ему. Склонившись над телом порождения, Лорд начал наносить на свои запястья и лоб сигилы. Тонкие линии, выведенные точными движениями палочки, постепенно засияли кроваво-красным светом. Они усиливали его контроль над магической энергией, позволяя удерживать её даже в моменты наивысшего напряжения. Затем, окунув палочку в чёрную жидкость, он чертил круг вокруг тела твари, вплетая в его контуры руны. Каждая руна была отпечатком древнего знания, символом власти над жизнью и смертью. Когда всё было готово, Волдеморт замер. Он выпрямился, его лицо, словно вырезанное из камня, оставалось лишённым эмоций. Он начал читать заклинание. Слова, пропитанные магией, текли, как река, связывая его с ритуалом. Лугат почувствовал это. Его сущность задрожала, тело порождения выгнулось в судорогах, издавая неестественный, хриплый звук. Темный маг знал, что вытягивание «нити жизни» — одно из самых болезненных испытаний, сопоставимое с высшим Круцио. Он вспомнил о Герпии Злостном — одном из немногих гениальных магов, кто решился на ритуал подобного уровня. Но даже он, объятый агонией, смог создать лишь один-единственный крестраж. Лорд Волдеморт превзошёл его. Множественное разделение души, которому он подверг себя, было актом величайшего контроля. Боль для него давно утратила власть, став лишь сигналом для умственной концентрации. Боль — инструмент слабых. Темный маг подчинил её, превратив в топливо для своей воли. Каждое разделение души, каждый миг мучений был лишь ещё одной ступенью к совершенству. И теперь, вытягивая нить из существа, он ощущал чистую силу. Нить, тонкий луч света, почти невидимый, наконец проявилась. Она протянулась от порождения к телу лугата, соединяя их словно магический сосуд. Сосредоточив всю свою энергию, Лорд начал медленно вытягивать нить. Это было другое, новое ощущение. Он был не жертвой, из которой извлекают жизнь, а мастером, разрывающим чужую связь. Он чувствовал ярость лугата, его сопротивление, трепещущее в самой магии, как последний отчаянный крик. Лугат отреагировал незамедлительно. Его создания, деформированные и ужасающие, бросились на купол. Но инферналы, ведомые ментальной волей Лорда, пришли в движение. Их тела, словно сотканные из гнили и тьмы, крушили порождения одно за другим. Каждое их движение было отточено, каждое мгновение — воплощением непреклонной силы. Темный Лорд стоял неподвижно, его глаза не отрывались от проявляющейся нити. Он знал, что не имеет права на ошибку. Всё должно было пройти идеально.

***

Драко стоял неподвижно, словно застывшая фигура, выбитая из светло-серого камня. Мир вокруг него разрывался на части: рычания, срежет, звук ломающихся костей. Но всё это было словно отголосками, тонущими в густой тишине его сознания. Он медленно огляделся, а затем посмотрел на свои руки. Бледные, с чуть заметными следами напряжения, они казались ему чужими. «Это всё была иллюзия», — подумал он, но мысль эта не принесла облегчения. Казалось, что сама иллюзия вплелась в его реальность, наложив на неё невыразимый, почти священный отпечаток. Он вспомнил, как в небе раскрылся глаз, огромный и всепроникающий. Этот образ всё ещё горел в его памяти, словно он был выгравирован на внутренней стороне его век. Глаз был не просто видением — он был сутью чего-то большего, чего-то, что превосходило человеческое понимание. Каждая деталь пережитого становилась острой, болезненно ясной: холодный ветер, от которого ломило кости, тепло огня, вспыхнувшего перед глазами, металлический привкус страха на языке. Даже сейчас, когда он осознавал, что всё это было иллюзией, ощущения не отпускали его. Всё было слишком реальным, слишком живым, чтобы быть ложью. Драко оглянулся, его взгляд, наполненный тревогой и смятением, упал на фигуру Темного Лорда, чьё присутствие доминировало над полем битвы. Купол защитного заклинания, окружавший Лорда, переливался тёмным сиянием, как будто сам воздух был пропитан его магией. Энергия, исходящая от него, была ощутима даже на расстоянии, тяжёлая, будто удушающий туман, который проникает в самую глубину существа. Она не просто присутствовала — она заполняла всё вокруг. Драко стоял неподвижно, чувствуя, как остатки иллюзорного мира всё ещё цепляются за его сознание. Он смотрел на Повелителя, но мысли его блуждали где-то в другой реальности, отголоски которой не давали покоя. Было ли это настоящим? Или он всё ещё находился в ловушке существа? Временная ткань, казалось, разорвалась на части, её смысл утратился. Минуты и часы перестали существовать, заменённые вечностью, которую он провёл в сети лугата. Ему казалось невозможным, что прошло всего несколько мгновений. Мир вокруг казался размытым, словно он смотрел на него через толщу воды. Драко чувствовал, как внутри него бьётся тревожная мысль: заметил ли Тёмный Лорд, что он был пленён магией? Драко почувствовал лёгкое жжение сожаления от мысли, что, возможно, Лорд даже не обратил внимания на его борьбу. Мальчик повернулся обратно к тому, что прежде казалось чудовищем. Лугат, огромный, парящий над землёй, всё ещё оставался там, его очертания излучали мрачную мощь. Но теперь Драко смотрел на него иначе. Больше не было подавляющего страха, который сковывал его при взгляде на это существо. Теперь он чувствовал странное, почти благоговейное спокойствие. Его прежние страхи, казалось, испарились, оставив вместо себя пустоту — тихую, тёплую пустоту, которая наполняла его грудь. Он ощутил жжение между бровей, как если бы пламя коснулось его кожи, оставив след. Глаз. Он всё ещё был там, внутри его разума, смотрел на него, наблюдал, оценивал. Драко не мог отделить себя от этого взгляда, он был частью его самого, внутренним наблюдателем, который видел всё — и больше. Мир перед ним распахнулся с пугающей ясностью. Все цвета стали ярче, движения медленнее, звуки глубже. Это было не просто пробуждение, это было прикосновение к чему-то вечному. Битва разгоралась вокруг. Инферналы подчинялись воле Волдеморта, разрушая порождения лугата с механической точностью. Но для Драко это стало лишь фоном, размытой тенью того, что захватило его разум. Его внимание приковал лугат. Он видел его теперь не как монстра, а как нечто большее, как древний и неизведанный принцип, который оказался вплетён в его собственную сущность. Драко ощутил это внезапно, как удар тонкой, невидимой струны, вибрация которой проникла в каждую клетку его тела. Это был не страх и не боль — скорее, глухой отзвук чего-то огромного, древнего, расползающегося в тени, но неуловимого для глаз. Магия лугата наполнила воздух, пробудив в Драко ощущение, которое не поддавалось рациональному объяснению. Он инстинктивно понял: что-то изменилось. Сила существа стала глубже, коварнее, как река, что обретает новые рукава, стремясь обмануть любую преграду. Его взгляд скользнул по защитному куполу, который окружал Тёмного Лорда. Могучая магия Лорда искрилась, как хищные молнии, обрисовывая границы прозрачного барьера. Внутри купола он, застывший в позе абсолютного сосредоточения, был неуязвим для внешних атак. Сила его заклинания была направлена вверх и по сторонам, защищая его от непосредственного натиска порождений лугата. Но теперь эта защита могла стать уязвимой. Драко почувствовал, как магия существа концентрируется внизу, в самой земле. Лугат направлял свои щупальца туда, где защита Лорда была слабее, проникая в грунт, словно корни дерева, ищущие влагу. Драко не видел этих щупалец, но их присутствие отзывалось в его сознании низким, гулким звуком, будто ритм, поднимающийся из самой сути земли. Они были сотканы из мрачной энергии, насыщенной болью и отчаянием, как если бы каждый их изгиб состоял из голосов душ, потерянных в бездне. — Милорд! — выкрикнул Драко, голос сорвался от напряжения. — Милорд, он атакует снизу! Драко замер, словно окаменев, осознавая, что его голос глухо растворяется в воздухе, разбиваясь о невидимую преграду. Темный Лорд окружил себя защитным куполом, столь плотным и абсолютным, что ни звук, ни магия не могли проникнуть внутрь.Он был неподвижен, сосредоточен, отрезанный от мира заглушающим заклинанием, которое наполняло пространство тяжёлой тишиной. Ясное осознание, что каждая секунда промедления грозила катастрофой, охватило мальчика. Ему нужно было что-то предпринять. Закрыв глаза, он почувствовал, как чужеродная энергия лугата обволакивает его сознание, холодным, липким потоком проникая в каждый уголок его разума. Это ощущение было одновременно отвратительным и странно захватывающим, как неизведанный порыв ветра, зовущий шагнуть за край обрыва. Магия существа, густая и вязкая, казалась почти осязаемой. Теперь связь с лугатом стала двусторонней — Драко чувствовал не только её присутствие, но и её намерения. Малфой прижал пальцы к вискам, словно стараясь удержать этот нарастающий поток. Холодный пот уже обжёг кожу, превратившись в невидимый знак страха. Но страх больше не был парализующим. Это был страх, который толкал вперёд. — Я должен предупредить его. Эта мысль была не мольбой, но приговором, оставляющим за собой только одно решение. Решение, которое казалось чудовищным в своей дерзости. Драко знал, что Лорд строго запретил любое проникновение в его разум. Нарушение этого запрета равносильно было прыжку в пропасть, где вместо дна — только ледяное презрение и неумолимая кара. Но стоя на границе между ужасом и отчаянием, он больше не мог позволить себе думать о последствиях. Его рука дрожала, как ветвь под сильным ветром, когда он закрыл глаза и начал концентрироваться. Магия вокруг него была густой, насыщенной, как густой туман в разгар осеннего утра. Она тянулась к нему, как лоза, пытаясь захватить, но он отгородился от этого потока, направив всю свою волю на то, чтобы достучаться до Лорда. На этот раз в его сознании не появилось привычного коридора. Вместо этого он увидел гладкую чёрную дверь, высившуюся перед ним, как монумент запрета. Её поверхность была абсолютно ровной, будто покрытой чёрным льдом, от которого исходил слабый, угрожающий холод. Драко приблизился, чувствуя, как каждый шаг отдаётся внутри него гулким эхом. Его сердце билось неумолимо, словно пыталось вырваться наружу. Эта дверь не обещала спасения. Она была символом преграды, созданной для того, чтобы он никогда не осмелился её перейти. И всё же он протянул руку, острие сомнения впивалось в его разум, как невидимый шип. Кончики пальцев коснулись холодной поверхности, и он ощутил, как вокруг закружилась тьма, готовая проглотить его целиком. Он постучал. Глухой, глубокий звук разнёсся в пустоте его сознания, словно удары молота по пустому железному колоколу. В этот стук он вложил всё: образы движущихся под землёй щупалец, их извивающиеся, удушающие тени, гул, который отзывался тревогой в каждой клетке его существа. Он передал намерение существа, которое пробиралось в его сознание, и подавляющее ощущение магии, собирающейся у самой кромки защитного купола. Это было предупреждение. Импульс ушёл. Дверь осталась закрытой. Никакого движения, никакого отклика. Тишина, на мгновение ставшая абсолютной, словно опустилась на него тяжёлым саваном. Драко почувствовал, как сомнение холодным дыханием пробежало по его спине. Но вот, едва уловимое, словно слабое дуновение ветра, он ощутил движение. Волдеморт должен был почувствовать его сигнал. Должен был… И всё же, отклик был слабым. Пустым. Холодным, как ледяная вода, обрушившаяся на его голову. Лорд, должно быть, воспринял это как бесполезный зов, как слабость, недостойную внимания. Драко открыл глаза. Его взгляд затуманился на мгновение, словно мир вокруг обретал и терял чёткость одновременно. — Он не понял, — прошептал он, глядя на светящийся купол, который казался теперь не защитой, а мрачным символом изоляции. Паника вновь взметнулась в его груди, но в ней уже было что-то другое, большее, чем страх. Решимость, жёсткая, как застывший металл, начала пробиваться сквозь эту трясину. Мальчик стоял неподвижно, собирая свои мысли, как рассыпанные звенья цепи, пытаясь найти выход. Каждый удар его сердца отдавался в ушах, но он не мог позволить себе потерять ни мгновения. Его разум горел, ощущая магию лугата, её пульсацию, её стремление проникнуть под защиту. Страх, подступающий к самому горлу, был похож на давнюю привычку, от которой невозможно избавиться, но теперь он не давал ему укрыться в себе. Он ощутил слабую дрожь в коленях, но, сделав глубокий вдох, выдохнул медленно и ровно, заставляя собственное тело подчиниться разуму. — Нет. Хватит, — прошептал он, и эти слова звучали почти как заклинание, разрывающее старые цепи. Его мысли вернулись к словам Лорда, произнесённым когда-то с холодной уверенностью, от которой невозможно было увернуться. «Насколько я знаю, ты один из лучших учеников в Хогвартсе». Лорд выбрал его не случайно. Но что сделал он, Драко, чтобы оправдать этот выбор? Воспоминания захлестнули его. Он видел себя в Хогвартсе — насмешливым, напыщенным, окружённым учениками, которые всегда следовали за ним. Но за этой оболочкой стоял другой Драко, тот, кто мечтал о свершениях, кто воображал себя героем, размахивающим палочкой в сражении, защищающим честь и наследие своего рода. Однако каждый раз, когда приходил момент действовать, страх превращал его в бездействующую статую. Грезы оставались грезами. Он вспоминал свои детские амбиции — быть первым, быть лучшим, быть достойным гордости своей семьи. Но каждый раз, сталкиваясь с необходимостью проявить смелость, он отступал, прячась за своей фамилией, за магией, за другими. И теперь, находясь на грани между страхом и возможностью доказать свою ценность, он ощутил — пора делать выбор. Это путешествие с Волдемортом — суровое, беспощадное — уже что-то изменило. Он не мог точно сказать, что именно, но встреча с лугатом стала переломным моментом. Тьма иллюзий растворилась, и он увидел себя по-новому. Осознание того, что он пережил, доказало: он способен на большее. Он больше не мог позволить себе быть мальчиком, боящимся собственной тени. Сейчас настал момент доказать это — не Волдеморту, не кому-то ещё, а самому себе. Драко заставил себя думать хладнокровно. Паника больше не могла управлять им. Он начал анализировать. Щупальца лугата, движущиеся под землёй, необходимо остановить. Как? Без магии он бесполезен. Но у него есть зелья. Он судорожно перебирал в памяти, какие из них могут сработать. И тут же вспомнил зелье мгновенного взрыва. Если ударить им по земле в месте наибольшей концентрации щупалец, ударная волна должна их уничтожить. Он поспешно потянулся к внутреннему карману своего плаща, куда Лорд велел спрятать все зелья. Там, в мягких кожаных чехлах, чтобы не повредить при падении, находились они — последнее оружие, оставленное ему. Его пальцы нащупали нужный флакон, и он вытащил его наружу. Маленький пузырёк блестел в его руке, казалось, хрупким, как снежинка, но внутри заключалась разрушительная сила. — Всего один, — прошептал он, сжимая флакон в ладони. Остальные зелья остались в рюкзаках, сброшенных у колонны, до которой он не успеет добраться. Его взгляд вернулся к битве, и хаос снова ударил по его чувствам. Инферналы сражались яростно, но их движения могли заслонить место удара. Это усложняло задачу. Как он может обеспечить точность? Как направить удар, чтобы взрыв ушёл в землю, не разрушив всё вокруг? Решение пришло внезапно, как вспышка молнии. — Руны, — произнёс он с тихой уверенностью. Магическая алхимия. То, что использовал Волдеморт для вызова инферналов, теперь могло стать его оружием. Рунический круг способен работать независимо от наложенного заклинания, направляя энергию туда, куда нужно. Древние символы должны будут сосредоточить мощь зелья, направив её в землю, прямо к щупальцам лугата. Его знания рун, которые раньше казались ему просто академической обязанностью, теперь стали спасительным инструментом. Он бережно спрятал флакон обратно в чехол, зная, что эта крошечная бутылочка — его единственное оружие. Затем его взгляд упал на кинжал Фиосолис, который он всё ещё держал в руке. Это оружие, казалось, оживало, пульсируя в такт его собственным мыслям, как будто само понимало, что скоро станет ключом к действию. Он сжал рукоять сильнее, ощущая её холод, который теперь казался не устрашающим, а успокаивающим. — Осталось только разорвать барьер, — сказал он, и его голос больше не дрожал. Драко в последний раз оглядел битву, затем глубоко вдохнул, готовясь к следующему шагу. Всё его тело напряглось, как струна, натянутая до предела. Он ощутил, как сердце забилось чаще, едва его рука с Фиосолисом разрезала купол, разом разрушая защитную границу, что отделяла его от бушующего хаоса снаружи. Резкий треск магического барьера ударил по ушам, как раскат грома, и холодный воздух охватил его тело, оставляя за спиной иллюзорное ощущение безопасности. Он сделал шаг вперёд, чувствуя, как уязвимость проникает в его сознание, как холодная игла. Но он запретил себе останавливаться. Мальчик рванулся вперёд, его шаги были неуклюжими, но решительными, а в ушах шумела кровь. Адреналин толкал его вперёд, сливаясь с бешеным ритмом сердца, отдающимся в висках, словно глухой барабан. Вокруг инферналы и порождения лугата сцепились в мрачном танце, и каждый звук — стук, удар, хрип — был подобен ударам молота, высекающего мир из хаоса. Драко сосредоточился на единственной цели. Только вперёд, только к месту, где скопление щупалец было наиболее явным. Он запретил себе думать о страхе, о смерти, о том, что будет, если он ошибётся. Ему просто нельзя ошибиться. Его путь был лабиринтом хаоса, запутанным и угрожающим, но он двигался сквозь него с неожиданной для себя грацией. Каждый его шаг, каждая попытка увернуться от инферналов сцепившихся с порождениями, казались результатом не столько интуиции, сколько внутреннего зова, чего-то необъяснимого, что вело его вперёд. Этот невидимый поток, словно пронизанный древними нитями судьбы, вытягивал его из одной опасности лишь для того, чтобы бросить в другую. Добравшись до нужного места, Драко резко остановился, его дыхание рвалось из груди, как потрескавшаяся струя воды из старого сосуда. Под ногами чавкала грязь, липкая и скользкая, готовая в любой момент превратить его равновесие в иллюзию. Он едва устоял, но тут же почувствовал, как в груди сжался комок, когда его взгляд упал на искорёженное тело порождения лугата. Существо лежало перед ним, преграждая путь. Его изуродованные конечности казались пародией на нечто живое, изломанные в формах, которые не могли принадлежать ни человеку, ни зверю. Его кожа была тусклой и влажной, словно покрытой тонкой плёнкой разложения, и источала невыразимый запах гнили и страха. Драко почувствовал, как его желудок сжался от тошнотворного отвращения, но времени не было. Он отвернулся, стараясь не смотреть в безжизненные глаза твари, которые, казалось, ещё таили в себе отблеск сознания. Он протянул руку и схватил существо за то, что походило на конечность, изогнутую и склизкую, будто обугленный корень. Липкость её прикосновения тут же отозвалась в его ладонях ледяным ожогом отвращения. Его тело противилось, каждый нерв кричал, чтобы он отпустил. Но он заставил себя тянуть, чувствуя, как собственные мышцы напрягаются до предела, как судорога пробегает по его рукам. Скрежет, с которым тело существа сдвинулось с места, был невыносим. Это был звук влажной плоти, цепляющейся за землю, и он, казалось, вибрировал внутри его черепа. Драко сжал зубы, отстранив эмоции, сосредоточившись лишь на том, чтобы расчистить пространство. Тело скользнуло в сторону, оставляя за собой блестящий след, и наконец открыло участок земли, где должен был быть нанесён круг. Он сделал глубокий вдох, чтобы подавить рвотные позывы, и вытер ладони о свой плащ, чувствуя, как липкость существа всё ещё остаётся на его коже, словно метка. Но времени было слишком мало, чтобы поддаваться брезгливости. Взяв палочку, он опустился на колени и начал работать, сосредотачиваясь на следующем шаге, как солдат, выполняющий приказ. — Тейваз, — прошептал он, и палочка оставила на земле первый символ. Линии были чёткими, твёрдыми, как лезвие меча, олицетворяя силу целенаправленного действия. Драко чувствовал, как вместе с руной нарастают его решимость и отчаяние. — Хагалаз, — произнёс он, и следующая руна легла в круг, как холодный удар молота. Символ разрушения и хаоса, сила, которая уничтожает, чтобы создать новое. Земля слегка содрогнулась, словно откликаясь на его слова. Его голос звучал ровно, но напряжение было ощутимо в каждом вдохе. Словно он держал хрупкий мост, готовый рухнуть под тяжестью мира. Он быстро смахнул пот со лба, не позволяя себе замедляться. Время тянулось словно вязкая смола, каждая секунда казалась растянутой до предела. — Эйваз, — его голос стал тише, как молитва, когда он начертил символ заземления. Эта руна соединяла энергии жизни и смерти, балансируя их, как тонко натянутую струну. — Йера, — сказал он, проговаривая её значение: символ времени, стабильности, цикла, который должен завершиться. Линии руны лёгли плавно, как круг, закрывающий неизбежность. Круг начинал дышать собственной магией. Тёплая, мягкая волна прошла по его пальцам, внушая ложное чувство уверенности. Но это было только начало. Он сосредоточился, его рука дрожала от напряжения. — Соулу, — он едва не выдохнул это слово с облегчением. Символ солнца, сияния и силы. Эта руна добавляла энергию всему, что уже было создано, усиливая круг, как горящий факел в ночи. Но когда дело дошло до последней руны, он застыл. Кеназ или Райдо? Мысль была молнией, вспыхнувшей в его сознании, заставившей его сердце заколотиться быстрее. Кеназ — руна огня, творения и вдохновения, мощный символ трансформации. Райдо — руна движения, пути, гармонии с космосом. Каждая была сильна, каждая подходила. Но какая из них завершит круг, а не разрушит его? Драко почувствовал, как сомнение завладевает им, словно ледяная волна накрыла всё его существо. Его дыхание стало рваным, пальцы побелели, сжимая палочку. В голове эхом звучал его собственные шёпот: — Какая из них? Молчание окружило его, тяжёлое и удушливое. Казалось, даже круг ждал ответа, дразня его своим нарастающим напряжением. Земля под ним словно начинала вибрировать, грозясь разорваться, если решение не будет принято. Ошибка сейчас была не просто вероятностью — она могла уничтожить всё, чего он пытался достичь. Драко сжал челюсти, его взгляд замер на пустом пространстве круга. Какая руна завершит этот цикл? Какая из них способна удержать равновесие между светом и разрушением? Внезапно тварь обрушилась на него с неистовой силой, сбивая с ног, как буря, что сметает всё на своём пути. Земля ударила в спину, вышибая воздух из лёгких, а перед глазами поплыли мутные круги, смешавшиеся с очертаниями битвы вокруг. Холодные, вязкие отростки порождения впились в плечи, их поверхность была склизкой, как сырая глина, пропитанная гнилью. Драко почувствовал, как от чудовища исходит густой запах смерти — гнилой, удушливый, почти материальный, будто сама тьма дышала ему в лицо. — Отвали от меня! — Драко закричал, его голос сорвался, пронзая гул битвы вокруг, как надломленная нота. Паника, сжимающая грудь, билась в его сознании, как пленённая птица, но инстинкт выживания кричал громче. Руки судорожно скользили по шершавой поверхности чудовища, пытаясь оттолкнуть его, разорвать его связь с собой. Масса порождения была чудовищно тяжёлой, казалось, она срасталась с воздухом, поглощала всё вокруг, подавляя движение. Дыхание стало рваным, грудь словно сдавило железным обручем. Холодный пот заливал лицо, но сквозь вихрь страха пробивалось нечто новое, нечто неизведанное. Это не был парализующий ужас, который тянет ко дну, это был гнев, жгучая решимость — как раскалённый клинок, внезапно пробивающий мрак. Его пальцы нащупали кинжал. Холод металла стал якорем, возвращающим к реальности. Одним резким движением Драко вонзил острие в отвратительную массу. Лезвие прорезало её с влажным, хлюпающим звуком, а изнутри вырвалась тёплая, вязкая жидкость, заливая ему руки. Порождение содрогнулось в судороге, издав хриплый, нечеловеческий стон, и рухнуло рядом с ним, обездвиженное. Драко остался сидеть, дрожащий, вымотанный, его пальцы мёртвой хваткой вцепились в кинжал, будто этот предмет был последней преградой между ним и бездной. Его взгляд скользнул по обмякшему телу, и он почувствовал, как горло перехватывает судорожный спазм. Это не было убийство. В этом существе не было ничего живого, ничего человеческого — только грязная, чуждая материя. Но что-то внутри, какая-то неясная, иррациональная часть его существа, всё равно откликнулась чувством омерзения и вины. Он отшатнулся, пытаясь стряхнуть тёмную жидкость с ладоней. Она была липкой, густой, словно обладала собственной волей, пытаясь впитаться в его кожу, оставить на нём свою метку. Его бил озноб, сердце бешено колотилось, а в голове пульсировала одна мысль: «оно больше не было человеком, не было человеком…». Его взгляд метнулся к кругу. Руны, которые он начертил, всё ещё сияли тусклым светом, от них исходила энергия, которая словно звала его завершить дело. Зелье, спрятанное в кармане, стало ощущаться тяжёлым, как камень. Он резко встал, пошатнувшись, и глубоко вдохнул. Если он сейчас не закончит, то это всё было напрасно. Мгновение, словно вспышка света в густой тьме, осветило хаос его мыслей. Медальон. Драко инстинктивно дотронулся до цепочки на шее, и металл, холодный на ощупь, ожил в его пальцах, будто ждал этого момента. Он поспешно вытащил его наружу, едва не порвав застёжку. Символ орла, обрамлённый древними рунами, мягко мерцал в приглушённом свете, словно шептал ему все ответы. Этот медальон, подарок от оборотня Гезима, был просто напоминанием о мимолетном романе и странной дружбе, но теперь этот талисман вдруг стал ключом к спасению. Его взгляд метнулся к части рун: Соулу и Кеназ. Знаки ожили в его памяти, соединяясь в чёткий, ясный образ. Воспоминание нахлынуло неожиданно, обжигая своей ясностью. Урок «Древних рун» на третьем курсе. Преподаватель, женщина с холодным, пронзительным умом, объясняла сложные структуры сочетаний рун. И Грейнджер, вечная зазнайка, на этот раз оступилась. Драко живо вспомнил её поднятую руку, уверенный тон — и как этот тон оборвался после язвительного ответа преподавателя. «— Мисс Грейнджер, если вы желаете, чтобы магическая буря разорвала вас на части, — с тонкой насмешкой произнесла преподаватель, — сочетание Райдо и Соулу идеально подходит. Это один из тех редких случаев, когда руны вступают в противоречие друг с другом, создавая неуправляемую энергию. Именно поэтому важно помнить философию сочетаний. По отдельности их значение понятно, но вместе они становятся чем-то совершенно иным, разрушительным. Запомните это как важнейшее исключение». Драко вспомнил, как его летающий оригами в виде изящного, но поникшего лебедя, украшенного насмешливой комбинацией рун, приземлился на её стол. Теперь же злорадная насмешка обернулась его собственным спасением. Соулу и Райдо — хаос и разрушение. Но Соулу и Кеназ — гармония света и преобразования. Ответ был прямо перед ним. Медальон стал ключом. — Это Кеназ, — выдохнул он, его голос был хриплым и дрожащим. В его голове внезапно всплыло знание, к которому он так отчаянно стремился. Его разум выталкивал из себя ужас пережитого, концентрируясь на символе. — Точно. Кеназ. Он опустился на колени, пальцы коснулись земли. С каждым движением он начерчивал последнюю руну. Линии ложились точно, как будто их вела рука невидимого мастера. Замкнув круг, он ощутил, как мощный импульс прошёл по его телу, заставив землю под ним дрогнуть, будто сама природа признала его выбор. На мгновение он прикрыл глаза, и в его голове прозвучало безмолвное «спасибо» — профессору, который научил его понимать философию рун, и Гезиму, чей подарок оказался не просто украшением, но и сыграло роль в его судьбе. Теперь всё было готово. Драко поднялся. Сердце стучало так громко, что гул заглушал даже звуки сражающихся существ. Он отошёл на несколько шагов, сжал руки в кулаки и прошептал, не отводя глаз от вспыхнувшего круга: — Пожалуйста… пусть всё получится. Мальчик метнулся к ближайшей колонне, словно к последнему бастиону, его дыхание сбивалось, сердце стучало так громко, что казалось, его мог услышать каждый на поле битвы. Он не знал, каким будет взрыв, выдержат ли руны его ярость, но укрыться — это было инстинктом, не столько продиктованным разумом, сколько волей к выживанию. Прижавшись к холодному камню, Драко вытянул из чехла флакон. Его пальцы дрожали, но в глазах пылала решимость. Всё внутри твердило одно: попади. Только это имело значение. Он сделал глубокий вдох, словно погружался в ледяную воду, и резко вышел из укрытия. Его рука, дрожа, поднялась, но в движении была какая-то пугающая точность, словно в этот момент страх отступил перед хрупкой грацией решимости. Флакон блеснул в тусклом свете, словно оповещая о своей судьбе. Время застыло. Мир вокруг затих, позволяя лишь зелью царствовать в этом мгновении. Флакон летел, описывая идеальную дугу, и, казалось, даже воздух вокруг уступал ему дорогу. Он промчался между борющихся чудовищ, едва не задевая костлявую лапу одного из порождений. Драко затаил дыхание. В груди всё сжалось от напряжения, а пальцы судорожно вцепились в колонну, как в якорь, удерживающий его в этом моменте. Флакон пересёк границу круга. БАМ! Звук взрыва, подобный небесной грозе, прорезал пространство, заставляя всё вокруг содрогнуться. Огромный столб пламени взметнулся ввысь, будто сама земля выпустила свой гнев. Свет, яркий и ослепляющий, на миг затмил всё, превратив поле боя в хаотичное полотно теней и искр. Пламя, заключённое в границах рунного круга, танцевало, как живое, пожирая всё, до чего могло дотянуться. Земля трескалась, сотрясаясь, словно пыталась сбросить тяжесть магии, рождённой в этом мгновении. Инферналы и порождения лугата, ранее безжалостные и не знавшие страха, бросились прочь, словно испуганные звери, стремясь укрыться в тенях. Они больше не были угрозой — они стали жертвами, затерянными в ярости света. Драко, прижавшись к колонне, чувствовал, как тепло взрыва обжигает кожу, несмотря на расстояние. Его грудь тяжело вздымалась, он пытался привести дыхание в порядок, но каждый вздох был коротким, почти болезненным. Вибрация от броска, казалось, всё ещё отдавала в его пальцах, а голова была наполнена эхом разрыва. Он выдохнул, закрывая глаза на мгновение. Он сделал это. Он попал. Поле боя застыло. Тишина, тонкая и зыбкая, повисла в воздухе, словно мир задержал дыхание. Для Драко эта секунда длилась вечность. Горечь страха уступила место странной, почти болезненной гордости. Внутри него, как слабый росток, пробивалось чувство, что он сделал невозможное.

***

Темный Лорд, окружённый своим куполом, почувствовал, как земля под ногами дрогнула, словно отдалённое эхо катастрофы. Его разум, острый и дисциплинированный, не позволил этой вибрации сбить его с ритма ритуала, но мгновенная вспышка света, прорезавшая пространство за пределами барьера, приковала его внимание. Поток магии, который он ощущал как живую сущность, изменился. Ткань силы, густая и плотная, вдруг ослабла, будто её изнутри лишили жизненной опоры. «Что-то изменилось», — мелькнуло в мыслях Темного Лорда, но он не позволил себе отвлечься. Эта перемена — факт, который требовал осмысления позже. Сейчас главной задачей было завершить ритуал. Что бы ни произошло за пределами защитного барьера, оно каким-то образом затронуло самого лугата. Сила сущности ощутимо пошатнулась, открывая ему возможность завершить начатое быстрее, чем он рассчитывал. Магия, насыщенная предельной концентрацией, подчинялась его воле. Темный маг направил всю свою энергию на заключительный этап ритуала. Его палочка, как продолжение его воли, выпустила ослепительный луч. Заклинание, словно клинок, прорезало пространство, нацеливаясь на ослабленную нить, связывавшую лугата с его порождениями. Звук, раздавшийся в этот миг, был подобен раскатам грома, резкому, оглушающему, будто сама природа вопила в знак разрушения. Тело твари, ещё секунду назад массивное, подавляющее своей зловещей грандиозностью, начало распадаться. Сначала это был едва заметный треск, словно старый камень начинал осыпаться. Затем, как волна, процесс разрушения охватил всё её огромное тело. Лугат осел, его форма распадалась, превращаясь в поток песка, что струился к земле, будто испарялся. Из его исчезающего туловища начали выпадать тела. Они были искривлёнными, словно их выворачивали в мучениях, мёртвыми и холодными. Эти останки, некогда принадлежавшие людям, падали, как куклы с оборванными нитями, безжизненно ударяясь о землю. Гора тел, отвратительная в своей мрачной красоте, вырисовывалась на том месте, где ещё недавно возвышался лугат. И вот, в кульминации разрушения, всё стихло. Чудовище исчезо. Лишь ветер, прошептавший между останками, и гора трупов напоминали о его некогда пугающем присутствии. Темный Лорд, не отрывая взгляда от места распада сущности, убрал палочку, но в его взгляде пылала непреклонная решимость. Сражение было выиграно, но его природа оставалась загадкой, которую он ещё намеревался постичь. Темный Лорд стоял неподвижно, его взгляд, полный хищной сосредоточенности, был прикован к месту распада сущности. Его рука, ещё сжимающая палочку, опустилась медленно, но в этом движении чувствовалась скрытая тяжесть. Его дыхание было ровным, но тело, казалось, отдавалось слабой дрожи, которую он немедленно подавил, как только осознал её существование. Он поднял руку и стер сигилы, выжженные на коже ритуалом. Следы магии темнели, словно ожоги, их линии были неровными и грубыми, но волшебная сила, впитавшаяся в них, всё ещё тлела остаточным жаром. Лорд взглянул на свою ладонь, а затем, с медлительной уверенностью, нарисовал новый знак. Очистительная руна легла на кожу, её линии засияли едва заметным светом, впитывая остатки темной энергии. Он выдохнул, чувствуя, как пульсация магии немного утихает, очищая его разум и тело от воздействия разрушительной силы. Волдеморт сжал руку в кулак, скрывая только что нанесённый символ, словно запирая его мощь внутри себя. Усталость, глубоко засевшая в мышцах и в самом ядре его сущности, начала немного отступать. Он не позволял себе полностью поддаваться её влиянию. Усталость — это роскошь, которую он не мог себе позволить. Тёмный Лорд снял барьер, и поле битвы утонуло в густой, давящей тишине. Заклинания заглушения растворились, но звук, возвращаясь, был приглушённым, словно мир отказывался полностью пробудиться от кошмара. Лишь хруст ветра среди обугленных обломков да едва уловимый шорох умирающей магии нарушали это безмолвие. На потрёпанной земле лежали порождения лугата. Когда-то страшные и уродливые, теперь они выглядели нелепыми — обмякшими массами, лишёнными воли и сути. Они больше не были орудием разрушения, а только сломанными осколками кошмаров. Инферналы, потерявшие цель, отступили в глубину теней. Их фигуры, выточенные из полумрака, растворялись среди руин, становясь частью угасающего ландшафта. Перед Повелителем вырисовывалась израненная земля, выжженная и истерзанная. В центре, словно открытая рана мира, чернела глубокая воронка. Жар, исходящий от неё, ещё напоминал о недавнем взрыве. По её краям чётко проступали линии круга, испещрённого рунами, которые мерцали, будто угасающие звёзды. Это слабое сияние, почти неуловимое, казалось, передавало отголоски той силы, что вспыхнула здесь, прожгла землю и исчезла, оставив за собой только пустоту. Взор Лорда остановился на месте, где ещё недавно стоял юный Малфой. Там, где его защищал барьер, теперь не было ни щита, ни самого мальчишки. Густое раздражение проскользнуло по его чертам, но глаза, узкие и хищные, оставались бесстрастными. Его пальцы на мгновение сжали рукоять палочки. Что вынудило этого мальчишку, которого он считал скорее пешкой, чем фигурой, так поступить? Он помнил, как слабый импульс пробился к его сознанию во время ритуала — жалкий отголосок тревоги и страха. Волдеморт проигнорировал его тогда, сосредоточившись на разрыве нити. Мальчишка должен был справиться, если не разумом, то хотя бы под страхом провала. Он шагнул к воронке, его движения были неспешными, как у хищника, высматривающего добычу. Его разум, острый, как сталь, просчитывал вероятности. Он знал, что Малфой мог действовать не по глупости, а по необходимости. Но какая необходимость могла заставить его пересечь границу собственного ужаса и вступить в бой? Мерцание рун на земле, чья энергия казалась знакомо чуждой, притягивало взгляд. Это был не его почерк, не его магия, но исполненная с такой точностью, что в иной момент это могло вызвать тень уважения. Лорд отвернулся от воронки и вгляделся в тени за руинами, его глаза искали юного Малфоя, исчезнувшего из поля зрения. — Получилось, — прозвучало тихо, но твёрдо. Он обернулся. Несколько шагов от колонны, словно вынырнув из теней, стоял юный Малфой. Его облик был далёк от привычного: измазанное грязью лицо, разорванные, окровавленные в нескольких местах одежды. Однако не это притягивало внимание. Глаза. В этих глазах исчезла мальчишеская неуверенность, уступив место чему-то новому, странно зрелому. Бледность его кожи казалась почти мраморной на фоне тёмных кругов под глазами, а серьёзность, исходившая от всей его фигуры, создавалась ощущение, будто перед ним стоит не подросток, а молодой воин, переживший свою первую битву. — Значит, ты жив, — тихо произнёс Темный Лорд, его голос прозвучал как далёкий раскат грома, больше задумчивый, чем одобрительный. Его глаза скользнули с мальчика на выжженную землю, где зияла глубокая воронка. Одним лёгким движением пальца он указал на неё. — Твоих рук дело? Юный Малфой вздрогнул, его плечи на миг дрогнули, но он сдержался. Руки сжались в кулаки, а голос, пусть и дрожащий, прозвучал с достойной твёрдостью. — Да, — произнёс он, едва заметно опустив взгляд. — Я пытался достучаться до вас, Милорд… Темный маг поднял руку, жестом пресёк его слова, не дав тому договорить. — Ладно. Позже, — коротко бросил он. Его голос был резким, но не гневным. Это был приказ, отсекающий всё ненужное. — Сначала нужно закончить бой. Его фигура двинулась вперёд, чёрный плащ за его спиной развевался, как тёмное крыло огромного хищника. Его шаги, размеренные, почти беззвучные, разрезали мёртвую тишину, окутывающую израненное поле битвы. Он приближался к горе из тел, выискивая признаки движения, малейший намёк на угрозу, которая могла бы вырваться из оставшихся теней. Гора из тел, некогда единый, чудовищный облик лугата, теперь выглядела безжизненной. Разорванные конечности, искривлённые лица, искажённые мукой, создавали зловещую мозаику из боли и страдания. Волдеморт остановился в шаге от этого хаоса, его глаза сузились, изучая всё до мельчайших деталей. Драко, держа дистанцию, остановился позади, его взгляд то и дело метался между Лордом и остатками существа. Несмотря на бьющийся в груди страх, он ощущал странную, непривычную уверенность. Всё, что он сделал до этого момента, всё, что довело его до этого места, внезапно приобрело смысл. Волдеморт резко взмахнул палочкой, и в воздух взвилась чёрная масса, извивающаяся в мучительном танце. Драко, не удержавшись, подошёл ближе. При свете тусклого заклинания он различил форму — продолговатое, бесформенное создание, напоминающее червя, беспрестанно извивающегося в агонии. Его чешуйчатая поверхность, переливаясь, напоминала жидкую тьму, а из безглазой головы тянулись крошечные отростки, колеблющиеся в ритме невидимого дыхания. — Что это? — вырвалось у Драко. Его голос прозвучал тише, чем он ожидал, словно место само отнимало силу звука. — Истинная форма лугата, — отозвался Волдеморт, не отрывая пристального взгляда от извивающегося существа. — Он не более чем паразит, питающийся страхом и энергией других. Слова повисли в воздухе, оставив за собой ледяной след. Драко стоял неподвижно, его разум бился в диссонансе. Как нечто, что казалось ему воплощением хтонической мощи, способной разрушать само восприятие реальности, оказалось столь жалким на вид? Эта сущность, представлявшая для него апофеоз тайны, свелась к извивающемуся телу, настолько ничтожному и бессмысленному. — Вы собираетесь убить его? — спросил он после долгого молчания, напряжённо вслушиваясь в собственный голос. Волдеморт медлил с ответом. Его палочка осталась вытянутой, удерживая лугата в воздухе, но его взгляд, проникающий и внимательный, будто сканировал червя, считывая каждую его тайну. — Каким бы жалким он ни казался, — начал Лорд, его голос был ровным, но в нём чувствовалась скрытая сила, — внутри он всё ещё опасный хищник. То, что мы видели, — уникальное явление. Ни один трактат, ни одна легенда не упоминают подобных способностей лугата. То, как он взаимодействует с душами, — это новая магическая модель. Было бы огромным упущением уничтожить его, не изучив как следует. Слова Лорда, сказанные с непреклонной уверенностью, разжигали в Драко странное чувство облегчения. Ему самому не хотелось видеть, как это существо, каким бы зловещим оно ни было, уничтожается в порыве эмоций или страха. Лорд Волдеморт, которого Драко привык считать воплощением разрушения, вдруг предстал перед ним в ином свете — как учёный, не способный сопротивляться жажде знаний. Это напомнило ему собственные амбиции, те, что он позволял себе признавать. Но одновременно это напоминание о том, что даже самые безжалостные могут ценить силу знания. Неожиданно для себя он обнаружил, что мысль об уничтожении лугата вызывала у него нечто близкое к сожалению. Возможно, это было связано с тем опытом, который он пережил. Или с той неясной связью, что он всё ещё чувствовал. Но, несмотря на это, он инстинктивно решил не делиться своими ощущениями с Лордом. Он сам не мог понять, что удерживало его — страх, осторожность или нечто более глубокое. — Принеси мне колбу из рюкзака, — приказал Волдеморт, его голос звучал отрешённо, будто существо полностью поглотило его внимание. Драко склонил голову в кивке и поспешно удалился, ловя момент, чтобы собраться с мыслями. Его шаги звучали глухо, словно земля под его ногами впитывала остатки битвы. Каждый вздох обжигал грудь, но в этом дыхании был странный вкус триумфа. Сегодня он ощутил в себе силы, которые раньше казались недосягаемыми. Это чувство было опьяняющим, как глоток свежего воздуха после долгого погружения под воду. Несмотря на страх и ужас, которые разрывали его ранее, сейчас его сердце наполняла вера в собственные возможности. Но эйфория быстро уступила место размышлениям. Проходя мимо теней, где затаились инферналы, он невольно замедлил шаг. Их фигуры, напоминавшие застывшие статуи, оставались неподвижными, но их пустые глаза словно следили за ним, вызывая странное ощущение тревоги, смешанной с жалостью. Это было мучительное осознание: когда-то они были живыми. Людьми. Возможно, их сердца билось так же, как сейчас билось его, в унисон страху и надежде. Эта мысль ударила по нему, как внезапный порыв ветра, обнажающий что-то давно спрятанное. Он попытался отмахнуться от неё, словно от ненужного воспоминания, но это было тщетно. Может, они не были жертвами Лорда, быть может, это тела давно забытых существ, обречённых на вечное служение. Но даже такая мысль не приносила покоя. Сила, которая некогда вдохновляла его, теперь казалась давящей. Это был не просто трепет перед мощью, это была тень чего-то большего, угнетающего. Наконец, он достиг рюкзаков и нашёл колбу. Она была холодной и скользкой на ощупь, как ледяной артефакт. Возвращаясь обратно, он старался не встречаться взглядом с инферналами, но их пустые очи, казалось, прожигали его насквозь, напоминая, что тьма, однажды коснувшаяся души, уже никогда не отпускает. Подойдя к Темному Лорду, он молча передал ему сосуд. Тот принял его без слов, полностью сосредоточенный на левитации существа. Рука с палочкой двигалась медленно, но с абсолютной уверенностью, словно управляла хрупким музыкальным инструментом. Червь, извиваясь, поднялся в воздух, его блестящее тело извивалось, испуская слабый, отвратительный свет. Когда существо оказалось внутри колбы, Лорд аккуратно закрыл её магией, накладывая тонкий слой чар, которые удерживали чёрную сущность. Затем он небрежным движением передал сосуд обратно Драко. — Держи крепче, — сухо произнёс он, не поднимая глаз. Юноша сжал стеклянную колбу крепче, словно она могла защитить его от мыслей, которые нахлынули внезапной волной. Холод стекла проникал сквозь кожу, напоминая о хрупкости границ между жизнью и смертью. — Теперь осталось навести порядок, — произнёс Темный Лорд, его голос прозвучал, как удар гонга, рассекая тишину. Он лениво взмахнул палочкой, и безжизненные тела порождений поднялись в воздух. Их уродливые конечности задергались, словно в последнем отчаянном танце. Массы плотной плоти и магической тьмы вращались под невидимыми нитями, управлявшими этим мрачным представлением. Воздух вокруг сгустился, становясь почти осязаемым, насыщенным напряжением, от которого сжималось горло. Юноша почувствовал, как его тело инстинктивно отшатнулось, но взгляд его остался прикован к жуткой картине. Каждый жест Лорда был пронизан безразличной решимостью, которая заставляла Драко почувствовать себя маленьким и незначительным перед этим проявлением силы. Но внутри него зазвучал голос протеста, глухой, но неумолимый, требующий быть услышанным. — Милорд, что вы собираетесь с ними сделать? — спросил он, голос дрожал, но в нём звучала настойчивая нота, которая могла бы удивить даже его самого. Темный маг повернул голову, окинув мальчика коротким, ледяным взглядом. В его глазах блеснуло раздражение, словно вопрос отвлекал его от чего-то более важного. — Эти тела станут частью моей армии, — произнёс он так, будто объяснял очевидное. Его голос был спокоен, почти равнодушен. — Я не склонен растрачивать впустую то, что может принести пользу. Их оболочки послужат мне лучше, чем если просто будут гнить здесь. Слова Лорда были холодны, как зимний ветер, но их звучание эхом отозвалось внутри юноши, потрясая его основы. Внутри разума что-то сдвинулось, словно треснул невидимый лед. Вместе с этим потрясением он ощутил лёгкое шевеление где-то глубже, ближе к самой своей сущности. Это не было физическим ощущением. Это был шёпот, сотканный из тысячи голосов, чей стон, едва уловимый, проносился сквозь его сознание, оставляя за собой след боли и отчаяния. Он осознавал: это не просто тела. Их оболочки не были безжизненными, как утверждал Лорд. В каждом из них теплилась искра сознания, слабая, почти угасшая, но всё ещё живая. Души, освободившиеся из власти лугата, теперь находились на границе нового рабства. Темный Лорд намеревался подчинить их своей воле, превратить в оружие, в инструмент своей непреклонной силы. Юноша ощутил, как в его груди поднялась волна, сжимающая сердце, словно ледяная рука сдавила его изнутри. Горло перехватило, а кровь в жилах застыла. Он опустил взгляд на колбу в своих руках, ощущая её тяжесть не только физически, но и как символ того, что он сам, возможно, стоял на границе чего-то, чего никогда не сможет простить себе. — Милорд, — голос Драко прозвучал неожиданно твёрдо, заставив Волдеморта на мгновение поднять голову. — Может, просто уничтожим тела? Их души заслужили покой. Они… слишком долго страдали. Драко сам удивился своим словам. Высказаться так прямо — это граничило с дерзостью, особенно перед лицом Темного Лорда. Но это предложение, эта искренняя просьба вырвалась из него без раздумий, будто принадлежала не ему, а чему-то, что зародилось в глубине его сознания, пока он блуждал в иллюзиях лугата. Воспоминания о том, каково это — быть пленником своих кошмаров, всё ещё жгли его разум, не давая забыть увиденное. Волдеморт медленно выпрямился, его бледное лицо, казалось, было высечено из мрамора. Он посмотрел на Драко с таким холодным презрением, что юноша почувствовал, как спина покрывается липким потом. — Обрести покой? — повторил он, словно пробуя эти слова на вкус. — Какое сентиментальное рассуждение, Малфой. Откуда вдруг такая тяга к альтруизму? Неужели ты, наконец, поддался своему внутреннему позору и решил воспеть гимн добродетели? Драко почувствовал, как что-то обжигающе холодное пронеслось по его спине. Но он не отвёл взгляда. Ему казалось, что за пределами логики его слова имели вес, смысл, который Лорд просто не может игнорировать. — Это… это не альтруизм, — произнёс юноша, голос его звучал ровно, но за спокойствием чувствовалось напряжение. — Эти люди, они страдали больше, чем кто-либо мог бы выдержать. Лугат держал их души в плену, заставляя вновь и вновь переживать свои худшие страхи. Это… это хуже, чем смерть. Мальчик сделал шаг назад, словно пытаясь удержаться в зоне невидимого барьера между ним и фигурой Темного Лорда, чей взгляд стал ещё более пронзительным. Однако на этот раз он не отвёл глаз, дерзко выдерживая контакт. Это дерзновение, неосознанное и неуместное, вызвало внутри Лорда едва уловимую вспышку раздражения, холодный язык пламени, который он не успел погасить. Волдеморт почувствовал, как в его груди поднялась волна возмущения. Этот мальчишка — этот бледный, едва оправившийся от страха юнец, — смеет говорить о таких вещах с претензией на понимание? О судьбах, душах, духе, страданиях? Неужели Дамблдор настолько пропитал сознание этих детей своими сентиментальными догмами, что даже тот, кто стоял рядом с самим Темным Лордом, повторяет эти банальности? Легкое движение плаща, и он шагнул вперёд, нависая над Малфоем, его силуэт приобрёл пугающие очертания, словно воплощение мрака в человеческой форме. — И что ты предлагаешь, мой юный моралист? — Лорд медленно обвёл рукой поле боя, его жест был одновременно театральным и презрительным. — Ты хочешь спасти тех, кого уже давно не спасти? Сжечь тела, чтобы «освободить» души? Что ты знаешь о душах? О том, что они из себя представляют? О том, как ими управлять? Души — это инструмент. Это ресурс, который волшебник с разумом может использовать. Её смысл не в каком-то абстрактном покое, а в том, чтобы служить, пока она полезна. Драко сжал кулаки, чувствуя, как гнев поднимается в груди. Ему хотелось возразить, но Волдеморт продолжил, не позволяя вставить ни слова: — Только глупцы презирают некромантию, полагая, что манипуляция душами — это нечто низкое. Это те же самые глупцы, которые закрывают глаза на истинную природу магии, видя в ней лишь инструмент для своих мелочных амбиций. Магия — это власть над всем. Над материей, над энергией, над жизнью и смертью. Только жалкие духом отрицают разные её аспекты. Каждое слово било, как удар хлыста, оставляя после себя жгучую боль. Драко прикусил губу, чтобы не ответить что-то, что могло бы усугубить его положение. Но Лорд заметил эту борьбу и улыбнулся — медленно, холодно. — Ограниченность моральными догмами делает тебя слабым, — произнёс Тёмный Лорд, его голос был одновременно мягким и убийственным, как шелест стали. — Я видел в тебе искру потенциала. Я полагал, что ты сможешь преодолеть оковы, наложенные твоей семьёй, обществом, и самое главное — твоими собственными страхами. Но раз за разом ты показываешь, что твоя хрупкая натура не выдерживает даже малейших испытаний. Ты слаб, потому что боишься. Боишься шагнуть за пределы дозволенного. Боишься узреть истину. Пауза повисла между ними, густая, как вязкая тьма, сквозь которую невозможно было дышать. Его глаза, холодные и неумолимые, встретились с полными внутренней борьбы глазами юноши. Они изучали, сокрушали, как если бы хотели пробиться сквозь оболочку до самой сути. — В конечном итоге, ты оказался таким же, как все остальные, — продолжил он, понижая голос до почти интимного шёпота. Этот тон, столь противоречивый в своей кажущейся мягкости, врезался в сознание сильнее крика. — Ты разочаровал меня, Драко. Юноша застыл, будто удар молнии парализовал его тело. Слова Лорда обрушились на него, как раскат грома, эхом разлетаясь в пустоте его сознания. Внутри что-то треснуло, словно стеклянный купол, сдерживающий бушующую лаву. Разочарование, гнев, горечь — всё это поднялось к горлу, будто мутная волна, лишая его возможности дышать. Ещё мгновение назад он чувствовал себя живым, значимым, сильным. Теперь всё это рассыпалось в прах, уничтоженное одним-единственным словом: «разочаровал». Темный Лорд, напротив, сохранял мраморное спокойствие. Его лицо, неподвижное, словно высеченное из камня, не выдавало ни единой эмоции. Но внутри что-то двигалось, тёмное и неумолимое, как волны под толщей льда. Острый всплеск гнева ударил его, как затопившая магия. Это чувство было редким гостем в его изуродованной душе, лишённой полноты эмоций. Крестражи давно вытеснили всё человеческое, что когда-то было в нём, заменив истинные чувства их тенями, мрачными суррогатами. И всё же сейчас, перед этим мальчишкой, Лорд ощутил то, что считал утраченным. Злость — холодная, опасная — закипела в нём. Слова юноши, его дерзость напомнили о другом, о фигуре с серебряной бородой, говорящей с пафосом и мнимым великодушием. Эти проповеди, полные жалости и лицемерия, всегда пробуждали в нём неукротимый гнев. Может, в Драко он видел ту же несостоятельность? То же бесполезное стремление к морали? Но вскоре ярость утихла, превратившись в ледяное равнодушие. Тёмный Лорд скользнул взглядом по мальчику, как учёный, оценивающий провалившийся эксперимент. В его глазах отражалось не только презрение, но и слабое, едва уловимое сожаление — не о мальчике, а о своих напрасно потраченном времени и усилиях. Юноша, напротив, едва сдерживал бушующую внутри бурю. Он хотел кричать, разрывать воздух словами боли и гнева, но вместо этого заставил себя говорить ровно. Его голос, низкий и сдавленный, всё же дрожал, как напряжённая струна. — Если мы закончили, я позволю себе отойти, — произнёс он. Слова звучали тихо, но в них звенел неумолимый протест, затаённый вызов, который он не осмелился бросить открыто. Юноша замер, его глаза с трудом оторвались от неподвижной фигуры мага. Но Темный Лорд даже не взглянул в его сторону. Всё внимание того было сосредоточено на манипуляциях с телами, как если бы Драко вовсе перестал существовать. Это равнодушие — хладнокровное, абсолютное — ударило сильнее, чем любое уничижительное слово. Лорд даже не соизволил ответить. Эта пустота, этот демонстративный отказ признать его существование, оказался худшим оскорблением. Не выдержав, мальчишка отвернулся и быстрым, почти торопливым шагом направился прочь. Его движения были резкими, но внутри каждое из них отзывалось звоном пустоты. В груди тлел огонь унижения — не привычного, не поверхностного, а глубокого, разъедающего, словно яд. Он ускорил шаги, как будто мог убежать не только от Лорда, но и от собственного чувства обиды. «После всего, что я сделал…» — эта мысль словно клинок резала его сознание, раз за разом напоминая о пережитом. Его пальцы судорожно сжимались в кулаки, ногти впивались в ладони, но он не обращал на это внимания. Образы мелькали перед глазами: как он смог вырваться из-под власти опасной магической твари, как разрезал барьер, бежал через поле, как сжимал в руках дрожащий кинжал, чертил руны под давлением ужаса. Он помнил каждое мгновение этого испытания, каждый миг, когда страх боролся с решимостью, и он, пусть и с трудом, но побеждал. Но всё это, весь его подвиг, казалось, обратились в прах под равнодушным взглядом наставника, обесцененным и забытым. Юноша остановился, позволив своей спине опереться о холодный, выветренный камень колонны. Его дыхание было хриплым, прерывистым, а сердце билось так яростно, будто стремилось прорваться сквозь ребра. Внутри всё кипело — не просто гнев, но нечто гораздо более тягостное, острое, как нож, и вместе с тем вязкое, как смола. Это была невыразимая смесь обиды, горечи и чувства несправедливости. Его руки сжались в кулаки, ногти оставили на коже ладоней полукруглые, болезненные отметины. Боль, казалось, едва касалась его сознания, теряясь в вихре мыслей. «Как он мог? Как он посмел? — разрывался голос внутри. — Всё, что я сделал… Всё это было ради него, для него! А он бросает мне в лицо это «разочарован»? Этот холодный, бессердечный ублюдок!» Не в силах сдержать переполняющее его чувство, он ударил кулаком по грубой каменной поверхности. Боль отозвалась резким уколом, а кровь, тонкой полосой выступившая на костяшках, принесла странное облегчение. Огонёк ярости в его глазах разгорелся ещё сильнее. Ему захотелось броситься назад, ворваться в пространство Лорда, словно ураган, схватить его за горло и вытрясти из него всё это невыносимое спокойствие. Хотелось ударить его — снова и снова — до тех пор, пока лицо не исказится, пока эта маска надменности и силы не рухнет. Хотелось видеть его уязвимым, слабым, сломленным. Его кулаки уже жаждали ощущать хлесткую боль от ударов, превращая ярость в физическое действие. Но в тот момент, когда этот образ, полный разрушения, вспыхнул в его воображении, он внезапно изменился. Лицо тёмного волшебника, изуродованное ненавистью, исчезло, уступив место другому — молодому, человеческому, с безупречными чертами, с глазами, холодными и жестокими, но манящими, словно гипнотическое пламя. Это лицо всколыхнуло в нем не только гнев, но и что-то куда более опасное — желание. Дыхание участилось, и дрожь пробежала по его телу, но уже не от злости. Это было воспоминание, от которого он пытался избавиться, чувство, которое он изо всех сил гнал от себя, но оно вновь пробудилось, как забытая мелодия. Это лицо некогда разожгло в нём желание, столь сильное, что оно вытесняло из сознания всё остальное. Он хотел одновременно уничтожить это лицо и приблизить его к себе, прикоснуться, почувствовать эту человечность, которой было лишено иное воплощение Тёмного Лорда. Хотел вычеркнуть этот образ из своей памяти, но каждый раз, когда пытался это сделать, он всплывал с ещё большей силой. Внутри него всё сплеталось в мучительный водоворот: ненависть и желание, гнев и страсть. Эти чувства словно стекались в единый узел, напряжённый, словно туго натянутая струна. Он закрыл глаза, пытаясь оторваться от этих мыслей, но вместо этого они захватили его ещё сильнее. Ему хотелось стереть всё это, забыть каждое мгновение, которое связывало его с Темным Лордом. Хотелось вернуть ту беспечность, ту пустоту, что существовала до него. И чем сильнее он пытался подавить это, тем ярче разгорались воспоминания, тем сильнее разрастался этот внутренний пожар. «Как можно ненавидеть и хотеть одновременно? Как можно презирать того, к кому ты больше всего жаждешь прикоснуться?» Он упёрся лбом в холодный камень колонны, чувствуя, как гнев вытекает из него вместе с бессилием. Лорд вновь обесценил всё, через что он прошёл. Всё, чем он хотел быть, чего он стремился достичь, оказалось в глазах наставника ничтожным. И, несмотря на это, мальчик всё ещё желал его признания, жаждал, чтобы Лорд хотя бы раз посмотрел на него как на равного. — Я… ненавижу тебя, — прошептал Драко, его голос дрожал, но в этих словах звучала не только злость, но и отчаяние. Он хотел бы вычеркнуть этот разговор, забыть слова, которые раздирали его, оставить только ту иллюзию, в которой он, хоть ненадолго, был героем. Но это было невозможно.